Перейти к публикации

Поиск по сайту

Результаты поиска по тегам 'закончен'.

  • Поиск по тегам

    Введите теги через запятую.
  • Поиск по автору

Тип публикаций


Форум

  • Узнать новое и познакомиться
    • Возможности форума и как им пользоваться
    • Новости сайта и форума
    • "Вестник Цветущих Мхов"
  • Отправиться в Страну Цветущих Мхов
    • Ролевая парадная
    • Ролевая игра
  • Принять участие
    • Конкурсы и челленджи
    • Игротека
    • Помощь сайту
    • Оффлайны
  • Присоединиться к проекту
    • Аудиокниги
    • Народный перевод
  • Творить
    • Рисунки
    • Фанфикшн
    • Поэзия и музыка
    • Поделки, стафф и косплей
    • Медиа- и гейм-арт
  • Обсудить
    • Мир Рэдволла
    • Книги и герои
    • Мультсериал
    • The Lost Legends of Redwall
    • Рэдволл-ссылки
  • Пообщаться
    • Праздники
    • Свободное творчество
  • Архивы
    • Архивы

Искать результаты в...

Искать результаты, содержащие...


Дата создания

  • Начать

    Конец


Последнее обновление

  • Начать

    Конец


Фильтр по количеству...

Зарегистрирован

  • Начать

    Конец


Группа


AIM


MSN


Сайт


ICQ


Yahoo


Jabber


Skype


Город


Интересы


ВНИМАНИЕ! Обязательное поле! Чем вам нравится Рэдволл?


Номер телефона:

  1. Как вы помните, на недавнем конкурсе "Фанфики-даалоги" появился рассказ с участием Гонфа и Джейкса от @Lasker. Это вдохновило меня написать собственную историю о Джейксе и рассмотреть в ней все те проблемы, которые я нашёл для себя в "Рэдволле", глазами автора. Это, конечно, не документальный рассказ. Это некая фантастическая реконструкция того, каким Джейкс мог бы быть и что он мог бы думать по ряду вопросов. Спасибо, Ласка. – Ты, помнится, говорил, что твои персонажи будут такого размера, какой подскажет воображение. Стало быть, твоё собственное велело мне быть таким… Странно, но Брайан Джейкс вовсе не удивился и не испугался, когда поднял взгляд от книги и в кресле напротив себя увидел Мартина Воителя. Как будто не было ничего необычного в том, что в твоём кабинете поздно вечером из ниоткуда появляется огромная антропоморфная мышь… Ну, или мышевидный человек, если угодно. Кажется, теперь таких существ, которых он столько раз описывал в книгах о Рэдволле, стали называть словечком «фурри» и даже состряпали вокруг них какую-то субкультуру. В подробности Джейкс, впрочем, не вдавался. Он вообще не любил всяких новомодных явлений и понятий. Мартин расселся, положив лапу на лапу, и мягкие отсветы лампы падали на покрывавшую их бледно-розовую кожу, складки тёмного плаща и шерсть – серую, не бурую, которую додумались нарисовать канадские мультипликаторы. Знаменитый меч стоял, прислонённый к креслу, и его слабо поблёскивающий клинок казался серебряным. В полумраке виднелись шкафы, заполненные книгами, картины, грамоты. С улицы доносились гудки машин и иногда вопли подвыпивших компаний – всё-таки шли предрождественские дни. – Ну что же, Мартин, - Джейкс мягко усмехнулся, смотря прямо в умные мышиные глаза, – Пришёл загадать ребус, который мне надо будет отгадать? Чтобы найти, допустим, бумагу о списании всех банковских долгов… «Ну что же, мистер Джейкс, – с горечью подумал он, — вот ты и впустил взрослый мир в свои фантазии…» – Нет, нет. Оставь это для следующей книги, – лапа приподнялась, слегка пошевелив плащ. – Ты ведь хотел поговорить о прошлом, да? О пройденном пути. Это твоё подлинное желание, Брайан, не отнекивайся! Подлинное? Он прошёлся мысленно по последним дням, неделям, месяцам и подумал, что, пожалуй, нечто такое и вправду было. И сейчас оно, пробудившись, уверенно, властно полезло наружу, словно бобовый стебель из сказки про великана. Странно, конечно, будет беседовать об этом с мышью, тем более с собственным персонажем, но если много лет он не мог позволить себе быть откровенным, то стоит ли упускать шанс теперь? И неважно даже, кто это такой – оживший книжный герой, существо из другого мира или глюк, говорящий о необратимых процессах в мозгу. Давай, Брайан. Исповедуйся выдуманной тобой же мыши! Эта мысль вдруг рассмешила его. Джейкс хохотал, откинув голову, Мартин же терпеливо ждал, когда он успокоится. – Ну ладно. Я не против, – Джейкс, крякнув, встал, открыл дверцу шкафа и вытащил тёмную бутыль. – Бордо, урожай две тысячи пятого. Угощаю! – Конечно, я предпочёл бы октябрьский эль. Но спасибо. Мартин поднёс стаканчик к морде и выпил его содержимое маленькими глотками. Брайан же опрокинул его в себя за раз и с довольством ощутил знакомое тепло внутри. – Врачи рекомендуют. Кстати, если решил устроить мне взбучку, попрошу всё же поаккуратнее. А то, знаешь ли, мой моторчик не в лучшем качестве, – он похлопал себя по груди и тут же подумал, что его герой, по идее, не должен знать слова «мотор». – Во всяком случае, таких глюков, какие ты дарил Клуни, мне не потянуть. – Нет, разумеется. За тобой же не водилось его подвигов. Хотя, если припомнить всех погибших героев… – лёгкая улыбка тронула мышиную морду. – Ладно, ладно, пошутил я. Но всё-таки… Без малого двадцать пять лет. Больше двадцати книг. Большой путь. Особенно с точки зрения того, кто бесконечно возится с этими всеми твоими мышами, кротами, выдрами, видения им подсовывает… Что скажешь, Брайан? Ты доволен достигнутым? Джейкс взглянул в сторону окна, за которым сквозь разрез штор виднелись уличные фонари, на тёмные громады шкафов, на круг света от лампы, падавший на открытый «Жемчуг Лутры» – да, он перечитывал собственную книгу, словно хотел что-то понять в самом себе – и уверенно ответил: ­­­­­­­­­­– Нет. Мартин медленно кивнул. – Что-то пошло не так? Джейкс неотрывно смотрел на странного гостя, постукивая пальцами по подлокотнику. Конечно, здорово было бы наконец-то выговориться, изложить всё, что он передумал, что познал при создании собственных миров – даже если выслушает всё это рождённый больным мозгом мираж. Но в то же время Брайан не собирался вот так сразу всё этому типу вываливать. Нет-нет, дорогой Мартин, позволь тебя для начала прощупать… – Я хорошо помню все претензии критиков. Ну, что у меня непродуманный мир, одни и те же сюжетные ходы, плоские персонажи, эта, как её, чёрно-белая мораль… Но ты же, полагаю, в курсе, для кого я писал? Дети, Мартин. Диббуны. Диббунам нужны простые и понятные вещи. Без философий, тонкостей и полутонов. С чёткими и ясными установками… – Пффф… – Мартин выпустил воздух через губы, как делают, когда слышат какую-нибудь глупость. – Ты вправду думал, я поведусь на это? Невысокого же ты о мне мнения, Брайан! Диббунам предстоит жить в мире, где есть и тонкости, и полутона, где враги и друзья не выкрашены в готовые цвета. Мир, в котором друг может предать, а враг – поступить благородно… Джейкс прищурился. – Тебя послушать, так надо спалить в костре вообще все сказки нашего мира. С их примитивностью и однозначностью. – А вот и нет! Знаешь, в чём подвох? Твои книги – уже не сказки. Их герои – не картинки к басне. Они сложнее. Всё это хорошо для басни на три страницы – плохая лисичка залезла в курятник, хороший пёсик её прогнал. Но ты-то придумал целый мир. Мир, населённый кучей народов, со своей историей и культурой. И если в нём все хорьки однозначно плохие, то читатель вправе задать вопрос – а какого, извините, это так? – В корень смотришь, – Джейкс хмыкнул. Похоже, от такого собеседника не отвертеться простыми фразами, какие он привык излагать журналистам и при встречах с читателями. – Да, пожалуй, мир Рэдволла весьма недурно так вырос из того зерна, которые мы с Матиасом… да и с тобой посеяли в «Воине Рэдволла». Вот только я не Толкиен, понимаешь? И создавать сагу про кольца с этой вашей «продуманностью» не собирался. – Но книги продолжал писать, – заметил Мартин. – Да-да. И если скажешь, что это моя ошибка, я не буду спорить. Не нужно мне было вестись на все те уговоры, подписывать контракт… –Джейкс сердито махнул рукой. – «Воин Рэдволла» был уникальной книгой, самодостаточной. Вещью в себе. Таким бы ему и оставаться… – Ладно. Что сделано, то сделано, – в голосе Воителя послышалась снисходительность, довольно, кстати, обидная. – Итак, ты решил посвятить свои труды вечной теме борьбы добра со злом. В чистом, заметим, виде. И, как главный хранитель и воин светлой стороны, позволю себе задать вопрос: а не кажется ли тебе, Брайан, что с твоим добром… ну… что-то не так? Джейкс ощутил, как тревога легко прошлась по нервам. Казалось, Мартин начал подбираться к самым неприятным для него темам, самым болезненным, к тому, что он тщательно хоронил в дальних уголках сознания и что лишь иногда осмеливалось оттуда вылезать, отравляя сон. – А что именно? Жестокость? Ну извини, у нас условное средневековье, не так ли? – Джейкс развёл руками, но жест получился каким-то театральным, неестественным. – На войне как на войне. Да, согласен, обваренные кипятком и заживо похороненные крысы выглядят не очень эстетично и гуманно, так же, как и кот со сломанным позвоночником. Пожалуй, не надо было мне всё это… описывать. «Смаковать, Брайан, – мысль прозвучала в голове с издевательской откровенностью. – Ты смаковал всё это, как диббуны смакуют первую чарку октябрьского эля! Давай, признайся в этом хотя бы сам себе, старый садист!» – Нет, я не о том, – Мартин отмахнулся, перекинул лапу на лапу, и складки плаща причудливо замерцали. – Насколько я знаю, у людей понятие добра и зла всегда основано на системе ценностей. С правилами, принципами, авторитетами. Догадываешься, что я хочу спросить? Несмотря на прохладный воздух – что-то неважно было с ливерпульским отоплением – Джейкс почувствовал пот на теле. Эта наглая мышь с мечом, что она решила ему навязать? Интервью или допрос? – У нас-то такая где? Ради чего мы живём, Брайан? Как припоминаю, был у нас какой-то орден, какой-то устав, когда мы ещё бедняжку Мэриел приютили. Было ведь, да? А потом… Потом куда-то он делся. Может, объяснишь, куда? Рука прошлась по домашней рубашке на груди. Внезапно Джейкс ощутил себя Бадрангом, отступавшим перед всё новыми ударами Мартина. Вот-вот, ещё один шаг – и его пронзит меч, сжатый его собственной лапой. Тот меч, который он придумал сам. Те книги, что он сам написал. Впрочем, не пора ли перейти в наступление? Что-то его творение больно много о себе возомнило! – Знаешь, был у нас в Англии ещё один писатель – заговорил Джейкс после недолгого молчания, – и тоже, представь себе, сочинил историю про разумных зверей. И даже заповеди у них там свои были. Вот только в итоге они их заменили одной-единственной… Дай-ка припомнить… «Все звери равны, но некоторые равнее других»! – он демонстративно поднял указательный палец и хохотнул. – Как думаешь, приятель, хотел бы я, чтобы рэдволльцы кончили так же? Рэдволл – не государство, не царство и не монастырь. Это семья. И его нельзя загнать в рамки уставов и законов. Место мира и покоя, где все заботятся друг о друге. Вот зачем я всех вас создал, понятно? Злая усмешка исказила мышиную морду. Джейкс ещё говорил, когда понял, что этими словами сам себя загоняет в западню, даёт Мартину возможность ввернуть в разговор то страшное, тёмное, жуткое, что таилось за красивым образом древних красных стен. Впрочем, пусть. Использованное оружие не так страшно, чем то, что тебе только ещё угрожает. – Семья? Мир и покой? А тебе никогда не казалось, Брайан, что всё это в твоём мире существует… не для всех? Совсем не для всех? И даже не для большинства. Позволь напомнить только одно имя… Джейкс закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Покров. Слово прозвучало, словно выстрел, вспыхнуло искрами в ночи, как будто огненный вихрь вырвался из кузни Владык-Барсуков. Покров, маленький хорёк, сын Сварта Шестикогтя, приговорённый самим своим происхождением. Вспомнился сон, что посетил Джейкса вскорости после выхода «Изгнанника», когда поток возмущённых писем по его адресу ещё только звенел слабеньким ручейком. Вот он идёт по Ливерпулю, заходит в какой-то бар, где никогда не был, и видит внутри своих героев – разумных зверей. Подсаживается за столик к одинокому хорьку, тот вскидывает злобную чёрно-белую морду… – Ты… Ты не дал мне стать добрым! Ты заставил меня быть плохим! Даже после того, как я спас Бриони ценой собственной жизни, эта вонючая мышь отреклась от меня! По твоей воле! Ты – убийца, Брайан Джейкс! Убийца! – Почему, Брайан? – Мартин говорил с искренним недоумением. – Просто скажи – почему? Тебе так важно было показать, что в твоём мире нравственность определяется происхождением? Что хорёк будет плохим, даже если кого-то спасёт? А ведь ты мог написать историю о том, как Покров медленно преодолевал бы наследственность, становился героем, как ему наконец, после долгих споров, вручили бы мой меч. Великий день! Впервые в истории воином Рэдволла стал исправившийся хищник! В глазах зверей блестела надежда, что наконец вечная вражда закончится! А ты уничтожил всё это. И не дротиком Сварта, а словами Бриони. Почему? Джейкс повернулся к окну. С улицы донеслась какая-та трактирная песенка, исполняемая несколькими явно хорошо промытыми глотками. «Интересно, – подумал он, – а они читали мои книги? Хоть когда-нибудь?» – Я в курсе, что на некоторых моих читателей история Покрова произвела, хм, нехорошее впечатление… Это было мягко сказано – очень и очень мягко. Джейкс хорошо помнил, как изменились приходившие ему письма после того, как «Изгнанник» вышел в свет. Вместо всяких «Спасибо добрый дядя Брайан за чудесные сказки», написанных детским почерком с милыми грамматическими ошибками, из конвертов теперь появлялись листы с ровными строгими буквами. Буквы сообщали, что мистер Джейкс – старый расист, колониалист и мракобес, а его книги хорошо бы употребить на растопку. Однажды он нашёл в камине остатки писем, к которым не прикасался. Кто-то из семьи постарался, чтобы он их не увидел. И он мог это понять. – Многие поносили и проклинали Бриони за её слова о Покрове… – Джейкс налил ещё вина и пригубил, – Ну, то, что он всё-таки плохой и всё такое. Но вот никто, кажется, так и не понял одной простой вещи. Бриони – это я! С удовлетворением Джейкс смотрел, как удивлённо вытягивалась морда Мартина. Наконец-то он смог его как следует поддеть. – Да, да. Та часть моей писательской личности, которая отчаянно пыталась выскочить из привычного мира, где всё определено и понятно. Где есть чёрные плохие и белые хорошие. Которая зудела в моём мозгу с этими своими – «Давай, Брайан! Сойди с тропы! Ломай стереотипы! Покажи, что это твоё красностенное аббатство может исправлять хищных зверей!» И я совсем близко подошёл к границе, ближе, чем когда бы то ни было… Но остановился на краю. Бриони отреклась… Не только от Покрова. От самой идеи о том, что хищники… паразиты… нечисть могут становится хорошими. Нет, пусть уж всё остаётся, как было. Сложности и неоднозначности ищите в других книгах! – Но почему… Почему тебе так дорога эта привязка морали к виду? – Мартин крутил головой, лапы скользили по плащу. – Что это даёт твоему миру, тебе самому как автору? – Знаешь принцип карточного домика? А, у вас вроде таких игр нет, ну да, аббатство всё-таки… Так вот, представь башню из палочек. Из маленьких таких палочек. Ты вынимаешь всего одну из основания – и всё рушится. Бах! Понял? Если бы я ввёл одного хорошего хорька – возник бы вопрос, а почему все остальные плохие? Что их заставляет быть такими? Как устроено их общество, есть ли у них семьи и дети? Скорлупа лопается, ты выходишь в большой мир… В котором Рэдволлу уже не будет места. «Не только поэтому, – вновь вспыхнула мысль. – Покров был чужаком. Чужак не может быть, не имеет права быть хорошим. Бриони, защищавшая его, замаралась, сама стала чужаком. Отречение было искуплением, очищением от скверны. И не говори, что не понимал этого, старый писака!» – То есть… Ты боялся сложности? Джейкс кивнул. – Да, боялся. Боялся выйти из привычного мира в эту самую Большую Литературу со всякими сложностями, неоднозначностями, философиями, колебаниями и логическими цепочками. И Рэдволл, мой Рэдволл был бы там просто перемолот. Слишком многое пришлось бы объяснять и прописывать заново. К такому я был не готов. Не готов и сейчас. – Но ведь были же у тебя неоднозначные герои. Ромска. Помнишь Ромску, Брайан? Хорчиху-пиратку, что спасла аббата Дьюррала? – Да, да, разумеется… - Джейкс усмехнулся при мысли, что как раз на страницах с её участием сейчас открыт «Жемчуг Лутры» на столе. – Но она меня уже не задевала с такой силой. Выбор был сделан, и исключения не могли его переломить. Сначала мне нужен был просто кто-то, кто бы обеспечил безопасность Дьюррала и Фиалки на пиратском корабле, а потом подумалось – почему бы не исправить впечатление от предыдущей книги? Бриони отреклась от Покрова, но Дьюррал не отрёкся от Ромски. Но это его личная история, не история всего аббатства. При искусном подходе ты можешь вытащить палочку так, чтобы башня не упала. Джейкс и Мартин молча сидели друг напротив друга. От дыхания шерсть на морде воителя слегка шевелилась. – Объяснять… – тихо произнёс Мартин. – Ну да. Объяснить, например, почему Рэдволл именуется аббатством, почему там аббат и монахи. Пришлось бы затронуть тему… Мартин вдруг запнулся. – Говори, приятель. У нас же вечер откровенности, не так ли? – …Религии. Ноги затекли. Джейкс встал, неуклюже подошёл к окну, отодвинул штору. Свет уличного фонаря ударил в глаза. Интересно, подумал Джейкс, его лицо сейчас выглядит зловеще? Словно лис Слэгар, добрый старый сказочник сбрасывает маску… – Когда я сочинял первую книгу, то был уверен, что мои читатели… слушатели… не станут спрашивать, как мыши служат мессу, подчиняется ли их аббатство святому престолу или каким образом крестился Бэзил Олень. Собственно, я об этом и не задумывался. Аббатство было для меня только образом. Но потом пошли вопросы… – Ты можешь тысячу раз сказать, что имел ввиду что-то там своё, – произнёс Мартин. – Нельзя как угодно вертеть словами, созданными до тебя. Аббатство, монахи, колокола имеют вполне определённый смысл. Как тут у вас в Англии говорят, если что-то крякает как утка – называй это уткой. Джейкс с подозрением глянул на воителя. Что-то многовато он всего знал для книжного персонажа. – Эй, не смущайся! Я знаю больше, чем ты предполагаешь. Не век же мне сидеть в этом… аббатстве, правда? – Возможно, в какой-то момент я и хотел написать христианскую сказку, – Джейкс задумчиво смотрел в окно, напротив которого неоновым огнём пылала вывеска магазина. – Сейчас уже не вспомню. Но, во всяком случае, это быстро прошло. Знаешь, обучение в католической школе лично для меня стало своего рода прививкой от религиозности. А остатки расположения к этому всему я сжёг сам. В «Жемчуге Лутры». Понял, о чём я? Мартин нахмурился. – Неужто о церкви святого Ниниана? – О ней самой. А теперь сопоставь факты, раз такой умный. «Жемчуг» вышел в 1996 году. Скандалы вокруг католической церкви тогда ещё не были настолько открытыми, как теперь, но многое уже вылезло наружу. Например, насилие над детьми. Припомним-ка… Мышка Пикним, убитая галками в церкви. Чёрными птицами. Девочку убивают церковные чёрные птицы. Сечёшь? Мартин молча кивнул. – Ну вот. А болваны из «Национального католического регистра», навязавшие мне интервью, видать, так и не поняли. Да, недостойное поведение одного, нескольких, даже тысячи священников не отменяло христианства как такового, но был ли он, Брайан Джейкс, вполне верующим хоть когда-то? Сейчас он готов был ответить отрицательно. И признать, что не хотел видеть своих героев религиозными – всерьёз религиозными. Даже с учётом странного культа вокруг персоны вот этого ушастика, что расселся в его кабинете. От окна тянуло сырым холодом. Джейкс задёрнул шторы, прошёлся вдоль шкафов. Книги стали его жизнью – то ли второй, то ли первой, то ли единственной. Наверное, когда его похоронят, то на памятнике тоже нарисуют книгу. Вот только догадывался ли кто, что для него самого стояло за всеми этими наивными историями про весёлых и добрых зверюшек? – А теперь дай мне наконец поговорить самому. Без твоих ценных указаний и вопросов. Да, да, мне приходилось все истории строить вокруг Рэдволла. И я уже не мог сломать его образ, переделать из аббатства, ну, в сельскую коммуну или ещё чего. И объяснить толком, откуда в моём мире взялось слово «аббатство», тоже не мог. Стишок про Ниниана ещё прокатил, а тут ничего не поделаешь. Такая вот ловушка… Прям кровавый гнев. «Кровавый гнев. То, что позволяет зверю убить тысячи врагов, но создаёт угрозу друзьям. А разве простота и наивность моих книг не позволяли мне легко спасать положительных героев, при этом рискуя потерять расположение читателей?» –Во всяком случае, идея оставалась той же – добро против зла, просто добро против просто зла. Но что-то с моим добром пошло не так. Настал момент, когда я понял, что оно не вызывает сочувствия читателей. Хуже того… Они начали сочувствовать злу. Мартин потянулся так, что лапы захрустели. Если он и был всего лишь видением, то весьма недурно проработанным. – Ну разумеется, дорогой Брайан! Если показать диббунам, с одной стороны, крутого крыса с рогами, командира, полководца, а с другой – скучных прожорливых псевдомонахов, кому, как думаешь, они станут сочувствовать? – Критики уверяли, что, дескать, мои плохие персонажи настолько омерзительны, что ни одни ребёнок не станет им сопереживать. Ха! Как бы не так. И, что тут сказать, ты прав. Добродетель в моих книгах оказалась скучной… Обывательской. Мои герои не ставили великих целей, типа осчастливить весь мир, создать новую религию и всё такое. Да и на праведников в христианском смысле не очень-то походили. Они просто хотели спокойной, мирной и сытой жизни. Да, сытой! Мне вечно говорили: «почему в твоих книгах столько жратвы? Что это за монастырь чревоугодников?» Они не понимали, что я застал военные годы, когда вкусная еда была редкостью… Кажется, он переволновался. Что-то тревожно зашумело в груди. Вздохнув, Джейкс потопал обратно к креслу. – Спокойно, спокойно, друг мой, – мягко произнёс Мартин. – Это всего лишь книги, не так ли? «Всего лишь! – угрюмо подумал Джейкс. – Знаешь ли ты о страхе, который преследовал меня все эти годы? Страхе перед реализмом и сложностью, которые угробили бы рэдволльский дух. Сколько раз я ломал и комкал сюжеты, закрывал тропинки, которые могли бы увести прочь от знакомой дороги. Невероятное везение геров, возникающие из ниоткуда непобедимые зайцы, сходящие с ума хищники – всё, лишь бы зло не победило! И чего ты достиг, Брайан? Того, что твои читатели влюбляются в Слэгара и Клуни, сочувствуют Белолисам и Чистым хорькам?!» Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги. – В мои книги проникало всё больше мрака. Странная погоня за сокровищами в «Трисс» и «Блуждающих огнях»… Трупы, каннибализм, магия в «Талисмане»… Утопление инвалида Агарну… Сейчас я думаю, что аббатство Рэдволл исчерпало себя. Да, да, можешь дальше обвинять меня, что я сделал из него не какой-нибудь маяк надежды для всех жителей Страны Цветущих Мхов, а всего лишь обитель сытого покоя. Что есть, то есть. Его история должна завершиться… Уши Мартина резко дёрнулись. – Рэдволл должен быть разрушен. Конец. – Вот как! – Мартин с откровенным довольством потёр лапы. – И кому же ты доверишь сделать то, о чём безуспешно мечтали поколения хищников? Может, из неведомых земель явится армия бронированных медведей, а очередной лорд-барсук решит, что хватит уже спасать это… странное заведение? – Сейчас я пишу очередную книгу… Там будет племя морских выдр, которые в своей борьбе с паразитами максимально к ним приблизятся. Их вождь будет расхаживать в одеянии из шкур хищников… Рот Мартина приоткрылся, то ли от ужаса, то ли от восхищения. – А ещё я начал набрасывать другую книгу. В ней эти выдры столкнутся с хищниками Страны Цветущих Мхов в борьбе за сокровище, допустим, закопанное Джиндживером на старой ферме… – Очередное великое сокровище, о котором никто ничего до сих пор не слышал… – Мартин вздохнул и закатил глаза. – А рэдволльцы по дури и жадности втянутся в эту борьбу! Возможно, добавится конфликт внутри аббатства. Например, из-за клуба «Диббуны против сна», который превратится в тайную секту. Так или иначе, но аббатство погибнет. Звери покинут его, но, быть может, кто-то поднимет знамя добра, и история начнётся заново… – Твои читатели не поймут тебя. Конан Дойл тоже хотел в своё время отделаться от Шерлока… – Очень скоро мне будет это всё неважно, Мартин. Уже скоро, я чувствую это. Успею ли я, вот вопрос… Мартин встал и, бесшумно ступая по ковру, двинулся к Джейксу. Меч сверкнул в его лапах. Так что же, он явился, как вестник смерти? И всё было только для этого? «Пригнувшись и выставив меч вперёд, Мартин побрёл по воде на врага – всплыло вдруг в сознании. – Цармина отступала от покрытого кровью, но не сломленного Мартина». Неужели сейчас хлынет вода, поглотит его, затянет в тёмную бездну, откуда нет возврата? – Откажись от авторских прав, Брайан, – чётко произнёс Мартин. – Сделай Рэдволл общественным достоянием. Пусть твои поклонники ломают и перекручивают канон, как захотят. Пишут и публикуют новые книги, в которых расширят и объяснят твой мир и пойдут туда, куда боялся идти ты. Давай, Брайан! Вот, что ты можешь сделать! – Увы, невозможно. Авторские права принадлежат издательствам. А я всего лишь поставщик литературы… – Выкупи их! Давай! Давай! Давай!.. – Пап? Папа, ты в порядке? Джейкс вздрогнул всем телом и очнулся. Рядом никого не было. В коридоре горел свет, и через дверные стёкла виднелся силуэт сына. – Да, да, Дэвид! Всё нормально! – торопливо выкрикнул Джейкс. – Я просто прикорнул за столом… Не хватало, чтобы они вызвали врача. – Ну смотри… Если что-то почувствуешь с сердцем, сообщи немедленно! – Да, конечно! Не беспокойся! Свет за дверью погас. Чуть посидев, Джейкс выключил лампу и побрёл к кровати. Последние годы он спал в кабинете – неужели книги стали ему ближе семьи? Те книги, в которых он пытался показать идеал семьи, в которой все любят друг друга… Каким же реальным был его сон! Он хорошо запомнил морду Мартина, его меч, шерсть, лапы… Может, и вправду его земной путь подходит к концу, и это видение было предсмертным? Кто это был? Его персонаж? Дух из запредельных миров? Уже засыпая, Джейкс взглянул на столик и с каким-то тупым равнодушием заметил на нём два стаканчика с остатками вина.
  2. Всем привет ещё раз. Как, наверное, кто-то уже знает, я недавно прочитал "Жемчуг Лутры". Финалом книги я остался недоволен и решил написать фанфик с альтернативной концовкой. По мере повествования буду делиться соображениями по поводу перевода и оригинала, а также комментировать проблемы с внутренней логикой книги. Итак, действие начинается на борту "Морского Змея", который несёт пленного аббата Дьюррала к Сампетре. Ромска в моём варианте выживает... *** Аббат Дьюррал забылся коротким тревожным сном. Ему казалось, что он вернулся в родной Рэдволл, и жители готовят пир в его честь. Вот только какой-то мрак повис на всём, а еда пахла водорослями. Затем из-за стен донёсся шум сражения, и аббат понял, что на них напали. Но тут всё исчезло, и он заспанно оглядел тесную и тёмную каюту пиратского корабля. Снаружи и вправду сражались. Дьюррал слышал ругань, шипение ящериц и звяканье клинков. То и дело раздавались предсмертные крики. Значит, вражда Ромски и генерала Ласка Фрилдора наконец разрешилась схваткой. Но что могла сделать в такой ситуации старая мышь с паршивым зрением? Разве что сидеть взаперти и надеяться, что верх одержит капитанша-хорчиха, а не чудовищный варан Ласк. Аббат притащил к двери стол и пару скамеек, сам закутался в одеяло и уселся на постели. Вскоре старика сморило вновь. Проснулся он от звука страшного удара. Дверь затрещала. Ударили ещё раз, несколько досок вывалилось на пол, и в дыру просунулась чешуйчатая морда Ласка. Дьюррал замер. Он не понял, сколько времени прошло, но в какой-то момент стало ясно, что генерал мёртв. Глаза варана закрылись, а из уголка пасти текла струйка тёмной крови. Стараясь не смотреть на труп, аббат отодвинул стол и приоткрыл разломанную дверь. Уже сгущались сумерки, а на корабле горело лишь несколько фонарей. Дьюррал вышел на палубу, вдохнул свежий воздух, прищурил подслеповатые глаза и вздрогнул, разглядев валявшиеся кругом трупы и лужи свежей крови на досках. - Эй, старик… Иди, не бойся… Это я, Ромска, твоя подружка… Мышь обернулся на хриплый голос и, пройдя несколько шагов, увидел хорчиху. Она сидела на палубе, прислонившись к мачте и тяжело дыша. Пятна крови темнели на камзоле и чёрно-серой шерсти капитанши, а рядом лежал палаш, прервавший сегодня, видно, немало жизней. - Только мы вдвоём тут в живых и остались. Весело, правда? - Ты ранена… - выдохнул Дьюррал, подойдя вплотную. - Да уж… Ласк постарался… Но и сам отправился в преисподнюю… Так, слушай, - Ромска с трудом приподнялась. – Вернись в каюту, там, в шкафу, лежат лекарства. Использовать их умеешь? Это прозвучало как вызов – чтобы он, аббат Рэдволла, не умел лечить зверей? Несмотря на ужас ситуации, Дьюррал не сдержал улыбки. - Фонарь возьми… - прохрипела Ромска. – Если повезёт и я выкарабкаюсь, дальше хоть не один поплывёшь… Аббат торопливо сорвал приделанный к стене светильник. Сделать это оказалось совсем не трудно – дерево подгнило и не держало гвозди. Осторожно перешагнув через мертвого Ласка, Дьюррал вновь прошёл в своё убежище. Масляная лампа бросала неяркий свет на тёмные стены. Так, вот и шкафчик. Дверца приоткрылась, звякнув стеклом. Что тут у нас… Игральные кости и карты, кинжал, сухари – мышь раздражённо сбрасывал с полок предметы нехитрого пиратского быта. Наконец в глубине сверкнули флаконы со снадобьями. Дьюррал не мог сейчас разобрать названия на грязных бумажках, но втягивал носом запахи, с радостью узнавая травы родных берегов. Под мотками бинтов лапа вдруг наткнулась на оправу. Какая удача! Треснувшие линзы, правда, не совсем подходили аббату, но теперь всё вокруг приобрело хоть какую-то чёткость. А то с тех пор, как пираты отняли у него очки, уже надоело ходить среди туманных пятен. Так, ещё нужна чистая вода… Ромска с жадностью осушила кружку. В свете лампы Дьюррал осторожно промывал рваные раны на теле хорчихи, накладывал целебные мази и забинтовывал, стараясь выбрать самую чистую ткань. Ромска лишь тихо стонала, когда он неосторожно задевал её израненную плоть. Ну что же, видно, уроков старой Цецилии аббат не забыл, и сегодня они позволили ему выдержать такой внезапный и страшный экзамен по врачеванию. - Так, хорошо, кровь уже не идёт. Я думаю, важные органы всё-таки не задеты. Надо бы травы заварить… - На камбузе жаровня, - прошептала Ромска. – Так, помоги-ка… Дьюррал почувствовал, как тяжелая лапа капитанши легла на его плечо. Медленно ступая и опираясь друг на друга, вместе они – старый ценитель книг и трав и предводительница безжалостных корсаров – спустились в камбуз. В каменной жаровне тлели угли. Аббат подбросил растопку, несколько сухих поленьев, и вскоре на них заплясало пламя. В котелок отправился пучок гиперикума – для начала сойдёт. Дьюррал накрыл растянувшуюся на полу Ромску одеялом, ещё одно, свёрнутое, сунул ей под голову. - Добрый ты зверь, отец, - сказала Ромска. – Было бы побольше таких, как ты, может, и моя жизнь иначе бы пошла… Ладно, чего теперь… Слушай. Я сейчас не могу править кораблём, а ты один нипочём не направишь его к своим берегам. Сейчас пойдёшь на корму, найдёшь руль и закрепишь его, понял? Там не сложно… Корабль сам пойдёт к Сампетре. Если повезёт и мы не потонем по дороге, если я выживу… То сделаю всё, чтобы ты вернулся домой… Тщательно привязав рулевое бревно, чтобы оно не ходило туда-сюда, Дьюррал прошёлся по каютам. Одеяла, сухари, тряпки, снадобья – всё сгодится. Не удержавшись, он глотнул грога из чьей-то бутылки и мучительно закашлялся. Похоже, Ромска давеча угостила его сильно разбавленной версией. Впрочем, аббат ощутил внутри приятное тепло, а сердце гулко забилось, подгоняя кровь по старым жилам. Сильная вещь, но аккуратнее с ней надо, это тебе не октябрьский эль в погребе с ежами распивать! Ромска с наслаждением выпила грога, затем Дьюррал налил ей настой гиперикума. - В Рэдволле врачевать научился? - Ну да… - аббат смущённо поправил свои новые очки. – У нас такое правило – лечить всех, кто нуждается в помощи… - Хорошее правило, - ответила Ромска. «У вас зато другое правило – грабить и убивать всех, кто не может дать отпор», - подумал Дьюррал. Вслух он говорить ничего не стал – злить хищную пациентку не стоило. - Ласк спятил, - вновь заговорила, помолчав, Ромска. – Хотел нас с тобой принести в жертву Вулпазу. Проклятому владыке ада. Теперь он сам в его компании. Она ему подходит… - Пожалуйста, не поминай его, - лапы старой мыши дрогнули, так что он едва не пролил настой. - Боишься? – хорчиха слабо усмехнулась. – Не стесняйся, мне тоже не по себе. Даже когда всю жизнь на волосок от смерти… Аббату показалась, что она дёрнулась под одеялом. Хорошо, если это не озноб. Самое паршивое, если в раны прошла зараза. Конечно, тогда могло бы помочь кровопускание, но Ромска и так потеряла немало крови… Взгляд Дьюррала упал на сухую корку. В рэдволльском лазарете поговаривали, что, если к гнойной ране приложить заплесневелый хлеб, воспаление пройдёт быстрее, чем от мазей. Многие, включая самого Дьюррала, в это не верили – ну как гниль может лечить? – но в крайнем случае даже это стоило испробовать. - Спи, - мышь погладил хорчиху через одеяло. – Тебе надо восстановить силы. А там что-нибудь придумаем. - Помолись о нас, отец, - пробормотала Ромска, засыпая. Легко сказать – помолись… Сколько Дьюррал себя помнил, обращений к высшим силам он почти что не слышал. Может, когда-то было иначе, но сейчас обитатели его аббатства предпочитали жить и трудиться, не задумываясь о религиозных вопросах. Но если бы сейчас кто-то на небе вспомнил о них двоих, брошенных среди ледяной бездны… Дьюррал ещё долго сидел без сна в тёмном вонючем камбузе, смотря на догоравший очаг и прислушиваясь к вою ветра за бортом. Погода, похоже, ухудшалась. Начнись шторм – вряд ли у них вдвоём будет шанс выжить. Какой, однако, парадокс – всю жизнь просидеть в родном аббатстве, читать книги до веселить диббунов, а на склоне сезонов встретить смерть здесь, на разбойничьем корабле, на пару с капитаншей пиратов! Кто из настоятелей прошлого мог бы похвастаться такой судьбой? Вот только в Рэдволле уже никто не узнает об этом историческом случае… Во тьме ненастной ночи «Морской Змей» безмолвно нёсся по волнам на запад, неся на палубе кучу трупов, а в своём мрачном чреве – двоих самых одиноких существ на свете. И всё-таки им повезло – шторм прошёл мимо. Поглядывая на ползущие над морем клочковатые тучи, Дьюррал с усилием перекидывал через борт окоченевшие трупы. Ромска порывалась помочь, но аббат отговорил её – от напряжения могли разойтись свежие раны. Впрочем, Ласка Фрилдора они подняли всё же вместе. С шумным всплеском мёртвый варан упал в воду, и его вытянутое чешуйчатое тело закачалось на волнах, словно перевёрнутая лодка. - Даже последний злодей имеет право на погребение, - произнёс Дьюррал, смотря, как его поверженный враг отдаляется от корабля. – В земле или хотя бы вот так… - Впереди Сампетра! Мышь взглянул прямо по курсу, куда указывала Ромска, и разглядел тёмную полоску острова. - Так, пристать к пирсу без команды мы не сможем. Давай-ка, отец, отвяжи руль, и я попробую выбросить корабль на пляж. Дьюррал невольно подивился выносливости хорчихи. Дня полтора назад она, израненная, лежала у мачты, а теперь с трудом, но уверенно крутила рулевое колесо. Тем временем Сампетра быстро приближалась. Стали видны подсвеченные клонившимся к западу солнцем пологие, безлесные холмы, причалы и здания порта, а над ними – массивный серый замок. Вскорости корабль вздрогнул и замер, уткнувшись в песок. - Никого не видно… - Ромска тревожно озиралась, вцепившись лапами в борт. – Порт пустой… - Кто-то идёт… - Дьюррал смотрел на высокую фигуру, что появилась из-за камней и, переваливаясь по песку, шагала к кораблю. Хотя зверь и закутался в тёмный плащ, его хорошо было видно на фоне пустынного пляжа. - Ублаз! Наш император! – Ромска схватила аббата за плечи и резко опустила на палубу. – Так, слушай сюда. Говорить с ним буду я. Ты – пленник, понял? Молчи и ни в коем случае – слышишь? – ни в коем случае не смотри ему в глаза! Раздалось натуженное пыхтение, и над бортом появилась покрытая бурой шерстью и увенчанная золотой короной голова куницы. Ублаз перевалился, неуклюже растянувшись на досках палубы, но тут же вскочил и огляделся. Он был высоким – на целую голову выше Ромски. Лишь на миг Дьюррал перехватил взгляд его чёрных круглых глаз, но успел ощутить страх и смертельную тоску в душе. Это чувство походило на то, как если бы ты глянул в глубокий омут ненастной ночью. - Ромска! Где твоя команда? Где Ласк? Отвечай! - На корабле вспыхнул бунт, - спокойно сказала капитанша. Её лапа легла Дьюрралу на затылок и с силой наклонила его голову. – Все погибли. Остались одна я да заложник. - Все? И сам Ласк? – Ублаз прошипел какое-то ругательство. – Ладно, потом отчитаешься. Что это за старик? Я сказал привести мне жемчуг! Жемчуг, а не этого доходягу! - Аббатство Рэдволл хорошо укреплено. Попробуй мы его штурмовать – все бы там полегли. А за своего настоятеля они сами отдадут жемчужины. - Сами? Ты сказала сами? – император наступал на Ромску, и та, невольно пошатнувшись, схватилась за борт. – Я не жду, когда кто-то что-то соизволит отдать! Я прихожу и беру то, что мне принадлежит по праву! Я дважды посылал вас за жемчугом! И не получил ничего! Ничего! В первый раз вы его профукали, а теперь ты мне впариваешь полудохлую мышь! Ты сгубила экипаж! Сгубила моих надзирателей! Казалось, император впадал в истерику, но внезапно он замолчал. Мощная лапа, в которую взглядом упёрся Дьюррал, царапала доски, а сверху доносилось тяжёлое дыхание. - На острове проблемы, - уже спокойнее прорычал Ублаз. – Бери это существо и быстро во дворец! «Морской Змей» застрял недалеко от берега, но его окружала вода, и по приказу куницы аббат с хорчихой сбросили за борт маленькую шлюпку. Дьюррала мутило – в конце концов, его возраст не очень подходил для первого морского путешествия. Покачиваясь, старик бежал по пляжу, подгоняемый Ромской. Песок, к счастью, то ли не прогрелся, то ли уже остыл, так что даже без отнятых пиратами сандалий по нему можно было сносно топать. В стороне остались тёмные, покосившиеся сооружения порта. Наконец Ублаз нырнул куда-то между валунов и кустарника. Там, прикрытый грязью и ветками, скрывался железный люк. Император быстро откинул крышку, и Ромска нырнула в тёмный проход. Дьюррал выдохнул и уверенно спрыгнул следом за своей в одном лице спасительницей и поработительницей. Это оказалось не особо труднее, чем спускаться по лестнице в погреб аббатства. Наконец, захлопнув за собой дверь, в туннель плюхнулся сам Ублаз. Вся троица, толкаясь, двинулась по тесному тёмному коридору. Теперь аббату оставалось надеяться, что его тащат в места хотя бы не более страшные, чем пиратский корабль. *** Примечание. В переводе говорится, что Ублаз выбрался из дворца через "потайной ход", однако в оригинале говорится о главных воротах, "main gates". Вариант переводчиков мне больше понравился, поскольку тайный туннель явно лучше соответствует вопросам безопасности императорской особы и контролированию острова. Гиперикум - это зверобой. Я просто решил, что в мире людей-зверей название "зверобой" смотрелось бы, хм, странновато.
  3. Послушайте, друзья, одну поучительную историю, которую из поколения в поколения передают морские выдры у нас на Выдрином Кольце. Вы, должно быть, что-то знаете о моей родине. Да, это остров-гора, которая по размерам своим может сравниться с самим Саламандастроном. Гора полностью полая изнутри, полость похожа на глубокий и очень обширный кратер давно погибшего огромного подводного вулкана, опять же хочется сравнить с Горой Барсуков. Кстати, мы, морские выдры, часто называем Саламандастрон Горой-на-Суше, тогда как наше обиталище сравнительно с этим именуется...угадаете, как? Горой-на-Море, верно! Ну так вот, такие замысловатые рельефные условия помогли создать в том кратере свою природную систему, окруженную прочными стенами, которые защищают Кольцо от бушующего моря. И от нежеланных гостей к тому же. Вход хорошо скрыт и известен только обитателям горы. И в этом скрытом, недоступном месте под названием Выдриное Кольцо в течение многих сезонов жили, сменяя друг друга, роды и династии морских выдр. Неплохо устроились мы, а? Так вот, наше общество имеет довольно серьезный подход к военной подготовке и вообще ко всей физической подготовке в целом. Оружие могут носить даже дети-выдрята, они с раннего детства обучаются разным видам холодного и стрелкового оружия, и также тренируют свою силу, ловкость, скорость и выносливость. Все эти мероприятия если не сказать, что обязательны, то максимально желательны. У нас в народе есть даже такая шутливая поговорка: "Выдра, которая не тренируется, со временем становится барсуком". И многие считают, что это высказывание не несет никакого смысла и было придумано лишь, чтобы пугать ленивых выдрят, и те отправлялись заниматься со всеми физической подготовкой, а не валяться на полянке под лучами солнца. На самом же деле эта поговорка имеет под собой вполне правдивую почву. Давным-давно, еще до моего рождения, до того, как родился мой отец и вообще на заре времен жил на Выдрином Кольце один выдра. И была у него одна особенность, очень сильно выделяющая его среди других морских выдр - этот выдр имел черные полоски на морде, совсем как у барсука! За это его и звали - Полóскун, как бы тонко намекая на его схожесть. Полоскун не мог не видеть свое отражение в воде и понимал, что он не похож на своих собратьев-выдр, из-за чего он очень долго горевал, считая себя ущербным и неполноценным. Однажды к Выдриному Кольцу причалил корабль – то вернулась экспедиция выдр, исследовавших неизвестные восточные земли. Они сообщили, что выдры отнюдь не самые прожорливые звери на свете, что есть на суше гора, таких же размеров, как и наше Выдриное Кольцо, но с очень длинным и страшным названием. И правит там огромный и полосатый барсук по имени Дотошник Справедливый. Он, кстати, поведал выдрам-путешественникам, что название горы, ну, значится, Саламандастрон, было выбрано не случайно: пока хищники, вторгнувшись во владения лорда-барсука, бились в попытках выговорить причудливое название горы, на которую они пытались посягнуть, отряд зайцев мог успешно провести вылазку и внезапно атаковать неприятеля. Услышав это, пара выдр-энтузиастов предложила переложить название "Выдриное Кольцо" на язык тюленей, однако идея не была одобрена. Одного только выдра не волновали все эти названия. Что Полоскуну до всяких страшных, непонятных слов? В горе правит барсук, ребята! Эта новость просто вдохнула в полосатого выдра новую жизнь. Так вот почему он такой! Дело ни в какой ущербности или неполноценности, и он не просто полосатый выдр, он рожден, чтобы быть правителем! На Выдрином Кольце управление держалось на вождях, соответственно, выдры стали убеждать Полоскуна, что нет, он не может быть правителем, наши правители - это во-он те пожилые, мудрые и седые выдры; если хочешь править, сначала стань таким же пожилым, мудрым и седым. Полоскун категорически не согласился и решил: "Вы как хотите, а я все равно буду вами править" - так и сказал. Выдры посмеялись немного и шутки ради приняли нового правителя, мол, попробуй. Беда в том, что Полоскун не знал, что должны делать правители. Он отправился за советом к вождям, мол, подскажите, чего хоть ему делать. Вожди рассудили: "Если хочешь ты править, подобно барсукам в Горе-на-Суше, тебе нужно просто сидеть и есть, а все выдры просто будут заниматься своими делами". Полоскун подумал, что как-то это скучновато - править, но все же внял советам вождей, ведь это его предназначение, иначе для чего ему эти полоски на морде? Шли сезоны, правление Полоскуна протекало славно, без заминок. Запасы еды заметно убыли за время правления, но выдры в целом не жаловались. Полоскун сидел на троне в своих покоях и думал, хорошо же он правит! И, кажется, предназначение его исполнено. Довольный собой, выдр решил в кои-то сезоны покинуть покои и обеденный зал, полный еды, и осмотреть свои владения. Вот вышел Полоскун на поляну, и тут один выдр, как заметил его, закричал на всю округу: "Хей, смотрите, да это же барсук!" Полосатый выдр недоуменно смотрел на сбегавшихся со всей горы морских выдр и тоже кричавших: "Действительно, барсук! А какой огромный! Как он проплыл через наш скрытый проход?" Вконец смутившийся Полоскун побежал, расталкивая выдр, к небольшому озерцу, взглянул в свое отражение...и действительно увидел барсука! Как же это так? Он хотел править, но не хотел стать барсуком! Еще и таким толстым! Выдры, вскоре поняв, что к чему, залились смехом и придумали для своего правителя новое имя - не Полóскун, с тонким намеком на схожесть; теперь они вообще ни на что не намекали и просто назвали его Вырсуком. Стоит ли говорить, что на этом закончилось его правление. Все дни и все ночи Вырсук бегал, прыгал, плавал, сидел на всевозможных диетах, хотел снова стать обыкновенной выдрой! Он даже как-то раз решил стереть ненавистные полоски с морды, но успехом дело не обвенчалось. Говорят, за свои старания выдр все таки смог вернуть себе его выдриный облик. Ходили, однако, слухи, что ничего у него не получилось, и, не в силах вытерпеть насмешки собратьев, Вырсук покинул Кольцо и отправился к Саламандастрону, где его радушно встретили как нового правителя, и он наконец смог обрести свое место в жизни. Правда, тренировок он не забросил, наоборот, казалось бы, стал заниматься вдвое усерднее, да еще и подопечных своих муштровать. Но кто знает, как все было на самом деле…
  4. Грядущая ночь эгоистично затемняла все краски чудесного лесного пейзажа: зелёные ели становились едва видными на фоне чёрного неба, и лишь несколько звёзд освещали дорогу путникам, затерянным по всему миру в этот момент. Среди обширных полей, лесных болот, многочисленных рощ и одиноких деревьев выбивалось строение, будто прятавшееся от всего мира за соснами, но ночью его было легко обнаружить, ведь из его окон ярко горел свет, словно указывая зверям, где они могут поесть и поспать. Это была таверна "Барсучий жир", на входной двери которой висела деревянная табличка, гласившая, что барсукам здесь не рады. Хозяин этого места, ласка по имени одноглазый Вилли, стоял за барной стойкой и по очереди подливал грог посетителям. - Я не до конца уверен, что моё место там, куда я направляюсь, - рассказывал поддатый тёмно-серый горностай с кружкой ячменного пива. Он сидел словно отдельно от постоянных клиентов, пары-тройки весёлых хорьков, хорошо знакомых с Вилли. Зверь сделал глоток и продолжил: - В конце концов, это какие-то развалины старой крепости на севере, точно ли именно там я должен найти себя?.. Я не знаю. Затем горностай залпом допил кружку и звучно поставил её перед хозяином таверны. Вилли, подливая пиво посетителю, пробуравил его взглядом и ответил: - Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. К тому же, если что-то не выйдет или пойдёт не так, ты всегда сможешь вернуться, верно? Вилли был прирождённым барменом. Он не только умел разливать алкоголь по кружкам зверей, захаживавших в таверну, но так же всегда мог поговорить и дать хороший совет. Лишь единственный раз он ничего не налил зверю и не дал ему никакого совета, но именно с тех пор барсуки и не захаживают к нему... ****** Огромный барсук с мечом в лапе с ноги выбил дверь в таверну и устремился к обескураженному ласке, который не смог произнести и слова. - Ты сын Роджера, погибшего капитана "Воющей Серены"? - Нет, я просто держу таверну. Чего вам налить? - Вилли нервно улыбнулся. Барсук яростно стукнул кулаком по столу, замахнулся мечом и выколол ласке глаз: - Ты лжёшь, ты точно его сын, и ты ответишь за то, что твой папаша сделал с моим отцом! Вилли схватился за глаз, но тут же понял, что нужно биться. Ласка побежал в свою каморку, быстро отыскал меч, подаренный ему отцом, и постарался вспомнить всё, чему тот его учил. Барсук догнал хищника ровно в момент, когда тот уже отыскал оружие. Битва длилась долго, но выносливому Вилли удалось вывести барсука из строя и вымотать его. В конце концов, чёрный зверь с белой полосой на голове был повержен. - Теперь нужно чинить дверь, оттирать кровь с пола и обрабатывать глаз. Грёбанный барсук... ****** Вилли немного мотнул головой, чтобы отогнать дурные воспоминания, и вступил в весёлый разговор с корешами-хорьками, подливая им пиво и травя старые байки. В этот момент дверь в "Барсучий жир" аккуратно открылась, и вошёл лис, на морде которого была чёрная, как сегодняшнее ночное небо, шёлковая маска. - Это ограбление, доставай золотые! Напряжённый взгляд красных глаз горностая тут же просверлил незнакомца. - Ага, сейчас, - расслабленно ответил ласка, мягко улыбаясь, - докажи, что ты не барсук, рыжий. На этой фразе тёмно-серый зверь широко улыбнулся, отвернулся и продолжил пить, а только появившийся посетитель сказал: - Пошёл ты, Вилли, и налей грога. Хозяин таверны послушно взял кружку и принялся наполнять её напитком, Слэгар же в это время сел за барную стойку. - Что расскажешь, приятель? - дружелюбно обратился Вилли к лису, но тот лишь бросил на него желчный взгляд и ответил: - Мы не друзья. - Тебе бы освободиться от душевного груза, раскрыться кому-то, найти друзей, - дружелюбно ответил хозяин таверны, исподлобья глядя на Слэгара и наполняя его кружку. - Просто грог, ласка, советов я не заказывал, - мрачно ответил лис и взял свой напиток. - Как знаешь, - буркнул Вилли и вернулся к компании своих друзей. Лис сделал один глоток и окинул взглядом таверну: бар, деревянная лестница наверх, к спальным комнатам, пара вёдер в углу... Рыжий частенько любил приходить сюда, чтобы немного расслабиться и поразмышлять о жизни, к тому же, напитки здесь всегда были на уровне. Лис допил грог и, отдав монеты Вилли, взял у него ключ от комнаты. Слэгар поднялся наверх. Открыв дверь, он увидел уже привычное для него зеркало, висевшее на стене недалеко от кровати, стоявшей в углу. Рыжий запер дверь и, сняв маску, уставился в зеркало. Кошмарный шрам на половину лица, но жизнь, как подарок, оставленный от Асмодеуса... А стоило ли оно того? Лис лишь молча смотрел в зеркало, будучи не в силах произнести ни единого слова. ****** Села готовила какой-то особый травяной отвар, пока маленький Куроед играл недалеко от их небольшой хижины. Лиса и не заметила, как юркий лисёнок вернулся домой. Он подбежал к маме и протянул ей небольшой букетик собранных лесных цветов: - Мамочка, ты такая же красивая, как эти ромашки. - Спасибо, малыш. Иди, поиграй ещё, если хочешь, а мамочка пока доделает кое-что, хорошо? - Хорошо, мам. Куроед умчался играть дальше, а Села с умилением во взгляде посмотрела сыну вслед. Она взяла с полки стакан, наполнила его водой и поставила туда цветы. ****** Куроед открыл входную дверь и яростно швырнул сумку куда-то в сторону. Услышав странный звук, Села вышла из кухни, где готовила обед. - В чём дело?.. Но стоило Куроеду повернуться к матери, как все её вопросы мгновенно отпали. Под левым глазом лисёнка красовался фингал. - Кто это тебя? - спросила Села у сына, заводя его на кухню. - Это те идиоты, живущие неподалёку. - Нужно что-то с этим делать, - сказала Села и, найдя наконец аптечку, принялась намазывать какой-то мазью фингал сына. - Если что-то не так - сразу бей, понятно? - Но им же будет больно. - Мне тоже больно смотреть на то, как над тобой издеваются. Просто бей. Такова жизнь. А, и да, ещё кое-что. Села ненадолго отошла в свою спальню и принесла какую-то коробочку. Лиса открыла её. Куроед увидел боласы и ручной портрет своей матери и какого-то неизвестного лиса. Села протянула сыну метательное оружие: - Твой отец любил их, и любые враги всегда были повержены им и этими шарами. Начинай учиться пользоваться ими. Ты сможешь использовать их так же искусно, как он, я уверена в этом. У тебя всё получится. ****** Рыжий юноша хлопнул дверью, входя в дом, и, подойдя к матери, протянул ей какое-то растение. - Мне нужен был лесной дудник, какого чёрта ты принёс мне борщевик? Когда ты уже научишься меня слушать? Куроед закатил глаза и ответил: - Тогда же, когда научишься нормально объяснять, что тебе нужно. - Почему ты постоянно дерзишь мне? - Почему ты вечно на меня орёшь?! Ты будто специально ищешь повод зацепиться за что-то, сколько можно? Мать и сын сверлили друг друга напряжёнными взглядами, со стороны это напоминало игру в гляделки. В конце концов, Куроед тяжело вздохнул и пошёл к входной двери. - Ты куда? - Да какая тебе разница? Прогуляюсь. - Когда ты стал таким сложным? Ответом послужил хлопок входной двери. Лиса лишь села на ближайший стул и вздохнула. ****** Глядя в зеркало, лис произнёс: - Я Слэгар Беспощадный. Но не прошло и пары секунд, как в его голове промелькнула мысль: "Я Куроед". Слэгар вышел, запер комнату снаружи и спустился вниз, к бару. Заказав у Вилли ещё одну кружку грога, он сел за самое крайнее место, которое уже освободилось после ухода горностая, и незаметно достал под барной стойкой портрет своих родителей из той самой коробки. Слэгар взял заказанный грог, слегка, едва заметно приподнял кружку и, не решившись сказать, подумал: "Когда я видел твой труп впервые, я испытывал облегчение, но сейчас это не так. Совсем не так. За тебя, Села. За тебя, мам. Я всегда, несмотря ни на что, помнил дорогу домой. Мне жаль, очень жаль. Спасибо за всё и пока". После этого Слэгар залпом опустошил кружку и поднялся наверх. В конце концов, его ждал завтрашний день, а затем ещё, и ещё, вплоть до момента, пока он не встретит вновь свою мать в границах Тёмного леса...
  5. @Роксана, посвящается. Розовый круг не уставая кружился вокруг изжелта-белого диска восходящего солнца. Звёзды постепенно угасали, уходя следом за исчезнувшей с неба полной луной. Всё в Лесу Цветущих Мхов словно ещё спало, и только листья деревьев давали знать о себе едва слышным шелестом из-за набежавшего лёгкого ветерка. Огромный отряд морских крыс и прочих случайных, встретившихся по пути хищников по-прежнему пребывал в церкви Святого Ниниана. Во главе с великим Клуни Хлыстом они вновь собирались попытаться захватить Рэдволл и покончить с проклятыми мышами-аббатами, но сейчас все крепко спали: все, за исключением самого великого крыса. Сидя за своим столом в шатре, в полном одиночестве, Клуни Хлыст не выглядел так величественно, как обычно: вместо устрашающего плаща с черепом хорька он был закутан в плед, а вместо туники на нём была обычная ночная рубашка. Крыс лишний раз пересматривал тактические планы и едва слышно для чужого уха что-то бормотал себе под нос. Невольно Хлыст вспомнил детство: его отец сидел в капитанской каюте и разбирался с картой сокровищ, попивая ром, пока маленький крыс так и норовил напасть с игрушечным мечом на кока и стащить что-нибудь из запасов. "Жаль, что та деревянная развалина пошла ко дну вместе с отцом раньше, чем я встретил мать. Дешёвая портовая тварь..." - промелькнуло в голове Хлыста, но тот быстро вернулся к работе. В тысячный раз убедив и себя, и дух Мартина Воителя, приходивший к нему во сне, что провал невозможен, Клуни отрезал себе кусок сыра, съел его и запил вином. Крыс ещё раз взглянул на схему, которую пересматривал буквально только что. "Не спать. Не спать!" - пульсировало в голове Хлыста, из-за чего он уже не мог сосредоточиться на деле. В последнее время его мучил один и тот же ужасный кошмар, буквально сводивший его с ума и лишавший его всяких остатков рассудка. Жёлтый круг солнца будто съел розовое кольцо, крутившееся вокруг него, и поднялся выше, дав заслонить себя лёгким и белым, похожим на вату облакам. Великому крысу было достаточно один раз моргнуть, чтобы окунуться в дурман сладкого сна под наступавшее раннее утро... Мышь в капюшоне и с мечом в руке был виден уже издали. На фоне заполнившегося серыми тучами неба Мартин медленно подходил всё ближе к Клуни Хлысту, пока тот в ужасе не мог и шевельнуться. "Нет, только не сейчас!" - крыс уже знал, чем закончится этот сон. - Я там и сам! - прокричал мышь, оказавшись в паре шагов от крыса. Стоило Клуни рефлекторно дёрнуть лапу в сторону меча, как неожиданно кто-то невдалеке звучно щёлкнул пальцами и в дух мышиного воина попала молния. Мартин мгновенно исчез, а начавшийся дождь резко закончился. Тучи на небе стали уходить в стороны, и единственный луч летнего солнца упал прямо на голову самого Клуни Хлыста. "Что?.." - подумал ошеломлённый крыс, будучи не в силах произнести и слова. И тут из-за ближайшего дерева вышла таинственная незнакомка. Серая благородная крыса с роскошными каштановыми волосами и словно специально подобранными под них самой матерью-природой тёмно-болотными глазами была одета в роскошное алое платье. Голову приятной особы украшал венок из красных роз, а глаза были легко и изящно накрашены сурьмой. Естественно-розовый цвет губ чудесно вписывался в общий вид её лица, и было понятно: в эту восхитительную женщину не возможно не влюбиться с первого взгляда. Даже Клуни Хлыст, незаконнорожденный сын капитана затонувшего пиратского судна, бывший капитан "Плети морей", жестокий завоеватель, недоверчивый лжец, злодей и самая последняя мразь на всём тёмном свете, тот, кому заранее, с самого рождения уготовлено особое место на мрачных страницах истории, не смог устоять перед ней. Крыс убрал лапу с рукояти меча, лежавшего в ножнах, и хотел было спросить незнакомку об имени, но та стремительно подошла ближе и приложила палец к его губам. - Ты узнаешь позже. Я люблю тебя, Клуни, - прошептала она ему на ухо. Хлыст был ошеломлён. Он и не помнил, когда в последний раз кто-то, кроме матери, обращался к нему на ты, но он не хотел, чтобы это прекращалось. - Это всё сон, милый, - чуть громче сказала ему незнакомка. Затем она крепко обняла любимого и прикоснулась носом к его щеке. В итоге, оказавшись под напором гнева, удивления и невероятной страсти, Клуни крепко обнял девушку за шею и поцеловал её. Это длилось несколько секунд, но казалось, что весь мир вокруг замер в ожидании, пока любимые насладятся друг другом. Загадочная крыса твёрдо и уверенно произнесла: - У тебя всё получится. - Я и так это знаю, - буркнул великий. - Какой же ты лжец, Клуни Хлыст, - игриво сказала серая крыса, отстранившись от него. Стоило ей пройти пару шагов, как Клуни окликнул её: - Кто ты? Незнакомка обернулась и ответила: - Роксана. Пока только твой лучший сон, но ты не можешь знать, что ждёт тебя дальше. На лице Роксаны всплыла лёгкая, почти детская улыбка. Крыса развернулась и пошла на встречу рассвету, пока тучи уходили всё дальше и дальше. Клуни Хлыст проснулся, когда солнце уже было в зените. Весь отряд уже не спал, но никто не решился будить хозяина. Хлыст оделся и вышел на улицу. Как обычно крича на своих подчинённых, Клуни на секунду обратил взор в даль и увидел тень незнакомки. Крыс сильно удивился и протёр глаза, но, открыв их вновь, не увидел ничего, кроме лесного пейзажа. "Нас ждёт победа, Роксана. Победа. Я найду тебя и приведу в свой замок. Ты будешь моей королевой".
  6. Пэйринг и персонажи: Принцесса Курда, Трисс, Затрещина, Флит Размер: 5 страниц, 1 часть Жанры: AU Фэнтези Экшн Предупреждения: Отклонения от канона Преканон Описание: Две несчастные души, которым суждено было встретиться... Посвящение: Всем поклонникам творчества Брайна Джейкса и серии "Рэдволл". Примечания автора: Данная работа является завязкой к альтернативной истории книги "Трисс Воительница". Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь. Грибоедов А.С. Замок Рифтгард. За час до полудня. В тот день все вокруг казалось ей гнетущим: холодное северное Солнце, мрачные коридоры замка, в которых шаги отдавались гулким эхом, сочувствующие взгляды других слуг и многозначительные усмешки стражников. От того ощущение, будто ее ведут на казнь, становилось лишь сильнее. Да, прежде Трисс не доводилось бывать в этой части дворца и о том, что здесь творится она знала лишь понаслышке. Кто-то мог бы сказать, что ей до сих пор везло — прислуживать принцессе Курде во время тренировок как правило отбирали сильных и выносливых зверей. Однако удача переменчивая штука, и сейчас, глядя на довольную морду Флита, Трисс догадывалась, что дело тут не столько в желании угодить принцессе, сколько в личной неприязни лейтенанта к ней. У двери, ведущей в оружейную палату, они оказались довольно быстро. Пока Флит гремел ключами и возился с замком, второй стражник бесцеремонно сунул в лапы Трисс увесистый мешок с репой. — Значит так, слушай внимательно и запоминай, дважды повторять не буду. — средних лет крыс, с проседью в темной шерсти, явно считал ниже своего достоинства разговаривать с какой-то там белкой, но вместе с тем понимал необходимость объяснить новенькой основные правила. В гневе Курда была горазда вымещать злость не только на слугах. — Пока принцесса не пришла, убедись, что все готово к тренировке — пол не скользит, тюки плотно набиты и так далее. Репу развесишь на стропилах, как мишени. И только попробуй умыкнуть хотя бы одну — неделю будешь сидеть в клетке, на воде и сухарях. — Вот-вот, — поддакнул Флит, наконец справившись с дверью. — Репки у нас все посчитаны, все для Ее Высочества. Да и еще: проверь оружие — наточено ли, блестит ли. А то принцесса очень рассердится, если придется упражняться с тупым клинком, — добавил он, хитро подмигнув напарнику. Курда терпеть не могла, когда кто-то из слуг прикасался к оружию без ее позволения, но эта дерзкая и непокорная белка никак не могла знать об этом, в свой первый день у принцессы Рифтгарда. Донельзя довольный собой, Флит проводил пошатывающуюся под тяжестью мешка Трисс взглядом исполненным мрачного предвкушения, а затем захлопнул дверь и, вытянувшись по стойке смирно возле нее, стал ждать, что будет дальше. *** Уже почти наступил полдень, когда Трисс, немного запыхавшись, подготовила зал для тренировки — протерла зеркала вдоль стен, поправила и кое-где набила соломой напольные и подвесные чучела, ровными рядами развесила пресловутую репу. Остановившись чтобы отдышаться, она в последний раз окинула взглядом плоды своего труда, с тоской думая о том, что скоро от идеального порядка не останется и следа. Где-то на краю сознания встрепенулась злость, возмущение своим рабским положением, … но Трисс усилием воли загнала эти чувства подальше, в темные уголки души. Чтобы пережить сегодняшний день ей нужны были холодная голова и трезвый расчет, а ярость и праведный гнев пускай тлеют, до лучших времен. Успокоившись и переведя дыхание Трисс решительно подошла к оружейным стойкам, которые ровными рядами протянулись вдоль дальней стены, под высокими и узкими окнами палаты. Сабли, одноручные и двуручные мечи, шпаги, рапиры — от бесчисленного количества клинков рябило в глазах, а играющие на полированной стали солнечные лучи так и норовили ослепить. С замиранием сердца Трисс поняла, что у нее почти нет времени, чтобы проверить каждый из них, но и отступать перед трудностями она не привыкла. Взяв со стойки ближайший меч — обоюдоострый, с полукруглой гардой и позолоченным навершием — она придирчиво осмотрела его, проверила когтем остроту лезвия и уже собиралась вернуть на место когда… — Ну и что, по твоему, ты делаешь? Высокий, холодный голос за спиной подействовал на Трисс словно ушат ледяной воды. Она обернулась, всем видом демонстрируя смирение и покорность, сочетание способное польстить любому тщеславному зверю… Однако на принцессу Рифтгарда это не произвело должного впечатления. Застыв в дверях, царственная хищница смотрела на Трисс в упор и взгляд у нее был совсем нехороший — гневный, но вместе с тем какой-то оценивающий… — Простите Ваше Высочество, — кротко ответила она, склонив голову в почтительном поклоне. — Мне приказали быть сегодня при вас и… — Мне известно для чего ты здесь. — плотно затворив дверь Курда шагнула к Трисс, в ее тоне, как и в движениях, читалась неприкрытая угроза. — Но я не припомню, чтобы приказывала подавать мне оружие. Лишь после этих слов Трисс с ужасом осознала, что все ещё сжимает в лапе тот проклятый меч. Но странное дело — мысль о том, чтобы его бросить и молить о снисхождении, она отмела практически сразу, лишь крепче стиснув рукоять. — О, как видно, ты любишь играть с мечами? — в коралловых глазах принцессы Рифтгарда заплясали искры темного веселья, но голос оставался ледяным. — Всего лишь служанка, а воображаешь себя фехтовальщицей? Быть может, мне стоит преподать тебе урок, как думаешь? Трисс собиралась было возразить, но Курда уже натянула рукавицу из плотной ткани и взяла со стойки шпагу с вычурным эфесом. И снова — стоило ей лишь взглянуть на вражеский клинок, как страх и тревога отступили, а на их место пришла холодная, жесткая сосредоточенность. Положение было безвыходным, и все же она предприняла последнюю попытку избежать боя: — Ваше Высочество, я не умею сражаться… — Подними меч. — в голосе принцессы отчетливо звякнул металл. Заложив левую лапу за спину и направив острие шпаги в грудь Трисс, она замерла в этой позиции, будто змея, готовая в любой момент прянуть и ужалить. Поняв что выбора у нее нет, Трисс подчинилась. Сделав шаг назад она попыталась повторить стойку Курды, но вышло довольно неуклюже. — Выше, выше — надменно скомандовала принцесса. — Еще… Высокомерие и небрежный тон сделали свое дело — чувствуя закипающий в глубине души гнев, Трисс впервые посмотрела на Курду в упор, глаза в глаза. — Хорошо. — одобрила та… и тут же атаковала — стремительно, без малейшего предупреждения. От первого выпада Трисс ушла чисто на инстинктах — легким, истинно беличьим прыжком. Но Курда не дала ей перевести дух — стремительно сократив дистанцию она напала снова, на этот раз дальним рубящим ударом, практически тут же переведя его в колющий. И снова Трисс спасла реакция — отскочив вбок она укрылась за тренировочным чучелом, так что остриё шпаги пронзило лишь набитый соломой мешок. Но буквально через секунду ей пришлось вновь уклоняться от молниеносных ударов и выпадов… Эта опасная игра продолжалась еще какое-то время — Трисс отступала, а Курда преследовала ее, но из раза в раз клинок принцессы не достигал цели, поражая то репу, то соломенные чучела. Несколько раз Трисс была неприятно близка к тому чтобы получить серьезные раны, и только в последний момент ей удавалось избежать этого. Однако вскоре, терпению Курды пришёл конец. — Хватит убегать! — прорычала она, когда не в меру прыткая служанка в очередной раз разорвала дистанцию. — Защищайся! Было ли дело в эйфории боя или в адреналине, бурлящем в крови, но новый удар Трисс приняла на меч. Это был первый раз, когда их клинки скрестились — звон прокатился по залу, многократно отраженный и усиленный эхом. Свою ошибку она осознала мгновением позже, когда Курда чуть не выбила оружие у нее из лап, связав клинки коротким вращением. Потеряв равновесие Трисс рубанула мечом наотмашь… и теперь уже принцессе пришлось отпрянуть. На миг в коралловых глазах хищницы промелькнули шок и неверие, — какая-то белка-служанка вынудила ее, первую шпагу Рифтгарда отступить! — а затем Трисс пришлось уйти в глухую оборону под яростным натиском взбешенной принцессы… *** У оружейной палаты успела собраться приличная толпа зевак из замковых слуг и рядовых стражников, так что отряду королевских гвардейцев, пришлось пустить в ход копья и кулаки, чтобы пробиться в первые ряды. Капитан Затрещина, лично раздал не меньше дюжины зуботычин тем, кто не пожелал уступить ему дорогу, и своим подчиненным в том числе. Но командующего армией Рифтгарда это не волновало — сквозь гул толпы он отчетливо слышал звон клинков и от осознания того, что в замке идет бой у него шерсть становилась дыбом. Но зрелище, открывшееся когда он наконец прорвался в зал, определенно прибавило ему седых волос на загривке. Принцесса Курда, позабыв об всем на свете, яростно атаковала молодую белку из замковой челяди, а та, мало того что была до сих пор невредима, так еще и не стеснялась атаковать в ответ. При этом обе выглядели уставшими, с обеих градом катился пот, но ни одна, ни другая не желали уступать. — Ваше Высочество.! — Затрещина шагнул было вперед, желая остановить поединок, но… — Назад! — прорычала принцесса Рифтгарда, метнув в капитана испепеляющий взгляд. — Я справлюсь с ней сама! С этими словами она удвоила темп боя, устремившись в последнюю атаку, а Затрещина заметался, не зная что предпринять. Он не мог ослушаться прямого приказа принцессы, но в то же время понимал, что если с головы Курды упадет хотя бы волос, его собственная голова будет красоваться на пике у замковых ворот. К тому же, он видел с каким восторгом другие слуги смотрят на юную белку, и понимал, что если оставить все как есть, то это может окончиться всеобщим мятежом. Ухватив за плечо первого попавшегося стражника — по счастью им оказался Флит, наиболее расторопный и исполнительный малый во всем гарнизоне — Затрещина притянул его к себе и страшным шепотом приказал: — Немедленно собрать всех стражников и перекрыть это крыло дворца. Без моего приказа никого отсюда не выпускать. Передай надсмотрщикам — всех рабов разогнать по баракам, бараки оцепить до моего распоряжения, понял? И быстро, одна лапа здесь, другая там! Флит отдал честь и, протолкавшись к выходу, что есть духу припустил в сторону казарм. Никогда еще он не был так рад полученному приказу и искренне надеялся, что никто так и не узнает, какую роль он сыграл в этой истории. *** Почти наступило время обеда, когда в конец измотанные Курда и белка-служанка одновременно опустили оружие. Обе тяжело дышали, и метали друг в друга враждебные взгляды но поднять клинки уже не могли. Трисс опиралась на свой меч всем весом, Курда же использовала шпагу вместо трости. Многочисленные зрители затаили дыхание ожидая развязки. — Этот бой… — выдохнула принцесса Рифтгарда, уже без тени насмешки или высокомерия — ловкость и силу соперницы она оценила по достоинству. — Для тебя... он был первым? — Да. — честно ответила Трисс, кое-как выровняв дыхание и утирая пот тыльной стороной лапы. Для нее это и в правду был первый настоящий бой, да еще с сильным противником — с непривычки кисти и предплечья болели так, словно она весь день махала молотом в кузнице. Тем не менее, следующий вопрос сорвался у нее с языка прежде, чем она успела себя одернуть. — А для вас? Глаза Курды опасно сузились, и капитан Затрещина, посчитав, что лучшего шанса не представится, поспешно выступил вперед являя собой воплощение праведного гнева. — Что за неслыханная дерзость! — прорычал он и ткнув в белку когтистым пальцем добавил — Ваше Высочество позвольте, я разберусь с этой смутьянкой… — Молчать! — отрезала Курда и капитан тут же сник, утратив весь свой пыл. — А ты, — добавила она, обращаясь к недавней сопернице. — Назови свое имя. — Трисс, дочь Аррема Рокка. — ответила юная белка звонким, исполненым силы голосом, но спохватившись, добавила. — Ваше Высочество. От этих слов Затрещину прошиб холодный пот. Даже спустя сезоны, это имя все еще имело над ним власть. Тот день отпечатался в его памяти так, словно все это было только вчера — первая высадка короля Саренго на скалистое побережье Рифтгарда, атака объединенных сил белок, мышей, ежей и выдр, их попытка сбросить захватчиков в море. Помнил он и Рокка пронзенного не менее чем тремя десятками стрел, тогда как иному зверю хватило бы и одной чтобы отправиться в Темный Лес. И вот теперь, словно из ниоткуда, объявляется его наследница и в ее лапах меч… Кошмар наяву, не иначе… — Что ж, Трисс, на сегодня можешь быть свободна. — Курда между тем улыбнулась, а ее тон хотя и остался властным, приобрел милостивый и покровительственный оттенок. — Как следует отдохни и восстанови силы. Завтра я буду ждать тебя в этом зале, в это же время. И не вздумай опаздывать. Среди стражников и слуг послышался изумленный ропот и все они расступились перед Трисс, когда она вернув меч на место и поклонившись принцессе, направилась к выходу. Даже капитан Затрещина не осмелился заступить ей дорогу, а лишь наблюдал со стороны, сжимая кулаки от бессильной злости. Разумеется Курда никак не могла знать о событиях, имевших место еще до ее рождения, как и о том, какая опасность угрожает всему Рифтгарду в лице этой юной белки-служанки. И когда та прошла мимо, а их взгляды на миг встретились, внутренний голос шепнул капитану, что уж лучше бы в этот день в кладовых замка не досчитались очередного мешка с репой…
  7. На исходе дней… Я помню тот день, мой разум словно окутало серым туманом. Исчезло всё, остались лишь страх, боль и запах. Да, тот запах, запах смерти… А может было что-то ещё? Нет, в тот момент я хотел только выжить. И чёрт возьми, у меня это получилось! Что? Кто я? Где? Этот голос, знакомый, приятный голос. Я бы слушал его вечно, но чей он, о чём он говорит. Не разберу. Следующие пять дней и ночей я отлёживался в какой-то заброшенной норе. В ней было очень неудобно, камни сдавливали бока, а земля была сырая, местами даже глинистая. То и дело я зацеплялся лапами за торчащие корни, когда изредка выходил, чтобы найти воду и что-то съестное. За едой я выходил по ночам, а в основной мой рацион входили различного рода букашки, отвратительные на вкус травы и более-менее сносные ягоды и грибы. На четвёртый день мне даже повезло, я нашёл старую, недоеденную ворону на вкус она была кисловатой, но всё лучше, чем гадкое пойло из травы. Остальных же зверей я старался избегать, при виде моей физиономии они либо убегали, либо я пополнял свои знания в различных ругательствах и оскорблениях. Одна крыса бросила в меня камень, пол дня я зализывал лапу, но ничего я его хорошенько запомнил. Было бы неплохо, если б друзья этого гада обнаружили его где-то в овраге с пробитым черепом, или в каком-то пруду, накормил рыб так сказать! Кстати о рыбах, интересно какая она на вкус, как-нибудь нужно попробовать. Видел, как большая птица её ловит, то ещё зрелище, «вжуух - тыщщ» и глупая рыбёшка ушла на обед «хихих». Но и птица не так уж и умна, оставлять ещё трепыхающуюся добычу в своем гнезде, нужно лишь выждать момент и ужином я обеспечен. После дождя мою нору совсем затопило, и ещё снующие повсюду крысы беспокоили меня, поэтому я направился на юго-восток. После утомительной прогулки решил прилечь в кустах, спал я не крепко, всё беспокоился за свой пушистый хвост. Утром меня разбудили непонятный голоса и приятный запах картофельных лепёшек, оказывается рядом обитало семейство ежей. Они решили устроить пикник радом со своей норой, как глупо! А если какие-нибудь негодяи захотят полакомиться свежим мясом, или захотят отведать лепёшек? А может и то и другое. Но вот тот усатый меня пугает, для чего ему такая огромная дубина. Ладно, посмотри, как эта веточка будет противостоять в дальнем бою. Из трёх верёвок и камней я соорудил бола. Подойдя к семейству с правой стороны, я остановился примерно в шагах пятидесяти от них. Усач, конечно, насторожился, но было уже поздно. В один миг задние лапы ежа с дубинкой были связаны, и он, потеряв равновесие, шлёпнулся на землю. Сделав тринадцать ловких прыжков, я выхватил грозную палку усатого. Угрожающе замахнулся, и тут все разбежались в панике. Конечно, потом я отпустил того бедолагу, да-да, конечно же отпустил… Осмотрев свой новый обитель, я принялся подсчитывать свои запасы. Какой экономный Я! Чтобы пережить зиму точно хватит. Но не успев прожить в Моём доме до второго полнолуния, как в нору начали ломиться огромный Барсук с огромной секирой и те, кто остались из прошлых жильцов. М-да, надо было всё-таки их всех перебить, а не только… Но не будь я дурак, не зря же я рыл три дня запасной вход из этой пещеры. Быстро схватив мешок с провизией, под угрозы барсука я стрелой вылетел из пещеры и помчался прочь. Убедившись, что меня не преследуют, я вернулся чтобы проследить за барсуком, что ж теперь я знаю где он живет. С тех пор, где я только не блуждал, в поисках чего-то, что переменило бы мою жизнь, чего-то что дало бы ей хоть какой-то смысл. Но всё тщетно… Всё кроме того сна. Я слышал голос. Знакомый, приятный голос. Я слушал бы его вечно, но чей он, о чём он говорит. Не разберу. И тогда я встретил его, того крыса, что кинул в меня камень. Меня обуяла первобытная ярость, хотел было расправиться с ним на месте, но тот меня не узнал. С издёвкой он сказал: «Смотрите какой красавчик» и протянул мне свой плащ с капюшоном. «Тебе бы маску приятель, а то испугаешь даже костлявую». Я решил его пока не трогать, а пойти вместе с его двумя товарищами на юг, и было очень жаль, когда один из них случайно свалились с обрыва. К нам присоединились ещё пару хорьков и ласок. Все мы были объединены единой целью. Урвать Своё! И в эту ночь, мне снова приснился тот сон, он был более ярким, таким ярким, что можно было разобрать пару слов. Я решил, что это знак. На следующий день, мы недосчитались одного крысёныша, да именно того, что кинул в меня камень. Лежал он полумёртвый в какой-то луже, череп его был пробит, ребра переломаны, язык вырван… И как благородный зверь, я решил его добить. Хотел было оставить второго спутника того крыса в живых, но он задавал слишком неудобные вопросы. И чёрт возьми, я оказался прав! Тот сон, каждой ночью он становился ярче! Я начал вспоминать. Я слышал голос. Знакомый, приятный голос. Я слушал бы его вечно! В поле травки прилегли, Под кровавый свет зари. Видишь брошен медный грош, Стороной не обойдёшь. Тихо в доме у реки, Слышен только скрип двери. За окошком в эту ночь Бродит очень вкусный Ёж. Солнце село, свет луны озаряет те кусты… Мрак кромешный, злобный зной Этой ночью стражник твой. Змею ты не доверяй, Если слышишь, то слиняй. Пусть барсучий жуткий вой Не отнимет твой покой. Свою банду ты создай, Целый день всех их ругай. Солнце село, свет луны озаряет те кусты… Фокус зверям покажи, Словом, всех заворожи. Все сомнения долой, Возле красной стены той. Детки спят их укради, На восток их не веди. Вижу, бой ждёт затяжной, Право слово «Ой-ой-ой». Солнце село, свет луны озаряет те кусты… Позже пустимся мы в пляс, В морды зверям всем смеясь. А пока поспи чуток… Убери вон тот мешок, Завяжи вон тот шнурок, Притащи тот котелок. …И раздался вдруг хлопок… Наконец-то уж сгрызи эти чёртовы кусты. Я вспомнил всё. Вспомнил, как мама придумывала на ходу эту историю-колыбельную, для того чтобы я поскорее заснул. Но увы, всё это было тщетно, ведь оно пугало меня. Этот едва складный бред. А теперь я понял, может быть, это то к чему я стремлюсь, то что должен сделать? Да, я отомщу им, всем отомщу! Они поплатятся, все они! На исходе своих дней я пишу свои воспоминания, чтобы потомки всегда помнили имя ****** ***********. (К сожалению, данный фрагмент был заляпан жиром, возможно, не стоило брать этот важный документ, предварительно не вытерев лапы после поедания картофельных лепёшек) -Но кому же можно доверить такой важный документ, не первому же встречному. -задумчиво сказал лис в маске, осматриваясь по сторонам. -А впрочем, почему бы и нет… Тут, откуда не возьмись, выбегает ещё один лис с огромным мешком, он повалил на землю первого. Второй лис быстро встал и лишь кивнул другому в знак извинения. -Куда прёшь, совсем ослеп что ли! -проговорил первый, он осмотрел своего налётчика, и хриплым голосом проговорил. -Постой. Вот держи, это рукопись, пусть о нём узнают как можно больше зверей. -лис просунул в лапы лису пергамент, и позже добавил. - И пусть все помнят имя ****** *********** (к сожаленью, поднялся сильный ветер, да такой, что хоть кричи, что не кричи всё равно не услышишь.) Второй лис взял бумагу. Подхватил свой мешок и пустился прочь.
  8. Автор: Рикла. Название: "Рада". Предупреждение: нет. Статус: завершен. Я участвовала в литературном практикуме, в течении которого я и написала этот рассказ) Иллюстрации могут появиться; если это произойдет, я отпишусь в этой теме. (Прикрепляю файл с рассказом, если кому-то будет удобнее так читать). Буду рада критике! Рада (Рикла).docx
  9. Автор: Рикла. Название: "Первый орден". Предупреждение: нет. Статус: завершен. ПРИМЕЧАНИЯ: Этот фанфик я хотела отправить на конкурс "Орден для Мельдрама", но, к сожалению, участников не хватило. Пусть здесь полежит, может, кому понравится) Этот фанфик вообще можно обозвать "сказкой на ночь" - коротенький, добрый... Иллюстрация к нему всего одна - выложу ее в эту тему. Буду рада критике!
  10. Как-то задали нам написать рассказ про весну(интересно, почему, сейчас же осень?). Да так, чтобы содержал все знакомые нам части речи. А я неожиданно расписалась... Но забыла про звукоподражание) Автор: Рикла. Название: "Весна". Предупреждение: нет. Статус: завершен. ПРИМЕЧАНИЯ: Рисунков, скорее всего, не будет. Звери здесь говорят, думают, но на этом их антропоморфность кончается) Все как было, так и оставила)
  11. «Мастер Поварешек и Кастрюль» Кулинарная сказка Жанр: классика, сказка Рейтинг: G (можно читать всем) Размер: Миди Статус: закончен (скачать одним файлом - DOCX, PDF, TXT, FB2) Предупреждение: Персонажи этой истории в основном занимаются тем, что едят или готовят еду, а также рассказывают друг другу питательные сказки. Если же особенности рэдволльской кулинарии не вызывают у вас приятного трепета в районе живота, то данный фанфик можно смело пропустить. Также, не рекомендуется читать на голодный желудок! Пересечения: Здесь есть отсылки, как минимум, к шести рэдволльским книгам, большая часть из которых абсолютно очевидна, но есть и пара пасхалок, которые спрятаны получше. Кроме того, присутствуют отсылки к двум мультфильмам. Тому, кто найдет все – от меня большой зеленый ломоть кармы! Аннотация: Крысенок-недомерок проникает в Рэдволл, чтобы украсть главное сокровище аббатства… Посвящается Крыске, всегда верившей в Витча, и Дише, разделившей мой интерес к рэдволльской кухне. Особая благодарность чудаку Вальтеру Моэрсу, который открыл для меня жанр «кулинарной сказки» и вдохновил на эту историю. Дирбо Бубенец был главой пиратов, а вернее, полупиратов, как он сам себя именовал. Себя и свою немногочисленную команду. Полупираты, каперы, не слишком честные торговцы, искатели затерянных кладов и приключений, где под приключениями, конечно же, подразумевалась исключительно личная выгода. Или же, жулики и проходимцы – как называли их все остальные. Дирбо никогда не скупился на хитрости, лесть и красное словцо, которые с детства выручали его, а позднее еще и подняли по карьерной лестнице до завидной должности пиратского капитана. Прощу прощения, полупиратского. Дирбо Бубенец, несомненно, был знатоком своего дела. А еще он был дикобразом, что тоже весьма способствовало его начинаниям. В зависимости от обстоятельств и предложенной награды, Дирбо вместе со своей небольшой разношерстной командой брался за самые сомнительные предприятия и сейчас, волею случая, или же по четко спланированному стечению обстоятельств, они оказались на опушке Леса Цветущих Мхов. Но, как бы ни были интересны приключения бравой команды Дирбо Бубенца, (а они, уж поверьте, стоят отдельного романа), эта история будет не про них. Однако, случилась она все же именно благодаря очередной авантюре, на которую подписался наш полупиратский дикобраз. * * * Лето близилось к концу, но жаркие солнечные дни все еще радовали жителей Страны Цветущих Мхов. На небольшой, скрытой от посторонних глаз поляне, в тени древних вязов и дубов, расположилась команда Дирбо. Крысы, горностаи, хорьки, ласки и лисы – все они прекрасно знали свои обязанности, поэтому капитан мог спокойно приступить к осуществлению своего плана. Морда дикобраза, как он сам полагал, сейчас выражала радушную отеческую улыбку, вызывающую исключительное доверие, но, стоит заметить, эта улыбка плохо вязалась с его чересчур проницательным взглядом. – …Многие захватчики пытались взять штурмом эти старые краснокаменные стены, сломить волю и непоколебимый дух обитателей аббатства, поработить это место. На какие только хитрости, уловки, военные ходы и тактические ловушки они не шли, ведь эти звери были движимы жаждой власти, стремлением к неведомому богатству и сокровищам, которые, по слухам, скрывали стены Рэдволла… – рассказывал своему юному новобранцу Дирбо, привалившись спиной к массивному вязу и потягивая из потрепанной фляги терпкое ежевичное вино. Перед ним на покрытом мхом валуне сидел и покорно внимал худой крысенок-недоросток, который примкнул к команде несколько дней тому назад. И по мнению Дирбо – это было просто прекрасное пополнение, хотя остальные члены экипажа не слишком разделяли его энтузиазм, ведь крысенок на вид был слабым, худым и наверняка совершенно бесполезным в любой заварушке. Тем не менее Дирбо в нем что-то приметил и теперь активно посвящал его в свои планы. И делал он это, по своему обычаю, претворяя рассказ длинным и завораживающим вступлением, из которого, правда, сложно было понять, к чему именно он ведет. – …Кого-то восхищал и одновременно устрашал потрясающий своим великолепием гобелен из главного зала аббатства – и он стремился им завладеть, дабы окружить себя красотой или победить свой собственный страх, кого-то манил легендарный меч, лезвие которого по слухам было выковано из обломка упавшей звезды – и он жаждал обладать им, чтобы стать еще более великим и непревзойдённым воином, другие же хотели иметь собственную крепость с неприступными стенами и покорными рабами, чтобы заниматься бездельем и пожинать плоды чужих трудов. Все эти честолюбивые стремления, какими бы хитростями и изощренными планами они не были подкреплены, сталкивались с неизбежным отпором и в конечном счете терпели полный крах. – Дикобраз прервался и, сузив глаза, оценивающе взглянул на крысенка. Убедившись, что тот внимательно слушает, он продолжил, театрально махнув колючей лапой в сторону краснокаменных башен аббатства, видневшихся за кронами деревьев невдалеке. – Но с каждым разом, с каждой новой армией и с каждым новым провалом слухи о несметных богатствах Рэдволла только крепли, поэтому рано или поздно вновь находился убежденный в своей несокрушимой мощи и удаче зверь, который шел на аббатство с верой в то, что именно ему наконец удастся заполучить как минимум великий гобелен или легендарный меч. – Выдержав необходимую паузу, Дирбо ввернул ключевую фразу, которая несомненно должна была спровоцировать нужный эффект. – Но я-то знаю, что настоящее сокровище Рэдволла – вовсе не настенный рисунок и старый клинок… – Он выжидающе взглянул на крысенка, и тот, оправдав возложенную на него роль, тут же поинтересовался: – А что же? Красноречиво помолчав с загадочным видом, чтобы еще больше возбудить в слушателе любопытство, Дирбо наконец торжественно провозгласил: – Алкоголь! – Что-что? – не понял крысенок. – Алкоголь, – повторил Дирбо, помахав фляжкой. – Вино, пиво, эль, медовуха, настойки, наливки, сидр, ликер. – Дирбо отхлебнул из фляги и протянул ее крысенку. – Алкоголь – идеальный инструмент, который в умелых лапах поможет многого добиться. Ты верно знаешь, что морские крысы души не чают в гроге и роме, который гонят из водорослей и соленой воды. – Дирбо скривился. – Может это и неплохо, да. Но представь, что будет с ними, когда они попробуют действительно стоящий напиток? – Дикобраз усмехнулся, глядя на крысенка, присосавшегося к фляге с остатками вина. – Вот-вот! У кого в лапах окажется рецепт такого пойла, тот и будет править морями. Ну, или по крайней мере теми, кто по ним ходит. Уж ты мне поверь. – А при чем тут аббатство? – Неужели ты все еще не понял? – Дикобраз усмехнулся и развел лапами. – Аббатство Рэдволл славится своими напитками – вот его главное сокровище, о котором даже не помышлял ни один из тугоумых захватчиков. – Дирбо удовлетворенно откинулся, ковыряя в зубах одной из своих длинных дикобразьих игл. – Мой план состоит в том, чтобы выкрасть у аббатства секрет их фирменного пойла, которое они называют «Октябрьский Эль». И от него, я абсолютно уверен, морские крысы будут впадать в экстаз. Здесь ты, мой юный друг, как раз и сможешь мне пригодиться… – Дикобраз, прищурившись, искоса глянул на крысенка. – Если ты, конечно, хочешь быть принятым в мою команду… – Говорите, что нужно сделать, капитан-сэр! – Крысенок возбужденно вскочил с камня. Дирбо тихонько усмехнулся. Его речь снова возымела нужный эффект. И он пустился в подробные объяснения давно созревшего в его голове плана. – Конечно, крысу в аббатство не пустят, но твой… кхм, невысокий рост сыграет нам на лапу. Останется лишь немного поработать над твоей внешностью… Нам потребуется немного смолы и… Да-да, мы превратим тебя в самого обычного мирного путника, не будь я Дирбо Бубенец! А Дирбо в таких делах профи, поверь. Ты не волнуйся, в этом Рэдволле, по слухам, все пьют с утра до вечера, даже дети, поэтому, я уверен, никто не раскусит твоей маскировки… Главное запомни, что тебе нужно пробраться в погреба и… лучше запиши название – «Октябрьский Эль»… – Но я не умею читать! – Ничего-ничего, тогда просто запомни, как это пишется… Я, право, думаю, что наш план не составит для тебя большого труда. Туда и обратно. Утром зайдешь через главные ворота, а после заката с рецептом мы будем ждать тебя у восточной калитки. Все дела! Никто даже не поймет, что ты что-то украл, а потому и преследовать не станет. Изящно, ловко и хитро! Дирбо был полностью уверен в успехе грядущей операции, ведь еще ни один из его хитроумных планов ни разу не проваливался. Ну, может один раз, или два… Но точно не больше пяти. (Считать Дирбо умел.) Так или иначе, сейчас его абсолютно точно ждал успех. Подобной уверенности очень не хватало крысенку, которого сейчас активно пытались «загримировать» под мирного путника (в понимании Дирбо). Он повторял про себя план, стараясь ничего не забыть и не перепутать. Как никак, на него была возложена великая миссия – украсть из легендарного аббатства Рэдволл его главное сокровище. * * * Не так уж много времени прошло с судьбоносного похода Матиаса на юг, чтобы звери аббатства забыли, как выглядит крыса-недомерок, которая пытается прикинуться мышью. Но каково же было их удивление, когда они обнаружили перед воротами Рэдволла крысу-недомерка, которая пытается прикинуться… ежом. Именно такая крыса сейчас неуверенно топталась перед собравшимися в сторожке старейшинами аббатства. Сосновые иголки в некоторых местах были чем-то прилеплены к его шкуре и при каждом движении невпопад колыхались. А бурый цвет, в который иголки были кое-как выкрашены, в сочетании со специфическим запахом, позволяли сделать неутешительные выводы об истинном и вполне естественном происхождении этой краски. Было бы смешно, если бы не было так странно. Маскировка крысенка выглядела настолько неубедительно, что рэдволльцы пребывали в некотором этическом тупике, не понимая точно, каким им следует реагировать. А потому, слегка раздосадованный аббат Мордальфус, которого прибытие нежданного гостя оторвало от крайне интересного занятия по составлению свода рецептов Страны Цветущих Мхов совместно с Джоном Черчмаусом, решил принять гостя так, как это положено в аббатстве, а уже потом выяснить, за какой именно надобностью он сюда пожаловал. – …И значит, ты утверждаешь, что ты сирота и твоих родителей убили крысы? – еще раз уточнил аббат Мордальфус, сняв с носа очки и начав их медленно протирать широким рукавом своей рясы. Про себя он мучительно решал, как же побыстрее отделаться от присутствия сомнительного гостя (и его запаха) и на какого его спихнуть. – Да, да, все именно так, господин отец аббат-настоятель. – Как же, как же… Как-то не так давно к нам уже приходил вот такой «сирота», так после этого у нас сменился повар, не забыли? – пробормотал как никогда мрачный брат Осока, задумчиво теребя в лапах свой белый поварской колпак. – Брат Осока, не начинай… – оборвал его аббат, хотя и не слишком пылко. – Ты же знаешь, что аббатство Рэдволл всегда готово приютить обездоленных, бездомных, страждущих, увечных… – Настоятель так увлекся протиранием очков, что одно стеклышко выскочило из оправы и покатилось по полу сторожки. Крысенок тотчас подскочил, не заметив, как плохо приклеенные на загривке «ежиные» иголки посыпались в разные стороны, поймал стеклышко и услужливо протянул аббату. Мордальфус несколько раз удивленно моргнул и воззрился на гостя так, как будто впервые его увидел. Ему нестерпимо хотелось вернуться к прерванному занятию. – Так, значит… И куда бы нам тебя пристроить? Крысенок как будто давно уже ждал этого вопроса, поэтому поспешно разразился заблаговременно подготовленной речью: – Господин аббат, если позволите, то у нас на ферме я помогал отцу-ежу заготавливать особый ежиный сидр, я умею обращаться с прессом и выжимать яблоки, а кроме того в конце весны мы каждый год собирали одуванчики и делали из них изумительное вино… Но Мордальфус, казалось, не слушал его, поглядывая на других рэдволльцев, находившихся в сторожке. Прекрасно понимая, о чем сейчас размышляет аббат, собравшиеся смиренно молчали и старательно отводили глаза, лишь старый Амброзий Пика мирно похрапывал в уголке, а вечно сердитый брат Осока продолжал что-то бурчать. – …поэтому я мог бы быть полезен в винных погребах аббатства, – тем временем гордо закончил свою речь крысенок. – А? Что ты сказал? В погребах? – настоятель, похоже, услышал только окончание всей заготовленной тирады, про себя в это время уже успев принять вполне определенное решение. – Нет-нет, у Амброзия Пики сейчас полно помощников, а вот… да, конечно же! Вот на кухне свободных лап-то и не хватает. Что скажешь, Осока? Возьмешь этого, кхм… мальца в ученики? – Аббат из своего глубокого кресла воззрился на повара и не заметил, как в этот момент побелели усы у крысенка, а взгляд его обреченно погас. Брат Осока же сделался еще мрачнее. Про себя он подумал: «Пары лап, конечно, не хватает, но уж никак не крысиных», а вслух лишь скорбно произнес: – Вы крайне предусмотрительны, отец-настоятель. Услышав то, что и ожидал, аббат Мордальфус удовлетворенно хлопнул в ладоши, в мыслях уже возвращаясь к составлению свода рецептов. – Значит, решено! Итак… напомни, как твое имя?.. Ах да, Митч ээм… Колючка. Так вот, Митч, отправляйся с братом Осокой на кухню, он все тебе покажет и расквартирует. Хотя… У тебя с собой особо и нет вещей, ведь так? Это не беда, мы найдем тебе все необходимое. Кстати, Осока, а что у нас сегодня на обед?.. Крысенок уже не слышал ответа повара, потому что изысканная кулинария мало его интересовала. Если быть откровенным, то не интересовала вовсе. Тем более сейчас, когда их тщательно продуманный план только что стремительно полетел под откос, и Митч уже и вовсе начинал жалеть, что сунул нос в это треклятое аббатство. Но делать было нечего, поэтому он понуро поплелся за своим новоиспеченным хмурым наставником. * * * Скитаясь всю свою недолгую жизнь по свету, Митч довольно быстро постиг нехитрые законы этого мира и также быстро понял, что с его короткими лапами ему явно ничего не светит ни в военном ремесле, ни в пиратских кампаниях, ни в других достойных каждого уважающего себя хищника ремеслах. Звери в тех шайках, к которым он примыкал время от времени, лишь понукали и унижали его, и даже его соплеменники-крысы могли только глумиться и насмехаться над его маленьким ростом и неказистой внешностью. Чтобы встать с ними в один ряд, чтобы добиться хоть какого-то уважения – ему было просто необходимо совершить что-то значимое, кем-то стать в их глазах. И вот всего каких-то два дня тому назад произошла судьбоносная встреча с капитаном Дирбо. Это был необычный зверь, как ни посмотри, однако к Митчу впервые отнеслись почти как к равному, почти приняли в команду. Во что бы то ни стало необходимо заслужить доверие нового капитана, но как же быть? Дирбо утверждал, что погребами в аббатстве заведуют ежи, поэтому лучше всего будет замаскировать Митча под ежа. Тем более, кому как не ему, Дирбо, знать, какие из себя ежи. Ведь он сам их родственник, пусть и не самый ближайший. Митч за свою не самую долгую жизнь ежей еще не встречал, поэтому полностью положился на капитана. Да и план в его устах звучал как нельзя более просто и обнадеживающе: вызваться в помощники к хранителю погребов и, как только он отвлечется, выкрасть рецепт «Октябрьского Эля». Действительно, что может быть проще? Но вот теперь он плетется совсем не в погреба, а на кухню, где его загрузят тяжелой и нудной работой. Как ему быть? Как отыскать погреб и добыть рецепт до заката?.. * * * На кухне брат Осока как будто преобразился. Все его мрачные мысли касательно нового помощника отступили на задний план, потому что приближалось время обеда. А это означало, что пришел его час, час кулинарного творчества. Здесь, в своем кухонном царстве, он был не только предводителем котлов, сковородок и кувшинов, но и художником, холстом которого выступала любая кастрюля с супом, в которой он самозабвенно смешивал ингредиенты, добавляя множество разных трав и специй; он был архитектором – и на огромной доске, посыпанной мукой, мог возводить из теста и крема изысканные анфилады тортов. Любое блюдо, даже самое простое, он превращал в шедевр, изо дня в день радуя и балуя уже привыкших к этому жителей аббатства. Кухня была его оплотом, его гнездом, а сам он был сердцем и душою этого уголка Рэдволла. Здесь было его законное место, предписанное природой и начертанное в Книге Судеб, здесь он отдыхал и работал, воплощал в жизнь свои смелые кулинарные фантазии и гедонистические мечты, которых, стоит заметить, накопилось порядочно за то время, пока он был помощником Гуго. Помощником… Улыбка, озарившая было его мордочку, несколько померкла, когда он вспомнил, что не один на кухне. В углу на бочке с маринованными груздями притулился крысенок, который зачем-то пришел в аббатство, выдавая себя… о, Великие Сезоны! – за ежа. Что ему понадобилось в Рэдволле? Во взгляде крысенка читалось полное безразличие к происходящему на кухне. Брат Осока скривился, он, как и все жители аббатства, не доверял крысам, тем паче пока еще были свежи воспоминания о предателе Витче. Но с решением отца Мордальфуса он спорить не собирался, однако и глаз спускать с юнца – тем более. Вряд ли он на что-то сгодится, но пусть хотя бы под лапами не путается. И брат Осока занялся готовкой, полностью отдавшись любимому делу. Впрочем, как и всегда. Юный Митч тем временем пребывал в унынии. Единственное, что его сейчас радовало – это то, что повар, казалось, на время позабыл о нем и не заставляет помогать. Всю свою жизнь Митч вспоминал о еде только тогда, когда желудок начинало сводить от голода, и воспринимал приемы пищи исключительно как нечто необходимое и крайне обременительное. В его рацион, как правило, входили дикие орехи, лесные ягоды и сырые грибы, от которых ему частенько становилось дурно. Митч воровал птичьи яйца, выкапывал сомнительные корешки, иногда перебивался выброшенной на берег дурнопахнущей рыбой… одним словом, питался, чем придется. Он, как и все крысы, был достаточно неприхотлив и неразборчив в еде и к своему весьма юному возрасту уже имел довольно крепкий луженый желудок. Поэтому то, что сейчас он наблюдал в кухне аббатства Рэдволл – скорее вызывало в нем удивление, чем какие-то иные эмоции. Множество запахов и ароматов разливались над горячей плитой и булькающими котлами, но Митч не понимал, зачем все это нужно? Вот корень сельдерея, зачем его крошить и кидать в котел, когда можно съесть и так? Он сам однажды ел сельдерей, когда посчастливилось его откопать. Вполне съедобно. Даже желудок не ныл. Митч со скучающим видом глядел, как брат Осока очищает и нарезает тонкими ломтиками ярко-красное яблоко и дивился тому, как расточительно повар обращается с такой же съедобной кожурой, просто выкидывая ее в мусорную корзину. Когда же дело дошло до загадочных холщовых мешочков, из которых повар поочерёдно вынимал какие-то порошки и посыпал ими свои варева, Митч так вообще содрогнулся – в его понимании к подобного вида порошкам прибегали только лишь отравители. Украдкой наблюдая за поваром, крысенок мысленно вернулся к своему плану, который нуждался в срочной редактуре из-за старого аббата. Интересно, тот вообще слушал, о чем Митч говорил?.. Но что сделано, то сделано, и теперь как-то придется выпутываться из переделки. В конце концов, кухня – это не самое плохое место в аббатстве, куда бы хуже было, если бы его, к примеру, заставили заниматься уборкой среди этих пыльных пергаментов и свитков в затхлом домишке у ворот, или собирать какие-нибудь вонючие травы для лечебницы. По крайней мере, от кухни было недалеко до погребов. Митч встрепенулся, ему пришла в голову идея, и он поспешил озвучить созревший вопрос: – Господин брат Осока… Знаете, быть может, я бы мог помочь с напитками? Что-нибудь принести к обеду?.. Повар не сразу понял, кто к нему обращается, и тем более ему было не ясно, зачем кто бы то ни было решил отвлечь его от готовки. Он повернулся к крысенку с явно недовольной мордой и проскрипел: – Что ты сказал? Напитки? – Осока вздохнул. – Так и быть, можешь наполнить клубничным компотом вон те кувшины и отнести их в Большой Зал. Бочку с компотом как раз вчера прикатили из погреба, третья справа от тебя, со специальным краном. Митч досадливо выдохнул, но делать было нечего: он все-таки спрыгнул с бочки, наполнил кувшины клубничным компотом и резво отнес их в Большой Зал, где уже накрывали столы к обеду. Обитатели аббатства не слишком дружелюбно косились в его сторону, а громадная старая барсучиха и без того вселяла в крысенка страх, она как раз направилась в его сторону, и под ее строгим взглядом крысенок будто прирос к полу. – Мы не пустим за стол такого неряху, – прорычала Констанция, недобро сдвинув брови, – поэтому, если хочешь получить свою порцию обеда, то ступай сейчас же к аббатскому пруду и искупайся, чтобы смыть с себя этот жуткий запах. – Какой еще запах? – тихо пробормотал Митч, который никогда не отличался чистоплотностью. Но спорить с огромной барсучихой побоялся, да и желудок все чаще напоминал, что со вчерашнего вечера он ни держал во рту ничего, кроме пары диких желудей и остатков ежевичного вина капитана Дирбо. Митч на скорую лапу искупался, а возвращаясь в Большой Зал, столкнулся на пороге с Амброзием Пикой, который удивленно вытаращился на Митча, не вполне понимая, кого именно он видит перед собой. Впрочем, Митч был удивлен не меньше, потому что раньше и сам никогда не встречал похожих на Амброзия зверей. Ну, разве что капитана Дирбо. – Ты кем будешь? – спросил Амброзий. – Я… это… меня зовут Митч, я – еж. – Неа, приятель, еж – это я, – ответил Амброзий, задумчиво пригладив лапой свои седые иголки и подозрительно сощурившись. – А ты больше похож на праздничную ель, хотя до Праздника Середины Зимы еще добрая половина года… или на мокрую мышь, которая зачем-то извалялась в сосновых иглах. Ты видел себя в отражении пруда? Погляди, весь зеленый! Ну и молодежь пошла, совсем от лап отбилась… И действительно, Митч совсем позабыл про свою маскировку во время купания, и краска с сосновых иголок сошла. К счастью для рэдволльцев – вместе с тем самым жутким запахом. Взгляд крысенка заметался, он испугался, что его раскрыли, но спустя мгновение тут же успокоился, когда вдруг осознал, что Амброзий Пика принял его вовсе не за крысу, а за мышь! – Да-да, я на самом деле мышь, это я хотел вас… ну, знаете, немного разыграть, – Митч попытался изобразить невинную улыбку, но она вышла больше похожей на оскал. Вместо ответа Амброзий лишь махнул лапой, бормоча что-то про сумасшедшую молодежь, и прошел мимо Митча в сад. Прикидываться дальше ежом не было ни малейшего смысла, поэтому Митч, приложив достаточно болезненные усилия, отлепил от себя все сосновые иголки и вскоре вернулся в Большой Зал, по пути сочиняя более-менее правдоподобную историю о том, почему сначала он был ежом, а теперь стал мышью… Однако в Большом Зале Митч с удивлением обнаружил, что его таинственная «перемена» никого особенно не озадачила, а Констанция, более того, одобрительно кивнула ему и пригласила садиться за стол. Про себя Митч решил, что все дело в том, что рэдволльцы и в самом деле пьют не просыхая с утра до вечера, как сказал капитан Дирбо, поэтому давно утратили природную внимательность. Хотя, уже сидя за столом, одна молодая выдра, хитро улыбаясь, пихнула крысенка локтем и весело поинтересовалась: – Вижу, ты уже не еж, тогда кто ты теперь, а? – Но пока Митч мычал и пытался придумать более-менее правдоподобный ответ, выдра уже отвлеклась разговором с другим соседом по столу. И тут Митч заметил тяжелый мрачный взгляд, уставившийся на него. Напротив, по другую сторону стола, сидела молодая мышь, брат аббатства. Он был ненамного старше Митча, но хмурое выражение мордочки, похожей на смятый лист щавеля, явно добавляло ему сезонов. Крысенок заметил этот взгляд еще утром, когда только шел с братом Осокой мимо сада на кухню, но не придал большого значения. – Ты никого не проведешь этим маскарадом, – угрюмо заявила мышь, – в нашем аббатстве не место крысам и уж тем более им не место на кухне. Мышь надменно дернула носом, показательно встала и вместе с тарелкой прошествовала к дальнему концу стола. Хвост ее недовольно покачивался из стороны в сторону. – Не обращай внимания на брата Сурепку, – заметила юная выдра-соседка, которая, оказалось, все слышала, – он всегда ходит такой, словно его все детство вместо молока кормили чесноком. А ты, к тому же, занял его желанное место и стал помощником повара. – Но он разве не работает в саду? – удивился в Митч. – Сейчас он помогает нашему садовнику, это так, но он всегда мечтал быть поваром и не скрывает этого, – выдра пожала плечами. – Однако брат Осока почему-то не захотел его брать в помощники. Выдра снова отвлеклась веселым разговором с другим соседом по столу, а Митч наблюдал, как Большой Зал быстро заполняется народом. Когда посуда, кастрюли, миски, корзины и корзиночки были расставлены по массивным дубовым столам, скрип отодвигаемых скамей прекратился, и все звери наконец расселись, вооружившись вилками и ложками – только тогда брат Осока чинно выступил вперед и поклонился, изящным жестом сняв с головы белоснежный колпак. – Прошу вашего внимания. Сегодня я приготовил для жителей Рэдволла небольшой скромный обед: салат из огурцов, кедровых орешков и листьев одуванчика, свекольно-брюквенно-реповый пирог, легкий суп из ранних опят, сливок и дикого укропа, сырно-картофельную запеканку с ореховым соусом и свое фирменное овощное рагу с клецками. И конечно, кое-что на десерт. Прошу, угощайтесь, друзья. – За все недолгое время, проведенное рядом с этой угрюмой мышью, Митч впервые увидел, чтобы мордочку повара озарила улыбка. Как солнечный лучик среди налитых свинцом облаков – мелькнула и тут же исчезла, ушла куда-то вглубь. Осока почтительно поклонился аббату и сел на свое место рядом с крысенком. Как только отец-настоятель закончил короткую молитву, уделив в ней также внимание и новому гостю Митчу, Большой Зал наполнился шумом и гамом – звери приступили к обеду. Множество запахов разлилось под каменными сводами, со всех сторон слышалось довольное чавканье и хвалебные слова о мастерстве повара. Неожиданно Митч растерялся, но ему тут же пришел на помощь кротенок-диббун, занявший место брата Сурепки, когда тот ушел: – Пррриятель, это самое… не сиди как табурретка, иначе будешь только кррошки кушать, хуррр! – С этими словами неповоротливый с виду кротенок достаточно ловко выхватил из чьих-то менее цепких лап салатную миску и навалил себе зеленую гору из овощей и листьев одуванчика. Митч последовал его примеру и уже вскоре с аппетитом поглощал все, что попадало в его поле видимости. Никогда в жизни он и помыслить не мог, что еда бывает настолько вкусной! Больше всего ему понравилось овощное рагу – горячее, сытное, с приятным ароматом неведомых ему трав. Он различил вкус сельдерея, который до этого видел в лапах повара, картофеля, моркови и репы. Овощи были мягкими, хорошо разваренными и со сладковатым сливочным привкусом. Но самым занятным оказались неожиданные комочки крепкого теста, которые он вылавливал ложкой из рагу – как там назвал их Осока? – клецки! Такого пира в жизни юного Митча еще не случалось, поэтому он ел и ел, ел, ел, ел и ел, как будто опасаясь, что следующего раза может и не быть – ведь наверняка что-нибудь случится, его план раскроют, какой-то неосторожностью он окончательно выдаст себя, и его прогонят прочь. Поэтому Митч ел и впервые в жизни получал искреннее удовольствие от еды, хотя и не до конца осознавал этого, потому что разум его был больше занят тем, чтобы набить брюхо на несколько дней вперед. Сидящий рядом брат Осока поглядывал на крысенка и удовлетворенно кивал. Ведь лучшая похвала для повара – это когда тарелки после трапезы остаются пустыми. * * * Почти всю следующую половину дня Митч вместо того, чтобы развалиться в саду под яблоней и спокойно переваривать еду – занимался самым ужасными делом всей его жизни. Он мыл посуду. Точнее, пытался ее мыть, потому что особым талантом в этом деле крысенок явно не блистал. Уже две глиняные супницы грустно лежали в углу кухни в виде множества мелких осколков. Брат Осока, само собой, сурово отчитал помощника, но ловкости это Митчу не прибавило. Скользкие тарелки и кружки того и гляди норовили выскользнуть из его лап, длинные когти только мешали, а мыльные пузыри все время пытались залететь ему в нос. Когда с посудой с горем пополам было покончено, крысенок вновь занял свое место в углу, уступив место повару. И вновь забурлили котлы, зашкворчали сковородки и заклокотали на печи соусы. Картина повторялась, но на этот раз Митч куда с большим любопытством наблюдал за действиями повара. Слишком уж сильное впечатление произвел на него минувший обед. Он не смел спросить о загадочных мешочках с порошками, висящими над плитой, опасаясь вызвать праведный гнев повара, хотя любопытство и раздирало его. Ведь он отобедал всеми этими блюдами, в которые Осока добавлял тайные травы из мешочков, и даже не умер. Значит, это не отрава, но тогда что? Брат Осока даже виду не подал, что заметил интерес в глазах крысенка. Он спокойно продолжал нарезать овощи, помешивать варево в кастрюлях и время от времени проверял пироги в духовке. Когда пришло время «щепотки магии» (как он сам называл процесс добавления специй в блюда), он, не оборачиваясь, позвал крысенка: – Малец, подойди-ка. Митч даже со стула упал от неожиданности, но тут же послушно подскочил. – На ужин я готовлю острый суп из речных рачков, – как ни в чем не бывало начал повар, – на днях приходили выдры, они-то и принесли нам свежие «речные дары». Знаешь ли ты о том, когда рачки вкусней всего? – Брат Осока пристально поглядел на Митча и продолжил. – Выдры говорят, что лучше всего они на вкус в те месяца года, в названии которых есть буква «Р». «Р» – означает рррачки! Не слишком хитро, правда? Выдры вообще бесхитростный народ и знаменитый свой суп они готовят совершенно бесхитростно – вываливают в кастрюлю побольше рачков, рубят туда овощей, которые под лапу попадутся, да речной кресс, и, конечно, самое главное – засыпают побольше толченого перца. «Чем горячее, тем выдрам милее», слышал такую присказку? – Продолжая говорить, повар не прекращал помешивать закипающий на печи суп. Митч же полностью превратился в слух. Надо признать, что неожиданное внимание со стороны повара ему чуточку льстило, и он опасался пропустить что-либо из сказанного, дабы вновь на навлечь на себя его угрюмый взгляд. – Я заметил, что ты заинтересовался моим набором специй, – брат Осока с гордостью указал на мешочки с приправами свободной лапой, – поэтому решил продемонстрировать, как с помощью нескольких щепоток той или иной приправы удивительным образом преображается и раскрывается вкус блюда. Попробуй, каков суп на вкус сейчас? – повар зачерпнул поварешкой немного бульона и протянул ее Митчу. Подув, крысенок аккуратно проглотил суп. – Очень вкусно. – Очень вкусно… – Задумчиво повторил Осока. – Сначала я всегда варю крепкий овощной бульон, как основу для будущего супа, будь то похлебка из трех видов фасоли или суп из речных рачков, как сейчас. А дальше уже начинается настоящее кулинарное искусство. Выдры, как правило, добавляют в него как можно больше острого красного перца и еще приговаривают «За вкус не ручаюсь, а горячо будет!», я же стараюсь отмерить каждого вида перца ровно столько, сколько нужно именно этому супу, к примеру, вместе с овощами я засыпаю смесь из кориандра и куркумы, потом добавляю дробленый черный перец и паприку… На этих словах Осоку прервала крупная выдра, которая появилась неизвестно откуда, потягивая носом воздух: – Хо-хо, неужели на ужин нас ждет выдрячий супчик? Объедение! Знакомый аромат уже разнесся по всему Пещерному Залу, поэтому я и заглянула. – Выдра перевела взгляд на Митча. – Как успехи у молодого помощника? – Успехи, возможно, и были бы, если нам не мешали, – недовольно оборвал ее повар. – Винифред, ты же знаешь, как я отношусь к тем, кто без дела путается под лапами на кухне. – О, так я могу и не путаться, – как ни в чем не бывало отозвалась выдра, приземлившись на бочку, которую до этого занимал Митч, и сладко потянув носом аромат любимого супа. Винифред на мгновение о чем-то задумалась, а потом поинтересовалась у крысенка: – Есть одна притча про прожорливого короля, не слышал такую? – Митч отрицательно покачал головой. – Что ж, тогда я вам ее перескажу, чтобы скрасить готовку и приблизить время ужина, а ты уж сам решай, верить ей или нет. – В этот момент Осока театрально закатил глаза и яростно вернулся к нарезанию овощей, а выдра, не обратив на это внимания, начала рассказ. – Давным-давно, жил да был в далеком южном замке прожорливый король, который ничего на свете не любил больше, чем хорошо покушать. Он постоянно созывал званые ужины, званые обеды и даже званые завтраки, и регулярно, по любому поводу и даже без него – устраивал во дворце пиры и грандиозные праздники. Придворные и повара с лап сбивались, с трудом успевая наготавливать столько еды буквально каждый день. А королевство тем временем приходило в упадок, потому что ни на что другое, кроме пиров, королю не было никакого дела. Жители страны страдали и с каждым днем худели, но совершенно не представили, что им делать… Время шло, и король состарился, хотя с уверенностью это было сложно утверждать, потому что он давно превратился в огромный жирный студень. Наследников у него не было и не предвиделось, и волею-неволею король задумался о том, кому же перейдет замок и королевство после его кончины? Король, как это было принято в те времена, решил провести дуэль, но, оставаясь верным своему жизненному кредо, дуэль он устроил не простую, а кулинарную. Единственное условие звучало так: «Кто переест самого Короля, тот и станет наследником престола!» Выбор блюд оставался за претендентами. Желающих побороться за трон было много, но в финал вышли лишь двое: манерно одетая и весьма важная на вид белка и крепко сложенный молодой выдр, один только взгляд на которого выдавал в нем бесстрашного воина. Каждый из них приготовил то блюдо, в котором был уверен, и вкус которого ему никогда не мог надоесть. Белка вызвала короля на дуэль по поеданию картофельно-сырных кексов и… потерпела сокрушительное поражение. Король же от души наслаждался происходящим, содрогаясь от смеха всем своим студенистым телом и собирая с подноса последние сырные крошки. Казалось, что у него совершенно бездонный желудок, и никто во всем мире не сможет его переесть. Выдра же выбрала для состязания с королем старый добрый острый креветочный суп и загодя решила подстраховаться, опрокинув внутрь себя наперсток оливкового масла, дабы защитить стенки и без того луженого выдриного желудка. И уже на первой тарелке король начал краснеть, совсем как вареный рак, потому что суп тот был на редкость острый. На второй тарелке король задымился. А на третьей неожиданно раздался оглушительный хлопок, и… король взорвался! Прямо перед всеми своими придворными, представляешь? Такова была великая сила острого креветочного супа в умелых выдриных лапах, которые совсем немного переложили в него жгучего красного перца. – Да быть такого не может, короли не взрываются просто так! – недоверчиво пробормотал Митч, когда Винифред закончила историю. – В смысле… Я хотел сказать, что звери вообще не взрываются… Брат Осока в этот момент громко хмыкнул, но промолчал. – Я же с самого начала сказала: верить или не верить – дело твое, – улыбнулась выдра. – Говорят, что на месте лопнувшего короля нашли большую-пребольшую креветку, растерянно шевелящую своими длинными усами. Креветку посадили в королевский аквариум и каждую неделю меняли в нем морскую воду. Так что, вполне может быть, что король просто-напросто в превратился в эту креветку, а вовсе и не взорвался. – Да уж… – Было видно, что история произвела на крысенка сильное впечатление, но он до конца не понимал, серьезна ли выдра или просто смеется на ним. – А что же, в итоге тот выдр стал новым королем? – Не совсем. Если верить истории, то выдр предложил занять трон своему разодетому сопернику-белке, сказав, что тот больше похож на короля. А сам поступил к нему на службу и долгие сезоны верно охранял королевство вместе с другими выдрами. А однажды… Но тут Осока уже не выдержал: – Ну уж нет! Если ты и дальше будешь отвлекать нас своими сказками, то я точно ошибусь с пропорциями и сам взорвусь! – Хо-хо, я бы на это поглядела, а? – выдра подмигнула Митчу и спрыгнула с бочки. – Брат Осока, да ты уже никак задымился!.. В Винифред полетел деревянный черпак, но та уже со всей присущей выдрам прытью скрывалась за дверью. Брат Осока что-то недовольно пробормотал и вернулся к готовке. Сказка, рассказанная Винифред, похоже действительно приблизила время ужина, потому что вскоре повар уже доставал из печи дымящиеся ароматные пироги, переливал готовые соусы в соусники и с удовольствием причмокивал, пробуя готовый креветочный суп. Однако же Митч после услышанной истории поостерегся пробовать суп. Крысенок помог Осоке нагрузить тележки горячей едой и торжественно вкатил их вместе с ним в Большой Зал, уже предвкушая чудесный ужин. Готовка, как оказалось, очень способствует разжиганию аппетита. Косые лучи заходящего солнца проникали в Большой Зал, преломляясь через высокие витражные окна. Цветные блики весело плясали на стенах и столах, пока звери рассаживались по местам. Ужин начался, и вскоре своды Большого Зала вновь наполнились голосами рэдволльцев: – Передайте мне, пожалуйста, еще один кусок вон того сливового пирога, это просто объедение. – А ты уже пробовал морковные оладьи с петрушкой? Вот, возьми несколько, пока не остыли. – Подлей-ка мне еще одуванчикового вина, это урожай последнего лета?.. – Восхитительный ореховый хлеб с изюмом, готов есть только его! – О, какой крупный рачок мне попался в супе, говорят к удаче! – Кротоначальник, как тебе эта овощная подливка? Не слишком соленая? – Пррревосходная подлива, хуррр, полейте мне еще немного, прррошу! – Глядите, Амброзий откупорил новый бочонок «Октябрьского Эля»… Кончики ушей Митча непроизвольно дернулись в сторону того, кто обронил последнюю фразу. В этот же миг он весь похолодел, потому что понял, что совершенно позабыл о своей миссии, а до заката оставалось всего ничего. Кусок перестал лезть ему в горло, и больше он уже ни к чему не притронулся за весь ужин. Съежившись, Митч лихорадочно пытался придумать, как ему ускользнуть и пробраться в погреба. Вскоре такая возможность ему представилась. Заметив, что кувшин с клюквенной настойкой, к которой был так не равнодушен отец-настоятель, опустел в самом разгаре ужина, Митч вызвался сходить в погреба и наполнить его заново. Дорогу в винный погреб он отыскал без особого труда. Полукруглая массивная дверь тихонько скрипнула, когда крысенок проскользнул внутрь. Привыкнув к царившему здесь полумраку, Митч разглядел бесчисленные ряды бочек и бочонков, уходящие в темноту. Здесь стояла приятная прохлада и разливался сладковатый древесный запах с легким и терпким привкусом винограда. Поначалу растерявшись, Митч наконец приступил к поискам. Он обшарил все углы, но ничего похожего на книги рецептов или пергаментные свитки с ингредиентами здесь не было, лишь только банки, бутылки, бидоны и какие-то хитроумные приспособления, о применении которых крысенок даже не мог помыслить. Митч как раз бесцельно разглядывал надпись на одном из бочонков, когда его довольно-таки холодно окликнули: – И чем это ты тут занимаешься в моих погребах? На пороге, подперев лапы в бока, стоял тот самый седой еж, с которым еще днем Митч столкнулся у входа в здание аббатства. Поколебавшись, крысенок ответил: – Понимаете… отец-настоятель отправил меня за клюквенной настойкой, которая закончилась, но я… – Митчу пришла в голову идея, и он театрально опустил глаза. – Но я плохо умею читать, поэтому так задержался. Не могли бы вы мне помочь э-э сэр? – Меня зовут Амброзий Пика, и вот уже много сезонов я заведую этими погребами – конечно, я знаю, где тут у меня бочонок с клюквенной настойкой. – Амброзий прошагал дальше вдоль ряда с бочками из темного дерева и остановился, призадумавшись. – Но, думаю, еще одного кувшина аббату не хватит… Поэтому давай-ка ты мне поможешь дотащить этот бочонок до Большого Зала, что скажешь? Сгибаясь и кряхтя от тяжести бочонка, Митч медленно поднимал его вместе с Амброзием по лестнице из погреба. Крысенок был очень раздосадован тем, что не нашел рецепта «Октябрьского Эля» и что вдобавок ему пришлось вновь заниматься тяжелой работой. – Амброзий Пика, сэр… – крысенок силился подобрать нужные слова и не сбить дыхание. – Если вы знаете, я новый помощник брата Осоки на кухне… – Сочувствую, – хмыкнул еж. Митч недоуменно посмотрел на Амброзия, но тот больше ничего не сказал, продолжая пыхтеть, поднимая бочонок. Поэтому крысенок продолжил: – Так вот, у него там множество книг с рецептами самых разных блюд, разные свитки, заметки в тетрадях… А как же вы готовите все свои восхитительные напитки? Я не заметил в погребах ни одной книги. Амброзий Пика снова хмыкнул, но было видно, что лесть подействовала. – Малец… как, говоришь, тебя зовут?.. В моем погребе нет места книгам, иначе бы они уже давно попортились от сырости и холода. Все свои рецепты я храню вот здесь, – Амброзий гордо постучал себя по седой макушке. Душа Митча ушла в пятки, и он чуть было не выронил бочонок. Как же ему украсть рецепт, если он нигде не записан? Что он скажет Дирбо сегодня ночью?.. * * * Когда последние янтарные лучи заката, лизнув черепицу на главном здании аббатства, скрылись за горизонтом, Митч выскользнул на свежий воздух. С большим трудом ему удалось после ужина отделаться от гнетущего взгляда брата Сурепки, который, казалось, преследовал его. Озираясь по сторонам, он крался вдоль стены, стараясь слиться с тенями и в страхе шарахаясь от каждого звука, будь то стрекот цикады или уханье совы в чаще леса. Вот и восточная калитка, точно вовремя, и, судя по приглушенному перешептыванию, его уже поджидают. Митч глубоко вздохнул и трижды стукнул по дверке, как сговаривались. Шепот на мгновение стих, а потом знакомый голос, принадлежавший капитану Дирбо, вкрадчиво спросил: – Это ты, сынок? – Да, сэр, капитан… – Проблем не возникло? Рецепт «Октябрьского Эля» у тебя? Митч сглотнул. Про себя он успел мысленно повторить заготовленную речь несколько раз, но сейчас как будто растерял все слова. Однако, их все-таки разделяла дверь, и это придавало некоторой уверенности. – Капитан, сэр, дело в том, что меня не взяли в ученики к виноделу, а отправили на кухню… – затараторил Митч, – … но я все-таки пробрался в погреба, но, но… там не было никаких рецептов! Спустя мгновение из-за калитки донеслась отборная ругань и проклятия. Митч испуганно заозирался вокруг, страшась быть обнаруженным. Однако вскоре Дирбо взял себя в лапы и довольно резко спросил: – Где же тогда они их хранят? Митч отметил, что от вкрадчивого и добродушного тона не осталось и следа. – Я… я… – запнулся крысенок, – я выясню это, сэр, обязательно! Дирбо хмыкнул и бросил напоследок: – Завтра в то же время жду тебя с рецептом. Только попробуй снова оплошать и не видать тебе места в моей команде. Митч услышал удаляющиеся шаги и, тяжело выдохнув, поплелся обратно. Он был расстроен, раздавлен и совершенно не представлял, что же делать дальше. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться как можно дальше от этого треклятого аббатства. Ночной покров скрывал крысенка от посторонних глаз, однако один хмурый взгляд сейчас задумчиво глядел со стены в спину бредущему крысенку. Брат Осока слышал весь разговор от начала до конца и сейчас ему предстояло принять трудное решение. * * * Митч спал беспокойно, ему снились взрывающиеся звери и огромные кровожадные креветки с длинными усами. Креветки безмолвно вопрошали: «А много ли ты перцу добавил в суп?», а потом начинали танцевать хороводы вместе с речными рачками и форелями. Утром Митч, будучи совершенно не в духе после ночного разговора с капитаном Дирбо и все еще содрогаясь от жутких картинок пляшущих креветок, застывших у него перед глазами, угрюмо приплелся на кухню, где брат Осока уже заканчивал готовить завтрак. Ароматы свежей выпечки, кардамона и взбитых луговых сливок чуть приободрили его, и Митч рискнул задать мучавший его полночи вопрос: – Брат Осока, мистер повар… А правда, что хранитель погребов Амброзий все свои рецепты знает наизусть? Осока усмехнулся, на минутку оторвавшись от готовки. – Не удивился бы, услышав это сезонов пятнадцать тому назад, еще при аббате Мортимере. Тогда колючки Амброзия еще не были посеребрены старостью и вполне может статься, что он мог удержать в голове все свои рецепты. Но теперь, я уверен, что он только хвастает, а сам украдкой бегает в сторожку, где хранятся все его книги, чтобы уточнить правильное количество того или иного ингредиента. Как и в моем деле, в ремесле винного мастера точность в пропорциях не менее важна… Митч облегченно выдохнул, уже не слушая повара. Значит, еще не все потеряно, шанс еще есть! Остается только под каким-нибудь предлогом пробраться в сторожку и отыскать нужный рецепт… Митч погрузился в размышления, но неожиданно был вырван из них, когда его слух уловил кое-какое слово, которое он никак не ожидал услышать от повара. Крысенок обеспокоенно прислушался, в то время как брат Осока как ни в чем не бывало продолжал говорить, увлеченно взбивая сливки: – …как ни странно, это – старинный пиратский рецепт, который когда-то принесли в аббатство две морские крысы, еще задолго до моего рождения… Митч чуть было не свалился со своей бочки. Да, он не ослышался. Повар и правду говорил про крыс! Неужели его раскусили?.. Но брат Осока как будто не заметил реакции Митча и продолжал рассказ: – …Мне рассказывали, что один из них был поваром, а другой – плотником. Они остались без корабля и экипажа и как-то забрели в Лес Цветущих Мхов, где их и нашли рэдволльцы. Крыс приютили в аббатстве и позволили заниматься своим ремеслом. Так вот, тот пират, который был поваром, приготовил для всего нашего аббатства морское блюдо под названием «Ловкий пудинг», в ингредиенты которого, по его словам, входили дикий чеснок, крапива и кизил. Как тебе набор, а? Рэдволльцам совсем не пришлось по душе угощение, и они нарекли пирата самозванцем, но я, между нами будет сказано, считаю, что парень просто растерялся в новой обстановке и немного напутал с пропорциями. И именно в этом все дело! Брат Осока прервался, чтобы отыскать сито, стряхнул с него остатки муки, и продолжил: – Я немного поэкспериментировал и обнаружил, что если взять чуть больше ягод кизила, добавить кориандра, укропа и щепотку перца, то получится отличный соус для любой рыбы. А если добавить стакан сахара, немного муки и, разумеется, выкинуть прочь чеснок, то и пудинг выйдет из этого набора вполне неплохой. Но все же на любителя. Однако, по словам пиратского повара, это блюдо придает глазам удивительный блеск! И я не могу с этим не согласится. Эти ребята, как мне кажется, вполне могли бы остаться в Рэдволле, если бы повар не напутал пропорции... Еще, если не ошибаюсь, он все искал внутри аббатства какие-то «сокровища», но так и не обнаружил их и поэтому, видимо, покинул аббатство, не найдя здесь того, за чем пришел. А его товарищ, стоит заметить, хоть и не остался в Рэдволле, но все же поселился неподалеку и долгое время занимался постройкой быстроходных лодок и время от времени навещал рэдволльцев в аббатстве, где у него появились верные друзья. Брат Осока задержал взгляд на Митче, который выглядел совершенно потрясенным и даже не пытался этого скрыть. – У «ловкого соуса», как я посмел его именовать в новой поваренной книге аббата Мордальфуса, – продолжил рассказ Осока, – есть несколько особенных достоинств. Во-первых, его цвет. Багряно-красный соус очень живописно смотрится на праздничном столе и выгодно оттеняет жареное филе белой рыбы. Во-вторых, собственно вкус. Одновременно сладковатый и с кислинкой, диббуны готовы есть его ложками! В-третьих, во время готовки соуса мы получаем в остатке еще и весьма приятный кизиловый компот, который нужно лишь немного подсластить сахаром. Неожиданно повар остановился и в упор посмотрел на крысенка: – Готов ли ты мне немного помочь, Митч? Вдвоем мы бы быстрее управились с соусом, которому нужно как раз пару дней на то, чтобы настояться к празднику Дня Названия Осени, а заодно мы могли бы успеть приготовить и пудинг к завтраку. Хоть Митч и был немного напуган, неожиданно для себя он обнаружил интерес к происходящему. Тем более, что Осока только что упомянул, что они будут готовить по рецепту морских крыс. Таких же крыс, как он сам… Получается, что крыса и в самом деле может стать поваром и при том неплохим?.. – Готовить «Ловкий соус» лучше всего поздним летом, когда ягоды кизила набухают и созревают, становятся крупными и сочными. Так что как раз сейчас самое время. Я уверен, что завтра по случаю праздника Матиас и аббат Мордальфус обязательно поймают карпа еще крупнее, чем в прошлый раз, и к нему как нельзя лучше подойдет наш соус. Убедившись, что Митч пристроился рядом и внимательно слушает, брат Осока удовлетворенно кивнул и пустился в объяснения: – Итак, приступим. Для начала, стоит поставить большую кастрюлю на печь, а в это время пока займемся промывкой кизила. Вот с этим ты мне как раз и поможешь. А заодно и тщательно вымоешь свои лапы. Это первое правило уважающего себя повара – лапы должны быть чисты. Пока Митч отмывал свои лапы и полоскал в воде ягоды кизила, брат Осока набрал в кастрюлю воды и водрузил ее на печь. – Промывать нужно очень тщательно. Вот так, да, хорошо… – одобрительно кивнул повар. – Теперь, когда вода закипела, засыпаем в кастрюлю ягоды и хорошенько провариваем их какое-то время, а затем аккуратно сливаем получившийся компот в другой котелок и добавляем к нему сахара. Ягоды же нам предстоит пропустить через сито, удалив все маленькие косточки. Да, это довольно скучная и утомительная часть процесса, но без этого никак. Любая готовка требует смирения и усердия. Как, впрочем, и любой творческий процесс в жизни. Итак, когда ягодная мякоть наконец-то отделена от косточек, мы начинаем варить соус – ставим котелок на печь и не спеша помешиваем в нем кизил. Смотри внимательно: лишняя влага выпаривается, и соус загустевает. Теперь самое время добавить сахара, чтобы соус получился не слишком кислым. Так же, стоит добавить немного соли. Здесь пропорции – это уже исключительно дело вкуса и опыта. Я привык добавлять на четыре части кизиловой мякоти одну часть сахара и пару ложек соли. Но лучше всего пробовать соус в процессе, чтобы поймать тот самый вкус, который тебе по душе. Добавим половинку чеснока, стакан порубленной крапивы, немного кинзы, щепотку сушеного кориандра и чуточку острого красного перца. Ну как, хочешь попробовать ложечку? Не обожгись, соус горячий и брызгается. Да-да, для этого повара и носят свои белоснежные фартуки, чтобы процесс их трудов опосля был виден всем. – Брат Осока усмехнулся, что случалось с ним обычно не часто, а сегодня произошло уже во второй раз! – Гляди, соус теперь достаточно загустел, значит лишняя влага выпарилась и сахара мы добавили достаточно. Теперь остается дождаться, чтобы он остыл, разложим по соусникам и оставим в прохладном месте до завтрашнего вечера… И вот еще что: напомни мне завтра посыпать его перед подачей рубленной сушеной мятой. Это добавит ему еще более необычный и свежий оттенок вкуса. Утро за готовкой пролетело незаметно. Брат Осока обнаружил, что Митч исполнительный и послушный ученик – и это его вполне устраивало. Митч же с удивлением для себя понял, что готовка в целом довольно интересный процесс, особенно в компании с опытным поваром, который приправляет все занятной историей. После соуса они приготовили кизиловый пудинг, который вместе с творожными ватрушками, пончиками с черничным вареньем и кардамоном, клубничным трайфлом со свежими взбитыми сливками и мятным чаем с одуванчиковым вареньем отправился в Большой Зал на завтрак заждавшимся рэдволльцам. Осока и Митч, решив не отрываться от поглотившего их процесса готовки, остались перекусить на кухне. Разломив пополам ватрушку, Митч задумчиво взглянул на повара, который вылавливал из своей большой глиняной кружки листик мяты. – Почему вы рассказали мне эту историю про… пиратов? – неуверенно спросил крысенок. Митч все еще опасался, что его прикрытие раскусили и вскоре с треском выставят из аббатства. – А ты разве не понял? – спокойно спросил повар, который наконец выловил листик мяты из своего чая. Митч сглотнул и не ответил, поэтому Осока ровным голосом продолжил: – Само собой, я рассказал эту историю для того, чтобы ты запомнил, как важно брать ингредиенты в правильных пропорциях. * * * На обед Митч собственолапно (но под бдительным контролем со стороны брата Осоки) приготовил свое первое блюдо – суп из чечевицы, томатов и красного перца. Очень острый. Из-за вчерашней истории Винифред и своих ночных кошмаров, Митч очень опасался непредвиденных последствий такого острого супа, но постыдился признаться в этом повару. Осока отправил Митча отнести обед в сторожку у ворот, где денно и нощно корпели над своим трудом аббат Мордальфус и Джон Черчмаус. Нелегкое это дело – составить свод рецептов Страны Цветущих Мхов! А Митч никак не мог поверить в такую удачу – ему наконец выпал вполне официальный предлог заглянуть в заветную сторожку, где хранились все записи аббатства и наверняка должен быть найтись нужный ему рецепт «Октябрьского Эля». Вежливо постучав и услышав в ответ лишь раздраженное бормотание, Митч осторожно вошел в домик, стараясь на расплескать миски, до краев наполненные горячим и очень острым супом. У стола за окном склонили головы над свитком две пожилые мыши, почтенные старейшины аббатства, которые сейчас больше походили на взъерошенных престарелых воробьев. Они ожесточенно о чем-то спорили и во все стороны летели капли чернил и обрывки предложений. – Мой «Красностенно-смородиновый пирог аббата» должен быть в разделе основных блюд, говорю я тебе… – вещал раздраженный Мордальфус. – То, что в названии есть слово «красностенный», еще не делает его главным блюдом! – яро парировал Джон Черчмаус. Старики были так поглощены своим спором, что даже не обратили внимания на вошедшего Митча. Оглядываясь по сторонам с тайной надеждой, что нужный томик с рецептами напитков сам свалиться ему на голову, крысенок подошел к столу и аккуратно сгрузил на него миски с томатным супом. Старейшины продолжали бурно обсуждать свой труд, поэтому Митч был вынужден кашлянуть, чтобы привлечь их внимание. Мордальфус и Джон Черчмаус удивленно подняли головы и увидели перед собой крысенка и миски с дымящимся супом. Видимо, им потребовалось некоторое время на то, чтобы соединить воедино увиденное, поэтому Митч решил прийти на помощь: – Брат Осока отправил меня принести вам обед. Ээ… приятного аппетита. – Да-да, благодарю, – наконец ответил аббат, рассматривая застывшего перед столом Митча. – Что-то еще? – Да, господин-настоятель, я… мне… меня… – Врать под взглядом этих мудрых глаз в этот раз оказалось труднее, чем ожидал Митч. – Амброзий Пика и брат Осока попросили меня уточнить рецепт клюквенной настойки, они хотят попробовать приготовить на ее основе кое-что новое – настойку из кизила. – А, вот оно что, – аббат даже улыбнулся (видимо от предвкушения), – видишь вон тот толстый том с посеребренным корешком? – Мордальфус махнул лапой куда-то за спину Митчу. – Можешь взять его, там есть все, что нужно. – Конечно, – иронично заметил Джон Черчмаус, – мы такими темпами до напитков еще не скоро доберемся, правда, отец-настоятель? Так что спокойно забирай, вряд ли он нам сегодня понадобится! Аббат мрачно поглядел на своего коллегу и подвинул поближе миску с супом. – У меня перерыв на обед, а ты можешь ждать, пока твой суп остынет, – надменно заключил Мордальфус. Митч отвернулся, не веря своему счастью, и тут же увидел нужный том. Он был плотно зажат между другими книгами и, чтобы его достать, крысенок вскарабкался на табурет и изо всех сил потянул за корешок. Но не соизмерил силы: книга выскочила с полки, а Митч рухнул на спину, задев лапой подпорку, которая удерживала неустойчивый шкаф. Книжный шкаф угрожающе зашатался, и Митч поспешил отползти в сторону, подальше от возможной опасности. Оставив двух стариков причмокивать супом, Митч выскочил из сторожки. В нем бушевало торжество – книга у него в лапах! Осталось лишь найти нужный рецепт! Неожиданно позади в сторожке раздался громкий хлопок и Митч похолодел. Он обернулся и увидел, как из открывшейся двери вылетело облако пыли. А вслед за облаком… из сторожки выползли два крупных жука-древоточца! И тут все возможные опасения Митча подтвердились. Суп оказался слишком острым! От одного только осознания содеянного он запаниковал и бросился прочь от сторожки. Митч мчался, не разбирая дороги, пока не налетел на Констанцию, собиравшую яблоки вместе с Винифред с самых высоких ветвей. – Что еще стряслось? Почему ты несешься по аббатству, как угорелый? – сурово спросила барсучиха, рывком подняв с земли упавшего Митча. – Я не хотел, чтобы так случилось, я не виноват… – забормотал крысенок, тут же уменьшившись в размерах под ее взглядом. – А ну-ка спокойно расскажи, что случилось, – рявкнула Констанция. – Я… я только сварил суп… – Крысенок опустил глаза. – Но он оказался слишком острым. Крысенок с мольбой воззрился на Винифред, которая обменялась с Констанцией недоуменными взглядами. – Как вы не понимаете! – в сердцах воскликнул Митч. – Отец-настоятель и его друг Джон превратились в жуков! А виноват в этом я! Неожиданно морду Винифред озарила улыбка, и она весело скомандовала: – Пойдем же скорее покажешь нам, где это произошло! Не понимая, чему радуется Винифред, Митч, опустив плечи и содрогаясь от ужаса, привел их сторожке, вокруг которой суетливо ползали два черных жука-древоточца. Крысенок наклонился к ним и бережно поднял с земли, аккуратно поглаживая и заливаясь слезами. – Простите меня, я не хотел… Я пригляжу за вами и буду хорошо кормить… Винифред схватилась за бока и еле сдерживала смех при виде этой картины, а Констанция все еще не понимала, что происходит, и это ей совсем не нравилось. – Ну-ка сейчас же объясните мне, что здесь происходит! – прорычала она. – Боюсь, что наш юный повар приготовил слишком острый суп… – сквозь смех выдавила из себя Винифред. – Да, именно это я вам и пытался сказать! – в сердцах вскричал Митч. – Какой еще суп?! – заревела Констанция. И тут на крики из сторожки, отряхиваясь от пыли, вышли Джон Чермаус и настоятель Мордальфус. Живые и невредимые! У Митча отвисла челюсть, и он удивленно захлопал глазами, выронив на землю жуков, которые не преминули возможностью убежать подальше от усердно заливавшего их потоками слез крысенка. – Но как же… как это… Констанция грузно уселась на землю. – Я уже слишком стара… – пробормотала она, обхватив голову могучими лапами. – Может быть, вы, почтенные, объясните мне, из-за какого еще супа весь этот переполох? – обратилась она к старейшинами. – Что-что, прощу прощения? – поинтересовался аббат Мордальфус. – Суп очень неплохой, мои комплименты повару. Винфред наконец взяла себя в лапы и приобняла Констанцию: – Это я во всем виновата, дорогая матушка. Вчера я рассказала Митчу старинную легенду про толстого короля, который лопнул из-за острого-преострого выдриного супчика, хо-хо! Король превратился в креветку, а наш юный друг решил, что из-за его супа аббат с Джоном сегодня стали жуками-древоточцами. – У выдры от пробирающего смеха снова потекли из глаз слезы. – Митч, поведай нам, почему же ты решил, что сумел приготовить такой острый суп, какой могут приготовить только выдры? Все еще ошеломленный крысенок утер слезы и сконфуженно произнес: – Но я ведь слышал хлопок в сторожке, как будто взрыв… Все в точности как в вашей истории! Наконец аббат Мордальфус уловил суть разговора, и его мудрую морду озарила улыбка. – Взрыв? Как же, как же. Не успели мы приступить к обеду, как у нас в сторожке неожиданно с ужасным грохотом опрокинулся книжный шкаф. Этот звук ты, наверно, и услышал. – Столько сезонов стоял, – задумчиво произнес Джон, – а тут ни с того, ни с чего решил грохнуться. Странные дела! А я чуть было не подавился! Митч потупился, решив прикинуться, что тут-то он точно не причем, и украдкой потрогал книгу, которая была спрятана у него под рубахой. – Наверно это знак, что грядущий сезон нужно назвать Осенью Падающих Шкафов или, быть может, Осенью Летающих Книг, – с улыбкой сказал аббат. Все присутствующие дружно рассмеялись. И даже Митч облегченно хихикнул. * * * После обеда и мытья посуды, с которой Митч справился на этот раз куда успешней, у него наконец выдалось свободное время, и он решил найти укромный угол и наконец пролистать книгу в поисках рецепта. Сам того не подозревая, он почему-то все время оттягивал этот момент и уже не испытывал былого энтузиазма при мысли о возложенной на него капитаном Дирбо миссии. Возможно, причиной тому стала не самая приятная ночная встреча с дикобразом, которая никак не шла у него из головы, или, быть может, вопреки всему ему начинало нравиться в аббатстве Рэдволл, и он неосознанно хотел оттянуть время своего неизбежного ухода отсюда. И кроме того, здесь так здорово кормят! Да и он сам уже успел кое-чему научиться. Вздохнув, Митч обошел главное здание аббатства и присел с книгой, прислонившись к нагретой солнцем стене из красного песчаника. Здесь его никто не должен обнаружить, потому что большинство обитателей Рэдволла сейчас отдыхали после обеда в своих кельях или совершали неторопливый моцион в тени садовых деревьев. Книга была толстенной, а Митч ведь совсем не дружил с чтением. Однако, как пишется «Октябрьский Эль» он запомнил хорошо, а потому оставалось лишь пролистать книгу и найти похожие закорючки, чем крысенок и занялся. Теплый летний ветерок обдувал его, а вокруг безостановочно носились яркие бабочки и стрекозы, которые как будто специально пытались оторвать его от занятия. Раньше Митч никогда не держал в лапах книг, поэтому не подозревал, что в них существуют оглавления. Иначе дело пошло бы быстрее – он начал бы с конца. В оглавлении действительно нашлась строчка с символами, похожими на заветные слова «Октябрьский Эль». Митч приободрился и вновь начал перелистывать книгу в поисках нужной страницы… Но вскоре понял: что-то не так. Он перепроверил еще раз и еще, пока не убедился окончательно – нужной страницы в книге нет! Митч провел лапой по тому месту, где, если верить оглавлению, она должна была находиться, но с удивлением обнаружил, что по всей видимости страница была аккуратно кем-то вырвана. Такого просто не может быть! Что за напасть! В сердцах Митч вскочил с земли и раздосадовано пнул книгу. Ох уж этот треклятый рецепт… Вот на кой дался он Дирбо? Уж и правда, лучше бы он поручил Митчу украсть меч или этот, как его… гобелен – их хотя бы искать не нужно, вот, висят у всех на виду! Крысенок обессиленно плюхнулся на траву. Злость испарилась, уступив место отчаянию. Нить оборвалась, и он не имел ни малейшего представления, что ему делать дальше. Приближалось время ужина и крысенку ничего не оставалось, кроме как подобрать брошенную книгу и отправиться на кухню, иначе его бы вскоре начали искать жители аббатства. Брат Осока уже находился в своей стихии. Казалось, отдыха для него не существует. Повар даже не заметил вошедшего на кухню Митча – так он был поглощен процессом. Сейчас Осока заканчивал украшать горячий сливово-яблочный флан ванильным кремом и лепестками миндаля. Флан был похож на огромный раскрытый цветок, над которым порхает вдохновленный шмель в белом колпаке. Митч усмехнулся про себя забавному сравнению, и в то же время его длинный (по меркам мышей) нос учуял множество восхитительных запахов, которые всколыхнули в нем новые, неизведанные ощущения. В своей обычной манере брат Осока завлек Митча в процесс готовки новыми историями. А Митч только тому и был рад, ведь приготовление еды позволило ему оторваться от неутешительных мыслей по поводу грядущей встречи с Дирбо. На ужин они приготовили изумительно пахнущее грибное рагу с чесночно-луковым соусом, пирог из творожного сыра и свежего шпината, сладкую яблочную драчену и восхитительный фруктовый салат со взбитыми сливками. Последние летние солнечные лучи причудливо играли на полу и стенах Большого Зала. Жаркое лето уходило, и завтра ему на смену должна была прийти урожайная осень. Как только все расселись за столы, аббат не преминул напомнить всем жителям, что завтра их ждет большой пир в честь Дня Названия Осени, а в Рэдволл по случаю праздника, как и всегда, пожалуют гости. Вскоре своды Большого Зала вновь окутали радостные звуки голосов. Из приоткрытых крышек кастрюль заструились, перемешиваясь, ароматы сладкого и соленого, кислого и острого… Митч уже был готов приняться за ужин, как тут его довольно грубо толкнули, да так, что он выронил вилку, и та со звоном упала на каменный пол. Крысенок резко обернулся и встретился глазами с помятой мордочкой брата Сурепки. Мышиные глаза выражали безграничную неприязнь, а линия рта еще больше скривилась в отвращении. – Вижу, ты все еще здесь? Небось, пока маловато наворовал? – медленно протянул Сурепка. Митч молча глядел на него. Сурепка еще больше нахмурился и махнул хвостом в сторону упавшей вилки. – Знаешь, какая примета с этим связана? Тебя ждут перемены в жизни – надеюсь, ты наконец уберешься из аббатства! – С этими словами брат Сурепка развернулся, пнув несчастную вилку так, что та закатилась под стол. Митч не очень понимал, чем вызвал гнев этого хмурого брата аббатства. Неужели все дело в том, что он, крысенок Митч, занял столь желаемое Сурепкой место помощника повара? Крысенок фыркнул, но решил, что при случае спросит про него у Осоки. * * * Неминуемо настал тот час, когда солнце наконец скрылось за силуэтами далеких гор на горизонте. А это означало, что у восточной калитки Митча уже поджидает капитан Дирбо, в предвкушении потирая лапы. О, какое же разочарование его скоро ждет! Что он там сказал в прошлый раз на прощание? «Только попробуй снова оплошать и не видать тебе места в моей команде» – вот что. А так ли оно мне нужно, это место? Хм, но других вариантов-то не светит, в аббатстве в скором времени наверняка раскроют, кто он такой из себя, если, конечно, до этого дойдет… Вполне может статься, что куда раньше его совсем изживет этот несносный брат Сурепка… Полный скорбных мыслей, Митч вскоре добрел до калитки и нехотя постучал три раза. В ответ тут же раздался нетерпеливый голос дикобраза, в котором ничего уже не осталось от былой вкрадчивости и участия: – Ну что, принес? – Капитан Дирбо, сэр, возникли непредвиденные сложности, – тихо пробормотал Митч. – Что ты там шепчешь? Где рецепт? Давай его сюда! – Голос так и дрожал от нетерпения. – Мне пока не удалось его найти… Из книги с рецептами была вырвана нужная страница – как будто кто-то прознал о нашем плане. – Очень странно… Уж не дурачишь ли ты меня, крысеныш? – в голосе Дирбо прозвучали угрожающие нотки. Митч сглотнул. – Никак нет, сэр! Но я справлюсь, дайте мне еще один день сэр капитан… – Ладно, – оборвал его Дирбо недовольным тоном, – ты уж постарайся. Иначе дорого придется заплатить. Митч облегченно вздохнул, услышав удаляющиеся шаги. Правда, он совершенно не представлял, где ему искать вырванную страницу, но что ему еще было говорить?.. Медленно возвращаясь в аббатство, Митч брел по дорожке в свете взошедшей луны. Как и прошлой ночью, брат Осока проследил за крысенком до самой калитки и подслушал весь разговор с Дирбо. Теперь он задумчиво вертел в лапах свой поварской колпак, явно переживая за будущее своего юного помощника. Митч все еще раздумывал над своей горькою судьбой, когда аккуратно приоткрыл тяжелую дверь главного здания аббатства и на цыпочках проскользнул внутрь. Крысенок уже было направился в сторону лестницы, ведущей к кельям, как вдруг замер от удивления и неожиданности. У камина Большого Зала, сбившись тесной кучкой, сидело четверо диббунов. С помощью длинных шпажек они жарили на горячих красных углях лепешки, хлеб и кругляши ароматного зефира. Диббуны весело шушукались и время от времени покатывались со смеху, тут же начиная пихать и шикать друг на друга. Когда к ним из темноты вышел Митч, они сначала перепугались того, что их застукали взрослые, но увидев юного крысенка, возрастом чуть старше их, успокоились. Маленький мышонок по имени Дью откусил горячую лепешку и задумчиво оглядел Митча. – Когда мы были совсем маленькими, в аббатство Рэдволл приходила крыса, такая же как ты, – протянул мышонок. – Но я не крыса! – не столько возмутился, сколько почему-то обиделся Митч. – Да? А мой брат, Сурепка, говорит, что ты крыса-шпион, как тот, который приходил до тебя… – Мышонок немного подумал и широко улыбнулся. – Но какая же из тебя крыса! Крысы большие и страшные! А ты – совсем не большой! Митч только пожал плечами. В кои-то веки его небольшой рост сыграл ему на лапу. Другой диббун, маленькая выдрочка по имени Форки, которая уже подпрыгивала от нетерпения, обратилась к своей подруге-белочке: – Ну, так что же там было дальше? Мышонок махнул лапой Митчу: – Если хочешь, иди к нам, Нифф как раз начала рассказывать про волшебный котел… Нифф, начни лучше с начала! Митч неуверенно подошел, и ему тут же вручили шпажку с подгорелым зефиром. Все диббуны, затаив дыхание, слушали историю белочки Нифф. – Эту историю рассказал моей бабушке бродячий менестрель Ффлюддур Ффлам, а бабушка уже рассказала мне. Давно это было… Глубоко в чаще леса жили три старые лисицы со стра-а-ашными бородавками на мордах. Они называли себя знахарками, но на самом деле были колдуньями! И всех, кто приходил к ним на лечение, они… съедали! Малыши дружно вздрогнули (самый маленький из них – кротенок по имени Спун – даже упал) и восторженно зашептались. – Хуррр, не хотел бы я, значится, забрести в ту чащу, – пробормотал кротенок и зажмурился. – Вот, теперь не так, это самое… стррашно, хуррр, – удовлетворенно пояснил малыш. Белочка Нифф тем временем продолжала: – В их старой хижине хранились всевозможные колдунские амулеты, черепа ящериц, бусы из когтей и клыков бедных зверей, консервированные улитки в банках, толченые крылья летучих мышей и много всего другого не менее жуткого. Но главным их сокровищем был «Шурум-бурум» – так они называли свой волшебный котел! В нем была заключена неведомая могучая сила. Одни говорили, что в этом котле лисицы варят особое зелье, с помощью которого продлевают свои жизни, другие – что этот котел позволяет воскрешать мертвых, которые будут тебе прислуживать. Но никто ничего не знал наверняка, так как всех званых и незваных гостей ведьмы съедали. И вот однажды в чащу леса забрел молодой землерой из многочисленного племени землероек. Конечно же, он набрел на хижину старых лисиц, заглянул внутрь и увидел тот самый котел. Никогда прежде он не встречал подобных чудес – котел не переставал греться и бурлить, хотя даже не стоял на печи! «Отличный котел для моего племени», – подумал землерой и украл котел. Три дня и три ночи племя чествовало юного героя, который добыл для них волшебный котел, ведь его было так удобно брать с собой в поход. В любую погоду котел продолжал помешиваться, а похлебка в нем всегда оставалась горячей. Вот такая история. – Хуррр, а что же случилось с ведьмами-лисками? – подал голос малыш-кротенок, приоткрыв один глаз. – В истории про это не говорится, – отрезала белочка. – Наверняка они скрючились и умерли, ведь у них больше не было волшебного зелья! – воскликнул Дью. – Теперь моя очередь, моя! – громко зашептала выдрочка. – Ну нет, твои истории совсем не страшные, – проворчал мышонок. – Хуррр-хуррр, а я бы послушал и не очень стррашную, – подал голос Спун, который наконец открыл и второй глаз. Нифф, довольная своим рассказом, сладко зевнула и снисходительно улыбнулась подруге: – Рассказывай скорее, Форки, а то наступит утро и нас обязательно кто-нибудь здесь обнаружит. Выдрочка вдохновленно принялась за рассказ. – Знаете ли вы, откуда берется йогурт? А вот я знаю! Ты любишь йогурты? Все любят йогурты! Есть на свете огромные улитки ростом с барсука, да! Эти улитки очень быстрые и неуловимые! Но если их найти, приручить, устраивать для них ежесезонные гонки и кормить правильными листьями, то они будут давать йогурты с разными вкусами – в зависимости от того, какие листики съедят: если это был куст черники, то и йогурт будет черничный, а если съедят грушевый листок – то и йогурт будет грушевый… – А если лист щавеля? – хихикнул мышонок. – Не знаю, – сконфузилась выдрочка, – наверно, эти улитки едят только ягодные или фруктовые листы. Ну, как вам моя история? – Ой, сразу так кушать потянуло, хуррр, – сладко пробормотал кротенок и прикрыл глаза. – Я бы сейчас съел целую миску йогурта! – похвастался мышонок. – А я бы и две съела, – не отставала Нифф, – хотя лучше бы, конечно, клубничный рулет из безе и сливок, ммм… – протянула Нифф. – А зефир у нас закончился? – Это все, что удалось достать, – ответила Форки, – в кладовой большой не было. Кротенок зевнул и мирно захурчал. – Не знаю, как вы, я уже почти сплю, – заметил Дью. – Кто еще хочет рассказать историю? Может ты? – мышонок ткнул в Митча куском лепешки. Крысенок растерялся. Истории ему понравились, хотя он и не поверил тому, о чем в них говорилось. Что же рассказать? Или лучше вообще ничего, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего? И все же Митч решился, рассудив, что диббуны уже сонные и вряд ли будут так уж внимательно слушать. – Это будет история про великого полководца… – начал крысенок. – О! – подпрыгнул на месте Дью. – Мне нравятся истории про воителей, как наш Мартин! – Да-да, это был такой же великий воин, слава о котором шла впереди него. Он был безжалостен к своим врагам, никто не смел с ним спорить, никто не был настолько глуп, чтобы сойтись с ним в схватке. Он бороздил моря, и те безропотно откликались на его могучий призыв, поддерживая его корабль попутным ветром в паруса и ясной погодой. У него не было одного глаза – говорят, на его корабль напала огромная морская щука, с длинными и острыми, как пики, зубами – в схватке с ней он и потерял свой глаз, однако щука распрощалась с жизнью. Жуткий шрам на месте глаза с тех пор закрывала черная повязка, придававшая ему еще более устрашающий вид. В те далекие времена его называли Хозяином Морей, и на своем несокрушимом корабле он неизменно выходил победителем из каждого сражения, с каждым днем становясь все могущественней и сильней. Шли годы, и вот одной безлунной ночью у Хозяина Морей родились двое сыновей – близнецы. Он ждал их появления с трепетом, и потому столь велико было его огорчение, когда он увидел двух жалких кры… зверьков, маленьких, худых и слабых. В них еле теплилась жизнь – нет, не о таких наследниках он мечтал! И Хозяин Морей выбросил младенцев в море вместе с их никчемной матерью… Вздох ужаса прокатился среди диббунов. Все они слушали, затаив дыхание, лишь маленький кротенок мирно посапывал. У Митча пересохло горло, он с трудом сглотнул, перевел дыхание и продолжил. – Но судьба оказалась милосердна к младенцам, их выкинуло на берег большой земли, но уже одних, без матери, сгинувшей в волнах. Там, на берегу, их подобрал бродячий лагерь кхм… добрых зверей, среди которых они потихоньку росли и крепли. Но, увы, толком они так и не выросли, оставшись недомерками, над которыми все потешались. Братьев ничто не связывало между собой, кроме неказистой внешности и похожих имен. А один только взгляд друг на друга ввергал их еще в большее уныние, поэтому вскоре их дорожки разошлись. Каждый пошел своим путем. Митч замолчал, пытаясь сглотнуть подступивший к горлу ком. Дью решил, что история закончена и разочарованно фыркнул: – А что же было дальше с Хозяином Морей? Митч несколько раз моргнул и ответил: – Говорят, что после того случая он изменился. Стал более жестоким и злобным. Море с тех пор было немилосердно к нему, и корабль Хозяина Морей все время попадал в жуткие шторма. Поэтому вскоре он решил завязать с судьбой пира… мореплавателя и высадился со всей своей командой на берег. Наверняка, его ждали поистине великие свершения на суше, но, как говорится, это уже совсем другая история. – Ууууух, – выдохнула Форки. – Жуткая история. Мне понравилось! – Мне тоже, – сказала белочка Нифф и зевнула. – Вы как хотите, а я не прочь и вздремнуть. Уж слишком сладко похрапывает Спун. Диббуны отправились наверх в свою келью, поддерживая под лапы дремавшего кротенка, а Митч задержался у камина. Красные угольки мерно потрескивали, а перед глазами крысенка вновь и вновь проносились картинки из его истории, которую он видел, как наяву, уже бесчестное число раз. * * * – Какое блюдо твое любимое? – неожиданно спросил брат Осока следующим утром. Митч только вошел на кухню, еще не до конца проснувшись, и совершенно не ожидал такого вопроса, а потому растерялся. – Ну, мое любимое блюдо… это… ну… обычная мышиная еда… Повар недоуменно воззрился на него и недовольно поцокал языком. – Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас я бы хотел показать тебе свое любимое блюдо, которое называется «Бедный Рыбак». Следи внимательно глазами за тем, что я делаю лапами, а ушами – за тем, что я тебе расскажу. Потому что без этой истории не было бы и этого замечательного завтрака. Брат Осока принялся аккуратно нарезать огромный батон, сопровождая процесс рассказом. – Давным-давно, жил да был у реки рыбак. Он был беден, как церковная мышь, которой он, собственно, и являлся. Как и его до ужаса сварливая жена, что не день – так лупит скалкой по загривку так, что звезды из глаз летят. Всё ей не так, да не этак. Рыбак от этого, конечно же, страдал, но по натуре был безобидным малым, а потому ни в чем не смел перечить своей жене. Рыбак с женой жили в старом покосившемся сарае, который и домом назвать было трудно. Жена каждый день мечтала о богатстве, а рыбак и без того был рад тому, что имеет. Утром рыбак уходил на промысел, ему нужно было проверить сети, расставленные в особых местах: на излучине реки, на бурных порогах и под старым деревянным мостом. На это уходила добрая половина дня, после чего он, как правило, присаживался на берегу реки под любимой плакучей ивой, закуривал трубку, крошил в воду хлеб и закидывал свою тоненькую тростниковую удочку в камыши – без наживки, просто, чтобы отдохнуть в тишине и покое перед обратной дорогой домой, где его поджидала со скалкой сварливая супруга. И вот однажды отправился рыбак на промысел, да день с самого утра не задался: и под мостом, и на порогах, и на излучине реки все сети были пусты. Ни одной рыбешки, как на зло! С чем же ему возвращаться домой? Ведь жена и на порог не пустит без улова. Пригорюнился рыбак, погрустнел, сел под свою любимую иву подумать над несчастливой судьбой и как всегда закинул удочку в камыши. И тут чувствует, что за леску кто-то дергает – неужели поймал? Да еще без наживки! Рыбак подсек, вскочил и вытащил поплавок из воды – за крючок клювом зацепилась золотая утка. Утка ему говорит: «Освободи меня, рыбак, в долгу не останусь». Рыбак с женой утками не питались, поэтому он, долго не думая, тотчас же освободил птицу. Утка расправила крылья и снесла золотое яйцо. «Вот тебе награда, рыбак, за твою доброту», – сказала утка. Но вместо того, чтобы продать золотое яйцо и разбогатеть, счастливый рыбак вернулся домой, где приготовил на сковороде не скормленный рыбкам хлеб, обмакнув его в яйце и посыпав травами. На утро он обнаружил, что жена собрала вещи, золотую скорлупу от яйца и ушла от него. Рыбак был страшно счастлив, хотя и остался бедным, как церковная мышь. Брат Осока закончил рассказ и повернулся к Митчу, протягивая крысенку тарелку, где на листе свежего салата красовались обжаренные в яйце тосты. – И это всё?! – изумился Митч. – Это же простые гренки! Неужели не будет никаких «миндальных лепестков», «каштанового соуса» и всего такого? – Для начала попробуй, – посоветовал Осока. Без особого энтузиазма Митч взял один из тостов и откусил краешек. Неожиданно оказалось, что более чем более непритязательный внешний вид скрывает изумительный вкус. Хлеб одновременно был мягким внутри и приятно хрустящим снаружи. Молочно-сливочный привкус удивительно контрастировал с соленой смесью пряных трав. Увидев изменившееся выражение мордочки Митча, повар удовлетворенно хмыкнул. – Как видишь, даже самое простое блюдо из привычных ингредиентов можно превратить в изысканное угощенье. Сейчас ты попробовал мой собственный вариант «Бедного Рыбака», который я готовлю из овсяного хлеба с солью, розмарином и чесноком, все остальные ингредиенты как в оригинальном рецепте – масло, сливки и яйцо. Теперь мы попробуем вместе приготовить классический вариант этого блюда, для этого нам также понадобятся масло, сливки, яйцо, а кроме них – ломти пшеничного хлеба, сахар и корица. И вновь время за готовкой пролетело незаметно. Пришло время завтрака и уже не сговариваясь, Митч и Осока остались трапезничать в кухне, расположившись за большой бочкой. Вспомнив кое-что, Митч смущенно спросил у брата Осоки: – Я слышал, что до меня у вас был еще один помощник – брат Сурепка. А почему вы не оставили его? – Знаешь… – Осока на мгновение призадумался и с очень серьезным выражением на морде сказал: – Я просто подумал и решил, что на кухне с достатком хватит и одного вечно хмурого повара. Митч во все глаза поглядел на брата Осоку, не до конца понимая, шутит ли тот или нет. – И поэтому вы предложили его в качестве помощника в саду? Осока как ни в чем не бывало ответил: – Так дело и было, да. Пускай, думаю, поработает не свежем воздухе. Глядишь, солнце и разгладит его недовольный лоб. * * * После обеда брат Осока отправил Митча в сад собрать груш для большого фруктового пирога, который они решили приготовить на праздничный ужин. Никаких новый мыслей по поводу места нахождения утраченной страницы с рецептом «Октябрьского Эля» у Митча за первую половину дня не появилось, поэтому настроение сейчас у него было препаршивое. Около пруда Митч увидел двух диббунов, которыми оказались уже знакомые ему мышонок Дью и кротенок Спун. При одном только виде забавных малышей, Митчу стало чуточку легче, он приветственно помахал им лапой, а Дью тут же махнул ему в ответ: – Эгегей, Митч, привет! Мы слышали, ты вчера превратил аббата и старого летописца в больших жуков! Митч ухмыльнулся и решил подыграть малышам: – Ага, именно так все и было. Диббуны пришли в неописуемый восторг и начали умолять Митча превратить их тоже в кого-нибудь интересного. – Хуррр, я хочу быть, значится, таким большим зверем… баррсуком, хуррр! Его друг-мышонок тут же подхватил: – А я… а я… а я хочу стать щукой! Преврати меня в щуку, чтобы я плавал быстрее Винифред! Митч протянул им две сорванные груши и заявил: – Съешьте это волшебные груши и сможете превратиться в тех, в кого захотите. Диббуны тут же проглотили груши, а сладкий сок размазался по их мордочкам. Кротенок тут же страшно захурчал, подражая барсуку: – Хррр-хуррр! Я большой зверрь! Всем малышам, значится… время мыть лапы, хуррр! – А у щук и нет лап! – крикнул Дью и с разбега плюхнулся на мелководье, откуда высунулась его мокрая мордашка. – Теперь здесь плавать опасно, ведь я хищная рыбина! Рррр! – На мгновение задумавшись, он решил уточнить. – А ведь щуки должны рычать? И тут недалеко от мышонка блеснул огромный серебристый плавник. Митч что есть мочи заорал: – А ну вылезай быстрей, там огромная рыбина! Кротенок тоже увидел рыбину и не на шутку испугался: – Вылезай, вылезай, хуррр! Там страшнорррыба! – Я знаю! Ведь это я рыбина! Я щука! Рррр! Мышонок продолжал весело бултыхаться, решив, что Митч и кротенок поддержали его игру. А огромный серебристый хариус тем временем приблизился к нему на опасное расстояние. Выругавшись про себя, Митч лихорадочно соображал, что же ему делать. Но времени совсем не оставалась! Крысенок схватил первое, что попалось ему под лапу, и с размаху запустил в хариуса в тот самый миг, когда рыба разинула свою зубастую пасть, намереваясь проглотить маленького диббуна. Раздался громкий всплеск – и оглушенный хариус всплыл брюхом кверху на поверхность пруда. Рядом с ним покачивалось на воде крепкое деревянное ведро и плавали собранные Митчем груши. Не поняв, что произошло, но увидев рядом с собой огромную рыбину, Дью громко зарыдал. На шум подбежали жители Рэдволла, работающие в саду. Увидев своего маленького брата рядом с огромной тушкой хариуса, брат Сурепка побледнел и подскочил к воде, чтобы вытащить Дью. – Что за игру вы тут затеяли? – гневно спросил он у Митча, успокаивая все еще плачущего мышонка. Под суровыми взглядами обступивших его жителей Рэдволла, Митч растерялся, но неожиданно подал голос кротенок Спун: – Хуррр, эта злобная ррыбина, значится, хотела пообедать моим другом, а Митч запустил в нее ведрром, хуррр-хуррр! Брат Сурепка ошеломленно поглядел на Митча, выражение его морды все время менялось, как будто он сам не до конца понимал, что сейчас чувствует. – Хо-хо! – послышался знакомый голос Винифред, которая протиснулась сквозь толпу рэдволльцев поближе к пруду. – Славную ты рыбину словил на ведро к нашему празднику, как выдра тебе говорю, молодец, товарищ! Окружающие облегченно выдохнули и рассмеялись. Вскоре рэдволльцы вернулись к своим занятиям в саду, а хариуса с большим трудом вытащили на берег и отправили к брату Осоке на кухню. Митч как раз выловил свое ведро из пруда и теперь пытался дотянуться до плавающих груш, когда ему на плечо легла чья-то лапа. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся. Позади него, неловко переминаясь с лапы на лапу, стоял брат Сурепка. Митча вовсе не обрадовала перспектива вновь выслушивать едкие замечания от своего ненавистника, однако Сурепка неожиданно изобразил некое подобие улыбки и протянул ему лапу: – Крыса ты или мышь – отныне для меня это не важно, потому что сегодня ты спас моего маленького братишку. Я этого никогда не забуду и предлагаю тебе дружбу. Митч неуверенно протянул лапу, и Сурепка энергично сжал ее. Хоть суровые морщины на его лбу и не разгладились, взгляд его потеплел. Вместе они быстро выловили из пруда все дрейфующие груши, и Сурепка помог дотащить наполненное до краев ведро до кухни. Брат Осока был полностью поглощен приготовлениями праздничного пира по случаю Дня Названия Осени. Увидев на пороге кухни Митча в сопровождении Сурепки, он удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал. Митч поставил ведро с грушами на стол, а Сурепка ушел помогать обратно в сад. Хариус уже был выпотрошен, и теперь брат Осока начинял его дольками лимонам, смесью соли со специями и душистыми травками розмарина. Оторвавшись, он вытер лапы о передник и промокнул вспотевший лоб платком. На кухне стояла ужасная жара, здесь суетились рэдволльцы, вся плита была заставлена сковородами и кастрюлями, в которых что-то скворчало и бурлило, в печи подрумянивались караваи хлеба и пироги со всевозможными начинками. Брат Осока не очень жаловал посторонних на своей дорогой кухне, но вместе с тем он прекрасно понимал, что сам, или даже вдвоем с помощником, он бы ни за что не справился с таким объемом угощений, в котором нуждался праздничный стол. – Я попрошу тебе тщательно промыть, аккуратно почистить и порезать эти груши, – обратился он к Митчу. Крысенок кивнул и с интересом спросил у повара: – А что вы будете делать с хариусом? Ведь такая огромная рыба не влезет в печь! – Мы его закоптим, – ответил брат Осока. – Когда все супы, рагу и соусы будут готовы, мы отставим их в сторону, освободим печь и водрузим на нее большую коптильню. Обычно мы коптим в ней не меньше дюжины рыбешек, но сегодня туда влезет только этот хариус... зато целиком. – Повар прищурил глаза, взглянув на Митча. – Мне правду рассказали, что нам нужно благодарить тебя за такой улов? Митч смущенно пожал плечами. – Я только запустил в нее ведро с грушами, просто удачно попал. Но по всему его внешнему виду было понятно, что его распирает от гордости. Брат Осока вернулся к натиранию рыбы солью и специями. – Как только мне принесли этого огромного хариуса, мне сразу вспомнилась история про ферму, где выращивали цветы, овощи и фрукты размером с меня. – Да вы шутите, мистер Осока! – вырвалось у Митча, который только взялся за груши. Повар непринужденно пожал плечами и продолжил: – Это история про молодого мышонка из нашего аббатства, которого звали брат Мышиный Горошек, поэтому я не шучу, а только пересказываю то, что услышал как-то сам. Уже будучи в твоем возрасте, Мышиный Горошек едва достал бы тебе до пояса – таким он был маленьким. Его часто не замечали и спотыкались об него, но не по злому умыслу, а просто потому, что не видели. А потому брат Мышиный Горошек нестерпимо хотел вырасти. И однажды ночью он проснулся и понял, что так больше продолжаться не может: он собрал котомку и отправился в путешествие, решив во что бы то ни стало найти какой-нибудь способ осуществить свою мечту – подняться до уровня своих сверстников или даже немного повыше! После долгих скитаний, он набрел на удивительную ферму, где на грядках росли огромные овощи и цветы, а в саду на деревьях набухали фрукты размером с мяч. Он подружился с хозяином фермы и остался помогать ему, питаясь волшебными фруктами в надежде, что они помогут ему вырасти. Но ничего не происходило, рост Мышиного Горошка не менялся, и вскоре он совсем опечалился. И тогда он предпринял последний отчаянный шаг – выкрал у хозяина фермы его секретное удобрение и съел его на завтрак. Три дня у него болел живот, мышонок стонал и не мог встать с постели, а на четвертый день Мышиный Горошек увидел, что не вырос ни на дюйм, а хозяин фермы обнаружил пропажу удобрения и выгнал мышонка прочь. Совершенно отчаявшись и разозлившись на весь мир, брат Мышиный Горошек сорвал во дворе фермы громадный белый одуванчик с него ростом, и неожиданно поток ветра подхватил запушившийся цветок и понес его вместе с мышонком к облакам. Как известно, пушистые облака и пушистые одуванчики – дальние родственники. Брат Мышиный Горошек изо всех сил вцепился в толстый стебель одуванчика и взирал с высоты на открывшуюся ему картину – все привычное теперь стало совсем маленьким. «Вот, оказывается, каково быть высоким», – с ужасом думал мышонок. Чем выше он поднимался, тем ему становилось холодней. «Получается, что чем ты выше, тем холодней тебе жить», – с удивлением подумал мышонок. Неожиданно сильный порыв ветра вырвал из головы одуванчика все пушинки, Мышиный Горошек полетел вниз и упал на землю. «Не ожидал я, что высоким так больно падать!» – расстроенно подумал мышонок и проснулся. Оказалось, что никакого путешествия не было, а он все еще лежит в своей родной аббатской келье. Брат Мышиный Горошек облегченно вздохнул и решил, что больше никогда не покинет родной Рэдволл. А когда он по привычке подошел к косяку двери, на котором был отмечен его рост, то с удивлением обнаружил, что за эту ночь он вытянулся на целый дюйм! Ведь, как известно, если летаешь во сне – значит растешь. – А что же, он и в самом деле ел удобрения? – Митч скривился, вспомнив, чем удобряют грядки в саду аббатства. – Я полагаю, что и удобрения на этой волшебной ферме были особенными, – ответил повар. – И, в конце концов, это же только сказка. Как успехи с грушами? Митч довольно быстро справился с задачей, нарезанные груши аккуратно лежали на деревянной доске перед ним. Но голова крысенка была занята другим. Что-то ему напомнила эта история, или, вернее сказать, кого-то… Он остановился, как громом пораженный: конечно же! В Мышином Горошке Митч узнал самого себя! Разве он также страстно не мечтал стать выше? Чтобы его ценили и уважали? Но Мышиному Горошку вовсе и не понравилось быть высоким! Оказалось, что всё вовсе не так, как он себе воображал. Ох…В голове у Митча сейчас был такой кавардак, будто там поработала шайка разбойников. На десерт вместе с Осокой они приготовили грушевый пирог с каштановым соусом, ягодный пудинг с орехами, большой воздушный торт с карамелью и марципаном, особый «Красностенно-смородиновый пирог» (чтобы порадовать аббата Мордальфуса), испекли миндальные пирожные, пряный чайный хлеб, брусничный крамбл и медовые лепешки. И это лишь малая часть всего! Под конец готовки Митч уже места себе не находил. Крысенок успел несколько раз проклясть свою несчастную судьбу, но он совершенно не представлял, как выпутаться из сложившейся ситуации. Мысли не давали покоя, и наконец Митч решил: сознаюсь во всем и будь, что будет! Брат Осока – мудрый рэдволлец, и на него можно положиться. А другого выхода все равно нет. Дождавшись, когда все помощники отправятся в Большой Зал накрывать столы, Митч остался в кухне наедине с поваром. Крысенок неуверенно повернулся к нему и, не зная куда спрятать от стыда глаза, пробормотал: – Брат Осока, я должен вам кое-что сказать. – Что же, Митч? – Дело в том, что… на самом деле, я не мышь… и совсем точно не еж… я – крыса. Я прикинулся ежом, а потом мышью, чтобы вы с аббатом и другими старейшинами пустили меня в аббатство. Совсем не такой реакции он ожидал от повара. Брат Осока широко улыбнулся (что вообще-то с ним случалось крайне редко) и радостно произнес: – Как же хорошо, что ты наконец сам в этом признался. – Что?.. – Мы с самого начала знали, что ты крыса. Неужели ты в самом деле думаешь, что нас так легко одурачить? Но важно то, что сейчас ты сам решил быть честным с нами. Есть еще что-то, что ты хотел бы мне сообщить? – Да, есть… – Крысенку сложно было подобрать правильные слова, ведь он по-прежнему очень нервничал. – Дело в том, что сейчас в Лесу Цветущих Мхов затаилась банда пиратов, капитан которой и послал меня в аббатство. Казалось, что и эта новость не слишком удивила брата Осоку. – Но зачем он отправил тебя сюда, Митч? – спросил повар. – Он велел мне украсть рецепт «Октябрьского Эля», – выдавил из себя крысенок. – Кхм… «Октябрьский Эль»? – Брат Осока задумчиво взглянул на Митча. – То есть, ты хочешь сказать, что единственный способ избавить наши края от присутствия пиратов – это отдать им рецепт «Октябрьского Эля»? Митч молча кивнул и сглотнул. – Ну что же… – Брат Осока задумчиво почесал свое левое ухо. – У меня, пожалуй, есть как раз то, что тебе нужно. – Повар приподнял свой безукоризненно белый колпак и вытащил из-под него в несколько раз сложенный листок пергамента. – Вот, можешь передать своему капитану. – Осока протянул его крысенку. – Но это же… это же... – Митч дрожащими лапами взял ту самую пропавшую страницу. – Рецепт «Октябрьского Эля». Думаю, его это устроит. – Вы так просто расстаетесь с ним? Даже… даже не посоветовавшись с аббатом? – Аббат бы только поддержал меня, ведь он понимает, что главное сохранить мир в Стране Цветущих Мхов и спровадить хищников подальше от Рэдволла. – Брат Осока вздохнул. – Теперь ты можешь отнести рецепт своему капитана и, думаю, он щедро тебя наградит. Но я бы предложил тебе сначала задержаться на праздник Дня Названия – это того стоит. Митч лишь молча кивнул и дрожащими лапами убрал к себе листок с рецептом, затем развернулся и направился в Большой Зал, откуда уже доносились веселые звуки праздника. Брат Осока с грустью поглядел ему в след и внезапно начал ожесточенно тереть передником глаза. Незачем кому-то было видеть, что суровый повар Рэдволла на поверку не так уж и суров. * * * Праздничный стол ломился от угощений. Свежие шишечки в меду, засахаренные каштаны, яблоки в карамели, овощные рагу, картофельные запеканки, кексы с сыром и кунжутом, пирожки с луком-пореем и грибами, морковные оладья с петрушкой, чесночно-луковый суп, фруктовый салат и многое-многое другое. А посреди стола дымился копченый хариус, которого подали вместе с «ловким соусом», посыпанным сушеной мятой. Митчу дружески помахала молодая выдра, имя которой он так и не узнал, и брат Сурепка приветливо улыбнулся ему, насколько могла позволить его вечно кислая физиономия. В аббатство Рэдволл в этот день пришли гости с окрестных краев: землеройки, ежи, выдры и белки. Столов стало больше, и все они были до отказа заставлены всевозможными яствами и напитками. Больше всего в этот момент Митч хотел наслаждаться праздником вместе со всеми. Рэдволльцы были так дружелюбны и милы с ними! Многие похлопывали его по плечу и хвалили блюда, как будто ставя его заслуги в приготовлении праздничного пира в один ряд с мастерством брата Осоки. Митчу было немножко стыдно, но и вместе с тем очень приятно – ведь его никогда в жизни никто не хвалил. Однако, неумолимо приближался час встречи с Дирбо. Митч сжал лист пергамента, который лежал у него в кармане и на его глазах выступили слезы. Он чувствовал себя предателем. Да, он наконец получил то, ради чего пришел в Рэдволл, его цель, к которой он стремился все эти дни… Но где же радость? Где торжество? Ничего подобного Митч сейчас не испытывал. Да, он добился своего, теперь он получит заветное место в команде Дирбо и одобрение капитана… Но в этот момент Митч с удивлением и с полной для себя откровенностью осознал, что теперь куда важней для него стало одобрение вечно сердитого повара Осоки, а вовсе не хитрого дикобраза. Он уже плохо представлял свою жизнь без Осоки – и от этого ему становилось сейчас только хуже. Эти звери, рэдволльцы, приняли его и сделали равным себе, хотя он ни совершил ровным счетом ничего примечательного, ничего грандиозного, он никак не добивался их уважения и тем паче никак не заслужил его. Вместо этого он только и делал, что обманывал их. И теперь ему нет места в аббатстве или… или все-таки есть? Ведь, по словам Осоки, рэдволльцы с самого начали знали, кто он такой, и вполне возможно даже подозревали о банде пиратов в лесу. Но несмотря на это, они приняли и приютили его, окружив заботой, добротой, знаниями и историями. А такого никто раньше не делал. И разве это не то, о чем он на самом деле мечтал? Быть равным со всеми, иметь свое место в мире? Здесь он действительно обрел все это, сам того не подозревая. Нашел себя там, где даже не помышлял найти… Его лапы стали ватными, а кусок совсем не лез в горло, Митч пытался улыбаться и хлопать вместе со всеми, наблюдая за выступлением пришедших на праздник выдр-акробатов, но на самом деле с трудом сдерживал рвавшиеся наружу слезы. И тут… откровение окатило его волной. Он почувствовал себя тем бедным рыбаком из сказки брата Осоки, который не обрел мифического богатства, зато обрел счастье, которое, правда, в случае Митча теперь стремительно ускользало прочь. Честолюбивые планы Дирбо, стремление любым способом добиться уважения этого дикобраза и принятия в пиратскую команду – сейчас все это казалось до ужаса глупым. Рэдволльцы открыли ему глаза и показали, как можно жить в мире и во взаимоуважении друг с другом. До своего прихода в аббатство Митч даже не помышлял, что такое возможно… Разве подобное можно представить среди крыс, горностаев, ласок и хорьков? Он содрогнулся, вспомнив о своих бесконечных скитаниях, гнусных шайках, к которым он примыкал, тухлой рыбе и сырых яйцах, которыми питался. Убедившись, что все увлечены представлением ежиных фокусников и его никто не замечает, Митч выскользнул из Большого Зала наружу под свет взошедшей бледной луны, и тут слезы наконец хлынули из его глаз. Он попытался утереть их испачканным в муке рукавом, но все было без толку. Ему было противно от самого себя, он жалел, что так долго обманывал обитателей Рэдволла. Но что же теперь ему остается делать? Как лучше поступить? Он со злостью сжал в лапе несчастный клочок пергамента. Вот впереди показалась калитка в восточной стене аббатства – оказывается, лапы сами принесли его сюда. Похоже, упавшая вилка была права – Митчу вспомнилось предсказание брата Сурепки о грядущих переменах. Он тяжело вздохнул. Делать нечего, видимо, такова его судьба. В ночной тиши скрипнула калитка, и тень крысенка выскользнула из аббатства Рэдволл. * * * На следующее утро брат Осока зашел на свою кухню и обвел ее унылым взглядом. Без Митча, успевшего стать неотъемлемой частью царства кастрюлей и соусников, это место что-то неуловимо утратило. Брат Осока успел привязаться к мальцу, хотя до последнего и не хотел себе в этом признаваться. Он тяжело вздохнул и занялся приготовлением завтрака. Вскоре к нему заглянул старый Амброзий Пика, седые иголки которого покачивались при ходьбе. Еж зашел в кухню, огляделся и присел на бочку с маринованными груздями, которую еще в первый свой день облюбовал Митч. – Он ушел? – поинтересовался Амброзий. Брат Осока мрачно кивнул и ничего не ответил, лишь только усердней начал взбивать тесто для блинов. – И ты действительно думал, что твои сказки помогут его удержать? Повар рассерженно бросил в миску поварешку, да так, что брызги теста полетели во все стороны. – Да, я так думал! И ошибся! – крикнул Осока. – Ты доволен? Все, не мешай мне работать. – Повар отвернулся и с прежним усердием продолжил перемешивать тесто. Старый еж тяжело вздохнул, и, ничего не говоря, поднялся с бочки и побрел в свой прохладный погреб. Спустя мгновение дверь снова скрипнула, и тут уже брат Осока не выдержал: – Что еще тебе нужно, а? Сколько раз мне нужно просить не меша… – Неожиданно его голос осекся, когда он наконец обернулся и увидел вошедшего на кухню: перед ним, неловко переступая с лапы на лапу, стоял Митч. Крысенок смущенно прятал глаза, а мордочка его выражала загадочную смесь эмоций. Весь гнев тут же вышел из брата Осоки, точно пар из закипевшего чайника. Он шумно выдохнул и стянул с головы колпак. Быстро взяв себя в лапы, повар отвернулся и буркнул крысенку, тщательно скрывая улыбку, которая так и норовила выскочить на всеобщее обозрение: – Ну и что стоишь? Завтрак сам себе не приготовит. Сегодня мы будем печь блины. Тесто я уже замешал, осталось подготовить начинки… И тут суровый повар почувствовал, как его крепко обняли лапы крысенка. Он обернулся и увидел, как Митч уткнувшись ему в спину, беззвучно рыдает. – Ну-ну, право же… – пробормотал смущенный повар. Митч громко хлюпнул и поглядел на Осоку – в глазах обоих искрилась радость. Опомнившись, повар отстранился и вновь напустил на себя суровый вид. – Я гляжу, ты решил задержаться в нашем аббатстве? А как же пираты? – Они ушли, – Митч усмехнулся, поражаясь новообретенной легкости. – Пока я спал, рано-рано утром они свернули лагерь и ушли к морю. Как я понял, они с самого начала вовсе не собирались брать меня с собой, я был нужен только для того, чтобы добыть рецепт эля. – И ты… не сильно расстроен, как я посмотрю? Митч с улыбкой закивал. – Мистер Осока, я давно решил, что хочу остаться здесь, с вами! – Крысенок смущенно запнулся. – Если, конечно, вы не против… Осока налил себе и Митчу крепкого мятного чая, прищурился и хитро подмигнул: – Когда-нибудь мне понадобится приемник и пока что у меня только один кандидат. Крысенок облегченно выдохнул и продолжил: – Но оставалась одна проблема: если бы я не вернулся к пиратам или сразу бы сбежал от них – Дирбо… так зовут капитана… он бы наверняка что-то заподозрил. Но теперь он уже далеко отсюда! Вот только пираты унесли бесценный рецепт «Октябрьского Эля», и все из-за меня… – Митч заметно погрустнел и опустил глаза. Заметив это, Осока поспешил его утешить: – Нет-нет, что ты. Это был вовсе не рецепт «Октябрьского Эля». Глаза крысенка расширились от удивления. – Но тогда что же?! Я ведь сам помню, там были написаны именно эти слова – «Октябрьский Эль»… Как же так может быть? – Все верно, Митч, – спокойно кивнул повар, – там были написаны эти слова, но и еще кое-что. Митч затаил дыхание и одними губами прошептал: – Что же?.. – «Октябрьский Эль для диббунов», – произнес Осока, сдерживая подступающий смех. – А рецепт звучал так: «Возьмите две порции имбирного пива и одну порцию виноградного сока, добавьте сахара и перемешайте, дайте настояться и эль будет готов». Сомневаюсь, что этот капитан Дирбо знает, кто такие «диббуны», а если и заподозрит неладное, то будет к тому времени уже в далеких заморских странах предлагать виноградную шипучку какому-нибудь важному императору. Крысенок растерянно хлопал глазами, все еще не до конца осмыслив произошедшее. – Но это же… это же не настоящий рецепт «Октябрьского Эля»? – озадаченно спросил он. – Конечно нет, настоящий рецепт «Октябрьского Эля» не знает никто кроме Амброзия Пики. А раз не знает никто, то и пираты не узнают, что это подделка. Неужели ты в самом деле думаешь, что Амброзий вот так запросто открывает свои тайны? На этом листке был написан рецепт напитка для диббунов, которым во время праздников становится обидно слушать, как взрослые расхваливают загадочный «Октябрьский Эль». Настоящего же рецепта, повторюсь, не знает никто, кроме Амброзия, он нигде не записан и передается только от одного хранителя погребов к другому. Митч растерянно моргал, слушая повара, но через мгновение он наконец все понял и тут же прыснул от смеха. А поглядев не него, не выдержал и Осока. Повар смеялся так, что из глаз потекли слезы, а его уши задергались из стороны в стороны. Смех Осоки был гулким и утробным, он как будто рвался наружу прямо из его живота. Никто из обитателей Рэдволла никогда раньше не слышал подобных звуков, а теперь собравшиеся в Большом Зале в ожидании завтрака жители аббатства с недоумением переглядывались, не понимая, что загадочный шум доносится с кухни. Работа по приготовлению завтрака намертво встала. Своды кухни содрогались об громогласного беспричинного хохота. На пару с поваром Митч захлебывался и сотрясался всем телом от приступов смеха, из глаз катились слезы, и крысенок даже начать икать. Митч попробовал было сдержаться и взять себя в лапы, но увидев сложившегося пополам солидного и сурового повара, не удержался и снова прыснул. Во все стороны летела мука, Митч и Осока ничего не могли с собой поделать и от души покатывались в приступах неконтролируемого смеха. «Права была упавшая вилка», – уже второй раз успел подумать про себя крысенок. – «Меня действительно ждали большие перемены!» Сквозь слезы радости Митч глядел на от души веселящегося Осоку, и сердце его переполнялось счастьем – наконец, наконец он обрел дом и настоящую семью. Июнь 2020
  12. ...или Фанфикция в Квадрате. Наиболее каноничный и единственно-верный финал всеми любимого фанфика Райк Воитель. Перед прочтением рекомендуется ознакомиться с первыми пятью главами оригинала. Пронизываемая ветрами, крохотная фигурка стояла на вершине горы Саламандасторн. Сверля взглядом стелящиеся внизу облака, Райк крепко сжимал в руке дротик, выточенный из красного дерева. Несмотря на середину лета, холод пробирал до костей — ещё пара часов, и мороз станет невыносимым. Сейчас или никогда. Воитель разбежался и с оглушительным криком метнул дротик ввысь. * * * — Что значит, не нашли!? Лагерь хищников гудел будто растревоженный улей. Каждый усердно старался найти себе занятие поважнее и оказаться как можно дальше от Кирэйта Беспощадного. Хоть никто и не подавал виду, в воздухе почти осязаемо витало напряжение — дурные вести не заканчивались ничем хорошим. Теребя дрожащими руками короткую соломинку, разведчик Дурнедурень наблюдал за Владыкой, раздражённо ходящим стороны в сторону. — Вас было десять. Десять лучших следопытов. Когда дело требовало особого подхода, я всегда знал — вот, у меня есть ребята, они не подведут! Вы могли шерстинку в открытом поле отыскать, а тут вдесятером потеряли полудохлого раба. Так скажи мне, Дурнедурень, — Кирэйт остановился и в мгновение ока оказался прямо перед мордой бледнеющего хорька. — Что же случилось? — Г... Господин, мы... — Заткни пасть! Мне не интересны твои отмазки. Владыка вздохнул и отвернулся от следопыта. — А ведь я доверял тебе, Дурнедурень. Видно, зря. Одним широким движением Кирэйт выхватил меч из ножен и обезглавил Дурнедурня. Сидящий поодаль ласка Маспожуй отвернулся от сцены казни и ткнул своего товарища: — Слушай, Жидкосерп, мне страшно. Это уже десятый за месяц. Так, глядишь, и до нас черёд дойдёт. — Что правда, то правда, — жуя травинку, ответил хорёк — Хороший парень был, толковый. Зря Кирэйт с ним так, лучше Дурня следопыта не сыскать. — Начёрта ему вообще сдалась та белка? Жидкосерп пожал плечами: — Лис его знает, что там у Кирэйта в башке творится. Я тебе вот, что скажу. Драпать надо. Завтра же ночью сворачиваем манатки и чешем как можно дальше отсюда. Маспожуй раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но вместо слов из его глотки донёсся лишь хлюпающий хрип. С мечом в груди солдат повалился набок. — Драпать они решили, значит. Манатки сворачивать! Ах вы ж свинячьи дети, дезертирский мусор, да вы все и грязи на моих лапах не стоите!!! Яростно рыча, Кирэйт рассёк Жидкосерпа на две половинки и заметался на месте, пытаясь уследить за всем лагерем сразу. — Ну, что? Кто ещё чем недоволен?! Давайте, сосунки, выходите, я вам всем покажу, всех научу!!! Из толпы неспешно вышел массивный крыс с алебардой наготове. — Братцы, доколе мы эту мразоту терпеть-то будем? Царьку нашему, видать, невдомёк, что жизнь солдатская тоже цену имеет. Он один, нас — тыща, налета-а-а-а-а-ай!!! Воодушевлённая орда заревела и, словно волна, накрыла Кирэйта. Владыка наносил удар за ударом, сёк и рубил, волей судьбы оставаясь совершенно невредимым. Кровь застилала волку глаза, но несмотря на это, каждый взмах его меча вознаграждался предсмертным криком очередного соперника. — Щенки! Предатели! Бездари! Р-р-р-р-р-р-р-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я!!! * * * Кирэйт стоял на коленях и беззвучно смеялся. Справедливость восторжествовала. Каждый неблагодарный слизняк теперь лежал в луже собственной крови. Армия уничтожена? Ну и что? Кому нужна армия дезертиров, не знающих, с какой стороны держать меч? Он соберёт новую орду, лично отберёт каждого солдата, это будет идеальное войско. Идеальное войско для идеального правителя!!! — Здравствуй! Я Лака, меня изгнали из Рэдволла восемь сезонов назад. Владыка устало повернул голову в сторону невинно стоящей среди моря трупов белочки и пузатого кролика. — Вы ещё кто? — Спешу представиться, меня зовут Быстролап. Кто-то расправился со всем нашим провиантом и мы хотели бы одолжить чего поесть. Как вижу, голодных ртов у вас несколько поубавилось, и... — Я Лака, восемь сезонов! — Белочка оттопырила восемь пальцев и показала их Кирэйту. — Лака, девочка, подожди немного, я пытаюсь вести дипломатические переговоры. — Восемь сезонов! — На этот раз ладонь белочки ткнулась прямо в морду Быстролапа. Кирэйт поднялся с колен и, облизав клинок, медленно направился к неказистой паре. — Двоими больше... Двоими меньше... У меня и на вас хватит... Внезапно Владыка дёрнулся, замедлил шаг и рухнул на землю. Из его спины торчал выточенный из красного дерева дротик. Быстролап подошёл к бездыханному телу Кирэйта и покачал головой: — Ох уж эти хищники, вечно грызут друг другу глотки без причины. Пошли, дорогая, где-то здесь должна быть спрятана просто огроменная гора еды.
  13. Автор: Рикла Название: "История Рэльфа" Статус: закончен ПРИМЕЧАНИЯ: Может быть, нарисую иллюстрации, может быть - нет... Если соберусь и сделаю картинки - обязательно напишу в этой теме.
  14. Автор: Рикла Название: "Феллдо Боец" Предупреждение: в фанфике есть сцены убийств. Статус: завершен. ПРИМЕЧАНИЯ: Может быть, нарисую иллюстрации, может быть - нет... Если соберусь и сделаю картинки - обязательно напишу в этой теме.
  15. Автор: Рикла Название: "Жизнь Тама" Предупреждение: в книге есть сцены убийств. Статус: завершен. По книге "Клятва Воина". ПРИМЕЧАНИЯ: Иллюстрации к фанфику смотрите в моем альбоме: Рэдволл через карандаш. Выкладывать буду по "трем звездочкам" (по этим - ***), чтобы было удобнее читать.
  16. Штош. Дождались! Здесь вам не хиханьки-хаканьки, а почти что настоящий эпик. Не без шуточек, конечно. Много отсылок на 2 предыдущих фанфика. (Читайте их вначале, а то просмотров там меньше, чем у других авторов) Ох и отсидел старый опоссум себе зад, но, надеюсь, оно того стоило! Если честно, то не знаю, зачем я это делаю, когда у меня так много работы и учебы. Писалось под «Пошлую Молли» и Моргенштерна, ну и под всякое такое, да (ладно, на счет Морга шучу, под Би-2, привет Гонфу). А Фортунате привет от меня вообще всегда)
  17. Уважаемые дамы и господа, звери и зверята. Вашему вниманию! Все персонажи вымышлены, имена и совпадения случайны. Не претендуя не только на славу Джейкса и достопочтенных авторов сего форума, но и даже первого своего фанфика, все же счел необходимым написать новый рассказ про приключения старого доброго мистера опоссума. По сравнению с этим мой первый фанф покажется вам каноничным, как ничто более, так как здесь я полностью ушел от традиции описаний войн и прощеного воскресенья для конченных злодеев. Судить вам, тем не менее, это события из жизни прославленного мистера Гас Гаса Гилбертсона, к которому, естественно, нужно относиться не иначе как с почтением)
  18. Воин в алом плаще Для мышонка в аббатстве не было скучных мест. На пруду летом можно было ловить рыбу, купаться, или даже кататься на перевернутом столе, пока не прибегут взрослые и не надерут уши. Зимой же пруд превращался в каток и место для снежных баталий. В погребах царил загадочный полумрак, вкусно пахло содержимым старинных дубовых бочек, и можно было представлять себя Мартином в темницах Котира, или Дандином пробирающимся сквозь подвалы в замок Терраморта. А если у Хранителя было хорошее настроение, можно было вдобавок получить кружку с земляничной шипучкой. Про кухни и говорить нечего – если помочь с нарезкой овощей, или мытьем посуды, повар всегда рад был угостить диббунов засахаренным каштаном или остатками пудинга. Но больше всего мышонок любил чердак. На него почти никто не ходил, и если вдруг шумные игры надоедали, можно было подняться туда по узкой лестнице, откинуть скрипучую – надо бы смазать петли – крышку и оказаться в одном из самых удивительных мест Рэдволла. В солнечном свете, пробивавшемся через небольшие оконца, летали пылинки, оседая не бесконечных шкафах, столах, комодах и прочей мебели, стащенной сюда в разное время. Почти вся она была безнадежно сломана, но зато представляла почти неограниченное пространство для игр и исследований. Как-то раз за ширмой в углу мышонок даже нашел старые латы, ржавые, но от того не менее интересные. Надеть их не получилось, но зато удалось снять шлем, которым он полдня пугал старших, выпрыгивая из-за угла. Но самое удивительное открытие подарила ему маленькая дверца, обнаруженная за большим комодом. Мышонок добрый час пыхтел, оттаскивая его, но так и не позвал на помощь – чувствовал, что тайна, скрывающаяся там должна быть его – и ничьей больше. Наконец, его усилия были вознаграждены – за комодом обнаружилась дверца, в которую он не без труда сумел протиснуться. А сделав так, мышонок застыл в изумлении. Перед ним была длинная галерея, тянущаяся, судя по всему, вдоль всей стены. Стена, пол и потолок в ней играли самыми яркими, причудливыми красками – так расписал их свет, проходивший через огромный витраж. Про него давно все забыли – снаружи витраж казался лишь пыльным окном с нечеткими узорами, но изнутри поражал не меньше знаменитого гобелена. Мышонок медленно шел вдоль разноцветных стеклышек, складывавшихся в бесконечные истории – мыши, белки, ежи, выдры, зайцы, кроты заново проживали дни своего прошлого в таинственно мерцавшем калейдоскопе. С тех пор, мышонок стал часто бывать на чердаке – разглядывая витраж, он представлял удивительные истории, участником которых делал себя. Он даже не поленился убрать пыль отовсюду, докуда смог дотянуться – и старое стекло заиграло новыми красками. В один из зимних дней игра особенно захватила его: сражаясь с пиратами, он отчаянно размахивал палкой – ей назначено был играть роль меча Мартина Воителя. Прыжок, удар, поворот, еще удар и… С хрустальным звоном на пол посыпались разноцветные осколки – в одном из фрагментов витража появилась дыра, сквозь которую немедленно задул холодный ветер. Дыра была небольшой, но мышонок с перепугу увидел зияющий провал, готовый поглотить и витраж, и чердак, и его самого. Приглушенно пискнув, мышонок пустился наутек. Спал он неспокойно, хотя о его проступке так никто и не узнал – как и прежде, никто из старших на чердак не поднимался. Ему было почудилось, что сон уже рядом - он даже закрыл глаза, но уже через минуту снова распахнул их. Не выдержав, мышонок крадучись выбрался из спальни, и, убедившись, что коридоры пусты, побежал наверх. В галерею он входил с опаской, нутром чувствуя, что что-то н так. Витраж был освещен лунным светом, и казался бледнее обычного. Осколки все также валялись на полу. Внезапно, мышонок услышал легкий перезвон – будто бы шепот. Он прислушался – шепот-перезвон исходил от витража. Мышонок подошел поближе, и тут ему показалось, что картинки на витраже движутся. Он испуганно ойкнул, запнулся и полетел носом прямо в стекло! Удара не последовало. Открыв зажмуренные от страха глаза, мышонок увидел, что стоит уже не в галерее, а на зеленой лужайке. Вокруг были деревья, виднелась стена аббатства, но все было каким-то ненастоящим, будто склеенным из кусочков. Поглядев на свои лапы, мышонок понял, что и сам стал таким же. Догадка осенила его – он попал в витраж! Мимо куда-то спешили звери – все они были также сделаны из кусочков стекла. Они переговаривались между собой, и голоса их звучали тем самым перезвоном, который мышонок слышал ранее. Только теперь ему удалось различить слова: «Катастрофа! Ужасное несчастье!» Звери стягивались к тому месту, где заканчивалась лужайка, и должен был начинаться пруд. На его месте зияла черная пропасть, из которой тянуло могильным холодом. На краю пропасти лежали звери – все они были тяжело ранены – у кого-то недоставало лапы, у кого-то хвоста, а один бедный заяц даже недосчитался головы! Вокруг собралась толпа, все шумно обсуждали происходящее, но никто не торопился помочь пострадавшим. Мышонок протолкался поближе и начал расспрашивать бесхвостую белку, стоявшую рядом. Оказалось, что причина произошедшего жителям витража неизвестна – по-видимому, это стихийное бедствие (тут мышонок покраснел и потупил взгляд). А помочь раненным никак невозможно, ведь для этого нужно стекло, а спуститься за осколками никто из стеклянных зверей не может. Мышонок уже хотел предложить помощь, но страх остановил его – ведь если жители витража узнают, что это он виноват в случившемся, кто знает, что они сделают с ним. Кроме того, некоторые части от столкновения с полом рассыпались в пыль. Терзаемый совестью, он продолжил расспрос. Выяснилось, что помочь можно было и иначе – отдав кусочек своего стекла. Но, к сожалению, никто не хотел лишаться частички себя. Только мышка Бриони с витража, повествующего о войне со Свартом, ходила между раненными с радостью предлагая помощь. Была она вся какая-то надтреснутая, но ее осколки никому не подходили. Сама же она, отдав осколок, начинала так страдать, что все почитали за лучшее поскорее вернуть ей недостающую часть. Продолжив расспросы, мышонок выяснил, что есть у стеклянных зверей еще одна надежда: где-то на краю витража живет Воин в красном плаще. И, вроде как, должен он помогать всем страждущим, только вот Воина этого давно никто не видел, так что придется видно раненным до конца дней своих быть разбитыми. Совесть еще сильнее вгрызлась в мысли мышонка, и он сам не понял, как вызвался разыскать Воина. Идти по витражу было очень интересно – он все время чувствовал себя героем самых разных историй: то он оказывался вместе с Мартином под стенами Маршанка, то поднимался на Саламандастрон, то обнаруживал себя среди хищников Юска. Но какими бы захватывающими не были эти события, его не покидало ощущение того, что все это ненастоящее. Впрочем, неудивительно, ведь это был только витраж. Стеклянные солнечные лучи, стоило перестать думать о них, застывали, становясь на ощупь такими же, как ветви деревьев, хищники и лесные жители не убивали друг друга, а только вставали в грозные позы да звенели оружием, по морским волнам ты мог плыть на стеклянном корабле, но если надоедало – спокойно шагал по воде, прыгая с волны на волну. Путь был долгим, и постепенно яркие истории перестали занимать мышонка. В голове осталось то единственное, что было настоящим – разбитые звери у черной дыры. Наконец, на горизонте замаячили черные стены, словно горы закрывавшие собой горизонт. Приглядевшись, мышонок понял, что это была оконная рама - он достиг края витража. Вдоль края тянулась бесконечная заросль шиповника – она обрамляла собой все окно. Сейчас она казалась гигантской – каждый цветок был размером с взрослого зверя, а шипы напоминали острые мечи. Пройти насквозь было невозможно, но мышонок и не собирался этого делать – ведь за шиповником витраж кончался. Вокруг никого не было, и он расстроенно сел на стеклянную траву, разгладившуюся под ним, стоило ему заострить на ней свое внимание. Внезапно, один из цветков зашевелился, и мышонок изумленно подскочил. То, что он принял за лепесток, оказалось алым плащом – длинным и широким. Подойдя поближе, он увидел мышь – похожую чем-то и на Мартина и на Матиаса, и на всех прочих мышей - воителей, которых мышонок видел на гобелене и на витраже. Воин в красном плаще спал – его глаза были закрыты, а стеклянная грудь мерно поднималась и опускалась. Посмотрев повнимательнее, мышонок понял, что глаза Воина не просто закрыты – их затянула пыльная паутина, скопившаяся в дальнем углу. Неудивительно, что он спал так долго! Он попытался протереть пыль рукавом, но стекло только звякнуло о стекло. Хлопнув себя по лбу – снова звон! – мышонок сосредоточил мысли на рукаве, и он снова стал материей. Боясь, что долго это не продлится, он поспешил убрать пыльную паутину с глаз Воина. Стоило последней нити упасть, как веки Воина дрогнули, и он тяжело поднялся. «Как же долго я спал», - сказал он, глядя мышонку прямо в глаза, - «Зачем ты разбудил меня?». Оказалось, что он ушел сюда, к самому краю рамы, добровольно, поскольку прочим жителям витража его помощь была не нужна, а помогать другим – это единственное что он считал целью своей стеклянной жизни. Узнав о случившейся беде, Воин немедленно согласился прийти на помощь пострадавшим. Обратный путь показался мышонку вдвое короче – быть может, так оно и было, ведь Воин шагал впереди, а он знал стеклянный мир вдоль и поперек. Наконец, они прибыли на место. Увидев раненных. Воин только вздохнул и принялся за дело. Он мечом вырезал осколки из своего плаща и отдавал их тем, кто в них нуждался. Новые лапы и хвосты сидели как влитые. Разумеется, они были такими же алыми, как и плащ, но никто не жаловался, даже заяц, у которого теперь была красная голова. Плащ Воина стал меньше и не таким красивым, как раньше, но все еще был похож на гигантский лепесток шиповника. Мышонок был очень рад, что все закончилось благополучно. Засмотревшись на белку, щеголявшую новым, красным хвостом, он не заметил, как подошел слишком близко к краю провала. Неосторожный шаг – и он с громким воплем полетел в дышащую морозом черную бездну. Мышонок вскочил. Сквозь распахнутое окно в спальню проник холодный ветер, который его и разбудил. Мышонок, ежась, вылез из-под одеяла и захлопнул ставни. «Неужели все это был только сон?», - подумал он. До утра этот вопрос не давал ему уснуть . Едва закончив завтрак, мышонок побежал на чердак. Все было почти так же, как вчера, но присмотревшись, он понял, что все звери рядом с дырой целы и невредимы. Он смог отыскать и краснохвостую белку, и зайца с алой головой. Придвинув к окну стол и забравшись на него, мышонок уставился на верхний угол витража. Там, по-прежнему маскируясь среди бутонов, сидел Воин. Его плащ стал немного короче. С тех пор минуло несколько сезонов. Витражу доставалось еще несколько раз – однажды, во время осады Рэдволла, стрела пущенная хищниками выбила небольшой фрагмент, в другой раз стекло пострадало от града. Каждый раз мышонок бегал проверять витраж, и каждый раз убеждался, что все стеклянные звери целы. А плащ Воина становился все меньше и меньше... Это снова была зима. Глупая сорока, увидев отблеск солнца в стекле, шарахнула по нему клювом и выбила очередной осколок. Мышонок как всегда побежал проверить витраж. Все звери снова были невредимы, но Воина теперь хорошо было видно в его любимом углу – алый плащ полностью исчез. Мышонок ушел с чердака – в этот день звери праздновали Середину Зимы, и он не хотел пропустить праздник. Но на следующий день лапы снова привели его знакомой дорогой в любимую галерею. В этот раз он вел с собой мастера-Кротоначальника. Решение расстаться с дорогой сердцу тайной было непростым, но желание помочь жителям стеклянного царства оказалось сильнее. Пока толстенький крот пытался распахнуть пошире узкую дверцу, мышонок первым проскользнул внутрь. Ему сразу же показалось, будто что-то изменилось в витраже - словно повсюду появились крохотные белые точки. Он перевел взгляд на Воина и охнул. У того снова был плащ! Не алый, но пестрый, состоявший из сотни крохотных лоскутов-осколков. Теперь мышонок понял, что это были за точки – каждый зверь на витраже отдал крохотную часть своей одежды на новый плащ для своего защитника. «Хурр, ну и кр-расотища!» - раздался возглас наконец-таки справившегося с дверью мастера. С той поры и у мышонка, и у жителей витража все было хорошо.
  19. Глава 1. Кого принесла дорога В Лес цветущих мхов пришла осенняя погода. Ветер гудел в дымоходах аббатства Рэдволл, гремел крышей там, где ее починить не представлялось возможности из-за воробьев. Ни один порядочный зверь даже не сунется в гетто, которое устроили поналетевшие птицы, не желающие уважать законы обитателей Рэдволла. В таких серых мыслях пребывал Матиас. Прошло несколько лет с тех пор, как он победил Клуни и перестал слышать голоса. Однако меланхоличное настроение постоянно одолевало мышь, потому что ему нечего было делать. Спать до одурения, а потом сидеть у окна. Матиас говорил всем, что пишет книгу по хроникам Рэдволла, однако то работа не клеилась, то приходили в голову новые идеи, и вот зверек начинает восьмую, девятую книгу, не окончив предыдущих… «Пойду прогуляюсь до леса», - подумал Матиас. Накинув рясу, мышь спустился по лестнице во двор аббатства. Ворота были открыты, а охранявший их мышь Йибо спал. Матиас слегка пнул часового, от чего тот вскочил, как ошпаренный и с виноватыми глазами сделал стойку. Матиас решил подумать о мерах по повышению воинской дисциплины на досуге и вышел за ворота. По дороге ковыляло странное существо. Размером и толщиной зверь был почти как барсук. Мордой напоминал то ли барсука, то ли крысу. Нос был, как у крота или свиньи. На макушке шерсть была заметно короче, чем на загривке, что создавало эффект лысины. «Довольно-таки глупая голова», - подумал Матиас. Венчали глупую голову уши, как у летучей мыши. Одет он был в грязную сальную рясу, которая когда-то была голубого цвета. За спиной болталась катана. Матиас решил подождать странника у ворот. В Рэдволле всем рады. Зверь подходил, пузо его переваливалось сбоку-набок, он постоянно и нервно нюхал воздух. - Привет, малыш, - сказало существо, поравнявшись с Матиасом. - Какой я тебе малыш? – вскипел привыкший к почету и уважению ветеран войны. - Ну-ну, не кипятись, хе, это все пустяки, дело житейское, - миролюбиво сказал зверь. – Сколько тебе лет? - Восемь, - ответил Матиас. - Ну надо же, восемь, хе! А я думал, девять! – засмеялся скрипуче путешественник. – А как тебя зовут? - Матиас. - Довольно-таки необычное имечко, хе! – прокрякал странник. Матиас отметил про себя, что скрипучий голосок пришельца ему весьма неприятен. - А я – великий Гас Гас Гилбертсон, красивый, в меру упитанный опоссум в самом расцвете сил! Хе! - Оп..оппп…опппосссумммм, - засмеялся Матиас, чем заметно обидел гостя. - Кхм, кхм, - возмутился опоссум. - Я вообще-то всю жизнь с рождения провел в схватках, и сразу даю в глаз тем, кто надо мной смеется. - Ну попробуй, и не с такими воевал, - посерьезнел мышонок. - Твое счастье, что я решил тебя пожалеть, - тут же нашелся Гас Гас. – Мне нужен кров и пища, поэтому я не буду отрывать тебе голову, как недавно сделал в стычке с одной собакой.
  20. Покинув отряд Матиаса, старый кролик бродил под нещадно палящем солнцем по пустынной степи. Безумец бормотал себе под нос слова благодарности воителю за холстину, что сейчас защищала его согнувшуюся от времени горбатую спину от жары, и постоянно повторял что-то ужасно-непонятное и странное. Бедняга давно уже повредился рассудком, уже много лет бесцельно блуждая по земле. Прошли дни, Матиас вернулся с освобожденными из рабства в аббатство Рэдволл, началась снова у обитателей Леса Цветущих Мхов спокойная, беззаботная жизнь, а кролик все странствовал. Это вряд ли можно назвать путешествием, ведь не так уж и далеко ушел старик от того места, где столкнулся с маленьким отрядом. Состояние его было ужасным: нетвердая медленная походка, пораженная лишаем кожа, сухие измозоленные уши, помутненный разум и ужасная память. Кролик уже забыл собственное имя, забыл кто он и куда и идет. Он просто шел, не разбирая дороги. Этот день был особенным. Да, было очень жарко и тихо, но дело не в этом. Внимание кролика привлекла огромная темная ель. Воспаленными от полуденного зноя красными газами безумец долго разглядывал высокое дерево на горизонте. Облизав сухие губы, кролик шатающейся походкой побрел к нему на подгибающихся от усталости и старости лапах. Он шел несколько часов. Добравшись до цели, безумный кролик плюхнулся на теплую опавшую хвою под елью и провел там целую ночь. Утром с первыми лучами солнца он поднялся и пошел непонятно куда и неизвестно зачем, изнывая от голода, жажды и повторяя через каждые пять минут : "Смерть, смерть...". Утро только началось, а воздух уже был горячим, жара была невыносимая. Стояла тишина. На ясно-голубом небе не было ни единого облачка. Только гриф вылетел на охоту. Эта ужасно-грозная птица следила за кроликом еще с тех пор, когда он только подходил к большому хвойному дереву. Она давно уже поняла, что жертва очень слаба и описывала над зверем круги, выбирая точку. И в то время, когда зверь продирался сквозь колючие кусты, птица бросилась камнем вниз, чтобы схватить беднягу своими острыми большими когтями, затем резко расправила крылья, целясь лапами в спину кролика. Кролик исчез. И исчез просто неожиданно. От недоумения, не ощутив в когтях добычу, гриф не смог удержать равновесие в воздухе и врезался в недалеко стоящее дерево. Тут же послышался хруст костей, который громким эхом разнесся по мертвой равнине, и черные перья разлетелись в разные стороны, красиво и медленно опадая на землю. Тело птицы рухнуло вниз на мягкую траву. На этом и закончилась наполненная страданием жизнь хищника... Куда же делся кролик? Неужели он почуял опасность и спрятался в кустах? Нет. Он даже не подозревал, что является жертвой и находится под наблюдением. Кроме того, не знал бедняга про так трагично оборванную жизнь молодого существа. Тогда что случилось? А случилось вот что: когда царство Малькарисса обрушилось, единственным уцелевшим местом остался вход, глубокая яма, уходящая в подземелье; кролик провалился как раз в этот колодец, успевший к данному моменту обрасти травой и мелким кустарником. Старику повезло дважды: он не стал жертвой хищника и не разбился при падении, так как комья земли, ветки, листья оказались на дне раньше него, образовав мягкий настил. Придя в сознание, кролик понял, что оказался в полной темноте среди камней и пыли. Подняв голову, он зажмурился: очень ярко горело солнце и ослепляло глаза, но его лучи не могли осветить подземелье из-за огромной глубины ямы. Вскоре до ноздрей безумца дошел резкий неприятный запах разлагающей плоти. Дышать было нечем. Этот смрад кружил голову и отравлял. Разведя костерчик из сухих листьев и веток с помощью высеченных камнями искр, кролик увидел источник ужасного запаха. Ужасная картина предстала перед очами бедняги... Посреди небольшой пещерки лежало существо - лис в порванной маске - с переломанными костями и глубокими ранами. Да, это был Слэгар Беспощадный... Тут на бедного кролика навалилась такая усталость, что его лапы не выдержали и подкосились. а веки стали слипаться. Он упал на землю и уснул. И снился кролику лис, что лежал рядом и истощал отвратительный аромат. Перед глазами его пронеслась вся жизнь Куроеда: вот маленький озорной лисенок играет на полянке и постоянно проказничает, вот подросток, первая симпатия и первые цветы, вот смерть молодой лисы-подруги, вот первая кража и первое убийство какой-то старой мыши, тут ужасный змей и маска, далее рабы, хитрость, Малькарисс, смерть... Неожиданно кролик дернулся. Еще раз. И еще. Тут его затрясло. Кошмар? Несомненно. Картина сменилась: покойник встал и, гремя сломанными костями, медленно приближался к кролику. Кроме того, постепенно он увеличивался в размерах: чем ближе, тем он казался больше и ужасней. Старик передернулся и проснулся. Он почувствовал некий прилив сил, энергии, ему казалось, что в темноте кто-то дает какие-то указания, приказы. Кролик вскочил и оттащил тело головой к выступу на стене так, что видны были только лапы, корпус и пушистый рыжий хвост, и стал обкладывать его камнями, валявшимися повсюду. Соорудив такую могилку Хитрейшему, безумный долго и пристально всматривался в результат и затем взял в лапы острый камень. Старик нацарапал некие слова, что пришли в его больную голову каким-то образом, на выступе, служившем надгробным камнем. Закончив работу и стерев лапы до крови, бедняга уселся напротив могилки и закрыл глаза. И тут он обрел покой навсегда... Давно уже эта яма заросла травой, на месте кустов раскинулся лес. Но до сих пор под землей существует пещерка, что стала склепом двум зверям. Тело старого кролика все еще ждет того, кто займет его место и будет охранять сон Хитрейшего, похоронит кости, нацарапав на стене пару добрых слов. Слэгар Работорговец Умело хитростью владел при жизни ты И мира властелином грезил стать. Спи в тишине среди камней, Великий Лис, Да хранит беспощадность твою темнота... - гласит надпись над головой лиса.
  21. Аннотация: Летний рассказ о жизни в аббатстве при правлении Клуни Хлыста, об отношениях детей и родителей и о недетском противостоянии Клуни Младшего и Маттимео. Продолжение рассказа «Роксана vs Крыска». Рейтинг: G. С тех пор, как аббатство превратилось в крысиное, утро стало приходить позже, однако все же неумолимо наступало. «Голубые и розовые вешайте во дворе, это типа радость для всех, красные и черные только у нас в Большом зале» ,— Роксана спокойно, но вовлечено командовала мышами. Клуни, идущий к себе в кабинет, вместе с Крыской, держащей ворох исчерченных планов, сначала подумал, что обознался. Роксана? Чем-то занимается? Утром? Предвосхищая его вопрос, она обернулась: «У рэдволльцев же сегодня какой-то праздник по расписанию. Я решила, что не надо его отменять, это вредно для духа государства, а значит, и на работоспособности скажется. К тому же и нам веселье не помешает». Клуни чуть презрительно не сплюнул: «Опять эта мирняковская ерунда — отмечать без причины! Пьянку надо еще заслужить! Взяли на абордаж корабль? Вот это повод! Захватили город? Вот это праздник!» Роксана ни чуть не удивилась реакции мужа и с непринужденной улыбкой сказала: «Да-да, я в курсе, что ты не умеешь отдыхать и уже хочешь завоевать что-то новенькое. Это мой праздник, я тебя на него приглашаю, но если не хочешь, не приходи». Клуни обалдел от очередной наглости, выдающейся за нормальный уклад вещей, но независимость Роксаны всегда его подстегивала: «Ага, щас! Я король вообще-то, если ты вдруг забыла! Праздник без правителя называется «бунт»! И еще тебя оттанцовывающей с этим рогатым зайцем мне не хватало! Я приду, но участвовать в игрищах не буду». «Вот и славно» , — сладко подытожила добившаяся своего Роксана и продолжила раздавать поручения жителям аббатства. Крыска часто еле сдерживала смех от их диалогов, но в этот раз у нее была возможность прикрыться планами. Клуни, ни о чем не подозревая, обратился к ней, как к серьезной женщине: «Все делают, чтобы не работать». Крыска быстро мобилизовалась: «Да, Хозяин, королевство держится только на вас». «На нас» ,— Клуни положил лапу ей на плечо. Даже он не мог не оценить исполнительность и самоотверженность своей подчиненной. Вдруг к Роксане, дегустирующей сладости для празднества, подбежал Клуни Младший с еще детским, но уже звучным криком: «Мама! Училка мне не подчиняется! И мерзкие диббуны тоже! Я считаю, что надо посадить их в колодки и кидать в них гнильем за неповиновение принцу, сыну самого Клуни Хлыста!» Роксана облизнула губы от сахарной пудры и слегка наклонилась к отпрыску: «Птички с утра поют, а вы с отцом орете. Послушай, Клуни, я с самого твоего рождения приказала учительницам относиться к тебе, как ко всем, чтобы ты не вырос глупым и слабым... самодуром, вот. Твой отец добился уважения и власти самостоятельно, твое преимущество же пока лишь в том, что в тебе течет его кровь, а значит, у тебя есть все шансы продолжить его дело. Понял, солнце мое?» Клуни огрызнулся и обиженно зыркнул на мать: «Подожди, ты еще увидишь, я папе все расскажу». Роксана замахнулась и дала ему затрещину. Удар получился смазанным и скорее символическим, потому что ей было тяжело поднимать лапу на столь дорогое ей существо, но самоуважение у нее все еще осталось: «Во-первых, папа меня поддержит, потому что он не дурак, во-вторых, он тебе так врежет за то, как ты сейчас повел себя по отношению ко мне, что ты опередишь всех в развитии, научившись считать звездочки в глазах!» Ошарашенный Клуни схватился за щеку и убежал, сдерживая слезы от стыда и бессилия. Роксана вздохнула и подумала, что объяснит ему свой поступок позже. Конечно, он ее любимый крысеныш на свете. Но так иногда доводит. Крыска ощутила, как будто ее полоснули ножом по сердцу, увидев эту сцену: «Роксана, ты чего?! Что он такого сказал, чтобы ты ударила его по лицу? Что он пожалуется папе? Он ведь в чем-то прав и как будущий король требует от подданных послушания! Все логично!» Роксана всем своим видом показала, что не собирается даже это обсуждать. Подол ее платья эффектно воспарил от резкого поворота и она удалилась. Клуни Старшего же ничего не смутило, он только усмехнулся от шутки про опережающее развитие и звездочки в глазах. Тем более он не смотрел, а только слушал, ведь взор его единственного глаза был направлен в планы. Клуни был уверен, что сын вырастет таким же великим, как отец, потому что он его и воспитывает собственно. Проще некуда. Клуни Младший до сих пор трясся от злобы. Если родители не хотят помочь ему расправиться с обидчиками без жертв, он сделает это своим путем. Да так, что мама пожалеет о своем поведении, а папа будет гордиться и, может, даже позволит ему наконец участвовать в королевских делах. Вернувшись на занятие, он как ни в чем не бывало сел на свое место. Диббуны и крысята старательно рисовали закорючки. «Клуни, почему ты не прописываешь буквы? Будущему королю нужно будет писать указы» ,— мягко, но настойчиво обратилась к нему Василика. «Я не буду, а ты не смей мне приказывать, иначе я с тобой расправлюсь» , — произнес Клуни с нахальной улыбкой. «Молодой человек, за такие слова вы сейчас отправитесь в комнату для непослушных детей, чтобы подумать о своем поведении часок-другой» , — строго ответила Василика. Клуни встал и приготовился к нападению, но вдруг почувствовал, как что-то ударило его в живот. «Ррр, ну все, Маттимео, считай, что ты покойник! Я искромсаю тебя на кусочки, сын самого позорного мыша Рэдволла!» — Клуни яростно бросился в атаку на мышонка. Однако Маттимео технично отбивал удары более сильного соперника только что найденной палкой. Ребятня уже стала собираться в круг, подначивая драку, но Василика привела двух бывших защитников Рэдволла, чтобы они растащили маленьких бойцов. Когда в школе случалось что-то из ряда вон выходящее, Василика обычно звала обоих родителей провинившегося, но в данном случае осмелилась пригласить только Роксану. Та извинилась перед подругой и под руку потащила сына за собой: «Ты хочешь драться? Будет тебе драка, заодно примешь участие в моей концертной программе». Клуни не понимал о чем идет речь, но что-то мямлил про то, что ему нужна власть, а не драки. Он даже был готов уже начать извиняться, потому что если мама ведет его к папе, то Клуни Старший не станет особо разбираться в ситуации, ему будет достаточно того, что мама расстроена. Но у Роксаны были другие планы. Она собрала свободных офицеров и приказала им начать тренировать всех крысят королевства для сегодняшнего шоу. Номер будет называться «Детский бойцовский клуб». Черноклык и Темнокоготь охотно взялись за организацию, хоть и были разочарованы наличием правила «до первой крови». Клуни Младший, тренируя удары на чучеле, начал понимать, что путь к власти нелегок: с утра его треснула мама, днем его отдубасил палкой Маттимео, а вечером ему придется биться с рядом крысенышей. Вдруг рядом с чучелом возникло нечто, выглядящее несильно лучше. «Чего тебе надо, ошибка природы?» — устало спросил Клуни у Маттимео. «Я буду драться с тобой, потому что ты хотел напасть на мою мать и оскорбил моего отца» , — твердо сказал мышонок. Крысы вокруг засмеялись, а Темнокоготь крикнул ему: «Мышь, иди в свой мышатник! Вы годитесь только для уборки и готовки!» Маттимео встал вплотную к Клуни: «Ты назвал моего отца самым позорным мышем в Рэдволле. Так вот твой отец — самое позорное существо на всем белом свете, и к Рэдволлу он не относится, хоть и захватил его. Это достаточно серьезное заявление, чтобы участвовать в ваших боях?» Черноклык и Темнокоготь ошарашенно переглянулись и пришли к выводу, что пожалуй, да. Клуни сжал кулаки. Злоба ему сегодня еще понадобится. Роксана велела всем прийти на праздник, когда небо будет уже сиреневым, но еще не подмигнет первая звезда. Как ни странно, столь поэтичное указание было понято жителями и в указанное время уже было много народу. Роксана поднялась на сцену в черном, бархатном платье, выгодно оттенявшим ее светлую шерстку. Ткань переливалась россыпью еле заметных звездочек и сидела плотно, делая ее похожей на статую. Образ завершали венок из белых роз с ромашками и сумеречный свет. В общем, она добилась своего и выглядела в глазах мышей мистически и недосягаемо. Она мягко улыбнулась всем присутствующим: «Я рада приветствовать вас на ежегодном летнем празднике. Веселитесь, вы это заслужили. И ни о чем не волнуйтесь, ведь несмотря на то, что мы теперь правим Рэдволлом, здесь всегда будет место для радости. Наши дети хоть и выполняют разные задачи, учатся вместе и будут расти в крепком, развивающемся и процветающем королевстве. За нас!» Толпа поддержала ее. Конечно, по стандартам мышиной самки она чокнутая, высокомерная стерва, но по стандартам крысиной самки и крысы в принципе она — единственная институция, готовая выслушать их прошения в нынешние времена. К тому же ей, кажется, нравится роль мудрой и доброй правительницы, в то время как король занят завоеванием соседних земель. Роксана спустилась со сцены и начался концерт для мышей: песни, хороводы, выступления детей и акробатов — в общем, все, способное прославить лето, мир и семью. Сняв венок и подкрасив губы вишней, она уже была готова войти в Большой Зал на крысиный праздник, но ей преградили дорогу две фигуры. И Василика, и Крыска не переодевались к празднику, потому что настроение у них было вовсе непраздничное. Начала Крыска: «Клуни Младший не станет достойным своего отца, если его будут постоянно избивать и унижать. Он еще не готов к таким боям. Он может проиграть и навсегда запомнить этот позор и разочарование отца. Ты видела сына Темнокогтя? Он же в два раза больше любого крысенка. Клуни еще вырастет и сможет одолеть кого-угодно, но сейчас у него еще неокрепшие косточки, его могут покалечить». Крыска понимала, что ведет себя, как слишком заботливая мамочка, но она видела в этом ребенке продолжение Клуни и ничего не могла поделать со своим желанием защитить его любой ценой. Тут подключилась Василика: «Роксана, опомнись, это же наши мальчики! К тому же ты знаешь наших мужей, все может закончиться трагично!» Она посчитала, что сказать что-либо еще будет лишним и только пустила слезу. Роксана смотрела на них тепло, но спокойствие ее было ледяным. Она уже начала входить в транс от музыки, доносящейся из зала. Ободряюще коснувшись их, она сказала, что все будет хорошо, и элегантно протиснулась сквозь их маленькие фигурки. Крыска терпеть не могла Василику из-за любопытного взгляда, который бросил на нее Клуни много лет назад, но сегодня они делили на двоих одни и те же чувства. Ладно если бы Роксана просто заняла сторону слишком спокойных и одурманенных духом соревнования отцов, так она же ведь и организовала эту бойню для малолетних. Крыска и Василика переглянулись. Что-то надо было делать. Среди своих Роксана не пыталась ломать комедию и казаться неземной. Здесь достаточно быть завидной самочкой с кошачьей грацией. Дождавшись, когда Призрак закончит гнусавить неприличные частушки под низкопробную мелодию гармони Сырокрада (самый неожиданный номер, который ей довелось поставить), она взобралась на сцену. Было душновато, но дым окрашивал духоту так, что она становилась частью атмосферы. Повсюду стоял галдеж, смех, звон кружек и лязг оружия. Когда появилась Роксана, добавился еще и заинтересованный свист, но ледяной взгляд Клуни, пытающийся найти источник звука, охладил крысиный пыл. «Неуважаемые неледи и неджентельмены, без лишних слов хочу представить вам бойцовский клуб для наших будущих воинов. Папочки, хватайтесь за кошели и делайте ставки, мамочки, хватайтесь за сердце, потому что это будет жестко» , — на последних словах она как бы сама будучи матерью сделала красивый театральный жест отчаяния с рукой у лба и закатанными глазами. Стоит ли говорить, что толпа завелась. Музыканты начали играть ритмичную, даже первобытную мелодию, раскачивающую зал, и Роксана слезла со сцены с помощью Клуни. Он неожиданно ее поцеловал, да еще и как-то иначе. Обычно он делал это только из-за непреодолимой тяги к ней, но сейчас подмешалось еще и признание: «Слушай, я думал, ты сделаешь какой-то бабский отстой с песнями и плясками, а это реально круто! Я даже это... горд за тебя». Роксану всегда умилял грубый, отроческий лексикон, который использовал Клуни для выражения своих чувств. Она встала подле него и лучше всяких слов отблагодарила его своим выразительным взглядом. Клуни Младший попал в команду Черноклыка, но особой разницы между ним и Темнокогтем не было, так что радоваться и расстраиваться было не из-за чего. Весь кураж куда-то испарился, остался только неприятный страх в животе. Так было и со всеми остальными крысятами: каждый был не прочь разойтись как ни в чем не бывало. Это секрет, который вам не расскажет ни один боец, готовящийся выйти на арену. Клуни боялся не тумаков, а поражения. Если мать, несмотря на ее своеобразную натуру, примет его любым, то нужен ли отцу сын-неудачник? Фразы «Ненавижу неудачников», «За неудачу есть только одно наказание — смерть», которые он слышал с самого детства, наводили на мысль, что нет. Вот сидел бы с утра в школе и писал закорючки — ничего бы этого не было... В это же время Маттимео мучало чувство вины, ведь мама умоляла его не сражаться. Папа сказал, что неважно сможет ли он победить, важно, что он постоял за честь семьи. Ох, от чести всегда кто-то страдает... Раздался удар в колокол, наставники начали пытаться разбудить в них ярость, первые бойцы приготовились. В начале взрослые смотрели на детские драки с долей смеха и умиления, но затем в них проснулся настоящий азарт. Тем временем пришла очередь Клуни. Первый противник дался ему легко — он был слабее и медленнее. Со вторым уже пришлось немного попотеть. Ему уже начало казаться, что все до неприличия просто, ведь он уже, считай, оказался в полуфинале, но когда он узнал имя своего третьего противника, сердце его ушло в пятки. Хряк был сыном Темнокогтя и по размеру больше походил на барсучонка, чем на крысеныша. Клуни лихорадочно пытался вспомнить все то, чему его учил отец, пока не раздался звон и он все не позабыл. Он стрелой бросился на Хряка, надеясь дать ему под дых, но вдруг оказался в противоположном конце арены. Пока он пытался понять, что происходит, Хряк по-детски напряженно схватил его за лапы и повалил на землю. Он уже собирался навалиться на него всем своим весом, но тут ор толпы прорезал крик Роксаны «Давай!», обрамленный вторящим ей басом Клуни, и Клуни Младший дал Хряку коленом в живот и встал. Они провозились еще долго, наваливаясь друг на друга и делая захваты. В какой-то момент у Клуни даже было время полежать. От недостатка воздуха и причудливой игры теней толпа принимала странные очертания. Мама и папа танцевали друг с другом, раскачиваясь, как змеи. Они выглядели красиво, но как-то неприятно и пугающе. Их желтый и зеленые глаза сверкали в отблесках луны, а эффектные черты лица казались выточенными из камня. Между ними стояла тетя Крыска и не обращала внимания, что они все время ее задевают. Она смотрела на Клуни Младшего со всей жалостью, которая у нее была. Острота ее боли будто отрезвила его и он решил закончить этот кажущейся вечным бой. Резко сменив усталый темп, он подскочил к Хряку со спины и сделал самый сильный свой захват. Хряк попятился к другому краю арены, но в конечном итоге обессилено упал, а Клуни успел ловко из под него вылезти. Хряк посмотрел на него так обиженно, будто тот нарушил правила какой-то их игры. Толпа ликовала. Темнокоготь не расстроился, потому что проиграть сыну Шефа непозорно, к тому же выгоднее, чем выиграть у него. Маттимео знал, что стоит ему сделать одно неверное движение и он проиграет. Даже самый тщедушный крысеныш значительно превосходил его в силе, он мог лишь бить по болевым точкам и использовать вес противника против него самого. Именно эта стратегия помогла дойти ему до финала. В зал начали сбредаться мыши, ставки, звучащие по рядам, были уже невероятно высоки. Взрослые стали волноваться, ведь бойцы олицетворяли собой крысиное и мышиное племя и даже в чем-то их будущее. Роксана и Клуни перестали плясать и сосредоточенно смотрели на арену вместе с Крыской, как три филина. Клуни Младший закрыл глаза, концентрируя в себе всю энергию, что была в его маленьком теле. Смог папа, сможет и он. Как только палка коснулась колокола, он бросился на Маттимео, как бегун к финишу. И сорвался с арены. Маттимео успел отскочить, так как он видел по яростному лицу противника и напряженному положению тела, что он сейчас сделает. От стресса Клуни поднялся очень быстро, коленки засаднило. Вдруг он услышал крик Василики: «До первой крови! До первой крови!» «До первой крови!» — вторила ей Крыска. Клуни Старший посмотрел на нее взглядом, который она никогда раньше не видела, на миг ей показалось, что он сейчас выхватит меч из ножен и убьет ее. В зале начался спор. Крысы орали, что это несерьезно, и под первой кровью подразумевается хотя бы торс или морда, мыши кричали, что это не они придумали правила, а крысы просто жулики. Начали выяснять, кто вообще придумал правила, особенно пытался это узнать Клуни, ведь ни один указ не действителен без его воли. Роксана забила в колокол, чтобы привлечь их внимание: «Я придумала это шоу и эти правила. Но во-первых, я не знала, что все будет настолько серьезно, во-вторых, коленки не в счет. Я уверена, что у всех бойцов в той или иной степени есть ссадины на коленках, просто у кого-то кожа тоньше, а у кого-то толще. Да и не было никакого боя, никакого контакта, он просто грохнулся. Продолжаем». Зрители стали одобрительно стучать по столу. Клуни с облегчением посмотрел на Роксану. Никто не умеет создавать проблемы, как она, но никто не умеет и так их решать. Крыска же взглянула на нее с укором. «Я сама уже устала от всего этого. И я не представляю, как устал Клуни Младший. Но что теперь поделать?» — прошипела ей Роксана. Крыска не изменилась в лице. «Ну да, да, ты была отчасти права. Полоумная Роксана и ее идеи. Ты удовлетворена?» — прошипела Роксана громче. Крыска отвела с нее испепеляющий взгляд, хотя порицать Роксану доставляло ей удовольствие. «Ты наказана. Я буду две недели звать тебя Рокси» , — с удовольствием подытожила Крыска. Рокси не оставалось ничего кроме как смириться. Бой начался во второй раз. И Клуни, и Маттимео уже еле стояли на лапах. Клуни Старший не выдержал и крикнул сыну: «Соберись!» Клуни Младшего только больше замутило от страха. Сначала они не решались подойти друг к другу и лишь махали кулаками по воздуху, но в какой-то момент крики толпы их растормошили и началась настоящая драка. Быстрая, нелепая, яростная. Клуни уже забыл, зачем дрался, главное было выиграть. Любой ценой. Маттимео же все прекрасно помнил и поэтому вдарил Клуни по носу. Тот не смог удержаться и смачно грохнулся на спину. Зал на секунду притих. Потом раздались ликующие крики мышей. Клуни Младший закрыл морду лапами, хлюпая кровью из носа и слезами. Роксана взбежала на сцену, достала из коробки кубок, сунула его Маттимео и протараторила: «Поздравляем победителя нашего турнира! Праздник окончен, можете расходиться или идти ко всем во двор!» Она тут же бросилась поднимать сына: «Все хорошо, ты молодец, это всего лишь игра! Ты еще сотню настоящих боев выиграешь!» Клуни Младший не мог уже закрывать морду, так как кровь хлынула сильнее. Только сейчас он понял смысл выражения «хочется провалиться сквозь землю от стыда». Он не мог поднять глаза, чтобы взглянуть на кого-то. Крысы смотрели на него и явно обсуждали. Роксана крикнула им: «Нет в вас соревновательной этики! Уважения бойцов! Здесь выиграл, здесь проиграл! На то это и поединок, поэтому это и интересно! А это всего лишь дети, это потешные бои! Вы еще увидите на что он способен! Все, идите пьянствовать, пока я не забрала все вино!» Крысы вняли угрозе и стали разбредаться, но медленно, чтобы посмотреть, что произойдет дальше. Клуни Старший наконец отошел от шока и направился к семье. Роксана оскалилась: «Только тронь его пальцем и я убью тебя». «Очень смешно. А теперь отойди от него, нечего поощрять его слабохарактерность своей жалостью. Он проиграл мышонку, но этого позора ему оказалось мало, и теперь он еще и ревет у тебя под юбкой!» — Клуни не орал, но говорил громко и с сильной злобой. «Он ревет, потому что ему стыдно от поражения, и он боится тебя. Хорошенький настрой для победы!» — Роксана запрокинула Клуни Младшему голову и приложила к носу холодную бутылку вина, только что взятую из погреба. «Надо было говорить ему, что главное не победа, а участие, и отправить учиться вышивать, по-твоему? Давала бы ты мне его нормально воспитывать, ничего бы такого не было! Но это закончится прямо сейчас, отойди от него сейчас же или я тебя оттащу!» — Клуни схватил ее за руку. Матиас окрикнул его: «Эй, Клуни, может, хватит срывать гнев на жене? Вдруг ей надоест и она уйдет, ну скажем, к всегда веселому и доброму Бэзилу Оленю?» Клуни оторопел: «Заткни хлеборезку, мышь, не то я вырву тебе язык! Во-первых, она никогда не уйдет к этому ушастому, дебильно скачущему ничтожеству, во-вторых, если бы я срывал на ней гнев, она бы не дожила до сегодняшнего дня!» Роксана поняла тактику Матиаса и быстро передала Клуни Младшего Крыске, та в свою очередь повела его в женские спальни. Матиас знал куда надавить: «Только не обижайся, я не хочу с тобой ссориться, ты нас покорил, у меня жена и ребенок, и я отвечаю за их безопасность. Просто, знаешь, у Роксаны и Бэзила была особая связь... Он так заботился о ней, смешил ее... А ты наоборот ее только расстраиваешь. На него она смотрела, как на луч надежды, а на тебя она смотрит... ну как на строгого дедушку». Клуни был не идиот и понял, почему Матиас затеял эту игру, однако эта тема вызывала в нем неконтролируемую ярость. К тому же со спиногрызом он всегда может разобраться (да и нового можно завести в крайнем случае) и отрубить Матиасу голову за дерзость тоже. Через пять минут вся компания пошла искать Бэзила Оленя для дальнейшего разбирательства. Слушание дела растянулось где-то на час и в адрес Роксаны было высказано много предполагаемых обвинений, но в итоге Клуни остался удовлетворен словами Роксаны: «Тогда я думала, что ты меня предал, и хотела отомстить тебе. Бэзил Олень был единственным зверем мужского пола, приемлемого возраста и роста во всем аббатстве, который был бескорыстно добр ко мне. Но даже если бы у меня с ним начался роман, в нем не было бы той особой связи, которая есть у нас: нашей глубины, силы и безумной страсти». Клуни, Роксана, Крыска и Клуни Младший сидели под деревом. Иногда до них долетали кусочки конфетти и звуки крысиной пирушки, вернувшейся в Большой Зал после того, как мирные жители разошлись. Клуни Младший на всякий случай сидел с маминой стороны. Кто-то периодически вздыхал, смотря вдаль. Наконец Роксана решилась нарушить нависшую тишину: «Клуни, а ты ведь тоже не с первого раза аббатство захватил». «И то верно, но... Ладно, не буду» , — Клуни знал, что сказать, но он был уже не в настроении ссориться. «Жизнь вообще странная штука. Помните, раньше у нас такие события заканчивались драматично и триумфально?» — заметила Роксана. Клуни со знанием дела ответил ей: «Ну взрослая жизнь, бытовуха, сама хотела замуж, вот и получай». «Ты мог бы использовать это как свою свадебную клятву, было бы очень в твоем стиле» , — Роксана пошутила первый раз за этот долгий вечер, перетекший в ночь. Все усмехнулись. «А знаешь, Клуни, твой сын немного другой, но очень похож на тебя. Я чувствую это всем сердцем и люблю его почти так же сильно, как тебя уже» , — поделилась своими мыслями Крыска. «Ну ничего удивительного, это же мой сын. Идиот, но мой. Но ничего, и это мы исправим» , — Клуни Старший потрепал Клуни Младшего по голове. Клуни Младший улыбнулся — он снова ощутил себя дома. Роксана задремала и плюхнулась головой Крыске на плечо, Крыска попросила Клуни отнести ее в спальню. Когда Клуни взял Роксану на руки, она открыла глаза и спросонья начала откровенничать: «Скучнее сейчас живем, но лучше. Есть куда приходить, где просыпаться. Давайте, кстати, завтра поленимся, подурачимся и поедим клубники». Все, включая Клуни, согласились и пошли спать. Клуни Младший наконец лег на кровать — тело давно ныло от усталости. Перед сном он думал о том, что и папа когда-то был маленьким и мечтал о грядущей боевой славе. Завтра Клуни Младший начнет тренироваться совсем по-другому. А пока его коленки приятно охлаждают листья подорожника и ветерок колышет гобелен с изображением папы на пиратском корабле, который он вышел сам. Крыска спала и в части, где спали офицеры, и в части, где спали женщины аббатства. Сегодня ей хотелось душевного спокойствия, а не залихватского веселья, поэтому она выбрала второй вариант. Не переодеваясь, она легла в постель. Одежда хранила воспоминания дня и ощущение того, что у нее теперь не один, а два Клуни. Надо заставить Роксану родить третьего. Или целую армию. С этой безумной, но сладкой мыслью она уснула. В комнате, интерьер которой сочетал в себе брутальность и утонченность, Клуни и Роксана, как обычно, спали в крайне причудливой позе. Они переплетались между собой, потому что Клуни физически требовалось много места, а Роксане духовно. Клуни обвивал ноги Роксаны хвостом, как змея посох. Роксана иногда выскальзывала из плена, благодаря своей шелковой ночнушке, но Клуни сквозь сон приковывал ее к себе снова. Крысы, наконец закончившие отмечать, спали в окружении закрывшихся бутонов. Мыши спали там, где должны. Пускай кто-то еще не, а кто уже не, но есть что-то доступное всем возрастам. Не всегда удобное, иногда слишком близкое и раздражающее, но уютное и родное. Наверное, это и есть счастье, неописанное в книгах, но прославленное жизнью. Сердца, бьющиеся в разных ритмах, но омывающиеся одной кровью. Жидкостью, которая порой соединяет нас на всю жизнь надежнее, чем самая нерушимая твердь.
  22. Аннотация: Жизнь в лагере идет своим чередом, как вдруг становится известно, что Крыска решила вернуться из скитаний по миру. Как она среагирует, узнав о существовании Роксаны? Как Роксана воспримет особую гостью? Что же делать Клуни? И главное: кто сможет выжить в этой битве? Рейтинг: G Посвящается Крыске, настоящей пиратке, которая не побоялась плюнуть на стереотипы и создать форум столь узкой направленности, дабы объединить клуниманов всея Руси. Ты не представляешь, в каком шоке и в какой эйфории я была, найдя этот сайт в 12 лет. В последние несколько дней лагерь был взбудоражен. Крыска написала, что в скором времени вернется из своих странствий по свету. Когда приступы безумия Клуни стало невозможно терпеть, ей пришлось выказывать свою преданность ему другим путем, поэтому она задалась целью распространить славу о Клуни Хлысте по всему миру. Путешествовать оказалось ей очень органично и невероятно интересно, хотя в начале пути Крыске казалось, что она вернется уже первой ночью. Однако теперь она могла самостоятельно добывать пищу, искать ночлег и защищать себя. В конце концов у нее был хороший учитель. Пройдя через замок, похожий на тлеющие в снегу угли, она заметила церковь святого Ниниана, который вовсе не был святым, как она узнала от затаившихся местных жителей. Сердце ее затрепетало. Из трубы валил густой дым, поэтому выбежавший встречать Крыску Сырокрад выглядел, как радостный погорелец. Обняв ее, он удивленно оглядел пиратку: «Ба, ты как самый настоящий странник теперь! Круто выглядишь! А я убил Доходягу и сверг Роксану, когда она начала тут что-то мутить! И хорьков заколол много на острове!» Очаровательные бравады Сырокрада смог прервать только дружный хор остальных офицеров. В отличие от Роксаны, которая только иногда снисходила до подчиненных своего господина, Крыска была для них своей. Вдруг строй расступился, и Крыска расплылась в самой нежной улыбке, на которую была способна. «Привет, моя игрушка, хотя сейчас язык не повернется так тебя назвать» ,— Клуни согнулся в три погибели, чтобы обнять ее. Крыска растворилась в этом моменте, пока ее не оглушил звон внезапно наступившей тишины. Она не видела, что происходит за спиной Капитана, потому что он вдруг резко выпрямился, чтобы пожелать кому-то доброго утра. «О, а что ты так рано сегодня? Хотя неважно, иди сюда, я как раз хотел познакомить тебя с нашим почетным офицером и глашатаем!» — он метался между желанием не выглядеть подкаблучником перед Крыской и не быть задушенным во сне Роксаной. Роксана медленно и чинно спускалась по ступенькам, сопровождаемая взорами всего офицерского отряда, пока не достигла Клуни и Крыски. Все окружающие были в туниках и плащах, на ком-то еще даже дотаивал снег, Роксана же стояла в ночнушке до пола и прикрывалась халатом из красного атласа с вышитыми на нем чужестранными цветами, который выглядел настолько дорогим, что становилось очевидным его происхождение: это был трофей с абордажа. То же самое можно было сказать о золотом браслете на ноге, который звенел при каждом ее движении. Крыска подумала, что девчонка могла бы быть поскромнее в своих запросах, зная, сколько можно выручить за эти тряпки ресурсов для лагеря и как тяжело пиратам достается добыча. Роксана тоже собиралась что-то подумать, но ей помешал Клуни: «Роксана, встреть нашу гостью по высшему разряду, ведь она запугивала мной зверей по всей земле! Пусть все знают, что единственный способ взаимодействия с Клуни Хлыстом — это капитуляция! И смотри у меня, я ведь проверю днем!» Роксана с улыбкой, передающей непонятную гамму эмоций из удивления, веселья, смирения и самодовольства перенесла вес с одной ноги на другую: «Позволь узнать, что такое «по высшему разряду»? Мне сделать ей ванну? Массаж? Станцевать?» Сквозь гогот офицеров Клуни крикнул «Если попросит, то да, но лучше принеси ей жрачки и вина» и скрылся в кабинете. Крыска, стараясь не смотреть на Роксану, пробормотала: «Спасибо, все хорошо, я сама найду». — «Нет уж, за это меня по головке не погладят, так что я хотя бы тебя провожу до кухни и погреба» ,— Роксана смотрела на нее сверху вниз и говорила нарочито беззаботно. Идя по коридору в напряженном молчании, Крыска разглядывала изуродованные портреты знатных мышей. Тут в ней стало нарастать какое-то сильное чувство. Нет, это была не ревность, это была ярость. Как она смеет разговаривать со всеми в таком тоне, даже с Капитаном! Как она посмела плести интриги в их лагере! И как, просто как, она смела пытаться выстрелить в Клуни Хлыста! Нет, такой шанс Крыска не упустит. А что? Она ведь действительно офицер и ей пожаловали «хозяйку дома», чтобы выказать ей честь. «Слушай, я тут подумала, а, может, ты действительно сделаешь мне травяную ванну? Я очень устала с дороги. И в комнате, которую ты мне показала, пыльновато, не могла бы ты там убраться? А, еще я не очень люблю стряпню нашего кока, так что мне не терпится попробовать твои кулинарные изыски. О, а уж о твоих танцах говорит вся армия, не продемонстрируешь мне?» — Крыска вспомнила о прекрасном времени, когда у нее были служанки, однако массаж просить не рискнула, чтобы не остаться без хребта. Роксана обернулась к ней с вежливой улыбкой, переходящей в безумную. Своего отношения к происходящему она не скрывала, однако ей все еще надо было выполнить приказ: «К сожалению, это не в моей компетенции, да и готовить я не умею, а на пыль у меня аллергия. Но я все еще могу принести тебе вина и еду, когда ее приготовят. Танцы же мои, я боюсь, тебе скоро наскучат, ведь я часто исполняю их для Капитана». У Крыски созрел план сделать в замке генеральную уборку и приготовить знатный обед, а затем пожаловаться на белоручку Роксану Клуни: «Хорошо, я поняла твою позицию. Я за всем схожу сама, не стоит утруждаться. У тебя ведь, наверняка, столько дел». Роксана почувствовала, что что-то не так: «Позволь я хотя бы уложу тебя в постель. У тебя ведь так устали ноги». Тут Крыска, сама не зная зачем, рванула на кухню. Роксана автоматически побежала за ней, отставая из-за длины ночнушки. Крыска лихорадочно убиралась, с шумом роняя кастрюли: «Не могу спать, пока где-то грязно! Ты иди, иди, может, ты нужна Капитану для чего-то». Роксана слегка нахмурилась и действительно пошла к Клуни, рисующему план: «Крыска не хочет ложиться в постель, как бы я ее ни уговаривала, и убирается, чтобы мне отомстить». Клуни Хлыст был известным стратегом, однако ему понадобилось полминуты, чтобы проанализировать, что она сейчас сказала: «Ну либо иди помоги ей, либо иди в нашу комнату и делай, что обычно делаешь. Я строю планы». Роксана решительно распахнула дверь их опочивальни, затем так же решительно открыла дверцу своего шкафа. Если Крыска начала войну, она нанесет ответный удар. В обеденном зале стали постепенно собираться солдаты и офицеры. Пахло там очень непривычно. Кажется, это называется «вкусно». Крыска, красная, как истопник, метала по глади стола тарелки с различными яствами. Армия необыкновенно мирно и аккуратно рассаживалась по скамьям. «Ну наконец-то нормальная жрачка в кой-то веке! А то у нас только лентяйки водятся. Молодец, Крыска! И вы берите с нее пример, тунеядцы!» — обратился вошедший Клуни к сидящем около него. По правую лапу от него был Краснозуб, по левую — Темнокоготь, за ними Сырокрад и разомлевшая от похвалы Крыска. Между Темнокогтем и Капитаном стоял пустующий витиеватый стульчик с алой подушечкой. «Ничего не делает, так ведь еще и опаздывает. Абсолютно никакого стыда и совести» ,— Клуни выпил кружку эля двумя глотками. Он принялся за вторую кружку, но вдруг поперхнулся словами «Мать моя женщина!» Все вокруг Крыски свернули головы в направлении входа, поэтому и ей пришлось настороженно обернуться. «Добрый вечер, господа! Сегодня у нас особенный день, поэтому я хочу станцевать для нашей гостьи! Создайте мне ритм! Раз, раз, небольшая пауза и быстро два, два, два!» — Роксана протопала мелодию ногой по столу. Начни гулять какой-нибудь солдат около тарелок с едой, его бы, пожалуй, проткнули пикой, но Роксана была одета в костюм для восточных танцев, состоящий из короткой голубой кофточки, переходящей в завиток на животе, и маленьких голубых шароваров с полупрозрачным поясом, украшенных бубенцами. Она элегантно переступала через лес лап, однако никого не обделяла вниманием, убыстряясь по мере приближения к Капитану. Дойдя до конца стола, она начала исполнять самую активную часть своего танца, кружась на одном месте. Клуни, конечно, вел себя с большим достоинством, чем его подчиненные, и не сидел с открытой пастью, однако не сводил глаз с танца, уверенно улыбаясь Роксане. Крыска не была удивлена такому раскладу, но Сырокрад, не любящий Роксану так же сильно, как она, разочаровал ее своим поведением. «Что? Да я просто изучаю, врага нужно знать в лицо. Трясется и сверкает чешуей, как щука, лишившая глаза Хозяина» ,— изображая презрение, ответил Сырокрад. Роксана танцевала уже чуть ли не касаясь Клуни, отчего он потерял всякое терпение и все-таки, будучи хищником, попытался схватить ее. Роксана успела аккуратно отскочить: «Ох, ну что вы, все-таки это танец в первую очередь для нашей гостьи». Все думали, что Клуни ответит привычной для него иронией, но он вышел из себя и побежал за ней: «А ну иди сюда! Ей этот танец не нужен! Я тут главный!» Роксана не слишком быстро побежала в коридор под крики: «Что за дезертирство! Танцуй дальше! Это приказ!» Крыска грозно смотрела в одну точку, доедая мясо. Эта девчонка ввязалась в серьезную игру. И никакие танцульки ей не помогут, когда Крыска найдет способ открыть Клуни его хоть и единственный, но беспощадно зоркий глаз на ее поведение. Со следующего дня Крыска начала ходить на все собрания офицеров и стала максимально исполнительной и инициативной. Теперь она проводила с Клуни больше времени, чем Роксана, а главное действительно помогала ему, за что часто получала похвалу и признание. На одном из совещаний она продемонстрировала список расходов и доходов: «И так как расходов у нас действительно много, я бы хотела предложить продать шикарные, но ненужные вещи, которые есть в нашем лагере. Мы же пираты, зачем они нам нужны кроме как для выручки?» Клуни понял, к чему ведет Крыска: «Хмм, может, действительно стоит попросить Роксану отдать часть побрякушек, которые я ей притаскивал? Вряд ли она носит все». На следующем совете Крыска хотела завести разговор о нерациональном распределении рабочей силы. Она в предвкушении смотрела на Клуни, говорившего что-то о подкопе. Вдруг дверь кабинета будто заскрипела от весеннего ветерка, хотя все окна были плотно закрыты. Крыска услышала серьезную и выдержанную интонацию Клуни: «Не глупи, положи на место». В проеме стояла Роксана с топором. Все офицеры с нервным смехом столпились в углу комнаты. Клуни шагал медленно и тихо, как бы готовясь к прыжку за бабочкой. Крыска хотела выхватить свой ржавый палаш, но не успела, так как в столе, около которого она стояла секунду назад, уже красовался топор Роксаны. Клуни хотел воспользоваться моментом и схватить ее сзади, пока она вытаскивает застрявшее в древесине оружие, но ярость придала ей сил, и она вытащила его слишком быстро, еще и пригрозив им великому воину Клуни Хлысту. «Оборжаться можно! Ты еще бегаешь со своей зубочисткой, только потому что я не могу забрать у тебя ее, не оставив тебе синяк на лапе или не сломав ее! Ладно нападение на сослуживцев, но не смей ломать мне стол!» — Клуни совсем не хотелось лишиться своего массивного и солидного стола, очень подходящего для составления злодейских планов. Роксана отошла от стола и снова замахнулась на Крыску, вжавшуюся в стену. Крыска, будучи в два раза меньше Роксаны, проскользнула у нее между ног. Клуни, за это время успевший надеть на хвост шип, схватил им древко топора. Послышался удар железа о каменный пол, Роксана кинулась за своим оружием, но Клуни легко успел поставить на него лапу. Она однако все же начала пытаться вытащить его. «Ну не смеши зверей, Роксана, и вставай. Встань. Встань, кому говорю» ,— Клуни уже мог никуда не торопиться. Роксана потянулась клыками к его лапе, поэтому ему пришлось самому поставить ее на ноги. Изначально он хотел дать ей хорошую затрещину, но она как будто была готова к такому раскладу событий, и поэтому пришла в полном облачении и макияже. Слегка растрепанные волосы и немного безумный и бесстыдный блеск в ярко подведенных глазах... Клуни никогда не думал о том, чтобы ударить Крыску, а вот Роксану не раз думал, но не мог. Не решив, что с ней делать, он привязал ее к стулу и начал допрос, в ходе которого было выяснено, что топор, предназначенный для колки дров, обвиняемая взяла у солдата под предлогом, что ей надо ровно подстричь волосы, а мотивом к преступлению стало вымогательство потерпевшей у нее личных вещей, среди которых был серебряный браслет со звездочками и рубиновое колье. «А я всегда говорил, что она сумасшедшая!» — не выдержав, крикнул Сырокрад. Роксана плюнула ему в морду. Сырокрад зажмурился, пытаясь утереться, на что Роксана сказала: «Ой, да для тебя это честь, теперь между тобой и Клуни Хлыстом есть хоть что-то общее». Она повернулась к Клуни и весело улыбнулась: «Я имела в виду наши поцелуйчики, а не то, что мне на тебя плевать». Хоть Клуни и нравилось то, что в Роксане просыпаются злодейские задатки, пока что они приносили их лагерю лишь вред: «Все это, конечно, классно, но зачем ты напала на офицера, причем действительно ценного в отличие от многих других? Пойми, это не игра, скоро нам предстоит большая битва, после которой мы заживем совсем по-другому, и у тебя будет столько золота и тряпок, сколько ты захочешь. А пока ты только мешаешь общему делу и не подчиняешься приказам, за что я налагаю на тебя домашний арест. Выходить теперь будешь только со мной». Он разговаривал с ней, как с обиженным ребенком, потому что способ выражения чувств топором был ему понятен и близок. Все присутствующие ждали зрелищного правосудия, поэтому были несколько разочарованы. Перед тем, как быть запертой, Роксана демонстративно сложила кучу золота и драгоценных тканей в центр кабинета, придя в крестьянском наряде. Точнее в ее представлении о крестьянском наряде, на самом деле это была белоснежная кофта с рукавами-фонариками в сочетании с кожаным корсетом и синей юбкой. Когда все разошлись, Клуни вернулся, позвякивая ключом, и увидел немного понурую Крыску. «О, ты что действительно испугалась ее? Да она муху поймать не сможет. Или ты хотела, чтоб я устроил ей взбучку за тебя? Ее бы только это раззадорило, лучше ее просто изолировать» ,— ему совершенно не хотелось расстраивать единственное живое существо в мире, испытывающее к нему столь светлые чувства. Иногда смотря в ее глаза, он переставал ощущать себя собой. Он чувствовал себя... героем. От этого и случались те самые припадки безумия. «Кажется, я знаю, как тебя развеселить» ,— Клуни достал из шкафа шахматную доску и потряс ей, как игральными костями. Крыска улыбнулась. Такие битвы ей были больше по душе. Через десяток ходов она со звучным стуком скинула с доски черного ферзя. Заточение не слишком сильно изменило образ жизни Роксаны, однако она понимала, что Крыска может сотворить за это время что угодно. Дождавшись, когда в замочной скважине появятся зеленые штаны Краснозуба, она обратилась к нему: «Псс, Краснозуб, тебе не кажется опасным, что Капитан в последнее время так ценит вклад Крыски в общее дело? К тому же она дружит с Сырокрадом, который спит и видит, чтобы тебя сместить. Ты будешь ждать, когда они начнут плести интриги против тебя? Сам знаешь, ты мне как заместитель более выгоден, и, думаю, отлично помнишь, на что я способна». Краснозуб почесал затылок: «Хорошо, что предложишь тогда? Но выпускать я тебя не буду ни на секунду». — «Мне это и не нужно» ,— на ее лице расплылась видная только ей хитрая улыбка. Порядки лагеря действительно изменились с того момента, как Крыска начала распространять в нем свое влияние. Крысы стали меньше драться, браниться и выпивать, их предводитель тоже помягчал. Краснозуб аккуратно вошел в кабинет Клуни: «Хозяин, я тут к вам с кое-какими сведениями». Клуни спокойно жевал яблоко, в последнее время он вообще разленился: «Проходи». «Я слышал, как солдаты говорят всякое... Ну как бы это сказать...» — офицер мямлил. Клуни сделался серьезным: «Говори». «Солдаты говорят, что вы... как бы это сказать... не в той форме из-за Крыски. А они сами теперь только и знают, что ведут светские беседы». Он вспомнил, что Роксана рассказала ему про ночные кошмары Клуни, и добавил: «Даже пошли шуточки, что вы скоро... эээ... вместо шипа на хвосте повяжете бантик». Клуни чуть не побледнел от ужаса: «Чушь какая! Причем тут баба? Я вам дал отдохнуть немного перед штурмом, неблагодарные твари! И если я увижу тех, кто это сказал, я покажу им, как я потерял форму и повяжу из них бант!» Краснозуб вышел немного испуганным, но удовлетворенным. План Роксаны сработал. Позже Клуни вышел из кабинета, чтобы осмотреть лагерь. Он орал и щелкал хвостом на всех, кто не был чем-то занят: «Я вас пущу на корм тем, кто действительно работает, ленивые отбросы!» Увидев до боли знакомое зрелище, Крыска взволновалась и решила спросить у Клуни, что произошло. Он держался с ней более холодно, чем обычно: «Лагерь, полный дебилов — вот что случилось. А ты их не отвлекай от работы и сама делом займись». Крыска совершенно не понимала, что могло пойти не так. Неужели это будет происходить всегда, что бы она не делала? Ответ она получила быстрее, чем ожидала. К ней на плечо опустилась тонкая лапа в черной шелковой перчатке. Ткань однако не могла полностью прикрыть когти — они приятно, но явно впивались в Крыскино плечо. На перчатке красовалось кольцо с драгоценным камнем, которое должно было быть отдано на переплав. «Как обстоят дела на посту, офицер Крыска?» — Роксана была в шикарном черном платье и с алой помадой на губах, но все равно своей отвязной одичалостью производила впечатление зверя, только что вышедшего из тюрьмы. Крыска молча смотрела на то, как Роксана над чем-то смеется вместе с Краснозубом и Черноклыком на входе. Ей почему-то хотелось запомнить этот момент. Несмотря на переполнявшее ее отчаянье, она вдруг стала видеть все предельно четко. Надо убрать со стола вино. Войдя в еще пустой зал, в котором однако слышался гул грядущего ужина, идущий из коридоров, она собрала все бутылки и открыла окно. Мороз не успел обжечь ее, так как перед тем, как бесшумно бросить все это стекло в дальний сугроб, она выпила лишь несколько глотков. Ужин был как обычно шумный, однако смех стоял грубый и нервный. Хозяин был явно не в духе, да и Роксана оделась в черное, что не предвещало ничего хорошего. Когда армия утолила первые порывы голода, послышались крики: «Эй, а где вино?» Клуни со вздохом повернулся к Роксане: «Я не знаю, где носит этого проклятого кока — все обленились в этом замке, так что сходи и принеси пару бутылок». Роксана отправилась выполнять поручение даже с энтузиазмом, так как устала сидеть в одной комнате за эти дни, да и настроение в целом было превосходное. Она зажгла свечу и аккуратно спустилась в погреб. Крыска вышла из кабинета Капитана и направилась по коридору. Белокурый пушок на ее голове немного взъерошился, а полы зимнего плаща, испачканного мхом еще во время странствий, как часы с маятником то закрывали, то открывали надпись «Я люблю тебя, Клуни». Роксана села на корточки и принялась рассматривать бутылки: выдержанное вино для Клуни и нее, вино, заготовленное неделю назад, для офицеров и сок со спиртом для солдат. Когда она встала, ей вдруг почудилась вспышка света и собственная шаль из ультрамаринового сатина. Через секунду она начала задыхаться. Крыска была ровно в два раза ниже Роксаны, поэтому единственным возможным местом для нападения ей служил лестничный пролет, с которого она и свесила одну из Роксаниных тряпок. Убийство должно быть тихим, красивым и без изъянов. Роксана поняла, что не может нащупать соперницу сзади, и решила не сопротивляться, чтобы не ускорить свой конец. «Он же не идиот... Он поймет, что это была ты...» — прохрипела она. Внутри Крыски кипел невероятный котел из желания мести, боли и осознания того, что ей придется жить с этим всю жизнь. Но лучше уж навсегда пожертвовать своим спокойствием, утопая в муках совести, чем представить мир, в котором у них с Клуни никогда не будет все хорошо. «Ты всегда была деструктивной и странной, так что, может, все и поверят, что ты повесилась. Эх, я не желаю тебе подлинного зла, просто мне нужно тебя убрать. Закрой глаза, я постараюсь закончить побыстрее» ,— насмешливая интонация Крыски приобрела оттенки сочувствия, однако пожар в ее сердце не позволял ей ни на секунду ослабить хватку. Все-таки любопытно какая сила в мышцах и словах дается зверям в экстремальных ситуациях. Роксана стала чувствовать, что теряет сознание: «Умоляю... Не ради меня, я жду ребенка...» Она никогда не думала, что упасть на холодный каменный пол будет так приятно, а сырость погреба для нее станет лучшим деликатесом. Крыска спустилась к ней, ее руки все еще чувствовали жгучее трение сатина и тряслись: «Как?! Почему ты не сказала, что носишь наследника величайшего воина всех времен?! Как ты могла скакать с топором, зная об этом?!» Роксана знаком попросила дать ей минуту, чтобы прополоскать горло. Отдышавшись, она продолжила: «Да я недавно это поняла и до сих пор боюсь сказать даже ему». Крыска возмутилась: «Какая безответственность! Это не только твой ребенок, он и для нашего лагеря и... для целого мира! Ты еще и вина хотела выпить, хорошо, что я тебя остановила! О чем ты вообще думала? Что он выкинет тебя на улицу из-за того, что ты временно наберешь вес?» Роксана опустила голову, стараясь скрыть выступающие на глазах слезы: «Да нет... Я боюсь. Всего боюсь. Сколько мы еще будем жить в таких условиях? А если что-то случится с ним или с нашим ребенком? Смогу ли я вообще родить? А выжить? И я сама чувствую себя еще маленькой... Поможет ли он мне отыскать моих родителей и пригласить их сюда?» Крыска села подле нее и улыбнулась в попытке ее приободрить: «Не волнуйся, мы скоро захватим аббатство и все будет хорошо». — «А на каких правах я там буду жить? Я же не офицер, а, считай, рабыня, живущая в хороших условиях. Я надеялась, что мы будем королем и королевой, но теперь приехала ты и...» — Роксана продолжала блуждать по лабиринтам своих мыслей. Крыска рассмеялась: «Я отказалась от знатной жизни не для того, чтобы быть королевой! Меня всегда тяготила вольная жизнь! Быть с ним рядом и быть хоть чем-то полезной ему — вот для меня самое главное. А почему ты считаешь себя рабыней?». Когда Крыска узнала, что Роксана присоединилась к ним не по своей воле, ее начали одолевать муки совести. Все теперь предстало в другом свете, и она не могла отвести взгляд от следов удушья на Роксаниной шее. Хотя, признаться, она думала, что они будут посильней. В своем воображении Крыска уже видела себя гнусным убийцей. Роксана заметила это и решила разбавить атмосферу: «Не волнуйся, кое-кто из наших общих знакомых уже душил меня. Просто он не был так усерден и терпелив, как ты». Девушки рассмеялись, и Крыска помогла Роксане подняться: «Ну что, пойдем рассказывать?» Роксана крепче сжала руку Крыски: «Ох, не знаю!» Снег успел уже не раз растаять с той зимы. В аббатство пришла поздняя весна, и несмотря на новые порядки, временам года все еще давались имена. «Нет, это Весна Кровавых Лютиков!» — закричал Темнокоготь. «Лютики желтые, придурок! Это Весна Полоумного Крыса! В смысле полоумного от хорошеньких мышек по весне, от любви там, что непонятного? » — ответил ему Черноклык. Темнокоготь повернулся к Матиасу, убирающемуся во дворе: «Дерзкая мышь, рассуди нас!» В начале Матиас невероятно сильно переживал из-за захвата аббатства, однако когда крысы осознали, что им невыгодно разрушать свой же замок, жизнь пошла своим чередом. Конечно, они все еще подтрунивали над мышами, но Матиасу было важно не ставить под удар жену и сына, поэтому он старался относиться к этому спокойно. Переложив грабли из одной лапы в другую, он помахал Маттимео, сидящему в окружении других диббунов в ожидании урока, и ушел в помещение. Василика нисходящим жестом попросила детей успокоиться: «Сегодня у нас особый урок! Ее Величество Роксана Первая начнет читать вам первый том книги «Я люблю тебя, Клуни!», написанной почетным советником Леди Крыской о нашем великом короле!» Роксана с улыбкой поприветствовала свою аудиторию. Вопреки ожиданиям она не носила баснословно дорогие платья с юбками, не пролезающими в дверь. На ней был наряд из красного бархата с вплетенными в него ромбиками позолоченными нитями, а в волосах виднелся венок из цветов, сплетенный детскими лапками — диадему она носила только по праздникам. «Ну и что, что ты меня сейчас целуешь, а завтра вышвырнешь за борт! Я люблю тебя, Клуни!» — Роксана читала с выражением под всеобщий смех. Когда она уже дочитывала книгу, Клуни, подкравшись сзади, схватил ее и прокричал финальную реплику: «Клуни Хлыста убить невозможно!» Роксана весело завизжала, а Крыска, стоящая подле Клуни, скромно, но восторженно улыбалась, понимая, что ее каракули, кажется, станут классическим произведением Рэдволла. Нет, Клуни Хлыст не планировал останавливаться на одном аббатстве, скоро он завоюет целую страну, а потом и весь мир! И Крыска была счастлива ему в этом помогать. Крупный крысеныш с яркими желто-зелеными глазами, шерстью светло-шоколадного цвета и мужественной, но при этом утонченной, мордочкой случайно задел Роксану, за кем-то погнавшись, и выбил у нее из рук книгу. «Я тебя щас так задену, что ты долетишь до Леса Гниющих Лохов! А ну быстро поднял книгу и извинился перед матерью!» — обратился Клуни к сыну. Клуни Младший характером во многом был похож на отца, однако взял от Роксаны хитрость, эмоциональную силу и спокойствие. Также ему досталось специфическое чувство юмора обоих родителей. Крыске нравилось наблюдать за четко очерченным образом Клуни в этом мальчике. Враги и вправду могут решить, что Клуни Хлыста убить невозможно. Конечно, в нем была такая гремучая смесь генов, что было непонятно, каким он вырастет. Порой он даже пугал. И в положительном, и отрицательном смысле. Будет ли у него фамильный хвост? Пока что он лишь немного длиннее, чем обычный, но Клуни сказал, что у него он стал расти позже, так что время покажет. Роксана и Крыска уже давно были как сестры. У них всех вместе получилась семья. Никто бы сейчас не мог подумать, что все начиналось с ненависти и шрамов в душе. Так могут, пожалуй, только злодеи. Клуни Старший пошел тренировать Клуни Младшего, пока Крыска и Роксана с интересом наблюдали за ними. Потом все принялись за еду, прерываясь только на смех от рассказанных историй. О, им было что вспомнить. Когда-нибудь из этой семьи может вырасти целая династия. Возможно, их даже выткут на гобеленах. Будто в подтверждение их мыслей Клуни Младший сорвал с куста какие-то цветы и принес их маме и тете. Это были ранние розы. Никто доселе не видел, чтобы они начали цвести так рано, поэтому ничего неудивительного в том, что в честь них назвали грядущее лето.
  23. Ссылка на ГДок. *** Легкий ветерок сгонял тепло уходящего дня к холодному Восточному морю. Под розовым маревом заката, средь серо–сланцевых скал по песку шел Феллдо. Решительной походкой он шаг за шагом приближался к самому черному камню на побережье – крепости Маршанк. Бывший раб намеревался бросить вызов своему хозяину. Нет, не так. Феллдо убьёт Бадранга. Под мышкой нес он связку дротиков, через плечо его на тряпичной перевязи висела верная копьеметалка. Стоило ему закрыть глаза дольше, чем на миг, и плотная вязанка начинала скрипеть, будучи сжатой с непомерной силой, а перевязь грозила порваться, охватывая вздымающиеся мускулы белки–богатыря. Каждый раз, прикрывая давно не знавшие слёз горя очи, Феллдо вспоминал, почему идет прямиком во вражью пасть. Он вспомнил крик своей мамы, открепленной от вереницы невольников и отданной аки вещь за право прохода по земле диких белок. Припомнил он вкус крови из прокушенного языка, тогда Хиск впервые высек бельчонка не хлесткими розгами, а кожаным кнутом. Заново возник в его памяти надрывный кашель постаревшего рано отца, сетовавшего на серую пыль в каменоломне, и словно вновь навалилась тяжесть и впились в лапы острые, грубые края каменного блока – Феллдо даже споткнулся на песке от такого – что нужно было носить и носить и носить… Из омута памяти всплывали к сознанию все тягости и невзгоды, всё грязное, страшное и безысходное, всё, от холодного прикосновения первых кандалов до броска последней горсти сухой земли на могилку мышонка Можжевельника, и оттого у Феллдо закипала кровь в жилах. Он шел, потому что вся эта тьма не могла быть неотмщенной. Только вчера, после похорон вскочившего под обстрелом мальчишки, он понял, что не сможет более держать себя в узде, идти к своей цели шаг за шажком, ждать и лелеять надежду на Мартина Воителя. Что если он погиб? Что если он так и не смог собрать войско, а если собрал, то придет лишь на руины лагеря Бойцов за Мех и Свободу – ведь тиран побережья рано или поздно решит выбить их оттуда, найдет лазейку к их лагерю в густых лесах и высоких скалах. Он шел, потому что уничтожить тирана нужно было немедля, но не стал ломиться к цели без подготовки. Феллдо не пошел к крепости с рассветом, ведь перед решающим боем нужно было выспаться. Участие в учениях с Баллау, Дубрябиной и неожиданно хорошим борцом Баклером дало ему нужную разминку, после же вместе с остальными ему не помешала практика в метании дротика. В конце концов, здоровяк хорошо и с аппетитом поел то, что поднесла ему Селандина со словами «моему самому сильному воину». Феллдо использовал каждую возможность, чтобы быть готовым настолько, насколько он никогда не был готов. Только под конец дня он улизнул с маленького представления труппы незамеченным. И теперь мститель вышел к южной стене ненавистной крепости. Он шел, не таясь и молча, посередине пустыря меж береговых скал, где не было укрытия от взгляда иль стрелы, но белка не страшился снарядов – опыт подсказывал ему, докуда могла долететь стрела или камень с крепостной стены, и он не подходил ближе. На фоне лиловых закатных облаков зубцы южной стены имели цвет омытых морем булыжников, но посреди строгого ритма их промежутков мешком осела какая–то фигура, судя по силуэту, стражник с копьём. Тяжелый дротик будто сам собой лёг в копьеметалку, но Феллдо, нахмурившись, подавил жажду расправиться с одним жалким бойцом тирана. Он зычно выкрикнул: – Эй, ты! – бас его был слышен в безмолвном воздухе чисто и верно. – Зови своего хозяина на разговор! У него ко мне должок. Копье подскочило вместе с мешковатым силуэтом, и добрых полминуты его владелец вглядывался в фигуру внизу. Вдосталь насмотревшись и испытав терпение Феллдо, дозорный убежал со стены. Вернулся же скоро не один силуэт и не десять. Теперь между каждым зубцом сидело по мишени для тяжелых дротиков, и Феллдо мог поклясться, как слышал тонкий скрип тетивы каждого из целящих в его сторону луков. – Ты соскучился по загону, раб? С первыми звуками этого голоса лапы беглеца затряслись, а каждая шерстинка от кончика хвоста до затылка поднялась, став жестче железной щётки. – Подойди ближе, трусливая падаль, и отвечай мне, – продолжал меж тем горностай. Больших трудов стоило Феллдо не дрогнуть голосом перед этим зверем. Он думал, что всё будет проще. – Я пришел вызвать тебя на бой, Бадранг! Ты и я. – Поглядите, ребята, раб ставит мне условия. Ну–ну, уже спускаю–юсь! Феллдо поборол себя на то время, что нужно было для хорошего броска. Со стальной твердостью и проворством эквилибриста в лапах, «раб» сделал то, что последние дни делал лучше всего – он метнул дротик, чуть разбежавшись и подпрыгнув. Смех нечисти на стенах стал на один голос тише, а спустя миг и вовсе замолк. Феллдо же отбежал назад и зычно крикнул вслед: – Твоим ребятам понравилось? Если ты, о властитель, – от собственной язвительности Феллдо захотелось сплюнуть, но голос его был тверд. – не выйдешь один на один на бой со мной немедля, то такими бросками я перебью всех твоих бойцов. Ропот на стенах достиг кончиков ушей белки–богатыря, и он, вдохнув вдосталь воздуха, вновь прокричал в сторону Маршанка: – Я сожгу склады, кухни, казармы и твой дом, паршивая ты гнида! Куда вам всем тогда будет податься?! Даже если я не убью тебя, то это сделают твои солдаты, которых ты не решился защитить сейчас, прихлопнув какую–то настырную белку! Под конец речи Феллдо позволил себе ухмыльнуться. Он заткнул копьеметалку за пояс. В его словах о пожарах почти не было блефа. Горящие дротики, особенно сдобренные смолой и особыми составами для ярких выступлений труппы «Шиповник», могли бы дать отребью побережья прикурить папоротниковых семян с достатком. Наверное, это понял и Бадранг, ибо через считанные минуты его одинокая фигура вышагивала от восточной стены в сторону пустыря. Это действительно был он, Феллдо никого бы с ним не спутал, эту походку и движения белка успел чуть ли не выучить за долгие сезоны рабства. Горностай нес на поединок круглый щит, в лапе его отсветами заката поблескивал украденный меч Мартина. Два врага встретились взглядами и на короткий миг исчезли белка и горностай, исчезли жадный до власти тиран и жаждущий отмщения беглый раб. Двое мужчин, вышедших на древнейший ритуал смертельного поединка, поприветствовали друг друга кивками, сами того, наверное, не заметив. И начался их бой. Феллдо незамедлительно, издав лишь короткий рык, метнул два заготовленных дротика, тут же доставая третий из связки. Один и другой дробным перестуком вошли в полотно щита, что не замедлил выставить Бадранг. Белка не терял головы и положился на трезвый расчет – он и не намеревался пробить такую преграду, однако теперь орудовать щитом будет не в пример тяжелее. Бадранг бросился вперед, прикрываясь потяжелевшей деревяшкой, он был безмолвен, а на его морде читалось лишь сосредоточение и желание убить. Его взгляд, впрочем, выдал ложный выпад с уколом в живот, и Феллдо парировал его дротиком, возвращая противнику молниеносный удар обожженным острием в грудь. Бадранг пошатнулся назад от отскочившего Феллдо, но устоял на песке, лишь хрипло кашлянув. Бывший раб же увидел, во что был одет тиран и что спасло его от участи быть насаженным на кончик грубого копья. Под закатным небом, прикрывая торс, плечи и бедра лорда, скромно блестела прочная кольчуга. И всё же кончик дротика «пощекотал» Бадранга, даже через броню и плотную, набитую соломой, стеганую куртку. Страшный удар могучего Феллдо проник за защиту и обагрил его оружие каплей–другой крови. И всё же он думал, что всё будет проще. Боковой выпад Бадранга, резкий, словно хлещущий кнут, чуть было не застал противника врасплох, но Феллдо выставил блок. Меч расщепил деревяшку и застрял в ней, и тогда Бадранг сделал шаг вперед в попытке потеснить и заколоть, наконец, противника. Только отскочив в сторону и отведя клинок искалеченным дротиком вправо, Феллдо удалось спастись, но его размеры сыграли с ним плохую шутку – как он не старался, холодное лезвие оставило на его боку глубокую борозду. Напоследок белка схватился за торчащий из щита дротик, оттолкнул горностая вбок и тут же бросился к своей вязанке, ведь свое оружие он отпустил. Подняв новый дротик наизготовку, он сквозь свое потяжелевшее дыхание смог различить ремарку врага: – Любишь ты этими палками всё портить, а? – судя по голосу, Бадранг почти не устал. Особо не целясь, Феллдо метнул дротик, как только успел развернуться к врагу, и третья палка стала новой проблемой в щите Бадранга. Вытянув ещё один снаряд, Феллдо сделал вид, что вновь собирается угостить противника издалека, покуда тот пытался высвободить меч из древесного клина. Тот, не будь дураком, вновь поднял щит, но белка швырнул острую палку совсем не в голову или корпус. Впервые за все сражение двух безмолвное побережье огласил крик. Темный обожженный кончик утопал в незащищенной левой голени горностая, почти пригвоздив того к забрызганному бурой кровью песку. Двое вновь встретились взглядами, с треском Бадранг освободил меч из клина и двинулся к Феллдо. Он подволакивал за собой ногу, но на его морде не было видно ни тени негодования или гнева – он лишь морщился от боли, но не отрывал взгляда от противника. Белка двинулся навстречу, с осторожностью отлепляя левую лапу от раны. Забившись шерстью, та, тем не менее, пускала теплую бордовую струйку по его тунике, вниз по широкому темному руслу, что уже успело натечь вниз к босой лапе. Впервые за вечер легкий бриз показался Феллдо по настоящему холодным, а небо тяжелым и тёмным. Блеф удался горностаю. Его противник не ожидал такого резкого прыжка с опорой на пробитую лапу. С диким рыком, несущим ярость и боль, Бадранг набросился на Феллдо с чередой яростных выпадов. Три удара оставили на толстом древке дротика зарубки, выбив мелкую щепу меж двумя соперниками. Феллдо смог неуклюже блокировать и четвертый, но железный клинок встретил не твердую древесину, но плоть, лишив белку двух пальцев на левой лапе. Слезы брызнули из его глаз сами, погружая мир в марево, но Феллдо не смел забываться, пусть даже кисть его горела одним сплошным очагом боли. Яростно заревев, он схватился за торчащий из щита дротик, он обхватил его всей той силой, что осталась в обезображенной ладони, и, отбив дротиком метящее в него острие меча вбок, потянул противника на себя, словно закручивая. Бадранг отпустил щит, не дав себя бростиь – и тогда Феллдо, перехватив его обеими лапами за торчащие дротики, протаранил горностая, не успевшего завершить взмах мечом. Здоровенный раб снес своего бывшего хозяина, словно штормовая волна одинокую шлюпку. Бадранг, кратко вскрикнув, упал и попытался отползти, загребая всеми свободными лапами песок и гальку, выставив меч, но кромка щита в ручищах Феллдо обрушилась на него как молот на гнутый гвоздь. – Марша… – уж было выкрикнул властитель, но кромка щита поставила в слове непредвиденную хрусткую точку, врезав горностаю по челюсти. Следующий удар выбил лязгнувший меч на песок. Феллдо швырнул щит в сжавшегося лорда, поджал левую лапу под истекающий кровью бок, спрятав культи пальцев в грязную тунику и поднял меч. Без брезгливости или каких–то других чувств – мало что вообще пробивалось сквозь боль и боевой раж – он пинком повернул Бадранга на спину и немедля отскочил от скользнувшей серебристым бликом смерти. В лапе тирана мелькнул маленький кинжал, по этой же лапе Феллдо с чувством рубанул, заставив коварного противника заорать, стоило под мясом показаться кости локтя, а после на эту самую лапу навалиться, перевернувшись из последних сил. Враг замер к нему спиной, скуля и трясясь. Феллдо не мог поверить, что всё закончилось. Он победил, но не понял этого. Горячка боя уходила из его головы, оставляя место тяжелой и липкой, как тесто, усталости и сладкому чувству, но то было не похоже на холодное злорадство мести. Нет, Феллдо чувствовал нечто, чего был часто в жизни лишен. Нечто похожее на глоток воздуха на выходе из подкопа Грумма или звук чистого голоса Кейлы, впервые получившего свободу и очутившегося в лагере комедиантов, или радость Брома, чей безрассудный план сработал почти идеально. «Победный триумф», – подсказала ему память голосом Баллау. Чувствуя под своей грязной мозолистой стопой исходящую потом шею Бадранга, Феллдо согласно кивнул и улыбнулся. – Я победил, – спокойно сказал он Бадрангу, на что тот промычал что–то, силясь подвигать сломанной челюстью. – В конце концов, победил! Всё то, что он представлял в своих горячечных мечтах о мести, как он засекает Бадранга насмерть розгами, как набивает ему в глаза и рот песка, пока он не задохнется, все темные и злые образы, что услужливо подсовывала ему память каждую ночь на свободе – всё стало таким неважным. Каждым днем он думал, что он побеждает, дабы отомстить мучителю, Феллдо шел сюда, движимый этой мыслью, но оказалось… – Я мстил тебе, чтобы победить. Он победил ради тех, кто учил и учился сегодняшним днем в его лагере, победил ради концертов «Шиповника», смеха Селандины и стряпни Гоучи, шутливого гонора Баллоу и простоватых манер Дубрябины. Как глупо было с утра готовиться с ними лишь к какой–то мести, видеть в них лишь знания да напарников его «миссии мщения». Они-то и были целью, и к ним сейчас Феллдо очень хотел вернуться – боли пришлось потесниться и дать место легкой тоске. Для Бадранга же места не осталось. Он отнял у многих зверей их лучшие сезоны, а значит, пусть не отнимает более у Феллдо ни секунды. Теперь он ему не невольник, ни телом в кандалах, ни духом, заполненным жаждой мщения. Клинок Льюка Воителя опустился на шею поверженного лорда дважды, для верности. Вытерев меч о труп, Феллдо пошел к своим. *** До лагеря в Южных Скалах Феллдо не дошел, но очнулся он на лежанке из мягкого мха, покрытого чистой тканью, под цветастым шатром, в котором без труда узнавались узоры труппы "Шиповник". Пробуждение застало его среди друзей, выдвинувшихся тем вечером за ним вослед, отбивших его от преследовавшей раненного героя нечисти и принесших своего богатыря в лагерь, израненного и измотанного. В тот день, когда Феллдо смог встать на ноги во многом благодаря возмужавшему лекарю Брому, Баллау собрал всех у импровизированной сцены, комедиантов и рабов, а также зверей из армии пришедшего на подмогу Мартина. На земляном помосте Феллдо, под аплодисменты толпы, передал меч Льюка тому, чьим он был по праву, Мартину. Торжественная формальность длилась недолго – мышь-воитель и его подруга Роза уже не раз навещали Феллдо в лазарете и знали о мече. «Пожалуй, это самое, Баллау устроил этот цирк только чтобы, хурр, найти повод набить живот, вот так!» - блеснул по этому поводу своей кротовьей логикой Баклер. Однако последовавший лесной пир оставил частичку радости и победного задора Феллдо каждому доброму зверю. Впереди ждало много труда и даже не кончились ещё бои – нужно было добить разбежавшуюся по лесам и болотам из крепости нечисть – но сейчас Феллдо было хорошо. А потом… Свадьба Мартина и Розы станет новым светлым штрихом в его памяти. Он увидит, как Маршанк из крепости бандитов и подонков вырастет в прекрасный торговый город, узнает семейное счастье с Селандиной, что подарит ему двойню, и услышит немало добрых слов о Броме Целителе, ушедшем одним днем на юг, в Страну Цветущих Мхов, нести мир и просвещение. Феллдо ждала впереди хорошая жизнь. Нет, не так. Феллдо обязательно обретет своё счастье.
  24. Аннотация: Как пройдет встреча Матиаса Воителя и Мартина Воителя? Что будет, если все главные злодеи мира Рэдволла пересекутся? Жанр: Трагикомедия Рейтинг: 12+ или 16+, если вы мастер аллегорий или гиперчувствительны. Зимние сумерки лишили аббатство цвета. Эти перемены не показались никому удивительными, ведь и не такое может случится в Ночь Забытья. Во дворе уже было припарковано множество повозок, из дверей лилась музыка. И только Матиас еще не спустился вниз, заставив Василику начать волноваться: «Матиас, почему ты еще здесь? Даже все злодеи уже на месте, а они вечно опаздывают». Матиас вздохнул: «Мартин приедет...» Василика забавно нахмурилась: «И что же теперь просидеть тут весь праздник? Разве так ведут себя воители Рэдволла?» Он смотрел в пол, теребя покрывало: «Ну это же он настоящий воитель, а я так — завхоз, умеющий кидаться металлоломом». «Не говори глупости, ты, как и Мартин, победил двух страшных злодеев, к тому же моложе и перспективнее» ,— она ободряюще положила ему лапу на плечо, и они направились к выходу. Тем временем в зал прошел зверь, не менее волновавшийся перед встречей с Мартином. Среди копошащихся мирняков Бадранг сразу же заметил высокие силуэты своих коллег и вальяжно сел за стол с черной скатертью. Он со скучающим видом оглядел своих с каждым годом страшнеющих собратьев и тут вдруг заметил невероятно статную по сравнению с местными пухленькими и простенькими бабами крысиную самочку в длинном черном платье, сидящую рядом с Хлыстом. «За сколько отдашь?» — он старался не терять хладнокровие, чтобы попытаться сбить цену как опытный торговец. Клуни гордо хмыкнул: «Этот товар не продается, а если бы и продавался, то у тебя бы все равно столько не было». — «Зря ты такую монополию развел, девки наглеют от этого» ,— он напрягся, раздумывая, как получить желаемое. Тут Роксана присоединилась к их диалогу: «У нас все держится на истинной силе, заслуживающей преданности, а не деньгах и кандалах. К тому же зачем тебе новая рабыня, если есть хорошо забытая старая? Мартин глаз с тебя не сводит». Бадранг усмехнулся: «А ты остра на язычок. Действительно просто так не купишь, но в одном ты ошибаешься: ты все же пленница, причем не у того хозяина. Его скоро свергнет кто-нибудь из солдат или он самоликвидируется, слетев с катушек, а у меня замок на море». Терпению Клуни пришел конец: «Прекрати молоть чушь, старый коврик для ног. Тебя свергли собственные рабы, на тебя напал собственный друг». Бадранг уже набрал воздуха в легкие для ответа, но Слэгар его опередил: «Как вы мне все надоели, я хочу удалиться от вашей группы. Нет, чтобы скооперироваться и работать вместе на Малкариса, так вам только и нужно, что понтоваться и ругаться из-за женщины с манерой поведения, как у моей матери». Клуни осмотрел зал и вдруг радостно заорал: «Села! Иди сюда! Да ты не бойся, второй раз-то я тебя убить не смогу, зато у нас тут твой сын! Увидеться хочет!» Слэгар вскочил как ошпаренный и, перечислив оскорбления на каждую букву алфавита в адрес Клуни, скрылся за дымовой завесой. Войдя в зал с черного хода, Матиас увидел Роксану, купающуюся во внимании Клуни и Бадранга. Здесь он еще раз протер платком Василики свои сверкающие доспехи, надетые для того, чтобы произвести впечатление на Мартина. Затаив дыхание, он прошел к главному столу. Однако кроме брата Гуго, приложившегося к элю, и мыши в лохмотьях и платочке на шее вместе с какой-то монахиней он никого не увидел. Наверное, странники или паломники. Вдруг странник подошел к нему и тепло улыбнулся: «Здравствуй, Матиас, рад наконец познакомиться. Ты достойно охранял наш дом все эти годы». Матиас нервно осклабился в ответ, одновременно ощущая волнение и разочарование. Роза и Василика пожали друг другу лапки и пошли к женской половине стола. Там обладательницы цветочных имен столкнулись с Роксаной. Василика обняла бывшую пленницу Рэдволла: «Привет! Как ты здесь оказалась? Роза, не пугайся, она хорошая». Напрягшаяся от вида крысиной самки Роза вежливо поприветствовала ее. Роксана подала Розе свою тонкую, когтистую лапку и ответила Василике: «Мне наскучил спор этих старых хрыщей, и я пришла к вам потанцевать». «Хочешь, покажу классный танец?» — воодушевленно подхватила идею Василика. Так Роксану, умеющую мастерски исполнять восточные танцы, запрягли играть в ручеек. Хоровод девушек пролетел мимо Матиаса и Мартина, пытающихся найти точки соприкосновения. Мартин, кажется, был всем доволен, а вот Матиас пытался найти в Мартине того Мартина Воителя, благодаря которому он стал тем, кто он сейчас есть, и это ему никак не удавалось. К тому же будучи из другого поколения, Мартин иначе воспринимал аббатство и не понимал местных шуток. Вдруг к ним подбежал Маттимео и с нескрываемым любопытством стал рассматривать героя с гобелена: «Живой Вы еще лучше!» Мартин рассмеялся и потрепал его по мягкой шерстке: «Почему же?» Малыш на секунду задумался, но ответил четко: «Там Вы очень серьезный и гордый, а в жизни добрый и простой». Дитя глаголило истину, и Матиасу стало невероятно стыдно за свои сегодняшние мысли. Он принял решение начать все заново, и уже было хотел повернуться к Мартину, как вдруг услышал крики из другой стороны зала. Роксана радостно бежала под лесом из лапок, покачивающихся от задора, пока не врезалась в последнюю мышку из колонны, вставшую как вкопанную. Хоровод расступился, и ее взору предстал Клуни, стоящий подбоченившись. За ним виднелся длинный шлейф убегающих мышек, с ней остались только Василика и Роза. «Значит, танцы, да?» — спросил он интонацией, от которой у всех присутствующих душа ушла в пятки. Роксана выпрямилась и, скрыто возмущаясь от несправедливости, начала оправдываться: «Да, мы просто танцуем, а не выдаем ваши с Матиасом планы. У меня нет подруг, и это моя единственная возможность пообщаться с девочками». Клуни повернулся к Бадрангу и обратился к нему, как родитель, делящийся возмущением с другим родителем: «Видишь, она даже не понимает, что сделала». «А я говорил тебе, что ты ее избаловал. Ну ничего, это исправимо, тем более я наслышан о твоих методах воспитания» ,— на последних словах у Бадранга загорелись глаза. Клуни посмотрел на него с презрительной усмешкой: «Нет, такого удовольствия я тебе не доставлю». Роксана облегченно вздохнула. Клуни резко перевел на нее взгляд: «Рано радуешься, мы еще дома поговорим». Роксана кардинально изменилась в лице. Тут Василика не выдержала: «Да как ты смеешь, она ведь уже почти женщина! Мы даже Маттимео так не запугиваем!» Клуни рассмеялся: «То-то он растет еще более жирным и тупым, чем его папаша. Дети во всем должны быть лучше своих родителей, да? Хотя, может, ты и права, и стоит придумать ей более символичное наказание, которое бы раз и навсегда отучило ее общаться с мирнюками». Выкрав необходимую ей секунду во время их дискуссии о педагогике, Роксана метнулась к Цармине: «Цармина, пожалуйста, поскачем на крышу! Я буду непрерывно тебе чесать за ушком в обмен на это!» Цармина огляделась по сторонам, убедившись, что никто этого не слышал, и, взяв ее зубами за шкирку, посадила к себе на спину и умчала вверх по ступеням. Василика и Клуни уже активно переходили на личности в своем споре, но зрелище Роксаны, оседлавшей Цармину, или Цармины, похитившей Роксану, заставило их разойтись как ни в чем не бывало. Клуни всегда боялся, что у него уведут Роксану, но он никогда не думал, что это сделает Цармина. Со словами «кошачья падаль» он ушел продумывать план, как украсть Роксану обратно, не натолкнувшись при этом на когти правительницы Котира. Василика же направилась прямиком к воителям Рэдволла: «Как вы могли просто стоять и смотреть на все это? Может, раньше вы и были героями, но сейчас вы лишь их памятники». Матиас замялся: «Но это же их семейное дело. Да и она все равно к нему вернется. Когда встречаешься с тем, чьим именем пугают детей, нужно быть готовой к подобным вещам. Он и так добр, если это слово вообще применимо в его отношении, к ней насколько возможно». Матиас повернулся к Мартину: «А ты что думаешь, Мартин? Естественно, мне хочется ей помочь, но какой в этом смысл, если она не останется с нами в аббатстве? Мы ей уже предлагали». Мартин вздохнул: «Правда в том, Матиас, что мы герои не потому, что мы хорошо понимаем, кому можно помочь и кому нельзя, а потому что не можем не броситься на помощь. У меня тоже были моменты, когда я об этом забывал, и именно о них я сейчас жалею сильнее всего. К тому же нам надо впечатлить наших дам, и Цармина очень резко меняет свое настроение, уж поверь мне». Их разговор краем уха услышал Бадранг, который также собирался сейчас идти к Роксане. Конечно, он хотел ее украсть, а не спасти, но вот странная штука — идея похищения вдруг будто бы перестала удовлетворять его полностью, ему хотелось, чтобы она пошла за ним по собственной воле. Вдохновившись новой игрой, Бадранг ринулся к лестнице, под которой Слэгар Беспощадный прятался от матери. «И этот побежал. Что они там все с ума посходили? Не зря женщин не берут ни на корабль, ни в армию» ,— подумал он. С тех пор как укус Асмодеуса превратил половину его морды в безжизненную кашу, Слэгар перестал полагать, что женский пол может хотеть провести время в его компании без угрозы для жизни. Это не могло не печалить его где-то в самых темных глубинах души, но и радовало, так как благодаря этому он мог считать себя самым беспристрастным и хладнокровным злодеем. Завистливые коллеги даже стали сочинять о нем всякие небылицы, но ничего он еще им покажет. Ведь с тем, что не под силу Куроеду и уж тем более Слэгару, сможет справиться Стеллар Лунарис. Цармина извивалась от удовольствия под умелыми лапками Роксаны, чешущими ей подбородок, животик и, конечно, за ушком. Она даже иногда то ли рычала, то ли мурлыкала. Единственным, что напрягало Цармину, был невероятно вкусный запах Роксаны, от которого она уже начинала захлебываться слюнями. «Мне нужно поохотиться, чтобы не сожрать тебя ненароком. Жди здесь» ,— она скрылась на ветке ближайшего дерева. Роксана была рада наконец отдохнуть и, хрустнув лапками, села на крышу. Но долго побыть одной ей не дали. Увидев в люке поднимающуюся морду Бадранга, она попятилась назад и уже хотела звать на помощь Цармину, думая, что Клуни за ней пришел, но волк объяснил ей, что пришел с миром. Бадранг улыбался ей по-злодейски нелепо, как будто подлизываясь. Так здороваются взрослые с детьми своих друзей. Роксана поняла в чем дело, и со спокойной, уверенной улыбкой приготовилась слушать его тирады. Бадранг начал: «Послушай, Роксана, ты, наверное, ошибочно подумала, что я зову тебя таскать булыжники? Ты будешь моей личной рабыней, и тебе не придется делать ровным счетом ничего кроме как доставлять мне радость. У меня огромный замок на море, правда, он ни до конца достроен, но ремонт всегда затягивается, и множество рабов. То есть, все то, к чему так безуспешно стремится твой хахаль. А еще у меня два глаза. Пойми, ты и так рабыня, как бы он тебе не вешал лапшу на уши, и никто не сможет дать тебе больше, чем я. Вы скоро по миру пойдете. Преклони колени, и ты станешь собственностью лорда Бадранга, а значит, тебе не о чем больше будет волноваться». Как можно отказать самому великому злодею современности? Тем более если он такой красавчик. Улыбка Роксаны стала более ласковой: «Спасибо за предложение, Бадранг, но Клуни мне дал столько, сколько не давал никто в жизни. И речь здесь не только про материальные ценности. Я, конечно, понимаю, что в злодейской среде не принято произносить слово на букву «л», но вот она у нас. Та самая особая связь, как у сообщников». Бадранг пытался оставаться легким и веселым, но внутри у него уже начинало все клокотать: «Да он скоро наскучит тебе. Ты пойми, я ведь тоже не собираюсь держать тебя просто как красивую мебель. Мне хочется иметь женщину, поддерживающую меня, и все дела. А ты как раз для этого подходишь: красивая, гордая... остроумная, если у женщины вообще может быть острый ум. В общем, высший сорт. Заметь, это я говорю. Ну чего тебе еще не хватает, а? Обниматься я тоже умею, смотри». Он обнял ее, но это больше было похоже на некрепкий захват. Роксана из вежливости на секунду прикоснулась лапой к его плечу: «Ну просто все так сложилось... Я рада, что ты хочешь завести поддерживающую тебя женщину, и я уверена, что ты найдешь такую». Бадранг перестал играть в добряка, его взгляд стал четок и неподвижен, а голос приобрел привычные басистые нотки: «Скажи, чего тебе не хватает. Только без этих твоих штучек. Прямо. И немедленно». Роксана поняла, что нет смысла ходить вокруг да около, чтобы его не обидеть: «Ты более жестокий. А я хрупкая и трусливая. Тебе нужна другая женщина». «Что ж, с этим сложно поспорить» ,— он потупил взгляд и в развалку отошел назад, как бы размышляя над жизнью. Возможно, смирился. Она вдруг ощутила, как на крыше на самом деле прохладно и как легко она сегодня одета. Внизу было море шума и света, отчего Слэгар ощущал себя очень неуютно. Подлинное впечатление он мог произвести только в темноте. Но делать нечего, пришло время выбрать жертву. Роксана? Он все детство смотрел на то, как мать крутит мужиками, поэтому яркая внешность вкупе с женскими уловками вызывали у него лишь скуку и неприязнь, к тому же очередь большая. Мышки? Сероваты и туповаты. Констанция? Лучше еще раз поцеловаться с Асмодеусом. Джесс? Он стал рассматривать белку. Прямой, бесстрашный взгляд, но при этом приветливый. Как странно... К тому же рыженькая. А какой хвост! Слэгар направился к ней. Он вручил ей дымящийся бокал, в котором расцвела черная роза, как только Джесс взяла его в лапы. «Хочешь знать будущее? Твоя красота никогда не испарится, как этот дым, а Стеллар Лунарис принесет в твою жизнь еще много чудес!» — он начал говорить, как бы сам удивляясь глупостям, которые произносит, но закончил действительно живо и загадочно. Джесс подняла бровь: «С чего это ты вдруг? Попал в «плохую» компанию и тоже захотелось иметь девушку?» Слэгар огрызнулся и уже собрался уйти, но Джесс его остановила с весьма серьезным видом: «Подожди. Спасибо, но меня всякими фокусами не впечатлишь. В зверях я ценю способность совершать благородные поступки и только это». «Ищи дурака! Чтобы я еще повелся на твои глазенки...» — он пошел к выходу. «А что с ними? С глазенками?» — крикнула Джесс ему вслед. «По ним видно, что ты не ведешь никакую игру и не ведаешь страха... Дурацкие, в общем!» — он одернул плащ, заставив звезды на нем плясать. Звезды на крыше наоборот были безмолвны и холодны. Бадранг по-охотничьи осторожно сделал шаг вперед. Роксана попятилась назад, но тут же уткнулась в край крыши и вжалась в него: «Как бы ты не относился к Клуни, тебе же это невыгодно! Он сильный враг! Он жизнь положит на то, чтобы тебя убить!» Бадранг рассмеялся, оскалив зубы: «Бадранг всегда выходит победителем. Так что ты прыгаешь либо ко мне в объятья, либо с крыши». Роксана опустилась вниз, закрыв голову лапами. Тут сквозь сплетения собственных пальцев она увидела два зеленых огонька. Цармина одним бесшумным прыжком спустила его по лестнице в люк: «Ррр, моя добыча!» Роксана со слезами обняла ее, поблагодарив раз десять. «Мрряу, хватит болтовни, котлетка! Я не смогла найти добычу, так что массируй меня, если не хочешь ею стать» ,— Цармине казалась милой и полезной крысиная самочка с одурманивающе сладким запахом, но она не должна была забывать, кто тут хищник, а кто игрушка. Роксана послушно принялась за работу, хотя по щекам у нее все еще катились слезы. Цармина не могла получать истинное удовольствие, слушая всхлипы, и поэтому сказала: «Ладно! Отдохни немного. И не удивляйся так: все мужики — козлы. Но ничего, больше ты их не увидишь. Поедешь со мной в Котир, будешь меня вычесывать и для меня танцевать, а я всем запрещу тебя есть и буду с тобой каждый день играть». Последние слова она сказала чуть ли не мурлыча. Цармина была властной, эгоистичной и жесткой, но все-таки она была женщиной, поэтому глубоко внутри нее ощущались понимание, ласковость и темпераментность. К тому же защитить она могла лучше почти любого мужчины. Но Роксана все же верила и надеялась на свое спасение. Она всегда понимала, но никогда по-настоящему не осознавала, насколько Клуни ограждал ее от их мира, и какой силы у него любовь, если он так относится к ней, будучи из одного теста с этими зверьми. А она сбежала сначала играть в ручеек и потом на крышу. В воздухе все еще осталась тяжелейшая аура Бадранга. Роксана вдруг с улыбкой вспомнила, как они с Клуни еще на острове катались в траве, колошматя друг друга, после того, как признались в своих чувствах. А потом прыгали вместе на волнах, точнее она прыгала, держась за него. Там было все белое: и небо, и вода — будто какая-то сфера. Вдруг в ней она увидела красное отражение и спросила у Клуни: «Это я тебя настолько сильно оцарапала или нас жрет какая-то рыба?», а он улыбнулся и ответил: «Просто любовь причиняет боль». Роксана повзрослела стихийно и естественно. И Бадрангу не удастся украсть ее жизнь, он не выйдет победителем. Она представила, как та белая сфера из воспоминания окутывает всю крышу. У нее из глаз потекли слезы облегчения. Цармина зевнула, щелкнув клыками: «Когда ты уже перестанешь реветь? У тебя там что, целое море?» Роксана улыбнулась: «Да». Матиас победоносно достал меч Мартина: «Вот, держи, он по праву принадлежит тебе». Мартин отвлекся от заточки своего нынешнего меча: «А, этот! Он действительно мой любимый, но ты можешь оставить его себе. В конце концов какая разница, чем сражаться». Матиас вытаращил глаза: «Как какая разница? А... а как же сила, запечатленная в мече?» Мартин по-доброму рассмеялся: «Ну я что колдун какой-нибудь, по-твоему? Если только сила веры». Матиас не успокаивался: «А как же «Я там и сам», ступеньки, луна? Это все для чего?» Мартин почесал голову: «Ну меч же должен достаться самому мотивированному и сообразительному. А «Я там и сам» — это просто игра слов, я думал, что ты понял, раз отгадал загадку». Матиас чуть не уронил меч от разочарования, но затем мысленно призвал себя повзрослеть и будто бы ни в чем не бывало спросил: «Я так понимаю, что ты уже побеждал Цармину. Так каков будет наш план?» Мартин опробовал свежезаточенный меч на какой-то дощечке и удовлетворенно покачал головой: «Герой-любовник нашей жертвы уже утащил бочку с водой для своей операции, так что план у нас может быть только один. Ну ничего, нам не привыкать». Тем временем Клуни поднимался по лестнице с бочкой и ковшом и, резко открыв люк, плеснул приготовившейся к атаке Цармине воду прямо в морду. Она, шипя, отскочила на башню, собираясь напасть оттуда, но у Клуни хватило сил плеснуть в нее из самой бочки на такую высоту. Он крикнул Роксане отойти к краю, чтобы ослепленная ужасом Цармина не затоптала ее, но дикая кошка как раз решила использовать этот край как платформу для прыжка. Страшное произошло за долю секунды. Клуни захлестнуло ледяной волной ужаса. И только совершенно кошмарные крики Роксаны, не способной даже выговорить «помогите», привели его в чувства. Он залез на край и попробовал сначала подать ей лапу, а потом подцепить хвостом, но ничего из этого и близко не выходило, так как водосток, на котором она висела, отклонился слишком далеко. Клуни попробовал успокоить задыхающуюся Роксану: «Пожалуйста, не дергайся так, ты его раскачиваешь. И держись изо всех сил, прошу, сейчас я помогу». Роксана прислушалась к его словам по мере сил, теперь она просто тряслась, но не раскачивалась, и беспрестанно что-то шептала. На звуки прибежали Матиас, Мартин, Василика и какие-то зеваки. Василика закричала: «Держись, Роксана! Сейчас я попрошу вынести вниз ковер! Только сейчас держись!» Она побежала вниз, издавая громкий топот маленькими лапками. Матиас подошел к Клуни вплотную: «Подержи меня, я попробую до нее дотянуться, и мы вместе ее вытащим». Клуни не только была отвратительна мысль о том, чтобы принять помощь у своего злейшего врага в спасении Роксаны, он еще и не доверял его способностям. Хорошо, юнец и вправду упертый, но абсолютно неуклюжий, да и Роксана, хоть и очень худенькая, по размерам превосходит его в два раза. Мартин прервал его размышления, затянувшиеся на несколько драгоценных секунд: «У тебя будет еще вся жизнь подумать о своей гордыне, если она погибнет». Клуни вышел из транса: «Да хоть на шею пусть мне залезет! Толку-то? Мы все равно не дотянемся». Все находившиеся в зале выбежали во двор и растянули ковер, особенно крепко его держали Констанция и Орландо. Слэгар вышел последним. Джесс хотела позвать его на помощь к остальным, но он вдруг сам повернулся к ней: «Благородный поступок тебе нужен? На, подавись». Лапой, не знающей промаха, он кинул балласами в водосток, и тем самым подвинул его ближе к участвующим в спасательной операции. Клуни схватил Матиаса на руки так быстро, как, пожалуй, хватают только матери своих детей во время опасности, и протянул его к Роксане. Роксана дрожащей лапой взяла лапу Матиаса, и тут же ее вторая лапа отцепилась от водостока. Она с леденящим душу криком повисла на сооружении из Матиаса и Клуни. Воздух сотряс всеобщий облегченный выдох. И только Клуни тихо сказал Матиасу: «Держи ее изо всех сил. У нее совсем нет мышц, но ей нужно подтянуться». Он посмотрел на Роксану: «Знаю, ты этого обычно не можешь, но тут-то ситуация особенная, это должно дать тебе сил. Для спасения тебе нужно подтянуться. Давай, мы тебя держим». Роксана попыталась подняться хоть чуть-чуть, но слабые мускулы не дали ей этого сделать. У нее по щекам потекли слезы, она снова начала что-то шептать и затем взглянула на Клуни: «Я не могу... Послушай, я тебя люблю больше всех на свете. Ты мне самый дорогой зверь. Ты мне и маму, и папу заменил, и всех друзей...» Клуни ужаснулся: «Не надо всего этого! Ты не умрешь! Я могу убить любого зверя, значит, и погибнуть не дам любому зверю!» Роксана, сделав невозможное усилие, наполовину подтянулась. И расцепила лапы. Клуни откинул Матиаса и прыгнул за ней прежде, чем Мартин успел его остановить. Оба воителя зажмурились, пока не услышали звук удара и галдеж. Клуни и Роксана лежали на траве, выглядывающей из порванного ковра, будто спящие. Но глаза их были открыты. Послышались крики «Лекаря!» Роксана отделалась несильным ушибом, так как приземлилась на Клуни, схватившего ее в полете, но тряслась так, будто билась в конвульсиях. Дрожащим голосом она сказала: «Урааа, мы живы». Затем повернулась лицом к Клуни и чуть не расплакалась: «Ты... ради меня... Они всегда говорили, что ты меня недостоин, но это я тебя недостойна... Прости меня за все тупое, что я делала: за манипуляции на острове, Бэзила, стрелу, ручеек, Цармину...» Клуни отмахнулся лапой и понял, что, кажется, ее вывихнул: «Ой, ну хватит, недостойна она меня. Да это все ребячество просто, я же знаю, что ты не со зла. Я давно научился видеть зверей, иначе бы мне уже перерезали глотку во сне». Матиас удрученно заговорил с Мартином: «Мне совестно, что я не прыгнул...» Мартин грустно улыбнулся: «Эх, Матиас, пойми есть вещи, о которых лучше не думать. Он прыгнул не столько за ней, сколько следом за ней. Можно спасать, рискуя жизнью, но на верную гибель кинется только любящий зверь, у которого нет больше никого. А у тебя жена, ребенок и целое аббатство». Джесс подошла к Слэгару и, немного помявшись, спросила: «Слушай, а с какой стороны у тебя мертвечина вместо лица?» «С этой, а тебе какое дело?» — раздраженно ответил Слэгар. Джесс чмокнула его в противоположную сторону. Затем, подумав, чмокнула его полноценно: «Нет, было бы лицемерием требовать от зверя благородных поступков и потом целовать его только в более привлекательную сторону». Слэгар пытался выглядеть круто, и, может, маска и скрывала его эмоции, но Джесс-то ощутила его восторженную улыбку во время поцелуя. Бадранг наблюдал за всем действом из-за стены аббатства. От увиденного ему захотелось уйти. Нет, даже бежать, догоняя последние тени ночи. В лесу он заметил, что не один. По обочине шла другая беглянка. Цармина сверкнула на него глазами: «А, это ты, падальщик?» Бадранг подхватил ее интонацию: «Ну что, вышла сухой из воды?» Перепалка на этом не кончилась, они оба больше всего на свете любили играть. На ходу меняя правила или вовсе разрушая их, но играть. Села напоила Роксану какими-то снадобьями, которые должны будут ее успокоить и усыпить, вправила Клуни пару костей и надела на него повязки, потому что он сказал «Не в первый раз летаю с ваших крыш и, видно, не в последний» и отказался от постельного режима. Прощаясь с рэдволльцами, Клуни кивнул им в благодарность за помощь, и долго выдавливал, но все же выдавил «спасибо» Матиасу. Из-за горизонта выстрелили первые солнечные лучи, будто обнажая истинные облики всех зверей. Яркая маска Слэгара сверкала на свету разными оттенками и сидела так плотно, что можно было вполне принять его за чудаковатого лиса необыкновенной расцветки. Но сам он день не любил, так что скрылся под крышей аббатства вместе с Джесс. С небольшим усилием залезая в повозку, Роксана и Клуни уже были лишены того мрачного лоска, которым они светились вечером. В грязной черной и фиолетовой одежде, отдающей желто-коричневым при свете дня и повязках, они пытались поудобнее устроиться рядом, при этом не задев поврежденные места. Клуни менялся в зависимости от ракурса и освещения: то он действительно походил на страшилище для детей, то производил впечатление привлекательного мужчины. Ему было достаточно лет, но поворачиваясь к Роксане он делался моложе. Роксана потихоньку становилась сонной от выпитых снадобий и на секунду прикрыла глаза. Вся сурьма растеклась у нее по щекам, и все ее безумные поклонники и ярые ненавистники сейчас бы с ужасом могли разглядеть лицо вчерашнего ребенка, одетого в облегающее платье. Мартин сощурился от солнца и жизнеутверждающе улыбнулся Матиасу: «Смотри-ка, твои злодеи устроились гораздо благополучнее, чем мои. Может, ты действительно заколдовал меч?» Матиас подставил лицо солнцу, прикрыв глаза: «Кто знает, но мне кажется, что есть гораздо более древние и проверенные виды волшебства. На них-то и держится аббатство». Мартин последовал примеру Матиаса и тоже начал загорать: «Ты прав. Может, поэтому у нас и происходят такие чудеса». Последняя звезда, затаившаяся между травинок, погасла, перелистнув книгу и возвратив всех персонажей на свои места. Ночь Забытья в этот раз выдалась весьма удачной.
  25. Мордукан

    Дуб

    Дуб Священный Посвящаю Клифу, самому лучшему псу на свете*. Благодарю Elen за чудесный арт хорьчихи! Благодарю Лапку за рисунок Дуба! Я был маленьким желудком, когда неподалеку от местечка, где меня посадила мышь с густой бородой, появилась небольшая община ряженного зверья. В основном то были мыши, белки и зайцы, которые орали, махали лапами, но меня не трогали. Счастливые времена моего детства! Которые ушли, когда странные зверушки заметили меня. За мной начали ухаживать, поливать водой, посыпать удобрениями, проявлять обо мне заботу. Мне смысла жаловаться не было... бы. - Сим нарекаю сей Дуб Священным! - в религиозном порыве крикнул престарелый заяц. Видимо, мы по разному смотрели на святость, так как звериный народ начал приводить ко мне девиц. То, что они творили у моих корней, не запишет ни один хронист, с каким бы деспотом он бы ни сталкивался! Я был оскорблён! Я был разозлён! Я спрашивал Сезоны, почему я дуб, способный чувствовать и думать, не могу несколько раз стукнуть этих... не при диббунах будет сказано. Я просил Сезоны помочь мне, ведь наш брат дуб живёт дольше самого долгоживущего барсука, а терпеть выходки религиозных фанатиков я устал ещё во времена барсучьего правления. И Сезоны ответили мне! Только в своём духе. Никогда не понимал юмора Сезонов, ей-Природа! То был апрельский день. Я заметил хорьчиху, которая одиноко шла по цветущему полю, на который мне больно было смотреть. По внешнему виду она походила на сектантку, даром что одета была во всё чёрное, да ещё скрывала свою морду платком, смахивающим на звериный череп. Только светлые волосы, голубые глаза, да искусственная роза заметно выделялись на фоне черноты. Хорьчиха беззаботно пела про прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко в месте, где дрогнуло бы сердце самого закалённого солдата. Я не знал, чего от неё ожидать. Мои знакомые фанатики на то и были знакомцами, что предсказуемы, а с этой... - Добрый день, месье Дуб! - я опешил. Что? Со мной поздоровались? Впервые за столько сезонов?! В прошлый раз со мной здоровались, когда... Никогда со мной не здоровались! - Вам, наверное, очень одиноко тут, да? - вздохнула незнакомка, поправив свою причёску. Ты представить себе не можешь, хорьчиха, как я жажду одиночества! А потом я понял. Я прозрел. Всё свою жизнь я и так был одинок. Меня окружали звери, но им был нужен не я. Они выбрали себе сакральный символ, чтобы не чувствовать себя кучкой идиотов, которым нечего делать. С тем же успехом они могли бы повесить на самом видном месте в самом мирном месте одной свободолюбивой страны орудие убийства и в течение многих сезонов поклоняться ему под видом доброй идеи. Я посмотрел на незнакомку. На вид фанатичка фанатичкой, но что-то мне подсказывало, что я ошибаюсь. - Можно вас обнять, месье Дуб? - попросила хорьчиха. - Пожалуйста! В тот момент я понял, что разрешил бы ей всё на свете. Словно поняв моё разрешение она обняла меня, да так крепко, как обнимают, наверное, друг друга родные звери спустя долгое расставание. Я не знаю, меня никогда не обнимали по настоящему. Я заплакал бы, если бы мог. Дубы никогда не плачут, особенно Священные. Прошу, не спрашивайте меня, почему я посвятил своей собаке именно этот фанфик. Я всё равно не смогу объяснить.
×
×
  • Создать...