"Дорогой дядя Джейкс, напиши, пожалуйста, новую сказку..."
-
Recently Browsing 0 members
No registered users viewing this page.
-
Similar Content
-
By Меланхолический Кот
Ещё один рассказ, который я сочинил для несбывшегося конкурса "Преодоление расизма"
Рев ветра, яростный плеск волн и плач сестрёнки давно слились в единый безумный звук, через который едва прорывались команды отца. Баттайн онемевшими лапами вцепился в рулевое весло, пытаясь держать лодку по курсу. Задача эта была весьма тяжёлой даже для сильного молодого зайца, особенно учитывая, что он понятия не имел, где этот курс находится. Судёнышко просто мчалось сквозь мрак ненастной ночи, и оставалось надеяться, что рано или поздно их вынесет к суше.
Внезапно лодка ударилась обо что-то, вздрогнув всем корпусом. Раздался жуткий хруст, и Баттайн едва удержался на лапах. Мать вскрикнула и резко прижала к себе крошечную зайчишку, пытаясь закрыть её плотной парусиной.
– Земля впереди! – закричал отец.
Баттайн почувствовал, как по дну лодки растекается вода, и с каждым мгновением её становилось всё больше. Он схватил валявшееся под скамьёй ведёрко, зачерпнул, вылил за борт, снова зачерпнул…
Занятие это могло лишь оттянуть печальный конец, но не предотвратить его. Однако ещё один толчок, на этот раз мягкий, возвестил о том, что отец, к счастью, оказался прав.
Баттайн перепрыгнул через борт и припал к холодному мокрому песку. Сейчас он был для него милее самых разукрашенных чертогов. Подняв голову, Баттайн увидел темневшие за пеленой дождя деревья.
– Колдрози, помоги с палаткой!
Отец с матерью быстро воздвигли каркас из жердей, накинули на него парусину, и вскоре Баттайн оказался под хоть какой-то крышей. Если бы не промокшая насквозь одежда и холод, здесь было бы даже уютно.
Колдрози осторожно уселась, кое-как расправила складки походного платья и принялась пеленать маленькую Дотти. Удивительно, но лежавшие в ящике пеленки и мох почти не намокли, так что вскоре она отправилась спать в уютную люльку.
Баттайну же повезло меньше. Сбросив мокрый мундир, он свернулся прямо на земле и обхватил себя лапами в надежде сохранить хоть немного тепла. Дождь уныло барабанил по ткани над головой.
– Заяц должен уметь переносить невзгоды! – сурово произнёс отец. – Вспомни своего двоюродного дядю, знаменитого Честера Голдсуорта! Как он бился с нечистью! Ни холод, ни жара, ни дождь, ни шторм – ничто не могло его остановить! Как он рубил паразитов...
Баттайн едва заметно вздохнул. Он любил, конечно, рассказы о героях, но вот Честер за многие сезоны успел ему поднадоесть. Да и усталость вскоре взяла своё. Когда отец, размахивая лапами, повествовал об очередных изрубленных в куски хищниках, Баттайн уже крепко спал.
К утру дождь прекратился. Ветер гнал по небу рваные тучи, а по озеру перекатывались сердитые пенистые волны. Качались, печально размахивая ветвями, подёрнутые осенней листвой низкие берёзки. С сердитым шелестением гнулся тонкий камыш.
– Штормить ещё пару дней будет, – угрюмо произнес отец. – А посудину-то нашу здорово продырявило…
Баттайн заглянул в лодку и увидел большую дыру в днище. Камни, на которые они наткнулись в темноте, проломили сразу несколько досок.
– Если тут есть землеройки, они нам помогут. Но если нас на остров вынесло, то дело плохо...
– Я проведу разведку! – с готовностью воскликнул Баттайн.
И тут из прибрежных камышей раздался тихий писк. Сначала Баттайну подумалось, что там сидит птица, но звук повторился и перешел в плач.
Колдрози, кормившая дочку, застегнула платье и решительно затопала по берегу.
– Осторожней! – крикнул отец.
Зайдя в воду, мать ойкнула и вытащила из зарослей нечто темное. Это оказалась люлька, сделанная из цельного куска дерева. Отец подошёл, глянул на находку и вдруг с ужасом отшатнулся.
– Да чтоб тебя! Нечисть!
Баттайн ошарашенно смотрел на торчащую из тряпья маленькую мордочку с черными глазами и характерной полосой темной шерсти вокруг них. Рот младенца приоткрылся, обнажив острые зубки.
– Выброси это немедленно! – резко произнёс отец.
Детеныш опять запищал. Колдрози поставила люльку на песок.
– Какой ужас! Здесь всё промокло!
– Ты, что, собираешься...
– Он замерз и проголодался!
– Он – нечисть!
Растерянно переводя взгляд с отца на мать, Баттайн вспоминал выученные уроки. Судя по ним, хищник всегда был злобной нечистью, с которой надлежало сражаться до победы. А что делать с крошечным хорьком, никому вроде бы не причинившим никакого зла, Баттайн понятия не имел. Правда, находясь в Рэдволле, он слышал старинную легенду о том, что когда-то давным-давно в аббатстве пытались воспитывать хорчёнка. Ничего хорошего из этого, впрочем, не вышло, и легенду эту в Рэдволле вспоминать не любили.
– Паразиты злы с рождения! – продолжал отец. – Стать очередным бандитом – вот его судьба. Да лучше бы он утонул!
Колдрози резко выпрямилась.
– Вэлиант Голдсуорт Корнер, ты говоришь вещи, недостойные сержанта Дозорного Отряда! Великие герои не позволяли трогать раненых хищников, а это – младенец! Мы должны отдать его родителям...
Её голос заставил Баттайна вздрогнуть. Лишь несколько раз за всю жизнь он слышал, как мать называла отца его полным именем.
– Или ты хочешь, чтобы они сами за ним пришли? – чуть помолчав, добавила Колдрози.
Вэлиант злобно сплюнул, но этот аргумент, кажется, заставил его задуматься.
– Баттайн, поднимись на этот пригорок и проведи разведку. Мы с мамой будем здесь. Помнишь, чему я тебя учил?
Баттайн радостно отдал честь. Отец с ранних сезонов учил его незаметно передвигаться и присматриваться, как подобало разведчику, и сейчас наконец появилась возможность применить умения на деле.
Зайчонок поднялся по пригорку и нырнул в рощицу из берез и низких кустов. Мягкая пожухлая трава делала шаги неслышными, но Баттайн внимательно следил, чтобы не наступить ни на какой сучок. Впереди показался просвет, и Баттайн припал к земле у куста. Прижав уши, очень медленно отодвинул ветки...
Первым открытием стало то, что они находились на острове, причём весьма небольшом. За крошечным леском оказался такой же песчаный берег и расстилалось волнующееся озеро. Ну а вторым открытием было, что на острове зайцы оказались не в одиночестве. Об этом свидетельствовала лежавшая на песке длинная лодка-долблёнка и несколько сидевших у неё зверей. На миг вспыхнула надежда, что это были выдры, но, присмотревшись, Баттайн открыл рот от ужаса.
Много раз он видел паразитов на картинках в учёных книгах, где рассказывалось о жизни и повадках разных хищников. Летом в Рэдволле Баттайн один раз поднялся на колокольню, там мышь-звонарь дал ему посмотреть в длинную трубку со стеклами, и почти у самого горизонта он увидел несколько крадущихся уродливых тварей.
А тут они были совсем близко, на расстоянии броска камнем. Высокий хорёк в грязной тунике развалился, прислонившись к лодке, рядом на коленях сидел ещё один. Неподалёку Баттайн увидел маленького хорька, видно, детёныша. Один из хорьков вдруг вскочил и ударил второго по морде. «Паразиты никогда не уживаются друг с другом надолго и не способны создать крепких исторических сообществ» – вспомнил Баттайн фразу из учебника. Вдруг он заметил, что детёныш смотрит прямо на него. Не дергаясь и не поворачиваясь, Баттайн пополз назад.
***
– Жёлудь! Жёлудь! Мой Жёлудь! Он был жив, жив!
Брусника испуганно глядела на причитавшую мать. Рябина плакала, не переставая, с того момента, как лодка подпрыгнула на очередной волне, и люлька с братиком Брусники упала в воду. Если бы Брусника не растерялась, если бы прыгнула за борт в тот же миг, она бы спасла его... Или утонула следом.
– Да что ты всё ноешь!
Черномех отхлебнул пива из фляги и рыгнул.
– Потонул и потонул! Эка невидаль! Мы с тобой ещё десяток таких же нарожаем!
Рябина вскочила и ударила мужа по морде. Он хохотнул.
– Ой, подумаешь, какая неженка! Прямо не хорчиха, а мышь рэдволльская!
Брусника пододвинулась к матери и прижалась к ней, стремясь утешить. Боль сжимала её сердце, но в то же время она подумала, что отец, пожалуй, прав. Мир жесток, и смерть всегда ходила рядом. Ты мог утонуть, умереть от голода или болезни, тебя каждый день могли убить зайцы, лесные жители или собственные соплеменники. Брусника хорошо помнила, как четыре сезона назад собирала ягоды и наткнулась на труп лиса с перерезанным горлом. Может, и лучше было маленькому Жёлудю спать на дне озера, чем найти однажды такую же кончину.
Куст на пригорке слабо зашевелился словно от ветра, но Бруснике почему-то показалось, что кто-то смотрит прямо на неё.
– Папа...
– Чего тебе?
– Мы на острове, да?
– Ага. Паршивое местечко, ну хоть не тронет никто.
Озеро всё так же штормило. Брусника понимала, что им придётся посидеть тут хотя бы пару дней. Долблёнка была слишком неустойчивой и не могла удержаться на большой волне. Тут не помог бы даже талисман - прибитая к носу воронья лапа.
Брусника помнила, как отец покупал долблёнку в соседнем племени. Старый горностай уверял, что сам смастерил её из ствола дуба. Правда, Брусника вскоре увидела под скамьёй пятно запёкшейся крови. Но она не стала никому о нём говорить.
Вздохнув, Брусника снова повернулась к зарослям. И тут же пронзительно закричала.
С холма к ним спускалось трое зверей с длинными уродливыми ушами.
Черномех вскочил и схватился за нож. Мать, резко прижав к себе Бруснику, подобрала увесистый камень.
– Стоять! Кишки выпущу! – заорал отец.
Звери встали на полпути. Старший был одет в странные зелёные штаны и куртку с блестящими кружочками на груди, рядом с ним стоял молодой в похожем наряде и самка в платье.
– Зайцы! Я отвлеку здорового, а ты кидайся на него с той стороны, куда не будет смотреть, – прошептал отец. – Старайся порвать глотку!
Значит, вот они какие, зайцы, проклятые порождения тьмы, которыми детёнышей пугали с первых сезонов! Брусника всегда представляла их чем-то мерзким, навроде гигантских лягушек. И хотя они оказались зверями, покрытыми шерстью, но эти чудовищные уши…
– Мы пришли с миром! – крикнула зайчиха и подняла что-то длинное и тёмное. – Мы думаем, он ваш...
Мать вскрикнула, выронила камень и бросилась вверх по склону.
– Стоять!
Отец попытался схватить её за платье, но она вырвалась, подбежала к зайчихе и выхватила у неё из лап люльку.
– Жёлудь! Мой Жёлудь! О, спасибо, спасибо!
Она обняла зайчиху, та отшатнулась, и тут же заяц оттащил её в сторону.
– Убирайся! Не смей лапать мою жену, паразитка!
Черномех пихнул Рябину так, что она едва устояла на лапах. Жёлудь запищал.
– А теперь слушай сюда, ты, грязь ушастая! Это наш остров, и будешь здесь шляться – башку отрежу и под хвост тебе запихну!
Заяц выхватил саблю, висевшую у него на поясе.
– Да ты на коленях нас благодарить должен, нечисть поганая, что мы тебе щенка вернули! Хотя вам наплевать на него, конечно!
Хорёк и заяц стояли, наставив друг на друга клинки. Брусника подбежала, и прямо напротив неё оказался заячий детёныш. Она взглянула ему прямо в глаза, и в его взгляде явно мелькнул страх.
Заяц ее боялся!
В лапе Брусника сжала горсть песка. Швырнуть зайцу в глаза, а после - зубы в шею...
– Вон там – наша половина острова, – тихо произнёс старший заяц. – Попробуешь сунуться – брюхо распорю! Идём!
Не оборачиваясь и не убирая саблю, он начал медленно отходить.
– Давай, вали отсюда! Спасибо скажи, что не отправил вас всех к Малькариссу!
Когда зайцы скрылись за деревьями, отец повернулся к склонившейся над люлькой Рябине и вдруг с размаху ударил её по морде.
– Не смей бить маму! – взвизгнула Брусника, но следующий удар опрокинул её на траву.
– Дуры тупорылые! Кому поверили? Мразям длинноухим? Они хищников убивают, трупы жрут, в черепа в горе своей проклятой складывают! Эх, поубивать бы их всех к Вулпазу!
Всхлипывая, мать отошла к лодке, вытащила из люльки плачущего Жёлудя и стала осматривать.
– Надо же... Пелёнки сухие... Да это и не те пелёнки, что были! А мха нет...
– Ещё раз к зайцу подойдёшь – убью! – бросил отец.
– Твой сын едва не погиб, дурак! Они его спасли!
– Ой, да, конечно! А теперь ждут, чтоб мы к ним на коленях приползли и под хвост целовали!
Брусника незаметно перелезла через борт и свернулась на дне лодки. Когда отец с матерью ссорятся, лучше помалкивать; это она успела усвоить.
***
– А ты благодарности хотела, да? От кого? От нечисти?
– Мы поступили так, как подобало благородным зайцам! Представь, что ты бы потерял ребёнка...
– Что? Ты сравниваешь зайца с щенком паразитов? Ну, знаешь ли!
Вэлиант с досадой ударил кулаком по лодке.
– И, между прочим, – невозмутимо произнесла Колдрози, – мы теперь знаем, сколько их там.
Дотти заплакала, и мать расстегнула платье, чтобы покормить её. Баттайн почувствовал голод. Последний раз они все вместе ели ещё до шторма, а сейчас как раз настало время для завтрака. В сыром мундире было неудобно, но отец успел аккуратно надеть форму с целым рядом медалей, и Баттайн решил потерпеть.
В мрачном молчании зайцы ели взятый в путь хлеб, сыр и овощи. То и дело кто-нибудь оборачивался к лесу, но там было тихо. Было бы здорово развести огонь, но всё на острове промокло насквозь, и огниво сейчас не могло принести никакой пользы.
После завтрака Вэлиант бродил по берегу у самой воды. С шумом набегавшие волны заливали его следы на песке.
– Иные думают, что мы должны быть милосердны к паразитам... – наконец произнёс он, подойдя к Баттайну. – Но беда в том, видишь ли, что эти твари не способны помнить добро.
– Пап... А почему они такие?
Отец грустно усмехнулся, набрал горсть воды и вдруг брызнул ею сыну в морду. Баттайн обиженно взвизгнул.
– Видишь, сынок? Вода мокрая и холодная. Огонь горячий. Ночь темная. Паразиты злые, жестокие и трусливые, а мирные звери – добрые и дружелюбные. Так всегда было и всегда будет. Мир таков, каков он есть, и мы его не изменим. Давай-ка лучше, чем болтать попусту, построим границу! Нечисть не должна пробраться на нашу часть острова, понимаешь?
Остров был совсем небольшим, всего заячьих шагов пятьдесят от воды до воды. Перегородить его не представляло большого труда. Стараясь не шуметь, Баттайн с отцом отгрызали ветви и протягивали их между берёзами. Вскоре у них получилось нечто вроде плетёной изгороди. Когда-то, вспомнил Баттайн, мама хотела, чтобы он стал фермером. Простым фермером, каких много на просторах Страны Цветущих Мхов. Выращивал фрукты с овощами, возил всё это в Рэдволл и пировал с друзьями в его добрых красных стенах.
А отец рассказывал про дядю Честера, про Саламандастрон с его лордами и воителями, про сражения и победы. Про Урта Полосатого, Бычеглаза, Бэзила Оленя. И это всё победило. Образ уютной семейной фермы получил разгромное поражение.
Но за всё надо платить. Ферму может разорить и сжечь бродячая банда нечисти, а воину приходится вступать с нечистью в бой. Оказываться с ней морда к морде. Прямо как сейчас, на этом острове.
Построив забор, отец и сын спустились к берегу и накидали камней у воды. Конечно, всё это не остановило бы хищников, вздумай они напасть. Но теперь им труднее будет подкрасться незаметно.
– Баттайн Честер Голдсуорт, я назначаю тебя пограничником этого острова! Твой долг – охранять покой мирных зверей от нечисти! - торжественно отчеканил отец, и Баттайн взволнованно приложил лапу ко лбу.
– Есть, командир! К несению службы готов!
– Молодец! Значит, так: дежуришь до заката, а на ночь я тебя сменю. Вспомни всё, чему я тебя учил. Смотри за линией границы, следи за нечистью, но она не должна тебя замечать! Удачи, боец!
Вэлиант отстегнул от пояса саблю и отдал Баттайну. Тот, замерев, взял тяжёлый клинок. У него был собственный кинжал, но взрослое оружие ему доверили впервые!
Когда отец повернулся, собираясь уйти, Баттайн застенчиво произнёс:
– Пап... А расскажи ещё про дядю Честера...
– Вот как? А я думал было, тебе наскучила его история!
Баттайн смущённо опустил взгляд.
– Мне сейчас нужен его пример...
Отец улыбнулся.
– Ну, раз так, слушай. Честер Кеннеди-Голдсуорт был храбрейшим из зайцев, кого я знал. Когда его высокая голова с большим белым пятном на лбу мелькала в бою, все знали, что победа будет за нами. Много раз со своим отрядом выходил он против нечисти тогда даже, когда её было много больше, чем их. Как-то раз, ещё до твоего рождения, когда проклятый соболь Железномех опустошал просторы Страны Цветущих Мхов, отряд Честера попал в ловушку. Много зайцев погибло, и он до конца дней винил себя за это. Что делать, не всегда везёт даже героям... Выжившие вернулись, но не было среди них Честера! Говорили, что он погнался за Железномехом и ушел в болото. Уже считали его погибшим, но через сезон он вернулся в Саламандастрон, усталый, израненный, но живой! А за спиной в мешке он принёс безобразную голову того ужасного соболя! Видишь, Баттайн, не бывает для зайцев Дозорного Отряда безвыходных ситуаций!
На глазах Вэлианта показались слёзы. Наклонившись и поцеловав Баттайна между ушей, он тихо сказал:
– Я люблю тебя, сынок. Скоро мы вместе будем пировать в Саламандастроне, а ты станешь бойцом Патруля!
Отец ушёл быстро и не поворачиваясь. Баттайн, прикрыв глаза от ветра, смотрел ему вслед, пока он не скрылся за строем берёзок. Зайцы, бывало, оставляли подросших детей на несколько дней, а то и на целый сезон в лесу с небольшим запасом еды и оружием. Это считалось хорошей подготовкой к службе в Дозоре. Теперь и Баттайну пришёл срок испытать себя на деле.
Здесь, среди деревьев, ветер ощущался слабее, чем у самого озера. Однако шум волн давал понять, что успокаиваться оно пока не собиралось. Баттайн дивился, откуда могли взяться деревья на этом затерянном среди озера клочке земли. Может, птицы семена занесли.
Поднявшись, Баттайн прошёлся вдоль кое-как сооруженной границы, сел на знакомом месте за кустом и глянул в сторону паразитов. Те рылись в песке у лодки. Надеялись, что ли, накопать какой-нибудь дохлятины? Самая для них подходящая пища!
В воздухе едва чувствовался запах хищников. Дурной, страшный, тяжелый запах, от которого вставала дыбом шерсть на загривке. Казалось, он исходил от какого-то чужого жуткого мира.
И как этот хорек посмел так нагло говорить с его отцом? Пусть теперь спасибо скажет, что его голова не торчит на одном из деревьев! А эта мелкая самка, её злобный взгляд исподлобья... Гнусная нечисть!
Баттайн вернулся к границе и, чтобы отвлечься, стал вспоминать события последних сезонов. Вот отец представляет его Лорду-Барсуку и командирам Дозора... Он старательно, потея от волнения, показывает свои умения на плацу... Барсук одобрительно кивает огромной полосатой головой... Потом – потрясающее лето в Рэдволле, новые друзья, путешествия по древнему зданию из красного песчаника, занятия в библиотеке... Рождение сестрёнки в лазарете... А впереди – служба в Дозорном Отряде!
Да, идея сплавать после праздника урожая к бывшему замку Белолисов оказалась весьма опрометчивой. Но, что поделать, заяц должен уметь достойно переносить любые испытания.
Баттайн понемногу пил воду с веток и листьев, высматривал что-нибудь съедобное. Вскоре ему удалось накопать корешков и даже найти маленький ягодный куст. К шуткам про заячью прожорливость Баттайн относился со снисходительной усмешкой. На пирах ты мог обжираться, сколько в брюхо влезет, но вот в походе должен был уметь обходиться самой скудной едой.
Перевалило за полдень, когда опять зарядил, легко постукивая по листьям, дождь. Выглянув из-за кустов, Баттайн увидел, что хорьки соорудили насыпь из песка, застелили её парусиной, а под ней в яме поставили долблёнку. Рассмотрев всё это, Баттайн едва не цыкнул от удивления: перед ним было не что иное, как один из способов добычи питьевой воды. Оказывается, нечисть тоже знала такие штуки.
Сквозь узкий разрыв среди туч заструился красный свет заходящего солнца, когда Баттайн услышал за спиной родной голос:
– Как дела, рядовой?
Баттайн резво повернулся к отцу.
– Отлично, сэр! День прошёл без происшествий, сэр! Нечисть вела себя тихо, сэр!
– Молодец!
Вэлиант присел на землю.
– Лодку нашу продырявило знатно. Да ещё и Дотти заболела...
Он помолчал.
– Знаешь, Баттайн, если вернуться к тому, о чём мы с утра говорили… Так вот, про милосердие к паразитам молодые рассуждать любят. Старики, кто жизнь повидал, знают: хороший хищник – мёртвый хищник. И сейчас мы должны быть готовы убить нечисть. Понял?
– Всех? И даже...
Отец быстро кивнул.
– Они не самки и не дети. Они – нечисть. Помни это!
Когда Баттайн в сумерках вернулся к лодке, мать баюкала Дотти, осипшую от плача.
– У неё жар. Я дала ей настой календулы, но больше у нас ничего нет...
Баттайн вздохнул и устроился на ночлег. Дождь припустил, а ветер трепал палатку. Лёжа в темноте, Баттайн вспоминал героические истории, что хранились в библиотеке Рэдволла. Там попавшие в беду звери обязательно встречали выдр или землероек, а то какого-нибудь отшельника с набитым вкусной едой жилищем. Потом вернувшиеся в родное аббатство герои пировали, пили октябрьский эль и рассказывали у камина долгими зимними вечерами о пережитых приключениях...
Но что, если тех, кто погиб в странствиях, было на самом деле куда больше? И никто уже не расскажет историй о зверях, чьи кости остались лежать в неведомых пустынях...
Таких, как этот остров.
***
Умение рыть у хорьков в крови, и сейчас Брусника вместе с родителями старательно копала здоровенную яму. В неё они уложили долблёнку, а по откосу расстелили парусину. Теперь дождевая вода будет стекать прямо в лодку.
– Вот так! А ушастые пускай из озера дуют!
Черномех довольно хлопнул лапами и уселся, прислонившись к насыпи.
– Пап, я поплавать хочу...
– Чего? Головой ударилась? Тут щуки живут, которые Белолисов жрали! Жаль, ушастые им не достались...
– А когда мы сюда плыли, ты сказал, это байки всё...
– Это ты сказать хочешь, папа тебе соврал?
Брусника предусмотрительно отскочила.
– Коли бы не ушастая нечисть, объявил бы этот остров своим владением! Красота! Сидели бы тут, как Белолисы! Эх, опять пиво кончилось...
Отец с досадой отшвырнул пустую флягу, и она шлёпнулась на мокрый песок.
– Нет, ушастых рабами сделаем! Как того здоровяка, который у Железномеха бегал…
– Жратвы бы семье добыл, белолис! – крикнула мать.
– Ой, да дай ты отдохнуть хоть...
Брусника задумчиво побрела вдоль берега. Озеро пугало и одновременно влекло её своей огромностью, такой необычной для юной хорчихи, первые сезоны жизни проведшей в лагере возле лесного ручья. Она так и не поняла, почему надо было спешно бросать обиталище и пускаться в путь. Мир, и без того опасный, оказался ещё и невероятно большим.
От ветра слезились глаза. Клочья угрюмых серых туч мчались по небу. Волна накатилась на лапы Брусники, обдав их холодом. Да, купаться сейчас явно не стоило не только из-за легендарных гигантских щук. Впереди себя Брусника вдруг увидела груду наваленных камней, над которой явно поработали чьи-то лапы. Интересно, а если заглянуть дальше...
– Куда лезешь, дура!
Отец с силой выкрутил ей ухо, и Брусника пронзительно взвизгнула.
– Хочешь зайцам на обед отправиться? А ну пошла!
– Пап, а откуда взялись зайцы? – спросила Брусника, потирая ухо.
– Откуда? А Вулпаз их знает, откуда... А, Вулпаз как-то раз огромную кучу навалил, так они из неё и вылезли!
Отец хрипло засмеялся.
Обедали сухой солёной рыбой и старым мёдом, что взяли с собой в дорогу. Отец нацелил во фляжку пива из бочонка.
– Да чтоб тебя, почти закончилось...
– Тут чаек полно, – бросила мать. – Добыл бы хоть одну, у меня молоко едва идёт!
Угрюмо ворча, Черномех долго собирал мелкие камни, затем бросил у воды несколько рыбёшек и устроился неподалёку. Вскоре большая чайка опустилась на песок, присмотрелась к находке... Черномех резко выбросил камень, но он не долетел, и птица с оскорбленным воплем полетела прочь.
– Да чтоб тебя! Поганая тварь!
Сцена эта повторялась снова и снова. К вечеру Брусника почувствовала, как мучительно закрутило в животе.
И тут очередной швырнутый отцом камень наконец-то достиг цели. Едва-едва поднявшаяся с земли чайка, получив удар в голову, упала на песок. С победным воплем отец подбежал и мигом свернул ей шею.
– Каков, а? Что, думали, самок своих не прокормлю?
Брусника с наслаждением вонзила клыки в свежее мясо. Конечно, жареное она бы предпочла сырому, но огня они с собой не взяли. Да и будь у них угли, где взять растопку на этом острове, где всё промокло насквозь?
Рябина ела свою долю медленно и аккуратно, а несколько кусков сунула в рукав.
Чайка оказалась жилистой, но Брусника была рада и такому ужину. Впервые с того дня, как они сели в лодку и покинули родное селение, она ела птичье мясо.
Наутро с чайкой закончили. Брусника обглодала кость, выкинула её в озеро и жадно напилась воды из лодки. По озеру всё так же перекатывались волны с бурунчиками, но дождя не было. Брусника, впрочем, уже привыкла к мокрому платью.
Вскоре после завтрака Черномех задремал, а Рябина уселась кормить Жёлудя. Молоко у неё наконец появилось, и он сосал его, причмокивая от удовольствия.
– Мам, я в лес схожу, ладно? – осторожно спросила Брусника. – Может, там ягоды какие будут...
Её уши резко дёрнулись, и Брусника испуганно умолка.
– Хорошо, сходи, – помолчав, ответила мать. – Но, если заметишь зайца – бегом сюда, ясно?
Брусника быстро кивнула и, пока мать не передумала, побежала к лесу. Она и вправду хотела найти что-нибудь съедобное, но желание увидеть загадочных и опасных зверей было ещё сильнее. И когда, пробираясь между деревьями, Брусника услышала чей-то голос, её сердце взволнованно забилось...
***
– Чтобы заяц просил помощи у нечисти? Невозможно! Да как тебе в голову могло такое прийти?
Колдрози сидела у палатки и кормила Дотти. Малышка выглядела и вела себя гораздо лучше, чем вчера.
– Мы спасли их ребёнка…
– Плевать они на это хотели!
– И что ты предлагаешь? – тихо спросила Колдрози. – Сидеть тут и ждать, когда приплывёт кто-нибудь? А если до самой зимы никого не появится?
– Значит, отнимем лодку у нечисти. А если понадобится, убьём их, – сухо произнёс Вэлиант.
Колдрози напряженно смотрела вдаль, а Баттайну показалось, что она едва заметно вздрогнула.
– Отнимем? И оставим их семью с младенцем умирать здесь от голода?
– Хватит!
Вэлиант ударил кулаком по песку.
– Поплывём с ними в одной лодке – они вмиг нас прирежут и выкинут в озеро! А Дотти утащат в своё поганое стойбище! Это нечисть, нечисть, как ты не понимаешь?!
Завтракали молча. Баттайн тщательно прожевал свою долю хлеба с сыром, съел найденный в лесу корень одуванчика и немного ягод.
Когда вместе с отцом они снова поднялись в лес, Баттайн осмотрел сооружённую вчера границу. Похоже было, что нечисть не пыталась её нарушить.
Вэлиант молча отстегнул саблю и протянул сыну. Баттайн отдал честь и, помявшись, спросил:
– Пап... А вот мы были на том острове... Помнишь, водяные крысы, которые служили Белолисам, теперь живут мирно и дружат с выдрами и белками. Но они ведь хищники? Нечисть?
Отец недовольно поморщился.
– Не верю я этим крысам. Их белки к когтю прижали, вот они и строят из себя тихонь. А как новые белолисы или ещё кто явится, так... Хищники есть хищники, и скорее горы исчезнут и моря высохнут, чем они изменятся! Следи за нечистью, сынок, а вечером я тебя сменю!
Оставшись в одиночестве, Баттайн походил туда-сюда вдоль границы, затем понаблюдал за нечистью, но это ему вскоре наскучило. Желая избавиться от тоски и тревоги, Баттайн принялся вспоминать старые истории о героях и битвах.
– Получай, старая грязная крыса! А это тебе, злобный горностай! Храбрый капитан Дозорного отряда Баттайн отделает вас так, что на все сезоны хватит! Потрудись спасти свою шкуру, поганый хорёк...
Баттайн воинственно взмахнул саблей, угрожая предводителю нечисти, роль которого досталась молодой берёзе, как вдруг из-за спины зайчонка раздался тонкий голос:
– А я всё слышала!
Баттайн мгновенно развернулся и увидел высунувшуюся из-за кустов мордочку маленькой хорчихи, той самой, которую он уже видел на берегу.
– Стоять! Здесь граница!
Сабля едва не уткнулась хорчихе в нос, но её это едва ли смутило. Усевшись на землю, она хмыкнула:
– Ой, да больно надо...
Жестокий стыд жег Баттайна. Отец доверил ему сторожить границу, а он заигрался, и в результате маленькая нечисть подкралась к нему незаметно!
Запах хищника вызывал тяжёлую злобу, но хорчиха не делала ничего враждебного. О том, как вести себя с детёнышем нечисти, не говорил ни один учебник, и Баттайн растерянно молчал. Опустив взгляд, он заметил в лапках хорчихи веночек из поздних осенних цветов. Такие же плели диббуны в Рэдволле.
Что же, получалось, у нечисти есть чувство красоты?
– Как тебя зовут? – вдруг спросила хорчиха.
– Моё имя – Баттайн Голдсуорт-Кеннеди Честер-младший! – с достоинством ответил зайчонок. – А каково твоё имя? Оно у тебя вообще есть?
– У тебя длинное имя. Сложно запомнить. А я просто Брусника!
Баттайн фыркнул. Нет, вы только подумайте, он соблаговолил сообщить этой маленькой дикарке своё чудесное полное имя, а она не только не восхитилась им, но ещё и предпочла ему своё нелепое варварское прозвище!
– Ты должна уважительно говорить с зайцем! Мы защищаем мир и порядок во всех землях окрест Рэдволла и Саламандастрона!
Брусника искоса глянула на Баттайна.
– Вы живёте в горе? – опять спросила она. – А правда, что там лежат головы хищников?
- Какой вздор! - возмущённо вскрикнул Баттайн. - Ещё чего, пачкать Саламандастрон такой гадостью! И мы не все там живём. В горе размещается...
Он испуганно замолчал, поняв, что Брусника откровенно выведывала у него сведения о Дозорном отряде. И он их едва не разболтал! Какой позор!
– Впрочем, тебя это не касается!
– Ладно...
Брусника вздохнула.
– Спасибо, что спасли Жёлудя!
– Кого?
– Ну, моего брата. Мы думали, он утонул. Мама родила его под дубом, поэтому его так назвали.
Баттайн невольно представил хорчиху, рожавшую прямо на земле, в грязи, среди опавших листьев и желудей. А Колдрози рожала Дотти в светлом и чистом рэдволльском лазарете...
– А почему вы убиваете зверей? - тихо спросила Брусника.
– Зверей? Неправда! Зайцы убивают только пиратов, бандитов и всяких злодеев!
– А я злодейка?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Баттайн растерялся. Вроде бы Брусника до сих пор не сделала ничего дурного ему и его семье и вообще она ребёнок, но...
Она хорёк, а значит - нечисть. Может ли хорёк не быть злодеем?
– Ой, ладно, мне идти пора!
Брусника отошла на несколько шагов и вдруг развернулась.
– Лови!
Она что-то бросила, Баттайн инстинктивно выбросил лапу с саблей, и спустя миг на её клинке болтался цветочный венчик. Задорно хихикнув, Брусника показала зайцу язык и нырнула в кусты.
Отец молча выслушал рассказ Баттайна. В тучах появились разрывы, и красноватый отблеск заходящего солнца мерцал в прищуренных глазах сержанта.
– Пап, я... Я всё правильно сделал?
– Пожалуй, да, – задумчиво ответил Вэлиант. – Я полагаю, нечисть подослала детёныша следить за нами.
Наклонившись к лежавшему на траве венку, отец поддел его саблей и с отвращением швырнул через границу.
В сумерках жуя остатки сыра, Баттайн с тоской вспоминал великолепные трапезы, которыми совсем недавно наслаждался в Рэдволле. Когда стемнело, он подошёл к матери, которая укладывала Дотти.
– Как она сегодня?
– Уже лучше.
Колдрози вздохнула с облегчением. Баттайн наклонился над сестрёнкой, вглядываясь в маленькую мордочку и вдруг поймал себя на мысли, что она похожа на Жёлудя. Ему почудилось даже, что от Дотти шёл тонкий запах хищника. Баттайн растерянно принюхался, и тут Колдрози подхватила на лапы уже почти заснувшую дочку.
– Ты устал за день, Баттайн. Ложись-ка спать! Я пройдусь с Дотти, ей нужен свежий воздух.
Лежа в темноте и слушая плеск волн, Баттайн вспоминал события дня. На этом острове он впервые в жизни оказался рядом с хищниками, а теперь впервые поговорил с одним из них.
С детёнышем!
Учебники и героические сказания говорили о хищной нечисти так, как будто она появлялась из ниоткуда, будучи уже взрослой. Нет, семьи у хищников были, и Баттайн хорошо помнил о Белолисах или захвативших Рифтгард Чистых хорьках. Но представить себе Курду или Моккана детёнышами, допустить, что к ним когда-то относились с любовью и заботой – это было просто невозможно.
Но как эта хорчиха кинулась к своему младенцу! Значит, она боялась за него? Он был ей дорог? Так же, как Дотти была дорога его собственным родителям…
Интересно, какого это, когда и ты сам, и твои родители – нечисть? Да и понимает ли нечисть, что она – нечисть?
В смятении Баттайн перевернулся на спину. Сколько прекрасных вещей было в его жизни с самого рождения! Любящая семья, друзья, внимательные учителя и мудрые книги, легенды и традиции. Он готов был встать в славный строй Дозорного отряда, продолжить дело отца, деда и всех героических предков.
А совсем рядом был другой мир, страшный и чужой. Что видела Брусника? Дикость, жестокость, насилие. Зло во всех видах и формах. И когда она вырастет, то, конечно, станет частью очередной орды нечисти.
Баттайн вспомнил, как она плела венок - почти так же, как это делали рэдволльские диббуны.
Выходит, у нечисти есть чувство красоты?
Нет! Это обман и ловушка! Она – зло и рождена для зла!
Баттайн поднял взгляд и увидел Бруснику. Хорьчиха стояла, крутя в лапах свой глупый веночек.
– Убей нечисть!
Баттайн вздрогнул, услышав голос отца. Лапа ощутила эфес сабли.
Брусника улыбнулась, обнажив маленькие клыки.
– Убей нечисть! Убей нечисть! Убей нечисть!
Голоса бесчисленных мышей, ежей, белок, принявших смерть от лап хищников, слились в грозный гул.
– Убей! Ты – заяц, Баттайн! Это твой долг!
– Она ещё не...
– Убей, пока она никого не убила!
Глаза Брусники сверкнули.
Он зажмурился, перехватил саблю покрепче и ударил.
Раздался короткий крик.
Открыв глаза, Баттайн увидел поблескивающую лужу крови и плававший в ней венок из осенних цветов.
Сердце отчаянно колотилось, а в животе сжался комок боли. Баттайн лежал на спине, уставившись в навес из парусины.
Неужели вот так это и происходит? Когда впервые убиваешь?
***
Волны на озере уменьшились, а между тучами виднелось небо. Отец угрюмо сидел у лодки и доедал сыр.
– Последний, – бросил он, протягивая кусок Баттайну.
Колдрози молча кормила Дотти, которая выглядела совсем здоровой.
– На рассвете нечисть стала откапывать лодку, я видел. Если хотим выбраться отсюда, надо поторопиться.
Баттайн почувствовал, как дёрнулись уши. Они всё-таки отберут лодку у хорьков? Но как же...
Он представил, как Брусника мечется по пустому острову, выбраться с которого нет никакой возможности... Отчаянно плачет Жёлудь... А на песчаном берегу лежат окровавленные трупы их родителей.
Нет, уж лучше убить всех сразу.
– Я думал отвлечь их и забрать лодку, но это слишком рискованно, – продолжал отец. – Сделаем вот как. У них есть детёныши, и, как ни странно, они к ним привязаны. Страх, что с ними что-то случится, заставит их перевести нас к земле. Ты понял меня, Баттайн? Приставишь кинжал к шее той мелкой самки, чтобы дёрнуться не смела!
Баттайн еле заметно вздохнул.
Колдрози молча смотрела вдаль, туда, где озеро смыкалось с небом.
– Всё, выдвигаемся. Барахло бросаем, оно нам не нужно.
Идя по лесу, Баттайн теребил кинжал и пытался унять собственную дрожь. Возможно, его ждала первая в жизни схватка с нечистью...
Но, быть может, им удастся избежать кровопролития. Как здорово отец всё придумал!
Хорьки заметили их, как только они вышли из-за деревьев. Главарь вскочил, его самка схватила детёныша. Почти так же, как Колдрози.
Баттайн тряхнул головой, отгоняя непрошеную мысль.
Вэлиант быстро вытащил саблю из ножен.
– Эй, ты! Хорёк! Я, Вэлиант Голдсуорт Корнер, говорю с тобой! Моей семье нужна лодка, и для тебя лучше всего её нам дать!
Хорёк злобно прищурился.
– Ах, вот как ты заговорил! Нужна, значит? А нам ты что предложишь?
– Между прочим, тебе дают возможность помочь благородным зайцам, мясоед! Да ты благодарить нас должен!
Отец быстро кивнул Баттайну, и он взглянул на Бруснику. До неё было прыжка два. Подскочить, повалить на песок, подставить клинок к горлу...
А если она станет вырываться? Попробует добраться до него когтями и клыками?
– Благодарить? Да я прибью твои уши к дереву, барсучий прихвостень!
Хорёк держал в лапе маленький, но весьма острый нож.
Вэлиант мгновенно достал саблю.
– Нет!
Хорчиха с детёнышем выскочила между готовыми кинуться друг на друга зверями, а рядом с ней тут же встала Колдрози с Дотти на лапах.
– Мы будем стоять здесь с детьми, пока вы не сложите оружие и не договоритесь, как нормальные звери! - отчеканила Колдрози.
– Рози, не дури! Уйди немедленно!
Баттайн в ужасе смотрел на мать, стоявшую бок о бок с хорчихой, как вдруг заметил движение сбоку. Спустя миг туча песка ударила его в морду.
Брусника набрала ещё одну горсть, но Баттайн в ярости кинулся к ней. С удивительной ловкостью Брусника отскочила, запрыгнула на большой валун у самой кромки воды, встала на нём и тут же, потеряв равновесие, рухнула в озеро.
Волна подхватила Бруснику и потащила прочь от берега. Она отчаянно замолотила лапами, её платье надулось, словно пузырь, а голова с раскрытой пастью едва виднелась над водой...
Баттайн сорвался с места и сходу прыгнул в воду. Здесь оказалось куда глубже, чем могло показаться, и лапы не доставали до дна. Баттайн нащупал платье Брусники, а через мгновение когтистая лапа вцепилась в него. Он раскрыл рот, и в него хлынула холодная вода...
Кто-то с невероятной силой тащил его за уши. Баттайн закричал от боли, вода хлынула из него, и он понял, что лежит на песке.
– Ты куда полезла, дура?!
Раздался удар, и Брусника закричала.
– Я тебя сейчас!
– Нет!
Баттайн навалился на Бруснику, вдавив её в мокрый песок.
– Хватит!
Лапы матери нежно подхватили его, помогая подняться.
– Святые небеса, сколько детей должно погибнуть, чтобы до вас наконец что-то дошло?!
Отец стоял, всё ещё сжимая саблю и растерянно переводя взгляд с Колдрози и Баттайна на хорьков.
– Кстати, – заговорила вдруг хорьчиха, - я надеюсь, снадобье помогло вашей дочке?
– Да, конечно! Она отлично себя чувствует! Спасибо! – радостно откликнулась Колдрози. – И за птичье мясо тоже спасибо!
– Ты... Лечила Дотти... Снадобьем нечисти?
Рот Вэлианта медленно приоткрылся. Казалось, лишь постепенно до него доходил смысл услышанного.
– Ты... Отдала наше снадобье... Зайцам? – столь же потрясённо произнёс хорёк.
Вэлиант подскочил к Колдрози, вырвал Дотти у неё из лап и тщательно осмотрел.
Уши зайчихи резко поднялись.
– Позволь напомнить, что я изучала медицину в Саламандастроне и, уж наверное, могу отличить лекарство от яда! Или у тебя есть с собой собственное снадобье?
– Но... Из чего оно было сделано? – пробормотал Вэлиант, не обращая внимания на колкость супруги.
– Из крови новорождённого зайчонка! Ой, ладно, пошутить нельзя...
Хорёк хохотнул и махнул лапой.
– Ну а из чего их делают? Ну, корешки там всякие, ягоды, листья...
– Итак, на этом острове зайцы спасли двоих хорьков, а хорьки спасли двоих зайцев, – спокойно произнесла Колдрози. – Может, хотя бы сейчас начнём работать вместе над тем, чтобы выбраться отсюда?
Вэлиант стоял молча, одной лапой прижимая к себе плачущую Дотти, а во второй сжимая саблю. Наконец, он отдал малышку матери и вдруг резким движением бросил оружие на песок.
– Эй, ты! Как там тебя... Я предлагаю мир, слышишь? По крайней мере, пока мы не доберёмся до большой земли!
– Ха! Предлагает он!
Хорёк было засмеялся, но, встретив взгляд хорчихи, умолк и вдруг сочно харкнул на лапу.
– Ну, это… Я Черномех, это Рябина, самка моя, а двое мелких – Брусника и Жёлудь… У нас, это, принято называть по растениям всяким…
Черномех протянул лапу Вэлианту, и тот пожал её, медленно и очень осторожно.
***
Вскоре промокшие Баттайн с Брусникой сидели, прижавшись друг ко другу, укутанные в тряпки. Каким-то чудом удалось найти немного сухого мха и разжечь крошечный костерок. Он нещадно дымил, но давал хоть немного тепла. Колдрози с Рябиной принесли из рощицы всё, что смогли найти – ягоды, корешки, листья – и отправили в котелок с водой из долблёнки.
– Эй, ушастый… Пива не хочешь? Последнее!
Черномех сунул Баттайну под нос кружку, и зайчонок резко отвернулся. Отхожее место в тренировочном лагере пахло куда лучше, чем этот напиток.
– Ну, как знаешь…
Хорёк опрокинул кружку в пасть и рыгнул.
– Ха! Зайцы хорьков кормят, хорьки – зайцев! Я когда щенком был, такое только у Железномеха в орде видел.
Уши Вэлианта дёрнулись, и он оторвался от котелка, из которого наступила как раз его очередь есть.
– Ты был в орде Железномеха?
– Ну как, был… Я же говорю, тогда щенком бегал. Как он помер, так я с родаками оттуда и свалил. Помню только, у него рабом заяц был…
– Врёшь! – возмущённо вскрикнул Вэлиант. – Никогда зайцы не были рабами!
– Вот те клык! – в ответ воскликнул Черномех. – Я, что, зайца не отличу? Да он здоровый такой был, а промеж ушей пятно светлое…
Вэлиант, Баттайн и Колдрози замерли, уставившись на хорька. Тот, впрочем, увлёкся воспоминаниями и внимания на то не обратил.
– Вроде тогда ваши его потрепали, да. А он в логово с зайцем связанным вернулся. Мой-то папаша к Железномеху приближенный был, так что я там рядом ошивался. И всё лето заяц тот в логове жил, жратву готовил, ну, чинил там что-то. А осенью Железномех с парой хорьков не поладил, так они его ночью прикончили. А заяц тот, что он выдумал – башку мертвяку отрезал, да с ней и ушёл, ха! Вы же, это, головы в горе собираете, а?
– Итак, мы замечательно пообедали, и теперь, полагаю, нам стоит заняться отплытием!
Колдрози произнесла эту фразу так, словно находилась на пикнике среди большой и дружной заячьей семьи. И лишь на мгновение её голос дрогнул.
Хорьки быстро вырыли долблёнку, вылили из неё воду и столкнули в озеро. Баттайн с Брусникой уселись в середине рядом с Колдрози, держащей Дотти на лапах, Вэлиант и Черномех взяли вёсла, а Рябина оказалась у грубо сделанного руля. Люлька с Жёлудем стояла у её лап. Вёсла опустились в воду, и вскоре лодка пошла по озеру, чуть покачиваясь на небольших волнах. Баттайн с отвращением взглянул на прибитую к носу воронью лапу, а затем оглянулся на уходящий вдаль остров. Сейчас, в лучах вышедшего из-за туч солнца, он выглядел даже уютно.
Баттайн перебирал в памяти события последних дней, словно книги в библиотеке. На этом крошечном клочке суши как будто исчезли бесчисленные сезоны вражды, и зайчиха с хорчихой вместе готовили суп для обоих своих семей. Где ещё в мире такое было возможно? Или это и не должно было становиться возможным?
С тревогой Баттайн оглядывал озеро. Если им встретятся выдры или землеройки, то что они подумают о лодке, набитой зайцами и хорьками? Может, не разбираясь, сразу закидают стрелами?
Или помрут от смеха…
Солнце клонилось к закату, когда впереди показалась тёмная полоска леса. Вскоре долблёнка уткнулась в песчаный берег под могучими соснами. С горячей радостью в груди Баттайн прижался к их торчащим из обрыва корням. Теперь его лапы наконец-то стояли на большой земле.
– Тут виднелась река, та, что на север ведёт, – произнёс Черномех. – По ней попадёте в этот свой Рэдволл, а там и гора эта…
Вэлиант смущённо кашлянул.
– Наши пути расходятся. Прощайте. Спасибо, что вытащил Баттайна, за снадобье для Дотти. И… Надеюсь, мы никогда не встретимся в бою.
На этот раз Вэлиант первым протянул лапу. Черномех усмехнулся и уверенно пожал её.
– Доброго пути, ушастые! Эй, Рябина, Брусника, за мной, да побыстрее!
Уже взобравшись по обрыву, Брусника оглянулась и встретилась глазами с Баттайном. Он хотел что-то сказать или хотя бы махнуть лапой, но хорьки уже скрылись в зарослях. Два мира, столкнувшиеся на острове, снова разделились.
В молчании зайцы дошли до реки. Эти места были знакомы Баттайну. Совсем скоро им должны будут встретиться долблёнки Гуосима, а они-то с радостью проводят заячью семью к аббатству.
Оглянувшись на отца, Баттайн увидел, что его глаза покраснели, а мех под ними намок.
– Пап… Ты из-за его рассказа? Да ерунда это! Он всё выдумал! Или другие придумали, а он повторил! Не мог дядя Честер…
Вэлиант покачал головой.
– Честер никогда не рассказывал о том, что делал в тот сезон, когда его считали пропавшим без вести. Давай-ка так, сынок: просто забудем эту байку и никогда не станем её вспоминать. Дядя Честер – герой, пусть им он и остаётся.
Баттайн кивнул и, помолчав, спросил:
– А о всём, что с нами было… Про хорьков тоже никому не станем говорить?
– Станем. Мы с тобой вместе подойдём к Лорду и расскажем обо всём, что произошло. И пусть он решит, добро мы сотворили или зло.
Вздрогнув, Баттайн представил барсука, слушающего их рассказ. А если Владыка Горы решит, что, хоть на несколько часов примирившись с паразитами, зайцы предали свои идеалы? Но отец был прав. Служить в Дозорном отряде имея за душой то, о чём никому не расскажешь, было бы слишком тяжело.
Из-за поворота широкой реки появилась лодка, наполненная зверьками в разноцветных банданах. Один из них встал на носу и, заметив зайцев, замахал лапами.
***
Мягкий свет заходящего осеннего солнца лился в кузню Саламандастрона сквозь высокое окно, за которым виднелась гладь моря. В очаге поблескивали угольки. Лорд расслабленно сидел в кресле, а два зайца, отец и сын, стояли перед ним навытяжку.
Рассказ прозвучал без единой утайки, и теперь Баттайн молчал, ощущая, как пот струится по телу под мундиром. Вот-вот барсук тяжело поднимется и скажет: «Как вы посмели пожимать лапы грязной нечисти? Вы должны были убить их, только увидев! Убить их самок, которые рожают новую нечисть на погибель добрым зверям!» Но, закрывая глаза, Баттайн видел сплетённый Брусникой маленький цветочный венок.
Пусть с ним делают, что хотят, но он не смог бы убить Бруснику.
Лорд медленно кивнул огромной полосатой головой.
– Вэлиант Голдсуорт Корнер, скажи, хищники угрожали тебе и твоей семье? Я говорю не о каких-нибудь злых словах, а о настоящей угрозе.
– Нет, сэр, – ответил Вэлиант, на мгновение замявшись. – Хорёк Черномех произнёс много грубостей, но того, о чём вы говорите, не было.
Баттайн еле заметно выдохнул и чуть расслабился.
– Баттайн Голдсуорт-Кеннеди Честер-младший, а о чём ты думал, когда кинулся в воду за той хорчихой?
– Сэр… Я… Я подумал, что она вот-вот утонет, погибнет, и… она ребёнок…
Барсук снова кивнул.
– Что же, полагаю, ваше поведение в столь необычной ситуации было вполне благородным.
Баттайн закрыл глаза. Радость, горячая и сладкая, окатила его изнутри. Сам лорд-барсук признал их правоту! Но тут же Баттайн подумал о Бруснике, которая, быть может, прямо сейчас брела по холодному темнеющему лесу. Что ждало её впереди? Унылая короткая жизнь среди злобных хищников?
– Вы знаете, конечно, пословицу, что хороший хищник – мёртвый хищник, – мягко продолжал лорд. – Её появление понятно, если вспомнить, сколько горя, боли и пролитой крови приносили с собой хищные завоеватели. Когда-то я сам думал так же. Был уверен, что добрым зверям надо собраться вместе и убить всех хищников. Всех, вместе с самками и детёнышами. Но, когда шла война с Железномехом, я понял, что многие хищники страдали от неё не меньше нас. Завоеватели приманивают их лёгкой добычей, а затем гонят на убой. А после той войны отец провёл меня в очень глубокое подземелье под горой, куда я сам теперь не найду дороги. Среди таинственных рисунков, что были там изображены, я запомнил один, самый необычный. Он изображал зайца и хищника, пожимавших друг другу лапы. Может быть, это значит, что когда-нибудь наши народы наконец обретут мир между собой. Возможно, даже благодаря тому, что произошло на том острове.
Баттайн вздохнул и взглянул в окно. В сумеречном небе над морем зажглась звезда, и зайчонок подумал, что, быть может, прямо сейчас на неё смотрела и Брусника.
-
By Меланхолический Кот
– Зачем ты их взяла? – недовольно пробормотал Латаная Шкура. – Мы же собираемся идти в Котир и сообщить твоей повелительнице, где прячутся лесные жители?
– Ну да, – хмыкнула в ответ Фортуната. – Но пара заложников ведь не помешает, верно? Нам обоим это зачтётся!
Лисы вместе шли по лесной тропке, а ежата задорно прыгали впереди. Казалось, для них всё происходящее было лишь весёлой игрой.
– Кому не помешает, а кому и помешает… – пробормотал Латаная Шкура.
– Слушай, ты, что, вздумал в игры со мной играть?
Фортуната остановилась и скрестила лапы на груди. Этот странный лис с самого начала не очень-то ей нравился, а сейчас, когда он вздумал перечить, и подавно.
Не обратив на реплику спутницы никакого внимания, Латаная Шкура плюхнулся под дерево и достал хлеб из заплечного мешка.
– Привал, ребята!
Ежата с готовностью уселись рядом и, получив по куску, принялись старательно поедать угощение. Фортуната глядела на всю компанию исподлобья. Больше всего сейчас ей хотелось плюнуть на этого ненормального и бежать в Котир.
Но что тогда она скажет Цармине?
Совсем скоро наевшиеся ежата свернулись и задремали. Быстро оглядев их, Латаная Шкура вдруг встал и подошёл к Фортунате.
– Кажется, ты не довольна моей игрой, подруга? А на это что скажешь?
Он резко поднял лапу и на глазах у ошарашенной Фортунаты в самом буквальном смысле оторвал кусок собственной морды. Лисья шкура оказалась чем-то вроде плотного плаща, из-под которого торчал тёмный мех выдры.
– Ты… ты…
Фортуната беспомощно открывала рот и не находила слов. На ум ей мигом пришли бесчисленные истории про оборотней и лесных призраков. Явно довольный произведённым впечатлением, Латаная Шкура ловко приладил кусок на место.
– Не всё является таким, каким мы его видим, а? Но не бойся, сегодня я на твоей стороне. А теперь слушай сюда, красавица. Если хочешь остаться в живых – сделаешь всё, как я скажу. Не трясись и ничем нас не выдай! Видишь тропу? Ежей оставишь здесь, пойдёшь прямо, впереди увидишь упавший бук…
***
Заметив на тропе одинокую Фортунату, госпожа Янтарь недовольно цокнула языком. Ещё в Брокхолле они с Маской условились, что переодетый лисом выдра подаст условный сигнал о приближении цели.
Никакого сигнала белки так и не увидели.
Фортуната шла, пританцовывая и крутя в лапах сорванный цветок, когда на дорогу перед ней спрыгнул десяток белок с луками.
– Стоять, предательница! – крикнула Янтарь.
Лисица замерла, уставившись на неё удивлёнными глазами.
– Ой, какая встреча! Никак, сама лучшая лучница Цветущих Мхов решила меня проводить? Может, тебя интересуют ежата? Так они дальше, чем ты можешь себе представить, дорогуша!
Фортуната издевательски хихикнула.
Янтарь замерла. Что-то явно пошло не так. Она помнила, что перед самым уходом из Брокхолла Фортуната забрала с собой Пику и Пози, переодетых в Ферди и Коггза. Куда же они делись? И что с Маской? Неужели его раскрыли?
Хвост Янтарь медленно приподнялся, и белки натянули луки.
– Хватит лгать, лиса! Быстро отвечай, куда дела ежат, или…
– Хвастаться стрелами будешь перед тем, кто встретит тебя у ворот Тёмного Леса, белка! – неожиданно резко ответила Фортуната.
Янтарь сжала зубы. Такого бесстрашия от рыжей плутовки она никак не ожидала.
Сзади что-то хрустнуло, и Янтарь быстро обернулась…
***
Солнце уже опустилось за верхушки деревьев, в лесу сгущались сумерки, а Белла с Командором всё всматривались в даль ведущей к дверям Брокхолла тропы. По всем расчётам белки давно должны были вернуться с донесением о том, как прошла задуманная операция, но до сих пор ни одного зверя так и не появилось.
– Камень мне в киль! – злобно буркнул Командор, в очередной раз взглянув в темнеющее небо. – Что-то там не то. Пора моих ребят посылать!
– Может быть, может быть…
Белла грустно кивнула, и тут из чащи раздался пронзительный крик:
– Помогите!
– Кто там? Покажись! – крикнул Командор.
Из-за кустов появилась Янтарь. Но как она выглядела! Мордочка была вымазана в крови, хвост бессильно волочился сзади. Хромая, она плелась к Брокхоллу.
Не сговариваясь, Белла и Командор кинулись к боевой подруге и подхватили её под лапы.
– Янтарь, дорогая, что случилось? Где остальные? А Маска с ежатами?
– Плохо… Мы нарвались на отряд из Котира… Моих лучниц… их… их убили… Всех…
Янтарь опустилась на землю и зарыдала. Белла горестно всплеснула лапами.
– Маска ушёл к реке… с ежатами. Я отвлекала… Надеюсь… спаслись…
– Я должна немедленно обработать твои раны! – воскликнула Белла.
– О, нет, нет! Кровь не идёт… Я вымылась в лесном источнике… Пожалуйста, уложите меня в постель. Я безумно устала, надо спать…
Спустя час потрясённые Белла с Командором сидели в холле за столом. Командор немедленно отправил отряд выдр к реке на поиски Маски, и теперь вождям Сосопа оставалось только ждать.
– И всё-таки я не понимаю, весло мне в спину! Все белки полегли? От лап таких тупиц, как вояки Котира? А почему Маска сюда не вернулся?
– Наверное, он боится вывести врага на Брокхолл, – задумчиво ответила товарищу Белла. – А белки могли и выжить, просто рассеялись по лесу, а Янтарь в суете не поняла. Но как же Маска не учуял вражеского отряда?
Белла разжала лапу и пригляделась к прилипшему к ней грязному куску беличьего меха.
***
– Вот так вот мой подлый братец оттяпал у меня звание Командора. Теперь вы понимаете, Ваше Величество, что с вашими врагами у меня собственные счёты?
Победный пир вовсю шумел в зале Котира. Через большое окно виднелся плац, казарма и ворота, где-то за которыми торчали насаженные на пики головы Беллы, Командора и Янтарь.
Маска, вальяжно приобняв разомлевшую Фортунату, отпил вина из золотого кубка.
– Конечно, прикинуться белкой, да ещё и самкой, было непросто, но результат того стоил!
Солдаты и офицеры дружно захохотали.
– Счёты – это хорошо, – прищурив зелёные глаза, произнесла Цармина. – Пусть они у каждого свои, но договориться мы всегда сумеем. Ты настоящий воин, Маска, хоть и выдра! Впрочем, и это неважно. Я понимаю твою трагедию. Недавно мой собственный брат отравил нашего отца, и мне пришлось взять бразды правления в собственные лапы. Надеюсь, скоро ты сможешь насладиться казнью этого мерзавца!
Маска кивнул и сделал ещё один глоток. От болтливых ласок он уже выведал всё, что приключилось в стенах Котира, и история эта ему отнюдь не нравилась. Выходило, Джиндживер вздумал травить тяжело больного отца, которому и так жить оставалось всего-ничего? Да так, чтобы всё подозрение пало на него, а Цармина оказалась защитницей справедливости?
Нет, в этой истории стоило разобраться повнимательнее. Ничего, у него впереди много времени для раскрытия тайн кошачьей крепости.
Ведь далеко не всё является таким, каким кажется…
-
By Меланхолический Кот
Предупреждение: в рассказе имеются некоторые медицинские подробности, не всегда приятные.
Перед вами рассказ на тему, с которой я едва ли когда соприкасался (ну только в качестве пациента). Тем не менее, попытался описать обучение врачеванию, ситуации и эмоции, которые с этим связаны. Да, на форуме есть кое-кто, для кого всё это было частью жизни и, собственно, я решил написать этот фик в подарок одному юзверю, чей день рождения уже не за горами...
Если что, героиня рассказа ни в коем случае не является калькой ни с кого, но... Словом, кто надо, тот поймёт.
Итак...
Посвящается Фортунате
«А ведь недавно я мечтать не могла, что буду обедать в трапезной медицинской академии…»
Вначале Урсула Ольха Корнфлауэр отстояла длинную очередь, чтобы получить тарелку овощного супа, рыбу и хлеб, а затем ей пришлось с нагруженным этим богатством подносом топать к ближайшей свободной скамье. Таковая обнаружилась прямо напротив портрета хорька Ольсена Третьего, нынешнего конституционного монарха Рифтгарда. Демонстративное верноподданничество не слишком радовало Урсулу, хотя приходилось признать, что именно королевские дотации ощутимо улучшили качество еды. Да заодно и ушли в прошлое остроты, в которых трапезную сравнивали с мертвецкой.
Пристроившись рядом с выдрами, оживлённо болтавшими об особенностях применения корня мандрагоры, юная лисица принялась торопливо хлебать суп. Конечно, это обещало не лучшие последствия для пищеварения, особенно зимой, но, увы, внутренний распорядок академии далеко не всегда отвечал тому, чему учили в её стенах.
– Кажется, моя маленькая племянница опять кое-что забыла?
Урсула вздрогнула, когда перед ней на стол с лёгким стуком опустился стакан с яблочным компотом. Фортунат улыбался, прищурившись – этот взгляд Урсула помнила с детства. Торчащие из рукавов камзола лапы лиса-хирурга, сильные и вместе с тем тонкие, были тщательно выбриты, как и у всех, кто занимался операциями.
Так же, как сегодня и у самой Урсулы.
– Спасибо…
Урсула сконфуженно отпила и мельком бросила взгляд на соседний стол. Сидевшие там белки оживлённо шептались.
– У тебя сейчас фармакогнозия была, верно?
– Ага… Про свойства золотарника слушали.
Фортунат кивнул, жуя хлеб.
– Хорошее растение.
Урсулу подмывало сказать, что ей все эти кропотливые объяснения про доли порций казались тоской зелёной, но тогда пришлось бы выслушать сердитую лекцию о важности каждой врачебной науки. А это в её планы не входило.
Выдры тем временем пришли к выводу, что Академии необходима собственная плантация мандрагоры, и пошли к дверям. Остальные студенты тоже заканчивали с обедом и торопились на занятия. Урсула аккуратно положила ложку в опустевшую тарелку.
– Послушай… У нас сейчас будет практическое занятие… Первое. В смысле, на живом звере. И меня поставили помощницей. Я волнуюсь…
Она невольно понизила голос. Дядя улыбнулся ещё шире.
– Как интересно! И кого же для вас будут резать?
– Выдра с проблемами в печени. Предполагают абсцесс. Сказали, что случай довольно лёгкий, но всё равно…
– Если лёгкий, то гноя, может, немного будет. А то из иного зверя два ведра выливается…
– Дядя!!!
За проведённые в Академии сезоны Урсула успела привыкнуть к тому, что в её стенах к боли и страданиям относились с каким-то едва ли не циничным пренебрежением. Сейчас её это уже не удивляло, но некоторые вещи заставляли вздрогнуть.
Фортуната, казалось, испуганная мордочка племянницы лишь позабавила.
– Ну-ну, дорогая, спокойнее! Уверяю, печёночный гнойник – это далеко не самое страшное, с чем у нас можно встретиться!
«Да поняла я уже, что медицина – это тебе не страницы «Хорька Хаоса» перелистывать…» – подумала Урсула, вспомнив старинный сатирический роман про безумного врачевателя. А ведь когда-то именно эта книга сподвигла её поступать в Академию.
– Ну, а кто будет вести операцию?
– Профессор Бьёрн Сноксон. Ты его знаешь, наверное?
Брови Фортуната резко дёрнулись. Трапезная почти опустела, и Урсула, решившись, перегнулась через стол и прошептала:
– Дядя, послушай… Он какой-то странный… Читал у нас лекцию по анатомии и перепутал селезёнку с аппендиксом…
– Так, я надеюсь, ты ему ничего не сказала?
– Ну… Я указала на ошибку, да…
Фортунат угрюмо фыркнул, и Урсула осеклась.
– Вот этого совсем не стоило делать.
– Почему?
Удар колокола, возвещавшего конец обеденного перерыва, перекрыл её голос.
– Потом объясню. Ладно-ладно, ты иди, пора уже…
В комнатке для подготовки к операциям было тихо и светло. Переодевшись в длинный операционный халат, Урсула опустила лапы в чашу с настоем. Он должен был убить всех крошечных зверей, видимых лишь через увеличительные стёкла и которые, однако, вызывали болезни с воспалениями.
Со спокойной отстранённостью Урсула смотрела в окно на припорошенные первым снегом крыши, а младший врач-белка тщательно упаковывал её хвост в чехол из плотной ткани. Некоторые считали, что белкам, всю жизнь таскавшим за спиной огромное шерстяное помело, следовало держаться от хирургии как можно дальше. Хвост этого врачевателя, впрочем, был уже закрыт чехлом.
– Из вашей группы в нынешнем сезоне ты первая помогаешь, – произнёс белка, затягивая шнурок. – Кажется, доктор Бьёрн тебя знает?
Урсула медленно кивнула.
– Он читал нам анатомию.
– Господин Бьёрн весьма строг к деталям, так что советую выполнять все его указания очень-очень точно! Но и не трепещи особо. Все через это проходят. Если что, доктор сам всё сделает. Ну, а тебе незачёт…
Хихикнув, белка быстро накинул повязку Урсуле на морду, завязал на затылке и, наконец, покрыл тканью её голову. «Платье мертвеца» – так прозвали студенты хирургический костюм. Что поделать, с тех пор, как один учёный крыс разглядел крошечных зверей через стекло, от этих незримых тварей стремились отгородиться всеми силами. Времена, когда врачеватели копались в ранах немытыми лапами, остались в прошлом.
Урсула как раз вспомнила жуткие картинки из книг по истории медицины и ещё раз омыла лапы, а доктор тщательно протёр их стерильной тканью.
– Ну, красавица! Хоть на бульвар выходи! Удачи, лиса!
«Так… Лапы не поднимать выше груди и не опускать ниже пояса… Но, если что, умывальник должен быть… Обязан быть!»
Аудитория для практических занятий представляла собой просторную круглую залу с колоннадой. Свет здесь падал через множество окон, а от входа крыльями расходились поднятые ряды сидений. В центре стояло ложе, на котором покоился молодой выдра. Морду зверя покрывала ткань, пропитанная сонным снадобьем, и оно, судя по всему, начало действовать. Урсуле вспомнились байки о зверях, которые просыпались в самый неподходящий момент и вынуждены были созерцать собственные внутренности…
Оставалось надеяться, что это были только байки.
Профессор ещё не пришёл. Две юркие ласки суетились, заканчивая приготовления. На столике блестели инструменты – ножи, расширитель разреза, острая трубка. Рядом стояла гордость Академии – огромное зеркало, в котором отражались все действия хирурга. Невдалеке в большом сосуде хранился целебный настой, которым предстояло промыть печень. Его выдра ещё будет пить потом, чтобы совсем изгнать болезнь…
Если, конечно, останется жив.
Эта мысль пронзила Урсулу порывом ледяного ветра. Какая-нибудь ошибка, перерезанный кровоток, слишком большая доза снадобья – и выдра с кровати уже не встанет. Остановится сердце, перестанет течь кровь, начнётся разложение…
А ещё в разрез может попасть чья-то шерсть, там могут забыть тампон…
Урсула дёрнула головой, отгоняя жуткое наваждение. Так нельзя, врачеватель всегда должен быть готов спокойно встретить чью-то смерть. Она несколько раз глубоко вздохнула, положила лапы, не притрагиваясь, на особую стойку и стала рассматривать выдру. Простыня закрывала его до пояса, едва поднимавшаяся от дыхания грудь и брюхо были тщательно выбриты. Полоса растительной краски под правыми рёбрами означала место разреза.
Прозвенел колокольчик, и студенты начали входить в аудиторию. Группа Урсулы должна была присутствовать, и она почти неосознанно искала взглядом знакомые морды. С улыбкой кивнув горностайке Мадлен, она заметила, как в дверь ввалилась целая компания белок. Хвостовой чехол Матильды, которая ими вечно верховодила, сполз, обнажив светлую зимнюю шерсть. Вот глупая неряха! Урсула представила, как длинные беличьи шерстинки падают на пол, сквозняк подхватывает их и несёт прямо к месту операции…
Мадлен подскочила к Матильде и принялась сердито ей что-то выговаривать, та возмущённо замахала лапами в тонких шёлковых перчатках.
– Горностай против белки, прекрасное зрелище!
Урсула повернулась на глубокий грудной голос и увидела профессора Бьёрна. Невысокую коренастую фигуру этого хорька она бы узнала издалека, но сейчас она оказалась куда ближе, чем на лекции.
– Пусть хвостатая наденет чехол как следует! - Бьёрн указал лапой в зал. - Я не собираюсь оперировать в туче беличьей шерсти!
Он повернулся к Урсуле и улыбнулся, прищурив жёлтые глаза.
– Значит, Урсула Ольха Корнфлауэр? Лисичка-отличница?
Урсула выдержала его взгляд.
– Ну, что же, посмотрим, какова ты у операционного стола… Лапы вымой для начала! Итак, дамы и господа, учащиеся звери всех видов, прошу обратить внимание!
Он говорил так, словно находился в театре. Урсула тем временем послушно вымыла лапы. Лучше перемыть, чем недомыть, это всем известно.
– Наш новый друг, выдра, которого вы перед собой наблюдаете, работал в порту, кушал, пил, развлекался во всяких заведениях, вот только подхватил отнюдь не ту болезнь, которой те заведения славятся…
Со стороны беличьей компании послышалось хихиканье, одновременно и смущённое, и заинтересованное. Урсула ощутила злобу. Конечно, стоит какому-нибудь зверю сказать скабрезность, и Матильда с подружками будет тут как тут!
– Судя по всем признакам, наш друг получил чудесный случай абсцесса печени! И сейчас мы получим незабываемое удовольствие наблюдать его собственными глазами. А поможет нам в этом восходящее светило академии, знаменитая лиса-врачевательница Урсула Ольха Корнфлауэр!
Среди студентов послышался гул. Видно, далеко не все одобряли манеры доктора. Того, впрочем, это вряд ли смущало.
– Облачайте!
Бьёрн отступил, и ласки тут же одели его во всё то, в чём сейчас стояла Урсула. Вальяжным жестом он окунул лапы в чашу и вернулся к столу.
– Итак, дорогая Ольха, какой нож вы посоветуете мне избрать для вскрытия?
Из-под намордника его голос слышался приглушённо. «Словно из могилы» – подумалось Урсуле. Она с детства не любила, когда её называли вторым фамильным именем, но сейчас не обратила на это ни малейшего внимания.
– Вот этот, – уверенно произнесла Урсула, осторожно, не прикасаясь, указав на нож с широким лезвием. – Он подходит для глубокого рассекания брюшины.
– Верно!
В голосе Бьёрна мелькнуло что-то, напоминавшее уважение. Он протянул лапу. Да, помощник должен подавать инструмент, конечно. Урсула очень осторожно взяла нож за рукоятку и подала доктору.
Стоя над выдрой, Бёрн вытянул лапу с ножом и стал медленно её опускать. Урсула замерла. Вот нож прикоснулся к коже, погрузился внутрь…
Урсуле уже случалось наблюдать операции, учиться на жутких куклах из воска и дерева, а прошлой весной она помогала вскрывать тело старой белки, которую прикончила гигантская опухоль в груди. Но сейчас она помогала резать живого зверя. Прямо сейчас его сердце билось, кровь текла по жилам, печень впитывала вещества…
Правда, с последним у бедолаги явно не заладилось.
Бьёрн вёл разрез ровно, не делая ни одного лишнего движения. Скоро показался слой белого подкожного жира.
– Водяные собаки вечно жир набирают… – пробормотал Бьёрн. – Так, придётся второй делать. Внимание…
Нож легко прошёлся тем же путём.
– Есть! Вскрыли!
Бьёрн осторожно взялся за края разреза и потянул в стороны.
– Расширитель!
Урсула подхватила стержень и аккуратно установила в разрез, сама удивившись, как легко это получилось сделать. Вскрытие оказалось удивительно точным и лиса, замерев, смотрела на покоившуюся под рёбрами тёмную, явно болезненно раздутую печень, к которой, словно гриб к дереву, прилепился гнойник.
– Всё верно! – произнёс Бьёрн. – Абсцесс правой доли!
Ласка отошёл к скамьям, снял намордник и громко повторил:
– Диагноз подтвердился: это абсцесс правой доли печени!
Урсула слышала заинтересованный гул и покосилась в зал. Матильда, Мадлен и ещё куча морд смотрели прямо на неё. Сердце гулко застучало. Нет-нет, надо успокоиться, всё внимание только на операцию…
Ласки поднесли маленькое зеркало и поставили так, что отражённый луч света упал точно в разрез. Затем подтащили поближе огромное увеличительное, и раскрытая брюшина выдры отобразилась во всех подробностях.
– Вот она! Вот она, наша прелесть! Давай дренаж!
Урсула подала трубку с иглой, и Бьёрн торопливо схватил её.
– Всем видно? Будете жрать сырую рыбу – получите такое же! Несите ведро!
Зачем нужно ведро и что в него сейчас польётся, Урсуле объяснять не требовалось. Что делать, организм зверя боролся с попавшей в него заразой, и результат получался не очень эстетичным.
Бьёрн несколько раз ткнул дренажной трубкой в печень, откровенно любуясь открывшейся картиной. Ласка нажал на скрытую педаль, и стол немного наклонился.
Вдруг раздалось сердитое рычание: Мадлен с Матильдой опять сцапались.
– А ну тихо там! – прикрикнул Бьёрн, держа трубку у самой печени…
– Осторожнее… – невольно пробормотала Урсула.
– А? Опять учить меня хочешь?!
Лапа профессора дёрнулась, трубка царапнула по органу, и тут же на его мясистой поверхности появилась капля крови.
– Проклятье! Тампон, быстро!
Урсула взяла пропитанный целебным раствором кусочек ткани, но Бьёрн схватил его так резко, что выбил его из лапы помощницы, и тампон упал куда-то под стол.
– Да чтоб тебя! Дура косолапая!
Ласка злобно зарычал.
Урсула в ужасе смотрела на печень, и ей казалось, что оттуда хлещет кровавый поток. Сейчас вот-вот кровь зальёт брюшную полость, хлынет на стол…
В ушах зазвенело, а перед глазами заплясали огоньки. «Я испортила операцию!» Эта мысль была последним, что мелькнуло в сознании Урсулы, прежде чем оно погрузилась во мрак.
Урсула летела куда-то во тьме, у которой не было ни конца, ни начала, среди странных образов и мерцавших звёзд. Она не знала, сколько продолжался её безумный полёт, но в один момент всё исчезло. Вспыхнул свет, и тьма рассеялась.
Приоткрыв глаза, Урсула поняла, что лежит на кушетке. Она дёрнулась, и тут же её обдало потом, отчаянная слабость накатила на тело, а в голове зашумело.
– Так, спокойно, спокойно!
Кто-то сунул ей под нос тряпку с острым запахом. Стало легче.
Зимнее солнце слабо поблёскивало на металлических шкафах. Урсула находилась в той же комнатке, в которой недавно готовилась к операции. Да, была операция, выдра с больной печенью, доктор Бьёрн…
А потом пошла кровь, и она свалилась в обморок.
Фортунат сидел рядом, держа в лапах сосуд с бодрящим раствором.
– Он умер? – прошептала Урсула, подумав, что, если ответ будет утвердительным, она потеряет сознание снова. С надеждой уже не очнуться.
– Кто?
– Выдра!
– Нет, конечно! Кровотечение остановили, операцию закончили. Обычная ситуация, зря ты так напугалась.
Обычная… А ей уже виделись потоки крови и гибель пациента. Несчастная, глупая трусиха! А Матильда, конечно же, теперь разболтает её позор всем вокруг. Урсула откинулась на подушку. Глаза защипало.
– А ну-ка спокойно!
Фортунат опять дал ей понюхать раствор.
– Если хочешь знать, у нас вообще вряд ли кто-то никогда не падал в обморок. И со мной… хм… бывало. Любой опыт надо использовать, чтобы возрастать во врачевании. Да и к тому же, сегодня сам профессор вёл себя… ну… не очень правильно.
Урсула приподнялась на локте и тихо спросила:
– Дядя… А ты знаешь этого доктора Бьёрна?
Фортунат кашлянул, выглянул за дверь и прикрыл её.
– Скажем так – он талантлив, но любитель покрасоваться. Полагаю, ты в этом уже убедилась. Видишь ли, он из сильной семьи, у них там кто-то в сенате, и он позволяет себе… странности. Как с той селезёнкой, про что ты сказала в трапезной. Он запоминает, кто делает ему замечания, и потом придирается. Но тебя это не должно волновать, – торопливо добавил он. – Сегодня ты не виновата ровным счётом ни в чём! Посмотри-ка лучше, что у меня для тебя есть…
С загадочной улыбкой Фортунат достал из висевшей на стуле сумки толстую папку и положил на стол рядом с Урсулой. «Джозеф Клокмэстар и сыновья. Бумага, книги и писчие принадлежности» – аккуратно было выдавлено на тёмной обложке. Урсула медленно открыла папку и увидела толстую пачку плотной белой бумаги для рисования.
– Спасибо… Спасибо, спасибо, спасибо!
Несмотря на слабость, Урсула обняла дядю и чмокнула его в щёку.
– Но… Она ведь, наверное, жутко дорогая?
– Не думай об этом. Если надо, я ещё достану. Попрактикуйся в анатомии или просто порисуй что-нибудь…
Поздним вечером Урсула сидела в комнате Академического дома. За окном валил снег, а свет масляной лампы падал на лист. Сначала Урсула хотела нарисовать печень, но быстро увлеклась, и под её лапой на бумаге отобразилась сегодняшняя операция. Выдра лежал на столе, рядом стояла растерянная и напуганная лиса, а доктор Бьёрн с ухмылкой заносил нож над несчастным больным. В облике его явно отразился хорёк Хаос из старинного романа, который Урсула перечитывала бессчётное число раз.
Впервые Урсула подумала вдруг, что рисование могло бы стать в её жизни альтернативой врачеванию.
Мысль эта испугала её. Она вспомнила, скольких трудов стоило поступить в Академию, как за неё радовались дядя и другие родственники.
Но, в конце концов, рисуя зверей, она куда меньше рисковала отправить их в Тёмный лес.
-
By ОКО 75
Пэйринг и персонажи: Принцесса Курда, Трисс, Затрещина, Флит Размер: 5 страниц, 1 часть Жанры: AU Фэнтези Экшн Предупреждения: Отклонения от канона Преканон Описание: Две несчастные души, которым суждено было встретиться... Посвящение: Всем поклонникам творчества Брайна Джейкса и серии "Рэдволл". Примечания автора: Данная работа является завязкой к альтернативной истории книги "Трисс Воительница". Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
Грибоедов А.С.
Замок Рифтгард. За час до полудня.
В тот день все вокруг казалось ей гнетущим: холодное северное Солнце, мрачные коридоры замка, в которых шаги отдавались гулким эхом, сочувствующие взгляды других слуг и многозначительные усмешки стражников. От того ощущение, будто ее ведут на казнь, становилось лишь сильнее. Да, прежде Трисс не доводилось бывать в этой части дворца и о том, что здесь творится она знала лишь понаслышке. Кто-то мог бы сказать, что ей до сих пор везло — прислуживать принцессе Курде во время тренировок как правило отбирали сильных и выносливых зверей. Однако удача переменчивая штука, и сейчас, глядя на довольную морду Флита, Трисс догадывалась, что дело тут не столько в желании угодить принцессе, сколько в личной неприязни лейтенанта к ней.
У двери, ведущей в оружейную палату, они оказались довольно быстро. Пока Флит гремел ключами и возился с замком, второй стражник бесцеремонно сунул в лапы Трисс увесистый мешок с репой.
— Значит так, слушай внимательно и запоминай, дважды повторять не буду. — средних лет крыс, с проседью в темной шерсти, явно считал ниже своего достоинства разговаривать с какой-то там белкой, но вместе с тем понимал необходимость объяснить новенькой основные правила. В гневе Курда была горазда вымещать злость не только на слугах. — Пока принцесса не пришла, убедись, что все готово к тренировке — пол не скользит, тюки плотно набиты и так далее. Репу развесишь на стропилах, как мишени. И только попробуй умыкнуть хотя бы одну — неделю будешь сидеть в клетке, на воде и сухарях.
— Вот-вот, — поддакнул Флит, наконец справившись с дверью. — Репки у нас все посчитаны, все для Ее Высочества. Да и еще: проверь оружие — наточено ли, блестит ли. А то принцесса очень рассердится, если придется упражняться с тупым клинком, — добавил он, хитро подмигнув напарнику. Курда терпеть не могла, когда кто-то из слуг прикасался к оружию без ее позволения, но эта дерзкая и непокорная белка никак не могла знать об этом, в свой первый день у принцессы Рифтгарда.
Донельзя довольный собой, Флит проводил пошатывающуюся под тяжестью мешка Трисс взглядом исполненным мрачного предвкушения, а затем захлопнул дверь и, вытянувшись по стойке смирно возле нее, стал ждать, что будет дальше.
***
Уже почти наступил полдень, когда Трисс, немного запыхавшись, подготовила зал для тренировки — протерла зеркала вдоль стен, поправила и кое-где набила соломой напольные и подвесные чучела, ровными рядами развесила пресловутую репу. Остановившись чтобы отдышаться, она в последний раз окинула взглядом плоды своего труда, с тоской думая о том, что скоро от идеального порядка не останется и следа. Где-то на краю сознания встрепенулась злость, возмущение своим рабским положением, … но Трисс усилием воли загнала эти чувства подальше, в темные уголки души. Чтобы пережить сегодняшний день ей нужны были холодная голова и трезвый расчет, а ярость и праведный гнев пускай тлеют, до лучших времен.
Успокоившись и переведя дыхание Трисс решительно подошла к оружейным стойкам, которые ровными рядами протянулись вдоль дальней стены, под высокими и узкими окнами палаты. Сабли, одноручные и двуручные мечи, шпаги, рапиры — от бесчисленного количества клинков рябило в глазах, а играющие на полированной стали солнечные лучи так и норовили ослепить. С замиранием сердца Трисс поняла, что у нее почти нет времени, чтобы проверить каждый из них, но и отступать перед трудностями она не привыкла. Взяв со стойки ближайший меч — обоюдоострый, с полукруглой гардой и позолоченным навершием — она придирчиво осмотрела его, проверила когтем остроту лезвия и уже собиралась вернуть на место когда…
— Ну и что, по твоему, ты делаешь?
Высокий, холодный голос за спиной подействовал на Трисс словно ушат ледяной воды. Она обернулась, всем видом демонстрируя смирение и покорность, сочетание способное польстить любому тщеславному зверю… Однако на принцессу Рифтгарда это не произвело должного впечатления. Застыв в дверях, царственная хищница смотрела на Трисс в упор и взгляд у нее был совсем нехороший — гневный, но вместе с тем какой-то оценивающий…
— Простите Ваше Высочество, — кротко ответила она, склонив голову в почтительном поклоне. — Мне приказали быть сегодня при вас и…
— Мне известно для чего ты здесь. — плотно затворив дверь Курда шагнула к Трисс, в ее тоне, как и в движениях, читалась неприкрытая угроза. — Но я не припомню, чтобы приказывала подавать мне оружие.
Лишь после этих слов Трисс с ужасом осознала, что все ещё сжимает в лапе тот проклятый меч. Но странное дело — мысль о том, чтобы его бросить и молить о снисхождении, она отмела практически сразу, лишь крепче стиснув рукоять.
— О, как видно, ты любишь играть с мечами? — в коралловых глазах принцессы Рифтгарда заплясали искры темного веселья, но голос оставался ледяным. — Всего лишь служанка, а воображаешь себя фехтовальщицей? Быть может, мне стоит преподать тебе урок, как думаешь?
Трисс собиралась было возразить, но Курда уже натянула рукавицу из плотной ткани и взяла со стойки шпагу с вычурным эфесом. И снова — стоило ей лишь взглянуть на вражеский клинок, как страх и тревога отступили, а на их место пришла холодная, жесткая сосредоточенность. Положение было безвыходным, и все же она предприняла последнюю попытку избежать боя:
— Ваше Высочество, я не умею сражаться…
— Подними меч. — в голосе принцессы отчетливо звякнул металл. Заложив левую лапу за спину и направив острие шпаги в грудь Трисс, она замерла в этой позиции, будто змея, готовая в любой момент прянуть и ужалить.
Поняв что выбора у нее нет, Трисс подчинилась. Сделав шаг назад она попыталась повторить стойку Курды, но вышло довольно неуклюже.
— Выше, выше — надменно скомандовала принцесса. — Еще…
Высокомерие и небрежный тон сделали свое дело — чувствуя закипающий в глубине души гнев, Трисс впервые посмотрела на Курду в упор, глаза в глаза.
— Хорошо. — одобрила та… и тут же атаковала — стремительно, без малейшего предупреждения. От первого выпада Трисс ушла чисто на инстинктах — легким, истинно беличьим прыжком. Но Курда не дала ей перевести дух — стремительно сократив дистанцию она напала снова, на этот раз дальним рубящим ударом, практически тут же переведя его в колющий. И снова Трисс спасла реакция — отскочив вбок она укрылась за тренировочным чучелом, так что остриё шпаги пронзило лишь набитый соломой мешок. Но буквально через секунду ей пришлось вновь уклоняться от молниеносных ударов и выпадов…
Эта опасная игра продолжалась еще какое-то время — Трисс отступала, а Курда преследовала ее, но из раза в раз клинок принцессы не достигал цели, поражая то репу, то соломенные чучела. Несколько раз Трисс была неприятно близка к тому чтобы получить серьезные раны, и только в последний момент ей удавалось избежать этого. Однако вскоре, терпению Курды пришёл конец.
— Хватит убегать! — прорычала она, когда не в меру прыткая служанка в очередной раз разорвала дистанцию. — Защищайся!
Было ли дело в эйфории боя или в адреналине, бурлящем в крови, но новый удар Трисс приняла на меч. Это был первый раз, когда их клинки скрестились — звон прокатился по залу, многократно отраженный и усиленный эхом. Свою ошибку она осознала мгновением позже, когда Курда чуть не выбила оружие у нее из лап, связав клинки коротким вращением. Потеряв равновесие Трисс рубанула мечом наотмашь… и теперь уже принцессе пришлось отпрянуть. На миг в коралловых глазах хищницы промелькнули шок и неверие, — какая-то белка-служанка вынудила ее, первую шпагу Рифтгарда отступить! — а затем Трисс пришлось уйти в глухую оборону под яростным натиском взбешенной принцессы…
***
У оружейной палаты успела собраться приличная толпа зевак из замковых слуг и рядовых стражников, так что отряду королевских гвардейцев, пришлось пустить в ход копья и кулаки, чтобы пробиться в первые ряды. Капитан Затрещина, лично раздал не меньше дюжины зуботычин тем, кто не пожелал уступить ему дорогу, и своим подчиненным в том числе. Но командующего армией Рифтгарда это не волновало — сквозь гул толпы он отчетливо слышал звон клинков и от осознания того, что в замке идет бой у него шерсть становилась дыбом. Но зрелище, открывшееся когда он наконец прорвался в зал, определенно прибавило ему седых волос на загривке.
Принцесса Курда, позабыв об всем на свете, яростно атаковала молодую белку из замковой челяди, а та, мало того что была до сих пор невредима, так еще и не стеснялась атаковать в ответ. При этом обе выглядели уставшими, с обеих градом катился пот, но ни одна, ни другая не желали уступать.
— Ваше Высочество.! — Затрещина шагнул было вперед, желая остановить поединок, но…
— Назад! — прорычала принцесса Рифтгарда, метнув в капитана испепеляющий взгляд. — Я справлюсь с ней сама!
С этими словами она удвоила темп боя, устремившись в последнюю атаку, а Затрещина заметался, не зная что предпринять. Он не мог ослушаться прямого приказа принцессы, но в то же время понимал, что если с головы Курды упадет хотя бы волос, его собственная голова будет красоваться на пике у замковых ворот. К тому же, он видел с каким восторгом другие слуги смотрят на юную белку, и понимал, что если оставить все как есть, то это может окончиться всеобщим мятежом. Ухватив за плечо первого попавшегося стражника — по счастью им оказался Флит, наиболее расторопный и исполнительный малый во всем гарнизоне — Затрещина притянул его к себе и страшным шепотом приказал:
— Немедленно собрать всех стражников и перекрыть это крыло дворца. Без моего приказа никого отсюда не выпускать. Передай надсмотрщикам — всех рабов разогнать по баракам, бараки оцепить до моего распоряжения, понял? И быстро, одна лапа здесь, другая там!
Флит отдал честь и, протолкавшись к выходу, что есть духу припустил в сторону казарм. Никогда еще он не был так рад полученному приказу и искренне надеялся, что никто так и не узнает, какую роль он сыграл в этой истории.
***
Почти наступило время обеда, когда в конец измотанные Курда и белка-служанка одновременно опустили оружие. Обе тяжело дышали, и метали друг в друга враждебные взгляды но поднять клинки уже не могли. Трисс опиралась на свой меч всем весом, Курда же использовала шпагу вместо трости. Многочисленные зрители затаили дыхание ожидая развязки.
— Этот бой… — выдохнула принцесса Рифтгарда, уже без тени насмешки или высокомерия — ловкость и силу соперницы она оценила по достоинству. — Для тебя... он был первым?
— Да. — честно ответила Трисс, кое-как выровняв дыхание и утирая пот тыльной стороной лапы. Для нее это и в правду был первый настоящий бой, да еще с сильным противником — с непривычки кисти и предплечья болели так, словно она весь день махала молотом в кузнице. Тем не менее, следующий вопрос сорвался у нее с языка прежде, чем она успела себя одернуть. — А для вас?
Глаза Курды опасно сузились, и капитан Затрещина, посчитав, что лучшего шанса не представится, поспешно выступил вперед являя собой воплощение праведного гнева.
— Что за неслыханная дерзость! — прорычал он и ткнув в белку когтистым пальцем добавил — Ваше Высочество позвольте, я разберусь с этой смутьянкой…
— Молчать! — отрезала Курда и капитан тут же сник, утратив весь свой пыл. — А ты, — добавила она, обращаясь к недавней сопернице. — Назови свое имя.
— Трисс, дочь Аррема Рокка. — ответила юная белка звонким, исполненым силы голосом, но спохватившись, добавила. — Ваше Высочество.
От этих слов Затрещину прошиб холодный пот. Даже спустя сезоны, это имя все еще имело над ним власть. Тот день отпечатался в его памяти так, словно все это было только вчера — первая высадка короля Саренго на скалистое побережье Рифтгарда, атака объединенных сил белок, мышей, ежей и выдр, их попытка сбросить захватчиков в море. Помнил он и Рокка пронзенного не менее чем тремя десятками стрел, тогда как иному зверю хватило бы и одной чтобы отправиться в Темный Лес. И вот теперь, словно из ниоткуда, объявляется его наследница и в ее лапах меч… Кошмар наяву, не иначе…
— Что ж, Трисс, на сегодня можешь быть свободна. — Курда между тем улыбнулась, а ее тон хотя и остался властным, приобрел милостивый и покровительственный оттенок. — Как следует отдохни и восстанови силы. Завтра я буду ждать тебя в этом зале, в это же время. И не вздумай опаздывать.
Среди стражников и слуг послышался изумленный ропот и все они расступились перед Трисс, когда она вернув меч на место и поклонившись принцессе, направилась к выходу. Даже капитан Затрещина не осмелился заступить ей дорогу, а лишь наблюдал со стороны, сжимая кулаки от бессильной злости. Разумеется Курда никак не могла знать о событиях, имевших место еще до ее рождения, как и о том, какая опасность угрожает всему Рифтгарду в лице этой юной белки-служанки. И когда та прошла мимо, а их взгляды на миг встретились, внутренний голос шепнул капитану, что уж лучше бы в этот день в кладовых замка не досчитались очередного мешка с репой…
-
By Меланхолический Кот
Всем привет ещё раз. Как, наверное, кто-то уже знает, я недавно прочитал "Жемчуг Лутры". Финалом книги я остался недоволен и решил написать фанфик с альтернативной концовкой. По мере повествования буду делиться соображениями по поводу перевода и оригинала, а также комментировать проблемы с внутренней логикой книги. Итак, действие начинается на борту "Морского Змея", который несёт пленного аббата Дьюррала к Сампетре. Ромска в моём варианте выживает...
***
Аббат Дьюррал забылся коротким тревожным сном. Ему казалось, что он вернулся в родной Рэдволл, и жители готовят пир в его честь. Вот только какой-то мрак повис на всём, а еда пахла водорослями. Затем из-за стен донёсся шум сражения, и аббат понял, что на них напали. Но тут всё исчезло, и он заспанно оглядел тесную и тёмную каюту пиратского корабля.
Снаружи и вправду сражались. Дьюррал слышал ругань, шипение ящериц и звяканье клинков. То и дело раздавались предсмертные крики. Значит, вражда Ромски и генерала Ласка Фрилдора наконец разрешилась схваткой. Но что могла сделать в такой ситуации старая мышь с паршивым зрением? Разве что сидеть взаперти и надеяться, что верх одержит капитанша-хорчиха, а не чудовищный варан Ласк. Аббат притащил к двери стол и пару скамеек, сам закутался в одеяло и уселся на постели. Вскоре старика сморило вновь.
Проснулся он от звука страшного удара. Дверь затрещала. Ударили ещё раз, несколько досок вывалилось на пол, и в дыру просунулась чешуйчатая морда Ласка. Дьюррал замер. Он не понял, сколько времени прошло, но в какой-то момент стало ясно, что генерал мёртв. Глаза варана закрылись, а из уголка пасти текла струйка тёмной крови. Стараясь не смотреть на труп, аббат отодвинул стол и приоткрыл разломанную дверь.
Уже сгущались сумерки, а на корабле горело лишь несколько фонарей. Дьюррал вышел на палубу, вдохнул свежий воздух, прищурил подслеповатые глаза и вздрогнул, разглядев валявшиеся кругом трупы и лужи свежей крови на досках.
- Эй, старик… Иди, не бойся… Это я, Ромска, твоя подружка…
Мышь обернулся на хриплый голос и, пройдя несколько шагов, увидел хорчиху. Она сидела на палубе, прислонившись к мачте и тяжело дыша. Пятна крови темнели на камзоле и чёрно-серой шерсти капитанши, а рядом лежал палаш, прервавший сегодня, видно, немало жизней.
- Только мы вдвоём тут в живых и остались. Весело, правда?
- Ты ранена… - выдохнул Дьюррал, подойдя вплотную.
- Да уж… Ласк постарался… Но и сам отправился в преисподнюю… Так, слушай, - Ромска с трудом приподнялась. – Вернись в каюту, там, в шкафу, лежат лекарства. Использовать их умеешь?
Это прозвучало как вызов – чтобы он, аббат Рэдволла, не умел лечить зверей? Несмотря на ужас ситуации, Дьюррал не сдержал улыбки.
- Фонарь возьми… - прохрипела Ромска. – Если повезёт и я выкарабкаюсь, дальше хоть не один поплывёшь…
Аббат торопливо сорвал приделанный к стене светильник. Сделать это оказалось совсем не трудно – дерево подгнило и не держало гвозди. Осторожно перешагнув через мертвого Ласка, Дьюррал вновь прошёл в своё убежище. Масляная лампа бросала неяркий свет на тёмные стены. Так, вот и шкафчик. Дверца приоткрылась, звякнув стеклом. Что тут у нас… Игральные кости и карты, кинжал, сухари – мышь раздражённо сбрасывал с полок предметы нехитрого пиратского быта. Наконец в глубине сверкнули флаконы со снадобьями. Дьюррал не мог сейчас разобрать названия на грязных бумажках, но втягивал носом запахи, с радостью узнавая травы родных берегов. Под мотками бинтов лапа вдруг наткнулась на оправу. Какая удача! Треснувшие линзы, правда, не совсем подходили аббату, но теперь всё вокруг приобрело хоть какую-то чёткость. А то с тех пор, как пираты отняли у него очки, уже надоело ходить среди туманных пятен. Так, ещё нужна чистая вода…
Ромска с жадностью осушила кружку. В свете лампы Дьюррал осторожно промывал рваные раны на теле хорчихи, накладывал целебные мази и забинтовывал, стараясь выбрать самую чистую ткань. Ромска лишь тихо стонала, когда он неосторожно задевал её израненную плоть. Ну что же, видно, уроков старой Цецилии аббат не забыл, и сегодня они позволили ему выдержать такой внезапный и страшный экзамен по врачеванию.
- Так, хорошо, кровь уже не идёт. Я думаю, важные органы всё-таки не задеты. Надо бы травы заварить…
- На камбузе жаровня, - прошептала Ромска. – Так, помоги-ка…
Дьюррал почувствовал, как тяжелая лапа капитанши легла на его плечо. Медленно ступая и опираясь друг на друга, вместе они – старый ценитель книг и трав и предводительница безжалостных корсаров – спустились в камбуз. В каменной жаровне тлели угли. Аббат подбросил растопку, несколько сухих поленьев, и вскоре на них заплясало пламя. В котелок отправился пучок гиперикума – для начала сойдёт. Дьюррал накрыл растянувшуюся на полу Ромску одеялом, ещё одно, свёрнутое, сунул ей под голову.
- Добрый ты зверь, отец, - сказала Ромска. – Было бы побольше таких, как ты, может, и моя жизнь иначе бы пошла… Ладно, чего теперь… Слушай. Я сейчас не могу править кораблём, а ты один нипочём не направишь его к своим берегам. Сейчас пойдёшь на корму, найдёшь руль и закрепишь его, понял? Там не сложно… Корабль сам пойдёт к Сампетре. Если повезёт и мы не потонем по дороге, если я выживу… То сделаю всё, чтобы ты вернулся домой…
Тщательно привязав рулевое бревно, чтобы оно не ходило туда-сюда, Дьюррал прошёлся по каютам. Одеяла, сухари, тряпки, снадобья – всё сгодится. Не удержавшись, он глотнул грога из чьей-то бутылки и мучительно закашлялся. Похоже, Ромска давеча угостила его сильно разбавленной версией. Впрочем, аббат ощутил внутри приятное тепло, а сердце гулко забилось, подгоняя кровь по старым жилам. Сильная вещь, но аккуратнее с ней надо, это тебе не октябрьский эль в погребе с ежами распивать!
Ромска с наслаждением выпила грога, затем Дьюррал налил ей настой гиперикума.
- В Рэдволле врачевать научился?
- Ну да… - аббат смущённо поправил свои новые очки. – У нас такое правило – лечить всех, кто нуждается в помощи…
- Хорошее правило, - ответила Ромска.
«У вас зато другое правило – грабить и убивать всех, кто не может дать отпор», - подумал Дьюррал. Вслух он говорить ничего не стал – злить хищную пациентку не стоило.
- Ласк спятил, - вновь заговорила, помолчав, Ромска. – Хотел нас с тобой принести в жертву Вулпазу. Проклятому владыке ада. Теперь он сам в его компании. Она ему подходит…
- Пожалуйста, не поминай его, - лапы старой мыши дрогнули, так что он едва не пролил настой.
- Боишься? – хорчиха слабо усмехнулась. – Не стесняйся, мне тоже не по себе. Даже когда всю жизнь на волосок от смерти…
Аббату показалась, что она дёрнулась под одеялом. Хорошо, если это не озноб. Самое паршивое, если в раны прошла зараза. Конечно, тогда могло бы помочь кровопускание, но Ромска и так потеряла немало крови… Взгляд Дьюррала упал на сухую корку. В рэдволльском лазарете поговаривали, что, если к гнойной ране приложить заплесневелый хлеб, воспаление пройдёт быстрее, чем от мазей. Многие, включая самого Дьюррала, в это не верили – ну как гниль может лечить? – но в крайнем случае даже это стоило испробовать.
- Спи, - мышь погладил хорчиху через одеяло. – Тебе надо восстановить силы. А там что-нибудь придумаем.
- Помолись о нас, отец, - пробормотала Ромска, засыпая.
Легко сказать – помолись… Сколько Дьюррал себя помнил, обращений к высшим силам он почти что не слышал. Может, когда-то было иначе, но сейчас обитатели его аббатства предпочитали жить и трудиться, не задумываясь о религиозных вопросах. Но если бы сейчас кто-то на небе вспомнил о них двоих, брошенных среди ледяной бездны…
Дьюррал ещё долго сидел без сна в тёмном вонючем камбузе, смотря на догоравший очаг и прислушиваясь к вою ветра за бортом. Погода, похоже, ухудшалась. Начнись шторм – вряд ли у них вдвоём будет шанс выжить. Какой, однако, парадокс – всю жизнь просидеть в родном аббатстве, читать книги до веселить диббунов, а на склоне сезонов встретить смерть здесь, на разбойничьем корабле, на пару с капитаншей пиратов! Кто из настоятелей прошлого мог бы похвастаться такой судьбой? Вот только в Рэдволле уже никто не узнает об этом историческом случае…
Во тьме ненастной ночи «Морской Змей» безмолвно нёсся по волнам на запад, неся на палубе кучу трупов, а в своём мрачном чреве – двоих самых одиноких существ на свете.
И всё-таки им повезло – шторм прошёл мимо. Поглядывая на ползущие над морем клочковатые тучи, Дьюррал с усилием перекидывал через борт окоченевшие трупы. Ромска порывалась помочь, но аббат отговорил её – от напряжения могли разойтись свежие раны. Впрочем, Ласка Фрилдора они подняли всё же вместе. С шумным всплеском мёртвый варан упал в воду, и его вытянутое чешуйчатое тело закачалось на волнах, словно перевёрнутая лодка.
- Даже последний злодей имеет право на погребение, - произнёс Дьюррал, смотря, как его поверженный враг отдаляется от корабля. – В земле или хотя бы вот так…
- Впереди Сампетра!
Мышь взглянул прямо по курсу, куда указывала Ромска, и разглядел тёмную полоску острова.
- Так, пристать к пирсу без команды мы не сможем. Давай-ка, отец, отвяжи руль, и я попробую выбросить корабль на пляж.
Дьюррал невольно подивился выносливости хорчихи. Дня полтора назад она, израненная, лежала у мачты, а теперь с трудом, но уверенно крутила рулевое колесо. Тем временем Сампетра быстро приближалась. Стали видны подсвеченные клонившимся к западу солнцем пологие, безлесные холмы, причалы и здания порта, а над ними – массивный серый замок. Вскорости корабль вздрогнул и замер, уткнувшись в песок.
- Никого не видно… - Ромска тревожно озиралась, вцепившись лапами в борт. – Порт пустой…
- Кто-то идёт… - Дьюррал смотрел на высокую фигуру, что появилась из-за камней и, переваливаясь по песку, шагала к кораблю. Хотя зверь и закутался в тёмный плащ, его хорошо было видно на фоне пустынного пляжа.
- Ублаз! Наш император! – Ромска схватила аббата за плечи и резко опустила на палубу. – Так, слушай сюда. Говорить с ним буду я. Ты – пленник, понял? Молчи и ни в коем случае – слышишь? – ни в коем случае не смотри ему в глаза!
Раздалось натуженное пыхтение, и над бортом появилась покрытая бурой шерстью и увенчанная золотой короной голова куницы. Ублаз перевалился, неуклюже растянувшись на досках палубы, но тут же вскочил и огляделся. Он был высоким – на целую голову выше Ромски. Лишь на миг Дьюррал перехватил взгляд его чёрных круглых глаз, но успел ощутить страх и смертельную тоску в душе. Это чувство походило на то, как если бы ты глянул в глубокий омут ненастной ночью.
- Ромска! Где твоя команда? Где Ласк? Отвечай!
- На корабле вспыхнул бунт, - спокойно сказала капитанша. Её лапа легла Дьюрралу на затылок и с силой наклонила его голову. – Все погибли. Остались одна я да заложник.
- Все? И сам Ласк? – Ублаз прошипел какое-то ругательство. – Ладно, потом отчитаешься. Что это за старик? Я сказал привести мне жемчуг! Жемчуг, а не этого доходягу!
- Аббатство Рэдволл хорошо укреплено. Попробуй мы его штурмовать – все бы там полегли. А за своего настоятеля они сами отдадут жемчужины.
- Сами? Ты сказала сами? – император наступал на Ромску, и та, невольно пошатнувшись, схватилась за борт. – Я не жду, когда кто-то что-то соизволит отдать! Я прихожу и беру то, что мне принадлежит по праву! Я дважды посылал вас за жемчугом! И не получил ничего! Ничего! В первый раз вы его профукали, а теперь ты мне впариваешь полудохлую мышь! Ты сгубила экипаж! Сгубила моих надзирателей!
Казалось, император впадал в истерику, но внезапно он замолчал. Мощная лапа, в которую взглядом упёрся Дьюррал, царапала доски, а сверху доносилось тяжёлое дыхание.
- На острове проблемы, - уже спокойнее прорычал Ублаз. – Бери это существо и быстро во дворец!
«Морской Змей» застрял недалеко от берега, но его окружала вода, и по приказу куницы аббат с хорчихой сбросили за борт маленькую шлюпку. Дьюррала мутило – в конце концов, его возраст не очень подходил для первого морского путешествия. Покачиваясь, старик бежал по пляжу, подгоняемый Ромской. Песок, к счастью, то ли не прогрелся, то ли уже остыл, так что даже без отнятых пиратами сандалий по нему можно было сносно топать. В стороне остались тёмные, покосившиеся сооружения порта. Наконец Ублаз нырнул куда-то между валунов и кустарника. Там, прикрытый грязью и ветками, скрывался железный люк. Император быстро откинул крышку, и Ромска нырнула в тёмный проход.
Дьюррал выдохнул и уверенно спрыгнул следом за своей в одном лице спасительницей и поработительницей. Это оказалось не особо труднее, чем спускаться по лестнице в погреб аббатства. Наконец, захлопнув за собой дверь, в туннель плюхнулся сам Ублаз. Вся троица, толкаясь, двинулась по тесному тёмному коридору. Теперь аббату оставалось надеяться, что его тащат в места хотя бы не более страшные, чем пиратский корабль.
***
Примечание. В переводе говорится, что Ублаз выбрался из дворца через "потайной ход", однако в оригинале говорится о главных воротах, "main gates". Вариант переводчиков мне больше понравился, поскольку тайный туннель явно лучше соответствует вопросам безопасности императорской особы и контролированию острова.
Гиперикум - это зверобой. Я просто решил, что в мире людей-зверей название "зверобой" смотрелось бы, хм, странновато.
-
Recommended Posts
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.