Фанфикшн

Болотная Лихорадка свирепствует в Рэдволле! Жуткая, высасывающая все силы и соки из еле живых зверей болезнь не оставила, казалось, ни одного здорового жителя. Краснокаменные коридоры не стихали от кашля и стонов, в то время как горстка ещё способных ходить зверей, сбивая лапы и подавляя нарастающее отчаяние, заботилась о страждущих. После недель без сна и отдыха ими двигала только одна надежда - легенда о Ледяном Цветке. Заготовленные ими кувшины с талой водой долгими часами ждали двух героев, выдру Труга и увязавшегося за ним мышонка Думбла, что должны были вот-вот принести сие лекарство и избавить, наконец, аббатство от злой хвори.

Избавление, впрочем, прибыло совсем не с ними. 

Водная рябь в стаканах, кружках и чашах, поначалу совсем незаметная, стала ритмично нарастать. Больные, уложенные в Большом Зале, не обратили особого внимания на дрогнувший свет цветных витражей, но разносящееся эхом дребезжание заставило многих, кроме уж совсем чахлых больных, озадаченно осмотреться. Обеспокоенный ропот сменился отдельными выкриками, полными изумления поначалу, но с каждой секундой вбиравшими нотки отчаяния и истерики. Уже когда отдаленные и приглушенные звуки грома стали отчетливо слышны, они потонули в общем гомоне накатывающей на зверей паники, и лишь одно слово было узнаваемо в шуме и толчее, ведь кричал его чуть ли не каждый второй:

 — Землетрясение!

Тряска закончилась за один миг, тот самый, за который всё здание аббатства внезапно укрылось тенью. Казалось, что закатное летнее небо в мгновение ока затянуло непроглядными тучами, но звонарь, по наитию побежавший в панике бить набат, узрел иное. Увиденное приковало его к месту, лишив всяких мыслей. 

На первый взгляд сие зрелище могло показаться ожившей горой. Разум смертного зверя не сразу может охватить образ Огненной Богини, признать, что такая мощь может всецело подчиняться одному существу и осознать, что делать дальше. Владелице этого образа, исполинской итатси, меж тем, было безразлично мнение тех, над кем она возвышалась, ведь она не ожидала от смертных ничего менее чем слепого раболепия и исступляющей преданности. Не без оснований: её изящная девичья фигура, её переливающийся в свете заката цветами от оттенков холодной латуни до яркой пламенной меди мех, её разукрашенное сложными узорами белое, отливающее золотом одеяние — ничто не могло бы сравниться с ней в первом впечатлении, будь она ровней даже обыкновенным зверям, что населяли сей бренный примитивный мирок. Ныне же, когда даже красная стена легендарной крепости еле-еле могла сравниться высотой с её пальчиками, о каком-либо сравнении не могло быть и речи. 

Такова была Шайн. Миссией же её было очищение аббатства от опасной скверны и мора.

Тень над аббатством стала гуще, когда она опустилась на колени, дабы быть ближе к смертным. Её ножки сломили западную и южную стены, словно те были сделаны из печенья, заключая главное здание меж изгибами широких бедер. Новый разряд тряски, охватившей обитель от самых глубоких погребов до чердака, вызвал очередную волну паники. Шайн разглядела бегущую к главным воротам вереницу зверьков, но покамест разум её занимали вещи поважнее. 

Жертва и символ. Её тонкий слух тронул жалобный удар колокола в оставленной колокольне. Одним движением ладони она снесла каменную башенку, усилием воли выхватывая из лавины камней и пыли блеснувший на миг в свете заката металл. Подчиняясь её мысленной хватке, реликвия Джозефа Литейщика сама собой превратилась из украшенного письменами и узорами колокола в каплю расплавленной бронзы, вторым солнышком зависшей над бегущими врассыпную жителями аббатства.

Богине не нужно было целиться, для того, чтобы гигантская капля расплава будто сама собой, полетела в крупную группу отчаянных беглецов. Капля эта огненной кометой врезалась в мощеную дорожку, разбрызгивая раскаленные капли на одежду и шерсть всех невезучих, что оказались рядом. Шайн не всматривалась в искаженные муками мордочки, равно как осталась она глуха к их мольбам о пощаде и крикам боли. Её зоркий взгляд золотистых глаз высматривал лишь задетых волной жидкой бронзы зверей, подсчитывая тех, кто ещё мог двигаться и тех, кто недвижимо замер и затих. Благодедельница раздраженно зажмурилась — двадцать три было плохим числом для смешения плоти, кости и металла.

Её мордочка помрачнела ещё сильнее, стоило её взгляду приметить оживление в окружавшем обитель лесу. Некоторые из носителей болотной скверны, нечистые, больные, несмотря на давку всё же смогли отворить ворота. Теперь они пытались затеряться от её взгляда под сенью каштанов и дубов в казавшейся им такой безопасной тени леса. Впрочем, черты Шайн вновь стали отрешенными, как и положено Богине. Для решения сей мимолетной проблемы ей достаточно было поднять лапу вверх.

Стоило же ей лишь раз щёлкнуть пальцами, лес запылал. Огненное кольцо из горящих крон, языками пламени лижущих зубцы уцелевших стен и своды стоп Богини, заставило отпрянуть даже самых смелых и отчаянных из тех, кто ещё не сгинул в яркой, дышащей жаром и искрами, ловушке. Пламя, словно живое, ревело и трещало, пожирая в себе листву, ветви, кору и кричащих зверей, старых и малых, с одинаковой быстротой и жадностью. Запах жженой шерсти и плоти заставил Шайн на миг позабыть о своей миссии и облизнуться. Самообладание высшего существа, однако, взяло верх, и аппетит сменился удовлетворением от малого успеха. Теперь болезнь точно не могла покинуть красных стен.

Зверьки под её тенью не могли похвастать такой же выдержкой. Запахи горелой плоти заставили выживших не иначе как чудом повернуть к единственному месту, откуда минутами назад они так старались сбежать. Тем, кто поспешил и успел запереть двери главного здания изнутри, повезло. К остальным же, тщетно колотящим дубовые створки, Шайн простёрла свои когти, сгребая основную массу в горсть, словно деликатесное кушанье, с подобным намереньем же отправляя ещё живое, проклинающее Богиню и весь свет лакомство себе в рот. Ощущение лёгкой щекотки под языком и вкуса после первого жевка заставили Шайн улыбнуться, обнажив обагренные кровью острые зубки. Несмотря на присутствие болезни и скверны, смертные на вкус, как мясом, так и душами, были совсем недурны. Это определенно стоило одного малюсенького послабления своей выдержке.

Проглотив перекус, она распрямилась, вновь нависая над аббатством. Времени было потеряно достаточно, но все приготовления были сделаны. Она сделала шажок-другой вперед, погребая под своими стопами всех, кто не попал в её пасть, впечатывая их в землю, словно хрупкие сочные ягоды. Она не обратила на это никакого внимания, равно как и на третий, четвертый и пятый шаги, уже позволявшие угадать ритм и пластику дикого первобытного танца. Разум и душа Шайн погружались в транс, ибо призывала она силы, даже доли которых она покамест не показала, но способные изгнать Болотную Лихорадку, вылечив при этом всех страждущих.

Из окон и щелей, бойниц и раскрывшихся от тряски трещин наблюдали звери за диким представлением. У многих уже не оставалось сил на изумление или же страх, в начавшем накаляться и плыть от мощи нового заклинания воздухе висел дух отчаяния и скорби. Танец огненной итатси ускорял свой ход. Её подошвы более не мяли покрытую буграми и обломками землю, нараставшая в полнейшей концентрации мощь заклинательной формулы подняло тело великанши в небо. Богиня вдруг сжалась, словно раненный детеныш, скручиваясь и сжимаясь в комок, когда как её доселе блестящий мех стал покрываться светящимися прожилками, светящимися, словно сдерживаемое за лоскутами кожи солнце. С каждой долгой и томительной секундой казалось, что зависшая над зданием аббатства дамокловым мечом дева обращалась в подобие живого сгустка магмы.

Вмиг на её месте вспыхнуло второе солнце. Свет истинной благодати проникал через толстенную каменную кладку и грунт с такой же лёгкостью, как сквозь витражи и трещины, одаривая каждое тело здоровьем и силами, изгоняя боль и страх, даря спокойствие и веру в Спасительницу. Все тела в окресте были исцелены.

В том числе и мертвые.

Живой лавиной из плоти и костей они вывалились из холодных подвалов. Восстали раздавленные в диком танце и выпавшие из жадной горсти звери в аббатском дворе, теперь ломящиеся через витражи и главные двери, дабы отомстить всем живым за свою вечную обиду и боль мертвой доли. Когда последние следы дымки транса покинули её сознание, когда она осознала по движению оживших в её желудке зверей, что же она натворила, в адрес аббатства с её губ устало сорвались первые и последние слова:

 — Да пожри вас Адское Пламя...

***

Королю Макстраху не была чужда храбрость. Именно за её проявление гость его владений, мышонок Думбл, получил в подарок Ледяной Цветок и честь быть доставленным на крыльях домой. Однако сейчас беркут не мог не отвернуть с пути, увидев картины разрушений внизу. От красочно описанного Думблом во время сборов в путешествие "краснокаменного гнезда" не осталось и камня на камне. Выжженная земля и лес под огромными когтистыми лапами великанши, орошенные обломками и красной пылью — вот и всё, что мог увидеть орел, отворачивая с выбранного курса, подальше от запаха гари и раскаленного под яростью огненной стихии ветра. 

Лекарства больше не требовалось. Некого было лечить. Шайн одернула замаравшееся сажей одеяние, ругаясь про себя, но мордочкой хранившая положенное Богине спокойствие и беспристрастность, всего лишь полминутой назад сменившие яростный и страстный оскал подлинного гнева. У неё был повод сохранять спокойствие. Видение о необходимости божественного вмешательства в дела Цветущих Мхов было не одно. Великанша направила свои стопы к западному побережью, подминая под ними рощи и полянки на пути к новому испытанию — сражению с ордой Фераго Убийцы.

Благодетельная Богиня всегда готова помочь справедливости. Что было достаточной помощью, впрочем, Шайн решала сама.