11.11.2016, 20:27

Тщеславная гиена Пежга ревностной службой сумела добиться высокого ранга среди псогарской стражи.
Трагическим образом потеряв своих щенят, Пежга посвятила всю свою суть работе.
Она с нетерпением ждала повышения, бралась за любые задания, всеми силами пытаясь выслужиться перед желтошеими и белошеими стражами, ну и главным образом - перед самим Кархом Тираном. Больших усилий стоило гиене стать вожаком Отряда Первого Укуса. Да, того самого отряда, который напал на Лесье в первый день войны.
Ей это удалось, она стала вожаком и спешила показать себя, ведь поход сулил ей жёлтый ошейник. А то и сразу белый, ибо собственнолапное устранение Ольхевы Карх должен был высоко оценить.
Да, Пежгу ждало большое и славное будущее.
Если бы не те, кого она никогда не воспринимала всерьёз. Убитые скорбью друзья Ольхевы Иктины, в чьих глазах полыхала неупоимая жажда отмщения.
Смерть была неизбежна, и это понимали как лесские кошки, так и члены Отряда. Только не Пежга.
Гиена не боялась. Она вообще ничего не боялась после гибели своих детей. Не дрогнула она и тогда, когда два горностая Ольхевы Иктины забрали у неё глаза. Полностью ослеплённая, гиена по-прежнему не страшилась расправы, которая настигла её через несколько дней в морде неутешного Кьорсака. Она сражалась, как обычно, неистово и жестоко. Но недолго.
Пежга пала, так и не увидев вновь свой любимый Псогар.
Пала, как и подобает честолюбивой мерзавке. Никто не пришёл за её телом. Никто не всплакнул о ней искренне.
"О, гиена подохла. Давно пора, зато я теперь займу её место."
И это самый безобидный посмертный отзыв о Пежге.

***

Слабая улыбка тронула её обветренные губы. Эсбэка услышала всплеск, эсбэка обернулась, эсбэка растерялась и вот уже в следующее мгновение к ней вернулась давно утраченная способность улыбаться. Незаметная такая, скользящая по осунувшейся морде улыбочка. Наверное, очень глупая.
Пёс отчаянно боролся с течением, порывавшемся затянуть его к самому сердцу равнодушной реки. К счастью, края полыньи не крошились: умудрённая статная вода, обращённая в лёд, мешала бойкой глубинной стремнине погубить луголесского Карха. По крайней мере, пока у него самого оставались силы держаться.
Салли воспрянула духом, не без удовольствия наблюдая за вымученными движениями своего хозяина. Она слушала его жалобный скулёж и почти своей собственной шкурой осязала дрожь его хлипкого, но откормленного тела, хоть и стояла в отдалении. Почуявшая волю кошка приосанилась, встряхнулась.
В этот миг Боги даровали эсбэке свободу. И она решительно отвернулась от зияющей речной раны, в которой заслуженно погибал её мучитель. Её-то - отощавшую от скудной кормёжки - лёд держал как гусиное пёрышко. Даже капризный наст не проламывался под её сухими, изъеденными грубым металлом, лапами.
Но сытого и холёного Тирана речные духи заманили в ловушку. И смерть уже кусала его за лапы. Падая в колючие объятия воды, он выпустил из пасти поводок, и теперь оставленная без внимания недлинная цепочка полосовала снег свободным концом.
Салли смотрела вдаль. Но не в ту сторону, куда убегали следы ушедших в Псогар стражей. И не в сторону фабрики Светоклыка, где в минувший год она познала само Надмирье. А в совершенно новый для неё окоём. Неизведанный. Неисхоженый. Прочь от Псогара, прочь из Лужья, Лесья ... Луголесья. Прочь, прочь! Теперь только свобода. И никаких обязательств. Она шагнула в нетронутый снег.

- С-с-салли!

Эсбэка невольно остановилась, привычная исполнять приказы. Но этот голос теперь звучал совсем иначе. Он не велел, не требовал, не сулил наказания за неповиновение. Он... умолял?

- Не б-б-б-бросай...

Боги даровали свободу? Салли прижала уши. Нет. Они даровали выбор.
Когти пса заскребли по льду.

- П-п-п-прошу тебя... Не уходи.

Выбор. Как же это невыносимо сложно.
Разве пару мгновений назад на белой избитой измочаленной морде не красовалась давно позабытая улыбка? Теперь это казалось чушью.
Разум захватило сомнение. Абсолютно лишённое смысла, но абсолютно реальное сомнение...

______________________________________________________________________
Бесспорно, я считаю сцену на реке (она же сцена перелапа в Псогар) одним из самых сильных эпизодов истории о Салли и Тиране.
Более того, это чуть ли не ключевой момент их отношений.
Пленница, волей несчастного случая получившая долгожданную свободу, меняет её... на что? На жизнь собаки, которая всего лишь за год превратила Салли из гордого и сильного зверя в безвольную тень эсбэки. В силуэт, отголосок. В воспоминание о том звере, каким Салли года-то была и каким уже никогда не станет. Был ли поступок на реке следствием успешной дрессуры, или же другие чувства двигали эсбэкой в тот час - этого не знает, пожалуй, даже сама Салли. Однако именно с момента спасения зародилась эта странная больная любовь. Любовь Тирана к той, кого до этого эпизода он планировал медленно и мучительно убивать.