LWEkb

Ну, всегда можно переписать/отредактировать

Керан, конечно, интересует читателя, как относительно мягкий пиратский капитан с естественным чувством милосердия. Тем не менее, хотелось бы чуть больше подробностей о его деятельности. Был ли он менее жесток, чем типичный бандит со страниц Джейкса? Как на это реагировала его команда? (Возможно, иные звери решили, что даже если с мягким капитаном добычи будет меньше, также меньше шанса, что он выбросит за борт за небольшую провинность - в особенности если он таки умел сражаться). Была ли у него слава относительно "разумного" разбойника? Может, он даже "крышевал" какие-то прибрежные деревни с мирняком?

Первым делом, конечно, обращаешь внимание, что оформление хромает - сплошной текст сложно читать, он создает ощущение сбивчивой монотонности. Кроме того, есть некоторые стилистические недочеты. Я попросил DeepSeek исправить оформление/стилистику и кое-что изменил сам. Обороты типа "И еще там был Гаргамель, злой волшебник, он был плохой" ("В каюту вошела,ласка которую звали Клыкач,он был первым помощником") часто кажутся естественными при письме, но неуклюжими при чтении (по себе знаю). Ну, а фразы с "который" примерно в 80% случаев лучше переформулировать. Нейронка оказалась достаточно умной, чтобы сделать такие исправления. Начало получилось такое: ___________________________________________ Глава 1. На борту пиратского корабля «Лазурный Ястреб» — так назывался корабль, чьим капитаном был белоснежный лис по имени Керан, известный под прозвищем Ледяной Хвост. Он носил синий плащ, серый дублет, чёрные штаны, а на поясе у него висели сабля с сапфиром и нож. В каюту вошла ласка по имени Клыкач — первый помощник капитана. — Скоро будет буря, — предупредила она. — Прикажи команде приготовиться. Лис кивнул и решил выйти на палубу. Свежий морской воздух наполнил его лёгкие, но вскоре ясное небо затянули тучи. Волны яростно бились о борт корабля, солёные брызги летели во все стороны. Вокруг слышался лишь рёв воды и завывания ветра. Одна из ласок, не удержав равновесие, чуть не свалилась за борт, но Керан успел схватить её за лапу и втащить обратно. Внезапно раздался оглушительный треск — корабль содрогнулся, а лиса отбросило в сторону. Ударившись о палубу, он потерял сознание, и последнее, что услышал, были отчаянные крики матросов... Очнулся он уже на каменистом берегу. Рядом лежал ласка Белоух. После пары попыток лису удалось привести того в чувство. «Лазурный Ястреб» выбросило на сушу. Впереди возвышался утёс, а по бокам тянулся песчаный берег. Мачта была сломана, в бортах зияли пробоины — некоторые размером с кулак, а в носовой части зияла огромная дыра. Все вёсла были разбиты. Из всей команды в живых остались лишь семеро: пять крыс, две ласки и сам Керан. Похоронив погибших, капитан приказал обыскать корабль — вдруг что-то уцелело. Его каюта почти не пострадала, но внутри царил хаос. Он взял только карту, лук и колчан со стрелами. В трюме же многие вещи оказались испорчены водой или смыты за борт. Вскоре Керан понял, что им повезло — они оказались на большой земле. Хуже было бы, если бы это был остров, ведь «Лазурный Ястреб», по крайней мере сейчас, нельзя было восстановить. — Что будем делать дальше? — спросила одна из крыс. Лис задумался, затем ответил: — Я освобождаю вас от службы. Берите, что нужно, и идите своей дорогой. Вскоре на берегу остались только Керан и Белоух. — Почему ты не ушёл? — спросил лис. — Мне некуда идти, и ты это знаешь, — ответил ласка. — Мы столько пережили вместе. Я не брошу тебя, дружище. Керан молча кивнул. — Пойду раздобуду нам обед, — сказал он и вскоре вернулся с убитой чайкой. Он не знал только одного — за ним с самого начала наблюдала пара жёлтых глаз... ___________________________________________ Изменений не так много, а читать уже легче, и атмосфера затягивает побольше! Кроме того, если, к примеру, ласка или белка - мужского рода, я бы писал как "ласка сказал/ответил" (как в конце). Превращать такие слова в общий род - еще более-менее нормально. Слово "крыс" (мужской род) русский язык еще терпит. Хотя со словом "мыш" проблем чуть побольше...

"Рви или вырывай" звучит странно, т.к. тот же корень у обоих слов ("Пей или выпивай"). Может просто убрать один из этих глаголов? "Режь или вырывай - решать тебе, но..."

Тут все прямолинейно, жалоб и предложений нет.

"Bilge", как говорит Интернет, это "the area on the outer surface of a ship's hull where the bottom curves to meet the vertical sides" - имеется в виду, что он - морской крыс. Второе "он был", можно пропустить (как мне самому указали при переводе "Багрового барсука", английский менее чувствителен к такой тавтологии). "Foul", думаю, скорее "мерзкий" или "отвратительный", чем "подлый". Pike тут - не пика, а щука, как в оригинале, хотя я не очень представляю, как в бою с щукой можно потерять глаз. И "враг лишилась" как-то не очень, в русском сложности с родом таких слов... тогда уж "лишился", если сохранить pike как пику (в принципе, можно, а то я подробности этой битвы со щукой не очень-то представляю себе, если честно). Tough - тут не знаю. Да, "крутой", но в этом слове есть положительное значение. Может, лучше перевести как "крепкий"? Или есть другие предложения?

Скорее "мечтам", а не "амбициям" (совет быть креативным промоутером исконно-русских синонимов на топовые позиции рейтинга преференций выполнять сложно, я сам знаю по своему опыту, особенно в начале перевода). Но мне одному кажется, что в этой новелле аббат какой-то криповатый? Он вроде в книге таким не был...

Мелочь: после "невпопад" следовало бы поставить запятую. Бедная киса

Не сказал бы, что выглядит именно как средневековый город, мы видим довольно мало обстановки (может быть, про нижний левый слайд первого рисунка такое можно сказать). Путаницу в словах Матиаса "I tripped on my abbot, father habit", перевести сложновато, но можно, как сделал зачинатель темы - "я споткнулся об аббата, отец ряса!" "Жить немного медленнее" - в принципе, понятно, но звучит, как калька. Может, "когда же ты перестанешь суетиться невпопад"? Смысл этих слов, думаю, примерно такой. "Дум-де-дум" - все же на русском не выглядит, как напев. Это нечто вроде "трам-пам-пам..."

Задумка появилась давно (автор первое время хотел писать с "каноничными" персонажами эпохи после "Похода Матиаса"/"Маттимео"), но окончательный вариант написан где-то уже после выхода в свет всех книг (у меня, по крайней мере, впечатление, что эта вещь провела в редактуре больше, чем ее сиквелы, которых я пока что переводить не собираюсь). Про Покрова автор, думаю, предпочитает не упоминать 😛

Чистых отрицалов в этой вещи мало, и они эпизодичны. И да, автор хорошо создает персонажей. Также автор - мастер создавать загадки. Скажу прямо - большая их часть все еще не раскрыта (хотя что делала компания из зайца, крота и землеройки, мы узнаем в этой вещи и скоро, по меркам темпа повествования).

Может, про лампы - неточность моего перевода - где-то были факелы, а где-то лампы, не помню уже, где 🤫

В принципе, можно быть душнилой насчет стилистики, но вы эту грань точно не перешли! Замечания ценные и по делу. Английский менее чувствителен к тавтологии, чем русский, и трудно всегда помнить это при переводе. Про то, как аббатство восстановило связь с воробьями, есть короткий приквел, я скинул перевод на него в этот же форум. Кстати, никнейм автора - Highwing, как раз в честь главного воробья. Согласен, что автор замечательно прорабатывает персонажей - это, пожалуй, его сильнешая сторона. Даже у второстепенных персонажей обычно есть своя "изюминка". Немного романтики будет, но без участия барсука. И да, бытописание классического аббатства будет еще долго - я на одном из сайтов, где выложил, недаром поставил метку "неторопливое повествование". Впрочем, некоторым рецензентам оригинала это как раз понравилось.

========== Эпилог ========== Из хроники брата Джеффа, летописца Аббатства Рэдволл: Мы, рэдволльцы, знаем, как почтить новых членов семьи. Осень Зайцев-Вояк сменилась Зимой Белого Горностая! Никто из нас даже не подозревал, что Брогген в действительности был белым горностаем. Этот добродушный увалень просто никогда не думал об этом упоминать — пока его шерсть не начала светлеть. Теперь он чисто-белый, от ушей до кончика хвоста, и, надо признать, весьма представительный зверь. Вчера выпал первый снег — не слишком глубокий, всего по щиколотку, — и сегодня утром первым делом Броггса (как он любит, чтобы его так называли) уже носился по сугробам с малышней, в одном берете и широкой улыбке! Когти у него к тому времени совсем замерзли, но, судя по довольной морде, он отлично провел время! Я и сам чуть не замерз, наблюдая за этим весельем. Природа творит удивительные вещи — пару раз во время игр его берет слетал, и, пока он не надевал его обратно, Брогген действительно был почти невидим на фоне белого снега. Неудивительно, что такая маскировка здорово выручала его в зимах Северных земель. Пока еще рано судить, насколько суровой окажется эта зима. Пруд еще не покрылся льдом, и если холода будут мягкими, возможно, не замерзнет вовсе. Мы бы даже обрадовались, если бы замерз — рыбы и креветки все равно впали в спячку до весны, а кататься по льду было бы очень весело. Гуосим во главе с Лог-а-Логом прибыли, как всегда, аккурат перед первыми снегами. В последние сезоны их племя значительно разрослось, но зимовать с нами осталось меньше землероек, чем ожидалось. Видимо, раскол между сторонниками Лог-а-Лога и последователями Сноги зашел слишком далеко. Почти сотня землероек отказалась идти в Рэдволл, просто потому что Снога так сказал. Не знаю, как они собираются пережить зиму, но, признаться, я не слишком расстроен их отсутствием. По рассказам Винокура и Лог-а-Лога, этот Снога — сущая головная боль, и вряд ли он был бы желанным гостем в Аббатстве. Такое же мнение высказал и Лорр, тот самый полевка, который построил великолепный мост, сыгравший ключевую роль в походе Уртблада на Саламандастрон. Этот зверь, пожалуй, один из самых интересных и необычных, кого мне доводилось встречать. С первого же шага в Рэдволле он принялся носиться повсюду, запихивая свой любопытный нос во все уголки. Кажется, он и представить не мог, что существует такое место, и теперь просто теряет голову, разгадывая тайны строительства нашего аббатства. Я дал ему старые архитектурные планы, и клянусь — он читает их с таким упоением, с каким другие читают приключенческие истории. Поистине редкий ум! Теперь, когда всесь Долгий патруль живет у нас, в Аббатстве стало довольно тесно даже без лишней сотни землероек. Но зайцы оказались настоящими друзьями и бесценными членами нашей семьи. Я, как и многие, поначалу сомневался, смогут ли они стать рэдволльцами, но рад признать, что мои страхи оказались напрасны. Да, они воины, но они отлично прижились здесь, легко находят общий язык с любым зверем, включая Смоллерта и Броггса. Особенно сблизились с выдрами — в чем я, признаться, не сразу увидел закономерность. Но теперь понимаю: и те и другие — шумные, веселые, азартные, любят розыгрыши и задорные перебранки. Порой даже забываешь, какую трагедию они пережили всего два сезона назад. Внешне они счастливы, но стоит заглянуть в их глаза в минуты задумчивости — и сразу видишь, как глубоки их душевные шрамы. Особенно у Ханчетта. Этот заяц самый мрачный среди них, он почти не смеется, редко улыбается. Иногда я за него беспокоюсь. А иногда… он меня даже пугает. Уртблад посетил Рэдволл через два дня после наших зимних Именин. Полковник Клевистон очень старался вести себя вежливо с этим барсуком, но в конце концов это оказалось выше его сил, так что он и весь Долгий патруль на три дня просто исчезли из виду. (Туннель их нового общежития соединяется напрямую с винными погребами, так что они могли приходить за едой и питьем, не заходя в другие части аббатства.) Думаю, они бы предпочли вовсе уйти в леса, лишь бы не делить одно жилище с этим зверем, но полагаю, их удерживало не только зимнее похолодание. Они попросту не доверяют Уртбладу и уверены, что он представляет угрозу для Рэдволла. Подозреваю, что они наблюдали за ним куда пристальнее, чем кто-либо из нас осознавал, несмотря на то что казались невидимыми. И приятно осознавать, что у нас есть такие бдительные защитники, будь они правы насчет Уртблада или нет. Этот Лорд-барсук привез много новостей. Он, наконец, посчитал возможным покинуть Саламандастрон, так как к нему из Северных земель прибыло подкрепление: три сотни лучников из племени Гоо! Они фанатично преданы ему и, получив его зов, немедленно покинули родные края. Леди Мина заверила нас, что все они почти столь же искусны в стрельбе, как она сама. Я пытался представить себе такую силу — и каждый раз воображение отказывало мне. Но мне бы хотелось посмотреть, как теперь Траттон попробует атаковать Саламандастрон! Разумеется, Гоо также патрулируют побережье — именно для этого Уртблад вызвал их в таком количестве, — но для этой задачи они все же не слишком подходят. Белки привычны к жизни в кронах деревьев, а не к бесконечным пробежкам по песчаным берегам. Уртблад пытался уговорить полковника Клевистона вернуть зайцев на Саламандастрон, но, скажем так, не преуспел. Вскоре после этого разговора зайцы совсем исчезли, и появились вновь только после отхода Уртблада. Да, как я уже намекнул, Леди Мина сопровождала Уртблада, как и одиннадцать лисов-мечников, переживших битву. Я думал, что Мина останется в Саламандастроне, но она и Уртблад передали управление крепостью в лапы выдры-капитана Сэйбрука и ласки-капитана Маттуна. Рэдволл, как всегда, оказал гостеприимство всем. Алекс был так рад снова увидеть Мину, что проделал по газону несколько сальто! Более того, беличья леди осталась у нас даже после того, как Уртблад и его лисы отправились в неизвестном направлении, и живет здесь до сих пор. Я искренне верю (и Ванесса с Арлином согласны со мной), что она так же увлечена Алексом, как и он ею. Пока о свадьбе речи не заходило, но я сильно удивлюсь, если к концу весны они не поженятся. Весной звери особенно подвержены романтическому настрою, и трудно противиться зову природы. Но вернемся к Уртбладу. Он по-прежнему твердит, что впереди нас ждет страшное бедствие, и все еще стремится укрепить связи между Саламандастроном и Рэдволлом. Его последняя мысль в этом направлении весьма любопытна. Он считает, что наши Спарра могли бы доставлять послания на побережье за день, если бы им не приходилось преодолевать весь путь без остановки. Для этого он предлагает создать серию «перевалочных станций» — одну с нашей стороны гор, другую с той, а третью посреди Западных равнин, чтобы вестники могли отдыхать, есть и пить на пути туда и обратно. Пока неясно, смогут ли воробьи преодолеть высокие горы, но Вышекрылу воспринял идея понравилась, так что посмотрим. Если бы у нас уже был такой способ связи, когда два барсука схлестнулись в смертельной вражде, возможно, мы бы знали больше, чем знали тогда. Хотя, конечно, можно возразить, что Уртблад и так использовал для этого своих птиц… но ведь он держал их исключительно при себе… Если из последнего визита Уртблада и вышло что-то обнадеживающее, так это то, что он открыто признался в том, что использовал Браудера, чтобы выманить брата из Саламандастрона, и извинился перед Ванессой за то, что втянул имя нашего Аббатства в свой замысел. Он по-прежнему настаивает, что лишь пытался спасти жизни, и искренне сожалеет о гибели Уртфиста и стольких зайцев. Что же касается оружия из сокровищницы Лордов-барсуков, то разговор между Ванессой и Уртбладом оказался весьма любопытным. Привожу его так близко, как позволяет моя, увы, несовершенная память: — Вы намеренно спровоцировали Уртфиста на нападение? — Аббатиса, я должен был защищать свою армию наилучшим образом. — Да, но вы пытались спровоцировать атаку? — Аббатиса, я — владыка горы. Это оружие принадлежало мне, и я распорядился им, как считал нужным. — Да, но вы хотели этого? — Аббатиса, речь шла о безопасности всех земель. — Да, но разве вы не предвидели, что спровоцируете нападение? — Аббатиса, мое пророческое видение имеет границы. — Милорд, вопрос очень простой: хотели вы вызвать нападение или нет? — Все гораздо сложнее, чем кажется, аббатиса... И так далее. Как бы прямо его ни спрашивали, Уртблад не давал ни утвердительного, ни отрицательного ответа. Когда Ванесса начинала терять терпение от его уклончивости, он просто спокойно ждал, когда она успокоится, молча и безо всякого выражения на лице. Всё происходящее выглядело крайне странно, и я до сих пор не знаю, что это значит. Если бы он лгал, просто чтобы нас успокоить, он бы наверняка все отрицал. Но он этого не сделал. Возможно, это загадка, на которую никогда не суждено получить ответа. Все братья и сестры нашего любимого аббатства чувствуют себя хорошо. Арлин, кажется, с каждой сменой сезона становится только моложе; вчера я видел, как он стоял на стене и ловил первые снежинки языком, словно юный звереныш. Клянусь, он даже бодрее и крепче, чем был прошлым летом! Вместе с Ванессой они дают Рэдволлу ту сильную лапу правления, что так необходима в эти неспокойные времена. Сестра Аврелия и Маура за эти два сезона сблизились. Наша дорогая барсучиха призналась мне, что по-прежнему скорбит о Махусе, временами до самой сердечной боли, и в такие минуты ищет утешения у Аврелии. Наша хранительница Лазарета тоже скучает по тому лису — ведь именно с ним она вместе спасала Сайруса. Мне кажется, даже сами мыши-братья не горюют о Махусе так сильно, как они. Сайрус полностью оправился от раны, полученной прошлым летом. Теперь он с братом снова звонит в колокола Маттиас и Мафусаил каждый день, и как же чист и радостен этот звон! Маура была достойной заменой, но никто не умеет обращаться с колоколами так, как эти два юных мастера! Cирил много времени проводит с сестрой Аврелией и даже с самой аббатисой Ванессой, изучая азы целительского дела в память о Махусе. Но мне кажется, его сердце не в этом. Он узнаёт много полезного, но глубоко в душе, думаю, он так и не отказался от мечты стать воином. После событий в Саламандастроне он старается избегать подобных разговоров. Но однажды Рэдволлу может понадобиться новый Чемпион, чтобы поднять меч Мартина, а Сирил — достойный кандидат, как никто другой. Братья больше не помогают мне в архивах. Я прекратил поиски предсказаний о наших днях еще прошлым летом и не собираюсь к ним возвращаться. После обнаружения тех загадочных стихов, намекающей на то, что наша эпоха (а может, и все грядущие времена) скрыта от взора наших основателей, меня не покидает тревога. С одной стороны, захватывает дух осознавать, что мы стоим на пороге новой истории, которую пишем сами, истории, которой не было предначертано. С другой… пугает сама мысль, что сила Уртблада так велика, что он смог отсечь эту эпоху — а возможно, и все последующие — от прошлого. И пугает не меньше, что подобный груз пророчества лежит всего на одном звере. Все сводится к Уртбладу. Он добр или зол? Друг или враг? Честен или обманщик? Зайцы убеждены, что он воплощение зла, но, конечно, они так и будут думать; от них трудно ожидать бесстрастности в этом вопросе. Хотя он сам по себе вызывает беспокойство, и события вокруг него были сомнительными, он все же лорд Саламандастрона и не причинил нам прямого вреда. Мы знаем, что под его началом служат многие достойные звери. Неужели они все ошибаются? Ванесса твердо отказывалась принимать чью-либо сторону, пока Уртблад и Урфист сражались. Но теперь эта война окончена. Урфист мертв, и Уртблад бесспорно контролирует прибрежные земли, возможно, за исключением Траттона. Этот барсук обладает великой военной мощью, возможно, большей, чем когда-либо имел кто-либо из его рода. В глубине души я чувствую, что если такая сила когда-либо будет направлена против нас, мы наверняка падем. Однако у меня есть веские основания для надежды. Уртблад имел возможность завоевать нас, но не сделал этого. Ложь, которую он дал Браудеру для передачи Урфисту, вполне могла бы осуществиться, если бы он был настроен совершить такую жестокость. Мы впустили его в наш дом, доверяя ему. Судя по рассказам о битве при Саламандастроне, я не сомневаюсь, что Уртблад действительно мог бы убить нас всех на том первом совете в Пещерном зале, и мы были бы бессильны его остановить. Точно так же мы впустили его войско в Рэдволл; тогда нас тоже могли бы захватить и покорить, но этого не произошло. И несмотря на историю с Сайрусом, я бы сказал, что мы вышли из нее даже лучше, чем были. Мы обрели друзей, которых иначе не встретили бы. Много раз я слышал, как зайцы упоминали о «предательском» поступке Махуса. Они считают того лиса худшим из злодеев. Винокур, бывший свидетелем тех же событий, сказал мне, что Махус, возможно, совершил самый смелый поступк, что он когда-либо видел. Думаю, все зависит от того, с какой стороны смотреть. Но я стоял прямо над Сайрусом, когда Махус спас его жизнь, вопреки всем ожиданиям, и знаю, что Махус был благородным зверем. Если наши друзья-зайцы так ошибаются насчет него, они могут быть столь же неправы и насчет Уртблада. Но более всего я верю в Рэдволл. Наш дом стоит на протяжении бесчисленных поколений (и я должен знать — я пытался их сосчитать!). Он всегда был убежищем в трудные времена, бастионом против зла, которое время от времени вспыхивает в этих землях. Многие из наших аббатов и аббатис утверждали, что зло никогда не сможет одолеть добро. Рэдволл — это оплот добродетели. Правота всегда была на нашей стороне. Много раз силы зла противостояли нам; и каждый раз мы выходили победителями. Так было всегда и так будет впредь. В будущем появятся новые враги мира, свободы и порядочности, в этом я не сомневаюсь. Мы будем противостоять им так же, как всегда, защищать себя, как всегда, и выстоим, потому что должны. Пока я пишу эти слова, я почти сочувствую врагам Рэдволла, потому что они никогда не смогут победить. Их злодейские пути принесут им лишь смерть и поражение. Мы — Рэдволл. Мы будем стоять, что бы ни случилось. И это самое утешительное чувство, что может испытать благородная душа.

========== Глава 83 ========== Возможно, это был не самые роскошные Именины в истории Рэдволла. Но переубедить в этом обитателей аббатства было бы невозможно. Погода стояла солнечная и прекрасная, поэтому на лужайках расставили столы и скамьи, чтобы хватило места для всех членов их недавно расширившейся семьи. С приближением полудня столы постепенно заполнялись: одно за другим кухонная братия Хью выносила блюда, источавшие дивные ароматы. Самых надежных братьев и сестер поставили на стражу, чтобы дети, зайцы и выдры не слопали всё ещё до начала пира. Хью и его помощники действительно трудились всю ночь, и результат говорил сам за себя. Главным блюдом стал овощной пирог с морковью, картофелем и густой коричневой подливкой, испеченный в самом большом котле, который только влез в печь. Ни один повар прежде не отваживался на такой подвиг, но Хью оказался ему под стать: корочка получилась золотистой и хрустящей по всей границе, а начинка — тягучей и горячей даже в самой середине. Этот кулинарный исполин был окружён двумя пирогами кротов, «глубже некуда»: один — по традиционному рецепту с картофелем, брюквой и свеклой, а второй — экспериментальный, с грибами, луком и водяными креветками, вдохновленный блюдом землероек, которое Винокур попробовал в Саламандастроне. Эти основные блюда дополнял целый ряд салатов, гарниров, хлебов и десертов, каждый аппетитнее другого. Огромный салат из цветов Мшистого леса содержал понемногу всего, что росло в саду, а одуванчиковый салат был украшен ломтиками помидоров, толчеными желудями и тонкими полосками оранжевого чеддера. В гигантском фруктовом салате яблоки, сливы, груши и айва плавали в густом медовом сиропе. Сладкий крем из луговых трав украсили свежей клубникой. Те же самые ягоды вошли в огромный кекс, который пришлось нести вдвоем. Для заправки салатов предлагался пряный сливочный соус или масло с уксусом. Среди сортов хлеба можно было найти как грубый пшеничный, так и мягкий цветочный, яблочно-пряный, медовый, ореховый, а также хлеба с сыром, запеченным прямо в тесте, и целое сборище варений — ежевичное, малиновое, клубничное, красносмородиновое и виноградное. Морковный кекс с глазурью приготовили специально для зайцев. Рядом возвышались колеса и бруски белого, желтого и красного сыра, а также стоял горшочек с фирменным горячим сырным фондю от брата Хью. На десерт подавали крыжовниковую крамбль с мускатным кремом, многослойные пирожные с взбитыми сливками, лесной сливовый пирог с масляничным кремом и пудинги всех мастей. Когда Хью дал знак, что всё готово, Сирил и Сайрус помчались к колокольне и с азартом затянули за веревки, возвещая начало пира. Из-под высокого свода аббатства вырвался целый рой воробьев и стремительно спикировал вниз, чтобы присоединиться к земляным зверям. Каждые мышь, крот, белка, еж, выдра, заяц, барсук — да, и горностай с лаской тоже — заняли свои места за столами. Исключение составил только невысокий детский стол, а также богато украшенное кресло настоятельницы во главе самого большого стола. Всем прочим было дозволено садиться, где вздумается. А поскольку рэдволльцы славились тем, что прекрасно ладят друг с другом, куда важнее было поскорее занять место, чтобы приступить к еде, чем выбирать, кто окажется по соседству. Всё же Брогген и Смоллерт стали исключением — Сирил и Сайрус позаботились о том, чтобы их новые друзья разделили с ними свой первый Праздник Именин в Рэдволле. Наконец, все заняли свои места и устроились как следует. По традиции, никто не мог даже отведать ни крошки, ни пригубить ни глотка из этого богатого пира, пока настоятельница не произнесет благодарственную молитву и официально не объявит название нового сезона. В ожидании наступила тишина, нарушаемая лишь приглушенными смешками за детским столом да сдержанными воробьиными пересудами. Хоть рэдволльцы и были готовы наброситься на угощение, не меньший их интерес вызывало имя, которое получит эта осень. Ванесса упорно отказывалась давать даже малейший намек на свой выбор, так что предположения строились самые разные. — Дорогие мои друзья, — начала Ванесса. — Знаю, вы все с нетерпением ждете благодарственную молитву и название сезона, поэтому я решила немного отступить от традиции и объединить их воедино. В честь Винокура, нашего бесстрашного посланника мира, и в честь Долгого патруля, ставшего частью нашей семьи, я сочинила для этого особую молитву. Начнем. За всеми столами звери взялись за лапы с соседями и склонили головы в благоговейном молчании. В стороне от основного собрания воробьи опустили головы так же, а некоторые из них даже коснулись друг друга кончиками крыльев. Ванесса начала молитву, и ее ясный голос донесся до каждого уха. Дар садов, пруда, полей, Мы разделим поскорей. Выдра, белка, заяц, крот — Вместе крепок наш оплот! Друг пернатый в небе мчит, Барсучиху-мать почтим. Вспомним тех, кто и вдали, Путь домой их охрани! В бурях, стужах, средь войны Больше ценим свет любви. И друзьям мы скажем вновь: Мир вам, счастье, добрый кров! Так, с надеждой говоря, Славим Осень Зайцев-Вояк! Вокруг раздались одобрительные возгласы: старожилы Рэдволла поднимали кубки за своих новых друзей-зайцев. — Как вам это, полковник? — спросил Монтибэнк у Клевистона; командир Длинного патруля и шкипер выдр аббатства очень полюбили друг друга, как и все зайцы и выдры в целом. — Вы, куцехвосты, получите целый сезон, названный в вашу честь! — И вполне по заслугам, — вставил Джефф. — Их появление — самое заметное событие в Рэдволле в этом сезоне, так что именя как нельзя кстати. Отличная работа, Ванесса! — Браво! Браво! — закричали сразу несколько голосов. — За Долгий патруль! Ура! Клевистон и Тревеллер выглядели немного неловко от всех этих похвал, но выдержали момент с должным офицерским изяществом. — Спасибо, аббатиса. Спасибо вам, добрые звери. — Речь! Речь! Тревеллер подтолкнул своего старого друга в ребра. — Им нужна речь, Клеви. Слегка взволнованный, Клевистон поднялся на ноги и обратился к окружающим его зверям. — Полагаю, это означает, что нас приглашают остаться здесь на некоторое время, во? Не могу сказать всем вам, что значит для нас ваша дружба, — никакие веселые слова не передадут этих чувств. Слова никогда не были моей сильной стороной, но кое-что я знаю, и я уверен, что вы все со мной согласитесь. Полковник сделал драматическую паузу. Все звери наклонились вперед, напряженно следя за каждым словом. — Еда остывает! — объявил он. — Так что хватит болтать — давайте есть! Теперь аплодисменты стали просто громогласными. За детским столом, в частности, шум усилился, но лишь на мгновение: после этого они были слишком заняты едой. Ванесса сказала Клевистону: — Имя я выбрала в честь того, кем вы всегда были и через что прошли, полковник. Но теперь, когда вы все — жители Рэдволла, я искренне надеюсь, что вам никогда больше не придется вести войну до конца своих дней. — И вы, и я, аббатиса, — кивнул Клевистон. — И вы, и я. * * * В целом, праздник Именин удался на славу. Для тех, кто давно живет в аббатстве, ни одна еда не была такой вкусной, ни один напиток не был таким освежающим, как в тот кристально чистый день середины осени. А для тех, кто впервые попал на Именины, это было все равно что шагнуть в совершенно новый мир невиданных доселе удовольствий. Брогген и Смоллерт были в растерянности от такого изобилия, которое предстало перед ними. Ну, почти. Сирил сидел между лаской и горностаем, а Сайрус — по другу лапу Смоллерта. Оба мышонка были поражены тем, сколько еды набрали их новые друзья за день. Да, Смоллерт и Брогген очень следили за своими манерами за столом, стараясь не выставлять себя напоказ перед таким количеством лесных жителей. Но правильное использование посуды, вежливые просьбы о добавке, вытирание губ салфетками и тщательное пережевывание каждого кусочка не могли скрыть того факта, что они поглощают достаточно еды и питья, чтобы лопнуть. — О-о-о, — простонал Смоллерт в гастрономическом восторге, — я и не знал, что существует такая вкуснятина, даже здесь, в Рэдволле! Эта еда лучше самой жизни! — Я бы не стал заходить так далеко, дружище, — сказал Брогген за третьим куском розового торта с заварным кремом. — Именно такая еда делает жизнь достойной! — Он сделал паузу, чтобы взъерошить шерсть на голове Сирила. — И такие друзья тоже! — Но что такое хорошая еда без хорошей выпивки? — Смоллерт наполнил кружку октябрьским элем, а затем протянул кувшин Броггену. — Что ты пьешь, дружище? Шипучку для малышей! Вот, попробуй, это то, что нужно взрослым зверям! Горностай вежливо отказался. — Я не смею пить спиртного! Однажды на севере я попал в беду, напившись, и это чуть не стоило мне жизни, так что я зарекся. Но все равно спасибо, приятель-нахлебник! — Кого это ты называешь нахлебником? — добродушно поинтересовался Смоллерт, убирая кувшин с элем. — Тебя, дружище. Потому что у тебя на усах малиновое варенье! — Да? А у тебя розовый крем свисает с конца усов! И выглядишь ты очень красиво! К счастью для тебя, в Рэдволле нет других горностаев, потому что один из них мог бы принять тебя за милую горностаиху и сделать своей женой! — Ну, это легко исправить, — Брогген с наслаждением облизал кончики усов. — Эй, кто-нибудь еще хочет последнюю порцию лугового крема с заварным пудингом? ========== Глава 84 ========== — Во, кто это там? — вслух спросил лейтенант Галлатин, глядя на западные стены. — Похоже, Ханчетт, — сказал сержант Траубер, последовав за его взглядом. Он повернулся к Клевистону. — Этот парень меня беспокоит, полковник. С тех пор как он очнулся и узнал, что лорд Уртфист пал, он, похоже, сам не свой. Чуть было не передумал идти с нами в Рэдволл. Может, кто-нибудь поговорит с ним? Тревеллер отложил тарелку и поднялся. — Отличная мысль, сержант! Вы тут охраняйте провизию, а я займусь этим... Ух! Мышь-соня Каффи, вовсю колотил старого зайца по бедру, пытаясь привлечь его внимание. У него это прекрасно вышло. — Хочу покататься, мистел Тлеввел! — Ах, вот как? — Тревеллер присел на корточки, заглянув малышу в глаза. — Ну, ничего бы мне не хотелось больше, мой юный удалец! Но сперва мне надо проведать старого друга. А тебе, полагаю, не мешало бы посидеть смирно, чтобы пища в животе улеглась. А то меня тут же заставят носить тебя на плечах по всему двору, ты укачаешься, заболеешь, и тогда придется глотать гадкие снадобья сестрицы Аврелии! — Б-л-л, гадость! — Каффи поморщился и тут же плюхнулся на траву. — Посижу тут, чтобы живот не болел, мистел Тлеввел! — Вот умница! Жди меня, мигом вернусь! Старый заяц бодро зашагал через лужайку и взбежал по лестнице на западную стену. Ханчетт стоял на зубцах крепости, не на самой дорожке, а прямо на каменной кладке — еще шаг, и он бы сорвался на тропу у подножия стены. — Видом любуешься, Ханч? Ханчетт посмотрел вниз. — Как думаешь, с такой высоты можно насмерть разбиться? — глухо спросил он. — Не исключено, — ответил Тревеллер, между делом ухватив его за хвост и мягко подтолкнув обратно на дорожку. Ханчетт послушно слез со стены. — Но нам здесь такое ни к чему, верно? Заяц помладше молчал, глядя на запад. — Ты даже не представляешь, как мы удивились, увидев тебя вчера. Все думали, Уртблад тебя не отпустит. Да и вообще, выживешь ли ты после того, в каком состоянии мы тебя оставили. — У него теперь Саламандастрон, — ответил Ханчетт. — На кой я ему сдался? — По мне, он хотел сделать из тебя показательный пример. Тираны никогда не довольствуются тем, что уже у них есть. К тому же, ты лишил его правой лапы. На лице Ханчетта появилось отстраненное выражение. — Это я погубил лорда Уртфиста. Он погиб из-за меня. Теперь у Уртблада и Саламандастрон, и всё побережье, и вся Страна Цветущих Мхов под угрозой. Пророчество сбывается, и всё из-за того, что я натворил. Конечно, он меня отпустил — я сделал ему самое большое одолжение, какое только могло быть. И теперь мне жить с этим... если смогу. — Да постой-ка ты, братец! — возмутился Тревеллер. — Я тоже там был, всё видел. Причём лучше, чем ты, потому что тебя сплющило, когда всё еще шло полным ходом. Лорд Уртфист погиб потому, что Уртблад воткнул свой клятый меч ему в череп! И потому, что тот предатель-лис ударил его сбоку! — Чего бы не случилось, если бы я не вмешался в их поединок. — Это никогда не объявлялось поединком, — возразил Тревеллер. — И мне, и другим потом говорили: любой с обеих сторон мог бы в любой момент вступить в бой. — Но никто не вступил до меня, — упрямо сказал Ханчетт. — Если бы я не лез, лорд Уртфист был бы жив. Тревеллер упер лапы в бока. — Не знаю, какой бой видел ты, дружище, но Уртфист проигрывал Уртбладу еще до того, как ты вмешался. Он был измотан, и становилось только хуже, а Кровавый Гнев ему только мешал. Уртблад в любом случае победил бы! Но Ханчетт не шелохнулся. — Как бы там ни было, — добавил старый разведчик, — ты поступил чертовски храбро, бросившись на помощь лорду Уртфисту, когда остальные стояли без дела. Но иногда даже самые отважные поступки не спасают от поражения. По мне, так ты герой. — Здесь, в аббатстве, считают, что героем был лис. — И что с того? Он подружился с теми добрыми зверями, вот они его и оплакивают, как и подобает достойным существам. Я на них за это не в обиде, и ты тоже не должен. Они теперь наша семья, а после всего, через что мы прошли, нам чертовски повезло ее обрести. Тревеллер взял Ханчетта за плечи и развернул его так, чтобы тот смотрел на просторы аббатства. — Хорошенько глянь, Ханч. Посмотри внимательно на этих радостных, добрых зверей, на всех этих беззаботных малышей. Не отворачивайся, пока этот чудесный вид не запомнится тебе навсегда. Ханчетт нехотя подчинился, но мрачно пробормотал: — Если вы скажете, что мне надо радоваться ради них, это не сработает, сэр. У меня внутри больше нет такой радости. — Может, и нет. Но я бы никогда не приказал кому-то радоваться против воли. Дело не в этом, Ханчетт. Дело в твоей ответственности. Теперь ты ясно запомнил картину осеннего праздника в Рэдволле? Ханчетт кивнул. Тревеллер медленно развернул его обратно, к западу. — А теперь смотри туда, насколько хватает глаз, и скажи мне, что ты видишь. — Наше прошлое, — пробормотал Ханчетт. — То, к которому нам уже не вернуться. — Ошибаешься, дружище. Это наше будущее. Единственный вопрос — каким оно будет? Впервые Ханчетт посмотрел на Тревеллера так, будто действительно видел его, и в его взгляде было недоумение. — Вы о чем? — Ты видишь равнины, а за ними горы — всего лишь туманную линию на горизонте с такого расстояния. Где-то за ними, там, куда мы не можем заглянуть, лежит Саламандастрон, и Уртблад теперь уютно устроился внутри. Если лорд Уртфист был прав насчет него, настоящая борьба только начинается. Если так, можно ждать, что волна бед хлынет сюда именно с той стороны и разобьется о самые эти стены. А теперь, ты еще держишь в памяти картину осеннего праздника? Представь себе этих славных зверей и их детишек, оказавшихся в том же ужасе, что мы пережили. Теперь мы рэдволльцы, Ханч, и это наш дом, который мы обязаны защищать. Забудь о Саламандастроне и побережье — теперь это владения Уртблада, и он сделает с ними, что захочет. Но это не значит, что наша работа окончена, даже близко нет. У нас теперь двойная обязанность: мы по-прежнему Долгий патруль, но мы и жители этого аббатства. А это значит, что мы должны защищать его и его обитателей, если потребуется — ценой жизни. Может, такой день никогда не настанет. А может, однажды Уртблад явится к воротам Рэдволла, чтобы захватить его. И тогда добрая аббатиса будет нуждаться в нас, во всех нас — в каждом зайце, в каждой паре сильных лап, чтобы помочь ей удержать натиск зла. Ты должен быть там, Ханч. Если то, что случилось в Саламандастроне, тяготит твою душу, подумай об этом дне. Мы не можем позволить себе потерять тебя. Если надежда на счастье действительно оставила тебя, у тебя остается другое — цель. Ты солдат, и полковник еще не списал тебя со службы. Так что, если ты думаешь, будто тебе больше незачем жить, подумай еще раз. Тебе просто нужно самому решить, какой путь выбрать: жизнь среди дорогих друзей, которым ты по-настоящему не безразличен, или же мрачное существование воина, чья единственная цель — оставаться настороже в ожидании следующей битвы. Выбор за тобой. Мы будем рядом в любом случае. Но твой путь еще не окончен. Если бы это было так, ты бы никогда не ушел из Саламандастрона живым. Так что привыкай, приятель, ты здесь надолго. В глазах Ханчетта вспыхнул холодный огонь. Вид этот был не из приятных, но хотя бы безысходность исчезла. — Мне нужно обдумать ваши слова, сэр. — Ради этого я их и говорил. Думай столько, сколько потребуется. А я, пожалуй, вернусь к пиршеству. У меня там мышонок ждет меня для поездки верхом. Может, увижу тебя там через минуту? — Поживем — увидим. Ханчетт пристально смотрел в сторону западных гор. Лучше, чем глядеть вниз, на твердую дорогу внизу, подумал Тревеллер. Он хлопнул молодого зайца по плечу, затем оставил его наедине со своими мыслями. У подножия лестницы его встретила Маура. Барсучиха наблюдала за их разговором сверху. — Что-то случилось? — спросила она. — Ничего, что время не исправит, — ответил Тревеллер и пересек лужайку туда, где его терпеливо ждал Каффи. * * * Впервые за всю память рэдволльцев после Осенних именин не осталось никаких остатков. Каждая крошка хлеба и пирога, каждый лист салата, каждая капля соуса и крема — всё было съедено, оставляя после себя лишь пустые миски и довольные улыбки. Брат Хью с гордостью бродил между опустевшими столами, радуясь, что его труд не пропал даром. Когда солнце скрылось за западной стеной, многие направились в Пещерный зал, где уже пылал огонь в огромном камине. На лужайке остались самые неугомонные: одни играли, другие гуляли среди садов. Винокур с Рафтером упражнялись в бою на палках у пруда, другие выдры резвились в воде. Брогген, по традиции, был посвящён в «почётные выдры» не совсем добровольным купанием. Смоллерт показывал свое мастерство в лапопашной борьбе, и только Монти смог его одолеть. Остальные поединки прекратились, когда участвовать в них вызвалась Балла — никто не решился бороться с ежихой! Тем временем аббатиса Ванесса, Арлин и зайцы помогали брату Хью прибирать посуду. — Такого не было ни на одном осеннем празднике, — заметил Арлин. — Нам бы спросить Джеффа, — добавила Ванесса. — Он точно знает, бывало ли такое раньше. — Осторожнее, — улыбнулся Арлин. — Он ведь залезет в архивы и не выйдет оттуда до середины зимы! — Зато мне гораздо приятнее убирать пустую посуду, чем полные тарелки, — Хью с понес очередную стопку в кухню. — А угощение и впрямь было замечательное, — одобрительно сказал Клевистон. — И в самом деле, — согласно кивнул Галлатин, но с легкой тоской поглядел на опустевшие блюда. — Хотя, если можно одно крошечное замечание… порции могли бы быть чуточку побольше, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Брат Хью закатил глаза и, ничего не ответив, поспешил к кухне. Клевистон тем временем продолжил: — Аббатиса, а где вы будете размещать Гуосим, когда они придут на зиму? Ведь даже для нас пришлось копать отдельное крыло! — Пещерный зал тогда превращается в общий спальный зал, — пояснила Ванесса. — Гуосимы привыкли спать на открытом воздухе, так что теснота их не смущает. Да и тепло от всех тел помогает поддерживать уют даже без огня. Вам с зайцами, думаю, тоже будет уютнее там, особенно в самые холодные ночи. Клевистон задумчиво кивнул. — Надо сказать, вы, рэдволльцы, умеете устраивать жизнь. — Главное, что первый ваш осенний праздник удался, — добавил Арлин. — И многие впереди! — с улыбкой сказала Ванесса. Ночь окончательно окутала аббатство. Над стенами сияли яркие звезды, догорали факелы, а из-за открытых дверей доносились смех и веселые голоса, певшие нестройную песню. — Кажется, некоторые из моих нашли дорогу в Пещерный зал, — заметил Клевистон. — Это Смоллерт, — усмехнулся Арлин. — Кажется, он немного перебрал октябрьского эля. — Похоже, что так, — кивнула Ванесса. — Хотя кое-кто ему подпевает. Слышите? Это зайцы. — А еще басовые голоса выдр, — добавил Арлин. Клевистон улыбнулся, глядя на свет, исходящий из открытых дверей. — Ах, Рэдволл… — вздохнул он. — Изгнанник мог бы найти себе и худший дом. Да что там, не мог бы найти лучше! Аббатиса, аббат, от всего сердца благодарю вас за то, что приняли нас и позволили сделать ваш дом нашим. Это значит для нас больше, чем я могу выразить. — Добро пожаловать домой, полковник, — тепло ответила Ванесса. И, неся последнюю посуду, они вошли в аббатство, присоединяясь к празднику, который, казалось, не закончится еще долго.

========== Глава 80 ========== Полдень пришел и ушел без звона колоколов и без подачи обеда. Чувства были слишком сильны, чтобы хоть кто-то из взрослых чувствовал аппетит. Однако к полднику детвора начала настойчиво напоминать, что их животы тоже требуют должного внимания. Ванесса решила решить сразу два вопроса сразу. Поскольку Винокур дал ясно понять, что расскажет свою историю только один раз и только взрослым, настоятельница попросила брата Хью и Баллу принести для малышей угощение из сладких хлебцев и ягодных настоек, чтобы они могли перекусить на солнечной лужайке. Пока дети будут заняты, взрослые смогут собраться в Пещерном зале и выслушать рассказ Винокура о битве за Саламандастрон. Маура отвела Ванессу в сторону, когда та объявляла свой план. — Я очень хочу услышать, что расскажет Винокур, — призналась барсучиха, — но кто тогда присмотрит за малышами? — Кхм! — раздалось громкое откашливание, и в разговор вклинился Тревеллер, высовывая голову поближе к ним. — Простите, дамы, но если у вас нет возражений, мы могли бы позаботиться о малышатах. Нам, кто пережил ту бойню, незачем вновь ее слушать. А так мы будем при деле, да и почувствуем себя полезными. — Он прав, настоятельница, — поддержал его полковник Клевистон. — Долгому патрулю незачем спускаться вниз, мы и так слышали рассказ Винокура по дороге сюда. Мы будем только рады помочь вам с детьми. Тем более, если уж мы собираемся тут жить, пора начинать приносить пользу, во? — Останетесь ли вы в нашем аббатстве, еще предстоит решить, — заметила Ванесса, а затем повернулась к Мауре. — Что скажешь, Маура? Доверим им детей на пару часов? Барсучиха строго оглядела Клевистона и Тревеллера. — Мне это не нравится, Ванесса. Оставить наших драгоценных малышей на попечение незнакомцев, что причинили нам столько неприятностей… — Простите, матушка-настоятельница, матушка Маура, но разве мое мнение тут не имеет значения? — вставил стоявший рядом Винокур. — Я прошел весь путь с этими зайцами, и для меня они — не чужие. А в чем, собственно, их вина перед Рэдволлом? Ванесса оглядела зайцев. В их взглядах читалась не враждебность, а что-то иное — нечто тяжелое, почти надломленное. Да, она легко могла поверить, что они не хотят переживать своё поражение заново; этого им хватит и в ночных кошмарах. Но нигде в этих глазах она не видела ни злобы, ни дурных намерений. Эти существа были ранены не только телесно, но и душой, и им требовалось исцеление — такое, какое могло дать только Рэдволл. — Ты им доверяешь? — спросила Ванесса у Винокура. — Настоятельница, я бы доверил этим зайцам свою жизнь. И жизнь каждого рэдволльца, что мне дорог. В бою они ужасны, но если они на твоей стороне, лучшего друга не найти! Они не могут больше жить в Саламандастроне, но я слышал, как они говорили, что хотят посвятить себя защите Рэдволла. И я не сомневаюсь, что они готовы отдать за нас свои жизни. А если ты не можешь доверить детям того, кто готов за них умереть, то кому вообще можно доверять? — Ну что ж, меня это устраивает. — Ванесса повернулась к Клевистону и Тревеллеру. — Работа ваша. Считайте это вашим испытательным сроком. Если справитесь, найдем вам и другие обязанности. С края группы подал голос Брогген: — Э, матушка-аббатиса? А можно мне тоже остаться с малышами? Я потерял лучшего друга, Янси… хочется хоть ненадолго выкинуть это из головы. Шерсть Мауры моментально встала дыбом. — Горностай! Присматривать за нашими детьми! — воскликнула она. — С зайцами я еще могу смириться, Ванесса. Но это уже слишком! Сирил тут же вступился за друга. — Брогген — хороший зверь, настоятельница! Он ничего плохого не сделает! Я ручаюсь! — Ты ручаешься? Ну что ж, тогда оставайся с ним. Думаю, Брогген будет рад твоему обществу. — Да, я был бы очень рад! — радостно воскликнул горностай. Но Сирил загрустил — ведь он хотел услышать рассказ Винокура. Угадав его мысль, выдра потрепал лапой голову мышонка и ободряюще улыбнулся. — Не переживай, Сир. Я расскажу тебе, что захочешь, в другой раз. Специально для тебя и Сайруса. Ведь вы оба были очень близки с Махусом. — Ты же хочешь, чтобы Брогген мог жить здесь, верно, Cирил? — сказала Ванесса. — Давай посмотрим, как он справится. Я не буду принимать никаких решений, пока не поговорю с ним как следует. А пока оставайтесь тут и наслаждайтесь этим чудесным днем. — Э, да, матушка-настоятельница. Маура приблизила Винокура поближе к себе. — Ты же знаешь этого горностая. Ты уверен, что он не представляет угрозы для наших малышей? — Спроси этих зайцев, если не доверяешь мне. — Мышонок прав, — подтвердил Клевистон. — Этот горностай порядочный малый, как бы трудно в это ни было поверить. Но не беспокойтесь, мэм, мы будем за ним приглядывать, чтоб, если что, сразу поставить его на место. — Ну, теперь я прямо-таки спокойна, — пробормотала Маура без особого убеждения. Вскоре на лужайке накрыли угощение, которого вполне хватило бы, чтобы продержать всех аббатских малышей — а заодно и их заячьих и горностаевых нянек — сытыми до самого вечера. Маура, еще качая головой, отправилась с Ванессой и Арлином вниз, в Пещерный зал. — Не знаю, Несса, — недовольно пробормотала она. — Как можно доверять такому зверю? — По-моему, — с улыбкой заметил Арлин, — ты говорила то же самое про одного лиса… Лиса, о чьей смерти сегодня плакала, как и все мы. — А еще не забывай о Смоллерте, — напомнила Ванесса. — За время, что он живёт в Рэдволле, он полностью доказал свою порядочность. Маура открыла было рот, чтобы возразить, но передумала и кивнула: — Вы правы, оба. Винокур, Сирил и эти зайцы ручаются за Броггена, так что я дам ему шанс, пока не узнаю его получше. Просто, когда речь заходит о наших детях, я становлюсь слишком… осторожной. — И правильно делаешь, — Ванесса похлопала подругу по спине. — И не смей когда-либо переставать быть такой! * * * Пока Винокур рассказывал о своих приключениях, по Пещерному залу разносили подносы с медово-ирисовыми лепешками и кувшины с прохладным мятным чаем и сидром. Большой стол отодвинули к стене, чтобы выдру было удобнее — он сидел на нем, скрестив лапы, а все остальные рэдволльцы расположились вокруг, образуя огромный полукруг, почти заполнивший просторный подземный зал. Винокур немного стеснялся, оказавшись в центре такого внимания, но он знал, что это необходимо. А после всего, через что ему пришлось пройти, справиться со страхом сцены оказалось проще простого. Рассказ затянулся почти до самого заката. Многие события обитатели аббатства уже сумели сложить в общую картину из рассказов землероек. Но все же было завораживающе слышать подробное описание подводного корабля от того, кто видел его и изнутри, и снаружи, а также узнать о ночном захвате Саламандастрона гораздо больше, чем могли рассказать зайцы. А вот о самой битве в тот день в Рэдволле узнали впервые. Винокур не опустил ни одной подробности из того, что видел у входа в тоннель в тот кровавый полдень, и о страшных последствиях сражения он рассказал всё, что знал. Дойдя до гибели своего отца, он едва не прервался, но всё же сумел заставить себя говорить. — Хотел бы я, чтобы это рассказывал Александр, — сказал он дрожащим голосом. — Он видел всё так же ясно, как и я. Он был там в последние минуты моего отца. И в последние мои, тоже… если бы не он. В тот день пролилось немало слез — не только о погибших друзьях, но и о самом масштабе потерь с обеих сторон. Никогда прежде в Рэдволле не слышали таких рассказов, и мирные лесные жители были потрясены жестокостью описанных событий. Когда Винокур закончил, Ванесса сказала: — Вчера, получив весть от воробьев, я думала, стоит ли нам готовить праздничный ужин или дождаться новостей. Сейчас я рада, что решила не устраивать торжества. Это не время для веселья. Давайте посвятим ближайшие дни памяти наших дорогих друзей и близких, ушедших из этого мира: Варнокура, Махуса, Янса и всех остальных, даже тех, чьи имена нам так и не довелось узнать. Мы устроим пир в честь благополучного возвращения Винокура, но не сегодня. Она повернулась к нему: — Завтра — последний день лета. Послезавтра мы могли бы устроить Именной день нового сезона, но можем и отложить его на осень. Решать тебе. — Я и не заметил, как лето подошло к концу, — признался Винокур. — В дороге дни теряют счет. Но насчет праздника я могу сказать точно: Александр спас мне жизнь, и я не хочу устраивать пир, пока он не вернется. Я предлагаю дождаться его… а потом закатить такой пир, какого еще не бывало в Рэдволле! Все с громкими одобрительными возгласами подняли свои кубки. — Тогда так и решено! — кивнула Ванесса. — Подождем Александра. И, возможно, узнаем, станут ли наши новые друзья с лужайки постоянными жителями аббатства. Тогда мы сможем отметить и Именной день, и возвращение, и принятие в семью разом! Крики одобрения снова наполнили Пещерный зал, поднимая настроение каждому, кто находился внутри. Винокур наклонился к Ванессе, чтобы она могла услышать его сквозь шум: — Ты сказала, что мы могли бы отметить Именной день уже послезавтра. Значит, ты уже выбрала имя для нового сезона? Ванесса таинственно улыбнулась: — У меня есть кое-какие мысли. * * * Когда взрослые, наконец, вышли из Пещерного зала и поднялись на лужайки Аббатства, их встретил радостный смех детворы, резвящейся в золотистых лучах заходящего солнца. Зайцы Длинного патруля окончательно забыли о чести и достоинстве и носились по траве, веселясь, как дети, прыгая, танцуя и борясь наперегонки с теми самыми малышами, за которыми они должны были присматривать. Ванесса и Маура застали полковника Клевистона, стоящего на четвереньках, пока ежонок Дорж катался на его спине. Ванесса едва не прыснула со смеху, прикрыв рот лапой. — Напомни мне, Маура, кто тут взрослые, а кто дети? Полковник бережно спихнул неугомонного ежонка на траву и встал, пытаясь восстановить хоть немного офицерского достоинства перед Аббатиссой. — Во, эм… эээ… здравствуйте! — Эй! — возмутился Дорж, сидя на траве. — Я еще не накатался! Ванесса сложила лапы на груди, изобразив строгость. — Полковник! Надеюсь, у вас есть достойное объяснение происходящему! — Нам бросили вызов, мэм, — пояснил тот с подчеркнутой формальностью. — А зайцы Длинного патруля никогда не уклоняются от вызова! — Вызов? — Маура хитро прищурилась. — Именно, мэм. Ваши юные шалопаи не верили, что мы сможем их развлечь. Так что пришлось доказать обратное. Нельзя позволять молодежи одерживать верх над старшими, так ведь? Ванесса и Маура не смогли сдержаться и разразились хохотом, пока Клевистон старался выглядеть серьезным, а Дорж продолжал тянуть его за рукав, требуя еще одну прогулку верхом. Тут мимо прошла Мелани, неся на плечах мышонка Каффи. Сказать, кто из них двоих наслаждался этим больше, было сложно. — Ужин скоро? — спросила зайчиха. — У нас тут зверушки проголодались, мэм. Не удержишь их вечно на сладких лепешках да фруктовой шипучке, как бы хороши они ни были! — Надо же! — воскликнула Маура. — Будто вы, зайцы, никогда раньше не видели детей! В глазах Мелани вспыхнул задумчивый свет. — С тех пор, как появилось пророчество Уртблада, Саламандастрон стал не местом для невинных малышей. Детский смех там давно не звучал. Моя младшенькая, Мизагель, была последним зайчонком, рожденным там. — Она пощекотала лапку мышонка, заставив Каффи взвизгнуть и радостно затрепетать. — Я совсем забыла, как это весело. Полковник Клевистон вовсю играл с Доржем, размахивая лапами в шуточном боксе, а ежонок с восторгом уворачивался и отвечал своими «ударами». — Можно сказать и так, мэм, — подхватил он. — Будто ваши малыши тоже раньше зайцев не видели! — Ну, большинство и правда не видело, — признала Ванесса. — Уже много-много сезонов ни один заяц не жил в Рэдволле. Так что для них вы, должно быть, настоящая диковинка. Полковник и аббатиса встретились взглядами и какое-то время молча изучали друг друга. — Не думаете ли вы о том же, о чем и я, полковник? — наконец спросила Ванесса. — О том, что так и должно было случиться? Что мы были предназначены быть здесь, в этом месте, в этот момент, ведя этот разговор? — Именно. Может, судьба и предназначение не просто красивые слова. — Может быть. Но даже несмотря на все потери и всю скорбь, что я ношу в себе, в этот момент я чувствую… спокойствие. Почти счастье. — Я тоже, — тихо сказала Мелани. — Рэдволл умеет творить такие чудеса, — заметила Ванесса. В этот миг через лужайку покатился Тревеллер, а за ним, хихикая, мчался кротик Паджетт. Добравшись до зайца, он крепко вцепился в его уши крохотными лапками-копателями. — Должно быть, это больно, — заметила Маура, наблюдая за картиной. Тревеллер просиял, подняв к ним глаза. — После всего, что я пережил, мэм, это — чистое… — он дернулся. — Ой! — и, улыбаясь, закончил: — Чистое блаженство! ========== Глава 81 ========== В дверь кабинета аббатисы постучали. — Входите, — позвала Ванесса. Дверь приоткрылась, и в проеме появилась голова Броггена. — Э, вы хотели меня видеть, мэм? — Именно так. Проходи, садись, устраивайся поудобнее. Горностай закрыл дверь за собой и выполнил просьбу. Старый аббат Арлин уже занимал одно из двух высоких мягких кресел перед столом Ванессы, так что Брогген занял второе. Ванесса стояла за столом, а рядом с ней, заложив лапы за спину, выпрямился полковник Клевистон. — Доброе утро, Брогген, — с улыбкой кивнула Ванесса. — Надеюсь, завтрак вам пришёлся по вкусу? — О, бесподобно, мэм! Думаю, у вас в Рэдволле и при всем желании плохой еды не выйдет. — Да, брат Хью по праву гордится своим ремеслом. Должна извиниться перед вами и полковником за то, что вам пришлось ночевать под открытым небом. В данный момент у нас просто нет достаточно комнат и кроватей для всех, но мы работаем над этим и стараемся как можно скорее решить вопрос. Клевистон отмахнулся: — Не берите в голову, аббатиса. Мы, зайцы Длинного патруля, привыкли к суровым условиям. Да и после вчерашних забав с вашими малышами мы были так вымотаны, что могли бы заснуть хоть на камнях с шипами. — Ага, — подхватил Брогген, — а трава у вас мягонькая, уютная… Я и глазом моргнуть не успел, как уже спал. — Хорошо, хорошо, — Ванесса внимательно посмотрела на северянина. — Брогген, ты попросил разрешения остаться в Рэдволле навсегда. Я подумала, что нам стоит немного поговорить, чтобы я могла узнать тебя получше. — Имеет смысл, — кивнул Брогген. — У тебя есть защитник в лице юного Сирила, да и Винокур отзывается о тебе весьма хорошо, но я должна сама убедиться, что ты станешь достойным дополнением к нашей семье. Теперь позволь мне объяснить кое-что. Некоторые виды никогда не жили в нашем аббатстве. У нас есть один ласка — мы дали ему приют, потому что в противном случае его бы казнили. Пока он соблюдает наши правила, он может оставаться здесь столько, сколько пожелает. Ты тоже сможешь, но ты должен понять, что значит быть рэдволльцем. Ванесса ненадолго замолчала, подбирая слова. — Видишь ли, звери, подобные хорькам и горностаям — или крысам и лисам, если уж на то пошло, — редко проявляли желание присоединиться к нам. Исторически представители этих видов были нашими врагами, и когда они проявляли интерес к аббатству, то только ради того, чтобы захватить его. Я понимаю, что лично ты не враг Рэдволла, но всё же ты горностай, и мы должны быть уверены, что твой характер или воспитание не доставят нам хлопот. Возможно, это несправедливо, ведь тебя следовало бы судить как личность, а не по тому, кем ты родился. Однако мы не можем не обращать внимания на прошлое и тот вред, что принесли нам звери твоего рода. Поэтому я намерена расспросить тебя куда тщательнее, чем обычно расспрашиваю тех, кто хочет поселиться в Рэдволле. Ты согласен на это? Брогген на мгновение задумался. Затем он широко улыбнулся: — Мэм, если это даст мне шанс стать рэдволльцем, я и на голове постою, если надо! — Я не это имела в виду, — улыбнулась Ванесса. — Но давай начнем с того, что ты расскажешь, почему хочешь жить здесь и что для тебя значит быть жителем Рэдволла. — Мне некуда больше идти, мэм. Я не мог оставаться в армии лорда Уртблада после того, что случилось. Вы хорошо ко мне отнеслись, когда я был здесь в первый раз, и я подружился с Сирилом. Этот мышонок будет сильно скучать по Янсу, как и я, и я думаю, что если смогу остаться здесь, это поможет нам обоим оставить плохое позади и двигаться дальше. Ванесса кивнула: — Продолжай. — Что касается того, что значит быть жителем Рэдволла, думаю, это не сильно отличается от жизни в деревне на севере. Я побывал во многих деревнях во время походов Уртблада и видел, как порядочные звери живут честной жизнью: мамы и папы растят детенышей, фермеры ухаживают за полями, мастера занимаются своим ремеслом — делают, строят, чинят вещи, и все они объединяются в трудные времена, чтобы защитить своё. Раньше я думал, что мне никогда не удастся так жить. Но после тех нескольких дней, что я провел здесь, я задумался: а почему бы и нет? Даже до того, как погиб Янси, я начал задумываться, не бросить ли мне боевую жизнь и не вернуться ли сюда, может быть, построить себе небольшую хижину где-нибудь рядом, если не смогу жить в самом аббатстве. А после того как Янси убили... — Брогген вытер слезу, — другого выхода не было, понимаете? Так что вот я здесь. Арлин продолжил: — Если мы позволим тебе жить здесь, чем ты будешь заниматься? У каждого здесь есть работа или определенные обязанности. Как ты видишь свои? — Ну, как я уже сказал, мой единственный настоящий навык — это метание копья. Думаю, я мог бы быть одним из защитников аббатства. — У Рэдволла уже есть защитники, — сказал полковник. Его тон был слегка надменным. — А с нами это будет вдвойне верно. Брогген взглянул на Клевистона, затем снова на Ванессу: — Они точно остаются? — Они не дали нам повода указать им на ворота, — ответила Ванесса. Горностай сжал челюсти: — Ну, тогда и я не дам! — Я верю, что ты искренне это имеешь в виду, Брогген, — Ванесса сложила лапы перед собой. — Если ты действительно хочешь остаться, мы найдем для тебя занятие, не беспокойся об этом. Моя главная забота — сможешь ли ты соблюдать наши правила и уважать наш образ жизни. Тебе, возможно, придётся к этому привыкнуть. — Вы имеете в виду такие вещи, как быть вежливым и уважительным ко всем сотоварищам, всегда делать, как вы скажете, быть честным и никогда не лгать, помогать любому, кто нуждается в помощи, и никогда не причинять вреда никому, кроме как в защите, и всё такое? — Ну... да, — Ванесса была несколько удивлена. — Ты довольно точно изложил многие из наших правил. Откуда ты это знаешь? — Сирил рассказал мне об этом прошлой ночью. Ваши правила для меня не в новинку; у лорда Уртблада были почти все такие же, и много других. А в его армии зверь мог поплатиться жизнью за их нарушение. Жить здесь будет проще после того, как я провёл дюжину сезонов и более с ним. — Что ж, — Ванесса посмотрела на Клюистона. — Ты знаешь Броггена лучше, чем мы, полковник. Можешь ли ты назвать какие-либо возражения против его проживания в Рэдволле, которые мы могли упустить? — Да, — Клевистон сморщил усы. — Он храпит, как барсук. Ванесса подняла брови: — Брогген и Длинный патруль сражались на противоположных сторонах в недавней битве. Будут ли сложности с этим? Брогген ответил раньше, чем успел полковник: — Если у них нет ссоры со мной, мэм, то и у меня с ними нет. — Полковник? Клевистон вздохнул: — Как он сказал. — Тогда решим так, — Ванесса сказала окончательно. — Брогген, ты можешь остаться здесь нашим гостем по крайней мере до прибытия Александра, и тогда ты будешь приглашён на наш праздник в честь Дня Именин. К тому времени мы достаточно хорошо тебя узнаем и сможем решить, можешь ли ты жить здесь постоянно. Между тем, я могу поручить тебе некоторые несложные задания, чтобы ты попробовал свои силы, если это тебе подходит, и ты сможешь понять, что тебе больше по душе. — Да, мэм. Я бы очень этого хотел, спасибо. — Хорошо. А пока, почему бы тебе не пойти и не насладиться этим прекрасным утром? У меня еще есть дела, которые нужно обсудить с полковником. Я позже тебя найду. Если ты нас извинишь... Брогген встал и направился к двери: — Спасибо, настоятельница. Он покинул кабинет с улыбкой зверя, нашедшего себе новый дом. И, возможно, так оно и было. * * * После ухода Броггена Ванесса жестом пригласила полковника Клевистона занять пустующее кресло. Командир зайцев устроился в кресле рядом с аббатом Арлином. — Вы отмахнулись от ответа на мой вопрос, — обратилась к нему Ванесса. — Поэтому я спрошу снова: предвидите ли вы какие-либо трудности в связи с тем, что Долгий патруль будет жить бок о бок с лаской и горностаем? — Значит, вы собираетесь оставить Броггена? — Невежливо отвечать на вопрос вопросом, полковник, но я отвечу. Я еще не приняла решение относительно Броггена, но со Смоллертом дело обстоит иначе. Он очень помогал в различных делах, проявляет должное уважение к нашим обычаям и правилам и его очень любят малыши. Над ним вынесен смертный приговор, если он покинет защиту Рэдволла. Эта ласка останется здесь, несмотря ни на что. Если вы и ваши зайцы хотите жить здесь, вы должны будете относиться к Смоллерту так же вежливо, как и с любым жителю Рэдволла. И к Броггену тоже, если мы примем его в нашу семью. Можете ли вы это гарантировать, полковник? Клевистон погладил усы в своей наилучшей военной манере. — Настоятельница, мы — честные зайцы и держим своё слово. Скажу вам прямо: если нам будет разрешено жить в Рэдволле, мы, конечно, будем соблюдать все ваши законы и следовать вашим пожеланиям, а также придерживаться нашей собственной планки поведения. Любой зверь, которого вы сочтете достойным быть жителем Рэдволла, подходит и нам. — Это хорошо, что касается существ, живущих в этом аббатстве, — настоятельница села за свой стол, — но есть еще вопрос о лорде Уртбладе и зверях, служащих ему. Я должна знать, что у вас не будет проблем и с ними. Клевистон напрягся в своем кресле, его уши откинулись назад, словно поймав неощутимый ветерок. Полковник не смог полностью подавить легкое ощетинивание меха, даже в присутствии настоятельницы Рэдволла. — Мэм, я считаю этого барсука своим смертельным врагом. И уверен, что вы тоже так будете думать со временем, если лорд Уртфист был прав насчёт него. — Да, но сможете ли вы вежливо разделить с ним обеденный стол? — Это не повод для шуток, настоятельница! — Я не шучу, — сказала Ванесса, ее манера была весьма серьёзной. — Судя по тому, что рассказал нам Винокур, мы можем ожидать еще визитов от него. Он теперь лорд Саламандастрона и защитник прибрежных земель, нравится нам это или нет. Он выразил желание укрепить связи между Рэдволлом и Саламандастроном. Хотя мы не одобряем некоторые из его примемов, мы не можем считать его врагом... не с таким количеством добрых зверей на его службе и не с такой угрозой, как Траттон, снаружи. Мы не отвергнем его, если он появится у наших ворот в будущем. Гостеприимство Рэдволла будет предоставлено ему. Если вы станете жителями Рэдволла, от вас потребуется не оскорблять его, пока он гость в нашем доме. И уж тем более не вступать с ним в драку! — Настоятельница, вы требуете слишком многого! — Я так не думаю. — А что, если он принесет войну в Рэдволл? — спросил Клевистон. — Тогда вы должны будете встать и сражаться вместе с нами, — ответила Ванесса. — Мы никогда не были робкими в защите нашего дома и нашего образа жизни. Если Уртблад замышляет что-то против нас, думаю, он обнаружит, что Рэдволл — это крепкий орешек. Мы сделаем все, чтобы он подавился им. Но пока он не объявит себя нашим врагом словами или делами, мы не будем считать его таковым. И вы тоже, если хотите жить среди нас. Уши зайца опустились вперед. — Меня беспокоит то, что он может сделать, не объявляя, — мрачно сказал Клевистон. — Вспомните, как он захватил Саламандастрон, прокравшись ночью и усыпив нас всех. А что, если он попытается сделать что-то подобное здесь, в Рэдволле? — Он сам многое сделал для улучшения нашей обороны и готовности, — заметила Ванесса. — Сомневаюсь, что он стал бы это делать, если бы думал напасть на нас. — А как насчет того, что он вооружил своих хищников оружием и щитами из сокровищницы Лордов-барсуков, чтобы спровоцировать лорда Утфиста? Можете ли вы доверять тому, кто прибегает к таким хитростям? — Мы не знаем наверняка, что двигало им, когда он это сделал, — сказала Ванесса. — Его утверждение, что он просто пытался обеспечить свои передовые линии лучшим оружием, имеет определенный смысл. — Мало им это помогло! — фыркнул Клевистон. — Винокур рассказал нам о битве, — кивнула Ванесса. — Он сказал, что все могло произойти так, как вы утверждаете, а могло и иначе. Единственное, что мы знаем наверняка, это то, что Уртфист напал первым. Если Уртблад хотел спровоцировать своего брата на атаку, то Уртфист был глуп, поддавшись ярости. — У него не было особого выбора, настоятельница. Когда барсук впадает в Кровавый Гнев, он теряет всякий разум. На это и рассчитывал Уртблад, можете не сомневаться. — Мы никогда не узнаем этого наверняка, не так ли? Но если война придет к нам, мы будем действовать обдуманно и не уступим бессмысленной ярости. — Может быть, этот трюк не сработает на вас, — признал Клевистон. — Но меня пугает то, что Уртблад никогда не использует один и тот же прием дважды… и у него, вероятно, есть еще много других, о которых никто не знает. — А может, он примет их против морских крыс Траттона, — возразил аббат Арлин. — Вы можете ошибаться насчет Уртблада, и Уртфист тоже мог ошибаться. Мы не готовы враждовать с союзником, тем более с законным владыкой Саламандастрона. Мы прислушиваемся к вашим предупреждениям, полковник. Но лично я должен увидеть больше, прежде чем назвать его своим врагом. Клевистон потёр губу. — Это будет нелегко, особенно для тех, кто прошел через битву. Но если это надо, чтобы остаться в Рэдволле, думаю, мы сможем это сделать. Я считаю, что лучше быть наготове, когда вы в нас нуждаетесь, даже если это означает быть приветливым с тем кровожадным зверем несколько дней в каждом сезоне. Но если он выступит против вас... — Понятно, полковник, — сказала Ванесса. — И я могу вас уверить, что в таком случае вы, зайцы, не будете стоять против него в одиночку. Но наша главная жалоба к нему состоит в том, что он использовал Рэдволл в своих интересах. А теперь, когда он захватил желаемое, я чувствую, что его забота будет, в первую очередь, о Саламандастроне. Кстати, полковник, будете ли вы продолжать называть себя Долгим патрулем? Клевистон обдумал это. — Возможно, будем, — ответил он наконец, и его взгляд вдруг стал отстраненным. — Это те, кем мы есть, во? ========== Глава 82 ========== Наступил и миновал первый день осени. Верная своему слову, Ванесса отказалась устраивать какие-либо празднества без Алекса. Брат Хью и его помощники отметили начало нового сезона угощением, чуть более изысканным, чем обычно, дав зайцам возможность по достоинству оценить кулинарные шедевры рэдволльской кухни. Но настоящий пир ожидал их только после возвращения Александра. Что же до названия осени, Ванесса лишь таинственно улыбалась и говорила, что у нее «есть кое-какие мысли». Прошло дюжина дней, затем еще одна, но Алекс так и не появился. Осень полностью овладела землями Страны Цветущих Мхов, превратив зеленый лесной полог в пылающий водопад красок — от бело-золотистого до огненно-алого. Дни стали короче, ночи холоднее, солнце опускалось ниже, и значительная часть двора аббатства теперь многими часами. оставалась в тени. Урожай был собран: фрукты из сада, ягоды, овощи, специи... Балла занялась своим ежегодным делом, варя новую порцию октябрьского эля, которого должно было хватить на весь предстоящий год. Вся братия Рэдволла трудилась в поте лица, готовясь к зиме. Кротоначальник и его команда были освобождены от большей части этих забот. У них было более важное дело — строительство нового жилья для Долгого патруля. Даже если бы гостевые комнаты и весь лазарет отдали под их нужды, всё равно мест для всех не хватило бы. Лучшим решением оказалось расширение существующих подземных коридоров. Зайцы, привыкшие жить в горе, с радостью приняли мысль о новых подземных казармах — для них это было почти как дома. Однако работа оказалась куда сложнее, чем представлялось изначально, ведь чтобы туннели стали пригодными для жилья, их стены следовало облицевать камнем. А в самом аббатстве нужного количества камня не нашлось. В конце концов решили организовать экспедицию к старому каменоломному карьеру за Мшистой рекой, откуда когда-то доставляли красный песчаник для строительства самого Рэдволла. Работа заняла многие дни. К делу приложили лапу не только зайцы, но и Смоллерт с Броггеном, а также большинство выдр и белок. Мыши-мастеровуе, завершив строительство повозки, принялись за изготовление сорока новых кроватей для Длинного патруля. К середине осени всё было готово. Теперь у зайцев был свой новый дом, символ их полного принятия в рэдволльскую семью. Брогген тоже обрел свое место — гостевая комната, которую он делил со Смоллертом, стала для обоих постоянным жильем, и вопрос о том, может ли горностай оставаться в аббатстве, более не стоял. Благодаря заботе всех рэдволльцев, но особенно Сирила, Брогген постепенно оправился после потери Янса, и из его глаз исчез тоскливый, потерянный взгляд. То же происходило и с зайцами Длинного патруля, и с Винокуром. Медленно, но верно новое, расширившееся семейство Рэдволла залечивало раны, оставленные трагедиями прошедшего лета, и училось снова смотреть в будущее с надеждой. Но все же чего-то не хватало. Половина осени уже миновала, а от Александра не было ни весточки. Однажды Ванесса нашла полковника Клевистона на западной стене, у главных ворот. Он задумчиво вглядывался в сторону Западных равнин и Саламандастрона. Поднявшись по лестнице, она встала рядом с ним. — Желудь за ваши мысли, полковник. Клевистон не повернулся к ней, продолжая пристально смотреть на холмистые просторы, чья зелень теперь постепенно переходила в золотисто-бурые оттенки, предвещая скорый приход зимы. — Что-то тут не так, мэм, — сказал Клевистон. — Уртблад говорил, что трое наших раненых товарищей смогут уйти где-то к началу сезона. Видать, передумал, да и слово свое назад взял, если вообще собирался его держать. Не удивлюсь, если он их уже прикончил. И вашего друга-белку тоже, как бы мне ни хотелось говорить такие вещи. — Мы этого не знаем, полковник. Возможно, их что-то задержало. Меня больше тревожит Траттон. По вашему же описанию, у этого короля крыс было достаточно сил, чтобы разразилась страшная война, а может, и победить в ней. — У меня до сих пор подозрения, что Траттон с Уртбладом заодно, мэм. Если этот крыс войдет в Саламандастрон, значит, барсук сам его туда впустил. — А я думаю, вы ошибаетесь, — возразила Ванесса. — Я верю, что звери на службе у Уртблада скорее вступят в бой, чем будут сотрудничать с морскими крысами или позволят им войти в крепость. — А если он вообще не объявится? Ни в этом сезоне, ни в следующем, ни через один после него? — Если до первого дня зимы не будет никаких вестей, я отправлю посланника на побережье. Может, кого-нибудь из наших Спарра… или, возможно, кто-то из ваших зайцев вызовется на это дело? — Не думаю, что Уртблад будет рад видеть у себя под дверью наши длинноухие морды, мэм, — Клевистон слегка покачал головой. — Не хочу омрачать ваш праздник, настоятельница, но если вы и правда решили не устраивать осенний пир, пока Александр не вернется, то можете смело отменять все приготовления уже сейчас… — Я ничего отменять не собираюсь, — жестко ответила Ванесса. — В Рэдволле всё всегда складывается наилучшим образом. Может, когда поживете здесь подольше, сами в этом убедитесь. — Хотел бы я разделять ваш настрой, мэм, — вздохнул Клевистон. — Буду скучать по сержанту Трауберу. Хороший был заяц. Он бы, наверное, и с нами дойти смог, но решил остаться, чтобы присмотреть за другими. Он знал, на какой риск идет, но всё равно пошел на это. Побольше бы таких зверей в наших землях. Глухой звон колоколов Маттиас и Мафусаил, вновь оказавшихся в надежных лапах Сирила и Сайруса, возвестил о наступлении полуденного обеда. Ванесса повернулась и направилась к лестнице. — Пора обедать, полковник. Идете? — Я подойду попозже, мэм. — Хорошо. Я скажу Монти, чтобы он оставил вам чего-нибудь… хотя, признаюсь, вы, зайцы, вполне могли бы потягаться с этим прожорливым выдром за звание главного обжоры Рэдволла! Ванесса спустилась по лестнице, оставив полковника Клевистона снова наедине со своими мрачными мыслями. * * * Если бы Ванесса и Клевистон заключили пари в полдень о том, как все обернется, Ванесса бы выиграла. Два дня спустя воробьи заметили белку и нескольких зайцев, идущих по главной дороге на север, к Рэдволлу. Весть об этом была встречена в аббатстве с ликованием и огромным облегчением. Ни у кого не было сомнений, что это Александр и оставшиеся бойцы Долгого патруля. Что же их так задержало — это предстояло выяснить позже; пока же рэдволльцы должны были подготовиться к встрече старого друга и новейших членов своей семьи. Монти схватил свои сети для ловли креветок — у него было обещание Винокуру, которое он должен был выполнить. Осень в тот день была в самом своем великолепии: кроны деревьев, желтые, красные и оранжевые, сияли многоцветной яркостью под немигающим солнцем в безоблачном небе чистейшего голубого цвета. Воздух был пропитан самой сущностью сезона — ароматом пряной земли, который становился все глубже по мере того, как день клонился к вечеру, а путники приближались к видимости часовых на стенах. В этот день в часовых недостатка не было; почти половина аббатства заполнила западную и южную стену. Главные ворота были открыты, но на этот раз несколько аббатских старейшин вышли, чтобы встретить гостей у порога. На стенах зайцев не было, но полковник Клевистон и Тревеллер присоединились к Ванессе, Арлину, Джеффу, Мауре, Монтибанку, Винокуру и Элмвуду на дороге. С дороги путники пока были слишком далеко, чтобы можно было различить отдельные лица. Поэтому Клевистон был весьма удивлен, когда Вышекрыл, возвращаясь после облета встречающего отряда, опустился перед ним и сказал: — Приветствую, полковник. Я думал, вы ждали всего троих зайцев? Клевистон уставился на воробья. — Что ты имеешь в виду? — Ну, с Александром идут четверо. — Четверо? Ты уверен, пернатый? — Видел всё очень ясно, долгоухий! В том отряде один белка и четверо зайцев! Клевистон и Тревеллер ошеломленно переглянулись. — Ты не думаешь… — одновременно произнесли они. Ванесса улыбнулась Клевистону. — Возможно, вы ошибались насчет Уртблада, полковник. Через несколько минут пятеро путников остановились перед старейшинами аббатства: Александр, сержант Траубер, Сатикой, Баксли… и Ханчетт. Клевистон и Тревеллер несколько мгновений не могли вымолвить ни слова. — Привет, Ванесса. — несколько виновато улыбнулся Алекс. — Я дома. Ванесса уперла лапы в бока и нахмурилась на своего беличьего друга, как сердитый родитель на ослушавшегося ребенка. — Алекс, это было очень нехорошо с твоей стороны — сбежать после того, как я велела тебе этого не делать. Алекс сцепил лапы за спиной, опустил голову и стал вертеть одной лапой по земле, глядя исподлобья. Со стен грянул хохот, а Ванесса и остальные расплылись в самых широких улыбках. Она шагнула вперед и крепко обняла Алекса, пока Монтибанк, Винокур и Джефф хлопали его по спине и плечам. — Добро пожаловать! Добро пожаловать домой! — заговорили они разом. В нескольких шагах от них четверо зайцев встали по стойке "смирно" и отдали честь Клевистону. — Докладываем о прибытии, сэр! — объявил Траубер. — Вольно, парни, вольно! — Полковник тут же шагнул к Ханчетту, почти не обращая внимания на остальных трех зайцев. — Ханчетт! В последний раз, когда я тебя видел, ты был при смерти! — Уртблад и его лисы сотворили надо мной какую-то целебную магию, сэр. Подлатали лучше, чем я того заслуживал. — Но… но… тот зверюга собирался тебя казнить! Что случилось? — Полное и официальное помилование, полковник, — ответил за младшего зайца Траубер. — Когда стало ясно, что Ханч выживет, Уртблад сказал так. Ну, а мы с остальными решили задержаться, пока Ханчетт не оправится настолько, чтобы идти с нами. Не хотели, чтобы он добирался до Рэдволла в одиночку. Думали, вы одобрите наше решение. — Вполне так, сержант, вполне так. — Клевистон обратился сразу ко всем четырем зайцам. — Рад, что вы смогли добраться. Признаюсь, начинал уже беспокоиться. Но здесь всё в порядке. Настоятельница разрешила нам жить в Рэдволле, и мы только что закончили обустройство подземного общежития специально для нас. Так что держите хвост трубой, парни, теперь будет только лучше! — Хуже уже некуда, — пробормотал Ханчетт. Полковник сделал вид, что не услышал. Алекс все еще принимал объятия и рукопожатия от друзей. — Значит, я прощен? — ухмыльнулся он. — Не так быстро, — ответила Ванесса. — За непослушание ты сегодня ложишься спать без ужина! — Ну, Несса, это едва ли справедливо… — начал было Алекс, но она остановила его властным жестом. — Никакого ужина. Кроме, конечно, сытной порции креветочного супа, что Монти и его выдры уже варят для тебя на кухне. Этим тебе придется довольствоваться до пира. — Пира? — Разве я не упомянула? — Ванесса хитро улыбнулась. — Мы отложили празднование Дня Именин до твоего возвращения. Только половина обитателей аббатства собралась на стене, чтобы тебя поприветствовать, а вторая сейчас помогает брату Хью готовить. Так что надеюсь, ты пришел с хорошим аппетитом! — А как же! — рассмеялся Алекс. — Более того, я привел зайцев — а желудки у них бездонные! — Да, мы уже сами это поняли с тех пор, как Патруль поселился у нас. Э, без обид, полковник. — Никаких, настоятельница. Голая правда извинений не требует, во? Алекс оглядел друзей. — Вы, должно быть, совсем изголодались, пока меня ждали! Но, если серьезно, брат Хью и правда сможет устроить праздник так быстро? — Этот мыш — настоящий чудотворец, когда дело касается еды, ты же знаешь, — заверила его Ванесса. — К тому же у него было полсезона, чтобы продумать меню. Возможно, ему придется проработать всю ночь, но можешь быть уверен — к завтрашнему дню у нас будет такой пир, что о нем будут вспоминать еще многие сезоны. — В таком случае, — сказал Алекс, — пара мисок креветочного супа мне на сегодня вполне подойдет. — Несомненно. А пока ты будешь уплетать свой суп, расскажешь нам все, что произошло в Саламандастроне после того, как Винокур и зайцы с полковником покинули тебя. Уверяю, слушателей у тебя будет предостаточно! Обнимаясь, друзья шагнули через распахнутые ворота аббатства, а зайцы последовали за ними.

========== Глава 79 ========== Нельзя было отрицать, что Уртблад оставил в аббатстве Рэдволл неизгладимый след. С уходом и Браудера, и взвода полковника Клевистона тени войны вновь отступили от этого уголка Мшистого леса, уступив место ясным утренним зорям и теплым летним дням. Но мир больше никогда не будет прежним. Уртблад застал Рэдволл врасплох, чем немало пристыдил его обитателей, и с тех пор Ванесса, Арлин и другие предводители аббатства были полны решимости поддерживать постоянную бдительность до конца своих дней. Никто точно не знал, что теперь думать о пророчестве Уртблада и к чему приведет схватка двух Лордов Саламандастрона, но одно было ясно: в мире происходят великие и страшные события, которые, к лучшему или к худшему, могут изменить его навсегда. На каждого Смоллерта найдется Волкорам, на каждого Махуса — Траттон. Была ли битва двух барсуков лишь борьбой за крепость на горе, или же на кону стояла судьба всех земель? Те, кто веками считались врагами честных и добрых зверей, теперь вдруг становились друзьями, а те, кто обычно защищал побережье, сражались между собой, обвиняя друг друга то в зле, то в безумии. Ни один из защитников аббатства, даже такие старожилы, как Арлин, не помнил ничего подобного. Даже Джефф не смог припомнить в летописях Рэдволла ничего, что хоть отдаленно напоминало бы нынешние события. Никто не мог предугадать, откуда придет следующая угроза: от воинственных барсуков, враждебных зайцев, морских крыс на подводных стальных кораблях, или же от какой-нибудь еще, не менее неожиданной опасности. Если в пророчестве Уртблада есть хотя бы доля правды, Рэдволлу нужно быть готовым противостоять врагам, даже самым немыслимым, с любой стороны. А подготовиться к неизвестности можно было лишь одним способом — оставаться начеку. Урок Уртблада не прошел даром для старших аббатства: отныне на стенах дежурили часовые, наблюдая за окрестными землями. Под командованием Элмвуда белки Лесного патруля совершали более частые и дальние вылазки, передвигаясь теперь крупными отрядами. Выдры Монти тренировались в бою столько же, сколько предавались веселью в пруду — а, как известно, выдры неохотно жертвуют своим любимым водным досугом. Благодаря Уртбладу у Рэдволла теперь появилось нечто, напоминающее настоящую оружейную. Меч Мартина по-прежнему оставался бесспорным королем арсенала, но теперь в нем были и многие другие отличные клинки, подогнанные под лапы лесных жителей. Улучшенные копья для выдр, длинные луки для белок, отлично оперенные стрелы в связках, арбалеты и болты, боевые молоты и секиры — разнообразие оружия, оставленного Уртбладом перед его уходом на битву с братом, позволяло вооружить всех, от самого крохотного полевого мышонка до самой Мауры. Но более того, у аббатства теперь появился новый сигнал предупреждения, которого раньше не было. Лестница на Чердак Клювы еще оставалась задумкой (Кротоначальник тщательно обдумывал ее план, прежде чем приниматься за строительство), но всё это еще больше сблизило воробьев и остальных рэдволльцев. Переняв прием барсука, использовавшего птиц для разведки, Ванесса договорилась с Вышекрылом, что воробьи будут регулярно патрулировать Мшистый лес и Западные равнины, немедленно сообщая своему красноречивому вожаку, если заметят что-то необычное. И вот, в один из последних летних дней, воробьиный дозор во главе с молодым Рафтером заметил большую группу зверей, двигавшихся по главной дороге на север, к аббатству. По приблизительной оценке, в колонне было около сорока зайцев. До Рэдволла им предстоял ещё как минимум день пути. Патруль уже собирался развернуться и направиться в аббатство с докладом, но вдруг резкий каркающий окрик Рафтера заставил его спутников замереть в воздухе. Молодой воробей заметил, что в авангарде колонны идут двое существ, явно не зайцы. И одного из них Рафтер был уверен, что узнал. Его уже ничто не могло остановить. Пока двое других воробьев начали неспешный круговой облет, Рафтер сорвался вниз, стремительно пикируя к головной группе путников и радостно оглашая воздух приветственным криком: — Винкдруг! Винокур! * * * Остроухие зайцы услышали шумный подлет Рафтера раньше, чем выдра. Клевистон и несколько его товарищей угрожающе вскинули оружие, но, увидев, что это всего лишь одна птица, да к тому же небольшая, они немного расслабились, хотя копья и дротики все же держали наготове. Однако воробей не был незнакомцем — по крайней мере, не для выдры из Рэдволла. Стоило Винокуру поднять глаза на источник шума, как Рафтер плюхнулся прямо перед ним на пыльную дорогу. — Винкдруг пришел домой! — радостно закричал воробей, ликовав при виде своего друга-выдры. — Чив-чив-чив! Винокур бросился вперед, чтобы обнять своего закадычного приятеля из более беззаботного детства, которое теперь казалось чем-то далеким, будто из другой жизни. — Рафтер, старый мешок с перьями! Как же я рад тебя видеть! Переплетение лап и крыльев в этом неуклюжем объятии выглядело весьма забавно. Клевистон приподнял бровь, глядя на Винокура. — Старый знакомый, во? Выдра улыбнулся. — Да. Один из воробьев Рэдволла, друг с самого детства. Но что он делает так далеко от аббатства, сказать не могу. Воробьи редко залетают так далеко на юг. Надеюсь, дома не случилось никаких неприятностей. — Ну так узнай, в чем дело, — кивнул полковник. Закончив свои восторженные приветствия, воробей ответил на вопросы Винокура, заговорив в типичной для спарров торопливой манере, пересказывая всё, что произошло в Рэдволле. Выдр с явным облегчением услышал, что в аббатстве всё в порядке, но зайцам было нелегко разобрать воробьиный щебет. Когда Рафтер закончил свой доклад, они только почесали головы в замешательстве. — Думаю, я всё же разобрал, что птичий дружок сказал — мол, у вас там всё хорошо, — заметил Клевистон. — Хотя мои длинные уши и не особо приспособлены к переводу всего этого на нормальный язык. Я правильно его понял? — В точку, — кивнул Винокур. — Просто настоятельница усилила охрану. Теперь наши воробьи патрулируют леса и равнины. — Умная леди, ваша настоятельница, — одобрительно кивнул Клевистон. Всю дорогу от Саламандастрона до Рэдволла полковник строго следил за тем, чтобы по ночам всегда выставлялись дозорные. Он еще не доверял Уртбладу и опасался, что тот мог бы отправить за ними засаду. А слухи о бродящих по югу Мшистого леса работорговцах-лисах и морских крысах только усиливали его настороженность. Однако путь оказался почти досадно спокойным: они не встретили ни врагов, ни даже племя Гуосим, хотя Винокур немного надеялся на встречу с ними — землеройки могли бы подтвердить слова о подводных кораблях морских крыс. — Ну что ж, продолжаем путь? — заключил Клевистон. — По крайней мере, теперь мы знаем, что Рэдволл нас ждет, — сказал Винокур. — Сегодня к вечеру, скорее всего, доберёмся до развалин старого Святого Ниниана. А к полудню завтрашнего дня будем уже у ворот аббатства. Рафтер оглядел Броггена, затем зайцев, потом снова выдру, с любопытством блеснув глазами. — Где папавинка, Варнокур? Где древохвост Александр? На лице молодого зверя мелькнула тень грусти. — Лучше лети обратно и скажи Ванессе, что с Александром всё в порядке, и он прибудет к началу следующего сезона. А остальное я расскажу, когда доберусь до аббатства. Рафтер взмыл в воздух, чтобы присоединиться к двум воробьям, что кружили выше, но неожиданно снова нырнул вниз, даже когда двое его товарищей уже уносились к северу. — Они полетят домой, скажут Нессе-Аббатисе ждать вас. Яостаться! Ходить с Винкдруг! Винокур с улыбкой обнял воробья за шею, когда их отряд снова двинулся в путь. Он понимал, какой жертвой было для Рафтера отказаться от полета в пользу долгого, неуклюжего передвижения по земле. Ни одна птица не выбрала бы ковылять по пыльной дороге, если можно было бы легко пролететь то же расстояние в десятки раз быстрее. Друзья смеялись и подшучивали друг над другом, пока они шагали дальше, а прекрасный летний день медленно подходил к концу. * * * Путники провели ночь в лесу, чуть южнее старых сгоревших церковных руин. Ранним утром они позавтракали последними припасами из Саламандастрона, добавив к ним яблоки, собранные в окрестностях. Теперь, когда всего в полудневном переходе к северу их ждали полные кладовые Рэдволла, больше не было нужды экономить. Даже зайцы с нетерпением ждали своей первой трапезы в аббатстве. Оставалось лишь узнать, станут ли эти трапезы для них повседневными. Они прибыли к Рэдволлу незадолго до полудня и увидели, что главные ворота распахнуты настежь в знак приветствия, а западные стены заполнены улыбающимися и машущими лапами рэдволльцами. Воробьи передали послание Рафтера, что Винокур возвращается домой. Теперь все его друзья по Аббатству собрались здесь, чтобы устроить выдре теплый и незабываемый прием. Рафтер, не привыкший к такому вниманию, вдруг пустился в задорный плясовой танец прямо на дороге рядом с Винокуром, вздымая пыль своими цепкими когтями и хлопая крыльями. Малыши на стенах разразились смехом и радостными криками, а некоторые взрослые не удержались и тоже подбадривали птицу. — Скоро-скоро встретимся внутри! — чирикнул Рафтер. — Болтать будеммного! Нетеряйся! Взмыв вверх, воробей сделал петлю, перевернувшись через голову, а затем грациозно пролетел над высокими стенами, возвращаясь в аббатство так, как подобает настоящему воробью-Спарра. — Хмпф… Ну вот, он наконец-то натоптался, — заключил Клевистон, а затем обернулся к Винокуру. — Думаю, нам теперь придется подождать, пока настоятельница даст нам разрешение войти, во? — Не говорите глупостей! — Винокур указал на ворота пббатства. — Видите их, полковник? Они распахнуты настежь, для всех друзей Рэдволла… А я говорю, что вы — друзья! Так что заходите и чувствуйте себя как дома! Аббатиса именно этого бы и хотела, и я тоже! — Как дома, говорите? На это-то мы и надеемся, но всё же придётся посмотреть. Честно скажу, после всего, что между нами и Рэдволлом произошло за этот сезон, я бы не удивился, будь она была вовсе не рада нас видеть. Винокур махнул лапой в сторону жителей аббаства — в ответ ему послышались громкие радостные возгласы. — Посмотрите сами, полковник, и скажите, видите ли вы хоть одно недовольное лицо? — Ну, нет… — Да они ж прям сияют от радости! — воскликнул Брогген, ошеломленный таким теплым приемом. — Только я-то тут при чем? С чего бы им так радоваться при виде какого-то там горностая, которого едва знают?.. Эй, а это что еще такое? Глаза Броггена заметались по стенам, пока он не услышал, что среди всех приветственных выкриков кто-то неожиданно окликнул по имени именно его. Лицо горностая вспыхнуло от радости, когда он узнал Сирила и Сайруса, а рядом с ними — ласку Смоллерта, радостно машущих ему лапами со стены. Брогген буквально подпрыгнул от восторга, взметнув вверх свой дротик. — Сирил! Он действительно меня помнит! Каждого шага этого пути стоило, чтоб услышать такое! Клевистон почесал между ушами. — Ну вот так штука! Раз уж эти звери готовы так радушно встретить какого-то горностая, может, и для нас, куцехвостых, тут тоже найдется местечко! Вперед, ребята! С Винокуром и Броггеном во главе колонны они вместе прошли через распахнутые ворота и вошли в Рэдволл. * * * Ванесса, Арлин, Джефф, Монти и Маура встретили их на юго-западной лужайке, недалеко от главного входа в аббатство. За спиной настоятельницы стояли десятки рэдволльцев, образуя широкую полукруглую шеренгу, а ещё десятки спустились вниз по лестнице западной стены, чтобы обступить Винокура, Броггена и зайцев Долгого патруля, когда они пересекали двор. Воробьи носились над головами, кружась в приветственном танце, весело чирикая и стрекоча. Казалось, все аббатство вышло поприветствовать их. Несмотря на всё, что произошло в Саламандастроне, Винокур и Брогген не могли не улыбаться от такой радушной встречи. А для Винокура это было еще и чистое, простое счастье — снова оказаться дома. Многие из зайцев тоже заулыбались; невозможно было не поддаться общей радости. Ванесса встретила Винокура с улыбкой, но ее улыбка была сдержанной, с оттенком грустной неуверенности. Почти у половины зайцев были на себе следы битвы, а сам факт их появления здесь говорил о многом. И были рэдволльцы, которых здесь не хватало. — Добро пожаловать домой, Винокур, — сказала Ванесса, переводя взгляд на Броггена и зайцев. — Вижу, ты привел с собой друзей. — Да, настоятельница, и они действительно друзья, которым теперь нужен новый дом. Я подумал, что Рэдволл подойдет как нельзя лучше. Веселое выражение Арлина сменилось более серьезным. — Расскажи нам, что случилось, Винк. — А что тут рассказывать? Была битва. Многие достойные звери погибли. Ах да, и Уртблад выиграл, кстати… вот почему все эти зайцы здесь, а не там. Это всё, что осталось от Долгого Дозора, если не считать нескольких раненых, что ещё остались в Саламандастроне. Они отказались служить Уртбладу, хотя он и звал их. Подробности расскажу позже. — Ты сказал, что многие достойные звери погибли, — мягко продолжила Ванесса. — Мы получили весточку от воробьев прошлой ночью, что Алекс жив и здоров, но есть еще один рэдволлец, о котором мы все думали… Что с Варнокуром? Она не договорила, но смысл вопроса был понятен. Винокур сжал челюсти, стараясь держаться мужественно. — Мой отец спит среди воинов. Но я бы лежал рядом с ним под песком, если бы не Александр. Он уложил зайца, что собирался убить меня, и дал мне шанс выбраться с поля боя живым. Я обязан ему жизнью. Ванесса шагнула вперед и взяла лапу Винокура в свои. — Мне очень жаль, Винокур. — Спасибо, настоятельница. Но есть те, кто потерял куда больше, чем я. Весь этот рассказ полон утрат, и я не хочу даже думать об этом. Я знаю, что вы все захотите его услышать. И я обязан его рассказать, как тот, кто был там. Но я расскажу это только один раз, потому что переживать все снова будет слишком тяжело. И я не думаю, что это стоит слышать малышам. Так что решайте, когда и где это сделать. А пока у нас тут много уставших лап и пересохших глоток. — Об этом можешь не беспокоиться, — заверила его Ванесса. Она отступила на шаг и внимательно осмотрела Винокура с ног до головы. — Я даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти, но одно мне ясно: ты уже не тот неопытный молодой выдр, что покинул нас в начале лета. Мне жаль, что у тебя не было еще нескольких сезонов, чтобы насладиться беззаботной юностью, прежде чем пришлось так внезапно повзрослеть. Винокур грустно кивнул. — Мне тоже, настоятельница. * * * Хотя Винокур твердо решил отложить рассказ о битве до того момента, когда сможет поведать его перед всеми взрослыми рэдволльцами, он и Долгий Дозор не могли хранить полное молчание, пока отдыхали и пили на лужайках аббатства. Так открылась правда о гибели Махуса. Эта весть вызвала большое горе. Сайрус разрыдался навзрыд о лисе, что спас ему жизнь. Маура присоединилась к нему, обнимая мышонка, и в ее собственных глазах блестели слезы; среди всех предводителей аббатства именно эта могучая барсучиха сблизилась с Махусом больше всех, и скорбела о нем, как о друге всей жизни. Зайцы были искренне удивлены тем, насколько сильно лис был любим рэдволльцами. Для них он был лишь хладнокровным убийцей, предателем, из-за которого их повелитель пал в бою. В тот день тяжелый удар постиг и Сирила. Как и Сайрус, он был глубоко опечален смертью Махуса, и это так затуманило его разум, что он не сразу обратил внимание на своего друга-горностая. Лишь к середине дня, собравшись с мыслями, он спросил, почему Брогген был один и больше не носил кандалов с мышом Янсом. Брогген отвел мышонка в сторону и рассказал, что произошло в битве. — Это нечестно! — всхлипнул Сирил. — Янс был моим другом! А я знал его так недолго! — Он был моим другом тоже, — кивнул Брогген. — Лучшим другом во всём белом свете. В первый день после его смерти я сам был словно мертвый, ничего не соображал. Во второй день мне просто хотелось умереть — мы с Янси были вместе столько сезонов, я не мог представить себе жизнь без него. А на третий день… — горностай тяжело вздохнул. — Я открыл глаза, огляделся вокруг и увидел, что полно хороших зверей, что горюют не меньше моего. В этой битве многие потеряли друзей… с обеих сторон. Эти зайцы — достойные звери, я успел их немного узнать по дороге сюда. Они скорбят о павших товарищах, как и любой другой. Я понял, что мне надо жить дальше, хоть Янси и ушел, а мои дни воина закончены. Я знал, что мне нужны друзья, — и тут я вспомнил про тебя, Сирил. Я вспомнил, как уютно и тепло было в твоем аббатстве, и понял, что просто должен туда отправиться. Брогген вздохнул и взглянул на мышонка. — Что скажешь, Сирил? Юный мыш смахнул слезы рукавом рясы. — Конечно. Ты можешь на меня рассчитывать, Брогген. Я тебя не подведу! Я всегда буду рядом! Горностай улыбнулся, ободряя его. — Знаешь, чего бы мне хотелось по-настоящему? Остаться тут, в Рэдволле. Жить в мире, делать все, что делают рэдволльцы. После всего, что я видел, моей душе нужен покой, и если где-то и есть такое место, так это здесь. Я был бы счастлив, если бы аббатиса разрешила мне остаться, даже несмотря на то, что я горностай. — Да конечно разрешит! — уверенно воскликнул Сирил. — Ты хороший зверь, а хорошему зверю, которому нужен дом, никогда не откажут! — Ну, не знаю… — Брогген смущенно потупился. — У вас тут, в Рэдволле, была не самая радужная история с такими, как я, или я ошибаюсь? Я, конечно, не из тех, кто приносил вам беды, но… я бы понял, если бы мне тут не доверяли. Но даже если мне позволят остаться всего на пару дней, это уже будет великая милость. А если дольше — ну, это уж и вовсе подарок судьбы. — Не говори глупостей! — заявил Сирил. — Ты останешься, и точка! Я скажу настоятельнице, что она должна тебя оставить. Всё будет хорошо, вот увидишь! Схватив гораздо более крупного зверя за лапу, Кирил потащил Броггена через лужайку туда, где Ванесса сидела с зайцами и остальными предводителями аббатства. Мышонок уже потерял одного нового друга — он был полон решимости обрести другого. К тому же, если у Сайруса мог быть ласка, то почему у него не мог быть горностая?

========== Глава 78 ========== Лазурное утро взошло над горной крепостью Саламандастрон. Океан почти затих. Едва заметное волнение мягко омывало западные берега, оставляя на песке ожерелья пены, которые рассыпались белыми узорами, похожими на паутину, прежде чем исчезнуть в темном песке. Спокойствие этой картины стало идеальным фоном для расставания. Кроты Уртблада работали всю ночь, завершая последние штрихи на первом из памятников — Долгому патрулю. Владыка горы хотел, чтобы Клевистон успел увидеть этот дар почета. Когда первые золотые лучи утреннего солнца пронзили вершины гор, озаряя побережье великолепным сиянием, несколько зверей стояли в молчании перед гладким гранитным обелиском. Кротоначальник только что завершил установку памятника, погрузив его массивное основание глубоко в землю и тщательно утрамбовав песок вокруг колонны, чтобы она могла простоять здесь поколения, не поддаваясь стихиям. Одна из сторон была шире остальных и была обращена к большой могильной насыпи. Используя список павших, составленный Винокуром, Уртблад велел выгравировать на каменной поверхности имена шестидесяти одного зайца, похороненного здесь. На противоположной стороне колонны, обращённой к отдельной могиле их командира, было выбито лишь одно имя — Майор Саффорд. Никаких других слов на памятнике не было; все подробности сражения будут записаны в других местах и сохранены в памяти каждого, кто пережил эту бойню. Закончив свою работу, бригада кротов унесла с собой катки, рычаги и подъемные краны. Когда они ушли, остались лишь полковник Клевистон, Уртблад, Винокур, Александр и леди Мина. Офицер-заяц обошёл памятник кругом, мягко проведя лапой по отполированной поверхности и пробежав пальцами по высеченным именам. Вернувшись на исходную позицию, он кивнул. — Ну, раз уж у них не могло быть отдельных могил, то, полагаю, это лучше всего остального. Кроты проделали отличную работу. Да… весьма достойно. — Не за что, полковник, — многозначительно произнес Уртблад. Клевистон столь же многозначительно его проигнорировал. — Да, хм, э… Может, двинем в путь? — Винокур забросил за плечо походный мешок. — Мы и так уже задержались… — Минуту, — остановил его барсук. — Минувшей ночью ко мне пришел один из моих бойцов с просьбой освободить его от службы. Он хочет отправиться с вами в Рэдволл, возможно, даже поселиться там. Я не могу позволить себе лишиться хоть одного солдата, но его случай особенный, и, уверен, вы поймете почему. Я поднимусь наверх и скажу ему, что вы готовы отправляться. А пока вы можете закончить свои прощания. Обратившись к зайцу, Уртблад добавил: — Здесь и простимся, полковник. Раз уж вы сомневаетесь в каждом моем слове, я даже не стану пытаться убедить вас в правоте моего дела. Надеюсь, своими действиями в грядущие сезоны я докажу вам, что говорил правду. Землям нужны стойкие защитники. Лучше уж вы будете служить Рэдволлу, чем не служить вовсе. Но если когда-нибудь придет день, когда вы осознаете свою ошибку и будете готовы посвятить себя защите Саламандастрона и побережья под моим владычеством, здесь вас примут безоговорочно и без всяких условий. Клевистон мрачно нахмурился. — Хорошие слова… от того, кто прошлой ночью грозился нас всех перебить. — Я сдержу и эту клятву, если вы окажетесь достаточно глупы, чтобы вновь схватиться со мной, — сказал Уртблад и повернулся к Винокуру. Молодому выдру снова пришлось надеть старый балахон настоятельницы Меры, который теперь выглядел почти как новый после того, как северяне отстирали с него пятна крови. Сэйбрук оказался прав — выдры Севера и в самом деле творили чудеса стирки. — Да будет ваш путь в Рэдволл безопасным, быстрым и спокойным, — продолжил Уртблад. — Передайте настоятельнице, что если добрые обитатели вашего аббатства когда-либо нуждаться в помощи, я окажу ее, чем смогу. Я по-прежнему стремлюсь к укреплению наших связей и надеюсь навестить вас, как только представится возможность. — Не спеши, мы без тебя обойдемся, — буркнул Клевистон. — Эм… спасибо, милорд. Я передам настоятельнице Ванессе. Врата аббатства всегда открыты для друзей и союзников. — Удачного пути, — кивнул Уртблад и зашагал вверх по склону к южному входу в туннель. — Друзья и союзники, ха! — фыркнул Клевистон. — Надеюсь, ваша аббатиса сообразит не считать Уртблада ни тем, ни другим! — Поверьте, у нас с ним тоже немало разногласий, — заверил его Алекс. — По крайней мере, мы сильно сомневаемся в его методах. Но ничего из того, что Винокур или я видели здесь, не даёт нам основания объявлять его врагом Рэдволла. Вам придется с этим смириться. Наше гостеприимство распространяется на всех, кто его ищет… даже на Уртблада. — Во, можно будет всей гурьбой уходить на дневную прогулку в лес всякий раз, как этот полосатый сунет свою морду в аббатство, — проворчал Клевистон. — Вы могли бы хотя бы поблагодарить лорда Уртблада за этот памятник, — несколько раздраженно сказала леди Мина. — Это был благородный жест. Он вовсе не обязан был это делать. Клевистон упрямо не хотел признавать ее правоту. — И кто это сначала убивает добрых зверей, а потом ставит им памятник? — Может быть, тот, кто не хотел их убивать, — предположил Алекс и повернулся к своему товарищу. — Ну что, Винк, у тебя есть догадки, кто этот спутник, о котором говорил Уртблад? Винокур покачал головой: — Ни малейшего понятия. — Капитан Абеллон был в аббатстве всеобщим любимцем, но не думаю, что Уртблад стал бы отпускать одного из своих командиров в такое время, — задумчиво заметил Алекс, взглянув на Мину. — А ты случайно не знаешь, кто это может быть? Она пожала плечами: — Это новость и для меня. — Ну, скоро мы это выясним, — сказал Винокур. — Жаль, что ты не идешь с нами, Алекс. Мне будет тебя не хватать в пути обратно в Рэдволл. — Да я подтянусь попозже. А пока что полковник тут не слишком-то доверяет лорду Уртбладу насчет того, что он отпустит всех этих зайцев из лазарета, когда они поправятся, — так что, уверен, он не откажется от того, чтобы в Саламандастроне остался редволлец. Думаю, помогу, чем смогу, а потом отправлюсь вместе с зайцами, когда они будут готовы. Винокур улыбнулся: — А ты точно уверен, что дело не в том, что тебе не хочется встречаться с настоятельницей после того, как ты сбежал, вопреки ее приказу? Алекс вскинул лапы: — Виновен по всем пунктам! — рассмеялся он. Винокур повернулся к Мине — в глубине души он был уверен, что именно она и есть настоящая причина, по которой Александр решил задержаться в Саламандастроне. — А вы, миледи? Пойдете в Рэдволл вместе с Алексом? — Скорее всего, нет. Уверена, лорд Уртблад захочет, чтобы я осталась здесь на осень, чтобы помочь привести всё в порядок. В битве он потерял многих офицеров, и ему нужна любая опытная лапа. Именно Винокур первым заметил, как к ним спускается еще один путник. Клевистон, увидев приближающегося зверя, скорчил недовольную гримасу: — Да чтоб меня песком засыпало, это еще что за шутка?! Брогген, хромая, спрыгнул с подножия горы и бросился к ним, делая широкий крюк, чтобы не наступить на могильный холм Длинного Патруля. Остановившись перед ними с показной грацией, он отдал небрежный полу-салют и улыбнулся. — Здоровеньки! — просипел он, тяжело дыша. — Боялся, что не успею! Э, господин выдра, сэр, я вот хотел спросить… — Можно ли тебе отправиться с нами в Рэдволл? — закончил за него Винокур. — Я не собираюсь шагать рядом с этим зверюгой! — резко заявил Клевистон. Брогген тут же сник, потеряв всю свою бодрость. — С уважением, полковник, — вмешался Винокур, — но я тут представитель Рэдволла, и если Брогген хочет отправиться со мной в аббатство, я его, конечно же, приму. А если вас и ваших зайцев что-то в этом не устраивает, вы всегда можете выбрать другую дорогу. Но этот горностай идет со мной. Брогген вновь заулыбался, хотя в его глазах еще сквозило беспокойство. — Ох, я вам шибко благодарен, сэр. Моего лучшего дружка Янса порешили в бою, — он поднял правую лапу, на которой еще болталась манжета от наручников, — а мне теперь некуда податься. — Да, мы слышали о Янсе, — сказал Александр. — Нам очень жаль. Мы знаем, насколько вы были близки. — Cердечно благодарю, — всхлипнул Брогген. — Очень признателен. — Итак, — спросил Винокур, — ты все уладил с лордом Уртбладом? Он разрешил тебе отправиться с нами? — Да, чин по чину. Вчера вечером он дал мне почетную отставку. Без Янси мне больше незачем сражаться. Я просто не мог остаться на службе у лорда Уртблада после всего, что случилось. Он понял меня и отпустил. Теперь я свободен идти, куда хочу… а хочу я в Рэдволл. Не знаю, примут ли меня в вашем аббатстве… — Вряд ли! — перебил Клевистон. — …но, э-э… ну… даже если мне не удастся остаться там навсегда, я бы все равно хотел немного погостить. — В Рэдволле живет один ласка, — заметил Алекс. — Так почему бы и горностаю туда не попасть? Брогген тут же повеселел. Клевистон фыркнул, его уши покраснели. Винокур пристально взглянул на зайца. — Послушайте-ка, полковник. Брогген — честный и благородный зверь, который потерял дорогого ему друга, как и ты, и я. Ему нужен Рэдволл, как и любому другому, и кто мы такие, чтобы ему в этом отказывать? Так что если вы хотите жить в нашем аббатстве, вам придеся научиться уживаться со всеми — а «все» означает всех, кого настоятельница сочтет достойными жить там. Так что ведите себя дружелюбно, ладно? Иначе этот поход будет весьма неприятным для всех нас… Брогген неловко улыбнулся и протянул лапу для дружеского рукопожатия. Клевистон демонстративно отвернулся. — Будешь идти с одной стороны от этого выдра, раз уж он так настаивает на твоем присутствии, а я — с другой. — Ну, конечно, мне это вполне по нраву… — Вот и отлично! — Винокур хлопнул Броггена и Клевистона по спинам. — Договорились! Алекс с улыбкой взглянул на Винокура. — Может, у тебя всё же выйдет стать миротворцем, Винк. Пусть даже всего лишь между горностаем и зайцами. — Ну, ради этого я сюда и пришел, так что лучше поздно, чем никогда, да? — Он крепко пожал лапу Александру. — Эй, я ведь так и не поблагодарил тебя как следует за то, что ты спас мне жизнь. Я твой должник. Клевистон отвернулся, задумчиво глядя на одинокую могилу майора Саффорда. — Просто убедись, что к моему возвращению Монти сварит огромный котел своего знаменитого супа, и будем считать, что мы в расчете. — Отбросив всякие надежды на чинное прощание, Алекс заключил выдру в дружеские объятия, словно они были детскими приятелями. Винокур не мог сделать ничего иного, кроме как ответить тем же и дорожить этим мгновением, пока оно длилось. — За это лето ты сильно повзрослел, Винк. Больше, чем любой зверь в твоем возрасте должен был бы. А теперь отправляйся в Рэдволл и передавай всем мой привет! Винокур отступил назад, пригладил рясу и отвесил поклон леди Мине. — До следующей встречи, миледи. — Желаю удачного пути, мой добрый Винокур, — ответила та, улыбнувшись. — Хотя, боюсь, с этими зайцами тебе придется нелегко! — Придётся справляться как смогу! — Винокур собрал своих двух спутников и, напоследок махнув лапой Алексу и Мине, зашагал на юг вслед за полковником. Тридцать пять зайцев под командованием Тревеллера ушли еще ночью, чтобы избежать возможного предательства со стороны Уртблада. Это было приказом Клевистона, когда среди них было решено, что они окончательно направляются в Рэдволл. Сержант Траубер согласился остаться позади, чтобы присмотреть за Сатикоем и Баксли, приняв на себя риск остаться на милость Уртблада ради чести зайцев. Хэнчетта же Клевистон считал уже потерянным — будь то из-за тяжелых ранений или из-за приговора барсука. Но он искренне надеялся однажды снова увидеть остальных троих живыми, здоровыми и на свободе. Оставлять их было нелегким решением, и он молился, чтобы ему не пришлось сожалеть об этом. Алекс и Мина ещё некоторое время оставались у подножия горы, провожая взглядом троих путешественников, пока те не превратились в расплывчатые точки на горизонте, даже для их зоркого беличьего зрения. И лишь тогда они, наконец, повернули обратно и начали подъем к южному входу в туннель. На треть пути вверх по склону Мина остановилась у могилы Махуса. Место, где пал в бою предводитель лисов, представляло собой голый горный камень, без единого клочка рыхлой почвы поблизости. Но Уртблад повелел, чтобы Махус остался там, где пожертвовал собой ради своего господина. И потому два дня подряд команда кротов трудилась с кирками, молотами и долотами, скрупулезно выдалбливая узкую траншею в твердой скале, пока та не стала достаточно широкой, чтобы принять в себя окутанное саваном тело лиса. Уртблад собственными лапами пришил Махусу голову обратно к телу, чтобы храбрый лис обрел покой таким, каким был при жизни. Ни один другой воин, служивший барсучьему лорду, не удостоился подобной чести, хотя многие крысы, хорьки и горностаи также потеряли конечности или головы под мечом Урфиста. Когда тело было предано земле, могилу засыпали слоем плодородной почвы с террасных садов. В результате погребальный холм выглядел как длинная, невысокая груда гравия, резко выделявшаяся на фоне остального горного склона. Со временем это место должно было получить памятную статую. Но пока сама могила служила и мемориалом, и надгробным камнем. Глаза Мины затуманились, когда она смотрела на последнее пристанище своего лисьего товарища. — Прощай, старый друг. Северные земли будут тосковать по тебе… как и я. — И Рэдволл тоже, — добавил Алекс. — В аббатстве будут скорбеть, когда узнают эту новость. Но мы всегда будем помнить и чтить лиса, который спас одного из наших, и доказал, что даже лисы могут быть добрыми существами… и друзьями. Они постояли в уважительном молчании под поздним летним солнцем, а затем вместе продолжили путь в Саламандастрон. * * * Через четыре дня после выхода из Саламандастрона процессия, направлявшаяся в Рэдволл, в последний раз пересеклась с Фиткином, перевозчиком-землеройкой. Фиткин явно не обрадовался, увидев большую группу мрачных зайцев, вышедших с запада к его паромной переправе. Хоть для взвода полковника это была первая встреча с Фиткином, Тревеллер и другие успели рассказать своим товарищам обо всем, что было между Урфистом и упрямым перевозчиком. К счастью, Винокур оказался рядом, чтобы сгладить ситуацию. Фиткин выслушал новость о победе Уртблада и гибели Урфиста с удовлетворенной ухмылкой. — Так тому здоровяку и надо! — Я бы так не сказал, — вставил Винокур, преграждая собой путь нескольким зайцам, явно готовым задушить перевозчика. — Урфист был достаточно благородным, раз заслужил преданность всех этих достойных воинов. И вряд ли он заслуживал смерти, что бы там ни происходило между ним и Уртбладом. Землям ещё долго придется оправляться после этой страшной войны. Фиткин вскинул брови. — Думал, ты на стороне Уртблада, выдра. — Я редволлец, а Рэдволл сохранял нейтралитет, — ответил Винокур. Взгляд землеройки переместился на Броггена. — А этот горностай что тут делает? — Ещё один трагический ветеран битвы, — пояснил Винокур. — Потерял своего лучшего друга. Он тоже идет жить в Рэдволл. — Ха! Такой сброд, как он, бок о бок с этими зайцами? Даю полсезона, если не меньше! — Эй, дружок, смотри, кого называешь сбродом! — вставил Брогген. Совершенно неожиданно Тревеллер шагнул вперед и встал рядом с горностаем. — Этот зверь благороднее, чем ты когда-либо будешь, землеройка! Если кто тут и заслуживает такого прозвания, так это ты! Трудно сказать, кто был больше удивлен — Фиткин или Винокур. За последние дни враждебность зайцев к Броггену несколько ослабла: он рассказал им, как Янс дважды спас его жизнь, последний раз—ценой своей собственной. Искреннее горе горностая, похоже, тронуло их больше, чем ожидал Винокур . Фиткин лишь пожал плечами. — Как скажешь. Клевистон отвел Винокура в сторону: — Ну, приятель, нам решать: через брод на пароме этой морды или в обход через южный лес. Как быть? — Мне все равно, — ответил Винокур. — В обход — всего на пару дней дольше. Погода пока держится. — Если на то пошло, — вставил Тревеллер, — я бы не стал завязываться с этим наглецом. В прошлый раз он нам только мешал. Не думаю, что он даст нам переправиться даже за плату. — Плату? — фыркнул Клевистон. — У нас и так припасов в обрез. Если этот проныра хочет оплаты, то вопрос решен. — А если не хочет, я все равно не приму от него ни малейшей услуги, — упрямо добавил Тревеллер. Фиткин прочистил горло: — Так будете, или нет? — Думаем, чудик ты этакий, — бросил Клевистон. — Болтаете, а не думаете, — проворчал землеройка. — Ты, выдра, тебе я доверяю больше, чем этим косым. Есть у меня к тебе предложение. Винокур насторожился. — Поскольку ты и твой дружок были с Уртбладом, сделаю вам скидку. Вы помогли вернуть мой паром и починить домик. Так что переправлю вас всех разок бесплатно. В знак уважения к Уртбладу, понимаешь. Лица зайцев потемнели. — Все, с меня хватит! — Клевистон резко развернулся. — Не пойду на этот плот, хоть бы он мне сам доплатил! Вперед, зайцы, пошли в обход! Винокур только пожал плечами и двинулся следом за колонной. Фиткин вскочил на крышу: — Эй, косые! Раз вы такие неблагодарные, требую оплату за прошлые два раза! Рэдволлец, где же ваша справедливость?! Клевистон резко остановился. — Ах, заплатить тебе? — Он стиснул копье и шагнул к землеройке. Винокур попытался его удержать: — Эй, давай без глупостей. Клевистон рывком освободился, подошел к домику и с силой врезал сапогом по подпоркам. На третьем ударе вход рухнул, вновь завалив вход в лачугу. Заяц занял место во главе отряда, и они зашагали прочь. — Нехорошо получилось, — пробормотал Винокур. Тревеллер усмехнулся: — Пусть радуется, что мы его самого туда не запечатали! — Если хочет починить, пусть зовет Уртблада! — отозвался Клевистон.

========== Глава 77 ========== Винокур и Александр стояли бок о бок перед могилой выдр. Со временем у каждой братской могилы должен был появиться отполированный каменный обелиск, на котором высекут имена всех воинов, покоящихся теперь под слоем песчаной почвы. В Саламандастроне кроты уже трудились над этими памятниками, но до завершения работы еще предстояло немало времени. А пока вместо них служили простые деревянные таблички с краской наспех выведенным названием вида, чей прах лежал под насыпями. Впрочем, едва ли те, кто участвовал в погребении, могли бы забыть, где кого похоронили. Неуклюже скошенная табличка со словом «выдры» торчала из песка под небрежным углом, словно указывая, какие семена посеяны в грядке. Винокур шагнул вперед и выпрямил доску, вдавив ее глубже в землю и плотно утрамбовав лапой песок у основания, чтобы она не кренилась. — Никогда бы не подумал, что буду так по нему скучать, — хрипло проговорил молодой выдр. — Варни был хорошим зверем, — кивнул Алекс. — В аббатстве многие спорили с ним в разные времена, особенно когда речь заходила о том, что он не был рядом с тобой, как отец. Но сердце у этого бродяги было из чистого золота, тут не поспоришь. В том сражении полегло много достойных зверей… — белка бросил взгляд на другие могилы. — И не только выдр. — Я никогда не осознавал, насколько ужасна война. Если бы знал, что все закончится вот так, остался бы дома… И попытался бы убедить отца остаться тоже. Алекс сочувственно положил лапу юному выдру на плечо. — Твой отец был свободным духом. Он был рожден, чтобы идти своим путем. Не вини себя за то, что случилось. Ты не мог его изменить. Он уже служил Уртбладу к тому времени, как все это началось. И ты тоже поступил очень храбро, отправившись в это путешествие. Твой отец был тобой горд… и в Рэдволле тоже будут. Винокур опустил голову. — Я не чувствую себя храбрым. И полезным — тоже. Я пришел сюда, чтобы остановить войну, а вышло только хуже некуда. С того самого времени, как Уртфист бросился вперед, я будто оказался в кошмаре. Так всегда бывает на войне? Если да, я больше никогда не хочу в этом участвовать. Алекс покачал головой. — Можешь биться об заклад, раньше такого никогда не случалось. Добрые звери не сражаются с добрыми зверями. Так не должно быть. — Но в этот раз именно так и вышло, — вздохнул Винокур. — Да. В этот раз — да. Его взгляд снова упал на выдровый курган. — Отец не должен был быть похоронен здесь, среди всех остальных. Я не говорю, что он заслуживает больше почестей, чем остальные… но он был рэдволльцем, даже если проводил в аббатстве меньше времени, чем должен был. Мы должны были отвезти его домой и похоронить в аббатстве. Или где-нибудь в Мшистых холмах — он так любил те леса… Алекс похлопал Винокура по плечу, пытаясь приободрить. — Может, и так. Но готов поспорить, Варни хотел бы покоиться именно здесь. В конце концов, он был воином, и его место среди его боевых товарищей. Помни о нем всегда — так и должно быть. И будь уверен, брат Джефф сохранит память о твоем отце в летописях аббатства. Но его место — здесь. Винокур выпрямился, моргая и сдерживая слезы. — Да, сэр. Думаю, вы правы. К ним подошел капитан Сэйбрук, держа в лапе сложенную одежду. — Эй, Винк, кореш! Теперь, когда те крысы-пираты отсюда свалились, мы, выдры, можем снова порыбачить! Не хочешь присоединиться? Я тут раздобыл тебе настоящую выдровую жилетку, один из наших парней имел лишнюю. Так что давай-ка снимай свою рясу — и поплыли! Винокур посмотрел вниз на свой окровавленный наряд. — Похоже, ее уже не отстирать… Аббатиса будет недовольна. — Да брось ты! — рассмеялся Сэйбрук. — Мы, северяне, давно знаем, как выводить кровь с одежды, уж поверь мне! Давай-ка я заберу это, отдам нашим прачкам — и они всё отмоют. Будет как новенькое, даже глазом не моргнешь. Не будем же мы добавлять к твоим бедам еще и гнев твоей славной настоятельницы, а? * * * Пока большинство обитателей Саламандастрона обедали в главном зале, Уртблад встретился с Клевистоном и Тревеллером в одной из комнат горной крепости. Два зайца сидели справа от Уртблада; за длинным картографическим столом были только они трое. У двери стояли два лиса, занявшие пост после того, как сопроводили двух заячьих ветеранов в эти глубины крепости. На отполированном гранитном столе, поверх стеклянного рельефа побережья, была разложена скромная трапеза: холодная вода и овощные пирожки. Полковник и его старый друг-разведчик взяли себе по два пирожка и наполнили свои оловянные кубки водой из кувшина. — Только вода, во? — вслух подметил Клевистон. — Думал, ты устроишь что-нибудь пороскошнее, по такому случаю! — С нашей прошлой трапезы, полковник, от меня еще слегка отдает вином. Этот запах непросто вывести из меха и брони. На случай, если вы снова решите выплеснуть свой напиток мне в лицо, я выбрал тот, что не оставит столь стойкого аромата. — Может, плесну, может, нет, — задумчиво протянул Клевистон. — Зависит от того, что ты скажешь. Уртблад отпил воды, держа кубок в левой лапе, но к пище так и не притронулся. — Пришло время обсудить, что теперь будет между нами. — Думаю, решать вам, сэр, — последнее слово Клевистон произнес с явной издевкой. — Не стоит проявлять неуважение, полковник. Я хорошо и уважительно обхожусь с вами и вашими зайцами с тех пор, как вернулся в свой дом. — Если не считать шестьдесят одного убитого. — Они могли бы быть живы, если бы мой брат не устроил нападение. Я отнесся к вашим уцелевшим гораздо милосерднее, чем Уртфист поступил бы с моими воинами в случае своей победы. Тревеллер кивнул. — Да, это правда, — вынужден был согласиться он. — Но что теперь с ними будет? — Клевистон резко вмешался, не давая Тревеллеру смягчить разговор. — Это нам и предстоит решить, — ответил Уртблад. — Нам? — В голосе Клевистона было меньше насмешки, но все еще слышалось сомнение. — Ты и вправду намерен дать нам хоть какое-то право голоса? — Уверяю вас, полковник, вы сами будете решать свою судьбу больше, чем я. — Ну, тогда давай-ка проверим твои слова, — бросил вызов Клевистон. — Отпусти всех зайцев, которых держишь под стражей. — Несколько из них нуждаются в лечении и не в состоянии отправиться в путь, даже если бы были свободны, — спокойно возразил Уртблад. — Мои лисы могут ухаживать за ними лучше, чем кто-либо между этим местом и Рэдволлом. Кстати, к ним я причисляю и сержанта Траубера. Он поступил неразумно, не вернувшись, как я приказал. Думаю, он бы так и сделал, если бы не получил другого приказа. Ваших лап дело, полковник? — Считай это обменом. Я вместо него. — Это было бы справедливо, если бы у вас, полковник, были сломаны рука и плечо, треснуты ребра и еще куча повреждений. — Он не мог быть так уж плох, раз сумел дойти до нас сам, — заметил Клевистон. — Сломанные кости требуют времени на заживление, даже после того, как их правильно сложили, — ответил Уртблад. — Надеюсь, эта глупость не сведет на нет лечение, которое мы ему оказали. Мне не по душе тратить усилия на неблагодарных. Возможно, вам удастся убедить его вернуться внутрь — вместе с остальными зайцами, которых вы оставили с ним снаружи. — И с какой, позволь спросить, стати мне это делать? — Это зависит от того, к каким соглашениям мы придем здесь и сейчас, — спокойно ответил Уртблад. Клевистон прищурился. — Во, ты не собираешься сказать то, что я думаю? — Сейчас есть лишь один владыка горы, и это я, — произнес Уртблад. — Мой брат мертв. Вы можете чтить его память, как сочтете нужным, но служить ему больше нельзя. Будет глупо, если ошибочное чувство преданности затуманит ваш разум. Вы — Долгий патруль. Вы дали клятву. Я предлагаю вам продолжить исполнять свой долг так же, как вы делали это при Уртфисте. Тревеллер только посмотрел на него, разинув рот от изумления. А вот Клевистон, уже слышавший от Уртблада подобные речи, только покачал головой. — Нет большего способа оскорбить память Лорда Уртфиста, чем примкнуть к тебе! — заявил Клевистон. — Ты размахиваешь словами вроде «долг», «ответственность» и «честь», как оружием, требуя их от других, но сам не имеешь ни малейшего понятия, что они значат на самом деле. Я уже дал тебе свой ответ, когда мы встретились в прошлый раз. Ничего не изменилось! — Изменилось всё. Вы воевали со мной. И проиграли. Клевистон развел лапами. — Так ты можешь только убить нас. Ты точно не можешь заставить делать то, чего мы не желаем. — Я не принуждаю никого служить мне против воли. Даже у моих солдатов-хищников, многие из которых раньше служили моим врагам, было право выбора. И я не хочу убивать вас. Если мне не удастся убедить вас остаться в Саламандастроне и продолжить службу в полном составе, вы вольны уйти. — Все до единого? — Все, кроме Ханчетта. Он может и не пережить свои раны, но если выживет, то останется здесь, чтобы предстать перед судом за измену. — Что?! — воскликнули Клевистон и Тревеллер разом. Тревеллер продолжил: — Что такого тот парень сделал, чего не сделали мы? — Он напал непосредственно на законного Лорда Саламандастрона, — Уртблад поднял свою закованную в металл культю. — И вот к чему это привело. Пока вы сражались с моими воинами, повинуясь приказам моего брата, это была война. Но когда Ханчетт сбил меня с ног, надеясь убить, его поступок стал изменой. Каждый другой заяц, напавший на меня напрямую в битве, теперь лежит под могильным холмом снаружи. Ханчетт будет обвинен в предательстве, а затем я решу его судьбу. — Это несправедливо! — воскликнул Тревеллер. Клевистон положил сдерживающую лапу ему на плечо. — В подобных случаях только я могу решать, что справедливо, — ответил Уртблад. — Лорд-барсук всегда сталкивается с трудными решениями. Но, возможно, у вас есть способ убедить меня передумать. Уши Клевистона напряглись. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, хотя уже догадывался о грядущем ответе. — Если оставшиеся в живых зайцы согласятся остаться здесь и признать мое владычество, мне понадобится полный их состав. Два десятка зайцев остаются внушительной боевой силой; в некоторые периоды истории Саламандастрона в Патруле было и меньше воинов. Если вы принесете мне клятву верности, полковник, возможно, я сочту, что Ханчетт достаточно ценен, чтобы помиловать его. — Ты держишь Ханчетта в заложниках, чтобы заставить нас служить тебе! — воскликнул Клевистон. — Я не сказал этого, — ответил Уртблад. — Возможно, я все равно решу, что Ханчетт должен умереть, даже если вы примете меня как своего нового повелителя. А возможно, проявлю к нему снисхождение, даже если вы отвергнете мое предложение. Я лишь хотел, чтобы вы знали обо всем, что влияет на этот вопрос. — Тьфу! Я не должен удивляться, знаю, но всякий раз, когда мне кажется, что ты уже пал так низко, как только можно, ты находишь, куда еще опуститься. Сэр. — Мне жаль, что вы так думаете обо мне, полковник. Но есть и более веские причины, по которым вам стоит признать мое владычество. — Например? — Например, что зайцы принадлежат Саламандастрону. А морские крысы — нет. Ты сам видел сегодня утром, какими силами может располагать Траттон. Нам крупно повезло, что он не попытался вторгнуться сегодня; исход был бы неопределенным. Но он знает мою репутацию, и потому, завидев мой стяг, понял, что теперь этой крепостью командую я, и отступил. Если ничего другого, этот случай должен доказать тебе, что Траттон мне не союзник. Если бы это было так, его войска уже находились бы в Саламандастроне. — То, что случилось утром, ничего не доказывает, — возразил Клевистон. — Ну да, он пронесся мимо, когда увидел твой флаг. Это можно трактовать по-разному. К примеру, может, вы все-таки союзники, и, увидев, что ты уже захватил крепость, он понял, что нападение не требуется. Кто скажет, что он не вернется сюда, когда ты избавишься от нас, и не устроится поудобнее? — Вы только что привели самый сильный довод в пользу того, чтобы Долгий патруль остался здесь, полковник. Доверяете вы мне или нет, но одно вам известно наверняка: в Саламандастроне сейчас нет морских крыс. Если бы я хотел, чтобы это изменилось, зачем мне тогда уговаривать вас остаться? — А может, именно на это ты и рассчитываешь: что мы будем сражаться до последнего. Удобный способ избавиться от нас, во? Если мы уйдем, вдруг мы потом вернёмся и укусим тебя за хвост. Но если мы останемся, ты будешь знать, где мы и что делаем. Очень легко твоим дружкам-морским крысам прийти снова, да с такой же силой, что и сегодня. У нас не будет ни малейшего шанса, особенно если ты провернешь какую-нибудь хитрость вроде того, что запечатаешь нас снаружи. Нет уж, я смогу расслабиться только когда буду далеко от тебя… и даже тогда я буду держать ухо востро, можешь не сомневаться. — Всё, что вы говорите, было бы правдой, если бы я был тем злым и коварным зверем, каким вы меня считаете. А теперь представьте на миг, что я говорю правду. Ваше присутствие здесь может стать той самой разницей между тем, чтобы уберечь побережье, и тем, чтобы потерять его Траттону. Как бы вы себя чувствовали, если бы сидел где-то в безопасности, заботясь только о том, чтобы я не мог до вас добраться, и услышал такую новость? Клевистон отмахнулся: — И почему бы такому случиться, если только ты сам этого не допустишь? Если Траттон не напал на тебя с такими силами, какие были сегодня, то я не вижу причин, по которым он когда-либо осмелится бросить тебе вызов. Если только он тебя на самом деле боится, что лично мне верится с трудом. — Вы, похоже, не понимаете, что сила Траттона еще растет, — ответил Уртблад. — Дело не только в численности войск, но и в стратегии, и в типах оружия. Например, его новые железные корабли, которые ходят под водой. Если бы Траттон напал сегодня утром, я бы мог послать выдр пробить корпуса его кораблей и затопить их или же взобраться на борт и поджечь. Но с этими новыми судами это не сработает. Сейчас у Траттона всего два-три таких корабля, но он строит новые. — Ну и что? У тебя есть выдры, мыши, ежи, а также лисы с мечами и белки с луками… не говоря уже о всей твоей ораве нечисти. Зайцы тебе вообще не нужны. — Чтобы удержать сам Саламандастрон, возможно, и нет. Я всегда могу вызвать подкрепления с севера. Но что мне это даст? Из всех тех, кого ты назвал, кто может преодолевать большие расстояния и патрулировать земли, как Долгий патруль? Быть Владыкой горы — значит защищать все побережье, а не только саму крепость. Без Патруля, полковник, эти земли могут пасть перед Траттоном, даже если Саламандастрон устоит. Только ваши зайцы обучены для этого дела и способны его выполнять. — Ну, наверняка ты найдешь кого-нибудь, кто с этим справится, — начал Клевистон, но Тревеллер остановил его, положив лапу на плечо. — В его словах может быть доля правды, — сказал старый разведчик. — Мы правда хотим оставить побережье без защиты? Кто будет патрулировать его, если не мы? Клевистон с подозрением посмотрел на него: — Неужели ты, старина, всерьез подумываешь работать на этого зверя? Ты правда хочешь водиться с его лисами и прочей швалью? — Если это как-то вас подбодрит, — предложил Уртблад, — я могу отправить всех оставшихся крыс, ласок и лис обратно в северные земли, оставив здесь только выдр, мышей и кротов. Я так понимаю, у вас не будет возражений против службы рядом с храбрыми лесными зверьми? — Это все равно оставит здесь тебя, — сухо заметил Клевистон. — Уходить я никуда не собираюсь, — подтвердил Уртблад. — По крайней мере, пока. Север по-прежнему нуждается во мне, но моя главная задача сейчас — безопасность Саламандастрона и побережья. Клевистон вновь обратился к другому зайцу: — Ты ведь на самом деле этого не хочешь. Правда? — Посмотри на это так, Клеви, — ответил Тревеллер. — Мы воевали против Уртблада, и, как он сказал, проиграли. Если бы он хотел нас убить, я бы сейчас с тобой не разговаривал. А теперь он предлагает нам сражаться с морскими крысами. Разве не ради этого мы все тут? Теперь Уртблад — владыка горы, и мы ничего не можем с этим поделать. Думай о нем что хочешь — я и сам далеко не в восторге от этой мысли, — но побережью по-прежнему нужна защита. — А если это ловушка? — возразил Клевистон. — Если это очередной обман, как с Браудером? Может, он проявил милосердие, чтобы заманить нас внутрь и покончить с нами разом? — Полковник провел лапой по горлу. — Вы, кажется, забываете, полковник, — напомнил ему Уртблад, — что у меня было предостаточно возможностей покончить с вами задолго до того, как мой брат вызвал меня на бой. Разве то, что я позволил вам уйти, — после того как пошел на значительные усилия, чтобы захватить Саламандастрон без единой жертвы среди вас, — для вас ничего не значит? Тревеллер холодно посмотрел на барсука: — Кто вообще сказал, что мы все собираемся сюда входить? В этом даже нет необходимости. Мы можем устроиться где-нибудь на побережье… патрулировать его по-своему, не подчиняясь этому зверю. Два зайца с ожиданием уставились на Уртблада, гадая, как он отреагирует на это. Он лишь небрежно махнул лапой: — Если вы решите покинуть Саламандастрон, то свободны идти, куда пожелаете, пока это не мешает моим собственным планам. Если вы продолжите патрулировать побережье самостоятельно, у меня не будет возражений, хотя я надеюсь на свободное общение и сотрудничество между вами и моими войсками. Траттон — наш общий враг. Возможно, спустя время, когда вы убедитесь, что я действительно намерен не дать ему ступить на этот берег, мы станем союзниками перед лицом этой угрозы. — И есть еще Ханчетт, — вполголоса напомнил Клевистону Тревеллер. Полковник потер усы, недоверчиво глядя на Уртблада. — Твои слова весили бы гораздо больше, если бы за ними последовали действия. Докажи, что ты серьезен. Отпусти зайцев. Сегодня. Уртблад молча смотрел на него несколько мгновений. Его стальной взгляд оставался непроницаемым. Затем он кивнул. — Хорошо. Но при одном условии. — Каком? — Те, кто находятся в лазарете, должны остаться там на лечение… и сержант Траубер тоже должен вернуться. Остальные шестнадцать, кто в состоянии идти, могут уйти, если пожелают. — А я? — Вы лично всегда можете приходить и уходить, как мы и договорились. Единственное условие — внутри горы вы будете находиться под вооружённой охраной. Остальные, покинув крепость, останутся снаружи, если только не принесут мне клятву верности. — Оставаться снаружи — вполне устраивает, если таков выбор, — сказал Клевистон, поднимаясь на ноги. За ним тут же встал и Тревеллер. — Ладно, тогда покончим с этим. Я как раз подумывал о том, чтобы прогуляться с моими зайцами после обеда. — Да, не помешает размять наши культяшки, — оживился Тревеллер, но вдруг его взгляд упал на правое запястье Уртблада. — Ой… эээ, неудачный выбор слов, — пробормотал он с искренним смущением. — Не берите в голову, — спокойно ответил Уртблад, обходя двух зайцев. — Пойдемте, сообщим вашим соратникам хорошие новости. * * * Полковник Клевистон покинул Саламандастрон вместе с освобожденными зайцами, проводя их к месту, где остальная часть его взвода ожидала на восточных рубежах прибрежной равнины. Когда полковник вернулся в гору вскоре после захода солнца, сержант Траубер был с ним, в соответствии с условиями Уртблада. Клевистон предпочел бы, чтобы Траубер оставался на свободе, но сержант настоял на выполнении их части соглашения. Было вполне очевидно, что Уртблад был прав: Трауберу потребовалось бы еще дня два постельного режима для полного восстановления. Полковник сопроводил Траубера в лазарет, желая проверить состояние других трех зайцев, находящихся там. Сатикой был признан вне опасности лекарями-лисами; своевременная помощь, оказанная ему мышами на склоне, спасла ему жизнь, хотя он больше никогда не мог говорить. Немой заяц слабо улыбнулся на слова ободрения Клевистона, затем отпил немного овощного бульона, который ему подал крот. Другой из зайцев, Баксли, получил ранение, когда треть копья сломалась внутри него, но лисы каким-то образом сумели извлечь его и сохранить ему жизнь. Таким образом, Баксли тоже был теперь бодр и на пути к выздоровлению. Того же нельзя было сказать о Ханчетте. Молодой бегун был в тяжелом состоянии. Во время визита Клевистона Ханчетт находился на грани сознания, но не мог вести осмысленный разговор, и полковнику было тяжело слышать его мучительные стоны. Лис, ответственный за палату, заверил Клевистона, что Ханчетту дают максимально допустимую дозу лекарства для облегчения боли. Кроме того, были применены все возможные способы лечения, и больше ничего нельзя было сделать. Ханчетт либо выживет, либо погибнет сам по себе. Убедившись, что его не подслушивают, Клевистон провел короткие шепотные беседы с Сатикоем и Баксли. Они кивнули, понимая принятое их товарищами решение, и приняли его без возражений. Затем Клевистон пожелал им спокойной ночи и направился наверх, в сопровождении двух выдр-охранников, чтобы найти Уртблада. Лорд-барсук предвидел потребности командира зайцев и подготовил поздний ужин для Клевистона в обеденном зале. Уртблад пригласил Винокура и Александра также присоединиться к нему. К ним присоединилась леди Мина. Двое рэдволльцев и белка из племени Гоо сели напротив Клевистона, а Уртблад занял место во главе стола между ними. Заяц и барсук изучали друг друга в мерцающем бронзовом свете вечерних факелов. — Вы хотели что-то сказать мне, полковник? — начал Уртблад. — Да. Мы все обсудили ваше предложение сегодня днем. Оказалось, что много обсуждать и не пришлось. Мы не будем вам служить, — ответил Клевистон. Уртблад молча выслушал это с каменным выражением лица, затем спросил: — И вы уверены, что вам не нужно больше времени? — Мы не изменим своего решения, — решительно покачал головой Клевистон. — Мы вам не доверяем и, вероятно, никогда не будем. Так что будьте лордом этой горы сколько угодно, но у вас не будет помощи Длинного патруля. Теперь... я все еще свободен уйти? — В этот самый момент, если пожелаете. Таково было наше соглашение, — подтвердил Уртблад. — А что насчет сержанта Траубера, а также Сатикоя и Баксли? — спросил Клевистон. — Они не в состоянии путешествовать на большие расстояния. Я настаиваю, чтобы они оставались здесь как минимум до первого дня осени. Это уже скоро. После этого они будут свободны уйти, куда пожелаете, — ответил Уртблад. — Вы все еще собираетесь казнить Ханчетта? — спросил Клевистон. — Если он выживет, ему будет предъявлено обвинение в измене. Мое решение может быть смертным приговором, а может быть и помилованием. Я не думаю, что поступаю строже в этом вопросе, чем любой другой владыка горы. Я приму решение о его наказании в надлежащее время... если такое время вообще наступит, — ответил Уртблад. Клевистон тяжело вздохнул. Решения, которые ему пришлось принимать в этот день, были такими, с какими командир Патруля не должен был сталкиваться. — Мне очень жаль его, — ответил он. — Напоминает мне Тревеллера в его молодые годы. Но мои обязанности больше, чем один заяц. Я не собираюсь порабощать весь Патруль — что от него осталось — ради Ханчетта. Многие зайцы погибли, сражаясь с тобой... Я должен заботиться о тех, кому еще могу помочь. Я думаю, если вы намерены казнить Ханчетта, я ничего не могу с этим поделать, так что теперь он в лапах судьбы. Просто еще одна жертва этой проклятой войны. Но остальные мы уходим, пока можем. — Я не буду скрывать, что разочарован этим решением, полковник, — произнес Уртблад. — Я действительно надеялся, что Патруль поможет мне в защите побережья. Но мой брат отравил ваши умы против меня. Из всех его проступков, это то, что я никогда не смогу ему простить. — Оставь свое прощение. Лорд Урфист не захотел бы его, — сказал Клевистон несколько раздраженно. Уртблад не обратил внимания на тон зайца. — Останетесь ли вы с Патрулем снаружи до конца сезона, когда ваши трое товарищей смогут покинуть лазарет? — спросил Уртблад. — Вряд ли, — Клевистон посмотрел на Винокура и Алекса. Молодой выдр променял запятнанную кровью рясу аббатисы Мгеры на выдровую рубашку, которую ему утром подарил Сэйбрук, но все равно оставался представителем аббатства. — Когда вы двое возвращаетесь в Рэдволл? — спросил полковник. — Не знаю, как Александр, — ответил Винокур, — но я — завтра. Я не смог остановить войну, которую пришел предотвратить, и в результате потерял отца, — в уголках его глаз появился блеск сырости. — Я просто хочу вернуться домой, в аббатство, как можно скорее. В Рэдволле всегда царил дух исцеления, и сейчас он нужен мне больше, чем что-либо другое. — Завтра, да? Ну что ж, во время твоего похода домой у тебя будет хорошая компания, сынок, потому что ты не единственный, кто нуждается в исцелении. А теперь я хочу спросить, каковы шансы, что настоятельница согласится позволить нам постоянно жить в Рэдволле? Алекс и Винк уставились на полковника с открытыми глазами. — Так мало, да? Ну, в Мшистом лесу есть еще немало мест, где можно повесить шляпу такому отряду зайцев, как мы… — Нет, нет, нет! — заикнулся Винокур. — Ты просто застал нас врасплох, вот и все. Я имею в виду, что такое, по-моему, ни одному зверю и в голову не приходило. Но я уверен, что аббатиса примет вас с распростертыми лапами, — Выдр посмотрел на Уртблада, — если у вас нет возражений, милорд. — Это дело Рэдволла и Долгого патруля. У меня нет права голоса... до определенного момента. — До какого же? — спросил Клевистон. — Я не стану мешать вам покинуть Саламандастрон и отправиться туда, куда пожелаете. И я полагаю, что не смогу помешать вам говорить обо мне плохо любому. Но одну вещь я должен сказать вам сейчас, где эти добрые звери смогут меня услышать, — Уртблад кивнул, указывая на двух рэдволльцев, затем его холодный, пронизывающий взгляд снова остановился на Клевистоне. — Я проявил к вам больше милосердия, чем многие из моих предшественников проявили бы к врагу, полковник… не заставляйте меня сожалеть об этом. Моя доброта имеет свои пределы. Если Долгий патруль снова столкнется со мной на поле боя, я не позволю ни одному зайцу выйти живым из поединка. Я выразился ясно? В наступившей ошеломленной тишине Клевистон ответил: — Предельно ясно. Сэр. Массивное кресло Уртбладда тяжело заскрежетало по каменному полу, когда он отодвинул его и встал. — Уверен, что утром вы захотите встать пораньше. Я распоряжусь, чтобы ваши мешки с едой из аббатства пополнили, чтобы облегчить вам путь. Спокойной ночи. И он широкими шагами вышел из зала.

========== Глава 76 ========== Уртблад встретил Клевистона у входа в южный тоннель. Если барсук был хоть сколько-нибудь удивлен или разочарован тем, что полковник прибыл в одиночку, он не подал виду. Обменявшись сухими приветствиями, Клевистон бросил взгляд на отсутствующую правую лапу Уртблада. — Должен сказать, в последний раз ты выглядел лучше. Может, если будем убивать тебя по кусочку, в конце концов, доведем дело до конца. — Нам есть о чем поговорить, — ответил Уртблад, полностью проигнорировав язвительный комментарий полковника, — но это может подождать до утра. Хотите увидеть остальных своих зайцев? — Э… да. — Так я и думал. Капитан Сэйбрук, проводите полковника до казарм, где размещены длиннопатрульцы. Следите, чтобы он не устроил неприятностей, но помните, что он мой гость и может покинуть гору в любой момент. — Есть, милорд. Сюда, полковник… Встретившись с Тревеллером и остальными, Клевистон узнал все подробности битвы. Полковник стиснул зубы от ярости, узнав, что его погибших соратников предали унизительному общему захоронению. — Будь здесь я, — поклялся он, — каждый из этих зайцев получил бы отдельную могилу, даже если бы моя рота копала их три дня подряд! — Ну, мы не знали, когда ты вернешься, — ответил Тревеллер. — После этой битвы и пяти дней похода мы были не в том состоянии, чтобы рыть шесть десятков могил, тем более что большинство из нас были ранены. Нам нужно было похоронить наших товарищей, пока их не растащили чайки да муравьи, и это был единственный способ сделать это вовремя. — Понимаю, дружище. Не ставлю тебе это в вину. Уверен, тебе самому это было не по душе. По крайней мере, майор получил отдельную могилу. Но что Уртблад сделал с лордом Уртфистом? Тревеллер описал торжественную церемонию, состоявшуюся тем днем, когда их павшего владыку усадили на пустующий трон в скрытой зале. Клевистон заметно вздрогнул, услышав это. — Что такое, полковник? — удивился Тревеллер. — Мне это показалось достойным. Совсем не тем, чего можно было ожидать от Уртблада. — Перед нашим уходом из Саламандастрона Уртблад сказал, что позволит Уртфисту занять трон, когда будет уверен, что тот достоин править здесь. Может, именно это он и имел в виду с самого начала… что единственный способ отдать брату трон — это сначала убить его. Тревеллер почувствовал, как по его спине пробежала дрожь, а шерсть слегка приподнялась. — Получается, он загадал тебе пророческую загадку, а ты и не понял. Брр, мурашки по шкуре, во! — Не приписывай к этому никакого пророчества, приятель, — резко ответил полковник. — Чтобы плести интриги и убивать, пророческий дар не нужен. С этим любой злодей справится. — Да, пожалуй. — Тревеллер пожал плечами, но не выглядел особенно убеждённым оценкой Клевистона. — Ну что ж, мы рассказали тебе обо всём, что здесь произошло. Теперь расскажи нам, как этот рыжий барсук смог захватить наш дом, никого из вас не убив. Теперь настала очередь Клевистона поведать свою историю. Шестнадцать зайцев, собравшихся перед ним, слушали, затаив дыхание, его рассказ о том, как выдры Уртблада пробрались в Саламандастрон в глухую дождливую ночь и усыпили их всех дурманом. Никто из них никогда не слышал о подобном. — Неудивительно, что у него это получилось, — заключил Тревеллер. — Никак не защитишься от того, о чем и слыхом не слыхивал! — Это не имеет значения, — Клевистон опустил голову. — Лорд Уртфист поручил мне оборону горы, и я провалил эту задачу. Я обязан был удержать Саламандастрон от любых угроз, даже тех, что нельзя было предугадать. Это будет лежать на мне тяжким грузом до конца моих дней — мысль о том, мог ли я сделать что-то иначе, чтобы не пустить сюда Уртблада. — Не похоже, чтобы мог, полковник, — примирительно сказал Тревеллер. — Никто из нас не смог бы заметить, как выдры выходят из моря в безлунную ночь, или защититься от дыма. Уртблад нас победил — это факт. Но мы не позволили себя сломить. Так что не вешай нос, дружище, и не кори себя слишком сильно! Клевистон немного приободрился, осознав, что по-прежнему остается командиром Длинного Патруля, а значит, должен заботиться о боевом духе своих подчиненных. Как они могли надеяться на лучший исход, если бы их предводитель ходил угрюмым и подавленным, как провинившийся зайчонок? Держась этой мысли, полковник принялся рассказывать, как их отряд столкнулся с Браудером на Западных Равнинах и преследовал его целое утро до самых стен Рэдволла. Разочарование слушателей из-за того, что шпиону удалось улизнуть, вскоре сменилось удовлетворенными улыбками, когда они услышали, как аббатиса отчитала предателя и изгнала его с позором. — Ну, похоже, аббатство наконец-то начинает понимать, что за злобная тварь этот Уртблад, — с надеждой сказал Тревеллер. — Я бы не сказал, — вздохнул Клевистон. — Но, по крайней мере, они поняли, какой он лживый. А уж нечестность — вот что их особенно задевает. Не знаю, впустят ли они когда-нибудь Браудера обратно в аббатство, даже если ему будет грозить смерть. — И поделом, — фыркнула заячиха по имени Флориссант. — Надеюсь, он ускачет обратно в Северные земли с хвостом между лапами. Этому мерзавцу в Стране Цветущих Мхов места нет. Хотя, если уж на то пошло, я бы не отказалась с ним еще разок встретиться, чтобы он получил по заслугам! — Не удивлюсь, если Браудер окажется здесь, раз уж Уртблад захватил Саламандастрон, — предположил полковник. — Но сейчас меня больше волнуют другие зайцы — а именно, мы. Уртблад пригласил меня сюда, пообещав, что я смогу уйти в любой момент. Сержант Траубер считал, что Уртблад хочет поговорить со мной, прежде чем решит, что делать с вами. В пределах разумного, я обязан добиться вашего освобождения. — Ты думаешь, он не врет насчет того, что ты свободен? — спросил Тревеллер. — Думаю, это я легко могу проверить — просто попробую уйти. Посмотрим, остановит ли меня кто-нибудь. — Тогда сделай это, — хрипло сказал Тревеллер. — Если можешь выбраться отсюда, уходи, пока он не передумал. Не переживай за нас — он, скорее всего, не собирается выпускать нас из Саламандастрона живыми, что бы ты ни сделал. А если и выпустит, я не хочу, чтобы это было ценой того, что тебе придется ему отдать! Клевистон заглянул в глаза своему старому другу. — Ты знаешь, что я не могу так поступить, Тревеллер. Даже если бы в плену был только один из нас, я бы сделал всё в моих силах, чтобы его освободить. Я все-таки командующий офицер, а значит, за благополучие моих зайцев отвечаю я. Уртблад хочет говорить, значит, будем говорить… и на этот раз я постараюсь не плеснуть ему вином в лицо. — Да, но… — Тревеллер замялся. — Что такое, дружище? — подбодрил его Клевистон. Было очевидно, что что-то еще тревожило разведчика. Тот уставился себе под лапы. — Я знаю, ты не особо веришь в силу пророчеств Уртблада… — Я так не говорил, — возразил Клевистон. — Пророчество на стене тронного зала, вполне настоящее… из-за него вся эта война и началась. — Да, но за время, что я провел рядом с Уртбладом после битвы, у меня было странное чувство. Я думаю, у него есть силы, что выходят далеко за рамки одного лишь дара предвидения. — Что ты имеешь в виду? Тревеллер попытался объяснить. Но слова давались ему с трудом, и он чувствовал себя глупо. — Ну, забудь, что я сказал, — пробормотал он. — Нет. Продолжай, — настаивал Клевистон. — Это может быть важно. Тревеллер с раздражением потер лапами колени, подбирая слова. — Первый раз это случилось, когда я смертельно устал, так что я не придал этому значения. Но когда это повторилось во время захоронения лорда Уртфиста, я понял, что это не просто так. Есть в этом барсуке нечто… неземное. Иногда мне казалось, что это просто сама судьба дает о себе знать, но иногда… это будто исходило от него. Не как от существа, ведомого судьбой, а наоборот — словно реки времени искривлялись вокруг него, только потому, что есть он. Может, он видит будущее потому, что он ворует его, еще до того как оно свершится, и подчиняет своей воле. — Тревеллер пристально посмотрел на Клевистона. — Я сошел с ума, во? Не помню, чтобы мне врезали по башке во время битвы, но, может, я просто этого не заметил... — Даже если это правда, — ответил Клевистон, — я не вижу, как это нам поможет. — Суть в том, что если будущее таково, каким его хочет видеть Уртблад, то можешь оставить нас без угрызений совести, ведь наша судьба уже решена, — возразил Тревеллер. Клевистон улыбнулся и покачал головой. — Если ваша судьба предопределена, то и моя тоже, потому что я сейчас сижу здесь вместе с тобой. Нет, для меня это ничего не меняет. Я не знаю, пророк Уртблад, волшебник, сумасшедший или просто злодей, но я собираюсь поговорить с ним от вашего имени. Если я провалюсь, то снаружи останется двадцать хороших зайцев, которые продолжат борьбу. Но если мне удастся добиться успеха, то, возможно, я смогу удвоить это число. Тревеллер посмотрел на него по-новому. — А может, Уртблад — не единственный, кто способен вершить будущее одной лишь силой воли! * * * Над Саламандастроном рассвело. Небесный свод сменил черный цвет на серый, а затем на бледно-голубой, словно скорлупа яйца дрозда. Взмыли в воздух чайки. Их утренние крики смешивались с мягким шепотом прибоя, который время от времени прерывался тяжелым гулким рокотом более крупных волн. Едва ощутимый ветерок шевелил воздух над побережьем. На морском склоне плато возвышался высокий флагшток. С него свисало знамя Уртблада — красный барсук на белом фоне. Огромный флаг вяло прилепился к древку, не находя достаточно ветра, чтобы развеяться. Барсучий Лорд стоял на краю кратера, пристально вглядываясь в морскую даль. Он даже не обернулся, когда Клевистон вышел на крышу крепости в сопровождении Сэйбрука и Маттуна. — Доброе утро, полковник. Надеюсь, вы хорошо выспались? Клюистон не хотел в этом признаваться, но спал он, как младенец. После визита к пленным зайцам ему отвели его старую комнату с мягкой постелью. Это была первая ночь за долгое время, когда он мог спать с таким удобством, и после утомительного похода через горы туда и обратно его тело сдалось блаженству уютного матраса и теплого одеяла. Он почти стыдился того, что смог так сладко уснуть, пока его товарищи сидели под замком. Но, с другой стороны, спокойный сон оставил его с бодрым и ясным умом, а это было необходимо для предстоящих переговоров. — Вполне, полагаю, — ответил Клевистон, подходя к краю кратера рядом с Уртбладом. — Лучше бы я ночевал с моими зайцами, но они — пленники, а я нет. Хотя, смотрю, ты все равно приставил ко мне охра — во! — Да, — кивнул Уртблад. — Как видите, у нас гости. В открытом море, не одна, не две и даже не три, а сразу четыре огромные парусные громады стояли на якоре, их носы угрожающе были устремлены к Саламандастрону, а легкий бриз трепал их внушительные паруса, расписанные красными, черными и зелеными узорами. Это были боевые корабли короля крыс Траттона, четыре самых крупных в его флоте. Вдвое превосходя размерами обычные корсарские галеоны, каждый из них мог нести на борту по двести крысиных солдат, не считая команды. Траттон использовал такие корабли для масштабных набегов или когда хотел закрепиться на побережье, чтобы развернуть добычу руды или заготовку древесины — в любых случаях, когда предстояло встретить сопротивление. Именно такие приемы сделали Траттона самым грозным морским королем в истории. Там, на кораблях, ожидала целая морская армия, числом, возможно, до тысячи голов, и в ее намерениях нельзя было сомневаться. Это было зрелище, которого Клевистон надеялся не увидеть никогда — даже когда лорд Уртфист был жив, а Долгий патруль находился в зените силы. Полковник сглотнул, чувствуя сухость в горле. — Твои дружки? — Едва ли. И если вы еще верите, что я в союзе с Траттоном, смотрите внимательно — и поймете, как сильно ошибаетесь. — И что ты собираешься делать? — Это зависит от того, что предпримет Траттон, — ответил Уртблад. — Он на одном из этих кораблей… я это чувствую. — Забавно, что он прибыл сюда как раз тогда, когда и ты, — с едва заметной иронией заметил Клюистон. — У Траттона тоже есть шпионы, полковник. Когда он узнал, что я покинул северные земли и направился на юг с большим войском, он мог догадаться, что между двумя барсучьими властелинами может вспыхнуть война. Как любой хитроумный завоеватель, он собрал свои силы, надеясь, что представится возможность захватить Саламандастрон. Скажите мне, что бы случилось, если бы эти корабли прибыли сюда, когда вас оставалось всего два десятка? Клевистон нахмурился. — Не думаю, что у нас были бы хоть какие-то шансы. — Вот именно. Так что можно сказать, что нам повезло — он прибыл слишком поздно. — Повезло? Слишком поздно? — заяц едва не поперхнулся. — Ты серьезно думаешь, что у нас есть возможность сопротивляться? — Жизни многих достойных существ, в том числе моего брата, были отданы за то, чтобы Саламандастрон перешел под власть одной сильной лапы. Теперь я его не отдам. Ради всех земель эта крепость не должна пасть перед Траттоном. Я не позволил Уртфисту осадить ее и превратить меня в пленника в собственном доме, но с Траттоном у меня может не остаться выбора. Пока мы можем не дать ему войти в Саламандастрон, он не сможет победить. — Ага… но и мы тоже. И мы не сможем держаться вечно, не против такой орды. — Нам не придется держаться вечно. — Уртблад повернулся и указал на плато. Там на каменной груде, сложенной в могильный курган, скорбно сидел сокол — капитан Клистра. Моя коршуниха Халприн была убита сержантом Траубером, но у меня еще есть капитан Клистра, способный покрывать огромные расстояния с невероятной скоростью. Я могу послать весть в Рэдволл или к своим войскам на севере. Мы сможем продержаться долго, даже если нам придется наглухо запечатать оставшиеся три входа. Уртблад пристально, пронзительно взглянул на Клевистона. — Мне нужно знать, полковник, могу ли я рассчитывать на вас в защите Саламандастрона. Уверен, вы еще меньше, чем я, хотите увидеть здесь победу Траттона. — Да уж, намного меньше, спору нет. Но я-то думал, ты просто впустишь его и поделишь добычу. Ты точно не заодно с тем паршивым работорговцем? — Я презираю рабство, — твердо заявил Уртблад. — Морские крысы — мои заклятые враги, а не союзники. Клевистон скосил взгляд вниз, где стояли двое уцелевших крыс из армии Уртблада. — По-моему, парочка служит у тебя прямо сейчас. — Это лесные крысы. Как правило, я никогда не принимал морских крыс в свое войско. — И в чем же разница? — Удивлен, что командующий Долгого патруля задает такой вопрос. Хотя… если все ваши встречи с крысами были только с пиратами, я понимаю, почему вы так относитесь ко всему их виду. Поверьте, полковник, крысы, которым я доверил оружие, — совсем не то же самое, что те, что сейчас на кораблях. — И ты знаешь это потому, что провел время в море с Траттоном? — Клевистон мгновенно ухватился за это. — Тревеллер говорил, что вы выглядели очень даже по-дружески, когда вместе отплыли после того, как ты помог ему починить корабль! — Я рискнул теми плаваниями, потому что понимал: Белокогть станет моим будущим врагом, — объяснил Уртблад. — Понимание противника дает огромное преимущество — вот чего, похоже, так и не осознал Уртфист. — И принесло? — с сомнением спросил полковник. — Это еще предстоит выяснить. Но я знаю Траттона лучше, чем любой зверь, кто сам не морская крыса. И я не верю, что он нападет сегодня. Нам суждено сразиться, но еще не настал нужный момент. — С чего ты так решил? — Во-первых, Траттон не видел саму битву, насколько мы можем судить. Он не знает, какая сторона победила, стоит ли перед ним Долгий патруль или значительно более крупная армия моих северян. Он даже не может быть уверен, что я и мой брат не объединили силы и не ждем момента, чтобы обрушить всю свою мощь на любого, кто осмелится на вторжение. Но есть еще кое-что, что сдерживает его лапу. — И что же? — Я знаю Траттона, потому что ходил с ним в море. И, по той же причине, он знает меня. Он знает меня очень хорошо. Как будто в ответ на эти слова внезапно налетел резкий порыв ветра с юга. Он подхватил знамя, безжизненно висевшее на флагштоке, расправил его и заставил яростно хлопать на ветру, отчетливо демонстрируя всем его символ. * * * На корме корабля стоял высокий крыс, серошкурый и подтянутый. Его угольно-черный камзол с лавандовой отделкой был безупречно гладок, как и любая форма Долгого патруля. Немытые когтистые лапы стояли на выскобленной палубе босые — возможно, в память о днях, когда тиран был еще молодым крысенышем-юнгой, а возможно, чтобы двигаться с той самой бесшумной осторожностью, которая так необходима для поимки предателей, бросивших вызов его власти. Один его глаз был зажмурен, а второй, с легким фиолетовым оттенком, внимательно вглядывался в узкий конец подзорной трубы. Тысяча крыс, готовых начать величайшее морское нападение за всю историю, — все они ждут слова от этого единственного зверя, стоящего в одиночестве у широкого носа фригата «Белокогть». Никто не осмеливается подойти слишком близко к королю морских крыс — слишком многие уже поплатились за такую оплошность своей жизнью. Сейчас его беспощадный, оценивающий взгляд был устремлен на верхние уровни Саламандастрона. На краю кратера можно было различить фигуры, и одна из них действительно походила на барсука. Но даже с помощью подзорной трубы невозможно было точно определить, кем именно он был. Из головы зверя поменьше, что стоял рядом, торчала пара длинных ушей, но на плато находились и другие, которые вовсе не обязательно были зайцами. Какой же лорд-барсук теперь властвует в Саламандастроне — этой жемчужине всех трофеев, манившей крыс-мореплавателей с незапамятных времен? Сомнения рассеялись, когда внезапный порыв ветра расправил боевое знамя. Крыс тут же узнал багрового барсука. Труба медленно опустилась. Ее владелец открыл второй глаз — светло-зеленый, в отличие от бледно-фиолетового собрата. Этот разномастный взгляд стал самым устрашающим зрелищем на просторах моря, страшнее даже ураганов и чудовищных созданий пучины. И когда эти лавандово-нефритовые глаза хмурились, как сейчас, последователи короля морских крыс замирали в страхе. — Уртблад в Саламандастроне, — объявил пиратский владыка. Его голос был спокоен и уверен. Крысы вокруг него — офицеры и советники, бойцы и простые матросы, от черни до элиты — задержали дыхание в ожидании императорского вердикта. Лицо морского властителя окаменело. — Поднять якоря! — наконец приказал он. — Курс на северо-запад! Мы возвращаемся в Терраморт! Его старший капитан осмелился сделать шаг вперед, пока остальные торопливо передавали команду на другие корабли. — Ваше Величество! Такого шанса взять Саламандастрон больше не будет! Они только что сражались… да они и лапы не поднимут против такого войска, как наше! — Битва? А какие у нас на это доказательства? Пара дохлых морских птиц, что теперь покоятся в наших брюхах, да команда подлодки, чья зрительная труба могла вовсе не работать как следует! На высоком плато Саламандастрона я вижу знамя Уртблада, но также я вижу зайцев. Откуда нам знать, что там не два Лорда горы, и что у них не хватает бойцов, чтобы изрубить наши силы в капусту? — Но… там же могилы, на южном склоне! Вы сами их видели, милорд! — Я видел яму, что выкопали, а потом снова засыпали песком. Ты можешь сказать мне наверняка, что там действительно есть тела? Если да, то чьи и сколько их? — Король морских крыс вновь повернул свой оценивающий, разноцветный взор к горной крепости. — Мы не можем знать этого точно. А значит, не будем нападать. По крайней мере, пока не проведем… дополнительную разведку. — Это ошибка! Мы сможем их взять, хоть один там барсук, хоть два! Голова крыса резко повернулась, разноцветные глаза сузились до щёлочек. — Ты служил мне верно много сезонов, поэтому я не прикажу казнить тебя за неповиновение. Но, Огнеклык, скажи еще хоть слово, и я могу передумать. Капитан Огнеклык буквально впился зубами в собственный язык, чтобы удержаться от ответа, и лишь кивнул. — А что насчет меня, муж? — раздался резкий голос за спиной короля морских крыс. — Что ты сделаешь со мной? Прикажешь убить или, может, закуешь в кандалы за то, что я говорю правду? Огнеклык прав, и ты будешь полным дураком, если не нападешь! — Ах, моя дорогая Регеллина! — Театральная, насмешливая улыбка осветила черты пиратского короля. — В который раз ты демонстрируешь свое полное невежество в военных делах. Ты правда считаешь, что мы должны напасть на Уртблада? — Я не думала, что вышла замуж за труса, — язвительно бросила королева. — Уртфист, скорее всего, мертв. Уртблад остался там один, а его войска наверняка понесли тяжелые потери. Саламандастрон больше никогда не будет таким уязвимым! Нападай, или ты недостоин звания короля! Он медленно приблизился к ней и положил лапу ей на щеку. — Если ты так сильно этого хочешь, дорогая, я прикажу отправить тебя на берег в шлюпке, и ты сможешь сразиться с Уртбладом сама. Она зарычала и впилась клыками в его когтистую лапу. Поморщившись от боли, он с силой ударил ее по лицу, швырнув на палубу. — Я не буду бороться с этим красным демоном! — провозгласил король морских крыс своей команде. — Мы вернемся на Терраморт, и если судьба будет благосклонна, мы завоюем побережье в другой раз. А теперь, поворачивайте корабли! Самый могущественный король морских крыс, который когда-либо жил, переступил через жену на пути в свою роскошную каюту. Он не желал видеть, как его недосягаемое сокровище исчезает вдалеке. * * * Отплытие флота морских крыс наблюдали с огромным интересом не только с Саламандастрона, но и с возвышенного прибрежного плато к востоку от крепости. Два десятка зайцев, ожидавших вестей от Клевистона, даже не подозревали о прибытии пиратской эскадры, пока нос первого фригата не высунулся из-за горы, направляясь обратно на север. Завязался спор: броситься ли к Саламандастрону и попытаться проникнуть внутрь раньше, чем союзники Уртблада среди морских крыс займут крепость, или спасаться бегством обратно, вверх по горному перевалу. В конце концов, их нерешительность сама решила этот вопрос. — Послушайте-ка! — воскликнул лейтенант Галлатин, перекрывая общий гул голосов. — Они не останавливаются! Они просто проходят мимо! Зайцы замерли под теплым солнцем нового дня, в полной тишине наблюдая, как четыре пиратских корабля медленно уходят на север, прочь от берега, в открытое море. Галлатин был абсолютно прав: боевые суда явно отплывали от того места, которое должно было стать их целью. — Хитрость, как думаете? — пробормотал Пеппертейл, скорее себе, чем кому-то еще. Споры вспыхнули с новой силой. — С такого расстояния не разобрать, сколько крыс на палубе и в такелаже. — Ага, не видно, наполнены они полностью или нет. — Они могли высадить целую армию, просто там, где нам не видно. — А если они уже внутри? Мы же не знаем, как долго эти корабли стояли у берега, прежде чем мы их заметили. Уртблад мог провести их внутрь еще ночью. — Ты правда думаешь, что Его Кровавость действует заодно с Траттоном? — А ты сомневаешься, дружище? Лейтенант Галлатин окинул взглядом прибрежную равнину к северу и югу от их позиции. — Ну, по крайней мере, тут ровное место, к нам никто незаметно не подберется, так что об этом можно не беспокоиться. Если с тех кораблей кто-то высаживался, уже ничего не поделаешь, особенно если они уже внутри Саламандастрона. Полковник знал, что может угодить в ловушку, потому и велел нам оставаться здесь. Так что мы будем следовать приказу и будем ждать еще два дня. — А если через два дня он так и не вернется? — спросила Мелани. Галлатин опустился на песок, помогая Трауберу устроиться в неглубокой ямке с уклоном, которую они выкопали, чтобы раненому сержанту было удобнее. — Тогда решим, Мел, — вздохнул он.

========== Глава 74 ========== Похоронные работы продолжались далеко за полночь. Десятки фонарей и факелов освещали склоны, помогая в нелегком труде по опознанию мертвых. Уртблад распорядился расположить могилы на прибрежной равнине с восточной, обращенной к суше стороны Саламандастрона, где океанские волны и морские ветра не смогли бы потревожить их даже в самые свирепые бури. Кротам, каким бы искусными землекопами они ни были, требовалась вся возможная помощь. Большинство выживших выдр Сэйбрука взялись за работу, разрыхляя песчаную почву своими копьями и сгребая ее широкими хвостами на края рвов. Изможденные крысы и ласки, еще не до конца осознавшие, насколько им повезло остаться в живых, помогали, используя мечи, топоры и щиты вместо лопат. Тем временем звери поменьше — мыши, ежи и землеройки — неустанно трудились на южных склонах, укладывая погибших вместе по видам, чтобы Кротоначальник имел представление, насколько большими должны быть братские могилы. Как бы ни хотелось Уртбладу и его капитанам отдать дань уважения каждому павшему бойцу, выделив для него отдельную могилу, сделать это было невозможно при таком числе жертв. Лучшее, что они могли, — похоронить каждого в общей могиле с себе подобными. Таким образом, кроты и их помощники выкопали девять огромных продолговатых рвов, выстроенных с севера на юг: по одному для выдр, землероек, мышей, ежей, лис, ласок, горностаев, хорьков и крыс. Последний из них был самым большим, так как в сражении погибло почти сто крыс. Горностаевые и хорьковые подразделения были практически уничтожены, но все же получили отдельные могилы. Землеройки также почти полностью сложили головы, но из-за своего небольшого роста им требовалась могила скромнее остальных. Во главе могил землероек и хорьков вырыли две меньшие для Бремо и Порёка. Еще две появились рядом с громадной братской могилой крыс — для Лорша и Чермака. Хотя бы капитаны Уртблада удостоились индивидуальных захоронений. Однако для Махуса отдельной могилы рядом с лисьей не было. Уртблад приказал похоронить предводителя мечников прямо на том месте, где он пал, чтобы увековечить его самоотверженный поступок. Пока войска Уртблада трудились, Долгий патруль собирал своих павших. Поскольку нижние склоны горы уже были сплошь покрыты телами, шесть десятков заячьих тел перенесли выше и уложили в аккуратные ряды там, где фланг майора Саффорда сражался с землеройками и выдрами, и где сам майор нашел свою смерть. Что делать с ними дальше, ещё предстояло решить. Уртблад стоял среди дрожащих теней, отбрасываемых факелами. К нему устало приблизился Тревеллер, едва переставляя лапы, словно каждая поступь давалась с огромным трудом. — А что насчет наших павших? — спросил он. — Как я уже говорил, — ответил Уртблад, — мои кроты могут выкопать отдельную братскую могилу для Долгого патруля. Они не сделали этого пока лишь потому, что ждут ваших указаний. — Не хочу, чтобы моих друзей отправляли в последний путь рядом с крысами, хорьками и прочей нечистью. — Тогда их можно похоронить в другом месте. Вон там, у южного подножия горы. Или с северной стороны, если тебе так больше по душе. — Не хочу и братской могилы, — продолжил Тревеллер. — Каждый из этих зайцев заслуживает отдельного надгробия. — То, что заслуживают эти павшие воины, и то, что мы можем им дать — большая разница, — заявил Уртблад. — Я не могу выделить достаточно зверей, чтобы копать отдельные могилы ни для твоих зайцев, ни для моих собственных солдат. В знак уважения я предложил позаботиться о твоих павших товарищах так же, как и о своих. Если вы хотите, чтобы у ваших зайцев были отдельные захоронения и надгробия, вам придется делать это самим. — Во! Хорошая шутка. Может, к следующему сезону отдохнем достаточно, чтобы этим заняться. — Я понимаю, что вы измотаны донельзя. Я спрашивал, хотите ли вы помощи в сборе ваших мертвых, но вы отказались. — Как я уже говорил, — резко ответил Тревеллер, — они зайцы. Мы сами о них позаботимся. По справедливости, они должны быть похоронены внутри горы, где и положено покоиться зайцам их доблести. — Этого я не позволю. Они сражались против законного властелина горы. — Это касается и Лорда Уртфиста? — Тревеллер бросил взгляд вниз по склону, где лежал его павший господин. Тело Уртфиста никто не тронул; он покоился в той же позе, в какой пал. — В его случае я могу сделать исключение, — ответил Уртблад. — Уртфист был моим братом и владыкой этой горы. Он доблестно исполнял свои обязанности, защищая побережье все двадцать сезонов, пока я был занят в других местах. Несправедливо, что я так резко оставил его. Если бы меня не тревожило так сильно пророчество, возложенное на меня судьбой, возможно, я бы задержался и объяснил Уртфисту, что намерен сделать, и тогда он не совершил бы этой ужасной ошибки насчет меня. Но нет, я сам тогда не до конца понимал, чего потребует от меня это пророчество — как же я мог объяснить его кому-то другому? Возможно, это была жестокая судьба, что он неверно истолковал оставленные мною слова… возможно, ему было предначертано, по замыслу, который мне не дано постичь, сойти в безумие, рожденное его необоснованной ненавистью ко мне, и что один из нас должен был убить другого согласно плану, установленному еще тогда, когда мир был молод, а по Саламандастрону текли реки расплавленного камня. Если так, то мы оба стали жертвами сил, неподвластных нам. Я не могу винить его за заблуждение, если такова была его роль, предписанная судьбой. Его последнее пристанище будет достойно его благородства и чести, а не тех последних сезонов, что он провел во власти безумия. Слова Уртблада про Уртфиста резанули по усталым ушам Тревеллера. Но в то же время старого зайца тронуло искреннее примирение врага-барсука с павшим братом. Впервые за двадцать сезонов Тревеллер увидел в Уртбладе не только того злодея, каким он стал в представлении Долгого патруля. На мгновение ему показалось, будто мир вокруг него изменился, ускользнает из-под лап, уступая место чему-то новому. В этот короткий миг Тревеллер увидел Уртблада не как властителя своей судьбы, а как пешку в водовороте сил, незримых, но неумолимых, подчиняющихся не ему, а высшему замыслу. И если это так, осознавал ли сам Уртблад свою роль? Тревеллер встряхнул головой, прогоняя смятение. Если это был какой-то хитроумный обман, значит, Уртблад обладал способностями, о которых и помыслить было нельзя. Но если это было не обманом, а истиной, то всему случившемуся на этой горе был смысл куда больший, чем просто битва двух барсуков. Здесь действовали силы судьбы. Уртблад наверняка это понимал. Будь он добром или злом, правдой или ложью, он был зверем судьбы, и знал это. Такое существо — великое и ужасное. Такого не остановить, пока сама судьба не решит, что его время пришло. Любая другая попытка обречена на провал. Или, может, Тревеллер просто слишком устал, и его разум начал играть с ним шутки. Он был на грани полного изнеможения — как и все уцелевшие зайцы Патруля, да еще и раненые, — но все равно они держались, чтобы позаботиться о павших товарищах и убедиться, что никто из их мертвых не будет осквернен. Но теперь сил больше не осталось, и Тревеллер не мог притворяться, что это не так. Если могильщики Уртблада не выкопают для них могилу, значит, никто ее не выкопает. — Если бы только здесь был полковник… — пробормотал Тревеллер. — Он бы знал, что делать. Чует мое сердце, он бы не согласился с братской могилой. — Даже полковнику Клевистону пришлось бы смириться, — ответил Уртблад. — Но его здесь нет, и, возможно, он не вернется еще несколько дней. Решение должно быть за тобой, Тревеллер. Старый заяц наконец кивнул, соглашаясь. — Ладно. Копайте могилу для всех зайцев. — Конечно. Где бы ты хотел ее разместить? * * * В конце концов, оставшиеся в живых зайцы все же сдались Уртбладу. Так было проще. Многие из них были тяжело ранены и нуждались в лазарете, где их могли бы как следует вылечить лекари-лисы. Большая часть остальных тоже несла раны, хоть и менее серьезные, но оставаться в изгнании на песке уже не имело смысла. Уртблад без труда мог бы перебить их еще раньше, и после странного разговора с барсуком Тревеллер был уверен, что тот сдержит свое слово и не причинит им вреда. Кроме того, за ним будут следить Винокур и Александр. Тревеллер был единственным оставшимся предводителем зайцев, и все смотрели на него в ожидании решения. Так что, когда он предложил всем вместе войти в Саламандастрон, даже несмотря на то, что это означало сдачу оружия и содержание под стражей, никто не стал оспаривать его слова. Общая заячья могила была вырыта к югу от горы, на том самом месте, где Патруль ненадолго остановился, перед тем, как Уртфист начал сражение. Тревеллер не мог придумать лучшего места, чтобы предать своих товарищей земле: оно было не хуже других, а главное — достаточно далеко от захоронений врагов. В честь майора Саффорда, который так доблестно командовал Патрулем, Тревеллер последовал примеру Уртблада и велел кротам вырыть отдельную могилу для майора у южного края братской могилы. Они взяли с барсука еще один пример: как и Уртблад, записывавший имена всех павших воинов при погребении, Тревеллер пожелал сделать то же самое для своих зайцев. Винокур принес с собой стилус и свиток, чтобы записывать имена, которые выкрикивали, укладывая каждого зайца в могилу. Когда шестьдесят один боец был предан земле, а их имена занесены в список, глаза Винокура налились влагой, и причиной тому была не только усталость от письма в дрожащем свете факелов. Некоторые из зайцев тоже не скрывали слез, и впервые в полной мере осознали, сколь тяжелую цену им пришлось заплатить в этом несчастливом бою. Однако даже в скорби они сохраняли достоинство, не позволяя себе сломаться окончательно. Они были слишком измотаны — и телом, и сердцем. Они будут скорбеть в полную силу после того, как отдохнут. И они отдохнут. Досмотрев засыпание могилы, чтобы кроты выполнили работу с должным почтением и аккуратностью, зайцы, оставив оружие, поднялись и вошли в Саламандастрон. Уртблад и дюжина выживших выдр Сэйбрука сделали перерыв, чтобы сопроводить их. В обеденном зале один из лисов осмотрел каждого, выделил троих, кому срочно требовалась помощь лекаря, и отправил их в лазарет. Остальных отвели в ту же просторную спальню, где до них содержался отряд полковника Клевистона, накормили и напоили (хотя у большинства не было аппетита), а затем заперли, выставив охрану за дверью. До рассвета оставалось всего несколько часов, и уже многие дни зайцы не знали нормального сна. Все простыни и одеяла, использованные Клевистоном для побега, были возвращены на кровати, но уставшие зайцы могли бы уснуть и на голых досках, и даже на каменном полу. — Отдыхайте, зайцы, — пробормотал Тревеллер, даже когда его товарищи уже закрыли глаза, погружаясь в сон. — Сейчас нам нужнее всего сон. Этот день позади, и нам его уже не изменить. * * * Александр провёл всю ночь в лазарете рядом с Миной. Кроты хорошо справились с перевязкой ее головы, прежде чем их вызвали на ночную работу по рытью могил. Мина изо всех сил старалась не заснуть, жаждая услышать все подробности о том, как завершилась битва, но впала в забытье еще до того, как лисы начали приносить первых раненых, зная лишь одно: Уртблад убил Уртфиста, и этого было достаточно. Она очнулась на рассвете и увидела, что Алекс еще сидит у её постели, не отрывая от нее внимательного взгляда. В просторной палате горели многочисленные лампы и фонари, поставленные у изголовья и в ногах каждой кровати. Когда она засыпала, кроватей здесь было меньше, и теперь все они были заняты. Двое лисов тихо переходили от одной койки к другой, проверяя состояние пациентов. Эти мастера клинка отложили оружие, приняв на себя другую, столь же важную роль — целителей. Их веки отяжелели от усталости, шаги замедлились, а черные мундиры пропитались кровью как павших врагов, так и раненых, за чьи жизни они теперь боролись. Но они продолжали свой труд, не позволяя себе отдыха. Алекс улыбнулся ей: — Только представь! Ты спала, как дитя, несмотря на весь этот шум, пока приносили раненых и ставили новые кровати, но стоило воцариться тишине — и ты сразу проснулась! Ну, как себя чувствуешь? — Голова болит… нет, скорее просто саднит. Снаружи все ноет и чешется. Думаю, Кротоначальник слишком туго затянул повязку. — Белка села, опершись на подушку, и внимательнее осмотрелась. — Впрочем, грех жаловаться. Остальные выглядят куда хуже меня. Должно быть, я действительно спала мертвым сном, если не проснулась от всего этого. — Ты спала часами, — сказал Алекс. — Как ангел. — И ты все это время был здесь? — Конечно. Да и это было, пожалуй, лучшее место, чтобы узнать, что происходит снаружи. Ведь сюда приносят раненых со всех частей поля битвы. Многие без сознания или слишком слабы, чтобы говорить, но хватает и тех, кто делится новостями. Глаза Мины загорелись интересом: — Расскажи мне, что ты слышал, Алекс. Его улыбка померкла: — Ну… Лорд Уртблад потерял лапу… — Да, я знаю. Правую, верно? Я услышала это перед тем, как вырубилась. — Думаю, да. Он был здесь всего несколько минут, пока ему перевязывали рану, а потом снова ушел. Этот зверь просто неостановим. Но есть и худшие новости. Махус… — Махус пал? Алекс печально кивнул — Он пришёл на помощь Уртбладу... вероятно, спас ему жизнь и решил исход всей битвы. Мина откинулась на подушку. — Думаю, лорд Уртблад бы охотнее пожертвовал своей мечевой лапой, чем потерял Махуса. Потерять их обоих в один день… В Северных землях будет всеобщее рыдание, когда это страшное известие дойдёт до дома! — Прости. Мне не следовало тебе рассказывать. Сдерживая слезы, Мина крепко сжала лапу Александра. — Даже не смей ничего от меня скрывать, Алекс. Если бы не этот удар по голове, я бы уже была там, разбирая мертвых и раненых. Теперь расскажи мне все, что я должна знать. — Ну, я не очень хорошо знал остальных капитанов, но… посмотрим… капитан землероек мертв, вместе с большей частью своего отряда. Оба крысиных капитана погибли, как и один из других командиров хищников… горностай, кажется, или, может, хорек? Мина обвела взглядом комнату. — Вон там капитан Бандон, командир горностаев… похоже, он потерял лапу. Значит, погиб Порёк, или, может, Маттун. — Не Маттун. Он был здесь после окончания битвы, я его помню. Только три горностая пережили сражение, и Бандон был одним из них. Его завалило телами других павших сразу после того, как ему отрубило лапу… только поэтому Уртфист его не заметил. Бандону очень повезло, что лисы нашли его прежде, чем он истёк кровью. Погиб Порёк. Порёк-хорёк. — Алекс вспомнил, как всех в Рэдволле сначала позабавило это имя. Теперь в нем не было ничего смешного. Алекс продолжил: — Один из выживших горностаев — тот, что был прикован к мыши. — Да, Брогген. Он был вместе с Янсом в мышиной шеренге. Там он был в относительной безопасности. — Не в достаточной. Несколько зайцев прорвались и убили его мышиного товарища. Брогген провел остаток битвы, прикованный к мертвецу. Уртбладу пришлось срубить цепь боевым топором после объявления перемирия. — Как ужасно! Бедный Янс… и бедный Брогген. Этот зверь очень привязался к своему мышиному напарнику. Они были вместе столько сезонов, что мы все думали: если они падут в бою, то только вместе. Никому и в голову не приходило, что один может погибнуть, а другой остаться! Я узнаю много печальных неожиданностей. — Это точно, — мрачно согласился Алекс. — В Рэдволле тоже будут скорбеть. Пусть Варнокур и не жил в Аббатстве постоянно, но мы всё равно считали его одним из нас. — Ну, по крайней мере, всё могло быть хуже. Винокур тоже мог бы погибнуть, если бы ты не подстрелил того зайца, что уже занес копьё над его головой. Эти слова заставили лежавшего на соседней койке зайца сесть, поморщившись от боли, несмотря на перевязанную лапу. — Постойте-ка, мэм. Вы только что сказали, что этот рэдволлец подстрелил майора Саффорда? — Я не знаю, в какого зайца я стрелял, — ответил Алекс. — Я видел лишь одно: он собирался убить моего товарища по Рэдволлу, зверя, давшего клятву мира. И если бы пришлось сделать это снова, я бы не колебался. Раненый заяц откинулся обратно на подушку и вздохнул сквозь стиснутые зубы. — Майор Саффорд, убитый рэдволльцем! Вот уж точно, мэм, печальная неожиданность! — Как обстоят дела у Долгого патруля? — спросила Мина. — По моим сведениям, выжили около двух десятков, — ответил Алекс. — Два десятка? Это еще неплохая боевая сила, особенно для таких умелых воителей. — Может, в обычных условиях и да. Но среди них есть раненые. Даже те, кто не так сильно пострадал, совершенно измотаны. А с гибелью Уртфиста у них больше нет цели, ради которой можно было бы сражаться, верно? — Пожалуй. Но вернёмся к нашим собственным войскам. Каковы наши общие потери? — Точно сказать не могу, Мина. Мыши, ежи, выдры… половина лисов, плюс-минус… но хуже всего пришлось землеройкам и хищникам. Кто-то говорил, что, возможно, ни один хорек не пережил битву. Не знаю, правда ли это. Крысы тоже понесли тяжелые потери, но их изначально было куда больше. Мина покачала головой, не веря в услышанное. — Я собиралась сказать, что удивлена малым числом раненых здесь, но теперь понимаю. Уртфист не стремился выиграть битву или взять пленных. Он просто резал врагов. Любой, кто попадал под его клинок, погибал. Неудивительно, что за ним оставалось так мало выживших. — Именно, — кивнул Алекс. — Он атаковал, как бешеный зверь, и выкашивал передние ряды так, словно это было единственное, что имело для него значение. Может, Уртфист и правда был безумен. — Эй! — возмутился заяц на соседней койке. — Прояви уважение к мертвым! Мина нахмурилась. — Я уважаю тех, кто этого заслужил. А как еще можно объяснить его поведение? — Он не мог с собой ничего поделать. Это из-за оружия он так взбесился. — Оружия? — Алекс и Мина переглянулись в недоумении. — О чем ты говоришь? — То оружие, что было у крыс, горностаев и хорьков… Оно ведь было выковано барсуками. Неужели не дошло? Звери, на которых накинулся лорд Уртфист, — это те, кто держал в лапах эти сокровища. Вы сами до этого не додумались? — Я… он прав, Алекс. Уртфист не пошел вверх по горе, как было бы логично. Он остался у подножия и рубил передние ряды, хотя мог бы уже давно прорваться дальше. Он даже отступал назад и отходил в стороны, чтобы продолжать их истреблять. Мы с плато видели это лучше, чем кто-либо. Почему мы не поняли раньше? — Потому что просто решили, что Уртфист обезумел, — медленно произнес Алекс. — Но если это правда… то оружие, которое Уртблад выдал своим войскам для защиты, стало их же погибелью! Раненый заяц приподнял голову и с хитрым видом навострил уши. — Во, а почему сам Уртблад, со всем своим пророческим зрением, не предугадал, что так и случится? — Да, — эхом повторил Алекс. — Почему он этого не знал? Мина ничего не ответила. ========== Глава 75 ========== Уртблад позволил пленным зайцам спать до самого полудня следующего дня. Они полностью погрузились в сон, не реагируя ни на яркие солнечные лучи, заливавшие комнату через высокое окно, ни на редкие звуки за запертой дверью. В основном им даже не снились сны — их измотанные умы просто отключились, отдыхая вместе с телами. И это было к лучшему, ведь если бы им довелось видеть сны после вчерашней битвы, они почти наверняка оказались бы кошмарами. Лишь во второй половине дня их наконец начали поднимать звуки открывающейся двери. Ни один заяц так и не поднялся с постели, когда в комнату вошел Уртблад. Барсук осматривал их спокойно, но его взгляд сразу задержался на Тревеллере. — Скоро я предам своего брата земле, — объявил Уртблад. — Думаю, тебе стоит присутствовать, Тревеллер. Старый заяц-разведчик с трудом приподнялся, ощущая протест своего измотанного тела, и опустил лапы на пол. — Mы бы все хотели быть там, — сказал он, видя, как другие зайцы тоже начинают подниматься. Но Уртблад остановил их поднятой левой лапой. — Нет. Уртфист будет покоиться в зале Саламандастрона, куда дозволено входить лишь Лордам-барсукам. Присутствовать может только один из вас. — Только один, значит? — Тревеллер потер глаза. — Ну, похоже, это буду я. Но, ей-ей, не сказать, чтоб это было справедливо! Он ведь был нашим Лордом. Наверняка твои поганцы-хищники там будут толпами? — Я возьму лишь сколько нужно, чтобы нести его тело. Больше никого, — ответил Уртблад. Только сейчас Тревеллер заметил, что обрубок правой лапы Уртблада заключен в тяжелый железный кожух, всего через день после утраты. Барсук, вероятно, провел немало времени этим утром, изготавливая его в кузнечных мастерских… если только он не был выкован заранее. Неужели его пророческий дар мог быть настолько точным? Так или иначе, тяжелый металлический наконечник, возможно, мог служить оружием для сокрушительных ударов, но пользы в качестве полноценной руки от него не было никакой. Тревеллер пожал плечами. — Ладно, пошли. Дверь общежития вновь закрылась и была заперта выдровыми стражниками, когда Тревеллер последовал по тоннелю за барсуком. Он даже не знал, кому повезло больше — ему, раз его удостоили такой чести, или его товарищам, которые могли остаться в постелях. Они спустились в главный обеденный зал. Там Тревеллер увидел тело лорда Уртфиста, уложенное лицом вверх на одном из небольших боковых столов. Вся броня была аккуратно застегнута, глаза и пасть закрыты. Покойный воин выглядел почти умиротворенным. Глядя на него сейчас, трудно было поверить, что его последние минуты жизни прошли в бешеном исступлении Кровавого Гнева. Страшная рана, нанесенная мечом в затылок, была скрыта положением тела. Можно было бы подумать, что он просто спит… если бы Тревеллер не знал правды. * * * Капитаны Сэйбрук и Маттун стояли рядом, как и Винокур, Александр и леди Мина. Белка из племени Гоо еще носила повязку на голове, а выдр из Рэдволла продолжал носить окровавленное одеяние аббатисы Мгеры. Остальные воины Уртблада также присутствовали, но держались подальше, словно опасаясь, что павший барсук в любой момент может ожить и вновь приняться за безумную резню. — Я показал остальным путь, — сказал Уртблад Тревеллеру. — Я возьму заднюю часть. Остальные пусть возьмутся за бока и голову. Оказалось, что столешница была не закреплена на подпорках. Она полностью подходила для того, чтобы унести Уртфиста в его последнее пристанище. Винокур, Сэйбрук, Маттун, Алекс и Тревеллер заняли места по краям, в то время как Уртблад в одиночку поднял конец носилок, где лежали лапы его брата. Даже с отсутствующей лапой барсук без труда удерживал свой край, чем немало удивил Тревеллера. Вшестером они без особых усилий вынесли Уртфиста из обеденного зала и начали подниматься по лестницам на верхние уровни. Леди Мина следовала позади, но не помогала. Она была тут в качестве представительницы племени Гоо, как и Винокур с Александром представляли Рэдволл, а Тревеллер — Долгий Патруль. После второго пролета лестницы и множества поворотов по слегка наклонным коридорам Тревеллер понял, куда их ведут. Они нечасто заходили в эти туннели, но он знал: впереди располагался тронный зал Лордов-барсуков, куда не допускали никого, кроме тех, кому дозволяли сами правители горы. Впереди виднелась огромная, похожая на валун, дверь, стоявшая открытой. Изнутри лился слабый свет факелов. Тревеллер лишь пару раз бывал здесь за свою жизнь и никогда не переступал порог этой комнаты. По его спине пробежал холодок, но усталые лапы не выпустили носилки. Еще немного — и лорд Уртфист обретет вечный покой. Тогда и сам Тревеллер сможет наконец отдохнуть. Они перешагнули порог и оказались в просторном, округлом зале, стены которого были высечены прямо в скале. Обстановка здесь была строгой, но воздух был пропитан тайной и древней мудростью. Почти все стены по бокам покрывали замысловатые резные узоры, а прямо впереди возвышался массивный барсучий трон, словно выросший из самой горы. Перед этим троном Уртблад велел опустить своего брата. Пока остальные стояли в стороне, Уртблад сам поднял тело Уртфиста и усадил его на опустевший трон. Он аккуратно уложил лапы павшего Лорда на подлокотники и запрокинул его голову, чтобы она не свисала на грудь. Удивительно, но даже после того, как Уртблад отошел, Уртфист остался в этом положении. Он выглядел так, будто сидит в задумчивом молчании или выносит свой последний суд. Он совсем не походил на мертвеца. — Многие поколения назад, — начал Уртблад, — на этом троне восседали останки лорда Броктри, как символ всего, что олицетворяет собой Саламандастрон. Что случилось с Броктри и где он покоится ныне, в историях и пророчествах, высеченных вокруг нас, не сказано. Но теперь у Саламандастрона будет новый вечный страж — или, по крайней мере, тот, кто пребудет здесь на многие поколения. Так пусть же ты переживешь меня, брат мой. В зале воцарилось глубокое, почтительное молчание. Никто не смел его нарушить, каждый осмысливал исход этой битвы и ее страшную цену. Тревеллер вознес в душе молитву за павшего лорда, благодарный за присутствие других зверей, которых эти события тронули не меньше его самого. На этот короткий миг он даже не возражал против того, что среди них стоял ласка. Уртблад развернулся, нарушая их общее молчание. — Сэйбрук, Маттун, уберите этот стол — отнесите его обратно в обеденный зал. Я скоро приду. Выдра и ласка быстро подчинились, подняв столешницу между собой и поспешив с ней прочь по проходу. Их повелитель ясно дал понять, что желает остаться в одиночестве. Алекс, Мина, Винокур и Тревеллер ждали, что еще скажет Уртблад. Барсук медленно подошел к одной из стен рядом с дверным проемом, пристально вглядываясь в высеченные там символы. Рассеянно он поднял свою правую лапу, словно собираясь провести по гравировкам, но, вспомнив, что у него больше нет кисти, опустил ее и поднял левую, мягко проводя когтями по высеченным словам и изображениям. Винокур нерешительно шагнул к нему. — Это… ваше пророчество, милорд? Уртблад кивнул. — И нигде здесь не сказано, что мне придется убить собственного брата. — Он продолжал вглядываться в надпись, которую сам вырезал двадцать сезонов назад. — Не могу не задуматься, какие еще бедствия и злодеяния скрыты в этих рунах. Выдра из Рэдволла несколько мгновений всматривался в пророчество. Написанное на древнем Высоком Барсучьем Письме, оно было для него лишь нагромождением линий и завитков. Но среди текста были изображения — простые рисунки существ, предметов и построек. И одно из них… — Эй! — Винокур указал пальцем. — Здесь же наше аббатство, среди прочего! — Да, — подтвердил Уртблад. — Грядущий кризис затронет все земли, и Рэдволл в том числе, как я и говорил. Почему, думаешь, я пришел в ваш дом с этим предостережением? Узы между Саламандастроном и Рэдволлом должны быть укреплены. Теперь наши судьбы переплетены. Мы должны стоять вместе перед надвигающейся угрозой. — Угроза? — Винокур растерянно заморгал. — Но ведь битва, что мы пережили вчера, и была тем самым бедствием, о котором вы говорили… Разве не так? Но Уртблад покачал головой, не отрывая взгляда от своего пророчества. — Не думаю. Мне еще предстоит встретиться с более грозным врагом. Это может быть Траттон, а может, нечто совсем иное. Всё только начинается. Эти зловещие слова повисли тяжёлым мраком над тронным залом. Тревеллер, стоявший чуть поодаль, снова ощутил то странное чувство, что посетило его прошлой ночью на склоне горы, когда Уртблад говорил о судьбе и пророчестве — ощущение, будто вокруг них незримо движутся силы куда более великие, чем они сами. Но тут Александр вдруг шагнул вперед. — Прочитайте его нам, — сказал он барсуку, и в его голосе прозвучала почти команда. — Это запрещено, — ответил Уртблад. — Мне все равно, — не отступал Алекс. — В вашем пророчестве упомянут Рэдволл. Мы имеем право знать, что там говорится о нас! Уртблад остался непреклонен. — Вам не должно быть дозволено даже смотреть на эти письмена. Вы сами видите, что Рэдволл указан в пророчестве. Этого должно быть достаточно. Больше я сказать не могу. Алекс понял, что дальнейшие споры бессмысленны. Спорить с Уртбладом было все равно что спорить с валуном. — Если кто-нибудь погасит лампы, — сказал Уртблад, — мы пройдем в наружный тоннель и оставим моего брата в покое. Винокур, Александр и Тревеллер взяли по фонарю, и все вышли из тронного зала. Уртблад шёл последним, и, когда остальные отошли в сторону, он принялся за дверь-плиту, задвинув на место, несмотря на отсутствие одной лапы. Это была задача, с которой мог справиться лишь взрослый барсук, и теперь, когда потайная дверь снова оказалась на месте, сливаясь со стенами тоннеля так, что проход действительно выглядел как обычный тупик, было весьма сомнительно, что однолапый барсук когда-либо сумеет открыть ее снова. Возможно, бригада кротов, вооруженная специальными приспособлениями, смогла бы сдвинуть ее, но для всех остальных зверей этот скрытый проход останется навеки закрытым. Тревеллер был более чем доволен таким положением дел. Посадить Уртфиста на трон было высшей честью, на какую только могли рассчитывать уцелевшие зайцы, а надежность этого места делала крайне маловероятным, что покой барсука когда-нибудь нарушат незваные гости. Но одна мысль все же не давала опытному следопыту покоя. — Не мог не заметить, — сказал он Уртбладу, когда они шли вместе прочь от запечатанной комнаты, — что ты не высек никакой надписи для лорда Уртфиста. Как будущие правители этого места узнают, кто он и зачем там сидит? — Они узнают, — уверенно ответил Уртблад. — Мое время здесь далеко не окончено. Возможно, это буду не я, а тот, кто придет после, но эта история будет завершена. Все, что произошло между нами и что ещё случится в грядущие сезоны, со временем будет вписано в летописи внутри той залы, я не сомневаюсь в этом. Это станет известным, ибо таков порядок вещей. На развилке тоннеля Уртблад велел леди Мине и двум рэдволльцам заняться своими делами. — Я отведу Тревеллера обратно к остальным зайцам в общежитие. Теперь, когда мертвые должным образом преданы земле, остается лишь ждать возвращения полковника Клевистона. Что будет дальше, решать ему. * * * Рота Клевистона прибыла поздно той ночью. Два десятка зайцев без остановки пересекли Западные равнины, немного поспали у восточного подножия горного хребта, а затем еще до рассвета начали подъем, чтобы преодолеть опасный горный перевал за один световой день. К вечеру они уже спускались по западному склону, и впереди, в сумерках, перед ними вырисовывался Саламандастрон. Однако расстояние и угасающий свет не позволяли даже самым зорким из Патруля разглядеть, идёт ли у крепости бой или скопились ли у ее подножия вражеские войска. Но когда Клевистон и его спутники спускались по перевалу, им показалось, что над побережьем висит зловещая тишина. Это была не напряженная тишина осады, а нечто другое. Полковник надеялся, что это затишье перед битвой, означавшее, что лорд Уртфист ещё не прибыл и сражение еще впереди. Когда над миром опустился звездный полог ночи, зайцы должны были решить, отдохнуть ли у подножия гор до утра или двигаться дальше под прикрытием темноты. Решение было принято единогласно: находясь так близко от дома, они все равно не смогли бы сомкнуть глаз, не зная, что происходит в крепости. И, укрывшись ночной тьмой, они продолжили путь по знакомой местности. Их приближение не осталось незамеченным. Через час после наступления темноты, когда до крепости оставалось еще немало пути, прямо перед ними внезапно вспыхнул небольшой костер. Они не могли ясно разглядеть, кто сидит у огня, но ни один заяц Патруля не стал бы так глупо выдавать себя во время войны. Исполненный подозрений, Клевистон остановил колонну, пока Мелани с дочерьми осторожно подкрались вперёд, чтобы разведать обстановку. Троица вернулась быстро. — Полковник, сэр, вам лучше пойти с нами, — настойчиво сказала Мелани. — Там сержант Траубер. Он хочет с вами поговорить, сэр. — Траубер? — голос Клевистона прозвучал с недоумением. — Что он сказал, Мел? — В подробности не вдавался, сэр. Но он в жутком состоянии. Думаю, мы пропустили главное событие. Мелани не пыталась скрыть своего разочарования. По всей колонне уши зайцев поникли — их владельцы были удручены. — Это безопасно? — спросил полковник. — Признаков других зверей не заметили? — С ним тот рэдволльский выдра, сэр. Он вроде в порядке, но, судя по крови на его рясе, он был в самой гуще того, что тут произошло. — Ох, песчаная лихорадка! Может, ты и права, Мел. Но не будем делать поспешных выводов. Все равно пойдем вместе, послушаем, что скажет сержант. * * * Клевистон с печалью взглянул на сержанта Траубера. Заяц был жалким зрелищем. Из одежды на нем были только плотно затянутые бинты, опоясывавшие верхнюю часть туловища, и перевязь, в которой беспомощно покоилась его левая лапа. Один глаз выглядел странно, и стоял заяц он как-то криво. Было ясно, что он прошел через бойню. Клевистон сдержанно кивнул ему, не обратив внимания на Винокура. — Докладывайте, сержант, — сказал он. — Всё кончено, сэр, — вздохнул Траубер. — Мы проиграли. Лорд Уртфист… мертв. Из рядов зайцев раздались стоны неверия и скорби, кое-кто всхлипнул вслух. Клевистон не стал обрывать их, восстанавливая дисциплину, — он сам боролся с волной горя, подступившей к горлу. Винокур заговорил первым. — Мне жаль, что вы вернулись домой к такой новости. Я и сам надеялся, что все обернется иначе. Но, как говорит сержант, все уже позади. Сейчас действует перемирие. Оставшиеся в живых зайцы согласились прекратить бой. И думаю, вам тоже стоит соблюдать это соглашение. — Мы сами решим, что для нас лучше, — резко ответил Клевистон, затем снова повернулся к Трауберу. — Полагаю, ты здесь, потому что его Кровавость заметил нас заранее? — Так точно. У него есть птица-шпион, знаете ли. — Больше одной, — кивнул Клевистон. — А вот это уже не так! В голосе Траубера прорезались нотки дерзкого воодушевления. — Именно из-за одной из них я обзавелся этими боевыми отметинами. Во, потом как-нибудь расскажу, славная получилась байка. Единственная хорошая история во всей этой каше, боюсь. До Саламандастрона еще оставался приличный путь, и Клевистона поразило, что Уртблад заставил тяжелораненого зайца проделать такой марш. Поразило, но не удивило. — Ну и наглость у той кровавой туши! — взорвался полковник. — Отправить покалеченного бойца тащиться через пустыню, чтоб сообщить нам эту проклятую весть! Нарочно нам в морду тычет, во! — Вообще-то, сэр, это я сам согласился, — возразил Траубер. — Уртблад хотел, чтобы с вами встретился старший по званию заяц, а это теперь я. — Старший по званию? Не говори глупостей. Ты сержант… — Клевистон резко замолк, его глаза расширились от ужаса. — Ты не хочешь сказать… Траубер мрачно кивнул. Отблески пламени делали его лицо еще печальнее. — Их больше нет, сэр. Майор Саффорд, капитаны Длиннолуг, Полифлай и Тейвуд, все лейтенанты… да, похоже, и сержантов больше не осталось. Так что, выходит, я теперь старший по званию. — Сколько нас осталось? — спросил Клевистон, хотя вовсе не был уверен, что хочет услышать ответ. — Ровно два десятка. Но у Сатикоя серьезная рана в горле, а Ханчетт весь искалечен — Уртблад свалился на него во время боя. Они могут не выжить. Тревеллер тоже там, но Уртблад держит его рядом. Не думаю, что он до конца доверяет старику. — Ну, хоть что-то. Тревеллер стоит пятерых. Но потерять три дюжины зайцев за один день… — Мы дали им достойный отпор, будьте уверены, — сказал Траубер. — Но когда те два барсука сцепились, остальное уже не имело значения. В конце концов всё решилось между ними. — Значит, Уртблад сам убил лорда Уртфиста? — Клевистон, впрочем, именно так и представлял себе это. — Так точно… хоть и ценой собственной мечевой лапы. Лорд Уртфист мог бы победить, если бы не вмешался один лис. — Лис? — У Клевистона будто земля ушла из-под лап. — Ага. Сам я этого не видел — как раз в тот момент падал с неба — но другие потом мне всё рассказали. Лапы Клевистона сжались в кулаки. — Мы наткнулись на шайку лисиц, когда переходили через горы по пути в Рэдволл. Дали им пройти, чтоб там никто не пострадал. Если бы мы вступили с ними в бой, они бы не добрались до Саламандастрона… и, может, лорд Уртфист был бы жив. — А может, и нет, — возразил Траубер. — У Уртблада много бойцов пережило сражение. Нас с самого начала было намного меньше. — Я должен был быть здесь, сержант. Это я решил идти в Рэдволл и попытаться встретиться с лордом Уртфистом там. Мы не думали, что он так быстро вернется к Саламандастрону! — Не стану отрицать, что нам бы не помешала помощь, сэр, — сказал Траубер. — Но глядя на то, как развивался бой, я не уверен, что это что-то изменило бы. Клевистон сжал челюсти. — И как теперь обстоят дела? — Уртблад держит большинство из нас под замком. Кормит нормально, чего уж там, и лечит нас весьма неплохо. Всех нас принял в лазарет вместе со своими ранеными. Мне еще пару дней там отлежаться, а потом, думаю, переведут к остальным. Не знаю, что он с нами сделает, когда мы все поправимся — те из нас, кто поправится, конечно. — Перемирие, значит? — пробормотал Клевистон. — По-моему, он попросту держит вас всех в плену, где ему и нужно. — Он пообещал, что не причинит вам вреда, — вмешался Винокур. — Он понимает, что, если нарушит слово, это поставит под угрозу его отношения с Рэдволлом. И знает, что я буду следить за ним так же пристально, как крот за землей. Думаю, его можно убедить вас отпустить — если только вы сами не совершите какой-нибудь глупости, полковник. — Я? Последний раз, когда я с ним встречался, я окатил его вином. Не думаю, что нам с ним есть о чем разговаривать. — А вот он, сэр, очень хочет поговорить с вами, — сказал Траубер. — Именно поэтому я вас здесь встречаю. Уртблад клянется, что не причинит вам вреда и что вы можете покинуть Саламандастрон в любой момент. Но это касается только вас и вашего отряда. Те зайцы, что участвовали в битве против него, останутся под стражей. Чует мое сердце, сэр, что наша судьба теперь зависит от того, чем кончится ваш разговор с ним. — Я не верю, что тот барсук сдержит свое слово, сержант. Что ему мешает просто казнить всех нас? — Клевистон покачал головой. — Думаю, два десятка хороших бойцов могут доставить остаткам его армии куда больше, чем просто мелкие неприятности. — Как вам будет угодно, сэр, — сказал Траубер. — Я лишь передал, что он просил. На моем бы месте, я, скорее всего, развернулся бы и пошел обратно в Рэдволл. Но… э-э… Уртблад и правда хочет поговорить с вами. Да и… — сержант засеменил лапой по песку, — для остальных это стало бы большим подспорьем — снова вас увидеть. — И я бы хотел их увидеть. Особенно Тревеллера. — Клевистон на мгновение задумался. — Ладно, так и поступим. Раз уж этот зверь хочет со мной говорить, я с ним поговорю. Но остальные остаются здесь. Включая тебя, сержант. Сейчас ты не в боевой форме, но даже раненый заяц на свободе, лучше здорового, но пленного. Прозвучали протесты — зайцы не хотели, чтобы их командир шагал прямо в ловушку. Но Клевистон был непреклонен: — Все остаетесь здесь, и это приказ! Держите ухо востро, не дайте этим прохвостам застать вас врасплох. Лейтенант Галлатин, командуете, пока я не вернусь. Если через три дня меня не будет, поступайте так, как сочтете нужным. Берегите сержанта Траубера. Теперь вы — моя страховка. Полковник обошел костер и встал перед Винокуром. — Надеюсь, ты не переоцениваешь свое влияние на Уртблада, юнец. А то ведь я могу идти прямо на смерть… но хоть в хорошей компании. Веди, приятель. Давай покончим с этим.

========== Глава 73 ========== Пока два барсука сходились в яростной схватке, для наблюдавших за поединком становилось все яснее, что верх одерживает Уртблад. Братья были равны по размеру и силе, а Уртфиста вел вперед неумолимый Гнев, но Уртблад сражался с такой осознанностью, что казалось, будто его тело и меч слились в единое оружие. Пока Уртфист бушевал и наносил удары почти вслепую, полагаясь на свою мощь и несгибаемую волю, Уртблад оставался холодным, как сталь, просчитывая и предугадывая каждый, выпад, удар и контрудар с молчаливой, непроницаемой сосредоточенностью. Действительно, как и говорил сам Уртблад, на его фоне Уртфист выглядел неуклюжим. Он использовал каждую ошибку брата, чтобы заставить его отступить, сам при этом не допуская ни одной. Несколько раз Уртфист терял равновесие и оказывался на земле, но Уртблад ни разу не нанес смертельного удара. Возможно, он играл с братом, возможно, искренне жалел его и не хотел лишать жизни, но так или иначе, Уртфист продолжал сражаться гораздо дольше, чем должен был. Тревеллер повел уцелевших воинов морского фланга майора Сэффорда вниз по склону, прорвавшись через ряды мышей и ежей, не вступая с ними в бой. Когда зайцы приблизились к месту поединка, несколько бойцов Уртблада развернулись к ним с поднятым оружием, но не предприняли попытки атаковать или преградить путь. Долгий патруль держался подальше, обходя крыс, хорьков и лис стороной, и вскоре присоединился к остальным зайцам, стоявшим у подножия горы, чуть ниже схватки двух барсуков. Тревеллер подошел к Ханчетту, который оказался ближе всех к нему. — Значит, просто стоим и смотрим? Выходит, решено поединком один-на-один? Ханчетт неуверенно покачал головой: — Никто этого не объявлял, сэр. Но, похоже, ни у кого нет особого желания вмешиваться, пока… происходит это. — Он кивнул в сторону сражавшихся титанов. — В основном мы просто охраняем спину лорда Уртфиста, чтоб никто из этих грязных тварей оттуда на него не напал! — Судя по всему, они делают то же самое, так что теперь все зависит от Уртблада и Уртфиста. Как наш лорд держится? — Могло бы быть и лучше, сэр. Понаблюдайте пару минут — сами все увидите. Уртблад сражается, словно у него лед в жилах и огонь в мускулах. Несколько раз он загонял лорда Уртфиста в угол… Сэр, мы не знали, стоит ли нам вмешаться. Опытный разведчик бросил взгляд на войска Уртблада, выстроившиеся на склонах чуть выше. Они, как и зайцы, не сводили глаз с барсуков и не проявляли намерения вступать в бой. — Если мы вмешаемся, они тоже вступят, Ханчетт, дружище. Сейчас их больше… И это не было бы так страшно, если бы среди них не было этих проклятых лисов! Они вырезали нас хуже, чем кто-либо до этого. Нет, думаю, нам остается только дать Уртбладу и Уртфисту решить все самим. Это уже не в наших лапах. — Понял, сэр, — ответил Ханчетт, хотя в его голосе слышались сомнения. Это была битва, подобной которой Саламандастрон не видел за всю свою долгую историю. Никогда прежде один лорд-барсук не сражался с другим лордом-барсуком, и их битва звучала, как гром среди горных склонов. Хотя Уртблад уже ясно показал, что его владение клинком превосходит мастерство брата — по крайней мере, в нынешнем состоянии Уртфиста, — младший барсук не собирался сдаваться. Он продолжал сражаться, черпая силы из каких-то неведомых резервов, не ощущая боли от ран, не осознавая ошибок, которые должны были стоить ему жизни, не предпринимая ни одной попытки прервать поединок. Он лишь упорно пытался найти брешь в защите брата, которой просто не существовало. Было очевидно: Уртфист не покинет это поле боя, пока один из них не падет замертво или не свалится без сил. И с каждой минутой — а минуты для напряженно ожидавших исхода зрителей казались часами — становилось все очевиднее, что второй вариант более вероятен. Уртфист начал все чаще спотыкаться, его силы наконец-то начали оставлять его, хотя ярость продолжала гнать его вперед. Он еще наносил сокрушительные удары, но теперь они всё чаще проходили мимо, не задевая клинок Уртблада. Барсук сражался сквозь туман изнеможения, уже не в силах направлять меч с прежней точностью. Но даже теперь он не отступал, продолжая безостановочно размахивать клинком. — Он проигрывает, сэр, — простонал Ханчетт. — Выглядит неважно, правда? — согласился Тревеллер. — Может, если пара из нас кинется вперед, а остальные прикроют от этих мерзавцев, у нас будет шанс вытащить его, пока он не пострадал… рискованно, но… Эй! Тревеллер не успел договорить — Ханчетт сорвался с места. В его глазах полыхал фанатичный огонь. Молодой заяц обежал дерущихся барсуков и рванул к линии противника, где его уже встретили обнаженные мечи и копья. Но эти воины не были его целью. Ханчетт стремился лишь зайти за спину Уртблада. В последний момент резко изменив направление, он легко обошел полукруг вражеских клинков. Когда бойцы Уртблада осознали его намерения, остановить его было уже невозможно. На одно мгновение задержав дыхание, подгадав момент, когда Уртблад слегка сместил равновесие, чтобы отразить очередной яростный удар брата, Ханчетт пригнул голову к груди, выставил перед собой лапы и с размаху врезался всем телом в ноги Уртблада. Когда его господин начал терять равновесие, один лишь Махус из всех воинов Уртблада рванулся вперед. Впрочем, барсук дрогнул почти незаметно. Обычно удар Ханчетта едва ли заставил бы Уртблада пошатнуться. Даже сейчас, когда все его внимание было сосредоточено на атаке брата, он лишь на мгновение утратил устойчивость, но не упал. Широко раскинув лапы, чтобы удержаться, он тут же восстановил равновесие. Но этого мгновения оказалось достаточно для Уртфиста. Заметив, как брат дернул лапу в сторону, стремясь сохранить равновесие, Уртфист тут же ринулся вперед. Барсук в багровом доспехе попытался поставить меч перед собой, но он оставался беззащитным на мгновение дольше, чем следовало. Даже когда его лапа поднялась, чтобы заблокировать удар, клинок Уртфиста уже был там, рассекая запястье, чуть ниже края доспеха. Меч Уртблада со звоном упал на каменистую землю, а вместе с ним — и отрубленная лапа, все еще крепко сжимавшая рукоять. Охваченный безумной яростью, Уртфист не заметил Махуса, который бросился на него сбоку с поднятым мечом. Безумный барсук видел перед собой только одного врага — и его смерть. Уртблад взревел от боли и бросился назад, даже прежде чем его отрубленная лапа успела упасть на землю. Но он не коснулся земли — позади него находился Ханчетт, только начинавший подниматься после своего удара. Теперь же массивный барсук рухнул прямо на зайца, прижав его к земле. Удар Уртфиста рассек пустоту — там, где мгновение назад было лицо Уртблада. Тем временем Уртблад перекатился с изломанного тела Ханчетта в сторону своего меча, который лежал на склоне горы в двух шагах от него. Уртфист сменил стойку, намереваясь нанести новый удар, прежде чем его брат успеет вернуть оружие в лапы, но тут почувствовал внезапную жгучую боль в боку. Час, проведенный в яростной битве, повредил его доспехи, и клинок Махуса нашел в них слабое место. Лезвие меча вошло в открытый участок правого бока Уртфиста, чуть выше пояса, и теперь половина его длины торчала из тела барсука. Левая лапа Уртблада сомкнулась вокруг его отрубленной правой. Держа меч таким образом, он поднялся на ноги. Остальные зайцы Долгого патруля, заметив появление Махуса еще до того, как мечник добрался до Уртфиста, уже бросились вперед. Но, как оказалось, зря. Уртфист инстинктивно повернулся к невидимому противнику. Этим движением он зажал клинок Мачуса между двумя пластинами брони, края которых сдвинулись и заклинили оружие. Мечник попытался выдернуть свой меч, но безуспешно. И в тот же миг Уртфист с силой рубанул в его сторону. У Махуса не было оружия, чтобы защититься — клинок барсука разрубил его шею, мгновенно обезглавив предводителя лисов. Зарычав, Уртфист снова развернулся к брату, нанося новый, слепой удар. Но Уртблад предугадал этот выпад. Выждав, пока клинок пронесется мимо, он тут же шагнул вперед, пока брат не успел восстановить равновесие, и вонзил свой меч между раскрытых челюстей Уртфиста. Острие вышло с обратной стороны его черепа. Бросившиеся в атаку зайцы внезапно замерли. Замерли и воины Уртблада, двинувшиеся было навстречу. На несколько быстрых ударов сердца все вокруг словно застыло в каменном панно: Уртблад, сжимавший свой меч, что пронзил голову Уртфиста; обезглавленный мечник, павший рядом с еще стоящим, но уже мертвым барсучьим лордом; раздавленный заяц позади Уртблада; и войска обеих сторон, немые свидетели самого кровавого часа, что когда-либо разворачивался на склонах Саламандастрона. И только спустя мгновение глаза Уртфиста окончательно потускнели, застилаясь пеленой. Уртблад выдернул клинок, сталь со звоном скользнула по зубам в обмякшей пасти, и Уртфист рухнул назад, с грохотом ударившись о каменистую землю. Заклятие было снято. Войска Уртблада не издали победных криков; они были так же истощены и измотаны боем, как и их противники, и лишь сохраняли боевую готовность, если вдруг Долгий патруль решит продолжить сражение даже без своего предводителя. Но этого не произошло. Зайцы, многие из которых смотрели на павшего лорда глазами, полными невыплаканных слез, медленно шагнули вперед, чтобы встать над телом Уртфиста. Лис Андрус вышел вперёд и помог Уртбладу остановить кровь из раны, пока её не обработали как следует. Пока целитель занимался его раной, Уртблад обратил взгляд на зайцев. — Тревеллер, — сказал он. Опытный разведчик удивленно поднял глаза. — Ты… помнишь меня? — Конечно. Ты должен сдаться, старый друг. Если вы продолжите сражаться, вас всех перебьют. Я бы не хотел этого допустить. — Сдаться? — Тревеллер грустно покачал головой, глядя на безжизненное тело Уртфиста. — Долгий патруль никогда прежде не сдавался врагу. — Но я не просто враг, — ответил Уртблад. — Я владыка горы… теперь единственный. Если ты и твои товарищи принесете мне клятву верности, как уже делали много сезонов назад, это тоже будет приемлемо. Сдача или присяга. Выбор за вами. — А если нам не по нраву ни то, ни другое? — бросил вызов Тревеллер. — Что ты тогда будешь делать? Продолжишь бой? Тревеллер огляделся вокруг. Едва ли осталось больше двух десятков зайцев. Неужели это всё, что осталось из восьмидесяти одного, начавшего битву? Если где-то на склоне были ещё выжившие, он их не видел. — Где капитан Полифлай? — крикнул он. — Он мертв, сэр, — ответил один из зайцев, указывая на обезглавленный труп Махуса. — Этот лис убил его. — Проклятье! А капитан Тейвуд? — Он тоже погиб, — всхлипнул другой. — Сам Уртблад прикончил его. Тревеллер стиснул зубы. — Значит, теперь я тут главный, во? — Он посмотрел Уртбладу в глаза. — Разве что у тебя еще сидит под замком полковник Клевистон… — Нет, его здесь нет, — ответил Уртблад. Тревеллер вздохнул. — Я и не думал, что кто-то из роты полковника сдастся без боя. Значит, ты просто перебил их всех, во?! — Я вошел в Саламандастрон без потерь, — произнес Уртблад, — и предложил полковнику Клевистону тот же выбор, что предлагаю сейчас вам. Он отказался и даже попытался сбежать из комнаты, где его держали. Видя это, я позволил им уйти. По последним сведениям, он и его рота пересекли высокогорный перевал и направились в Рэдволл, надеясь воссоединиться с моим братом и всеми вами. Сейчас они, вероятно, уже в аббатстве. Тревеллер с изумлением уставился на барсука-воина. — Значит, они все живы? Уртблад кивнул. — Никто не потерял жизнь в этом деле… пока мой брат не бросился в бой и не начал убивать моих воинов. Это уже было слишком. Старый разведчик опустился на колени, закрыл лицо лапами и зарыдал. Многие другие зайцы тоже наконец дали волю слезам. Уртблад лишь стоял и молча наблюдал. Сквозь шум ветра к ним донесся крик с верхних склонов горы, становясь всё громче: — Рэдволл! Рэдво-о-о-олл! Все зайцы подняли головы и увидели, как к месту последнего столкновения битвы стремительно бежит Винокур. Тревеллер выпрямился, вытирая глаза. Он никогда раньше не видел выдру в монашеском одеянии и сделал очевидный вывод: — Ты, должно быть, тот самый посредник, о котором нам говорила аббатиса. — Так и есть, — подтвердил Винокур, обходя тела Уртфиста и Махуса. — Я пришел сюда, чтобы остановить войну, но потерпел в этом полное поражение. Мой собственный отец убит в тоннеле. Но битва окончена, и я вижу, что с обеих сторон остались живые. Теперь моя задача — сделать так, чтобы никто больше сегодня не погиб. — Он повернулся к Уртбладу. — Что скажете? — Я сказал этим зайцам, что они должны либо сдаться мне, либо присягнуть мне на верность. Если они выберут одно из двух, никто из них больше не умрет. Винокур взглянул на Тревеллера, но старый заяц покачал головой: — Мы согласны на перемирие. Больше не будем сражаться. Но мы не сдадимся. И уж точно не станем присягать этому мяснику. Это всё, что я могу предложить. Винокур снова посмотрел на барсука: — Милорд, я слышал, как этот заяц предложил вам честное перемирие. Я настоятельно советую вам принять его… если дружба с Рэдволлом действительно что-то для вас значит. От имени аббатства я запрещаю вам причинять вред этим достойным воинам, пока они не предпринимают враждебных действий. Уртблад обдумал предложение. — Если они сложат оружие, я соблюду любое перемирие, которое они решат заключить, — сказал он наконец. — Они не будут тронуты. Но если кто-либо из них войдет в Саламандастрон, не поклявшись мне в верности, он будет взят под стражу и объявлен военнопленным. Это мое твердое условие. — Ну? — обратился Винокур к Тревеллеру. Заяц посмотрел на свою родную крепость, понимая, что соглашение означает изгнание. Но, по крайней мере, они сохранят свои жизни. Он был должен сделать это ради Клевистона, который сейчас спешил через земли навстречу сражению, которое уже закончилось. Теперь, когда Уртфист мертв, Тревеллер должен был сделать всё, чтобы никто больше не погиб. Он встретился взглядом с Уртбладом. — Как нам знать, что тебе можно доверять? — В этом моя роль, — заверил его Винокур. — Чтобы следить за честностью обеих сторон. И я здесь не один. Если вы оба согласитесь на эти условия, Рэдволл будет наблюдать за всем. В этом можете не сомневаться! Тревеллер взглянул на Винокура пристальнее. В этом выдре была уверенность, не подстать его молодости. Не было сомнений, что он говорил от имени всего аббатства. — Ладно, — кивнул заяц, втыкая копье в расщелину между камнями. — Перемирие. — Тогда пожмите друг другу лапы! — приказал Винокур. Не колеблясь, Уртблад протянул уцелевшую левую лапу. Тревеллер же заколебался — трудно было обмениваться такими знаками примирения со зверем, что лишь мгновение назад был его смертельным врагом. Но, спустя мгновение, он тоже протянул левую лапу. Она почти утонула в гигантской лапище барсука. Ему показалось, будто он, словно заячий детеныш, жмет лапу взрослому. — Всё решено! — провозгласил Винокур. — У нас перемирие. Больше никакого кровопролития! Уртблад убрал лапу. — Уже было слишком много крови, — согласился он. Тревеллер опустился на колени рядом с Уртфистом. Как ему теперь оплакивать павшего лорда, открыто, перед лицом стольких врагов? Он ожидал либо смерти, либо победы… но не такого. — Сегодня я убил своего брата, — сказал Уртблад. — Если был день зловещее этого в истории Саламандастрона, я не могу его вспомнить. Тревеллер поднял на него взгляд, пораженный услышанным. — Если ты действительно так убиваешься из-за случившегося, тогда похорони лорда Уртфиста достойно и с честью. — Всему свое время, Тревеллер, — ответил Уртблад. — Он не единственный павший сегодня. Капитан Маттун! Ласка выступил вперед. — Да, милорд? — Отправляйся в Саламандастрон как можно скорее и приведи сюда землекопов Кротоначальника. Нам предстоит вырыть немало могил. Маттун отдал честь и бросился вверх по склону к тоннелю. Затем Уртблад повернулся к Андрусу, который закончил перевязывать остаток его лапы. — Андрус, собери всех своих собратьев-лисов и осмотри павших. Если среди них есть живые, мы должны попытаться спасти их. Битва окончена. * * * Когда солнце опустилось в море, слои высоких облаков снизу озарились алым светом, словно в память о кровавом дне. На песчаной равнине у северного подножия Саламандастрона отряд выдр из четырех бойцов приближался к распростертому безжизненному телу Халприн. Из груди птицы торчал длинный дротик, и, казалось, она была мертва. Выдры пришли, чтобы забрать тело коршунихи и устроить ей достойные похороны. Когда они приблизились, огромное тело птицы вдруг дернулось, и откуда-то раздался приглушенный стон. Выдры вздрогнули. — Хвост в узел! — воскликнула вожак отряда, Тулия. — Да эта пернатая жива! Другой выдр, Таллбанк, осторожно подошел ближе и положила лапу на искривленную шею Халприн. Коршуны отличались злобным нравом, и если Халприн была тяжело ранена, она мог в ярости кинуться как на врага, так и на друга. Но птица больше не пошевелилась, а открытый ее глаз был мутным и безжизненным. Таллбанк взглянул на Тулию: — Должно быть, это просто спазм. В этой птице больше нет жизни. Как будто опровергая его слова, тело Халприн снова дернулось. И снова послышался глухой голос, хотя клюв коршуна оставался неподвижным. Глаза Тулии широко распахнулись, и ее осенило: — Да чтоб мне утонуть, кажется, кто-то под ней! Все вместе, перевернем эту тушу, но осторожно! Четверо выдр аккуратно перекатили безжизненное тело Халприн на спину. Под распластанным крылом открылся весьма изумленный заяц. Взлохмаченный зверь смотрел на них снизу вверх: один глаз у него был нормальный, а другой — красный и опухший, левая лапа болталась под неестественным углом. Дышал он прерывисто, тяжело и болезненно. — Не та… спасательная команда… что я ожидал, — прохрипел он. — Ну, надо же! — сказала Тулия, глядя на своих товарищей. — Этот куцехвост, должно быть, стоял прямо под Халприн, когда та свалилась с неба! Вот уж удача, а? Заяц с трудом покачал головой. — Наоборот. Это я… упал на нее. Спасло мне жизнь… хотя, в некоторых местах птичка чересчур костлявая. Здоровой лапой он указал сначала на свою сломанную, потом на ребра, а затем на воспаленный глаз. — Сейчас я… не боец, так что если вы, водяные… приплыли сюда подраться… придется вас разочаровать. — Драться нам больше незачем, — ответила Тулия. — Битва окончена. Раненый заяц в изумлении уставился на нее: — Окончена? Тулия кивнула, ее голос стал серьезным: — Прости, что приходится тебе это сообщать, но твой повелитель мертв. Уртблад убил его. Тень горя промелькнула на лице зайца, но вскоре это чувство уступило место гневу. — Ты врешь! — обвинил он. Тулия нахмурилась. — Не называй меня вруньей, длинноухий, и включи мозги. Если бы битва еще шла, мы бы сейчас стояли на страже у входов, а не болтали тут с тобой. Напомню, мы вообще не знали, что ты тут. Мы пришли за капитаном Халприн. А теперь скажи мне: если бы твой лорд выиграл сражение, думаешь, мы бы тут ходили и собирали наших мертвых? — Скорее уж, бежали бы отсюда без оглядки! — фыркнул Таллбанк. Заяц тяжело рухнул на спину. — Тогда положите эту клятую коршуниху обратно на меня и оставьте здесь умирать. — Мы не оставим нашего капитана на растерзание проклятым чайкам… и тебя тоже не оставим. — Не буду я никаким пленником, — упрямо заявил заяц. — Значит, будешь нашим пациентом, — заявила Тулия. — Сейчас у нас перемирие — между нами и выжившими зайцами. А нам и без того забот хватает — похоронить мертвых как положено, да раненых выходить. Тебе нужна помощь целителя… и ты ее получишь, хочешь того или нет! Заяц вздохнул и закрыл глаза. — Таллбанк, ступай внутрь и принеси носилки или что-нибудь, из чего их можно соорудить, — распорядилась Тулия. — У этого бедолаги сломаны ребра, а может, и что похуже. Глядя на зайца, она добавила: — Если этот зверь и правда выжил после падения с небес, то это прямо-таки чудо, а мы, уж поверь, чудо вот так просто мы на ветер не выбросим!

========== Глава 72 ========== Сержант Траубер схватил Длиннолуга за плечо. — В нас стреляют сверху! — вскричал он. — Они подстрелили майора! Длиннолуг дал себя оттащить от Брота и Олимпо; оба выдра не стали преследовать зайца, воспользовавшись передышкой, чтобы перевести дух. — Проклятье! — скривился Длиннолуг. С гибелью лейтенантов Клеберна и Томболла и теперь еще майора, он оставался единственным офицером Долгого Патруля на этом участке горы. Хотя был еще Тревеллер — этот опытный разведчик мог командовать младшими зайцами не хуже любого майора или капитана. — Надо кого-то отправить наверх, сэр, а то нас всех перестреляют! — настаивал Траубер, словно забыв, что пока в них попала только одна стрела — та самая, что убила Саффорда и тем самым спасла Винокура. — Похоже, так и придется, — согласился Длиннолуг после короткого раздумья. — По-моему, там всего один-два стрелка, — продолжал Траубер. — Я видел, как они выглядывали из-за края. Нам не понадобится много зайцев, чтобы разобраться с ними. — Ладно, — кивнул Длиннолуг. — Ты за это отвечаешь, сержант. Возьми пятерых или шестерых, поднимайтесь с западного склона — там легче взбираться, да и есть шанс застать их врасплох. — Есть, сэр! — Траубер развернулся и бросился прочь сквозь хаос сражения, на ходу подбирая первых пятерых зайцев, которые не были заняты боем с выдрами или землеройками. Собрав таким образом свой отряд налету, он вывел их из зоны битвы, и они стремительно помчались к юго-западному склону. * * * Уртблад и Махус остановились на склоне чуть ниже спешно собранного построения капитана Маттуна, состоявшего из оставшихся хорьков и крыс. Повсюду зайцы Долгого Патруля стекались вниз, чтобы присоединиться к своему барсучьему повелителю, временами подвергаясь преследованию со стороны мечников-лис. Среди уцелевших зайцев распространился приказ прекратить сражение на верхних склонах и спуститься обратно, чтобы быть рядом с лордом Уртфистом; два полководца должны были решить этот конфликт между собой. Не так уж и много зайцев собрались внизу, чтобы поддержать своего лорда. Воины Уртблада, а особенно лисы, нанесли Долгому Патрулю страшные потери. Как, впрочем, и сам Уртблад. Барсук в красных доспехах предостерегающе протянул лапу своему командиру мечников-лисов. — Держись подальше, Махус. Это будет битва между мной и моим братом, и наш поединок, скорее всего, будет жестоким. Береги себя, я не хочу тебя терять. Послушно прихрамывая, Махус отступил от Уртблада, держа меч наготове и оставаясь настороже — вдруг какой-нибудь заяц попытается напасть со спины. Но большинство зайцев Долгого Патруля уже прошло мимо, и никто не оказался поблизости. Несколько других лисов приблизились к нему. Вместе они ждали появления великого врага. Окруженный дюжиной своих зайцев, Уртфист бросился вверх по склону навстречу ожидающему его брату. Зайцы держались на почтительном расстоянии по обе стороны от него; в приступе Кровавого Гнева Уртфист был неописуемо опасен, и даже его собственным зайцам лучше было не подходить слишком близко. Уртфист резко остановился чуть ниже Уртблада, впившись в брата взглядом, налитым красной яростью. Его зайцы выдвинулись вперед в защитной стойке, а хорьки, крысы и лисы напряглись в ожидании новой схватки. — Привет, брат, — сказал Уртблад. — Убийца! — прорычал Уртфист. — Лжец! Предатель! Трус! — Если ты считаешь меня трусом, — Уртблад махнул лапой, приглашая брата продолжить путь, — иди сюда, и я докажу тебе обратное. — ЭУЛАЛИА-А-А! — взревел Уртфист и ринулся на Уртблада. * * * Сержант Траубер и его группа достигли края кратера Саламандастрона, не встретив ни малейшего сопротивления. А если защитники вершины горы даже не удосужились отправить в их сторону ни одной стрелы или камня, это могло означать только одно — их отряд добрался до плато незамеченным. Жестокая битва на южных склонах, должно быть, полностью захватила внимание всех воинов, которых Уртблад оставил на крыше крепости, оставив западный, морской склон без присмотра. В сердцах зайцев вспыхнула надежда. Если плато действительно охранялось так слабо, а немногие защитники были отвлечены основной схваткой, то, возможно, отряд Траубера сумеет перебить врагов здесь и прорваться вниз, чтобы вернуть верхние уровни горы. Такие смелые мысли были естественны для доблестных зайцев Долгого Патруля. Заяц Войталер первым перемахнул через край стены. Но едва он ступил на каменный пол кальдеры, как крылатый охотник молниеносно налетел на него, схватил когтями и поднял в воздух. Спустя мгновение второй хищник обрушился на Траубера, когда остальные зайцы перепрыгивали через низкую стену. И его тоже унесло ввысь, и вершина горы стремительно провалилась куда-то вниз. Похоже, кроме этих двух птиц, здесь никого больше не было, хотя краем глаза сержант заметил двух рыжих белок возле лестницы, ведущей с крыши вниз. За мгновение до того, как его унесло слишком далеко, чтобы голос мог долететь, Траубер крикнул свой последний приказ оставшимся на плато четырем зайцам: — Вперед! К лестнице! Быстро! Четверка махнула ему лапами в знак согласия и бросилась к белкам. Траубер извивался и бился в сокрушительном захвате могучих когтей. В одной лапе он еще сжимал дротик. Чуть впереди он видел, как Войталер, болтаясь в лапах у второй птицы, отчаянно дрыгал конечностями. Свой дротик тот уже потерял при неожиданной атаке и теперь был полностью во власти хищника. Они уже пересекли северный склон Саламандастрона, над самым крутым и скалистым его участком. Они находились на ужасающей высоте, гораздо выше даже самого плато. В ужасе Траубер смотрел, как Войталера внезапно швырнуло вниз, прочь из плена когтей. Его тело камнем рухнуло, ударяясь о беспощадные скалы, разбиваясь и отскакивая всё ниже и ниже. Траубер успел обхватить свободной лапой коготь птицы, как раз в тот миг, когда ее когти разжались, готовясь сбросить и его. Теперь заяц висел, стиснув лапу мертвой хваткой, зная, что у него нет ни единого шанса выжить. Но он не обманывал себя. Умереть ему было суждено. Но враг, который сейчас нес его в небе, был врагом всего Долгого Патруля и лорда Уртфиста. А у сержанта в лапах еще оставалось оружие. Он мог сделать лишь одно — убрать эту угрозу, хотя бы ценой своей жизни. — Ах, так вот какая у тебя игра, пернатый! — выкрикнул Траубер, смеясь наперекор судьбе. — Ну, если уж я падаю, ты тоже полетишь со мной! Птица встряхнула лапу, но заяц не ослабил хватку, упрямо цепляясь за свою последнюю возможность. Повиснув на одной лапе, он с силой вонзил дротик в брюхо хищника. На груди у него был прочный кожаный жилет, своего рода доспех, но против решимости зайца защита оказалась бесполезна. Острие легко пробило жилет и глубоко вошло в тело. Огромная птица пронзительно закричала и попыталась дотянуться до зайца своим смертельным клювом. Но ей не хватило сил. Она уже изо всех сил боролась за то, чтобы оставаться в воздухе, с живым грузом, висящим у нее на лапе, а теперь еще и с жгучей болью, пронзающей ее тело. Она сделала резкий поворот, пытаясь восстановить равновесие, но Траубер вонзил копье еще раз. И еще. Небесный гигант вздрогнул и рухнул в беспорядочном кувырке. На этот раз он уже не смог выправиться. Сплетенные вместе, птица и заяц рухнули вниз, прямо на прибрежные равнины. * * * Александр и леди Мина метнулись вниз по лестнице на крыше, пока четверо зайцев мчались через плато к ним. Халприн и Клистра сделали все, что могли; теперь от двух белок зависело, удастся ли Долгому Патрулю прорваться в Саламандастрон. Они успели обсудить свой план, пока зайцы поднимались по западному склону горы. Теперь Алекс и Мина стремительно сбежали по лестнице и понеслись по узкому проходу, ведущему прямо в сердце крепости. Добежав до места, где тоннель поворачивал, они резко остановились. Мина сняла с плеча натянутый лук, наложила стрелу и натянула тетиву, прицеливаясь вдоль тоннеля. Они стояли в глубине тени, но солнечный свет проникал достаточно далеко внутрь входа с крыши, заливая лестницу золотым сиянием. Мина стреляла из темного укрытия, тогда как ее цели были ярко освещены; лучшего преимущества невозможно было пожелать. — Отойди, Алекс, дай мне пространство, — приказала она. — Мне все это не нравится, — пробормотал он. — А если кто-то из них проскочит? — Нам остается только не дать им этого сделать… Ах! Первый заяц показался в проеме, когда он спрыгнул с последней ступени. Мина подождала, пока он полностью окажется в поле зрения, и выпустила стрелу. Он рухнул вперед, по инерции скользя по полу тоннеля, уже мертвый. Работая, как машина, так же, как в тот далекий день турнира по стрельбе из лука на лужайке Рэдволла, Мина потянулась за второй стрелой, наложила ее и вновь натянула тетиву. Оставшиеся три зайца уже перескочили через павшего товарища и не думали останавливаться. Вторая стрела впилась в горло переднего зайца, и он тоже упал, но нападавшие были полны решимости идти до конца. Двое выживших продолжили свой стремительный рывок. Мина приготовилась к третьему выстрелу и отпустила тетиву. Зайцы были уже совсем близко, мчались вниз по коридору изо всех сил. Третий пал, как и первый, пронзённый стрелой в сердце. Четвертый оказался слишком близко для выстрела. Мина это поняла, и уже смещала хватку, готовясь использовать лук как дубинку. Заяц прыгнул на нее. Мина сумела увернуться и сильным боковым ударом выбила его лапы, так что он рухнул в кувырке. Но ближний бой не был ее стихией, а узкий проход еще больше стеснял ее движения. Она попыталась выбить у противника копье до того, как он восстановит равновесие, но тот оказался слишком опытен, чтобы сдаться так легко. Отражая ее удары, заяц резким выпадом ногой отбросил Мину в стену, и она с глухим стуком ударилась о камень. Алекс подскочил сзади и со всей силы обрушил свой лук на голову зайца. Это не был смертельный удар, но достаточно сильный, чтобы тот рухнул на пол. Алекс опустился рядом с белкой и осторожно приподнял её голову. Его лапа тут же окрасилась в багряный. — Мина! Только не это! Мина! Ее веки дрогнули, затем приоткрылись. Она попыталась приподняться, но стиснула зубы от боли и снова откинулась назад. — Ох… Вот это тряхнуло. Алекс улыбнулся, как дурак, но в глазах его блестели слёзы. — Мина! Я думал, что потерял тебя! — Со мной не так просто распрощаться, — она осторожно коснулась затылка и вздрогнула. — Ох! У меня кровь? — Совсем немного, — голос Алекса задрожал. — Ну, с ранами на голове шутки плохи. Лучше отведи меня вниз, пусть кроты в кухнях меня осмотрят. Вот бы сейчас под лапу какого-нибудь лиса-лекаря, но, боюсь, они сейчас несколько заняты. Алекс помог ей подняться, но Мина вдруг остановилась. — Алекс, этот заяц мертв? Он покосился на распростертое тело. — Не думаю… — Тогда не оставляй его просто так! Свяжи его крепко. — Но твоя рана… — возразил Алекс. — Думаешь, у меня сейчас головная боль? А вот если позволим этому зайцу разгуливать здесь, вот тогда головная боль начнется по-настоящему! — Мина снова села на пол, показывая, что не сдвинется с места. — Я просто посижу тут, пока ты с ним не разберешься. И завяжи его крепко! Алекс живо вспомнил безумный бросок зайца вниз по тоннелю. С этим трудно было не согласиться. Наклонившись, он расшнуровал оба их лука и принялся связывать пленника. * * * Когда два барсучьих лорда столкнулись, Уртфист ревел, словно демон, а Уртблад оставался таким же безмолвным, как сама гора под его лапами. Уртфист обрушил на брата свой могучий палаш с силой, способной расколоть гранит. Уртблад шагнул навстречу удару, перенеся вес с грацией танцора, и отвел клинок, парировав его своим мечом. В тот же миг он схватил Уртфиста свободной лапой за фланец доспеха у воротника и, использовав силу его собственного разгона, с силой швырнул его оземь. Но Уртблад не воспользовался преимуществом, пока брат лежал на земле. Стоя над ним с опущенным мечом, он спокойно произнес: — Давай поговорим, брат. Я не хочу сражаться с тобой. Уртфист ответил оглушительным криком бешенства и снова рванулся на Уртблада. Теперь братья сошлись в непрерывной череде ударов, и звон их мечей гремел так громко, что заглушал дыхание всех присутствующих. Вся битва замерла вокруг них; зайцы, крысы, хорьки и лисы стояли наготове, но никто не двигался, завороженные схваткой двух великих воителей. Каждый понимал: теперь уже не важно, сразятся ли их войска друг с другом. Победит тот, кто убьет брата — и только это имело значение. Долгий Патруль напряжённо следил за войной лордов, готовый прийти на помощь Уртфисту, если бы кто-то из войск Уртблада попытался вмешаться в бой. Но никто не вмешивался. Так же и Махус со своими лисами, а также хорьки и крысы Маттуна зорко наблюдали за зайцами, готовые отразить любую попытку атаковать их господина. Впрочем, схватка между барсуками была столь яростной, что любой, рискнувший приблизиться, наверняка был бы рассечен, прежде чем его бы вообще заметили. После двадцати мощных ударов, во время которых ни один из братьев не уступил даже лапти пространства, Уртблад одним движением отбросил Уртфиста на несколько шатких шагов назад. Он сделал это почти лениво, словно только потакал брату в этом глупом поединке и теперь хотел положить ему конец. Все еще сохраняя ледяное самообладание, он произнес: — Не поддавайся проклятию Кровавого Гнева, брат. Оно погубит тебя. Если в тебе осталась хоть капля разума, опусти оружие и позволь этому кровопролитию завершиться. — Опустить меч? Ха! Чтобы ты меня убил! — Я мог бы убить тебя уже сейчас. Ты неуклюж из-за гнева. Есть и другой способ закончить это. Отступи и давай поговорим, как разумные звери. — Ложь! — взревел Уртфист. — Ты убиваешь моих зайцев, ты и твоя мерзкая нечисть! Пророчество не солгало! Ты — зло, ты — чудовище! Это закончится только тогда, когда ты будешь мертв! — Или ты, брат. — Эулалиа-а-а! — вновь взревел Уртфист и бросился на Уртблада еще раз. * * * Тревеллер посмотрел вниз на капитана Длиннолуга. Из груди павшего офицера торчало выдровое копье. Его меч, окрашенный кровью врагов, лежал чуть дальше. Капитан сумел забрать с собой одного из последних противников — северного выдра Брота, чье безжизненное тело теперь раскинулось рядом с Длиннолугом на склоне горы. Но против двух врагов сразу не смог бы устоять даже столь опытный мечник. Его давний товарищ Олимпо сидел чуть поодаль от кровавой сцены, глядя на Тревеллера пустыми глазами, но не делая попыток напасть на ветерана. Тревеллер понимал его чувства. Он сам ощущал внутреннюю пустоту. Нарастающая усталость и изнеможение наконец накрыли его, как приливная волна. Силы покинули его. И все вокруг испытывали то же самое — ярость битвы постепенно утихала, огонь сражения гас. Долгий патруль, изначально уступавший выдрам Сэйбрука числом, потерпел решающий удар после гибели майора Саффорда и ухода сержанта Траубера с его группой на вершину. Теперь же гибель Длиннолуга окончательно сломила боевой дух зайцев. К тому же они теперь сражались не с крысами или хорьками, а с доблестными выдрами — благородными зверями, такими же, как они сами, которые избегали убивать их без необходимости. Когда стало очевидно, что можно сложить оружие перед выдрами, не опасаясь немедленной расправы, многие зайцы так и сделали. И вскоре бой окончательно прекратился. Тревеллер посмотрел на капитана Сэйбрука. Он больше не хотел сражаться. Он хотел плакать — по Саффорду, по Длиннолугу, по двум зайцам, которых унесли с вершины горы уртбладовы птицы, по всем своим боевым товарищам, которым не суждено увидеть завтрашний день. Он хотел заплакать, но слез не было. Он слишком устал даже для этого. Его ноги подкашивались, и он тяжело оперся на копье, глядя на предводителя выдр. — Ну и передряга, что скажешь, а? Сэйбрук сжал челюсти. — Вам сюда не попасть, так что можете хоть сейчас развернуться и уйти. — Мы не можем сдаться, старина. Нам не позволено. — Я и не говорил о сдаче, — возразил Сэйбрук. — Просто развернитесь и уходите, пока еще есть кому уходить. Тревеллер устало кивнул: — Вы бы нас отпустили, да? Выдры… вы могли бы перебить нас куда больше, чем сделали. — Мне велено держать вас подальше от этой горы, — ответил Сэйбрук, — а не резать вас, длинноухие. Если бы я мог справиться с этой задачей, не пролив ни капли заячьей крови, я бы так и сделал. Но вы не оставили нам выбора, сам понимаешь. Тревеллеру хотелось закрыть глаза и проспать две недели. А потом проснуться и понять, что это был всего лишь страшный сон. — Сэр! — вдруг крикнул один из зайцев. — Тревеллер, сэр! Смотрите! Тревеллер проследил за его лапой. Там, внизу, между ними и подножием горы, Уртблад и Уртфист яростно сражались друг с другом, окруженные кольцом молчаливых зрителей — зайцев, лис, хорьков и крыс. Старый заяц выпрямился, вновь собираясь с силами. — Думаю, уже неважно, что мы с тобой сейчас решим, — сказал Сэйбрук. — Война решится там, внизу, а не здесь. — Мы… мы должны быть там, — пробормотал Тревеллер. — Я не стану мешать, — сказал ему Сэйбрук. — Сам бы с удовольствием спустился туда вместе с вами. Но мне приказано охранять этот туннель, чего бы это ни стоило. Пока лорд Уртблад жив, мы обязаны исполнять приказ. — А если Уртфист убьет Уртблада? — спросил Тревеллер. Сэйбрук пожал плечами. — Тогда мы уйдем, и гора снова станет вашей. Если не попытаетесь нас остановить — тогда мы будем сражаться насмерть. Но не рассчитывай на это. Уртблад не тот, кто проигрывает схватку. — Пожалуй, он еще не сталкивался с другим барсучьим лордом, — пробормотал Тревеллер, затем повернулся к оставшимся в живых зайцам. — Ну же, Долгий Патруль! Лорд Уртфист бьется ради нас всех! Спускаемся вниз, посмотрим, не нужна ли ему помощь! * * * Винокур сидел немного в глубине туннеля, склонившись над неподвижным телом Варнокура. Услышав чьи-то шаги, он поднял голову и увидел, как его новый друг Олимпо остановился в нескольких шагах от него. — Ты в порядке, Винк, дружище? — спросил северянин. Винокур опустил взгляд на своего отца. — Я… я почти не успел его узнать… Олимпо молча кивнул. — Сегодня много славных зверей сложили головы. Мы с Бротом прикончили того зайца, что убил твоего папу, если тебе от этого станет легче. Только вот сам Брот из этой схватки не вышел. Он был моим лучшим другом. Буду по нему сильно тосковать. — Не сильнее, чем все эти зайцы по своим павшим товарищам, — всхлипнул Винокур. — Все войны такие ужасные, Олимпо? — Такой войны, как эта, еще не бывало. Но, похоже, она скоро закончится. Длинный патруль прекратил атаку на нас. Уртблад и Уртфист наконец сошлись внизу. Дерутся страшно. Зайцы все побежали туда, так что у нас появилось немного передышки. Капитан Сэйбрук сказал мне пойти за тобой, ведь ты у нас миротворец. Один из этих барсуков не уйдет с поля боя, а кто бы ни остался победителем, тебе придется уладить дело с проигравшей стороной. Если победит Уртфист, он и его зайцы могут попытаться перебить остальных. А если одолеет лорд Уртблад, те упрямые зайцы могут продолжить бой и уложить еще уйму наших, если ты их не урезонишь. Так что, как ни крути, а твой час вот-вот настанет. — Да… Пожалуй, ты прав, — Винокур поднялся. — Ты мог бы остаться с моим отцом? Я… я не хочу, чтобы он был один. — Конечно, Винк. Теперь, когда битва здесь стихла, думаю, капитан Сэйбрук сможет обойтись без меня. Твой отец был храбрым воином, и для меня честь присмотреть за ним для тебя. — Спасибо, — Винокур бросил взгляд на свою одежду: старая ряса настоятельницы Мгеры, столь бережно убереженная от износа за весь путь до Саламандастрона, теперь была запачкана и пропитана кровью Варнокура. — Я не слишком-то похож на миротворца, да? — Ты справишься, Винк, — заверил его Олимпо. — А теперь тебе пора.

========== Глава 70 ========== Группа из пяти зайцев под командованием капитана Полифлая сражалась с дюжиной ласок чуть ниже шеренги мышей и ежей, когда на них сверху обрушились лисы во главе с Мачусом. Полифлай лишь мельком взглянул на приближающихся врагов. Лисы всегда славились своей трусостью, предпочитая ускользнуть, нежели встретить противника в открытом и честном бою. Из всех зверей в армии Уртблада, лисов зайцы боялись меньше всего. Капитан-заяц отступил от схватки с ласками. — Держите оборону, парни. Я сам разберусь с этим хвостатым трусом! Махус пошёл в атаку с вихрем фехтовальных приёмов, заставив Полифлая держать копьё в защитной позиции, вместо того чтобы просто пронзить лиса. Балансируя на лапах, заяц отбил болезненный по силе удар меча и тут же рванул копьё вниз, пытаясь выбить лапы противника из-под него. Но, к его удивлению, Махус проследил за движением древка своим клинком, заблокировав его, и не дал нанести сокрушительный удар. В следующий миг он превратил защиту в нападение, скользнув мечом вдоль копья вверх и полоснув Полифлая по лапам, рассекая костяшки пальцев. — Йауу! Прежде чем заяц успел оправиться от жгучей боли и такого неожиданного мастерства противника, Махус молниеносным движением развернул меч обратно. Полифлай застыл в шоке, его горло было перерезано, но разум отказывался принять, что он уже мертв. Когда его глаза затуманились и тело рухнуло навзничь, Махус уже принялся за следующего зайца. Зайцы Патруля только начали понимать, насколько сильно они недооценили лисов Уртблада. * * * Невдалеке от места, где пал капитан Полифлай, его заместитель лейтенант Саттерфилд сражался насмерть с капитаном Маттуном. Командир ласок уже потерял четверть своих бойцов, и был в ярости. Поняв, что удерживать оборону бессмысленно после того, как фланг был прорван, а зайцы перешли к более ударам малыми группами, Маттун оставил свою позицию и ринулся в самую гущу битвы. Он хотел найти одного из командиров противника и сразиться с ним в честном бою. Но к его несчастью, обычай Долгого Патруля не носить знаков различия оставила его в замешательстве. Теперь, когда основной фланг разбился на десяток небольших боевых групп, было невозможно понять, кто из зайцев был офицером. В Патруле даже младшие командиры могли отдавать приказы наравне с капитанами и лейтенантами. На самом деле Маттун пробежал мимо Полифлая, даже не осознав, что перед ним был офицер. Он выбрал своей целью Саттерфилда лишь потому, что услышал, как тот громко командовал своими бойцами. Три зайца сражались с пятью ласками, но никто из них не вмешивался в поединок лейтенанта и капитана. Они кружили друг вокруг друга в этом маленьком бою внутри великой битвы, ударяя копьем о древко противника, стараясь одолеть друг друга. Ни один не уступал в ярости, их взгляды горели ненавистью. Это была смертельная дуэль, даже если ее не объявляли официально, и закончиться она могла только победой одного из них. Уртблад ворвался в этот бой, подобно кровавой буре. Ближайший заяц едва успел увидеть его, как меч рассек его пополам. Саттерфилд тут же отступил от своего противника и развернулся к Уртбладу, как и двое оставшихся зайцев. Ласки Маттуна знали, что делать, и сразу же отошли в сторону, чтобы дать своему хозяину простор для боя. Прежде чем зайцы смогли окончательно перегруппироваться, один из них уже висел на мече Уртблада, пронзенный насквозь, а затем был отброшен в сторону, как мокрый мешок. Саттерфилд взревел, подпрыгнул и нанес двойной удар лапами в голову врага, вложив в него всю свою силу. Удар пришёлся точно в цель — настолько мощный, что убил бы любого обычного зверя. Но Уртблад лишь слегка поморщился. Его лапа молниеносно схватила ноги зайца в воздухе и дернула их, заставляя лейтенанта перевернуться и рухнуть на голову. Последняя оставшаяся в живых заячья воительница попыталась вырвать копье Уртблада, но тот одним махом вышиб его у нее из лап. Оказавшись безоружной и в одиночестве, она попыталась повторить приём Саттерфилда, метя в голову противника. Но Уртблад оказался быстрее. Он уклонился, а затем обрушил на нее мощный удар лапой. Шея хрустнула, заяц рухнула на землю мертвой. Приходя в себя, Саттерфилд увидел, как над ним возвышается фигура Уртблада. — Ты можешь закончить это сейчас, — пробасил барсук. — Сдайся, и я больше никого из вас не убью. — Никогда! — выкрикнул заяц. — Тогда уходите. Пока мой брат убивает моих воинов, у меня нет выбора, кроме как отвечать тем же. Отступайте, если хотите остановить кровопролитие. — Похоже, это у тебя бойцы кончаются быстрее, чем у нас! — усмехнулся Саттерфилд. — Лорд Уртфист порубит их всех в капусту, а потом и тебя. Мы не остановимся, пока ты и твои грязные твари не сдохнете, предатель и убийца! — Тогда мне жаль, — прорычал Уртблад и всадил свой меч в сердце зайца. Ласки Маттуна замкнули круг вокруг кровавого месива, потрясенные тем, на что был способен их повелитель. Уртфист был не единственным барсуком на этой горе, способным устраивать бойню. Уртблад повернулся к Маттуну. — Продолжайте, капитан, — глухо бросил он и бросился дальше в поисках других зайцев. * * * — Спины берегите! — вскрикнул Тревеллер, бросив взгляд вверх по склону. — Лисы заходят с тыла! — Лисы! Тьфу! Терпеть не могу этих трусливых тварей! — отозвался майор Саффорд. — Прямо в их духе — подкрадываться! Ладно, с крысами и ласками мы уже разобрались достаточно — оставшихся удержим и половиной наших сил. Всем, кто до этого бил врага впереди, разворачивайтесь и встречайте новых гостей! Передайте дальше… и передайте этим подлым хвостатым мой привет! — Мы передадим, Саф! — рассмеялся Тревеллер, когда он и ещё пятнадцать зайцев развернулись, чтобы защитить своих товарищей от приближающихся мечников. Бригада мечников-лисов врезалась в верхнюю часть фланга Долгого Патруля, обходя нижний край, где Уртфист по-прежнему крушил ряды врагов. Вначале битва пошла, как обычно: один лис ворвался слишком быстро и тут же оказался пронзен копьем. Но затем события приняли неожиданный оборот. Двое зайцев пали от клинков лисов, прежде чем удалось убить ещё одного из противников. Потом погиб третий заяц. Тревеллер оттеснил своего противника назад, сбив его с лап, но тот перекатился и оказался вне зоны досягаемости копья. — У нас тут проблемы, — крикнул он через плечо Саффорду. — Эти лисы чертовски опасны! Мы уже потеряли троих! — Что?! — Майор уже начал поворачиваться, чтобы самому увидеть, но ему пришлось снова развернуться вперед, чтобы отбить выпад ласки. — Во… теперь уже четверо, — мрачно добавил Тревеллер. — Лейтенант Томболл только что пал. — Только не Томми! — взвыл Саффорд. Томболл был его заместителем, они были почти как братья. Охваченный яростью, майор намеренно оставил брешь в защите, позволив ласке полоснуть его по бедру, но тут же всадил древко копья ей под челюсть, пробив череп. Не обращая внимания на боль от раны, он развернулся и увидел, как Тревеллер ведет смертельный бой с одним из лисов-мечников. Саффорд бросился вперёд и вонзил наконечник копья в плечо лиса. Лис вскинул меч, пытаясь отбить второй выпад Саффорда, но тут же захрипел, когда Тревеллер всадил наконечник своего копья ему прямо в живот. Лис рухнул, выбыв из боя. — Как они это делают?! — выдохнул Саффорд. — Их мечи вдвое короче наших пик! — Никогда не видел, чтобы кто-то так владел клинком, — признал Тревеллер, отбивая новую атаку. Краем глаза Саффорд заметил, как крыса подкрадывается к нему сзади. Резким ударом лапы он впечатал ее мордой в землю, сбив еще двух, стоявших позади. Затем снова перевёл взгляд на Тревеллера и увидел, что тому сейчас не до разговоров — он сражался за свою жизнь. Окинув взглядом весь фланг, Саффорд быстро понял всю тяжесть ситуации. На его глазах пал еще один заяц. Он видел только троих мертвых лисов. Если так пойдет дальше, подумал он, они истребят себя в этой битве, прежде чем доберутся до главного врага. И даже если каким-то чудом удастся перебить всех мечников, за спиной у них еще оставалась шеренга крыс и ласок. — Мы не можем терять столько бойцов! — закричал Саффорд. — Мы еще даже до входа не добрались! Разрываем строй! Отступаем! — Мне это по душе, — выдохнул Тревеллер, с трудом удерживая натиск своего противника-лиса. — Но куда? Назад, вниз, к лорду Уртфисту? Саффорд резко опустил копье, пытаясь пронзить лапу лиса, сражавшегося с Тревеллером. Он промахнулся, но все же зацепил противника, заставив того споткнуться; лис успел схватиться за древко копья, но тут же откатился в сторону, уходя из битвы. — Ты хочешь привести этих рыжих демонов прямо к Его Светлости? Я точно нет! У них может хватить сил, чтобы повалить даже воина-барсука. Нет, мы стянем концы фланга к центру, создадим собственный клин к морю, и пробьемся через внешний рубеж врага! Затем поднимемся и обойдем их по верхним склонам. Там меньше противников… с удачей мы сможем прорваться прямо в гору! — Верно. А что насчет лорда Уртфиста? Саффорд быстро оглядел низину. Их барсучий предводитель уже врезался в строй врагов. Крысы, хорьки и ласки валились направо и налево под его натиском, неспособные удержаться перед его неистовой яростью. — Я рассчитываю, что большая часть этой банды побежит за нами, как только поймет, что мы задумали, — сказал Саффорд. — Думаю, лорд Уртфист сумеет разобраться с теми, кто останется. * * * Стратегия сработала даже лучше, чем могли надеяться зайцы. Стоило им прийти в движение, сокращая растянутый фланг в плотный узел, как лисы оказались в замешательстве. Уже не в силах помочь павшим товарищам, майор Саффорд понял, что подвижность делает его бойцов почти неуязвимыми даже перед этими смертоносными клинковыми лисами. Больше не привязанные к одному месту, зайцы Долгого Патруля смогли избежать новых потерь. Лисы преследовали их, атакуя по внешнему краю плотного строя, но прежде чем они успели нанести серьезный урон, зайцы ринулись прямо в ряды врага. Против такой сосредоточенной атаки крысы и ласки не имели ни малейшего шанса — строй был прорван почти мгновенно. Зайцы Патруля хлынули через брешь и устремились дальше, на западные, приморские склоны Саламандастрона. Оторвавшись от войск Уртблада, с легкими ранениями и ушибами как единственными напоминаниями о дерзком прорыве, двадцать девять уцелевших бойцов левого фланга помчались вверх по склонам. Четверо мечников-лисов были убиты в этом сражении. Оставшаяся шестерка не собиралась испытывать судьбу, сталкиваясь с неистовым барсуком, продолжающим кровавую бойню внизу. Вместо этого они отступили на внутренний склон южной стороны горы, чтобы присоединиться к Махусу и Уртбладу в сражении против остальных сил Долгого Патруля. Теперь остановить Саффорда и его отряд должны были верхние линии обороны. И если зайцы думали, что мыши, ежи, землеройки и выдры Уртблада пропустят их без серьезного сопротивления, их ожидал новый неприятный сюрприз. * * * В проходе туннеля Винокур заставлял себя смотреть за ходом битвы, хотя больше всего на свете ему хотелось отвернуться. Его тревожило не только то, что храбрые и достойные звери с обеих сторон теряли жизни, и не только то, что надежды на мир с каждой секундой стремительно угасали. Была у него и более насущная забота. И когда он увидел, как приморский фланг зайцев прорвал линию сдерживания и вырвался за пределы основного сражения, начав подъем по склонам, он больше не смог удерживаться. Выдры Сэйбрука стояли ближе всего к туннелю, но даже так расстояние было слишком велико, чтобы Винокур смог сразу различить среди них своего отца. С такой высоты все выдры, стоящие спинами к нему, казались одинаковыми. Только когда он пересек половину пути от входа в туннель до их строя, он наконец нашел того, кого искал. Варнокур вздрогнул, почувствовав, как кто-то похлопал его по плечу. Все защитники на верхних позициях были сосредоточены на битве, разыгрывающейся внизу. Обернувшись, он увидел сына прямо за собой. — Винк, парень, что ты тут делаешь? — Пойдем внутрь, пап. — Чего? — Здесь небезопасно. Эти зайцы идут прямо сюда, и они настроены серьезно. — А я, выходит, нет? — воскликнул Варнокур, недовольно стряхивая настойчивую, но все же осторожную руку сына. — Винк, мне пришлось подмять под себя Капитана Сэйбрука, чтоб он разрешил мне стоять в этом строю. Я уже целый сезон как солдат армии Лорда Уртблада. И не могу бросить свой пост только потому, что нас штормит. Мое место тут. Не позорь меня перед товарищами! — Прежде чем стать солдатом, ты был рэдволльцем, — настаивал Винокур. — Пусть даже и не жил в аббатстве. Капитан Сэйбрук и Лорд Уртблад поймут, если ты не захочешь участвовать в этом сражении. — Ты прав, что я в Рэдволле почти не бывал, — покачал головой Варнокур. — Я был никудышным отцом для тебя. Но теперь я знаю, что такое ответственность. Эти звери вокруг меня — мои братья. Они рассчитывают на меня так же, как я на них. Мы не бросаем друг друга. Особенно в бою. Мое место здесь, Винк. И я не уйду. Винокур сжал челюсти. — Я здесь как официальный представитель Рэдволла. От имени Аббатисы я могу приказать тебе вернуться со мной внутрь! Варнокур грустно покачал головой. — Прости, сын, но приказы я получаю от Капитана Сэйбрука. И как раз в этот момент сам капитан протиснулся вперед и оглядел строй. — У нас тут что, проблемы? — громко рявкнул Сэйбрук. — Никак нет, сэр! — резко ответил Варнокур. — Отлично, — кивнул Сэйбрук. — Винк, либо хватай дротик и вставай в строй, либо возвращайся в туннель и не отвлекай моих бойцов. Война идёт, если ты не заметил. Мне нужны все глаза вперед и полная готовность от каждой выдры в отряде, так что завязывай с болтовней! Винокур вздрогнул. Он не ожидал, что капитан так резко его осадит. Но он ещё не собирался сдаваться. Подойдя ближе, он наклонился к уху северянина и прошептал: — Он послушает вас, сэр. Скажите ему вернуться со мной внутрь. Ему не место здесь! — Прости, парень, — уже более примирительно ответил Сэйбрук, — но это было его решение, и он упирался, пока меня не убедил. Да и мне каждая выдра на счету. Твой отец никогда раньше не был частью чего-то подобного, и он к своей обязанности относится очень серьезно. Я не стану приказывать ему покинуть строй, если он сам этого не хочет. — Войско Уртблада внизу просто вырезают! — Спасибо, что напомнил, — пробурчал Сэйбрук. — Но это Уртфист тут больше всех устраивает резню, и у меня такое чувство, что Лорд Уртблад с ним разберётся, прежде чем этот безумный барсук доберётся до нас. Скорее с зайцами нам придётся столкнуться. Винокур посмотрел вниз, на груды павших, сраженных Патрулем. — Они тоже не подарок. — Мы будем готовы. Они еще узнают, каковы выдры! — Но… мой отец может погибнуть. — Мы все можем погибнуть, Винк… даже ты. А бой — лучший шанс этого избежать. Винокур сглотнул слюну, понимая, что этот спор он проиграл. Внезапно он почувствовал себя глупо. Что он вообще делает здесь, в гуще сражения, пытаясь убедить воинов не сражаться? Время для мира — его время — уже прошло. — Ну, удачи, — слабо сказал Винокур, затем развернулся и пошел обратно в туннель. Сэйбрук оглядел приморский склон. — Похоже, эти зайцы идут прямо на Абеллона и Тилламука, — крикнул он своим выдрам. — Если мыши с ежами их не задержат, они могут добраться сюда в мгновение ока. Всем быть начеку, приятели! * * * Когда Абеллон заметил, как Патруль несется вверх по склону, он перебросил часть своих мышиных солдат западнее, чтобы усилить силы ежей на краю их оборонительного строя. Майор Саффорд и его зайцы тут же оказались лицом к лицу с твердо стоявшей ежино-мышиной шеренгой. Однако такие противники выглядели куда менее устрашающе для Патруля. — Вот это уже другое дело! — воскликнул заяц Киди, нависая над двумя мышами в сопровождении своих боевых товарищей Деллоу и Сатикоя. — Так, мышата, расступитесь! Пропустите, ну же! Киди попытался протиснуться между мышами, отводя их клинки ударом копья. Один из них ловко увернулся, прошел под древком и бросился вперед, вонзив меч Киди между ребер. Ошеломленный заяц широко распахнул глаза, и безжизненно рухнул назад. Сатикой пронзил его убийцу своим дротиком, злобно оскалившись, но в тот же миг Деллоу получил сокрушительный удар дубиной ежа по черепу. Дротик Сатикоя всё ещё был глубоко вонзен в мыша, когда второй, взобравшись на плечи павшего товарища, одним взмахом меча разрезал горло зайцу. Сатикой пошатнулся, хватаясь лапами за истекающую кровью шею. — Ох, чтоб меня, — выругался Капитан Лонгмидоу. — Неужто Уртблад заставит нас убивать мышей? Я не хочу убивать мышей! — А они готовы убить нас! — заорал в ответ Саффорд. — И эти ежики тоже! Назад, зайцы! Отступаем! Патруль подчинился приказу майора. Несколько мгновений две линии бойцов сверлили друг друга взглядами. Один мыш и один еж лежали мёртвыми; из зайцев Киди был убит, а Деллоу и Сатикой получили тяжелые, возможно, смертельные раны. Саффорд бросил взгляд вниз по склону. Никто не преследовал их, и, слава судьбе, лисов поблизости не было. Уртфист все еще свирепствовал у подножия горы, круша всех врагов, до кого мог дотянуться. Вместо того чтобы окружить его и навалиться всей массой, оставшиеся звери в панике разбегались. Яростный Барсучий лорд внушал страх даже в одиночку, полностью очистив нижнюю часть склона. Ему не требовалась помощь Патруля. Майор вновь сосредоточился на текущей задаче. Капитан Лонгмидоу выразил общее настроение: ни один заяц не мог легко поднять лапу на мышей, даже если они служили Уртбладу. Это было бы бесчестно. Однако оборонительная линия мышей и ежей тянулась почти до самого бокового туннеля, непрерывной цепью. Если они хотели попасть в Саламандастрон, им нужно было прорваться. Он наклонился к Тревеллеру. — Мысли, старина? — Мы сюда пришли, чтобы расчистить путь Лорду Уртфисту, — ответил Тревеллер. — Так давай его расчистим! Следуйте за мной, парни! С этими словами опытный разведчик прыгнул вперед, двумя мощными ударами лап вышибая двух мышей из строя. Прежде чем их товарищи успели закрыть брешь, Тревеллер снова взмыл в воздух, повалив на землю двух ежей. — Ну, кто хочет потанцевать? Эу-ла-ли-аа! — Вот что будем делать, зайцы! — крикнул Саффорд. — Пробиваемся ногами через эту компанию! Долгий Патруль тут же ринулся вперед в пробитую Тревеллером брешь. Эта тактика оказалась на редкость успешной. В считанные минуты зайцы пробились сквозь этот участок обороны Уртблада, вышибая врагов с дороги. Долгий Патруль отлично владел боем ногами, а против мелких противников этот метод оказался особенно хорош. К тому же, это было компромиссное решение, которое не давило на совесть: хотя несколько мышей погибли, когда мощные удары ломали им шеи или давили гортань, большинство всего лишь валились на землю, сбитые с ног точными ударами в грудь и живот. Однако это имело и обратную сторону — многие приходили в себя и возвращались в бой, так что зайцам приходилось сражаться с одними и теми же противниками по два-три раза. Это требовало больше усилий, но не так мучило их совесть. Ежи оказались более серьезными противниками. Многие сражались сразу и мечом, и дубиной, тяжело раня зайцев в ноги, когда те шли в атаку. Другие, видя, что в них летит удар, просто сгибались и выставляли вперед иглы, заставляя патрульных отдергивать лапы, покрытые болезненными уколами. В конце концов зайцам пришлось биться с ежами так же, как с хищниками внизу. Это привело к большему числу убитых ежей, чем они бы хотели, но все же не сравнимо с резней, которую они устроили среди крыс, хорьков и ласок. К тому же, поскольку их главной целью было прорваться как можно быстрее, потери среди ежей оказались куда меньше, чем могли бы быть. Несмотря на ранения ног, зайцы прошли этот рубеж без дополнительных потерь. Трое павших при первой атаке на мышей и ежей уменьшили их число до двадцати шести. Теперь эта двадцатка стояла на следующем гребне, а шесть задних бойцов разворачивались, чтобы удерживать преследователей, угрожая им меткими уколами копий. Остальные повернулись лицом вперед, на мгновение переводя дыхание и оценивая последний рубеж обороны Уртблада. Всего в нескольких шагах над ними полукругом стояли выстроившиеся в два ряда выдры и землеройки — последняя преграда перед входом в Саламандастрон. * * * Сатикой лежал, истекая кровью из рассеченного горла, впадая то в беспамятство, то вновь приходя в себя, охваченный болью. К нему подошёл мышиный солдат и, опустившись на одно колено, с мрачной сосредоточенностью осмотрел умирающего зайца. Собрав остатки сил, Сатикой выхватил кинжал, оскалившись в слабом рычании. Мышь ловко выдернул окровавленное оружие из его лапы и отложил кинжал в сторону. — В любом случае ты уже выбыл из боя, — спокойно сказал северянин, доставая из поясной сумки длинную полоску бинта и туго перевязывая шею зайца. — Но если не будешь дергаться и дашь мне помочь, возможно, еще поживешь. Сатикой попытался спросить «зачем», но порванные голосовые связки не дали ему издать ни звука. Сознание вновь стало угасать. Закрыв глаза, он провалился во тьму, вверяя себя на милость врагу, что теперь пытался его спасти. ========== Глава 71 ========== На внутренней стороне южных склонов ряды мышей и ежей под командованием Уртблада также вступили в бой, но иначе, чем их собратья на морском фланге Саламандастрона. Здесь Махус и его мечники-лисы проявили всю свою смертоносную мощь, нанося Долгому Патрулю тяжелые потери в яростных поединках, разворачивающихся по всему горному склону. Когда шесть выживших лисов после атаки на фланг майора Саффорда перебежали, чтобы присоединиться к бою на этой стороне, положение разбитых правых рядов зайцев стало еще хуже. А поверх всего этого хаоса носился сам Уртблад, подобно неукротимой стихии, уничтожая любой отряд Длинного Патруля, который осмеливался встать у него на пути. Единственным преимуществом зайцев, была их скорость. Поле боя здесь, внизу, где резня была наиболее ужасной, настолько опустело, что у них появилось достаточно пространства, чтобы уворачиваться и маневрировать среди врагов, которые были далеко не столь проворны. Они делали это каждый раз, когда неумолимый натиск лисов угрожал поглотить их или когда несокрушимый Уртблад устремлялся прямо на них. Немногочисленных крыс и хорьков теперь почти не замечали — зайцы попросту обегали их, спасаясь от куда более грозных противников. Чтобы расширить пространство для маневра, зайцы совершили несколько вылазок в место, обороняемое мышами и ежами. Одну из таких вылазок возглавил молодой бегун Ханчетт. Его взгляд зацепился за фигуру, возвышающуюся над мышами — длинная шея выдавала ее кунью породу. Ханчетт и двое его спутников прорвались сквозь несколько мышей и ежей, устремляясь к этой неуместной на первый взгляд фигуре горностая. У молодого зайца оставалось незавершенное дело. * * * — Вот они, Янси, приятель. — Вижу их, Броггс. И вижу во главе старого друга! Похоже, он решил закончить, что началось в Рэдволле! Янс и Брогген, стоя среди рядов мышей, напряглись, готовясь к бою, как и все остальные мыши вокруг. В нескольких шагах ниже троица атакующих зайцев рассекла их строй, разбрасывая сокрушительными пинками мышей и ежей. И вот они уже прорвались, оказавшись лицом к лицу с этим участком шеренги Абеллона. — Горностай — мой! — крикнул Ханчетт своим боевым товарищам. — Прикройте меня, парни! Эулалиа-а-а! Вооруженный лишь копьем, Ханчетт с яростью обрушился на сцепленных цепью мыша и горностая. Янсу и Броггену пришлось приложить все усилия, чтобы отбивать яростные удары зайца. Это был уже не тот поединок, что состоялся в Рэдволле — теперь, когда Ханчетт знал, что оба противника служат Уртбладу, да еще и в разгаре битвы, он оказался более чем достойным противником для этой слаженной пары бойцов. Через несколько мгновений стало ясно, что Янс находится в невыгодном положении. Он был отличным фехтовальщиком, как и любой опытный боевой мышь, но явно уступал Махусу и мечникам-лисам. А его короткий клинок не мог сравниться с длинным копьем зайца. В отличие от большинства сражений, что они вели в северных землях, здесь Янс только мешал напарнику, и он это понимал. — Он весь твой, Броггс! — крикнул мыш, отступая назад, чтобы дать горностаю полную свободу в бою с Ханчеттом. Янс держал меч наготове, внимательно следя за каждым движением зайца в поисках момента для удара. Но шанса не представлялось. Ни один из его сородичей-мышей не мог прийти им на помощь — двое спутников Ханчетта отвлекали других поблизости в шеренге, а в других местах отдельные группы зайцев уже сражались в рядах мышей и ежей. Янс и Брогген остались одни. И вот это случилось. Боевой опыт Долгого патруля оказался слишком велик, чтобы северные приемы могли превзойти его. Ханчетт ловко ударил ноги Броггена, и тот рухнул на землю, частично увлекая Янса за собой. Для мыша это не имело большого значения — увидев, как его напарник падает, Янс рванулся вперед, чтобы прикрыть его. Но поспешность не позволила ему нанести удар в полную силу, и копье зайца, предназначенное для горностая, вместо этого пронзило Янса в живот — мыш прыгнул между Ханчеттом и Броггеном, закрывая товарища собой. Ханчетт застыл на месте, потрясенный. Ещё мгновение назад он сражался насмерть против обоих, но теперь… Вид северного мыша, павшего ради спутника, с которым его навеки скрепила цепь, прорвал его боевой азарт. Мышь пожертвовал собой ради горностая… Лесной житель, отдавший жизнь за хищника, без раздумий и колебаний. Такое не укладывалось у зайца в голове — тем более что именно он лишил мыша жизни. Брогген вскочил на лапы, крепко сжимая копье, его зубы оскалились в молчаливом вызове. В его глазах стояли слезы. Он ждал, что Ханчетт нападет снова. Но заяц не сделал ни единого движения. Ненависть к горностаю не угасла, но произошедшее на мгновение лишило его боевого пыла. Он стоял, глядя в глаза Броггену. И тут рядом с ним оказались другие зайцы, оттаскивая его от места бойни. — Хорошая работа, Ханч! Ты одного прикончил! Но нам пора уносить лапы — лисы приближаются, да еще как быстро! Ханчетт позволил увлечь себя за собой. Он мчался вниз по склону вместе с боевыми товарищами, убегая от смертельных мечников-лисов. Брогген не двигался, глядя вслед удаляющимся зайцам. Затем копье выпало из его лап. Он опустился на колени над телом Янса, и заплакал. * * * В другом месте среди рядов мышей и ежей Долгому патрулю приходилось куда сложнее. Подобно войскам Саффорда, они серьезно недооценили боевые способности лесных жителей. Эта ошибка стоила им крови: трое зайцев погибли, оказавшись зажатыми между стойкой линией ежей сверху и мечниками-лисами, преследовавшими их снизу. Ещё один заяц, из боевой группы капитана Тейвуда, пал под ударами мышиных клинков, прежде чем капитан понял, что шеренга мышей и ежей отнюдь не является той безопасной гаванью, какой ему казалась. Он скомандовал отступление, пнув одного из мышей в голову и пронзив копьем ежа в живот, чтобы расчистить путь, в то время как двое лисов лавировали между низкорослыми бойцами, стремясь настичь зайцев. Однако отряд Тейвуда оставил преследователей далеко позади, мчась вниз по склону. По пути они едва не столкнулись с тройкой сержанта Дарданелла. — Держись подальше от этих лисов, сержант! — предупредил Тейвуд. — На каждого убитого нами они забирают двоих или троих наших! Никогда не видел ничего подобного! — Как же, не знаю! — Дарданелл махнул лапой в сторону своих товарищей. — Нас трое — а ведь это все, что осталось от двух отрядов. Кстати, лейтенант Хокаби мёртв. — Мех побери! — рыкнул Тейвуд. Ранее он уже проходил мимо бездыханного тела капитана Полифлая, лежащего на склоне. Они теряли слишком много зайцев… и офицеров. В этой мясорубке не будет времени на полевые повышения. Оставшимся в живых бойцам патруля придётся сражаться, как если бы они столкнулись с врагом в одиночном дозоре, без командира. Тейвуд задумался, как обстоят дела у майора на его участке битвы. Если бы только лорд Уртфист не бросился в бой, сломя голову! — Эй, что это там? — сержант Дарданелл смотрел мимо капитана, вверх, в сторону туннеля. Тейвуд обернулся. На противоположном склоне были видны войска майора Саффорда. Они пробились сквозь линию обороны мышей и ежей и теперь сходились с последним рубежом защиты — отрядами землероек и выдр. У Тейвуда отлегло от сердца. — Похоже, майор понес большие потери, но они еще держатся вместе и почти пробились внутрь! Сержант, я думаю, мы возвращаем Саламандастрон! — Нам помочь им, сэр? — спросил Дарданелл. Тейвуд бросил взгляд вниз, на склон. Лорд Уртфист, похоже, снова остался без противников. Он стоял среди груды мертвых тел, в полном одиночестве, оглядываясь в поисках новой добычи. — Честно говоря, сержант, думаю, некоторым из нас лучше остаться здесь, на случай если его милость попадет под удар. Война не будет выиграна, пока он не вернется внутрь и не возьмёт под контроль эту проклятую гору. С этими убийцами-лисами, бегающими повсюду, и его предательским братцем на подходе, он еще может нуждаться в нас. Тейвуд оглядел склоны. — Что нам действительно нужно сделать, так это собрать всех оставшихся в живых и направиться туда, где находится лорд Уртфист. Хотел бы я посмотреть, как эти лисы справятся, если мы и Уртфист навалимся на них разом! — Есть, сэр! Я передам приказ! — Дарданелл со своими бойцами бросился прочь, ловко уклоняясь от лисов, пытавшихся преградить им путь. Упустив их, хищники устремились к четверке Тейвуда, в то время как с другой стороны на зайцев бросилась группа горностаев. — Ну что, ребята, чай окончен! — крикнул капитан, и его бойцы рванули с места, оставляя лисов и горностаев беспомощно взирать друг на друга через пустую землю. * * * Махус был изранен и истекал кровью из полдюжины порезов. Но он уже убил четырех зайцев и теперь высматривал пятого. Мечник-лис сильно хромал. Как бы он ни пытался не обращать внимания на боль, тело не поддавалось обману. Глубокий укол копья в левое бедро и потеря двух пальцев на той же лапе давали о себе знать. Копье не задело крупных артерий, но мышечные повреждения были настолько серьезны, что для менее стойкого воина они означали бы конец боя. Все остальные раны казались в сравнении пустяками, и Махус был полон решимости сражаться до самой победы… или пока силы не покинут его окончательно. Он наткнулся на Уртблада. Барсук выглядел задумчивым, но, увидев своего предводителя-лиса, оторвался от раздумий. — Как идет битва, Махус? Тот отрапортовал о своих успехах, не упоминая о собственном состоянии — Уртблад и так все видел. — Но у нас проблема, лорд. Фланг зайцев с моря перегруппировался и переходит в наступление. Они уже прорвали линии Абеллона и Тилламука. Если они пройдут мимо выдр и землероек, то ворвутся в Саламандастрон. — Я знаю, — спокойно ответил Уртблад. — Я видел их. — Нам стоит отвести войска назад для защиты входа? Уртблад покачал головой. — Это больше не имеет значения. Мое предназначение — здесь, на склоне горы. Здесь решится исход битвы. Пусть оборону тоннеля держат Сейбрук и Бремо. Если несколько бойцов Патруля прорвутся внутрь, им это не принесет особой пользы. — Как прикажете, мой лорд. — Махус, прихрамывая, шагнул ближе. — Раз так, я хочу остаться с вами. Барсук окинул лиса оценивающим взглядом. — Ты ранен. Сможешь сражаться? — Уж это я могу, — хрипло усмехнулся Махус. — Просто не записывайте меня в бегуны! Любой заяц, кто приблизится к моему мечу, пожалеет об этом. К ним подбежал капитан Маттун. — Милорд, от моего взвода осталось не больше половины, а крысы понесли еще большие потери. Чермак мертв, и я даже не знаю, есть ли еще живые среди горностаев и хорьков. Эти зайцы не стоят на месте достаточно долго, чтобы мы могли дать им отпор как следует. Они выбивают нас по одному-двоему, а потом удирают. Мы не можем их догнать! Что прикажете делать? — Собери всех, кто остался, насколько это возможно. Постройте клин, который сможете оборонять со всех сторон. Пусть зайцы сами решают, нападать на вас или нет. В противном случае держите строй и не вступайте в бой. — А если ваш брат двинется к нам? — в голосе капитана звучала явная тревога. Уртблад посмотрел вниз, туда, где стоял Уртфист. — Слишком много моих бойцов уже погибло. Пора положить этому конец. Пойдем, Махус. Если хочешь остаться при мне, я пойду медленно. * * * Уртфист перебил всех крыс, хорьков и горностаев, что носили оружие, выкованное барсуками, — а заодно немало тех, у кого его не было. Его кровавый разгул истощил его силы, и когда в радиусе удара больше не осталось врагов, безумная ярость начала отступать. Уртфист наконец увидел, что он натворил. Вокруг него лежали бесчисленные трупы врагов. Но среди них можно было различить двенадцать зайцев из фланга майора Саффорда, павших прежде, чем он сумел вырваться из сражения и повести бойцов вверх по склону. На другой стороне поля боя среди груды тел тоже виднелись тела бойцов Долгого патруля. Их легко было заметить среди мешанины павших: длинные уши, длинные лапы, униформа Патруля и белые заячьи хвосты. Но их кровь была такой же алой, как и кровь врага. — О, великие сезоны… — простонал Уртфист, охваченный ужасом от увиденного. — Что я натворил?.. Его взгляд поднялся туда, где всё ещё бушевал ожесточённый бой. Среди хаоса цветов одежды обеих армий выделялся один ярко-красный остров, сверкающий в лучах заходящего солнца. Зверь в этом багровом доспех, выделялся не только броней, но и своими ростом и мощью. Разум исчез, сметенный новой волной Кровавого Гнева, подчинившего Уртфиста, как куклу в руках неумолимого кукловода. Вздымая перед собой свой огромный меч, он бросился вверх по склону, навстречу виновному во всей этой бойне. — Эулалиа-а-а-а! * * * Майор Саффорд и его зайцы не услышали последний боевой клич своего повелителя. Пока Уртфист несся вверх по склону к Уртбладу, Долгий патруль выше по склону сам поднял боевой рев и бросился на выдр и землероек, преграждавших путь в Саламандастрон. Измотанные еще до начала битвы, зайцы сражались на последних силах. Долгое противостояние с врагами, побег от лисов сквозь строй неприятеля, неожиданно жесткое сопротивление со стороны мышей и ежей — все это довело их до крайнего изнеможения. Боль в раненых лапах помогала не терять сосредоточенности, но и мешала в бою. А противники у них теперь были куда опаснее. Выдр было почти вдвое больше, чем зайцев, и даже в лучшие времена каждый боец отряда Сэйбрука мог бы сражаться с ними на равных. Теперь же Саффорд не знал, на что ведет своих бойцов. Единственная их удача заключалась в том, что выдры испытывали не желали убивать их без крайней необходимости — в отличие от землероек, через которых зайцам предстояло сначала прорваться. Землеройки не стали стоять стеной, как это делали крысы и хорьки. Они учли ошибки своих товарищей. Вместо того чтобы позволить зайцам разбить строй и прижать их к выдрам, подчиненные капитана Бремо атаковали по-своему. Трое или четверо землероек с криком набрасывались на одного зайца, нанося короткими мечами удары, от которых трудно было уклониться. Даже самый искусный заяц мог успеть убить одного или двух прежде, чем пал бы сам. Выжившие землеройки тут же устремлялись к новой цели. Долгий патруль оказался не готов к такой тактике. Но долго те так сражаться не могли. Стоило зайцам сомкнуть ряды и начать прикрывать друг друга, как землеройки утратили возможность набрасываться группами. — Разбивайте их по бокам, зайцы! — крикнул Саффорд. — Рассыпьте этих мерзких коротышек, чтобы они не могли наваливаться на нас толпой! Атакуйте выдр по всему фронту – нам надо прорвать их строй! Долгий патруль мгновенно последовал приказу командира. Грязные, окровавленные лапы, и без того исполосованные, вновь подверглись жестокому испытанию, когда зайцы принялись бить землероек ногами, прокладывая себе путь через их ряды. Даже числом они не могли сравниться с мощными ударами Патруля. Зайцы отбрасывали их ударами копий и дротиков, прокладывая себе дорогу через вражескую массу. Двое из них пали, прежде чем им удалось окончательно рассеять землероек, но эти потери лишь раззадорили оставшихся. Затем зайцы вновь ринулись в атаку на выдр – и теперь они не собирались уступать. На этот раз выдры не выдержали удара. Оставшиеся в живых землеройки были слишком разрозненны, чтобы оказать зайцам существенное сопротивление. Более того, их кровожадность разъярила Длинный патруль так, как не удавалось с самого начала битвы. Теперь бойцы Саффорда были настроены только на одно: убить или быть убитыми. Они не собирались проявлять ни капли пощады. С боевыми кличами «Без пощады!» и «Эулалиа!» они обрушились на ряды капитана Сейбрука, врезаясь в них сразу на нескольких участках. Ярость удара расшвыряла выдр, вышибала их из строя, сбивала с ног, а кое-кто пал замертво. Зайцы хлынули в образовавшийся прорыв. Выжившие выдры развернулись, чтобы сражаться с врагами, оказавшимися у них за спиной, а фланги их строя ринулись навстречу друг другу, пытаясь перехватить Патруль прежде, чем тот доберется до туннеля. Оборонительные линии быстро обратились в хаос: зайцы и выдры рубились друг с другом в беспорядочной схватке. Капитан Бремо пал в бою, но оставшиеся в живых землеройки, несмотря на свои малые силы, не собирались отступать. Собравшись с духом, они последовали за зайцами, вновь бросаясь в атаку. Варнокур выкрикнул боевой клич так же громко, как и любой зверь вокруг, с силой отталкиваясь лапами от каменистой поверхности, мчась вперед, чтобы присоединить свое копье к битве. Винокур смотрел из туннеля наверху — он просто не мог не смотреть. Варнокуру не повезло столкнуться лицом к лицу с капитаном Длиннолугом. Капитан Длинного патруля был в ярости из-за гибели своего лейтенанта, Клеберна, павшего от лап землероек, и жаждал крови. Лонгмидоу был одним из немногих зайцев, предпочитавших меч копью или дротику, и владел этим оружием почти в совершенстве. Этот поединок закончился почти так же быстро, как и начался. Винокур в ужасе наблюдал, как Длиннолуг парировал выпад копья Варнокура, а затем полоснул его по бедру, оставив глубокий разрез. Варнокур пошатнулся, но, не обращая внимания на боль в ноге, возобновил атаку. Капитан зайцев с легкостью отбил несколько новых выпадов и, неожиданно сделав стремительный рывок вперед, вихрем пронесся мимо копья, ловко вонзив клинок в горло выдра. Перепрыгнув через падающее тело, он тут же отправился дальше, выискивая новых противников, стоящих между ним и входом в гору. Винокур не смог сдержаться. В одно мгновение он уже вылетел из туннеля и стремглав бросился вниз к отцу. Ряса хлопала по его хвосту, пока он мчался по склону. — Рэдволл! — закричал он, надрывая легкие. — Рэдволлл! Длиннолуг уже схватился в бою с Бротом и Олимпо, и потому Винокур сумел добраться до своего отца без сопротивления. Юный выдр опустился на колени рядом с Варнокуром, но глаза старого воина уже неподвижно смотрели в небо, затянутые смертельной дымкой. Рана на его шее была ужасна — ни один зверь не могло бы пережить такое. Винокур поднял копье отца, опираясь на него, даже не замечая, что все еще стоит на коленях. Древко оружия напомнило ему о собственных тренировках под руководством Монтибанка. Слезы текли по его щекам, пока он оплакивал отца, которого только начал узнавать после стольких сезонов разлуки. И тут к Винокуру приблизился майор Саффорд. В его глазах бушевало боевое безумие — он видел перед собой только выдру с копьем, а это значило, что враг стоит перед ним, и если он не убьет его первым, то падет сам. Тот факт, что этот выдр носил рясу Рэдволла, не дошел до сознания майора. Винокур даже не заметил его приближения, когда Саффорд вскинул копьё, готовясь вонзить его прямо в макушку. Но Винокур услышал характерный свист стрелы, прорезавший шум битвы. Винокур вскинул голову и увидел, как майор замер над ним, словно статуя, с занесенным для смертельного удара копьем. Из окровавленного левого глаза зайца торчала одинокая стрела. Несколько секунд он стоял неподвижно, а затем рухнул навзничь на склон рядом с Варнокуром, устремляя невидящий взгляд в голубое небо. Винокур с трудом поднял отца на руки, решив, что должен вынести его из этого места смерти и насилия. Никто не остановил его, пока он, шатаясь, пробирался к входу в гору. Винокур не знал, Александр или леди Мина пустили ту роковую стрелу с кратера наверху. Но кем бы ни был этот стрелок, он знал, что обязан ему жизнью.