Таблица лидеров

Волк Я черен, словно ворон в небесах; Клыки мои белы, как первый снег. Я прятаться привык в своих родных лесах, Где хочется в тиши прожить свой век. Кто говорил: «лад не прервать»? Лишь пара выстрелов и вот – Зверье всё принялось бежать, А я за ним простым путем. В ночи мне видно всё, как днем. Я по следам его нашел. Забывшись глупо перед сном, Взводить не стал ловушки он. Судьба сыграть решила с нами, Сегодня здесь решится месть. В лесу не будет больше мира, Жестокости моей не счесть!

Глава 8 Сокровищница была странным местом. В ней никогда не водилось ни золота, ни серебра, ни самоцветов — там жили бедные семейства кротихи Таррен и лесной мыши Широкого рта. У вдовой Таррен было четыре взрослых сына – Гарет, Гуннар, Гарбан и Гунтер. Широкий рот и его жена Примула воспитывали двух маленьких мышек – Синичку и Снегирёк. Эти мирные трудолюбивые звери жили под землёй. Глубокая сухая нора с кладовыми и колодцем, с несколькими хорошо спрятанными выходами была надёжным убежищем, которое можно было совсем не покидать в течение долгого времени. Сокровищница бережно скрывала непритязательное житьё своих обитателей. Лишь иногда случайная птица, садясь на полый ствол умершего бука, неказисто торчащего на холме у реки, могла закашляться от поднимавшегося из глубины едва заметного дымка, и в недоумении перелететь на другое дерево. Но сорока Гваур не был случайной птицей. Он всегда находил, когда что-то искал, и на этот раз он искал тёплые жилища зверей, в которых есть запасы еды. Сидя на полом буковом стволе, он силился определить, дровами из какого именно дерева топят там внизу? Запах был приятным. «Яблоня!» — безошибочно заключила про себя умная сорока и довольно щёлкнула клювом. Расправив своё полосатое оперение, Гваур метнулся вниз и стал медленно облетать подножие холма, внимательно вглядываясь в каждую веточку. Под землёй было тепло и шумно. Пол в Сокровищнице был укрыт древесной трухой и мягкими половичками. Полумрак, царящий в подземном жилище, скрывал грубые корневища деревьев, которые образовывали потолки и стены, выступы с полками, лавками и столами, сработанными старательными кротовыми лапами из досок или каменных плит. Таррен и Примула накрывали на стол. Сегодня они подавали пряную уху с репой и сухарями. Широкий рот сидел тут же рядом за столом и молча чинил рыболовную сеть. Дневной свет нисходил сверху через несколько маленьких потайных отверстий, но его было недостаточно, поэтому мышь-отец зажёг большую лучину. На противоположном краю круглой комнаты сидел младший сын Таррен по имени Гунтер, и крутил своими мощными когтистыми лапами мельничный жёрнов. Время от времени бегун у него не прокручивался, и молодой крот вполголоса бурчал: — Хурр, ты, того-этого, не паясничай, хурр р-работы много. Хурр, вот теперь хур-рош. Примула вытерла фартуком разгорячённую от очага мордочку и кивнула в сторону Гунтера, обращаясь к его матери: — Слышишь, Таррен? Он опять с вещами разговаривает. Таррен мрачно улыбнулась: — Пусть разговар-ривает, с чем хочет, хурр-хурр. Ему всё р-равно, лишь бы с нами не говор-рить. Мышь-мать озадаченно пожала плечами: — Он такой хороший работник и всегда послушен. Что же с ним не так? — Поживём-увидим. Может, с ним, того-этого, всё так, хурр. Не всем же на этом свете лясы точить и хохотать до упаду, – здесь Таррен резко возвысила голос, - Эй, Гунтер-р! Закругляйся и зови братьев, хурр! У нас тут всё готово! Гунтер молча прервал работу, встал и спешно засеменил через всю комнату и нырнул в один из тёмных коридоров. Через четверть часа из этого же хода с шумом высыпало ещё три крота – старшие сыновья Таррен. На улице они с раннего утра ловили рыбу в прорубях. Сам Гунтер зашёл последним и тихо прошёл к своему месту за столом. Широкий рот в это время, развесив сеть на стене, сбегал в кладовую принёс оттуда большую глиняную бутыль с малиновым компотом и полную миску колотых орешков. Две семьи расселись вокруг стола, в центре которого был поставлен большой горшок с горячей ухой, и стали по очереди тянуться туда своими ложками, тщательно соблюдая порядок старшинства. Целый оркестр из голодных ртов наперебой посвистывал на горячую жидкость и с причмокиванием вытягивал её из ложек. Когда вся уха была поглощена, Широкий рот достал с одной из полок глиняные стаканчики и принялся разливать компот. — Это последняя бутыль с малиной – констатировал мышь-отец с равнодушным видом. Снегирёк, одна из его дочек, хитро улыбнулась: — Это значит только то, что уже на ужин мы откроем первую бутыль с брусничной шипучкой! Флегматичный отец пожал плечами, а мышь-мать погрозила дочке пальцем. — Если ты будешь шибко деловой, мы определим тебя в наши кладовщики! – изображая строгость, сказала Примула. — Хурр-хурр, будешь командовать всеми нашими пауками и слизняками! – подхватил старший сын Таррен Гарет, катая по столу орехи. — И выпью за один вечер всю шипучку, а поделюсь только с Синичкой – гордо ответила Снегирёк и приставила большой палец к носу. Кротиха Таррен расплылась в нежной улыбке. — Хурр, смотрите, какая она бойкая! – сказала она, толкая локтями сыновей, сидевших по обе стороны, – Вот, кто о нас всех позаботится, когда мы станем стр-рыми и глупыми, хурр. Кроты дружно похихикали своими длинными толстыми носами-хоботками. Только Гунтер сидел серьёзный и что-то бормотал над своим стаканом. За столом он никогда не участвовал в разговорах, а сосредоточен был исключительно на еде. До его острого слуха донеслись неясные звуки со стороны коридора, по которому недавно прошли он и его братья. Ничего не говоря, он вылез из-за стола и подошёл к двери. Сев на карточки и озадаченно обхватив голову лапами, он стал прислушиваться. Широкий рот первым заметил настороженность Гунтера. Мышь-отец поднял лапу, призывая всех к тишине, и обратился к самому старшему кроту Гарету: — Вы забрали с собой рыбу и снасти? — Да! – хором отвечали все три брата-рыболова. — И наружную дверь снегом присыпали? — Гунтер шёл последним и всё пр-рисыпал, хурр, – отвечал уже один Гарет. Широкий рот, взяв с плиты тяжёлую поварёшку, подошёл к двери и обратился к Гунтеру почти шёпотом: — Гунтер, дружище, ты засыпал дверь снегом? Гунтер молча кивнул и показал на дверь, изображая на мордочке страх. Широкий рот вновь поднял лапу, призывая к тишине, лёг на пол и приложил ухо к земле. Через мгновение он вскочил и бросил на сидевших за столом полный тревоги взгляд. — Быстро уберите всё со стола! Надо заблокировать дверь! Старшие сыновья Таррен в два счёта подняли тяжёлый стол и потащили его к двери, Таррен и Примула уже на ходу снимали с него опустевший горшок и стаканы с компотом. В суматохе два стакана упали и громко разбились. Как бы в ответ на этот шум снаружи раздался глухой удар. Синичка и Снегирёк в страхе спрятались за юбку своей матери, которая отвела их на другой край комнаты. Широкий рот и кроты замерли у двери, не смея произнести ни звука. Гунтер снова обхватил голову лапами и начал раскачиваться из стороны в сторону, тяжело дыша. Удар повторился, потом снова, и ещё, ещё. В дверь буквально забарабанили, и она опасно задрожала. — Кто там такой? – крикнул Широкий рот, всеми силами стараясь придать своему голосу как можно больше суровости. Но барабанный бой в дверь только усилился. Старшие сыновья Таррен разбежались по комнате, разбирая по лапам предметы, которые могли сгодиться для драки – нож, долото, скалку. Почтенная мать семейства Таррен вооружилась сковородкой. Вскоре она, Гарет, Гуннар и Гарбан стояли плечом к плечу с Широким ртом. Гунтер, несмотря на то, что ростом и силой нисколько не уступал своим братьям, предпочёл укрыться за спиной Примулы вместе с двумя маленькими мышками. В Сокровищнице все привыкли к его странностям, поэтому и за эту его ругать никто не стал. К тому же напуганы были все. Чудовищный напор на дверь, наконец, взял своё. Толстые доски затрещали, и первая из них выскочила вперёд и упала на приставленный стол. Вслед за выскочившей доской просунулся чудовищного вида нож, наконечник глефы, которой незнакомый враг выламывал дверь. На мгновение в щели показалась оскаленная белая морда, затем раздался гулкий смех сразу нескольких зверей. Широкий рот терял терпение. Страх и злость попеременно захватывали его миролюбивую душу. Бросив бесполезную поварёшку, он схватил табуретку и со всей силы ударил ей по древку глефы. Наконечник со звоном упал на стол. Как по сигналу Гарет метнул кухонный нож в открывшийся проём. Истошный вой раздался снаружи. Гарет поразил на смерть первого хищника. После этого напор усилился, дверь опрокинулась вместе с подпиравшим её столом. Широкий рот сразу понял, что произойдёт в следующие минуты. Метнувшись к дальней стене, где стояли его жена и дети, он вцепился в плечи Примуле и сквозь слёзы прошептал: — Примула! Если любишь меня и девочек, беги, сколько будет сил! Спасай себя и малюток по этому коридору! Не дожидаясь ответа перепуганной насмерть жены, он толкнул её и дочерей в тёмный ход и набросился на Гунтера: — Гунтер, друг, ты всё понимаешь, я знаю. Не дай им погибнуть! Я попробую спасти твою мать! Затем Широкий рот схватил со стены кочергу и бросился в драку. Сыновья Таррен были сильными кротами, но что они могли противопоставить вооружённым воинам? Старший, Гарет, уже лежал на земле с распоротым животом. Гуннар и Гарбан неуклюже отбивались долотом и скалкой от ласки в зелёной тунике, которая наседала на них, размахивая ятаганом. Таррен треснула сковородкой горностая, который замахнулся на неё мечом. Тот, оглушённый, повалился на стену. Но вышедший следующим из коридора другой горностай пронзил кротиху копьём, и устремился на Широкого рта, который отбил несколько его выпадов своей кочергой, но затем также был пронзён. В это же время ласка с ятаганом заколола одного за другим Гуннара и Гарбана. Уилл и Кожедёр стояли, тяжело дыша, и оглядывали место побоища. В комнату забежало ещё несколько хищников. Горностаиха Несса потрогала пульс оглушённого Краснокогтя. — Жив! А бедняга Желтоклык, увы, готов. Кто это их так? Кроты? — Ага, — сплёвывая, отвечал Уилл, — Краснокогть вообще умница, схлопотал от старухи. Видела бы ты, как она двинула ему сковородкой! Кожедёр презрительно посмотрел на него, но ничего не сказал. Несса развела лапами: — Кроты крепкие малые, и к тому же очень опасны, если их разозлить. Их оказалось всего ничего с этой мышью. Возможно, достаточно было припугнуть, сами бы всё отдали. — Поздно жалеть — махнул лапой Уилл, и подошёл к очагу. — Желтоклык сам виноват. Нечего лезть на рожон, особенно когда выбираешься из кротового туннеля. О, кажется, мы не поспели к обеду, какая досада! Хищники разбрелись по комнате, внимательно её осматривая. Несса обнаружила колодец в самом центре – его скрывала деревянная круглая крышка. Зачерпнув небольшим ковшиком воды, она стала приводить в чувство Краснокогтя. Кожедёр поднял опрокинутую табуретку, поставил её у очага, сел и стал играть своим окровавленным ятаганом, крутя его за рукоятку. Он заговорил своим обычным, ничего не выражающим голосом, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности: — Здесь пять тоннелей, не считая того, по которому пришли мы. Они ведут неизвестно куда, и на вашем месте я бы не набрасывался на добычу. — Ты думаешь, в этих подземельях прячется целая армия кротов? – спросил Уилл. Продолжая смотреть на вращающееся лезвие ятагана, Кожедёр ответил: — Я думаю, это надо выяснить первым делом. Пятеро хищников сделали себе по небольшому фонарю, набрав горячих углей в посуду, и нырнули в проходы, надеясь найти кладовые, погреба или тайники с драгоценностями. Несса и Краснокогть остались в центральной комнате Сокровищницы. Ещё одно мирное жилище на берегу Мшистой реки было погублено. *** Марта Толстопятка стояла на крыльце своего замка вместе со сквайром Терри и каштеляном Голобрюхом. На Гвайффон опускались сумерки, холод пронимал до костей. Старая ежиха, словно не замечая непогоды, задумчиво рассматривала хвостовой серебряный браслет, принесённый её сыном. Голобрюх снял свой плащ и заботливо накинул его плечи своей госпожи. Это отвлекло Марту от занимавших её мыслей. — Спасибо, любезный Голобрюх, — сказала она, пытаясь улыбнуться, но грустная мысль тут же вернулась к ней, и она продолжила более сдержанно — Как должно быть страшно умереть одному в такую стужу, оказавшись далеко от дома. Сквайр Терри грустно улыбнулся: — Звери часто тонут в реках, болотах, давятся, расшибаются и замерзают, и всё равно каждая такая смерть обескураживает. Голобрюх согласно кивнул: — Не война, не болезнь, не старость, а просто какая-то неудача, нелепость. — Я бы сказал, что это несправедливость, — подытожил Терри. Марта тяжело вздохнула и устремила взгляд на запад, уже загоревшийся закатными красками. Чёрные кроны и ветви по обеим берегам реки стали ещё чернее. — Боюсь, за эту зиму это далеко не первый и не последний случай, — сказала она, — многим зверям не по силам такая погода. Не у всех есть такие толстые стены и богатые припасы. Голобрюх, поговорите с Итэном, Мухоедом и Оскалом. Нам придётся сократить рацион, как вы выражаетесь. Тот начал было возражать: — Напрасно, ваша милость, запасов хватит сполна, даже если зима продержится до конца марта… — Нам хватит, но если к нам придут те, кому запасов не хватает уже сейчас, мы не оставим их умирать за воротами. — Справедливо, ваша милость — Голобрюх умолк и почтительно склонил голову. Марта обратилась к Терри: — Сквайр, возьми завтра половину бойцов и осмотри окрестности. Мы не одни на этой реке, и не должны отсиживаться в тепле и покое. Терри тоже поклонился своей госпоже и все трое ушли в замок.

Большое спасибо, но своего сына я всё равно назову Таггерангом.

Когда только открылись нам двери школьного здания, Мы друг друга не знали, сейчас же время прощания. Многому мы научились в этом чудесном месте, Но самое главное то, что мы здесь учились вместе. Мы мечтали, дружили, общались, копили знания, Школа - и правда, одна из основ мироздания. На рассвете, с первым звонком мы вошли в первый класс, И не мечтая быть теми, кем стали сейчас. Мы стали единством, мы будем едины всегда. Школьных друзей не забудет человек никогда. И скоро мы все вспомним и наших учителей, Даривших нам радость, встречая у классов дверей. У каждого из нас будет свой, уникальный путь, Но придётся жить с тем, что школу уже не вернуть. Сладкая музыка бала будет в нас вечно звучать. Может не сразу, но мы будем сильно скучать. Хотим от души мы сказать, открыв наши чувства вам: "Спасибо всем людям и этим чудесным годам".