Оставленный

[Серый странник]

Привет всем странникам, заглянувшим сюда!
Это мой новый писательский проект, который я потихоньку прорабатываю с весны 2016-ого года. Вдохновили меня на него всеми нами любимые книги о Рэдволле. Однако книги о фентезийном мире, которые я так желаю написать, хочется сделать совсем другими, а вот какими, я надеюсь, Вам будет интересно увидеть.

Вчера я отредактировал пролог к этой истории, и, думаю, что теперь можно познакомить с ним и вас, друзья!

Так что прошу любить и жаловать моё детище, и помните - любой отзыв будет важен для меня....

 

©Бородавкин Илья Алексеевич 28.04.16.

Оставленный.

Лучшее войско - не самое многочисленное, обученное и вооружённое, а то, что не нуждается в командире, то, что строится на взаимовыручке и готово пожертвовать всем ради высшей цели. И эта цель есть дружба.

Пролог.

На восточном горизонте всё было таким же безмятежным и жизнерадостным. Солнце, периодически заходя за облака, оставляло на почти бескрайнем цветущем поле тёмные и светлые полосы, которые сменяли друг друга время от времени. Из-за сильного ветра создавалось ощущение, что солнечный свет с травой – это волны, которые так и накатывали к подножию старого заброшенного форта, на верхнем этаже которого я находился.

Тут было весьма просторно: огромная круглая площадка с винтовой лестницей посередине, которая шла вверх на плоскую крышу форта. Другая лестница, ведущая вниз к погребам, спирально закручивалась по стенам башни и выходила сюда, на площадку, чуть поодаль довольно широкой чернеющей дырой в полу. На самом этаже было много бойниц, которые чередовались с полностью открытыми от самого пола до потолка проёмами, в которых стояли баллисты. В одном из таких проёмов я и расположился, прислонившись спиной к стене, свесив левую ногу вниз и наблюдая за безжизненной красотой диких восточных земель. Хм… так тихо. Шумел только ветер, который яростно качал деревья вокруг поля. Они обступили этот цветочный оазис широким и бескрайним кольцом, уходя на десятки километров вокруг бездонными густыми чащами. Позади лес шумел сильнее, ибо подходил как раз к остаткам частокола, когда-то надёжно окружавшего форт. Стоящая на самой опушке широкая башня форта сильно продувалась ветром, и, несмотря на то, что ветер был очень тёплым, на душе моей становилось всё холоднее и холоднее при одном только взгляде на уходящий на восток отряд.

А я сверлил его глазами, не отрываясь ни на секунду. Он шёл так тихо и спокойно, плетясь змейкой по высокой траве, что заслышать его присутствие было просто невозможно. Отряд двигался молча и степенно, как будто бы специально издеваясь надо мной и моими нервами. Они и так уже были на пределе, каким бы серьезным не был мой выбор и каким бы серьёзным не стал я теперь. А всё дело в нашем расставании, ведь мы прощались ни на неделю, ни на год или два. Кажется, теперь мы прощались навсегда.

Я не думаю, что смогу спастись. Ещё час назад я был в строю, я был в бою, но вот падение и хруст в колене... Так глупо и так до горести неизбежно. Теперь я не воин, теперь я обуза. Теперь я тот самый "Оставленный", коим меня нарекли в Новернорте когда-то. Только нынче я остаюсь не для того, чтобы жить, а для того, чтобы умереть...

 Но время шло, и отряд подошёл к лесу. Я знал, что, зайдя за первые стволы могучих деревьев, они разойдутся по своим позициям и ускорят темп, и хоть один из них да оглянётся, пока никто не видит его со стороны.

Все пропали из виду, и я, ощущая на щеке одинокую солёную каплю, прислонил голову к стене и, закрыв глаза, улыбнулся счастливой улыбкой. Умиротворение... Только я, ветер и воспоминания...

Всё пошло не так с самого начала... Но ничего... Всё равно выбора уже нет. Выбор сделан сперва судьбой, затем Богом и заключён был мною, моим последним словом. Хотя кто его знает, за кем оно будет, последнее-то? Ситуация оказалась слишком серьёзной но... как же всё это глупо. Как же глупо было остаться на этом заброшенном сторожевом форте, давно сгнившем и трухлявом, будучи таким молодым и горячим и... готовым остаться тут гнить вместе с ним. Глупо остаться здесь, пережив войну у Западного моря, оборону этого проклятого города и столь долгий путь сюда, на Восток. Но самым глупым было то, что я не вернулся домой из этого необычного мира в свой мир инновационных технологий и прав человека, а застрял здесь, не пойми где, в давно проклятом форте, с арбалетом и кинжалом в руках, сидя тут, как на пороховой бочке. Впрочем, почему как? Осталось только вовремя подать искру, и всё...

Наверное, раньше я думал бы именно так, но только не теперь. Теперь вся моя бестолковая жизнь доселе превратилась в самую большую драгоценность на свете. Нет, я не боялся за неё, её потеря перестала быть для меня первостепенной проблемой. Во всяком случае, я просто пытаюсь убедить себя в этом сейчас. Просто... только здесь и только сейчас я могу этой драгоценностью расплатиться. В моём мире моя жизнь не стоила ни гроша, а здесь... только здесь я понял, как это должно быть на самом деле. Только здесь, почувствовав и увидев настоящую жизнь своими глазами, я понял, что она стоит очень дорого, но её нельзя попытаться продать и оценить, оценить мы можем только поступки. Мы не можем продать нашу жизнь, мы можем только отдать или подарить её, потому что каждая жизнь - бесценна...

Только вот всё равно... Всё равно мне казалось, что в мыслях моих не было искренности. Может быть, это страх? Да, я признаюсь себе, что мне страшно, мне очень и очень страшно, но а что, если это всё тот же слепой эгоизм нашего времени, что даже сейчас хочет сделать меня героем, пускай лишь в своих собственных глазах? Разве что раньше я бы не совершил такого поступка... Это всё смерти моих друзей и товарищей, не иначе! Их искренность, их вера в правое дело уносили их жизни так легко и непринуждённо, что, мне казалось, я им завидую. Определённо, поступки многих из них повлияли и на мой, но изменили ли они меня самого? Да нет, наверное, я всё равно так же плох, как и был раньше.

Но я сейчас здесь, эгоист я или нет. Я остался. Я должен был. Видимо, Новернорт воспитал во мне чувство долга, а может, просто нельзя было иначе? Ох, как же скверно! Так не охота умирать плохим… Но я остался. Я должен был. А иначе нельзя. Со мной ребята далеко не уйдут, а им нужно поспешить. Теперь я обуза, а не воин. Да и какой из меня воин – малолетка… Скверно… Скверно умирать молодым и трусливым эгоистом, а впрочем… Смерть уже поджидает меня, а я думаю о каких-то глупостях, да какая теперь разница! Если только то, каким меня запомнили мои друзья… Это ведь всё ради них, ради общего блага и жизни на неродной мне земле, но ради жизни спокойной и благополучной. Я остаюсь не чтобы прикрыть их отход и унести с собой как можно больше врагов, не для того, чтобы не быть им обузой, не для того, чтобы умереть… Чтобы жить…

Среди редких здравых мыслей, дарованных "законами" здешнего мира, во мне постоянно звучал рационализм современного человека, но тем не менее я продолжал улыбаться. И меня поражало то, что это была не улыбка отчаяния, а нечто многим большее и значимое. Это была искренняя улыбка, ведь я был по-настоящему рад! Я был так рад, что судьба занесла меня сюда, что я обрёл здесь настоящих друзей и свободу, и я уверен, что прожил не зря свои молодые годы в этом далёком царстве во славу Новернорта, который стал мне роднее, чем то, что я называл своим миром.

Как сильно я изменился? Уверовал ли я в то, во что верят здесь, или познал в себе своего православного Бога? Что двигало мной всё это время, и что движет мною сейчас?

Но ничто не давало ответа. Я мог попытаться сбежать, кое-как сборовшись с больною ногой, но я оставался, чтобы задержать и уничтожить врага. Почему? Ответ не давало даже моё современное мышление. Да, это дало бы моему отряду ещё больше времени, это увеличивало их шансы на успех, но... Но они ведь справятся и без форы, разве нет? Мы справлялись всегда, хотя... Пожалуй, лишь потому, что некоторым из нас приходилось выигрывать эту фору ценой своей жизни. А я... А случай заставил меня как ни кстати сгодиться для этой цели. Ведь я лишь звено кровавой цепи, что тянется вслед за нашим отрядом, так яростно рвущимся к своей цели. Но мне было не жалко, ведь теперь-то я понял, что цена моего звена велика. И это, наверное, был самый главный урок всей моей жизни, которая завела меня в этот мир. Я научился ценить те мгновения, что проводил в здравии и спокойствии, и осознал, что, отдавая вещь безвозвратно, оно не всегда воздастся именно мне, но обязательно поможет кому-то, кто еще может держать оружие в руках и слово перед самим собой, идя к своей праведной и пусть даже не очень, но цели.

Я бы рассуждал об этом и дальше, но мне мешали воспоминания. Хотелось подумать о чём-то высоком, ведь я, как-никак, доживал последние часы своей никчёмной жизни. Только вот моя дырявая голова совсем потеряла свой разум от тоски и печали. Я вспоминал глаза тех, с кем простился недавно. Я вспоминал блаженные глаза тех, кто так же прощался с нами, умирая, порою, с улыбкою на лице. А я... А я не мог так прощаться. Да, я сейчас улыбался в лицо своей смерти, но не мог улыбаться друзьям, расставаясь с ними... Это было больнее, чем мысль о смерти. Уж не знаю, сколь больна она будет, но думаю, что не хуже той боли, чем боль от вечного расставания. Но теперь уже это в прошлом. Для меня мои друзья остались лишь в воспоминаниях, которым скоро придёт конец. Надеюсь только, что воспоминания обо мне мои друзья пронесут дольше, и что они окажутся не самыми плохими в их жизни. А для меня... А для меня они оказались лучшими, и я более не мог им противиться, улетая к началу этой чудесной истории о дружбе, судьбах и моём скромном участии в этом загадочном представлении под названием жизнь.

 

Постепенно буду скидывать либо ссылки на книгу в формате док, либо сайты, где она будет также опубликована, а там посмотрим, жду Ваших отзывов, друзья!

Изменено 10 февраля 2017 пользователем Серый странник

[Nibelung111]

Как же интересно!!! Жду продолжения!!

[Серый странник]

Спасибо!
А я вот отредактировал пролог ещё раз, и, к сожалению, нашёл много неприятных ошибок в нём. Всё заменил и отредактировал своё сообщение с прологом выше. Ну, вроде бы теперь получше) Если удастся - выложу сегодня что-нибудь новенькое...)))

[Серый странник]

Ну, выложу немножко, побалую, так сказать) Изменений не так уж и много, но они очень важные. Исправлены грамматические и логические ошибки. Изменена структура документа (теперь то, что было Прологом, им уже не является.). Бывший Пролог, выложенный 26-ого января, также отредактирован. Прологом стала бывшая первая глава. Ну что же, смотрим) (ссылка на новость в моей группе вк: https://vk.com/club57630193?w=wall-57630193_473%2Fall )

[Фортуната]

@Серый странник, люблю прологи на каком-то переломном моменте - на пороге большого приключения или ухода в мир иной. Словом, очень зацепил! Жду продолжения!+1))

[Серый странник]

Спасибо большое, Фортуната! Мой низкий поклон) Кстати, я оставил на фб тебе небольшой отзыв, уже давно, вот)

 

А пока немного продолжения. Если увидите какие-то недочёты - говорите. Я планирую хорошенько отредактировать начало, прежде чем приступать основательно к продолжению - оно там очень сложное с писательской точки зрения.

Вот сам кусочек: https://vk.com/club57630193?w=wall-57630193_500%2Fall

Там есть doc документ. Жду Ваших мнений, друзья!

[Серый странник]

Е-е-е, наконец-то я сам дожил до проды, аж не верится)
Вот кусочек, + отредачены ошибки и опечатки в прологе и начале. Вроде бы теперь всё должно быть получше.
Не знаю. как вам удобнее, кидать текстом или ссылкой на док.
Если что - даю ссылку на группу вк, тут же на главной будет висеть докуменд word. Очень долго думал, как подать новый момент в книге правильно, логично и со смыслом. Надеюсь, что получилось)
(Извиняюсь, что кидаю текст заново, но он претерпел изменения)

©Бородавкин Илья Алексеевич 28.04.16.

Оставленный.

Лучшее войско - не самое многочисленное, обученное и вооружённое, а то, что не нуждается в командире, то, что строится на взаимовыручке и готово пожертвовать всем ради высшей цели. И эта цель есть дружба.

***

На восточном горизонте всё было таким же безмятежным и жизнерадостным. Солнце, периодически заходя за облака, оставляло на почти бескрайнем цветущем поле тёмные и светлые полосы, которые сменяли друг друга время от времени. Из-за сильного ветра создавалось ощущение, что солнечный свет с травой – это волны, которые так и накатывали к подножию старого заброшенного форта, на верхнем этаже которого я находился.

Тут было весьма просторно: огромная круглая площадка с винтовой лестницей посередине, которая шла вверх на плоскую крышу форта. Другая лестница, ведущая вниз к погребам, спирально закручивалась по стенам башни и выходила сюда, на площадку, чуть поодаль довольно широкой чернеющей дырой в полу. На самом этаже было много бойниц, которые чередовались с полностью открытыми от самого пола до потолка проёмами, в которых стояли баллисты. В одном из таких проёмов я и расположился, прислонившись спиной к стене, свесив левую ногу вниз и наблюдая за безжизненной красотой диких восточных земель. Хм… так тихо. Шумел только ветер, который яростно качал деревья вокруг поля. Они обступили этот цветочный оазис широким и бескрайним кольцом, уходя на десятки километров вокруг бездонными густыми чащами. Позади лес шумел сильнее, ибо подходил как раз к остаткам частокола, когда-то надёжно окружавшего форт. Стоящая на самой опушке широкая башня форта сильно продувалась ветром, и, несмотря на то, что ветер был очень тёплым, на душе моей становилось всё холоднее и холоднее при одном только взгляде на уходящий на восток отряд.

А я сверлил его глазами, не отрываясь ни на секунду. Он шёл так тихо и спокойно, плетясь змейкой по высокой траве, что заслышать его присутствие было просто невозможно. Отряд двигался молча и степенно, как будто бы специально издеваясь надо мной и моими нервами. Они и так уже были на пределе, каким бы серьезным не был мой выбор и каким бы серьёзным не стал я теперь. А всё дело в нашем расставании, ведь мы прощались ни на неделю, ни на год или два. Кажется, теперь мы прощались навсегда.

Я не думаю, что смогу спастись. Ещё час назад я был в строю, я был в бою, но вот падение и хруст в колене... Так глупо и так до горести неизбежно. Теперь я не воин, теперь я обуза. Теперь я тот самый "Оставленный", коим меня нарекли в Новернорте когда-то. Только нынче я остаюсь не для того, чтобы жить, а для того, чтобы умереть...

 Но время шло, и отряд подошёл к лесу. Я знал, что, зайдя за первые стволы могучих деревьев, они разойдутся по своим позициям и ускорят темп, и хоть один из них да оглянётся, пока никто не видит его со стороны.

Все пропали из виду, и я, ощущая на щеке одинокую солёную каплю, прислонил голову к стене и, закрыв глаза, улыбнулся счастливой улыбкой. Умиротворение... Только я, ветер и воспоминания...

Всё пошло не так с самого начала... Но ничего... Всё равно выбора уже нет. Выбор сделан сперва судьбой, затем Богом и заключён был мною, моим последним словом. Хотя кто его знает, за кем оно будет, последнее-то? Ситуация оказалась слишком серьёзной но... как же всё это глупо. Как же глупо было остаться на этом заброшенном сторожевом форте, давно сгнившем и трухлявом, будучи таким молодым и горячим и... готовым остаться тут гнить вместе с ним. Глупо остаться здесь, пережив войну у Западного моря, оборону этого проклятого города и столь долгий путь сюда, на Восток. Но самым глупым было то, что я не вернулся домой из этого необычного мира в свой мир инновационных технологий и прав человека, а застрял здесь, не пойми где, в давно проклятом форте, с арбалетом и кинжалом в руках, сидя тут, как на пороховой бочке. Впрочем, почему как? Осталось только вовремя подать искру, и всё...

Наверное, раньше я думал бы именно так, но только не теперь. Теперь вся моя бестолковая жизнь доселе превратилась в самую большую драгоценность на свете. Нет, я не боялся за неё, её потеря перестала быть для меня первостепенной проблемой. Во всяком случае, я просто пытаюсь убедить себя в этом сейчас. Просто... только здесь и только сейчас я могу этой драгоценностью расплатиться. В моём мире моя жизнь не стоила ни гроша, а здесь... только здесь я понял, как это должно быть на самом деле. Только здесь, почувствовав и увидев настоящую жизнь своими глазами, я понял, что она стоит очень дорого, но её нельзя попытаться продать и оценить, оценить мы можем только поступки. Мы не можем продать нашу жизнь, мы можем только отдать или подарить её, потому что каждая жизнь - бесценна...

Только вот всё равно... Всё равно мне казалось, что в мыслях моих не было искренности. Может быть, это страх? Да, я признаюсь себе, что мне страшно, мне очень и очень страшно, но а что, если это всё тот же слепой эгоизм нашего времени, что даже сейчас хочет сделать меня героем, пускай лишь в своих собственных глазах? Разве что раньше я бы не совершил такого поступка... Это всё смерти моих друзей и товарищей, не иначе! Их искренность, их вера в правое дело уносили их жизни так легко и непринуждённо, что, мне казалось, я им завидую. Определённо, поступки многих из них повлияли и на мой, но изменили ли они меня самого? Да нет, наверное, я всё равно так же плох, как и был раньше.

Но я сейчас здесь, эгоист я или нет. Я остался. Я должен был. Видимо, Новернорт воспитал во мне чувство долга, а может, просто нельзя было иначе? Ох, как же скверно! Так не охота умирать плохим… Но я остался. Я должен был. А иначе нельзя. Со мной ребята далеко не уйдут, а им нужно поспешить. Теперь я обуза, а не воин. Да и какой из меня воин – малолетка… Скверно… Скверно умирать молодым и трусливым эгоистом, а впрочем… Смерть уже поджидает меня, а я думаю о каких-то глупостях, да какая теперь разница! Если только то, каким меня запомнили мои друзья… Это ведь всё ради них, ради общего блага и жизни на неродной мне земле, но ради жизни спокойной и благополучной. Я остаюсь не чтобы прикрыть их отход и унести с собой как можно больше врагов, не для того, чтобы не быть им обузой, не для того, чтобы умереть… Чтобы жить…

Среди редких здравых мыслей, дарованных "законами" здешнего мира, во мне постоянно звучал рационализм современного человека, но тем не менее я продолжал улыбаться. И меня поражало то, что это была не улыбка отчаяния, а нечто многим большее и значимое. Это была искренняя улыбка, ведь я был по-настоящему рад! Я был так рад, что судьба занесла меня сюда, что я обрёл здесь настоящих друзей и свободу, и я уверен, что прожил не зря свои молодые годы в этом далёком царстве во славу Новернорта, который стал мне роднее, чем то, что я называл своим миром.

Как сильно я изменился? Уверовал ли я в то, во что верят здесь, или познал в себе своего православного Бога? Что двигало мной всё это время, и что движет мною сейчас?

Но ничто не давало ответа. Я мог попытаться сбежать, кое-как сборовшись с больною ногой, но я оставался, чтобы задержать и уничтожить врага. Почему? Ответ не давало даже моё современное мышление. Да, это дало бы моему отряду ещё больше времени, это увеличивало их шансы на успех, но... Но они ведь справятся и без форы, разве нет? Мы справлялись всегда, хотя... Пожалуй, лишь потому, что некоторым из нас приходилось выигрывать эту фору ценой своей жизни. А я... А случай заставил меня как ни кстати сгодиться для этой цели. Ведь я лишь звено кровавой цепи, что тянется вслед за нашим отрядом, так яростно рвущимся к своей цели. Но мне было не жалко, ведь теперь-то я понял, что цена моего звена велика. И это, наверное, был самый главный урок всей моей жизни, которая завела меня в этот мир. Я научился ценить те мгновения, что проводил в здравии и спокойствии, и осознал, что, отдавая вещь безвозвратно, оно не всегда воздастся именно мне, но обязательно поможет кому-то, кто еще может держать оружие в руках и слово перед самим собой, идя к своей праведной и пусть даже не очень, но цели.

Я бы рассуждал об этом и дальше, но мне мешали воспоминания. Хотелось подумать о чём-то высоком, ведь я, как-никак, доживал последние часы своей никчёмной жизни. Только вот моя дырявая голова совсем потеряла свой разум от тоски и печали. Я вспоминал глаза тех, с кем простился недавно. Я вспоминал блаженные глаза тех, кто так же прощался с нами, умирая, порою, с улыбкою на лице. А я... А я не мог так прощаться. Да, я сейчас улыбался в лицо своей смерти, но не мог улыбаться друзьям, расставаясь с ними... Это было больнее, чем мысль о смерти. Уж не знаю, сколь больна она будет, но думаю, что не хуже той боли, чем боль от вечного расставания. Но теперь уже это в прошлом. Для меня мои друзья остались лишь в воспоминаниях, которым скоро придёт конец. Надеюсь только, что воспоминания обо мне мои друзья пронесут дольше, и что они окажутся не самыми плохими в их жизни. А для меня... А для меня они оказались лучшими, и я более не мог им противиться, улетая к началу этой чудесной истории о дружбе, судьбах и моём скромном участии в этом загадочном представлении под названием жизнь.

Пролог.

У всех свои увлечения и свои слабости. Моя же слабость – история. Мой отец – кузнец, и для меня это звучит гордо! В наши дни уже не каждый сталевар или умелец с завода может похвастаться кузнечными навыками. Наша семья – это приятное исключение. Мы передавали свой навык из поколения в поколение, и кузнечное дело с детства привило мне любовь к древним временам.

Я очень часто думал: «Как же, наверное, было прекрасно, когда не существовало загрязняющих планету производств, когда человек жил, подчиняясь природе во всем, а не эксплуатируя её?!» Да и сама жизнь была окутана мистическим природным культом. Всё объяснялось иначе, но всему находилось объяснение. Любое явление или событие, нечто повседневное или новое - всё находило своё оправдание в верованиях и народных приметах, которые, однако, и поныне бывают точнее многих совершенных приборов. А вот мы, порой, стараемся объяснить даже то, чего не стоило бы объяснять. Мы ищем формулу любви, стараемся изучить закономерности проявления наших чувств, считая, что так мы сможем избежать ошибок. Мы ставим жестокие опыты, пичкаем свой организм химией и создаём нечто искусственное, мёртвое, бездушное, называя это огромным прорывом. Мы изучаем чувства, природу, человека и общество, забывая получать от этого удовольствие, забывая про то, что остаётся и навсегда должно остаться настоящим, стараясь заменить вечное и прекрасное чем-то новым, несовершенным и бездушным. В наше время это стало закономерностью, но тогда… тогда всё было по-другому. Люди жили, радуясь тем, кто был с ними рядом, радуясь тому, что у них есть, а не тому, что своё положение можно было сделать лучше. Они радовались не тому, что могло быть, а тому, что у них уже было. А те, у кого ничего не было, просто были счастливы, что у них есть бесценная и прекрасная жизнь, которой распоряжаться были вправе только они сами. Да, настоящие путешественники, странники, которые никогда не оборачивались и шли только вперёд навстречу приключениям! Прекрасно, наверное, было путешествовать, идти, куда глаза глядят, имея за собой только пару личных вещиц и холодный меч за плечами, который, тем не менее, согревал тебе душу, когда ты понимал, что с ним ты в безопасности. Во всём этом была своя романтика, к коей в наше время приблизиться очень и очень сложно. Можно лишь попытаться, чтобы хоть на минутку окунуться в этот загадочный и интересный мир.

- Эй, ты скоро? Давай разомнёмся! – окликнули меня.

- Да-да, иду, - оторвал я свой взгляд от меча, что лежал у меня в руках.

Он был не заточен, чтобы, не дай Бог, не повредить партнёра в спарринге. Но я, несмотря на то, что мог сделать оружие и получше, любил его таким, какое оно есть, ибо сделал его своими собственными руками. Для кузнеца это была некудышняя работа, но лучше меча, чем мой, не было ни у кого в нашем кружке. Только в моём мече можно было увидеть собственное отражение, ибо он был создан, отполирован и ухожен что надо! Да что там, я полжизни посвятил этому увлечению, поэтому так долго и упорно хлопотал над ним. Длинной метр двадцать, с широкой ручкой и крестовиной, с восьмиугольным яблоком. Он бы мог стать орудием убийства, хотя я уверен, что раньше мастера были куда более ловкими и профессиональными, чтобы производить столь ужасное «нечто» в роде моего. В незапамятные времена были настоящие знатоки своего дела, ведь без него было просто не выжить. Они-то уж точно создавали действительно внушающее штучки, от горячего метала которых еще с самой кузницы веяло леденящим душу холодом смертельного оружия. Свирепые лезвия были прочнее, острее, кровожаднее. Их было не остановить в руках настоящих воинов. А сегодня мы сделали из этого баловство, в котором мало кто находит себе развлечение. Лишь такие незадачливые личности, как я. От этих мыслей я улыбнулся и, разминая шею, настроился на бой.

Встав со скамейки, я вышел из раздевалки в широкий спортивный зал. Несколько ребят уже разминались, отчего по помещению разносилось не слишком звонкое эхо от ударов их железных, чуть ржавых мечей. Под их ногами поскрипывал и даже присвистывал деревянный пол, покрытый толстым слоем краски и лака. Другая пара сошлась друг против друга копьём и мечом, и я, завидев, как копейщик ловко подошёл в упор к мечнику, предостерёг:

- В жизни так не получится, вояка! Тебя заколют первым же ударом!

- Но ведь лучшая защита - это нападение!

- Но ведь ты же с копьём, зачем так лезть на рожон?! Держи врага на расстоянии!

Пытавшийся оправдаться горе-воин обиженно взглянул на меня и, молча, хотел было продолжить бой, но моё сердце не выдержало этой необразованности, ведь не поймет же!

- Дай сюда, - попросил я у него копьё, а сам кинул ему свой меч. Тот с трепетом стал разглядывать его, пока я созывал остальных. Ребята вышли из боя и полукругом предстали предо мной, ожидая дальнейших указаний.

- Копьё – очень интересное оружие. Да, быть может, его эффективность тяжело оценить новичку, зато, - я сделал подзывающий жест, и четверо подошедших ребят, поняв мой знак, взяли мечи наизготовку и начали обходить меня со всех сторон. Понимая, что позади меня тоже есть противники, я взял древко не у края, а ближе к середине, положив левую руку сверху, в качестве будущей точки опоры моего «рычага», а правой охватил копьё снизу. – Зато поражающая дальность этого оружия весьма и весьма велика, что позволяет держать противника на расстоянии, - на этих словах я ткнул в ноги зазевавшемуся горе-копейщику, и тот, еле успев отреагировать, снова вопросительно уставился на меня. Я призывал и его вступить в поединок. – Но главная особенность этого оружия в том, что с ним можно вести эффективный бой одновременно с несколькими противниками, – после этих слов я ткнул в грудь стоящего передо мной горе-копейщика, однако в этот раз он ловко увёл моим же мечом деревянный наконечник в сторону. Завязалась неравная битва.

Мигом оживились враги позади меня. Именно для этого пришлось сократить дистанцию до врагов и взяться за древко посередине, чтобы дать им отпор противоположным концом копья. Пытаясь подойти, один получил древком в грудь, а другой отскочил от моего взмаха копьём. Рассчитывая на то, что я отвлёкся, парень слева незамедлительно нанёс удар, но он был слишком далеко, чтобы успеть подскочить ко мне. Я слёту ударил его под колено, и он рухнул. Но добивать его не было времени - меня окружали. Я махнул копьём наотмашь, чтобы остепенить пыл нападавших, затем обозначил убийство лежащего ударом наконечника по животу. Ребята снова приступили к нападению. Древком я остановил человека позади, потом провёл молниеносную, годами отработанную череду атак по парню справа: укол в плечо он отбить успел, последующий в ногу – уже с трудом, а третий в область сердца уже не смог. Затем воин правее попробовал подбежать ко мне плотнее, но получил сперва два тычка древком в грудь, а потом я с разворота обозначил убийство ударом наконечника в бок. Двое спереди и сзади одновременно накинулись на меня, и я, не успев толком придержать наконечник на боку у третьего побеждённого, наотмашь махнул копьём сперва по ногам, а затем, перехватив его поудобнее над головой, чтобы не сбавлять силу и темп удара, взметнул оружием на уровне груди, обозначая им безопасный для себя радиус и останавливая обнаглевших противников. Удивительно, что только сейчас тот, что находился позади, додумался правильно поставить блок. Хотя кто его знает, может, это вышло у него случайно? Но как бы там не было, я похвалил его за находчивость:

- Ну, наконец-таки! Хоть один решил блокировать, а не убегать!...

Тем временем парень с моим мечом в руках попытался на меня напасть, прервав на секунду мою речь и получив от меня хороший отпор, так и не подойдя ко мне вплотную.

- ...Если бы вы были поопытнее, - продолжил я. – То у меня не было бы шансов! А ты, - обратился я к блокирующему, - старайся держать удар поближе к крестовине, чтоб уж наверняка. А то при ударе об остриё может меч из рук выбить.

Этот самый молодец постарался напасть, пока наконечник моего оружия был направлен к горе-копейщику. Толи моя болтовня, толи моя похвала помогла ему подойти ко мне почти на дистанцию удара. Но отточенная годами скорость и реакция снова дали о себе знать, и я опрокинул противника сумасшедшим градом ударов, да так, что он даже со своим мечом не успевал противиться древку. Успевая поддавать горе-копейщику, я сражался на два фронта. Но было пора подытожить сражение, пока мои противники чего-нибудь не придумали. Я резко развернул копьё наконечником к парню позади и нанёс пару «смертельных» ударов, отправив его «в аут». Затем я резко развернулся к горе-копейщику, наставив на него наконечник копья. Но тот не стал сопротивляться – всё было предрешено.

Я поставил копьё на пол.

- Хух… теперь понял?

- Понял, - подытожил горе копейщик, пока я подавал руку всё ещё лежащему поверженному "воину", который всё это время продолжал наблюдать за боем.

Так и проходили мои тренировки, столь увлекательные и никому не нужные. Из этих новичков, что пришли сюда месяц-два назад, останется в лучшем случае один. Да уж...  Настоящий воин и в одиночку одолел бы меня в этой схватке, а эти ребята впятером не знают, что делать... Впрочем, всё то время, что я потратил на тренировках, я потратил с удовольствием, ни это ли есть нужда, не правда ли?

В кружке я занимался с детства, казалось, как только смог держать палку в руках, впрочем, тогда же, когда начал вертеться у отца в кузнице. Кузня воспитала во мне выносливость и выдержку, сделала сильным и трудолюбивым, а кружок научил меня применять все эти навыки иначе. На кружке я оттачивал своё боевое мастерство, каким бы бессмысленным оно бы не было в наше время. Однако, научившись всему, я, честно признаться, заскучал. В кружке не было старожилов, да и те, что были, больше учили молодежь, нежели сражались друг с другом. Но иногда они с таким же, как у меня, блеском в глазах рвались в бой, и в такие дни я был особенно счастлив, ибо мог сражаться наравне с ними.

Я начинал тренировать других уже в пятнадцать лет, а сейчас, когда мне было под двадцать, я чувствовал себя уверенно даже с иностранными профессионалами, которые порой приезжали на турниры, реконструкции и соревнования. Только раньше было много проблем из-за моего несовершеннолетия, но теперь, когда мне вот уж год как стукнуло восемнадцать, я имел право принять участие в одном из самых масштабных международных соревнований последних нескольких лет, на которое был приглашён каким-то чудом. И состоится это соревнование уже очень и очень скоро, через месяц, в одном прекрасном местечке в горах, в какой-то скромной деревушке, где нет ни дорог, ни предприятий, а только девственная природа да некоторое число болельщиков, которые по-настоящему увлекаются этим делом, раз уж готовы отправиться в такую даль. Всё будет приближено к реальности, соревнований будет много, и к каждому из них участникам следует подготовиться. А я… а я не знал, сколь сильно стоит готовиться. Всё, что я делал, так это старался заниматься именно тем, что будет представлено на соревнованиях, да и пытался тренироваться подольше. А что готовиться, готовиться надо было раньше. Это многоборье – просто проверка твоих знаний и навыков, какие они есть, проверка того, сколь много сил и времени ты вложил на их приобретение. А навыки приобретаются только в течение очень долгих тренировок, за исключением критических ситуаций, в которых жизнь человека будет зависеть от недавно усвоенного материала. К сожалению, как мы знаем, подобное ускоренное обучение порой заканчивается столь же скоропостижно. Поэтому коли уж заниматься – так заниматься с умом и терпением, и без желания тут совсем ничего путного не выйдет.

Мне всегда говорили, что у меня прирождённый дар к этому боевому искусству и не раз предлагали заняться обычным фехтованием, но я гордо отказывался, ибо: «Это не дело, а показуха. Оно не показывает, кто по праву сильнее в драке». А что касается дара, то я не был согласен, ибо всё дело, опять же, в навыках и их воспитании. Хотя, если быть откровенным, то я считаю, что в каждом деле есть действительно талантливые люди, которых не надо учить – они учатся сами или даже знают своё дело наперёд, чувствуют его всем сердцем. И если человек находит тот самый талант, к которому у него лежит душа, то это событие и рождает гения. А я – не гениален. Я просто нашёл то, что мне нравится, но есть ли у меня к этому талант или нет – я не знаю. Я знаю только то, что буду и дальше продолжать заниматься, трудиться и упорствовать, чтобы добиться какой-то неведомой цели, которой у меня, наверно, и нет.

Глава 1.

Большой турнир

1.

Дорога тянулась между двух огромных гор узкой песчаной змейкой, по которой наш автобус направлялся к маленькой деревушке, что находилась на другом конце межгорной долины. Она стала видна отсюда сразу как автобус свернул налево, продолжая свой путь вдоль гор, огибая долину полукругом, словно мы двигались по краю жерла огромного вулкана. Деревенька расположилась на ровной площадке между гор, многим выше, нежели наша дорога, которая с каждой минутой приближала нас к месту назначения.

Месяц прошёл, не успел я и свиснуть. Апрель выдался тёплым, и уже теперь, когда в свои права вступил солнечный май, всё ожило вокруг, и посему смотреть сквозь засаленное окно автобуса было гораздо приятнее. Долина вся лежала в зеленом покрывале разнотравья, и, пестрея ещё только начавшими распускаться цветами, становилась похожа на огромное озеро, поблёскивающее на свету то жёлтым, то белым, то голубым цветом. Горы так же зеленели: то тут, то там на широких и пологих каменистых склонах проскакивали  небольшие перелески, полянки, а чуть повыше даже что-то похожее на мох. Одним словом - красота! Вокруг оживало всё, и я оживал вместе со всем. Весна вновь творила чудеса с моей душой, будоражила её и заставляла забыть про все проблемы, которые только могли возникнуть. Но проблем ничто не предвещало. Небо над нами было чистым и солнце светило ярко, и только лишь там, далеко за деревней висела уходящая в неизвестные дали тучка. Да, дождик прошёл здесь совсем недавно, о чём свидетельствовали мокрая трава и влажный песок под колёсами.

Деревня казалась такой близкой, но ехать до неё пришлось очень долго. Душный автобус сильно томил меня ожиданием грядущих соревнований и приключений. Вокруг меня сидели такие же вояки, их семьи, болельщики, и, быть может, даже организаторы. Все о чём-то болтали или занимались своими делами. Один парень даже умудрился начать подтачивать меч, о чём тут же пожалел. Волна возмущения, прокатившаяся по салону, не позволила ему и раза провести бруском вдоль лезвия. Это было так глупо и пафосно с его стороны. Думаю, что он выступит не очень удачно - выскочкам всегда тяжело победить. Нет, дело не в том, что они плохие, просто их чрезмерная активность приводит к постоянной спешке во всём и всегда, а в бою спешка зачастую начинает работать против нас. Здесь скорость и спешка - очень разные понятия.

Наконец большой красный гигант остановился и пассажиры вывалили на круглую площадку с газоном и тротуаром, окольцованную дорогой. На площадке расположилось несколько лавочек, десяток-другой маленьких посаженых сосен и больших высоких берёз. Посередине этого круга на тротуаре стояла новая, совсем недавно сбитая, но весьма аккуратная трибуна с метр высотой. За дорогой, смыкая весь этот круг, стояло четыре одноэтажных кирпичных здания, соседствующих с большими пушистыми ёлками, широкие лапы которых, порой, преграждали путь внутрь.

Духота чувствовалась не только в автобусе, но и на улице. Дождь и вправду только-только отступил, оставляя за собой след в виде свежего ветра, разносящего сырой запах озона. Была гроза, но туча уносила её с собой прочь, чтобы ничто не помешало нашему чудесному мероприятию.

Чуть поодаль я заметил другие автобусы и несколько машин. Судя по их количеству, мы приехали последними. Эх, даже жалко - я так засмотрелся на природу, что ни с кем из участников так и не познакомился во время поездки. Все кругом болтали, яро обсуждали какие-то вещи, жужжа, словно рой пчёл, а я почувствовал себя весьма и весьма одиноким, ведь родители так и не смогли приехать на соревнование, а друзей… настоящих друзей у меня не было. Теперь уже не было.

Однако стоять без дела мне пришлось недолго. Вскоре откуда-то из глубины деревни выбрела толпа народу - других участников. Я сразу определил их по уверенной и размеренной походке, по длинным бородам, старославянским и норманнским причёскам, оберегам и татуировкам, по большим багажам и у некоторых мечами за спинами. На круглой площадке стало слишком тесно, и людям пришлось стать даже на дороге, окружив трибуну со всех сторон. На неё мигом вскочил низкий поджарый мужчина лет сорока, с несколько осунувшимся лицом, но с широченной улыбкой. Казалось, что его немного вытянутая голова приобрела после этой улыбки форму колобка и так больше и не выровнялась, оградив лицо почти сплошной круглой морщиной. Радостно улыбаясь, мужчина заговорил, немного переигрывая.

- Дорогие друзья! - начал он. - Мы рады Вас приветствовать на первом, на самом первом, но далеко не последнем соревновании, которое пройдет здесь, на природе, в этом замечательном уединенном местечке. Здесь Вы узнаете на что способны, и Ваши способности, всех Вас до единого, будут оценены по достоинству. А главный победитель получит приз - большой тур по замкам Европы и первоклассную броню на заказ, сделанную лучшими кузнецами современности!

Люди вокруг зааплодировали, но быстро осеклись и продолжили внимательно слушать выступающего.

- Уже завтра больше полусотни современных ратников сойдутся в боях и не только. Они будут соревноваться в меткости, скорости, реакции и мастерстве, которое они оттачивали долгие годы и теперь смогут продемонстрировать его нашим дорогим зрителям. Мы долго выбирали лучших из лучших, старых и младых, закалённых боевых волков и подающих надежды, но все они сегодня претендуют на победу. Этот турнир - турнир поколений, ведь нашим участникам, Вы только вдумайтесь, от девятнадцати до пятидесяти двух лет, представляете? - однако на выдержанную паузу народ не отреагировал. - Воины из пятнадцати стран мира откликнулись на наше приглашение, и этот турнир по праву можно назвать международным. Так пусть же он будет открыт, друзья! Да начнётся...отбор! - немного затормозил оратор, как-то с осторожностью или растерянностью подобрав последнее слово, что показалось мне странным. Да и само слово он выбрал весьма странное, только вот мало кто его уже слышал. Все кричали: "УРА!" и радостно взметали вверх руки и мечи, хотя это, если честно, не производило должного впечатления. Меня больше удивляло то, что я - один из самых младших участников турнира. Ну, ничего, переживать пока ещё рано. Прорвёмся - старшие тоже совершают ошибки. Да и приехал я сюда из интереса, а не с корыстной целью.

После у всех забрали оружие на склад и нас пригласили проследовать вглубь деревни, откуда пришёл организатор. Здесь тоже находилась большая круглая площадка, на которой стояли заготовленные кострища с большими котлами, посередине - широкий белый тент над огромным длинным деревянным столом и парочка огороженных канатом рингов.

- Уважаемые участники! Обратите внимание, - показал организатор налево. - Здесь висят списки групп и расписание их соревнований, которые будут проходить в разных местах и в разной последовательности. Из восьми групп, по семь человек в каждой, состязание продолжат только четверо участников из каждой группы. Чтобы выйти из группы, Вам необходимо набрать большее количество баллов, а это значит бежать быстрее, выстрелить точнее, метнуть дальше и так далее. После турнир будет продолжаться по принципу поединков. Ваша цель – выиграть их. Любой ценой, - после произнесенного с серьёзным лицом последнего предложения оратор улыбнулся, оценивая по лицам людей свою шутку. – А дальше Вы всё узнаете по ходу соревнований. Итак, сегодня я желаю всем Вам набраться сил, хорошенько подкрепиться и настроиться на полную выкладку, чтобы быть готовым к завтрашнему дню. Там же, на доске объявлений, Вы можете узнать место своей ночёвки. Всё, о чём я хочу Вас предупредить – помните – любое неспортивное поведение во время соревнований или в свободное от них время карается дисквалификацией.

- А что же является неспортивным поведением? – спросили из толпы.

- Всё, что нарушает права человека. В первую очередь я имею в виду грубость, оскорбления, рукоприкладство.

- А выпивку можно? - застенчиво и тихо произнесли позади.

- Мы ведь с Вами кто? - спросил организатор, повернувшись на ходу к толпе, и его лицо вдруг опять вытянулось, а округлая морщина исчезла. - Потомки норманнов, славян, кельтов, иберов, лигуров, скифов, разве не так? Они-то уж точно умели погулять, а чем мы хуже?! - вновь улыбнулся он, продолжая движение.

- Д-д-да-а! – счастливо прокричали некоторые, и толпа радостно загудела, ломанувшись в разные стороны.

Организатор со счастливой улыбкой отошёл в сторону, и, разговаривая с двумя парнями в чёрном, периодически перешёптываясь то с одним то с другим, ушёл куда-то с поля. Я же с толпой народу побрёл к доске объявлений. Пришлось изрядно помучиться, дожидаясь, пока поток людей постепенно разойдется. Народ продолжал водить пальцами по спискам, кто-то вот уже второй раз перепроверял, всё ли он правильно запомнил, а кто-то с возмущением отходил от доски, яро споря со своими товарищами:

- Да они вообще свихнулись!

- Ага, неспортивное поведение, да о чём они вообще думали?!

- Это чё, прикол такой? Как это понимать?! Мы ж там поубиваем друг друга!

- А ты что, сам не видишь?

Эти возгласы негодования очень напрягали меня. Почти все, кто отходил от доски объявлений, отправлялись на поиски организатора.

Наконец моя очередь подошла, и я взглянул на список. Ага… группа седьмая… дом номер семь… логично. И в чём проблема?

И только потом, хорошенько взглянув на списки, я понял. Каждая группа жила в отдельном доме. Все противники. И все вместе.

2.

Мой дом, который тоже показался мне совсем недавно построенным, как и всё вокруг, стоял прямо за доской с объявлениями, вход в него был чуть-чуть правее. Дом был двухквартирным, длинным, так что за соседней стеной расположилась восьмая группа. Новость о расселении меня, скорее, не напугала, а озадачила. Видимо, я ещё не знал, чего от этого ожидать, и узнавать сейчас совсем не хотелось, поэтому я решил по-быстрому скинуть вещи и отправится на природу.

Обойдя толпу, которая все еще стояла у доски, я вошёл в дом. Захлопнув за собой двери, я заставил стихнуть гомон, стоящий на улице, и помещение погрузилось в полумрак. Здесь пахло сыростью и смолой. Солнце еле-еле пробивалось сквозь засаленное прямоугольное окно, расположившееся по левую руку от входа. Под окном стоял огромный деревянный стол, напротив же входа расположилась скромная печка. Рядом со столом вдоль стенки стояла двухъярусная кровать, большая, широкая, тоже деревянная, недавно сколоченная, как и всё здесь. Ещё три такие же кровати расположились в дальних углах скромной комнатки. Вместо стульев тут стояли большие чурбаки, видимо, так же оперативно нарезанные. Поначалу я даже не заметил, что кто-то уже стоял в углу у кровати и раскладывал свои вещи. Я прошёл в комнату и только потом обратил внимание, что из темноты на меня обернулись.

- Виктор Любовски, - протянул мне руку высокий широкоплечий мужчина. Он был очень внушительных габаритов. С выступающей сквозь тёмные волосы сединой, седой бородой, серыми глазами он напоминал старца-волхва, хотя ему, я уверен, было под пятьдесят. Я сразу понял, что он поляк, заслышав его акцент. Я протянул ему руку, и он пожал её, спокойно, не стараясь показать свою силу, которой у него было, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, хоть отбавляй. Мы познакомились. Он ещё несколько секунд смотрел на то, как я подхожу к койке и, оценив про себя что-то, продолжил заниматься своими делами. Правда, меня его сверлящий, до наглости непоколебимый взгляд слегка напугал. На нижней койке у окна уже лежал чей-то огромный рюкзак, и я с сожалением закинул свой наверх.

- Тут ещё есть нижние, - сказал мне новый знакомый и запнулся. Чувствовался некоторый языковой барьер – поляк явно забыл слово «койки». – Зачем лезть наверх?

Любовски будто бы проверял меня этим вопросом, хотя казался мне человеком далеко не разговорчивым и замкнутым. Люди вроде него всегда такие.

- Тут к окну поближе, к солнышку, - честно ответил я, расчехляя свой рюкзак.

На этом диалог наш и закончился. Я достал свою чёрную как сажа кофту, фотоаппарат и шоколадный батончик, после чего оставил свои вещи в покое. Обвязав кофту вокруг пояса и положив фотоаппарат c батончиком в карманы, я вышел на свежий воздух.

На улице стало ещё солнечнее и жарче. Мечей наших нам пока не дали, видать, в целях безопасности, зато на ринге пара мальчуганов уже дубасили друг друга тямбарами. Это были какие-то пацанята лет по пятнадцать, и несколько воинов, весело улыбаясь, наблюдали за этим увлекательным зрелищем.

На улице кипела жизнь, и казалось, что народу стало ещё больше. Люди двигались везде и во всех направлениях будто бы в центре мегаполиса. Всё шумело, куда-то спешило, и только мне спешить было некуда. Ничто не обязывало меня сейчас, не принуждало, и осознание этого на мгновение делало меня свободным, но понимание того, что очень скоро всё это закончится и я вернусь к обыденной жизни ломало моё стремление к свободе, что так окрыляла меня. Суета нашего мира пыталась отобрать у меня единственные минуты спокойствия и гармонии, которые я обретал со свободой вдали от цивилизации. Поэтому я и шёл в горы, поэтому я и собирался ненадолго уединиться с природой и со своими мыслями, чтобы, дай Бог, хоть на немного забыть обо всём и стать свободным. Свободным быть хорошо, но в наше время совсем невозможно. Нас многое обязывает и связывает нам руки, и лишь мероприятия в роде этого помогают людям забыться и обрести хотя бы мнимую, временную свободу. Вот и сейчас она пробудила что-то во мне, и от этого казалось, что позади за плечами уже ничего нет. Есть нечто будоражащее, странное, то, что ждёт меня впереди. Я не знаю как справится с этим чувством, от которого немного холодеют и немеют ноги, но, по-моему, это просто волнение. Холодный ветер только сильнее морозил меня, и, несмотря на солнечную погоду, мне было немного зябко. Ноги выкручивало и ломило, они ныли, и я боялся, что эта оказия застанет меня завтра на соревнованиях. Только вот этого мне не хватало! Ну да ладно, видимо, это и вправду волнение, но не только. Меня волновало новое чувство свободы, что сейчас зашевелилось во мне, словно в коконе гусеница, толкая меня на прогулку, словно это был путь к рождению бабочки. Поэтому противиться я больше не мог, и отправился прогуляться и отдохнуть в горы. А впрочем… куда угодно, лишь бы подальше от этой обыденной суеты, что так напоминала мне о моей повседневности.

Я пошёл налево от своего дома, стараясь осмотреть основную часть деревни. Я был весьма удивлён, увидев здесь лишь пару-тройку жителей и несколько домов, что стояли на склоне холма. Склон очень круто уходил вниз, к руслу реки, что спускалась с горы правее. Вид отсюда был просто потрясающий! Я видел всё с высоты нагорья, и на много километров вокруг не было ни единой души, ни единого домика, только девственная природа и огромное синее небо с блуждающими по нему облаками. Да, тут прекрасно, только шум и гам не давали мне сосредоточиться на прекрасном как следует. Заняться пока всё равно было нечем, и я решил покорить одну из вершин, чтобы уйти от всей этой глумливой суеты.

Я подумывал отправиться направо, на самою большую вершину, что возвышалась над деревушкой огромной громадиной, непреступной и непокорной. Я не собирался тратить слишком много сил, ведь ноги ещё ныли, да и стоило приберечь себя для соревнования, просто... Всё то, что окружало меня здесь, было мне противно. Люди хоть и попрятались от реальности в костюмы древних, но остались такими же людьми, обретя лишь на миг мнимое чувство свободы. Они продолжали жить городской жизнью: смотреть в экраны телефонов, суетиться, бежать в погоне за счастьем и выгодой. Хватит города, хватит суеты – надоело. А ведь горы… Природа – вот что может дать нам истинную свободу, не мнимую! Она даровала нам её когда-то, но мы сами же себя себе и подчинили, поставив человечество и свой эгоизм в центр мироздания. Но возвращаясь к истокам, я надеюсь, что смогу обрести хоть часть той свободы, коей не были обделены наши предки, жившие с природой в гармонии и единогласии.

Но ноги мои холодели и свобода звала меня, и я отправился в путь. Из деревни я спускался вниз к подножию горы. Я шёл по узкой тропинке, которая годами натаптывалась местными жителями. Казалось, что от каждого её метра здесь веет событиями, историей, прошлым. Всё здесь дышало какой-то магической силой, будто бы я погружаюсь не в лес, который мигом окутал тропинку, а в море беспамятства, в котором уже не слышны шум и крики людей. Я как будто бы провалился сквозь время. Лес становился всё гуще, а тропинка - всё уже и неразборчивее. Всё дальше и дальше удалялась музыка, всё ниже и ниже я спускался, и, наконец, заметил в овраге слева маленькую речонку, что журчала и еле-еле поблёскивала в редких лучах, что добирались до её глади сквозь ещё не густые, но частые майские кроны. Я спустился по крутому склону к реке. Она была метра два шириной, а вода в ней - кристально чистой и ледяной, будто утренний февральский мороз. Тропинка моя разбежалась по берегу в разные стороны, и лишь поодаль виднелся скромный бревенчатый мостик, покрытый мхом и, порядком, подгнивший. Перебравшись по нему на другой берег, я обнаружил пару обрезанных ровных палок с чуть подточенным нижним краем. Они стояли между двумя высокими и широкими сросшимися деревьями, чтобы, видимо, помочь путникам взобраться на гору. Старая, часом заросшая тропинка круто уходила вверх, и я позволил себе взять один из посохов. Так началось моё восхождение.

Шёл я крайне медленно и очень тяжело. Кругом был только лес, и даже птицы почему-то не пели. Моё сердце порой колотилось, оглушая меня, перебивая шум ветра и желание подняться выше. Но уже очень скоро склон стал более пологим, и я зашагал увереннее вверх и вправо, куда вела меня тропинка. Стало как-то совсем тихо, и меня это насторожило. Шумел только ветер, который остервенело раскачивал макушки деревьев, шуршащих при этом листвой. Стало как-то пасмурно, солнце всё чаще и чаще заходило за облака, и мне на миг показалось, что вот-вот пойдёт дождь. Но дождя ничего не предвещало - это были всего лишь облака, и я продолжал свой путь. Казалось, что в этой тишине позади, перебегая от дерева к дереву во время шумных порывов ветра, за мной кто-то следовал и следил, хотя я никого не видел и видеть не хотел. Видимо, на нервной почве всё стало казаться чуточку хуже, чем есть на самом деле. В голову лезли старые воспоминания, плохие воспоминания, и мне стало не по себе. Настроение ухудшалось прямо на глазах, и я бежал от этого в лес, загоняя себя тем самым в тупик. Почему-то тут становилось плохо, хотя я рассчитывал на обратное. Но... я знал, я верил, что только здесь я смогу скинуть всё тягостное с себя и успокоиться. Позади же мне не было успокоения.

Прошло минут сорок, и я уже видел, как сквозь широкие стволы мерцает просвет. Дорога уходила направо, и я сошёл с нее, продолжая подниматься вверх по склону, опираясь на посох. И вот я оказался на просторной поляне.

Она была широкой и круто спускалась к моим ногам, оставляя в невидимости большую свою половину, спрятавшуюся за массивным холмом. И я начал взбираться по этому холму, предвкушая неизвестность.

На поляне было ветрено. Кругом лежало много больших камней, которые торчали из моря зелёной травы. Это море, застенчиво шурша, ласкало меня по ногам, словно прибой, только более нежный и приятный. Здесь от всего веяло гармонией и минимализмом. Не было ничего лишнего, только трава, камни и небо, бесконечным кругом опоясывающее землю. Взобравшись на холм, я оказался на почти что ровной площадке. Я был на вершине горы, а вокруг...

А вокруг - красота! На много-много километров нет ничего, что свидетельствовало бы о присутствии здесь человека, кроме одинокой деревушки слева и дороги к ней. Бескрайний лес, горы, реки, озёра, здесь было всё, всё! Это земной рай и его гармония в собственной красе! Это и есть жизнь! Настоящая. Наверное, больше ничего не было нужно. Я нашёл то, что искал.

Я присел на большой камень, и, сняв с пояса фляжку, попил воды. Хорошо! Я открыл шоколадный батончик и медленно начал жевать его, наслаждаясь всем тем, что меня окружало. Больше ничего не нужно. Ветер здесь был теплее, шума деревни почти не было слышно, и только старые воспоминания не давали мне покоя. Я вспоминал те самые дни, когда у меня было два лучших друга. Один из них - моя девушка. Она была красивой, необычной, импульсивной. Она любила быть в центре внимания, а я - нет. Быть может, это и легло камнем между нами, таким же большим, покрытым мхом, как и тот, который лежал сейчас предо мной. Второй мой лучший друг - друг детства, к которому ушла моя девушка, закатив огромный скандал. Я был спокоен, а она нашла какой-то странный повод, чтобы накричать на меня. Она кричала, била меня в грудь и пыталась плакать. Она знала, что на меня это не подействует, говорила, что я сухой как железяки, которые я делал в кузнице, и была права. Она не пыталась доказать мне что-то, а, скорее, старалась убедить себя в своей правоте. Ей нужно было сделать шаг в сторону от меня, а поводом к шагу должен был стать я и мои действия. Небезосновательно обвинив меня в сухости, она ушла к моему другу, а я понимал её без слов и аргументов. Она и вправду была в него влюблена, и я отпустил её. Я смирился и не был зол на неё, но вот мой друг... Он провозгласил меня "врагом Народа" и сам начал против меня войну, переживая, видимо, что я попытаюсь вернуть обратно свою вторую половинку. Но... она никогда не была ею, этой самой половинкой. Настоящей половинки у меня не было, и поэтому я был здесь, один, хотя мог бы оказаться в кругу друзей. Я даже мог бы оказаться с ними, с двумя, но они сами сделали этот выбор, только... Только вот когда мы выбираем, то наш выбор, каким бы он не был, обязательно повлияет на всё, что происходит вокруг. Так выбор моих друзей сделал меня одиноким. Их выбор изменил не только их жизнь, но и мою. "Не справедливо," - скажете Вы? Я же так не считаю, ибо кто его знает наверняка? Наверное, в нашем мире справедливости нет, может, она есть где-то ещё? Хотя чего мне жаловаться? Еда есть, вода есть, есть воздух, крыша над головой. Я молод, здоров, полон сил, только... только свободы чуть-чуть не хватает, такой, как здесь. А здесь было просторно, хорошо, душевно. Кричи - не кричи - никто не услышит. Да и некому меня слушать, никому я не нужен. Может, и мне никого не надо? У меня ведь есть только родители да родственники, которых я люблю, но и им я, порой, бываю совсем не нужен и не интересен. Вот и сейчас их нет со мной рядом, а всё почему? Но я не находил ответа. Неужели моя жизнь так бессмысленна? Неужели она не имеет себе цену? Мир поменялся, поменял приоритеты, поставив во главенство цивилизации не культурные ценности, а жажду наживы. Неужели раньше и вправду было иначе? Или учебники врут нам? С каждым днём мне всё больше кажется, что врут. Всё меньше и меньше мне вериться в то, что "человек = любовь", а не "человек = алчность". А кто же тогда я? Я, вроде, не алчен, я жажду свободы, свободы от денег, пожалуйста, берите что хотите, мне не жалко, но... но нужно признать, что я так и не научился любить. Мои бывшие друзья... Я не боролся за них, пускай даже с ними самими, наверное, потому, что я их не любил... Во всяком случае, выглядит очень логично. Тогда кто я? В чём моё призвание? Зачем я существую и нахожусь сейчас здесь? Но никому не было дела до моих вопросов. Ответам тоже придти было неоткуда, и я просто сидел, уставившись вдаль. Мои мысли постепенно терялись где-то в глубинах моего сознания, и только один вопрос оставался на языке: "Зачем?"...

И тут, словно бездумный ответ на этот вопрос, я услышал голос позади:

- Добрый день! Вы в порядке?

Я подпрыгнул на камне, чуть не наставив посох на источник звука. Судя по всему, это был один из организаторов. Передо мной стоял гладковыбритый, причёсанный мужчина в костюме, будто бы отправившийся на прогулку по тротуару, а не на исследование лесной чащи. На ногах поблёскивали редкие чистые участки туфель, а на голове - солнечные очки. Он немного напомнил мне секьюрити, только наушника с рацией ему не хватало.

- В полном, - ответил я, успокаиваясь, однако сердце всё ещё колотилось от неожиданности.

- Пройдёмте со мной, а то Вы ещё потеряетесь ненароком, а нам за Вас отвечать.

- Спасибо за беспокойство, но деревню, если Вы оглянётесь, отсюда прекрасно видно. Если уж на то пошло - выберусь напрямик.

- Но... не хочу Вас пугать, но тут водятся дикие звери.

- И что с того? - недоумевая смотрел я на незнакомца, приподняв одну брось.

- Пойдёмте! Вас, наверное, уже ищут.

- Да никто меня не ищет! Что Вы от меня хотите?

- Просто... просто мы переживаем, что молодой участник может быть не в безопасности от конкурентов.

- Я Вас понял, но я здесь далеко не как зритель, так что я могу постоять за себя.

- Может, лучше подго...

- Пребывание здесь - лучшая подготовка для меня, - перебил я мужчину. - И я попросил бы Вас не тревожить меня и оставить наедине с природой. Это поможет мне сосредоточиться и настроиться на бой.

- Эм... хорошо, я Вас понял, до свидания. Будьте бдительны и аккуратны!

- Не сомневайтесь в этом, - ответил я, сверля взглядом спину оглядывающегося организатора, пока тот не скрылся за холмом.

Хух, и чего ему надо, а? Как-то слишком уж они обеспокоены - не верю. Не верю в искренность этого беспокойства, раз уж они сами сселили всех "одногруппников" в одну хату. Странно всё это.

Однако эти раздумья совершенно отвлекли меня от плохих мыслей, и вскоре я успокоился и всё встало на свои места. Ноги уже не холодели, ветер стал теплее, а облачность постепенно спадала, и поляна заиграла на ветру слегка холодными солнечными лучами. Да, свет всё равно не был слишком ярким, он был именно холодным и почти не резал глаз.

Я встал, чтобы размяться, сфотографировал местные красоты и снова уселся на тёплый от солнца камень в позе "лотос". Мне просто было хорошо, и я успокаивался, настраиваясь морально на победу в завтрашних соревнованиях. У нас завтра, как я понял, одни из самых весёлых и сложных дисциплин, а именно бег с препятствиями, борьба и, кажется ... . Хм, даже интересно, а какие они - мои соперники?

Однако, на моё чрезвычайное удивление, моё уединение снова нарушили. Я как раз только вспомнил о конкурентах, как по склону ко мне начал медленно подниматься Виктор Любовски. Опираясь на посох, он медленно не стесняясь шёл в моём направлении. Я старался не подавать виду, снова закрыв глаза и попытавшись расслабиться, однако я напряг свой слух до предела, прислушиваясь к каждому лёгкому шагу этого большого человека.

- Ты что, китайский монах что ль? - спросил он, запыхавшись, остановившись на вершине холма. Я медленно повернул голову в его сторону, однако ответа на вопрос Любовски явно не требовал. Он медленно подошёл ко мне и сел на соседний камень.

- Чего сидишь? - спросил он, глядя мне прямо в лицо.

- Славно тут, - ответил я, как бы непринуждённо отвернувшись от гнетущего взгляда поляка.

- Да-а-а, - подтвердил он, осмотрев всё вокруг. - Вижу я , что бежишь, а чего бежать-то?

- А чего оставаться? - ответил я мужчине, ещё не до конца понимая, чего он от меня хочет.

Секунд на десять повисло молчание, и я решил продолжить диалог:

- Остаться - значит бояться будущего. Бояться будущего - значит перестать двигаться. А движение - это жизнь. Если остановиться, то и она прекратиться.

- Значит, ты не боишься будусчего? - спросил поляк с акцентом.

- Неа.

- Нэ капельки?

- А чего его бояться-то? От него не убежишь!

- Это от прочлого никуда не убежишь! - пригрозил мне пальцем Виктор. - Ни шагу назад не ступишь! А будущее - всегда поменять можно.

Любовски оценивающе поглядел на меня и заключил:

- Да, вижу я, что не боишься, только вот за будушыим сюда не бегут. За будушчим туда бэгут, - указал поляк на деревню.

- Не понял? - заинтересовался я.

- А я о том говорю, что двигаться не только вперёд, но и назад можно. Вперёд - там надо двигаться, - махнул Любовски рукой в сторону деревни. - А тут - всё одно в прошлое тебя возвращает. Вот и спрашиваю, чего сидишь? Чего за прошлое так цепляеша, малый ещё.

Я был очень удивлён словам поляка. Он будто мысли мои прочитал, будто знал, о чём думал я последние несколько часов. Но я попробовал защититься:

- А прошлым я с детства увлекаюсь, поэтому-то я здесь, на этом турнире.

- С детства говоришь? Неужто ты и впрямь такой мастер?

- Уж не знаю, по ГОСТ'у меня не оценивали, - хотел подшутить я.

- Но, но, ты мне не дерзи, - пригрозил Виктор, и я очень смутился, что шутка не удалась. - А давай лучше проверим, а? Мне бы кости свои размять.

- Может, не стоит?

- Но, ты меня не бойся, я всё по честному, только размяться, без лишку.

- Да я не об этом, - сказал я, едва кивнув в сторону леса. - За мной тут организатор всё ходил-вынюхивал. Небось и сейчас где в кустах прячется. Дисквалифицируют ведь.

- Хм, и то верно, молодец малый.

- Слишком уж странно всё, не находите?

- Я скажу тебе больше  - странностей мы не оберёмся. Готовься - их будет очень много. В тот раз один мой знакомый поучаствовал в турнире - много чэго мне рассказал.

- Погодите, так этот турнир проводится впервые, разве нет?

- Это они так сказали, что впервые, а как на самом деле - никто не знает. Одно знаю - будь осторожен. Эх, и дёрнуло же меня на старости-то лет...

3.

Просидели мы совсем недолго, ибо солнце уже пошло на закат. Спускаться было намного легче, а вдвоём - веселее, и путь до деревни показался мне несправедливо коротким. Интересным человеком оказался Любовски. Он неплохо понимал по-русски, был эрудирован в истории и в жизни в целом, прожив её, очевидно, насыщенно и красиво. Казалось, что нет такого вопроса, на который он не знал бы ответа, но, увы, не на все из них он хотел бы ответить. Оказалось, что за его широкими плечами скрывался скромный, даже застенчивый человек. Голубые глаза и с проседью волосы с бородой делали эту застенчивость почему-то ребячьей, по-детски искренней и будто бы неоспоримой, даже когда Виктор просто смотрел на тебя. Однако смотреть на него мне довелось совсем немного, ибо мы шли друг за другом и очень скоро вернулись в деревню.

А тут уже многое переменилось. Вовсю горели костры, над которыми стояли вертела и висели разного рода котлы. В каждом котелке что-то шипело, скворчало, бурлило и пенилось, словно разволновавшееся море. Вокруг костров орудовали люди, постоянно что-то помешивая и добавляя, наслаждаясь ароматом пищи или же просто болтающие о чём-то с самопровозглашёнными поварами. Повсюду стояли факелы, которые освещали поляну вокруг красно-оранжевым светом. Хм, а ведь действительно – я только сейчас обратил внимание, что по всей деревне не увидел ни одного электрического столба. Видимо, электричества здесь и вправду нет. Но этого и не требовалось. Люди сами превратились в светлячков, которые мелькали то тут, то там в бешеной суете, предвкушая грядущее веселье.

Виктор пригласил меня к нашему костру. Видимо, он успел ещё днём познакомиться с группой. У котла кашеварил высокий плечистый мужчина с густой чёрной бородой, красивой шевелюрой и молодым, но грустным взглядом. Он казался каким-то отрешённым от дела, от общества и от мира, будто бы был не на всеобщем празднике, а на каторжной работе. У него на лице повисла какая-то немая усталость от всего, что происходит вокруг, и он просто монотонно продолжал помешивать содержимое котла. Рядом с ним стояли ещё двое. Один – тот, что умудрился точить меч в салоне автобуса, светловолосый, худощавый и чрезмерно активный даже в разговоре со своим собеседником, коим оказался улыбающийся во всё лицо лысый мужчина лет сорока, коренастый, но жилистый, с золотым зубом и татуировками на руках. Он напоминал мне преступника из отечественных сериалов, хотя такие ребята вряд ли имеют подобные исторические увлечения. Да и лицо у него было доброе и приветливое, а татуировки - славянского происхождения, коих на зоне вряд ли увидишь.

Мы познакомились. Лысый представился Володей из-под Киева, а светловолосый – Станиславом из Эстонии. Я протянул руку парню с чёрной бородой, представился ему, а он только робко ответил с необычным акцентом: «Пабло».

- Хех, этот с нами ни бельмеса, - ответил Владимир. – Толи с Испании, толи ещё из какой дыры.

Пабло будто бы понял, о чём говорит украинец, и взгляд его сменился с печального на злобный. Он ещё пару секунд сверлил им потенциального обидчика, но потом будто бы остепенился и продолжил помешивать содержимое котелка.

- Правду я говорю, придурок? – поинтересовался у Пабло Станислав.

- О, si, si! – заулыбался чернобородый. Мои новые знакомые рассмеялись, а мне почему-то было совсем невесело. Я чуть было не взбесился, но меня перебил подошедший к костру высокий сухой светловолосый мужчина. Ну прямо настоящий ариец, тут же подтвердивший своё происхождение:

- Ist das Essen fertig[1]?– спросил он.

- Я-я! - ответил Стас. – Переведи, что еще пару минут, и готово, - обратился он к Виктору. Любовски послушно и весьма ловко перевёл на немецкий фразу Станислава, после чего ариец ушёл в дом, что-то бормоча и поглядывая на часы. Да уж, тут у всех свои странности, как я погляжу!

Над костром повисло неловкое молчание. Только Стас всё ещё улыбался, а Пабло продолжал с отрешённым видом мешать похлёбку, ударяя огромным половником о стенки котла. В этой ситуации только у него было оправдание к молчанию, хотя напряжение, которое испытывал молодой испанец, исходило от него за версту. Ему, наверное, сейчас сложнее всех нас. Мало того, что языковой барьер ещё только предвещал сыграть с ним злую шутку, так и вовсе этот славный малый был другой, слишком далёкий от нашей культуры.

Но поток моих мимолётных мыслей перебил Владимир:

- Может, пойдём пока в доме протопим? – предложил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – А то чё-то холодно.

- Пошли, - к удивлению для самого себя ответил я.

Наверное, мне просто не хотелось сидеть на месте, а если точнее, то я вообще ничего не хотел. Попав в компанию своих соперников, я как будто бы вновь окунулся в атмосферу города. Именно соперничество делало его таким местом, где всё к тебе безразлично, а на твоё несчастье будут смотреть с радостью и животным наслаждением, требуя продолжения этих мучений и унижения. И я бежал от этого, пока хоть как-то мог, чтобы подольше не видеть свою группу, какой бы хорошей или плохой она не была.

Однако придя вслед за Владимиром к нашему домику, я обнаружил, что дрова уже были наколоты, и работы для меня теперь, кажется, не найдётся.

- Это всё организаторы принесли, что б их… - заметил украинец, указав на кипу дров около печки. – Совсем работы не оставили, - будто бы прочитал он мои мысли.

После этого Владимир начал укладывать дрова в печурку. Я аккуратно, чтобы не мешать ему, открыл трубу и подошёл к столу, сняв у входа обувь.

В комнате было весьма светло - здесь повсюду горели свечи, даже на печке и в настенных подсвечниках. На столе уже лежал коробок спичек, пластиковая посуда, хлеб в хлебнице и прочая еда, и, что самое удивительное, стоял скромный букет полевых цветов в стеклянной вазочке. Кажется, приём здесь и правда на высоком уровне, недаром - международный турнир…

Однако меня это совсем не успокаивало и не радовало. Я только ещё больше начал переживать, как буду завтра выступать и смогу ли я хоть сколько-то соответствовать уровню международных профессионалов… Ох нет, у меня ни шансов! Только бы теперь не опозориться – и то ладно.

- Дай спички, - вывел меня из транса Володя.

Я не растерялся, и вскоре дрова в печурке затрещали на весь дом. Ох, и что это на меня нашло? Я так много нервничаю в последнее время, по поводу и без. Видимо, я очень устал от этой городской рутины. Она высасывает меня изнутри, не давая мне покоя, да и история с моей девушкой и другом... Хорошо, что Владимир вмешался...

А он тем временем сидел на лавочке перед печью и смотрел, как разгорается огонь. На его лице играло пламя, а от лысой головы постоянно отражался свет, отчего казалось, что украинец - это застывшая у печки восковая фигура, покрытая лаком. Но вдруг Владимир задал мне вопрос, и образ его манекена пропал из моего сознания.

- Ну, что делать будем?

- В смысле? – не понял я.

- На идиота ты не похож, так что не валяй дурака, - сказал Владимир и подошёл ко мне в упор, чтобы стоять со мной лицом к лицу. Его лоб покрывали морщины, а карие глаза, казалось, были слегка затуманены, будто бы мужчина был слеповат. От него сразу же запахло свежим перегаром, как только он приблизился ко мне. Кажется, он недавно принял на душу. – Что делать планируешь, я спрашиваю, - грозно поставил вопрос Владимир, но тем не менее оставался совсем спокойным.

Я сперва, было, отступился, но прятать глаз не стал. Хотя запах перегара с металлическим оттенком резко отталкивал меня от человека.

- Что делать, - соревноваться, - ответил я. - Не для этого ли мы сюда приехали?

- Ох, ну естественно! А я то не знал! - возмутился Володя, разведя руками, и отошёл к печи. Опёршись на неё рукой и снова, только теперь уже стоя, уставившись на огонь, мужчина спросил: - С ними-то что будем делать? - кивнул украинец на дверь.

- Ничего.

- Как ничего? - не то, чтобы удивился он на самом деле.

- А есть смысл? Я не для того сюда приехал, - удивился я мыслям мужчины, тем не менее, в лицо мне уже ударила горячка волнения. Я понимал, к чему он ведёт разговор, и это было мне совсем не по душе.

- Ох, смысл есть, поверь мне! - но мужчина своей речи не закончил. В двери вошёл другой незнакомец, и Владимир, обернувшись на него, заметил лишь: - А, это ты...

- Руслан, - сразу протянул мне руку вошедший.

Он напомнил мне огромный шкаф с руками и ногами, и даже я, будучи не малых габаритов, чувствовал себя рядом с ним неуверенно. Широкоплечий шатен с неприметным лицом и короткой стрижкой вызывал у меня одновременно и восторг и опаску. Мало того, он был на полголовы меня выше, отчего смог войти в дом только нагнувшись. Да уж, даёт же природа кому-то силу!

Но пообщаться с Русланом и договорить с Владимиром мы не успели. На улице монотонно забил колокол, и мы, встрепенувшись от неожиданности, оперативно вышли из избушки. А там!... За огромным столом, покрытым светлой скатертью, уже восседала добрая половина участников. Белый тент над ними беспокоился на ветру, но его шум не мог заглушить радостных криков и счастливых оваций в честь праздника большого турнира. Вокруг главного стола для участников, к которому нас пригласили, стояло ещё множество других столов, за которыми сидели гости. Моя же группа восседала в середине главного стола у котла, около которого ещё совсем недавно трудился над ужином Пабло. Только сейчас вместо него с огромным черпаком в руках орудовал Станислав и разливал в большие глиняные миски горячую похлёбку. М-м-м, я чувствовал её ароматный запах от самого порога нашей избушки! Я и не думал, что за всё это время так проголодался!

Однако трапезничать все пока не спешили. Половина участников ещё носилась с котлами по лужайке, организаторы расставляли миски и кружки, а гости были заняты какими-то своими делами. Я же лишь аккуратно присел между Русланом и немцем и смотрел на тех, кто сидел напротив меня. Больше всего меня беспокоил Володя и наш с ним незаконченный разговор. После него украинец, казалось, был сам не свой, не найдя со мной взаимопонимания. Зато вот со Стасом он его, кажется, нашёл. Светловолосый, худой как щепка парень, чем-то даже похожий на нашего немца, не отходил от Володи ни на шаг, да и Владимир, как мне казалось, и сам был не прочь поболтать с эстонцем, разве что сейчас находился в какой-то отрешённой задумчивости и постоянно пилил меня взглядом. Но я не отворачивался, а просто равнодушно смотрел на него в ответ, потому как давать слабину перед ним мне никак не хотелось.

Но продлилось всё это не долго. Очень скоро уже над всеми тарелками заклубился ароматный пар, а бокалы наполнились свежесваренным мёдом. Красота! Когда всё уже было готово и добрая часть гостей уселась на свои места, вновь ударил колокол, и слева во главе стола появился организатор. Коренастый мужчина отчего-то был недоволен, но, подойдя к столу, он как и днём смазливо улыбнулся и произнёс свою речь:

- Друзья! Гости! Участники турнира и их семьи! Сегодня! Мы празднуем начало нашего славного мероприятия, но это не просто турнир. Для кого-то он станет испытанием на прочность, для кого-то - шансом показать себя миру, а кто-то сможет открыть для себя дорогу в будущее, дорогу через прошлое, - заулыбался он ещё больше, радуясь, очевидно, своей красноречивой метафоре. - В любом случае, каждый найдёт в этом турнире что-то своё, но не только! - поднял мужчина вверх указательный палец, требуя внимания. - Кроме того и мы, организаторы, и лично я сам, не будь я Гварцем Ван-Галлом, найдём что-то особенное в вас! Поэтому я заявляю, что кроме основного приза мы будем разыгрывать свой приз от организаторов турнира!

Все радостно закричали, но Гварц попросил один раз ударить в колокол и воины за нашим столом замолчали.

- Ну что же. Этот приз мы вручим лучшему из лучших, на наш взгляд, из тех, кто по каким бы то ни было причинам проиграет в турнире, но покажет себя молодцом на протяжении всех испытаний и не только! А может, лучшим из лучших окажется и сам победитель, кто знает! Так что помните, друзья! Никогда не отчаивайтесь и идите навстречу своему долгу, превозмогая не только трудности, но и самого себя! А сейчас пришло время пировать! За наш большой турнир! - поднял бокал повыше Ван-Галл и все как один встали за нашим огромным столом. Воины и гости радостно закричали "УРА" и зазвенел мёд в наших кружках от ударов и криков. Все чокались и кричали, пускай даже на своём языке, но так искренне и беззаботно, что я, крича и чокаясь вместе со всеми, забыл все свои волнения и печали, забыл о всех предрассудках общества и его болезнях, забыл о переживаниях и той боли, коей было наполнено моё сердце в последнее время, и просто предавался этому общему чувству восторга и безграничного счастья.

Но не успели мы сесть, как позади меня и со всех сторон заиграла музыка. Свирели, дудки, барабаны и бубны, всё смешалось в единую мелодию, а крики переросли в гомон, беседы и звон стучащих ложек. Я ел и веселился от души. Даже Володя уже смотрел на меня без задних мыслей, и мы с ним, как ни в чём не бывало, чокались и выпивали мёд, вздымая кружки над головами вместе с нашей группой.

Всё было так прекрасно! Еда была вкусной и сытной, разговоры - душевными и позитивными, а музыка - весёлой и загадочной, как сама древность! Все кругом пили, ели и травили смешные байки, заслушиваясь которыми я, порой, терялся во времени и пространстве. Под конец часть охмелевших воинов вышла плясать со своими супругами, девушками и друзьями. Кто-то падал, вытворял смешные трюки и подыгрывал музыкантам на собственных инструментах, отчего мы смеялись до слёз и глаза наши блестели искренней игривой радостью. Не было в этом вечере ничего, что могло бы его осквернить и испортить! Не было, пожалуй, и дня в моей жизни, такого же счастливого и весёлого, как этот!

Застолье продолжалось несколько часов. Все вокруг пело, плясало, играло и хмелело. Правда, с последним я не особо дружил, поэтому выпивал только символически, опустошив лишь пару кружек мёда. Я так и не встал со своего места, и только Владимир постоянно бегал проверять печь. Мы болтали всей группой, и как оказалось, немец (его звали Меинхард) тоже чуть-чуть понимает по-русски, а Руслан, похоже, хуже знает русский, чем немец. Мой соотечественник оказался совсем недалёким парнем двадцати пяти лет от роду. Но я почему-то был уверен - ратному делу он обучен что надо, так что ухо надо держать востро.

 Ну а после ужина, потихоньку-помаленьку, счастливые и наевшиеся до отвалу воины начали расходиться, убирая тарелки в огромный бак, стоящий у стола справа, напротив Гварца Ван-Галла. Удивительно, но организатор сидел до последнего, постоянно беседуя с подходившими и подлизывающимися к нему участниками. От этой картины меня воротило, как и немного от самого вида Гварца, но я чаще смотрел на тарелку и на свою группу, которая всё больше и больше мне нравилась.

Однако когда я пошёл на боковую, Владимир сразу же отправился следом. Это очень напрягало меня. Мне совсем не хотелось портить себе такое чудесное настроение и продолжать с ним разговор на заданную им тему. Однако с нами пошёл Пабло и Руслан, и мне стало как-то поспокойнее. Войдя в дом, я взял свой медицинский учебник, старенькую анатомию, которую я любил освежить в памяти, так, чисто для себя, и сразу же отправил его наверх, к себе на койку. Там как раз был подсвечник и я планировал перед сном почитать немного, чтобы чуть-чуть успокоиться перед предстоящим соревнованием.

Но пока в комнате было темно, свечи давно были потушены, и Пабло, взяв огонь от углей в печи, начал разносить его лучинкой по дому, то тут то там оживляя маленькие красные огоньки. Я залез к себе наверх и, чиркнув зажигалкой, зажёг свечу. Мигом мою скромную обитель обдало теплом, и я приготовился погрузиться в чтение большой и познавательной книги. Мечта стать хирургом толкала меня таскать анатомию за собой во все поездки, и сегодня она как-никак была кстати.

Как оказалось, подо мной на нижней койке занял место Руслан, а в самом дальнем углу, почти напротив, – Виктор и Меинхард. Они пришли через пару минут после нас. Рядом же с нашей кроватью на нижней полке лежал огромный синий рюкзак. Только Владимиру, который перекинул его на верхнюю полку, судя по всему, рюкзак не принадлежал. Украинец взял из-под стола свою поклажу и положил её на нижнюю койку.

- Цел будет… - сказал Владимир себе под нос и начал разбирать свой рюкзак. Однако когда Пабло подошёл к нашей койке, так и не осветив дальний угол напротив, он заметил, что его драгоценные пожитки исчезли. Сперва на его лице прочитался испуг, после которого испанец затушил лучинку, затем успокоение, когда Пабло глазами нашёл синий рюкзак на верхней полке, а затем… Затем Вы и сами знаете.

Секунд десять Пабло смотрел на Владимира в надежде на то, что тот образумится. Но Володя даже ухом не повёл, а наоборот, только ехидно улыбнулся и продолжил разбирать свои вещи. На ломаном английском Пабло, хмуря брови, попытался заставить украинца вернуть его вещи на место.

- Хм, - ухмыльнулся Володя. - И что ты мне сделаешь? Пойдёшь наябедничаешь организаторам? - улыбаясь во всё лицо спросил украинец.

Однако Пабло не захотел терять самооценку и посмел возразить, удивив всех присутствующих:

- Я очень плохо знаю русский, - с заметным акцентом сказал он. - Но я не так глуп, чтобы понимать, что происходить. Придурок, - произнёс он последнее слово, передразнивая Станислава, когда они стояли около костра.

- Что ты сказал... - вскричал Владимир и замахнулся на Пабло.

- Так, слышь, успокойся! - окрикнул я, налившись горячкой, и бросил книжку, собираясь спрыгнуть вниз. Но Меинхард опередил меня и в последний момент подхватил Володю за руку и отодвинул его в сторону от Пабло.

- А ты не лезь, москалья рожа! - начал вырываться Вова и Меинхард чуть было его не упустил, но тут вмешался Виктор и он вместе с немцем посадил Владимира на чурбак. - Тебя никто за язык не тянет...

- Эй, ты мне тут земелю не обижай, хохол... - начали заступаться за меня снизу.

- Спасибо, Руслан, но не стоит... - сказал я, но было уже поздно.

Вова дважды попытался встать, поливая при этом Руслана и меня грязью, но немец и поляк хватали его за плечи и сажали обратно. Я лишь взял в руки книжку и деловито уставился в неё, будучи, конечно, не в состоянии сейчас что-либо читать. Когда поток матерщины почти иссяк, я отвёл глаза от книги и спросил у украинца:

- Это всё?

- Хух, да... - на моё удивление спокойно ответил Владимир, опустив голову и проведя по лысине рукой.

- Устроили тут балаган, понимаете ли... - пробубнил Любовски и деловито лёг на свою постель, положив ногу на ногу и запрокинув руки за голову. Но Меинхард посчитал нужным остаться на своём месте, чтобы придержать, если что, украинца.

- Нет, нэ всё! - воскликнул стоящий всё это время на одном месте Пабло. - Пускай вернёт всё на место, как было...

- А не пошёл бы ты... - начал говорить Владимир, но тут в комнату ввалился Стас прямо в обуви и воскликнул:

- Вай! А у вас тут весело, как я погляжу!

- Да, идэот, - сказал ему серьёзный Пабло, с трудом выговаривая последнее слово.

- Хм, - лукавой пьяной улыбкой ухмыльнулся эстонец в ответ. - И это ваше гостеприимство!? Володь, это его этот зануда научил? - спросил чуть-чуть пошатывающийся Стас у украинца, бесцеремонно тыкнув пальцем в мою сторону. - Ах-ах, а ты хорош, русский! Смешно, смешно, да...

- Нэ смэшно, - с таким же твёрдым лицом заявил Пабло. - Верни мои вещи вниз! - приказал он Владимиру.

Тот встал, но немец машинально его придержал. Я от греха слез с верхней полки и теперь стоял между Пабло и Вовой.

- Убери свои... лапы... - сквозь зубы процедил Владимир, встав наконец с чурбака.

Подойдя к койке, он взял с верхней полки синий рюкзак Пабло и, с максимально наглой улыбкой произнёс:

- Ты просил вниз, - сказал Володя и отпустил рюкзак с высоты верхней полки. Рюкзак с шумом ударился об пол. - Прошу...

- И-дэ-от! - закричал Пабло, набросившись на украинца. Очевидно испанец не знал больше ругательств по-русски, но для того, чтобы оценить, в какой ярости он был, достаточно было взглянуть на него и никакие слова уже были не нужны.

Но я для этого и спустился вниз. Пабло так и не достиг своей цели. Я сильно, но не жёстко оттолкнул его назад. В этот же момент разъярился и Вова, и теперь я хотел его, как и Пабло, оттолкнуть влево.

Но не тут-то было. Наконец, Владимир получил то, чего так хотел, и слегка, но с удовольствием съездил мне по подбородку. Меня немного откинуло в сторону, но Руслан, у которого всё это время руки чесались, прописал Вове ответного в лоб, заставив того непроизвольно снова сесть на чурбак. Руслан было хотел продолжить, но я лёгким толчком усадил его обратно на постель. Меинхард вновь придержал украинца, параллельно отражая его яростные удары, а я, остановив идущего к Вове начавшего кричать что-то на испанском Пабло, воскликнул:

- Да вы оба идиоты! Будь у меня нижняя койка, Володя, я бы тебе её отдал, мне не жалко, но! Ты даже не попросил! Почему? Да во-первых потому, что тебе здесь, видимо, заняться нечем?! Ты сюда приехал сражаться как мужчина, или строить подлости соперникам как крыса? Соревноваться, или играть в Санта-Барбару? Ну а во-вторых, они ведь и сами этого хотят, чтобы мы тут грызли друг другу глотки! Неужели у вас не хватает мозгов, чтобы понять это, а? - смотрел я то на одного, то на другого. - Не хватает - переубивайте тут друг друга, я больше вмешиваться не буду, но и вмешивать себя в это безрассудство не позволю!

После этого я залез к себе на полку и уже оттуда продолжил:

- Я думал, что приехал на международный турнир, и люди, которые здесь собрались, должны быть хоть чем-то его достойны. Я боялся, что в силу своей молодости и неопытности окажусь здесь интеллектуально безграмотным... А оказалось, что я живу не с элитой исторического фехтования, а на помойке?

- Слышишь, эй, ты чё говоришь? - возмутился снизу Руслан.

- Я говорю это всем, даже тем, кто в этой потасовке не участвовал. Потому что я не собираюсь кого-то порицать, а кого-то нахваливать. Мы всё равно все здесь соперники, и почти все из нас приехали сюда не за дружбой. Но и не за войной. Все приехали сюда за собственной целью, и добиваться её так, как это делают некоторые из нас, неприемлемо. Если хотите, то это рискованно, аморально, затруднительно и портит нервы. Может, хоть один из этих аргументов вас остановит в этом безумии!

- Зачем обобщать? - спросил Руслан. - Ты дурак, я ж за тебя заступался!

- А я тебя и не просил, - заметил я.

- Но я же патриот, и обижать соотечественника не позволю!

- Спасибо, конечно, но ты ещё и идиот, если считаешь, что патриотичность выступает в приоритет над самим человеком. Если бы не Владимир бы так поступил, а я, ты бы меня ударил?

Руслан задумался.

- То-то же. Извините, ребята, я не хотел никого обидеть, - сказал я, взмахнув рукой, и лёг навзничь, уставившись в тускло освещённый потолок. - Просто ваши хохлы, москали, пшеки меня уже задрали. Пока не признаете, что в мире есть русские, украинцы и белорусы с немцами - так и проходите сами "фрицами" да "москалями". Думаю, это тоже послужило поводом всего этого балагана. А всё остальное, если задуматься, вытекает оттуда же. Подумайте как-нибудь на досуге - это бывает полезным. У меня всё, спокойной ночи. И ещё удачи завтра, всем нам.

- Хех, это ты тоже всем говоришь? - усмехнулся снизу Руслан, и его голос, когда я лёг, слышался мне уже каким-то эхом.

- Да. Пускай удача будет у всех нас, тогда победит действительно сильнейший. Просто давайте проявим себя завтра достойно, а не так, как сегодня.

Я был удивлён самому себе. Обычно я не лезу в конфликты и стараюсь молчать... Да что там, я всё время стараюсь молчать, а тут... А тут вся злоба и ненависть к этим общественным предрассудкам, к националистам и в то же время космополитам, к сторонникам войны и к сторонникам мира вылилась в мой яростный монолог, который копил слова внутри меня уже не первый месяц. Мысли туманили и омрачали мой разум день за днём, раз за разом, каждую ночь и каждый день и всё это превратилось в какой-то ад. Всё кругом казалось мне таким серым и безвыходным, что даже тренировки уже не приносили мне радости. В мире просто не осталось мест, куда я мог бы сбежать от общества и рутины, кроме отчего дома и этого ненавистного турнира. После столь замечательного вечера я подумал было, что всё налаживается и я оживаю. Сейчас, размечтался. Но... Но от этого скандала, который испортил столь прекрасный праздник, мне стало легче. Я выговорился, и теперь оставалось только с чистой душой надрать задницу в соревновании с теми слабаками, кто не в силах победить себя самого ради своей же цели. Наверное, теперь у меня появился настоящий стимул для борьбы, ибо я хотел на деле доказать, что контроль над собственными убеждениями и предрассудками может привести к победе.

А тем временем в комнате повисла тишина. Ребята немного помолчали, а потом зашевелились. Стас начал бегать туда-сюда из дому, то разговаривая с кем-то под окном, то продолжая наполнять свою кружку не пойми откуда взявшимся мёдом. Руслан и Виктор начали раздеваться и готовиться ко сну. Володя встал с чурбака, хотя Меинхарда это немного насторожило и он пока от украинца не отошёл.

Владимир поднял синий рюкзак с пола и положил его на нижнюю полку, после чего начал собирать свои вещи.

- Нэ надо, - сказал Пабло и, отряхнув свой синий рюкзак, закинул его на верхнюю полку. - Спи.

- Хм, спасибо, - лукаво, но всё-таки искренне, что читалось по его глазам, ответил Владимир.

Только вдруг... Вдруг что-то зашевелилось над Виктором, и тот изумлённо отскочил в сторону, готовясь, было, уже лечь на кровать. Дерево скрипнуло и на пол спрыгнул высокий смуглый мужчина с родинкой на щеке и большим горбатым носом. Черноволосый незнакомец, отдалённо похожий на цыгана, и сам был одет в чёрную водолазку и штаны, и всё это время лежал незаметно в углу, который Пабло так и не успел осветить.

- Доброй ночи, - немного улыбнулся незнакомец и посмотрел в лицо каждому из участников. - Извините, что не заявил своего присутствия сразу. Я являюсь одним из организаторов турнира и буду сегодня следить, чтобы ничто не волновало ваш сон, а также за тем... - запнулся он. - Чтобы вновь не возникло подобных конфликтов. Но в этот раз я не хотел вмешиваться, ибо всё и без того благополучно разрешилось, - сказал организатор и посмотрел при этом на меня. Все мы, участники, продолжали на него изумлённо пялиться. - Не переживайте, я просто полежу здесь на верхней полке и прослежу, чтобы до утра всё было спокойно. Если не верите мне, то можно обратится к Гварцу Ван-Галлу и он подтвердит мою личность... Ситуация вышла неприятная и по правилам турнира я бы должен был исключить Вас, - посмотрел организатор на Владимира. - И Вас, - посмотрел он на Руслана. - Но раз уже всё обошлось и все живы-здоровы, то предлагаю замять эту неловкую историю. Но при одном условии - позвольте мне осмотреть пострадавших и их травмы, чтобы не возникло никаких проблем ни с их здоровьем, ни с проведением соревнований. Никто не должен знать о нашем маленьком секрете, а то я буду вынужден дисквалифицировать вас.

После этого все с изумлённым видом начали расходиться. Организатор бегло осмотрел недовольного процедурой Владимира, а затем подошёл ко мне.

- Так, подвигайте челюстью... Всё хорошо? - спрашивал он, осматривая со свечой в руке мой подбородок.

- Да.

- Да, Вы правы, кажется, всё в порядке. А Вы молодец, - добродушно улыбнулся мне организатор и отправился к себе на койку.

- Ага, хорош москаль! - съязвил пьяный Станислав, услышав сказанное.

- Иди ты спать, а! - разозлился Виктор. - Во расходился!

- Хи, молчу, молчу! - улыбаясь прикрыл рот руками Стас и кое-как залез на свою койку, пару раз чуть не упав с неё вниз. За вечер он успел "набегать" себе ещё парочку стаканчиков спиртного, и, судя по всему, чего-то более крепкого, нежели простой мёд.

Организатор потушил все свечи, и хижина погрузилась во тьму, как и я, провалившись в глубокий сон от усталости и волнений. Я лишь услышал напоследок, как скрипнула в последний раз кровать организатора и мирно захрапел Виктор где-то внизу. Всё кругом успокоилось и утихло, будто бы даже природа за окном готовилась к предстоящему соревнованию. Завтра будет новый сложный день.

[1] -Готов ли ужин? (нем.)

[Серый странник]

Скоро скину проду, а потом буду заниматься ПВЧН, во как!

[Серый странник]

Ну, не знаю, интересно или нет, но вот продолжение. Здесь начинается завязка основного сюжета, которая, тем не менее, оставляет немало вопросов.
Судите как есть, ибо в отличае от "Путь в чистые небеса" эта книга идёт сложнее. Здесь больше сложных предложений и описаний, и всё такое новое, непривычное, так что если кто-нибудь не полениться и прочтёт, укажет на ошибки, то я буду крайне благодарен таком другу-рэдволльцу. В общем - смотрим:
ссыль на док в ворде: https://vk.com/club57630193?w=wall-57630193_528%2Fall

 

4.

Заточный Урутдур. Около года назад...

Темнота. Темнота окутывала всё вокруг своей синевой, которую не превращали в кромешную чёрную мглу только тусклые блики от огня, что отплясывал на редких факелах. Стоя в абы как прикрученных к пещерным стенам подставках, они очень робко боролись с могильным холодом старинного подземелья. Эти факелы не давали синюшной темноте превратиться в окончательно беспроглядную черноту, создавая мнимое подобие удобства и комфорта. А оно-то покинуло это место не менее пяти столетий назад. Впрочем... когда это огромные подземные склепы располагали удобством и комфортом? Здесь всё было только для мёртвых, но не для живых. Однако что отличает живых от мёртвых? Настырность, с которой жизнь лезет всё дальше и глубже, вперёд, на рожон, неся за собой суету и хаос. Вот и до сюда она добралась, перевернув всё вверх дном и устраивая в склепах свои собственные порядки.

Сотни лет в этих залах была слышна только лишь тишина. Редкая капля талой воды упадёт на каменистый пол, редкая мышка, что провалилась сюда ненароком, пробежит по коридорам огромного мёртвого царства. И лапы её застучат по холодному камню, будто поступь воина в тяжёлых доспехах, только вот мёртвым уже всё равно.

А нынче… а нынче всё уже было не так. Беспокойство пришло в этот уснувший в веках загробный мир. Для него это явление оказалось весьма необычным. Уже не было и родни тех бесстрашных воинов, что покоились сейчас здесь, и уже некому было приносить цветы и дары к запечатанным дверям древнего склепа. Некому было вступиться и уберечь от разбойников и бродяг это место, поэтому те, порой, обустраивались у самого входа в покои, распространяя беспокойство на мёртвые души. Наверное, даже покойники уже к этому привыкли, но в этот раз ни в огромном вестибюле, ни в коридорах верхних этажей, а в самой древней и глубокой части склепа процветала жизнь. И в этот раз она обосновалась здесь надолго.

Однако распечатывать гробницу для жизни в глубинах совсем не пришлось. Пожалуй, нет места лучше, чтобы скрыться от мира и всех тех, кто в нём обитает. Заметённая снегами старинная гробница, расположившаяся далеко на севере, забытая людьми – потомками бравых воинов, что покоятся здесь. Вход в неё запечатан, люди уже давно не живут в этих краях, а кругом, на много-много километров, только снег и лес... И страх перед мёртвыми, который только сильнее отталкивал путешественников и особенно любопытных людей от этого места и его проклятий.

Так уж заложено в человеке. Он боится всего неизвестного, всего, чего не в силах сам объяснить, и страх перед тем, что ждёт его за закрытой дверью гробницы, тому не исключение. Он отделяет бедняка от богатства, что находится в нескольких метрах от него за запечатанной дверью. Он разоблачает трусливых хвастунов, что, казалось бы, были готовы ради славы и признания ступить за оковы печати. Страх всё равно правит ими, продолжая презирать их желания. Однако были обречены на проклятие те, кто решался распечатать гробницу, или не были – наверняка никто не скажет, ведь их никто и не видел. Кто знает, может, они ходят и сейчас по холодной заточной земле Урутдура, сохранив свою тайну о том, что они повидали в подземных пещерах людских усыпальниц. А может быть, все они остались там же, с мертвыми навеки…

Кто-то говорит, что печать, сорванная со входа в гробницу, обрекает человека на несчастье. Кто-то говорит, что мёртвые разгуливают по своим подземельям и зверски пытают, а затем убивают всех тех, кто осмеливается войти в вечный храм пустоты и мрака в надежде на наживу. Есть лишь одно право, с которым живым позволено ступить на территорию мёртвого царства. Это смерть. Только похороны позволяют войти и, отдав все почести усопшему, живым и невредимым покинуть этот храм тишины и порядка. Говорят, что когда приходит время распечатать гробницу, то слышно как мёртвые шумят где-то в своих подземельях, расступаясь перед новыми гостями, преподнесёнными им самой Смертью. Из неосвещённых коридоров раздаётся тихий шёпот кольчуги, стук костей о каменный пол и давящая до безумия тишина...

Да, много легенд ходит о покоях людских усыпальниц, но все они нужны, наверное, не мёртвым, а живым. Память, честь, резервы сокровищ… Кто знает, для чего гробницы могут понадобиться потомкам усопших, но теперь-то они понадобились им как никогда прежде. И подобного применения им давно не находилось.

По старинным переходам, местами обвалившимся, местами ушедшими под воду, сегодня разносились шаги. Две фигуры в чёрных грязных плащах двигались от одного коридора к другому, проверяя их герметичность. Одна из них – поджарая, низкая, шла впереди, нервозно и резко отшвыривая полы плаща широкими шагами. Вторая фигура – длинная и худощавая, осторожно шла позади, опустив руки и голову вниз, немного пошаркивая ногами и опасаясь сделать лишнее движение, вдох или лишний раз убрать свой взгляд от мокрых сапог.

Сейчас фигуры двигались молча, потому как тоннель оказался затоплен как раз по пояс, и люди были сосредоточены на водной преграде. Лишь пару раз низкорослый выругался, но больше он воздух сотрясать не стал, и только после того, как они с длинным дошли до очередного поста, молчать уже было невозможно.

- Командир, генерал Ван-Галл… - обратился к низкорослому молодой черноволосый солдатик, наспех приводящий себя в подобающий вид и, не успев натянуть шлем до конца, так и оставил его на своей голове висящим набок.

- Что у вас? – раздражённо спросил Ван-Галл.

- Всё… - молодец не то чтобы опасался – его трясло. Дрожь, что вместе с холодом подземелий и страхом перед командиром только усилились при приближении Гварца Ван-Галла, стала вдруг такой сильной, что у парня затряслись и руки, и губы и даже шлем, съехавший на его голове. Однако, пробуравив свои сапоги глазами и, очевидно, найдя в них чуточку мужества, парень резко поднял голову, сделал серьёзное лицо и доложил:

- Операция по обрушению прошла неудачно, командир. Двое наших осталось по ту сторону завала.

- А раскопать им лазейку было не судьба? – поинтересовался Гварц таким голосом, что было уже очевидно – гнев его нарастал.

- Поздно, командир, - трясущимися губами прошептал солдатик, которому казалось, что даже мощный доспех его теперь не спасёт.

Ван-Галл молча оттолкнул мальчишку, звякнув железными наручами по его доспехам, отчего у солдата сердце ушло прямо в пятки. Однако генерал направился к месту завала, оставив паренька отходить от пережитого стресса. И только тощий и высокий спутник Гварца словно тень проследовал за своим командиром, бросив растерянный взгляд на солдата и тут же сделав его серьёзным, отчего паренёк так и не понял, бояться ли ему или успокаиваться.

Пройдя вверх по лестнице, Ван-Галл и его спутник завернули за угол в новый коридор и услышали неистовые, жуткие крики несчастных… Стены с резными старинными узорами уходили в неизвестность каменного завала. Всё вокруг было ярко освещено факелами, стоящими в подставках и висящими на стенах. Около свежего завала стояло несколько таких же солдат, как и тот, что встретил путников на подходе к лестнице. В их растерянных и испуганных лицах читалась безысходность, которая с появлением генерала чуть было не превратилась в панику. По эту сторону завала был слышен только треск огня, а по другую… Открой хоть кто-то из солдат рот и несчастных, отделённых от оставшихся по эту сторону каменной преградой, почти что не было бы слышно в эхе подземелий. В коридоре на другой стороне завала кричали люди… Крики их были наполнены ужасом и неимоверной болью, порой срываясь и переходя на бешеный хрип и свист, от которого кровь стыла в жилах. Было слышно, как люди молотили чем-то о камень, как их порывы предсмертного безумия разливались по бесконечно спокойным коридорам. Но нет, сие была не паника, сие были крики боли и страдания, доходящие до неистовства, до тех границ, что мог бы извлечь из себя человек.

Однако всё это закончилось так же быстро, сколь громок был крик тех бедняг, что остались по ту сторону коридора. Крик завершился стихающим хрипом сперва одного, а затем и другого солдата, после чего в подземелье воцарилась мёртвая тишина… Что бы там не происходило - солдаты были обречены.

Гварц Ван-Галл, прослушав весь этот ужас, тем не менее, выглядел не столь подавленным и растерянным, как его подчинённые. Он, скорее, стал ещё более гневным, нежели сочувствующим, отчего на лицах солдат читался сильный, стойкий и надёжный испуг.

- И долго они там надрывались?

- Около часа, - ответил Гварцу пожилой мужчина безо всякого сожаления. Он вышел из маленькой комнатушки, что расположилась в конце коридора позади генерала. В пожилом старце с седой бородой, одетом в фиолетовую мантию, Ван-Галл узнал их главного подрывника подземелий. – Им ничем нельзя было помочь…

- Я это и без вас знаю, - огрызнулся было Гварц, но из-за неуважения к старости, которое он вдруг выкинул, сам же и остепенился. Эта неловкая ситуация и произошедший инцидент заставили генерала и его тень пулей выскочить из коридора и направиться вниз по лестнице. Осмотр был закончен и не на самой лучшей ноте.

- Оставить двойной пост в тоннеле, - лишь процедил Ван-Галл сквозь зубы и побежал по ступенькам, огнём полыхая от ярости.

Вернувшись на лестницу, генерал и его тень спустились ещё на ярус ниже и направились вперёд по тёмному коридору. В шагах Гварца прибавилось ярости, а долговязый будто бы наоборот посмелел и вышагивал вперед, подняв голову, однако разговор начать побоялся.

- Теперь ты видишь, Мракорд, что медлить нельзя, - сказал на удивление спокойным голосом Ван-Галл. – Так мы только потеряем людей в этих завалах.

- Значит, Вы думаете, что этих несчастных завалило? – искренне удивился рослый астеник.

- А разве нет? – начал раздражаться Гварц.

- Но генерал, мёртвые…

- Неужели ты веришь в эту ерунду, Мракорд?!

- А что остаётся делать, право! А как же пропадающие постовые, как же уже третий подобный случай при обвалах? Разве не для этого мы заваливаем коридоры?

- Мы делаем это для того, чтобы обезопасить себя, в первую очередь, от внешней угрозы, - вскрикнул Ван-Галл. – Никто не должен попасть в это место через гробницу.

- А как же вентиляционные шахты в южной части?

- Это чтобы мы могли убраться отсюда, тупица! – возмутился Гварц. – Ты видел эти шахты?! Их не так-то просто заметить снизу, без наших же лестниц к нам никто не пролезет. К тому же там установлено усиленное круглосуточное дежурство, что тебе ещё надо?

После этого долговязый Мракорд замолчал и они с генералом продолжили путь молча. Вскоре почувствовался холод, послышался плеск воды и две фигуры в плащах вышли на одно из самых красивых мест этого подземелья. Огромная ледяная впадина, казалось, абсолютно ровным цилиндром обступала мост, по которому Мракорд и Ван-Галл двигались к нижним этажам. Сверху склоны пропасти выходили почти на поверхность земли, если бы не ледник, который застыл над ней полупрозрачным куполом. Из-под его широкоплечих ледяных краёв огромным водопадом низвергалась прямо вниз талая вода. Там, внизу, её принимало в свои объятия маленькое озерцо и вытекающая из него подземная речушка, скрывающая в небытии пещер свои устья.

Конструкция древних казалась грандиознейшей! С каждого этажа в просвет пропасти выглядывали чёрные арки проходов. Некоторые из них были огорожены обледеневшими резными перилами, а некоторые выступали над пропастью, спирально закручивались по стенам, соединяя переходами несколько помещений. Окромя того ещё четыре моста, расположившиеся в разных плоскостях и на разных высотах, соединяли противолежащие провалы тоннелей между собой, и вся эта древняя конструкция, не смотря на оледенелые переходы и пятиметровые ледниковые сосульки, выглядела на удивление устойчивой и прочной. Да, место было подобрано что надо!

Мракорд, который во время перехода беспрестанно пялился по сторонам, никак не мог привыкнуть к красоте этого огромного помещения. Он было хотел ответить своему командиру, но завораживающие покои выбили у него из головы все мысли, и только снова войдя в полутёмный провал пещеры долговязый Мракорд, успевший забыть все подробности последнего разговора, пробубнил себе под нос:

- Странно - всё наверху замёрзло, а здесь водопады. Хоть и небольшие, а всё же...

- Может, тебя побеспокоят более важные вещи? - ехидно огрызнулся Ван-Галл.

- А я вот всё думаю, как же мёртвые… «живут»… - задал вопрос Мракорд, пустившись во все тяжкие и, кажется, совершенно потеряв страх перед генералом Ван-Галлом.

- Что? – переспросил его злой Гварц, услышавший то, что, вероятно, ему не стоило слышать.

 -Ну как же… у мёртвых ведь сгнили органы, сгнили мозги…

- В таком случае назови мне дату своей смерти, Мракорд, потому что где ещё ты мог потерять свои мозги я не знаю! – развёл руками Ван-Галл, но при этом даже не повернулся в сторону длинного.

Мракорд усмехнулся про себя. Ему показалось, что Гварц уже отошёл от переживаний и снова стал тем улыбчивым мужчиной, которого Мракорд знавал раньше. Только вот с назначением в генералы и поступлением в его распоряжение ещё одной, хоть и маленькой, армии низкорослый товарищ почти перестал улыбаться. Впрочем, это подтвердило себя тут же, когда путники ступили на широкую лестницу, ведущую вниз к большому круглому залу.

- Ты понимаешь, что нам нужно действовать немедленно, Мракорд!? – остановился Гварц и посмотрел на своего высокого сопровождающего.

- Да, мой генерал! – ответил долговязый, предполагая самое страшное.

- Мы каждый день теряем солдат попусту, а твоя башка забита какими-то восставшими мертвецами! – прикрикнул на Мракорда Гварц и продолжил движение, где-то в душе махнув рукой на своего бестолкового подопечного. Он знал - если Мракорд увлечён какой-то новой ересью, то пока он её не обдумает до конца добиться от него чего-то полезного невозможно.

Пол в коридоре на спуске вдруг резко обрывался и проваливался в небытие. Это сгнившие перекрытия не удержали лестницу и рухнули на этаж ниже. Впрочем, туда путникам было и нужно. Ван-Галл прямо в порыве злости спрыгнул вниз, хотя высота была и не малой. Мракорд же аккуратно спустился по наспех сплетённой на днях кривой верёвочной лестнице.

- Сам Великий возложил на нас эту задачу и мы должны начать решать её сейчас! Прямо сейчас! – не унимался Гварц.

- А как же будущее, ведь попасть в него не так просто… - опасливо отвечал Мракорд, поняв тем не менее, что самое страшное всё же случится – ему придётся отправиться в путешествие.

- Да мне плевать на будущее! Без реализации нашей задумки у нас всё равно его нет!

- Но Великий же говори…

- Я знаю, что говорил Великий! – заерепенился Гварц. – Но нам нужен человек, нужен!

Наконец они прибыли на место. Им оказалась огромная круглая зала в которой повсюду горели факелы и жаровни. В стенах то тут то там виднелись провалы узких чёрных проходов. Посередине залы стояла огромная наковальня, вокруг которой выступали кольцами из земли резные камни, сплошь исписанные всевозможными текстами, рунами и знаками. Вдоль последнего кольца находились какие-то рычаги и механизмы, располагаясь симметрично относительно наковальни. За пределами этой грандиозной постройки вдоль стен пещеры стояли столы со всяким хламом, лежали мешки, ящики и доспехи с прочим арсеналом.

- Невозможно сейчас достать человека из будущего, - твёрдо заявил Мракорд, набравшись смелости и громко выдохнув. – Гварц, я это тебе как друг говорю. Для попадания в будущее необходимо…

- Неужели ты веришь, что это вообще возможно? – спросил Ван-Галл. - Идея Великого несомненно грандиозна. Путешествие во времени могло бы изменить наши перспективы, но без "ключа" эта легенда и вовсе превращается в небыль. Думаешь, найти человека из будущего реально?

- Да, мой генерал, я мог бы попробовать это устроить, - неуверенно признался Мракорд. – Только это очень и очень сложно. Придётся рисковать, ибо обеспечить попадание вновь в прошлое… Без "ключа" этого вообще невозможно добиться. Вернее, без него я не могу вернуться, а вот отправиться…

- Тогда отправляйся, - спокойно ответил Ван-Галл, пребывая в каких-то своих крепких раздумьях.

- Но командир, я ведь не смогу вернуться! Куда же…

- Да мне плевать куда ты отправишься! Его нужно достать хоть из-под земли! Из любого другого мира! Он нужен нам, нужен Великому!

- Но…

- Без «но»! Ты сперва найди мне подходящий мир для этого, а план у меня уже есть…

- Позволите… - взглянул Мракорд на своего друга, а ныне ещё и злого командира.

- Ах да, конечно… - и Гварц достал из вторых ножен, что висели у него на поясе, меч. Он был не короткий и не длинный, похожий на славянский или скандинавский, с широким долом, на котором красовалась странная рунная надпись. Меч этот, казалось, только вышел из-под кузнечного молотка - он блестел и переливался даже в бликах столь тёмного помещения. На окончаниях короткой золотистой гарды на тонкие штыри были нанизаны плоские коловраты, которые, казалось бы совсем бессмысленно, можно было раскрутить вокруг своей оси. В закруглённом навершии по самой окантовке, тоже отделанной золотом, сияли изумруды, а на макушке его блестел, слегка вдавленный внутрь, огромный рубин. Ван-Галл кинул эту, казалось бы, бесценную красоту Мракорду, а тот, ловко поймав её, как всегда начал с восхищением рассматривать чудесный меч.

– И ты это, прости меня, - добавил Гварц, пока Мракорд с по-детски наивным восхищением разглядывал оружие в своих руках. -  Я на пределе. Это назначение, эти задачи... Еще тогда, в этом проклятом лесу мы не могли с ними справиться, помнишь? А тут... смерть генерала Вагу́ра, поражение в битве да ещё "чудесная" миссия Великого - и все это разом свалилось на меня.

- Да, я всё понимаю, - наотмашь, будто бы не слушая собеседника ответил долговязый, продолжая рассматривать меч.

- Ну ты и свинья, Мракорд, - улыбнулся наконец-таки генерал.

- Хм, стара-а-аюсь! - самодовольно хмыкнул в ответ астеник и подошёл к длинному столу, на котором лежали горы всякой всячины. Хотя Мракорд и вправду был искренне рад, что Гварц всё ещё остаётся человеком в этих зверских условиях, и если генерал улыбается - значит всё ещё не так уж и плохо.

- Смотри ничего не перепутай как в тот раз, а то опять полетишь невесть куда… - закончил Ван-Галл и Мракорд начал копошиться в монетках, берестяных записках и прочей мелочёвке. Закончив с этим и набрав небольшой мешочек всякого барахла, высокий мужчина в плаще подошёл к наковальне и приступил к каким-то загадочным манипуляциям. Однако Ван-Галл этого уже не видел. Он отправился назад в коридоры старинного склепа в надежде что скоро он и его войска перестанут прятаться и гнить здесь вместе с мертвецами. Он надеялся, что справедливость восторжествует и над его головой будет такое же мирное небо как в детстве, которого несчастный Гварц Ван-Галл лишился много лет назад. А впрочем, это уже совсем другая история...

 

[Матиас Воитель]

Здорово! Я пока не буду читать, так как читаю ПВЧН, чтобы не перемешать в себе все события. Но ты продолжай, пиши!

[Серый странник]

К "Легендам Новернорта" (Оставленный в планах - первая книга цикла. Проект пока заморожен до окончания третьего тома "Путь в чистые небеса") сама собой написалась вещь, которую я давно хотел сделать. Это очень непростое сюжетное стихотворение. Пока не знаю, будет ли оно окончательным, но в целом я заключил в него то, что хотел. Без текста понять его, наверное, сложно, но может, у кого-то есть предположение, о чём идёт речь? Если в частности рассматривать каждое четверостишие, то оно свяжется в "нечто". Попробуете хотя бы разгадать, что это такое?) Жду ваших идей, друзья)

 

Конец - это только начало.

По-новой ступай на версту!

С друзьями, что смерть развенчала,

Сразись на вселенском Мосту

 

Идти не моги в одиночку

Дождись дорогих, не беги

Не час, и не день, и не ночку, 

И память о них сбереги

 

Умершие памятью храбрых,

Незнамые сгиньте навек.

Останьтесь обрывками хряплых

В умах прозябавших колек

 

Бок о бок напротив кручине

Несите веселую весть!

Останетесь верны дружине 

И вы, победившие смерть!

24.12.2022

[Серый странник]

Чёт предыдущий стих на тему Оставленного проигнорили, надо было в другую темку писать, со стихами, ну да ладно)

Зато у меня подъехал персонаж из этих историй! Сегодня расскажу вам немного о лисичке Айте из планируемого цикла "Легенды Новернорта" и "Герои Новернорта", сопровождая сие графическими фантазиями нейросети на эту тему) Постараюсь сокрыть прикольные сюжетные спойлеры)

Айта родилась глубокоооо на гиблых болотах в семье потомственной знахарки. По молодости та вышла замуж за одного бравого лиса, однако их брак приказал долго жить. Тяготы судьбы, выпавшие на плечи матери Айты, сделали старую лису-ворожею бездушной, даже злой, но в чём-то справедливой. Несмотря на это, её силы как "колдуньи" были весьма внушительными, отчего вкупе со своим характером злая лиса с болот носила у местных никем не оспоримое ярмо "ведьмы" или "тёмной, злой женщины". Такой лучше не переходить дорогу - сглазит, проклянёт, посмотрит не так и всё - пиши пропало: будет повал скота, родится раздор в семье, возьмёт болезнь. Тем не менее к старой колдунье шли за делом: приворожить, предсказать, наслать порчу... Конечно, пока отец Айты был с семьёй, все эти "дела" её матери сходили на нет или же были весьма безобидными, но после его загадочного исчезновения старая лисица уже не гнушалась ничем, чтобы урвать свой кусок хлеба или заработать. Даже своей дочерью, которой приходилось исполнять строгие и даже выходящие из ряда вон поручения матери.

Местные говорили о том, что отец Айты пропал совсем не случайно, а по причине ведьмачьих происков его жены. Никто не сомневался, что это она "убила" его своей порчей и колдовством, что тот сгинул где-нибудь на болотах после измены ей с другой женщиной или какой-то подобной истории, доходящей в слухах, порой, до абсурдного. Тем не менее, несмотря на то, что отец Айты был когда-то разбойником и дуралеем, в дочери своей он души не чаял. После её рождения он осел на болотах, воспитывал своё чадо в лучших традициях разбойничьих шаек, и тем не менее - никогда не обижал дочери без дела. Айта многому научилась у отца, порой и тому, чего девушкам учить не положено. Копья, стилеты, кинжалы, луки со стрелами превращались для Айты в игрушки, а отец, обучавший ими владеть, - в единственного друга, который мог быть у девочки на болотах. Она росла похожей на него, такой же худой, гибкой и проворной, не унывающей и целеустремлённой, как и молодой лис, встречавший каждый новый день и его удары с улыбкой.

Но в одно мгновение отца не стало. Сердце Айты будто бы остановилось, и девушка окоченела, полностью замкнулась в себе. Она предпочитала почаще молчать, поменьше улыбаться и побольше слушать.
Несмотря на ненависть к матери, Айта, будучи ещё девочкой, начала перенимать знания и навыки ведьмы-лисицы и потихоньку становилась похожей уже на неё. Холодная, молчаливая, бесчувственная и очень умная. Воистину дочь своих родителей! Однако некоторые события покачнули судьбу Айты снова, и в этот раз ей пришлось справляться с ними самой, без отцовского плеча и сурового материнского надзора...

Как-то так! Теперь уже точно можно обсудить этого персонажа и рисунки нейросетки) Мне лично очень многие изображения зашли, многие действительно похожи на Айту! А как Вы считаете, ммм?

P.S. Не буду озвучивать во всех эпитетах своё мнение по поводу нейросетей и работы художников, но побаловаться мне всё же захотелось немного) Давайте не будем устраивать срачей на эту тему, тем паче в этой теме, добро?) ?

#Оставленный #Легенды_Новернорта #Герои_Новернорта #Новернорт #Novernort #Айта #нейросеть #Midjourney