Меланхолический Кот

Я решил перевести один рассказ с англоязычного форума. Он простой, но как-то зацепил. Оригинал: https://redwallabbey.com/forum/index.php?topic=6272.0 – Гурби! А ну-ка вернись! Ежиха с трудом бежала следом за своим детёнышем. – Негодяй! Великие сезоны, я сдеру все иголки с твоей спины, если ты немедленно не остановишься! Продолжая бежать, она подхватила подол домотканой юбки. Наконец ежонок остановился на темневшей впереди полянке, с любопытством крутя головой. Ежиха, вконец запыхавшаяся, подбежала к нему. – Вот ты где! – она схватила сына и готовилась отвести его назад к их маленькому лесному жилищу. – Так, пойдём-ка… – Куда это вы собрались? Ежиха осеклась, увидев рядом с собой крысу, вид которой не предвещал ничего хорошего. – Что… Чего тебе нужно? – заикаясь, пробормотала она, прижимая сына к себе. – О, ничего особенного! Просто немножко… повеселиться! Несколько хищников, порядка десятка, вышли на поляну, злобно ухмыляясь и поигрывая клинками. Они окружили ежиху с ежонком, отрезая им всякий путь к отступлению. Гурби выронил маленькую куклу-ежа, которую нёс с собой, и уткнулся мордочкой в объятия матери. – Оставьте нас, пожалуйста! – дрожащим голосом пробормотала ежиха. – Хотите, берите нашу еду… У меня есть горшок с супом… Я и ещё могу сделать… Или… могу помочь, если кто-то из вас болен… Крыса, главарь банды, не обращал никакого внимания на её жалкие мольбы. – Ну, с чего начнём? – он улыбнулся хищникам. – Реджи, что скажешь? – О, Гетчар, дорогой вождь, что, если пощекотать им лапки огоньком? Ласка ткнула факелом в сторону пленников. – Или утыкаем их острыми шипами! – произнёс ещё кто-то. Предложения звучали одно за другим, заставляя дрожать от ужаса ежей, оказавшихся в кольце ласок, горностаев, крыс и хорьков. Наконец, крыса Гетчар поднял лапу, и поток глумливых фразочек прервался. – Вот что я скажу… Все замерли в предвкушении. Гетчар подождал ещё мгновение, и с улыбкой изложил собственную идею: – Сварим ежей в их собственном горшке! Злобно хихикая, хищники приблизились к перепуганным ежам. Реджи швырнул факел в их домик, он угодил на соломенную крышу, и она тут же запылала. Вдруг раздался звук, подобный жужжанию шершня, и один из хорьков с криком упал замертво. Из его спины торчала длинная оперённая стрела. На хорька упали любопытные взгляды, а ещё один паразит ткнул его древком копья. – Ой… – медленно произнёс он. – Вербил умер! – Мы пристрелили его, паразит! Все развернулись туда, откуда раздался голос, вглядываясь в тёмную листву. Вот ещё один бандит булькнул и тоже упал, пронзённый стрелой. Ещё две пролетели с шипением, поразив цели без промаха. Реджи заметил мелькнувшую за деревьями тень, с криком бросился на неё, но через мгновение вылетел обратно. Его же собственная сабля была воткнута ему в грудь. Уже пятеро из его банды были убиты, и Гетчар начал паниковать. «А ну покажитесь! Вас всё равно меньше!» – крикнул он, кусая губы. Хорёк справа от него упал без единого звука. – Теперь вас меньше, крыса! – крикнули из-за деревьев. Сейчас он имел дело со зверем, с каким не сталкивался ещё никогда – это Гетчару стало совершенно ясно. Всё ещё отчаянно пытаясь покончить с неведомым противником, он бросил в атаку своих последних трёх бойцов. Они кинулись вперёд; тот, кто бежал посередине, упал, сражённый очередной стрелой, ещё двое просто исчезли. Лишь короткие вскрики свидетельствовали об их печальной участи. Гетчар затравленно озирался и подпрыгнул, когда стрела вонзилась в землю рядом с его задней лапой. – Следующая окажется у тебя промеж глаз! Крыс замер, но через мгновение схватил ежиху и, не обращая внимания на впившиеся в него иглы, приставил нож к её горлу. – А ну, покажись! – выкрикнул он, так что слюна брызнула из пасти. – Покажись, или я её прирежу! Ежиха рыдала, прижимая к себе сына. За деревьями было тихо, и это ещё больше пугало Гетчара. – Обоих прирежу! – Не-а… Стрела вонзилась в беззащитный бок Гетчара. Вскрикнув, он упал и выронил нож. – Бегите в Рэдволл! Повинуясь своему спасителю, ежи кинулись в хорошо известном им направлении. Уже на бегу, держа в лапах детёныша, ежиха услышала последние слова спасшего их лучника: – Не оглядывайтесь! И никогда не возвращайтесь в эти места! Гетчар вопил от боли, катаясь по земле и пытаясь зажать рану. Заслышав шаги, он в ужасе повернулся к их источнику и увидел зверя в серой тунике с большим тисовым луком в лапах. На его широком поясе висел короткий меч. – За… что? – с трудом выдавил из себя Гетчар. – Вы собирались убить их. Убить и сварить в их собственном котелке. – Нет… – умоляющим голосом простонал Гетчар. – Мы просто пошутили! Зверь ударил его прямо по пасти. – Заткнись! Я вдоволь насмотрелся такого и говорю – хватит! Любой зверь, хищник или кто угодно, творящий мерзости рядом со мной, заплатит за них сполна! Он наклонился и поднял с земли выроненную ежонком куклу вместе с чем-то ещё. – Но почему… ты? – Гетчар задыхался. – Ты ведь такой же, как мы, ты хищ… Слова оборвались, когда горло крысы оказалось перерезано его же собственным ножом. – Нет. Я не такой же… – тихо произнёс зверь. Резкий стук в дубовые двери сторожки заставил привратника брата Хрепера, бодрого землеройку, вздрогнуть и оторваться от размышлений над листом пергамента. Быстро подбежав к воротам, он откинул большой засов. Когда двери со скрипом приоткрылись, Хрепер увидел ежиху со спящим детёнышем на лапах. Всё в порядке. Можно открыть пошире. – Добро пожаловать, мэм! Что же вас сюда привело этим чудесным вечером? Привратник любезно впустил ежиху и прикрыл за ней створки ворот. – Мы пришли, потому что… Она медленно опустила на землю похрапывающий кулёк, огляделась, словно ища, куда присесть, и вдруг рухнула, мгновенно заснув. Удивлённый и напуганный, Хрепер бросился к зданию аббатства и вскоре вернулся вместе с мышью-аббатисой и командором выдр. Все вместе они отнесли ежей в сторожку. Хрепер приготовил чай и вылил немного ежихе в рот. Она медленно очнулась и с любопытством взглянула на морды зверей, на которых читалось явное облегчение. – Мне надо поговорить с аббатом или аббатисой… Мышь уселась в кресло рядом с ежихой. – Я аббатиса Уэйсли. Добро пожаловать в наше аббатство! Вы прибыли издалека, миссис… – Приффлз. Мейра Приффлз. С Гурби всё в порядке? – Вы спрашиваете о своём малыше, я понимаю? – усмехнулся Хрепер. – Да вот он, крепко спит в моём лучшем кресле! Мейра откинулась на спинку и облегчённо вздохнула. – Я не останавливалась, пока не оказалась тут у ворот. Не совру, если скажу, что бежала я шесть часов… А это тяжеловато, особенно когда у тебя такой груз! Она протянула лапу и нежно пригладила иголки на голове сына. – Нас едва не сгубила ужасная банда хищников! – Хищники! – прорычал командор. – Злобные, кровожадные, ни на что не годные твари! Да ещё и целая толпа! Как же вам удалось вырваться? – Нас спас какой-то зверь. Он просто перебил всех тех бандитов, ну, насколько я успела это понять… Он сказал нам бежать сюда без оглядки. Мейра потерла лапы. – Но его даже никто не видел. Он так и не показался, ни о чём не просил и не требовал благодарности. – Похоже, вас спас какой-то благородный зверь, настоящий герой! – сказал командор с невольным уважением к неизвестному. – Да уж! – произнесла, вставая, аббатиса. – Но, полагаю, сейчас время как следует отдохнуть в хорошей постели! Внезапно дверь скрипнула, и в сторожку вошла милая молодая белочка. – Ой, извините! Я слышала от брата Хрепера, что тут кто-то новенький в беде, и хотела помочь, может быть… Извините ещё раз! Уэйсли улыбнулась. – Всё в порядке, Эшери. Я рада познакомить тебя с миссис Приффлз. Она новенькая. Только сегодня ей пришлось убегать от банды хищников и, полагаю, она очень устала. Будь любезна, приготовь для неё одну из запасных кроватей! Готовая приступить к работе, Эшери взяла Мейру за лапу, чтобы поддержать ежиху, если та вдруг споткнётся. Слова о хищниках заставили глаза Эшери расшириться. – Вам… было очень страшно? – Да, конечно… – сонно пробормотала Мейра. – Эшери! – с укором произнесла Уэйсли. – Ты хочешь, чтобы наша гостья заснула прямо здесь на собственных лапах? А ну-ка быстро иди, куда сказано! Эшери и Мейра покинули сторожку, за ними, взяв на лапы Гурби, вышла аббатиса. Пожелав Хреперу спокойной ночи, командор тоже ушёл. Оставшись в одиночестве, привратник с улыбкой покачал головой. «Да… – подумалось ему. – Как же всё-таки много добрых зверей на свете…» На следующее утро Эшери позаботилась, чтобы Мейре и Гурби было оказано всё знаменитое рэдволльское гостеприимство. Ежи чудесно позавтракали овсяными хлопьями, кашей из мёда и растительного молока, да и много чем ещё. После трапезы Эшери представила гостей другим жителям аббатства. – Эшери? – обаятельный голос аббатисы коснулся беличьего уха. – Да, матушка? – Брат Руфард просил меня отправить кого-то помочь ему в сборе ягод. Могу я попросить тебя об этом? Белочка улыбнулась. – Да, конечно! Мне как раз хотелось бы прогуляться. Сейчас иду! Захватив с собой корзину для ягод, Эшери зашагала к воротам. Увидев Хрепера, она махнула ему лапкой. – Доброе утро! – И тебе доброго, юная леди! – ответил Хрепер. – Собралась за фруктами! – За ягодами! К ланчу постараюсь вернуться! Она бодро побежала по дорожке. Старый землеройка вновь покачал головой. – Какая же энергичная наша молодёжь. Вечно в движении… Эшери бродила часа два, разыскивая ягоды и тщательно собирая созревшие в корзинку. Когда она наполнилась, Эшери присела отдохнуть. Греясь на солнышке, она съела несколько ягод и залюбовалась облаками, неторопливо плывшими по ясному небу. В северной его части, впрочем, темнели тучи, так что довольно скоро мог полить дождь. Эшери прикрыла корзинку, подобрала подол юбки, обернулась… …И столкнулась морда к морде со здоровенной лаской. Вскрикнув, Эшери уронила корзину, а ласка схватил её за лапу, заломив её за спину. Плача от боли и страха, она попыталась ударить ласку, но тот, не обратив внимания на жалкую попытку, полоснул её кинжалом по лапе. Из раны брызнула кровь. Со злобной усмешкой ласка опять занёс кинжал. «Вот как это бывает, когда тебя убивает хищник» – подумалось Эшери… Зажмурившись, она ожидала удара, но вместо него раздался подобный жужжанию насекомого звук, и ласка закричал от боли. Отпустив лапу Эшери, он пошатнулся, и она увидела торчащую из его груди стрелу. Хищник кинулся в кусты, и вскоре всё стихло. Эшери стояла, открыв рот от ужаса, и даже не заметила, как кто-то собрал рассыпавшиеся ягоды и вложил корзину в её лапу. – Пожалуйста, не оборачивайся, – произнёс чей-то голос. – Я не хочу пугать тебя. – С-спасибо, что с-спас меня… – заикаясь, пробормотала Эшери. – Он… – Не бойся, с ним покончено. Всё в порядке. Последовала пауза, затем зверь медленно произнёс: – Меня зовут Берен, а тебя? Ты ведь из аббатства, верно? – Моё имя Эшери, да, я живу в аббатстве! Хочешь, вернёмся туда вместе? Там все будут рады встретить того, кто спас меня! Зверь явно колебался. – Нет… Но дело в том, что у меня есть кое-что, принадлежащее одному из вас. Но, боюсь, у вас… меня не поймут. Можешь прийти сюда вечером, и я отдам тебе это? – Конечно! Но как я тебя узнаю? Я даже не знаю, как… Эшери обернулась, но рядом с ней уже никого не было. – Как ты выглядишь… – Просто позови меня! – раздался из-за деревьев удаляющийся голос. – Я буду здесь! – Но почему? Почему он не хочет сюда явится, да хотя бы просто показать морду? Командор недоуменно смотрел на Эшери, которая только сейчас, во время обеда, рассказала ему о происшествии. – Дорогой командор, прошу… – произнесла аббатиса Уэйсли. – Надо полагать, этот зверь очень скромен и застенчив, поэтому и желает остаться в тени. – Ты-то должен понимать это лучше других, мистер «сделаю особый пирог, передам его Фесси Раддертейл и не скажу, от кого это»! Озорная улыбка играла на её мордочке. – Она весьма милая… – пробормотал командор, шаркая лапами по земле. Эшери громко захохотала. – Так это был ты? Ой, погоди, вот расскажу это Фесси! – Она и так всё знает, - с улыбкой ответила аббатиса. Командор помрачнел. – И прямо сейчас делает для тебя особый пирог с малиной и и ревенем! Вдруг командор резко вскочил. – Так, Эшери, когда ты там собираешься встретиться со своим спасителем? Полагаю, тебе нужна охрана, раз тут объявились паразиты! Чего мы ещё ждём? Эшери покачала головой, так же, как и аббатиса. – Очень мило с твоей стороны, но я отлучусь всего на час, может, чуть больше, и встречусь со зверем, который спас мне жизнь! Думаю, тебе не стоит беспокоиться за меня! – М-да, вот и помог… – пробормотал командор. – С паразитами-то я бы и справился, но с женщинами… Эшери и Уэйсли захихикали. – Тебе стоит пойти, пока не стемнело, – напомнила аббатиса. Белочка кивнула и поспешила к выходу. Совсем скоро Эшери вновь вышла за ворота и заторопилась к тому месту, где встретила Берена. Погода явно портилась. На небе клубились высокие тёмные тучи, готовые, казалось, в любую минуту разразиться ливнем. Найдя условленное место, Эшери заозиралась. – Берен? – Я здесь! Эшери облегчённо вздохнула, но тут раздался удар и вскрик. Командор скрытно следил за Эшери. Она ещё шла к месту встречи, когда он заметил притаившегося за деревом хорька. Совсем немного понадобилось ему, чтобы подкрасться и метнуть дротик. – Я говорил! – закричал выдра Эшери. – Я говорил тебе, что тут полно паразитов! Но Эшери не слушала его. Бросившись к упавшему зверю, она подняла его голову. – Берен… Нет… Это же хорёк! Она медленно встала и отступила на шаг. Подойдя к Эшери, командор обнял её за плечи. – Оставь. Естественно, это не Берен. Мы подождём его. Ты… Он вдруг вскрикнул от боли и упал на землю с раной в спине. Эшери закричала; она пыталась оттащить командора и тут увидела того, кого считала мёртвым. Ласка, от которого Берен спас её сегодня днём, не погиб. Наконечник стрелы торчал у него из груди чуть выше сердца, а на грязной рубахе расплылось кровавое пятно. Хищник медленно подходил, в его глазах плясал безумный огонь. – Сейчас ты поплатишься, белка! – Где же ты, Берен… – прошептала, продолжая пятиться, Эшери. Ласка уже собирался прикончить её, как вдруг серая фигура метнулась и отбила удар его ножа. Хищник рухнул на землю, закатив глаза, словно куча окровавленного тряпья. Серый зверь опустился на колени, и тут Эшери увидела кровавую рану у него на спине. Шкипер с ворчанием приподнялся и уставился на того, кто спас их обоих. На того самого хорька, которого он ударил дротиком только минуту назад. Эшери вновь приподняла голову хорька и заметила нож, зажатый в его лапе. Им-то он, видимо, и убил ласку. Хорёк приподнял другую лапу и положил что-то Эшери на колени. Она опустила взгляд и увидела маленькую набитую куклу-ёжика. – Что? Она повернулась к растерянному командору. Он стоял, опираясь на дерево и держа лапу на трясущейся голове. – Полагаешь, он хотел спасти нас? Скорее уж, оставил бы нас умирать! Он паразит! Все они злобные, крово… – Заткнись! – закричала Эшери. Хлынул дождь, и струи воды смешались со слезами на её морде. – Ты, что, не видишь? Он рисковал жизнью ради нас! Добро стало последним, что он сделал! Ты просто из упрямства не желаешь признать, что не все они плохие! Эшери посмотрела на хорька. Он улыбался через боль. – Нет… Не все злые… Это были последние слова, которые он произнёс. Когда они слетели с его губ, он закрыл глаза и замер. – Б… Берен? Эшери трясла его, а её губы дрожали. Наконец, она упрятала куклу и, тихо плача, подняла тело хорька на лапы. – Что ты делаешь? – недоверчиво спросил командор. – Несу его в Рэдволл, чтобы этого героя похоронили с воинскими почестями, – ответила Эшери. Она с трудом несла свою страшную ношу и, поколебавшись, командор решил ей помочь. – Ладно, ладно, а то ты без меня не справишься, – пробормотал он. – Идём. Фесси расстроится, что я упущу её пирог… Когда они с трудом добрели до Рэдволла, то увидели, что ворота открыты. Несколько зверей с зажжёнными фонарями нетерпеливо дожидались Эшери с командором. Наконец, окоченевшее и окровавленное тело Берена внесли внутрь и, несмотря на любопытные взгляды, уложили на столе. Вместе с командором Эшери омыла его, а Фесси занялась раной на спине командора, заботливо перевязав её. – Эшери, зачем вы сюда это притащили? Аббатиса Уэйсли опасливо косилась на тело хорька. – Он спас мне жизнь… Дважды. Эшери произнесла эти слова мягким голосом, но они обожгли её. Ведь Берен всего лишь просил передать что-то кому-то из зверей… Усевшись, она отыскала взглядом тех ежей, мисс Приффлз с её Гурби. Они стояли тут же рядом с Командором. Взяв куклу, Эшери медленно подошла к ним и неуверенно улыбнулась. – Это твоё? – Спойки! Гурби радостно взвизгнул и схватил свою, видно, любимую игрушку. Мисс Приффлз пригладила его иголки. – Спасибо! Я-то думала, она потерялась, когда на нас напали, а затем нас спас… Она быстро закрыла рот лапой и потрясённо уставилась на тело Берена. – Невероятно… Вам не кажется, что… – Да, это он, – благоговейно сказала Уэйсли. – Я уверена, что это тот самый зверь, который спас вас. Командор смотрел на хорька, слышал произносимые слова, и воспоминания о его собственных фразах эхом отдавались в сознании. Похоже, вас спас благородный зверь, настоящий герой… Хищники! Злобные, кровожадные, ни на что не годные твари… Все до единого… Наконец, командор ощутил, как по его морде катится слеза стыда за самого себя и уважения к падшему хорьку. Ты, что, не видишь, что он рисковал жизнью ради нас? Что последнее, что он совершил, было добром? Не все они злые! Нет… Не все… Что мне не понравилось: тупые злодеи, которые стояли и смотрели, как их расстреливают, не пытаясь хотя бы лечь на землю. Ряд событий произошёл чисто для продвижения сюжета (то, что Берен не пристрелил крысу сразу, позволило представить нам героя; если бы он сразу отдал куклу, не произошло бы финальной встречи; если бы ласка сразу погиб, то белка с выдрой ничего бы не узнали). Что понравилось: использование деталей – история с куклой, также мысли командора о пироге после гибели хорька, которые показывают его с нехорошей стороны, как персонажа довольно чёрствого. Связь с каноном: явно видна полемика автора с «Изгнанником». Видно характерное для «Рэдволла» переплетение бытового, комичного и трагического: то всякая милота, пироги, хихиканье, то через минуту смерть, кровь и ужас. Видна, как и в книгах, двойственная природа Леса Цветущих Мхов: то он предстаёт знакомым и добрым, в него можно сходить по ягоды, то становится жутким местом, где из-за каждого дерева может выскочить хищник.

Наверное, Рифтгард мог бы выглядеть примерно так

У нас лес именуется Лесом Цветущих Мхов, так что лишайники, наверное, тоже подойдут для иллюстрации к данной локации.

Озеро, образовавшееся на месте поверженного Котира. "Наконец Цармина спрыгнула со стола на берег. Она отчаянным взором посмотрела на Котир. Обстреливать его валунами было уже ни к чему: потоп сделал своё дело. Вот крыша с треском обвалилась. Всё здание дрогнуло в последний раз и рухнуло в глубокое озеро. По воде пошли большие грязные пузыри, и спустя несколько мгновений лишь ветер рябил гладкую поверхность воды, в которой отражалось серое небо". (глава 48) Представим его как с серым небом, так и при ясной погоде.

Интересный стиль!

Я продолжаю погружаться в творчество позднего Джейкса и после «Острова королевы» прочёл «Непобедимую Моди». «Крысы плакали, кололись, но продолжали есть Амброзия Пику». Сразу оговорюсь, что, несмотря на всё нижесказанное, читать было интересно. Хотя бы с точки зрения «что это значит», «в чём тут ошибка» и «как надо было сделать». Да, пришёл взрослый дядька-душнила и смеет анализировать детскую книгу о борьбе бобра с ослом. Итак, между «Островом» и «Непобедимой» прошло чуть больше времени, чем обычно, нащупал ли Джейкс нечто новое? Оказывается, не все ежи хороши, и воспитанник Рэдволла Орквил Приск уличён в неоднократном воровстве. Похоже, у него клептомания – тащит себе всё, что плохо лежит, сам не очень понимая, зачем. А родители его, кстати, были натуральными бандитами. Добрые рэдволльцы решают изгнать диббуна из своего гнезда на два сезона. Вспоминается, что в подобной ситуации нашего любимого Покрова вроде бы сажали под замок. В старые времена нашлись бы, конечно, и другие способы воздействия на колючую голову, хотя бы крепкая порка или что похуже. Но тут вам не Диккенс, и про такое в XXI веке даже английским детям читать нельзя. Так что «просто» изгнание. А ведь, если подумать, это выглядит так: диббуна, привыкшего жить на всём готовом, кушать вкусную стряпню и спать на постельке, пинком вышвыривают в окружающие аббатство бескрайние пустоши, кишащие бандитами, где на каждом шагу какая-нибудь топь, ядовитые ягоды или гнездо хищных птиц. Кажется, Джейкс увидел, что как-то это не очень, и оговорился, что «в школе аббатства учили, как выжить в условиях дикой природы» (ох уж эта таинственная школа! В «Талисмане» о ней тоже упоминалось, но как она выглядит – кто-то знает?) Но выживание – это такая штука, которую чистой теорией не освоишь, а нашему герою не дали в лапы никакого ни учебника, ни конспекта, ни каталога, не приставили сопровождающего. Топай, куда хочешь. По сути, это ни что иное, как отложенная смертная казнь. То, что ежонок оказался защищён не только иголками, но и сюжетной бронёй и не был заклёван, убит, не отравился и не потонул, произошло не благодаря усилиям рэдволльцев. А только если вопреки. Да, есть обоснуй – «мы надеемся, что за это время вы научитесь ценить общество рэдволльцев, станете честным, полезным членом нашего сообщества». Обоснуй странный. Почему он не должен, напротив, влиться с какую-нибудь банду и понять, что так куда веселее и проще, чем слушать скучные рэдволльские наставления? Как надо было: пусть Орквила отправили бы на перевоспитание не в никуда, а в конкретное место, тот же Гуосим или Саламандастрон. А по дороге он бы решил, что не надо ему этого, и навострил лапы… Ладно, идём дальше. Что тут у нас? Виска Длиннозуб, лис-пират, вздумавший сделать из пленного барсука Гораса супероружие! Неплохо, но всё испортили тупые подчинённые, тут же рассказавшие, что они-то и угробили старых барсуков, деда и бабку нашего героя. Лис ещё пытался воздействовать на Гораса по методу кнута и пряника, да поздно. Как надо было: барсук приходит в сознание, видит перед собой искренне озабоченную лисью морду и слышит: «О, приятель! Как я рад, что ты очнулся! Представляешь, явились гады из Рэдволла и Саламандастрона, стариков твоих убили, ой-ё, мы едва тебя вытащить успели. На вот, поешь, выпей, отлежись, а потом подумаем, как тварям тем отомстить!» Верхом подлости и хитрости была бы организация штурмового отряда хищников, переодетых в краденую/бутафорскую форму Дозорного Отряда. Попробуйте, дохлые барсуки, разубедите потом Гораса по вопросу, кто здесь друг, а кто враг. Следующая новость книги – отрицательный герой-полёвка. А вот тут всё совсем печально. Итак, Орквил натыкается на речного фермера-водяную полёвку, пытается примазаться на предмет «еда за работу», но тот его посылает. Да, это грубо и некрасиво, но тебя вообще-то предупредили, что жизнь за красными стенами сурова. Этот полёвка тебе ничего не должен. Может, у него зуб на ежей. Может, его в своё время твои же папаша с мамашей избили да отняли всё нажитое непосильным трудом. Впрочем, тут же автор заставляет нашего игольчатого диббуна спасти полёвку от парочки крыс-бандитов. Да, неопытный диббун сходу оглушает двух бандюганов. Читатель, это Рэдволл, к такому надо уже было привыкнуть! Следом Орквил на глазах полёвки сжирает его суп и оставляет наедине со связанными крысами (которые непонятно куда потом делись). Ну а после, с уже обретённым дружбаном Горасом, юный герой пугает полёвку, и вместе они сжирают уже следующую порцию – форель, которую полёвка изловил и с трудом приготовил. То, что они забирают чужое, друзья, похоже, и не задумываются. Да, да, цель автора была дать читателям чёткие нравственные ориентиры. Нет, история несчастного «водяного» на этом не заканчивается. Его захватывают в плен пираты Виски и, переодев, заставляют помогать им проникнуть в Рэдволл. Водяной поступает нехорошо, подчиняясь им, но делает он это совсем не по своей воле. Итог – пробка в лоб, и оглушённого полёвку затаскивают за красные стены. Там над ним откровенно издеваются и, раненого, выгоняют назад, туда, где бродят две здоровые банды. Да, я понимаю, что для рэдволльцев он – враг, союзник «нечисти», но никто даже не пытается его выслушать, вникнуть, какова его история, что с ним произошло. Зато все безоговорочно верят ежу-вору, которого сами же недавно выгнали. И никаких проверок – где он был, что делал, с кем снюхался, не привёл ли банду намеренно, нет ли тут хитрого плана «нечисти». Да, и пришедшему невесть откуда воришке сходу доверяют охрану крепостной стены. Самое забавное, ёж сам же говорит, что полёвка «не был с ними, когда я его встретил впервые, но это ничего не значит. Такой подлый зверь мог и с нечистью снюхаться». То есть, мне его морда не понравилась, поэтому я думаю, что вот так вот. Adiatur et altera pars, выяснить, что там между зверями произошло? Забудьте. Изгнанный из аббатства полёвка по пути крадёт меч Мартина, ранит медсестру и уходит. Так, дайте-ка это развидеть. У нас тут странный зверь, явно связанный с «нечистью», который уже ознакомился с внутренним устройством аббатства и у которого есть вагон причин нас ненавидеть. Также у нас есть Великая Реликвия, очень крутой меч, который никто не охраняет: подходи и бери. Что мы делаем? В грубой форме посылаем зверя, мол, иди вон отсюда, чтоб мы тебя тут больше не видели. Проследить, чтобы он вправду ушёл? Не за чем. Тура и Битоглаз? Нет, не слышали. Ну, авось дверь за собой закрыть не забудет. На самом деле бредовая история с мечом понадобилась автору просто для того, чтобы двинуть сюжет дальше и ряд персонажей имели нужду дальше куда-то идти и что-то делать. Впечатление от всей истории с полёвкой – омерзительно. На мой взгляд, худшая сюжетная линия из тех книг, что я прочитал. Рангвал. Интересно, что перевод прямо величает эту белку «разбойником», а в оригинале он rogue. Это слово можно перевести и как «бродяга», и как «мошенник», «негодяй». При этом он персонаж положительный и, как можно понять, связан с Рэдволлом (от его логова туда идёт тайная тропа). Может, это такой звериный Робин Гуд, который убивает только «нечисть»? По его повадкам как-то не похоже: «Не успел он (землеройка) закончить фразу, как оказался лежащим на дне лодки с приставленным к горлу кинжалом. Рангвал навис над ним, нежно мурлыча: – Когда мне понадобится твоё мнение, сынок, я тебя спрошу». «Он кинжалов моих захотел! Он их таки получит, я ж вам клянусь своей бабулей! Один сквозь черное сердце завистника, второй — в жирное брюхо обжоры, а двумя я пригвозжу… пригвоздю… пригвоздяю к палубе его воровские лапы. Мало мне морской болезни, так еще эта чума… Мои любимые кинжалы… Ишь!» Да, это всё реакция на слова. С интересными героями теперь Рэдволл дружит. (Я помню, что у нас на форуме есть свой Рангвал, надеюсь, ты всё это не примешь на свой счёт). Моди. Бешеная, Непобедимая, чемпион по боксу и как там её ещё. По сути, даже сказать о ней нечего – уже обычная для Джейкса ненормальная зайчиха, драчливая и самодовольная, имя которой не очень-то заслуженно наши издатели отправили в название. Запомнился её «персонаж-помощник», поющий филин, которому она «нагадала» филиниху и детей и которого автор быстро спровадил на тот свет (хороший персонаж – мёртвый персонаж, когда отработает своё). Интересно, длинноухой было хотя бы неудобно за эти «пророчества»? Табура и Саликса. Учёные-барсуки, единственные персонажи, которые у меня вызвали некоторую симпатию. Точнее, Саликса. Табура, извини, но ты не дотянул. Да, ещё одна новость книги – теперь Жажда Крови понимается как нечто тёмное, болезнь, проклятие, от которого надо избавляться. Саликса именно в этом плане помогает Горасу, правда, выглядит это как-то так: Горас: мочит нечисть. Саликса: дорогой, осторожнее, помни про свою болезнь! Доктор рекомендовал тебе убивать не больше одной нечисти в секунду! Как почувствуешь приступ, говори мне сразу же! Этих двоих представляют как мудрецов, но мудрость Тубуры выглядит, как какие-то «общие места» и житейские рассуждения. – Видите? Надо уметь наслаждаться простой пищей без изысков! – О ВЕЛИКИЙ МУДРЕЦ ТАБУРА! (Они просто ещё не догнали, что эта Сияющая Мудрость нехило так угрожает знаменитым рэдволльским пиршествам). Вот если бы этот Табура выдал что-то действительно на другом уровне, там «я много странствовал и понял, что во всех народах есть разные звери, даже среди хищников есть добрые, нам надо научить их добывать себе пищу без разбоя» – это было бы да. Но нет. Как можно видеть, автор попытался в развитие персонажей, преодоление ими недостатков и даже, похоже, пожертвовал ради этого традиционной загадкой. Но получилось весьма криво и сомнительно. Ёж вроде бы понял, что воровать плохо (у своих, уточним), но он не зарабатывает доверие, не завоёвывает заново право быть в коллективе – ему сходу и так верят. Вообще повествование очень сухое и плоское, что и о большинстве книг сказать можно. Мало или вовсе нет всяческих рефлексий, переживаний, размышлений, воспоминаний, сомнений, выбора, переплетений всего этого. Персонажи просто выполняют действия и говорят о них, в результате нет вживления в мир, сопереживания героям. Впрочем, в начале я ощутил реальную неприязнь к пиратам, убившим старых барсуков (довольно редкий случай, хе). Мотивация героев включает несколько простых установок: Положительные: Хочу жрать! Хочу отомстить! Мне духи сказали что-то сделать! Отрицательные: Хочу жрать! Хочу всех убить! Хочу захватить Рэдволл! Чтобы сидеть там и жрать! Интересно, кстати, что слышавшая про Рэдволл «нечисть», оказавшись у красных стен, понимает, что как-то он выглядит не так, как они представляли. Хотя слава о неприступной крепости должна была обойти уже все страны, вон, даже Ублаз о ней слышал. Сони Рат, вон, умный был, понимал, что лезть туда не стоит. И какие ассоциации в сознании не видевших постройку вызывает слово «аббатство», учитывая, что объект с таким названием один на весь мир? Проблем с восприятием добавили наши переводчики, насытившие текст канцеляритом типа «оценить обстановку» или «разрабатывать план». Ребят, ау, у вас тут приключенческая книга, а не курс лекций! Рэдволл явно выродился в закрытую милитаристскую тусовку для своих. Заповеди Ордена, помощь всем вокруг – давно в прошлом. Для чужих (всем, кто нам не нравится) наши врата закрыты. Плюс над ними можно безнаказанно издеваться, отнимать имущество, выкидывать на верную смерть. Да ещё странные отношения с окружающими полукриминальными элементами. Странная попытка автора во введение «плохого» поселянина и «хорошего» разбойника работает именно на такое впечатление.

Вне зависимости от участи проекта Нетфликса, хочу порассуждать вообще о том, почему одни произведения становятся популярными, даже легендарными, а другие нет. Есть вещи, которые переживают своих создателей, становятся явлениями культуры и живут уже собственной жизнью. Вокруг них создаётся целое культурное пространство, они год от года стабильно обрастают переизданиями, адаптациями, экранизациями, исследованиями, по ним делают комиксы, открывают музеи и тематические парки, они разлетаются на цитаты и мемы. И тонны мерча в добавок. Примеры такого рода – Волшебник страны Оз, Пиноккио, Винни-Пух. Есть вещи совершенно легендарные, как Властелин Колец или Звездные войны. А где место Рэдволла? Нельзя сказать, конечно, что он не оставил ничего. Какой-никакой фендом, мультсериал, игра, подражания – «Урчин» и «Мышиная гвардия», кое-какие отсылки. Но мало этого всего. Не стал мышонок с мечом таким же узнаваемым персонажем, как мальчик с волшебной палочкой, чучело с мозгами или медвежонок с горшочком меда. На массовом уровне, конечно, а не в рамках фендома. Почему? Помешала пресловутая «непродуманность мира»? А что, знаменитые на весь мир произведения – все тщательно продуманные и строго логичные? Ожившая деревянная кукла, чучело, человек из железа. Лев, выросший на жуках и червяках в компании с сурикатом и бородавочником. Мне вообще кажется, продуманность нужна не самой большой группе фанатов, а именно тем, кому интересно годами копаться в мотивах Дарта Вейдера или эпохах Средиземья. Большинству всё таки важнее зрелищность, увлекательность, симпатичные персонажи. Плоская чёрно-белая мораль с уклоном в расизм? Это уже обвинение посерьёзнее, учитывая, как болезненно сейчас воспринимаются всякие «ущемленности». Посыл, что целые народы рождаются изначально плохими и чтобы какая-нибудь Красноокая Крегга могла похвастаться, сколько нечисти она поубивала – такое себе. Но, позвольте, а во «Властелине колец» особо по другому? Там, конечно, противостояние хороших и плохих положено на тщательно проработанную мифологическую материю, но идея «хороший орк – мертвый орк» никуда не девается, насколько я помню. То есть, по-моему, всё это не фатальные недостатки для массовой популярности. При усердии можно все подчистить, привести в порядок и переинтрепретировать хотя бы в экранизациях. Кстати, можете без Гугла назвать автора литературных первоисточников таких мультиков, как 101 далматинец, Бэмби, Лис и охотничий пёс, Великий мышиный сыщик, Питер Пэн? А они были. Но большинство скажет, что это Дисней. Андерсену и Милну повезло обрести популярность до того, как до них дотянулись мышиные лапы в белых перчатках. Причин «полузабвения» Рэдволла несколько, может быть, целый комплекс, но я бы назвал в их числе заложенное в нём изначально странное противоречие. Религиозная лексика есть – религии нет. И вроде для современного секулярного общества это даже норм, в конце концов, Рождество без религиозного наполнения празднуем, но аббатство, аббат, монахи в качестве постоянных персонажей – это как-то совсем. Мне вот кажется, на хотя бы подсознательном уровне это пугает и настораживает, словно чувствуешь какой-то подвох. Или, может быть, больше значения имеет другое противоречие. С одной стороны, у нас тут говорящие зверушки, а они воспринимаются как персонажи детские, ми-ми-ми. С другой – довольно жёсткая жесть, обливания кипятком, отрубленные головы, кровавый гнев и все вот это вот. Как-то так.

Сделал запрос «Redwall coloring book»

Автор неоднократно говорил, что это не религиозное учреждение. "Мне часто задают этот вопрос, и я всегда изящно указываю, что в то время как Рэдволл - аббатство, то есть религиозное учреждение, в моих книгах аббатство Рэдволл - фактически мирское собрание". "There is no religion in my stories" "I have no wedding ceremonies because to do so would indicate a religious bias which I try always to avoid." Конечно, использование религиозного антуража при отсутствии религии создаёт странное впечатление, но что есть, то есть.

Кротоглыбь. Что мы о ней знаем? Ну... Она существует. И в ней живут кроты. И всё? Чтобы узнать, как там всё устроено, мы снарядили экспедицию, но вот договориться с местными жителями не удалось. Размахивание огромными копательными лапами и жуткие "Хурррр!" показали нам, что внутрь лезть не стоит. И всё же мы сделали несколько зарисовок хотя бы снаружи... 1. Типичный вход в Кротоглыбь. Им кроты пользуются каждый день. 2. Похоже на вход в какое-то хозяйственное помещение, вероятно, погреб. 3. А вот это сооружение является, вероятно, неким украшением парадного входа для Кротоначальника и его слуг. 4. Кажется, мы нашли наблюдательный пункт! 5. Ну и наконец, страшноватая железная дверь, прикрывающая один из ведущих в Кротоглыбь туннелей. Дойдя до неё, наша экспедиция вспомнила, что в Рэдволле её ждёт сытный обед и приняла решение о завершении исследования!

Спасибо. Да, с древних Ирландии и Британии и писалось.

Как мог бы выглядеть енот-монах

Освальду всё же подобрали подходящую рясу, и теперь он, крутя головой, разглядывал большой торговый корабль, на котором ему с наставником предстояло отправиться к берегам континента. Пожалуй, он предпочёл бы, чтобы аббатство зафрахтовало судно специально для миссии. Это бы показало и его собственную значимость, и, вероятно, усилило влияние религии. Но и такой вариант выглядел совсем неплохо, особенно учитывая, что до сих пор Освальд видел только лишь маленькие лодки, с которых монахи ловили рыбу на Великом озере. Матросы-белки ловко прыгали по мачтам, расправляя паруса. Под резкие выкрики офицеров корабль отвалился от причала и, влекомый буксирными шлюпками, двинулся по водам длинного, но довольно широкого рифтгардского фьорда. Освальд поднял морду – насколько позволял объёмистый заплечный мешок – и взглянул на нависшую над портом громаду цитадели, в которой раньше проживало правившее семейство Чистых хорьков. Её серые камни помнили страшные дни революции Трисс и гражданской войны, а кое-где всё ещё можно было разглядеть подпалины. Те события произошли задолго до рождения Освальда, но он, конечно, слышал о бегстве и триумфальном возвращении белки Трисс… Гибели Курды, Блэдда и Агарну… Вспыхнувшей затем войне… – А ведь святой Колумба говорил, что если Саренго продолжит мучить рабов и отправится на континент за реликвиями, – задумчиво произнёс стоявший рядом Патрик, – то погибнет вместе со всем своим семейством. Что и исполнилось. И даже чудо, когда ворота крепости распахнулись сами собой, не вразумило короля… – Ну да, я помню про это… – Освальд покосился на наставника. – Знаешь, отец, я всегда думал… Если Саренго сподобился увидеть чудо, то почему не уверовал? – Почему? Потому что каждый свободен в выборе пути. И если кто-то всем сердцем избирает грех, то ему не помогут и десять тысяч чудес. Даже если мёртвые воскреснут у него на глазах. – А зачем тогда Бог сделал то чудо? Освальд любил иногда осторожно предложить наставнику теологическую беседу и смотреть, как тот выпутается из очередного вопроса. Который, конечно же, казался Освальду очень спорным и трудноразрешимым. – Зачем? А тебе не кажется, что этот вопрос стоит задать не мне, а Богу? Впрочем… Почему ты думаешь, что чудо было дано только для Саренго? Может, там было довольно тех зверей, кто понял его верно? Ведь после, в страшные сезоны, многие пришли в нашу обитель… Освальд заметил какое-то движение сбоку у борта и обернулся как раз в тот момент, когда молодая хорьчиха бросила в море маленький букет. Она быстро ушла, а енот всё смотрел на покачивающиеся на волнах невзрачные белые цветы. Памятью о ком они были? О Агарну, которого утопили где-то здесь, в гавани, или о Трисс, изуродованный труп которой выбросили в море тут же? Нечто непостижимое было в том, что смертельные враги обрели одно последнее пристанище на двоих. Прямо сейчас их кости могли лежать буквально под стоящими на палубе лапами. Освальд остро ощутил, что страшное, тяжёлое, кровавое прошлое Рифтгарда словно притаилось где-то совсем рядом и то и дело вылезало на свет в бесконечных спорах и стычках. Может, главной проблемой Рифтгарда было как раз то, что его прошлое так и не стало прошлым, а незаметно переползло в настоящее? Фьорд резко оборвался, и корабль выскочил в открытое море. Скалистые берега Рифтгарда быстро отдалялись. Солнце опустилось к горизонту, почти спрятавшись за островом, но его розово-красные отсветы сияли в облаках. Паруса резко хлопали над головой и, вглядываясь в раскинувшийся до самого горизонта морской простор, молодой енот невольно вспоминал блаженных Кевина и Брендана. Именно второй из них построил корабль, на котором некогда эти двое святых добрались до Рифтгарда из западных земель. Он был куда меньше, чем это купеческое судно, у борта которого стоял сейчас Освальд – просто длинная ладья с одной мачтой и квадратным парусом. Житие говорило, что Кевин с Бренданом угодили на ней в ужасный шторм, но Бог сохранил их. Тогда, много сезонов назад, еноты принесли в Рифтгард христианство. А теперь уже сам остров передаёт веру на континент. – Отец, послушай… – прошептал Освальд. – А может, Бог сотворит чудо через нас с тобой? Для вразумления язычников? – Сотворить-то Бог, конечно, может… – задумчиво ответил Патрик. – Вопрос, для чего? Бог не делает их для того, чтобы кто-то похлопал, как в балагане, понимаешь? И вот что, скажи-ка, Освальд… Если мне в аббатстве выдадут денег, чтобы я пошёл и купил что-нибудь, могу ли я хвастаться этими деньгами, как своими? Освальд растерянно покрутил головой. – Нет, конечно, но… – Ну вот и с чудесами так же. Чудо не принесёт пользы, если из-за него ты вообразишь о себе невесть что. Только вполне осознав свою слабость, ты обретаешь подлинную силу. Некоторое время они постояли молча, смотря на медленно темнеющее небо. С каждым днём солнце заходило всё позже, скоро настанет лето, когда ночи в Рифтгарде станут бледными, словно вечерняя заря будет дожидаться утреннюю у самого края земли. – Конечно, прославлять Господа, созерцая величие природы – благое дело, но молитвенного правила никто не отменял, – мягко произнёс Патрик. – Идём в каюту. Путешествие резко поменяло тот размеренный порядок жизни, к которому Освальд привык в монастыре. Молись и работай – из этой простой и со времён блаженного Кевина вдохновлявшей устав идеи вторая часть теперь исчезла. Все работы на корабле выполняла команда. Патрик попытался было попросить кого-то, чтобы им дали послушание, но его быстро отправили восвояси. А стоять и даже сидеть при молитвенном правиле мешала морская болезнь, которую Освальд испытывал впервые в жизни. Его мутило; постанывая, он ворочался на матрасе, кое-как заставляя себя вслушиваться в слова произносимых Патриком молитв. Так проходили дни и ночи. Рифтгард давно скрылся за горизонтом, и кругом расстилался лишь великий океан… …Кевин медленно шагал по монастырскому двору. Его большие и теперь уже опухшие лапы тяжело ступали по истоптанным камням. Подслеповато щурясь, старый енот смотрел на темневшее впереди здание церкви, фундамент которой, подумать только, он сам закладывал вместе с Бренданом. Сколько сезонов минуло с тех пор? Много, как и с того зимнего дня, когда душа Брендана покинула тело… Но Кевин знал, что скоро он встретится со своим другом и духовным братом. Немного времени осталось. Приближался большой праздник, и множество зверей сошлось в обитель едва ли не со всего Рифтгарда. Четверо монахов несли окружавшую Кевина широкую деревянную раму, чтобы паломники не затолкали его. Белки, выдры, ежи, и тут же – лисы, хорьки, горностаи; все они, вечно враждовавшие друг с другом, принимали истинную веру и обретали благословенный мир. Казалось, совсем далеко отсюда осталось зло этого мира и жестокая диктатура короля Саренго… Задумавшись, Кевин не сразу понял, что кто-то весьма ощутимо трогает его хвост. А через мгновение раздался возмущённый голос одного из монахов: – Эй! Ты что это делаешь? Как ты обращаешься со святым старцем?! – Адомнан! – обернувшись, с укором произнёс Кевин. – Не пугай его. Вспомни, наш Господь запрещал прогонять детёнышей. «А ещё я много раз запрещал называть меня святым…» Виновник происшествия, маленький бельчонок в длинной, до земли, тунике, стоял под рамой, растерянно озираясь. Кевин осторожно положил лапу ему на голову. – Как тебя зовут? Бельчонок раскрыл рот, но из него донеслось лишь невразумительное кваканье. – Простите, отец, – пробормотала толстая белка, резво подхватив детёныша на лапы. – Понимаете… Мой сынок… Ему уже пять сезонов, а он до сих пор не произнёс ни единого слова! – Ничего. Он заговорит ещё, – произнёс Кевин и вдруг задумчиво добавил: – Настанет день, этот сын белки произнесёт слова, которые будут жить до самого конца этого мира. Благословив мать с детёнышем, Кевин двинулся дальше. Звери, собравшись кругом, успокаивали и поздравляли напуганную белку. Все знали, что Кевин ничего не говорил просто так. Вечером того же дня бельчонок изрёк первые слова. Прошли сезоны, и он, окончив училище при аббатстве, стал ходить по селениям, повсюду произнося проповеди потрясающей силы. Всегда он помнил о святом, некогда благословившем его, собирал рассказы о нём и наконец на их основе создал великую поэму «Чудо блаженного Кевина». Говорят, монахи, слушавшие её зимними вечерами, не знали, чей голос они слышат – белки или ангелов… …Освальд проснулся от сильного толчка. Прямо перед этим ему снилось что-то доброе про блаженного Кевина. Он знал, конечно, что снам нельзя доверять, поскольку через них проклятый Вулпаз может внушить свою ложь. Пошатываясь спросонья, Освальд быстро осенил себя крестом и тут же услышал: – Эй, ты чего лапами машешь? Если вы к Юска, то пора сходить! Толстый моряк-горностай угрюмо глядел на Освальда. – Пожитки свои собирайте и топайте! Некогда вас ждать. В почти полной темноте монахи вместе с ещё несколькими пассажирами устроились в шлюпке, и это было большой удачей, что никто из них не свалился за борт. Вёсла с плеском погрузились в воду. Впереди сияли, отражаясь бликами в волнах, огни прибрежной деревни, а небо было усыпано звёздами. Им, впрочем, оставалось немного времени: на востоке, за холмами, уже пробивался первый отсвет рождающегося дня. «Бог, сотворивший небо и землю, не оставь нас в этих местах!» –произнёс про себя Освальд и тут же подумал, что как ночь отступает перед лучами зари, так и ледяной мрак язычества неизбежно исчезнет в вечном сиянии истинной веры. И им, монахам обители на Великом озере, предстоит сделать всё, чтобы это произошло как можно быстрее. Закутавшись в рясу, Освальд неуверенно шагал по пирсу, который словно шатался под лапами. Пожалуй, теперь он понимал, с какой радостью святые Кевин и Брендан вышли на каменистый берег Рифтгарда после тяжкого путешествия. – Прежде всего нам надо навестить старосту, – сказал Патрик. – Он должен знать, как попасть к Юска. Отсюда до их владений совсем недалеко. Мешок давил ему на плечи, заставляя горбиться, а сжимавшая посох лапа слегка дрожала. Однако на все попытки Освальда перехватить ношу Патрик спокойно отвечал, что каждый должен нести собственный крест. Староста деревни, старик-нутрия, принял их, когда уже совсем рассвело. – Так вы, стало быть, те самые… как вас… христиане? Чудно вырядились, скажу я… Развалившись в плетёном кресле и подслеповато щурясь, он глядел на монахов. – Приплыли, значит, нашему… хм… достопочтенному Юскатагу рассказывать философию? Ну, что же, слышал, слышал… Он, знаете ли, охотник послушать всякое. Зверь, скажу вам, суровый, но справедливый. Мы ему… В общем, защитник он наш. Тут как раз его ребята сейчас есть, сейчас вас к ним отведём. И да сохранят вас благие три бога, которым вы молитесь! Нутрия довольно улыбнулся, считая, видно, что не упустил случая показать свои религиозные познания. – Мы верим в одного Бога! – возмущённо воскликнул Освальд. – Потом, потом… – пробормотал староста, поднимаясь. – Вот ведь времена! – ворчал, идя вслед за провожатыми, Патрик. – Спрашиваешь дорогу – а в ответ рассуждают о Троице, да ещё каким образом! Хочешь купить хлеб – а они спрашивают, есть ли у Бога хвост! Какое нечестие! – Но ведь это здорово, что звери интересуются нашей верой… – осторожно заметил Освальд. – О богословии должны рассуждать те, кто очистил ум молитвой, а не каждый, кому захотелось поумничать, – буркнул Патрик. Следуя за молчаливыми воинами-хорьками, монахи топали по дороге, что уходила из деревни к сосновому лесу и вела в ту сторону, где располагались владения Юска.

Солнечные лучи падали сквозь окна небольшой часовни, бросая на каменные плиты пятна самых разных цветов. Прищурившись, Освальд подставил лапу и радостно улыбнулся, смотря, как засверкали шерстинки. Интересно, а что, если бы кто-то пустил свет через несколько разноцветных стёклышек сразу… – Освальд! Юный енот вздрогнул и повернулся к массивной фигуре аббата Ниниана, что высилась за темневшим у стены столом. – Я понимаю, исследовать природу света очень увлекательно, но тебя, кажется, не для этого сюда позвали? – Простите, священный отец, – пробормотал Освальд и торопливо затопал к еноту-аббату. Делать это приходилось осторожно: монашеское облачение было ему несколько велико, и в нём ничего не стоило запутаться и грохнуться на пол. – Подыскал бы ты ему рясу по размеру, отец, – сухо произнёс Ниниан, когда Освальд уселся на скамье и чинно сложил лапы на коленях. – Мне очень жаль, но в ризнице действительно не нашлось ничего лучшего… Сидевший рядом старый Патрик глянул на своего воспитанника. Шерсть серебрилась на его усталой морде. – Это значит лишь то, что плохо искали. Аббат прошёлся взглядом по обоим сидевшим перед ним енотам. Освальд невольно поёжился, встретившись с пронзительно смотревшими на него через аккуратные очки глазами духовной особы. – Впрочем, к делу. Итак, как вам известно, недавно вождь племени Юска выразил желание слушать святое учение. Племя Юска живёт на континенте недалеко от побережья… Ниниан вытащил откуда-то большой рулон и осторожно развернул его на столе. Это оказалась карта Рифтгарда и континентального побережья, весьма подробно выполненная. Освальд подался вперёд, уставившись на хорошо видный при свечах рисунок. Вот он, Рифтгард, вот делящее остров на две неравные части Великое озеро, а вот и обитель блаженного Кевина, ставшая для Освальда родным домом… – Попрошу аккуратнее, юный брат! – послышался голос аббата, и Освальд быстро отодвинулся. – Вот здесь, за дюнами, расположена нынешняя стоянка Юска. Народ этот пребывает в невежестве и идолопоклонстве, однако его предводитель, хорёк по имени Дагертаг, схож с теми, кто размышляет о бытии и обращает взор к небесам. Во всяком случае, есть надежда, что он осознал суетность язычества. Наша епархия… Вся наша святая Церковь с надеждой доверяет вам миссию открыть сердца Юска Господу! – Не так давно Рифтгард обменялся визитами с этим народом, – тихо напомнил Патрик. – Да-да, именно. Собственно, поэтому… Впрочем, неважно. Это племя известно своей воинственностью, на континенте рассказывают немало историй об их деяниях. А ещё у них есть Тагеранги. Это колдуны и гадатели, то есть те, через кого проклятый Вулпаз держит этих несчастных в своей власти. Ниниан повернулся к Освальду, и тот сжался под его пристальным взглядом. – Брат Освальд, осознаёшь ли ты всю трудность того подвига, на который стремишься? – Да, священный отец, - уверенно ответил Освальд. – Готов ли ты употребить все силы, чтобы в долине смерти зажечь истинный свет? – Да, священный отец! – Понимаешь ли ты, что язычники могут убить тебя? – Да… Освальд осёкся. В обители он не раз слышал рассказы о мучениках, например, об Эдгаре, одном из учеников блаженного Кевина, который угодил в лапы банды горностаев. Те порезали ему жилы, и он умер, истекая кровью и при этом молясь за своих убийц. Тех это так потрясло, что вскоре они прибежали в монастырь и, слёзно каясь, приняли крещение. Конечно, мученичество прокладывало путь к небесам, но в глубине души Освальд понимал, что к такому подвигу он вряд ли готов и предпочёл бы послужить Богу в ином качестве. – Но ведь… Не каждый миссионер обязательно делается мучеником? – Ну, убивают не каждого, да, – аббат улыбнулся, прищурившись. – Но тут важна твоя готовность оказаться одним из положивших душу за дело Божие. Мне нравится твой настрой. Надеюсь, ты его не растеряешь. Аббат замолчал. Его взгляд вновь скользнул по Патрику и Освальду, словно вчитываясь в них. Освальд ощущал невольную робость перед этим енотом, тем величием, которое сквозило во всём его виде и голосе, глубоком и бархатистом, как хорошая тёплая ряса. – Не буду утверждать, насколько долго вам придётся пребывать на континенте. Ответственность на вас, смотрите сами по обстоятельствам. Если ваша проповедь будет успешна, мы отправим ещё миссионеров. Во всяком случае, как и всегда, одни сажают семя веры, другие поливают, но принесёт ли оно свой плод – ведомо одному Господу. Я хочу вручить вам нечто, через что Он дарует благословение. Ниниан тяжело поднялся с кресла и подошёл к шкафу. Облекавшее его чёрное одеяние колыхалось при ходьбе, как и видимый из-под него полосатый хвост. Открыв дверцу, аббат осторожно извлёк резной ларец, поставил его на стол и поднял крышку. Внутри, на плотной светлой ткани, лежал тёмный деревянный крест. – Блаженный Кевин изготовил его собственными лапами, – тихо сказал аббат. – Видите? – Он провёл пальцем по кругу, соединявшему все четыре конца креста. – Это знак солнца. И если язычники спросят, почему мы не почитаем солнце, источник жизни, тепла и света, то скажите им – мы почитаем солнце. Но не видимое тварное солнце, а вечное Солнце Правды! Освальд благоговейно поцеловал крест, вдохнув запах старого дерева. Считалось, что Кевин сделал множество таких крестов, стремясь передать Божье благословение как можно большему числу разумных существ. – Возьмёте его с собой, и да пребудут с вами благословение Господа и молитвы блаженного Кевина! А сейчас помолимся. Молитва – важнейшее из дел, кто бы что ни думал и не говорил, с неё мы должны всё начинать и ею заканчивать. Ниниан осторожно уложил крест в ларец и поставил его на столик посередине часовни, после чего раскрыл лежавшую рядом старую книгу. Неторопливое чтение и пение, полумрак часовни, мерцание свечей и лампад перед иконами настраивали на особый лад. Освальд чувствовал нечто невыразимое, одновременно покой, трепет, надежду и ощущение собственного недостоинства, сливавшиеся в таинственное благоговение. Завершив молебен, аббат закрыл книгу и повернулся к Освальду. – Ты можешь идти. Мы поговорим с твоим наставником. Подожди во дворе. Освальд прошёл мимо резных каменных крестов, покрытых причудливым растительным узором. Перед самой дверью он всё-таки споткнулся, неуклюже взмахнул лапами и, едва удержавшись от некоторых отнюдь неприличных монаху слов, юркнул наружу. Оказавшись на крыльце, Освальд быстро огляделся и, убедившись, что во дворе аббатства никого нет, припал ухом к двери. – Отец, прости, это, быть может, звучит дерзко… Но я против того, чтобы мы потакали поспешным порывам! – слышался старческий голос Патрика. – Хорошо, и что ты предлагаешь? – жёстко перебивал его аббат. – Отогнать от миссии тех, кто сам к ней стремится? Мы должны использовать энтузиазм юных… – Они не умеют ещё отличать подлинной готовности к подвигу от минутного воодушевления… Освальд тихо фыркнул. Ну конечно, Патрик всё ещё надеется отвадить его от миссии, также, как и прежде, ещё на Великом озере. Но теперь – действуя через аббата. Только тот, кажется, отнюдь не на его стороне в этом споре. – Чего ты предлагаешь дожидаться? – гремел Ниниан. – Чтобы те, кто с юных сезонов стремится нести Слово Божье, разочаровались и превратились в ленивых циников? – Кто высоко взлетает – больно падает… – Ну, хватит! Если думаешь, что моего благословения недостаточно – можешь не ехать. Тебя, в конце концов, никто не заставлял! – Бог да благословит нас всех, – произнёс Патрик. Освальд услышал, как наставник идёт к выходу, и торопливо сошёл с крыльца часовни. Только сейчас он подумал, что его поведение вполне подпадало под определение «Ложь действием», но было поздно. Дверь открылась. Патрик вышел, опираясь на сучковатый посох, с которым никогда не расставался. Нет, кажется, он ничего не заметил. – Отец, мы будем вместе обращать тупых язычников, да? – Во-первых, не считай тупыми тех, кого собрался обращать, – недовольно ответил Патрик. – А, во-вторых, сейчас возьмёшь в келье корзину, деньги и пойдёшь на рынок. Надо закупить кое-что перед… нашим путешествием. Нам ещё дары Дагертагу вести… – Дары? А что мы ему подарим? Золото, ладан и смирну? – Освальд, неуместно… – Патрик недовольно покривился. – Прости, отец… – Это обычай такой – без подарков к вождям да королям не ходят. Но главное, чтобы этот Дагертаг принял самый важный дар, который Бог готов дать нам всем. Спустившись по широкой лестнице, они очутились в небольшом внутреннем дворе аббатства. Расположенное недалеко от центра рифтгардской столицы и служащее резиденцией епископа, оно было, однако, совсем небольшим, особенно в сравнении с обителью блаженного Кевина у Великого озера. С удивлением Освальд разглядывал круглый храм из белого камня – его построили давным-давно в память о короле Саренго и лишь теперь отдали христианам. Конечно, труды и молитвы святых не остались бесплодными, но всё же их религия пока занимала весьма скромное место в жизни великого северного острова, как именовали Рифтгард его жители. – Читай про себя молитву. По сторонам не смотри. Особенно на других зверей. Особенно… на женщин. Как всё купишь – немедленно иди обратно. Понял? Не смотреть по сторонам, топая по улицам большого незнакомого города, Освальд находил подвигом посильнее, чем обращать язычников. Совсем недавно христиане праздновали Воскресение, и наконец сменившая долгую северную зиму весна сияла высоким ясным небом, звенела капелью с покатых крыш и сверкала солнечными бликами в лужах талой воды. Освальд выудил из широкого рукава засахаренный каштан и быстро отправил в рот. Вообще-то монашеский устав не велел выносить еду из трапезной, но на это так часто смотрели через лапы, что нарушение запрета стало восприниматься как норма. Чем ближе к рынку, что раскинулся недалеко от порта, тем больше зверей ходило, шмыгало, бегало туда-сюда по выложенной ровным камнем улице. Освальду приходилось то уворачиваться, то ловить на себе откровенно любопытные взгляды. Что поделать, когда ты, во-первых, монах, а во-вторых, енот, то для рифтгардцев ты неизбежно будешь диковинкой. У перекрёстка, уже недалеко от рынка, Освальд заметил толпу зверей и тут же ощутил, как шевельнулась шерсть на загривке. Здесь стоял известный идол лисицы Фортуны – богини-покровительницы врачевателей, торговцев и, как уверяли некоторые, отравителей. В таком месте за монашескую рясу можно было получить в спину овощем или даже чем-нибудь потяжелее. Вжав голову в плечи и шепча молитву, Освальд быстро протопал мимо. Лишь оставив позади опасное место, он поднял взгляд и тут же с тоской подумал, что ни блаженный Кевин, ни Брендан-мореплаватель, ни Эдгар, ни Колумба, ни Мунго – никто из тех, кого прозвали двенадцатью апостолами Рифтгарда – не упустил бы случая произнести проповедь с обличением идолопоклонства. Впрочем, Освальд быстро утешил себя тем, что его ждут дела посерьёзнее, и подвергать себя опасности пока не стоило. Пока что.

Ну что же. Я намерен начать выкладывать нечто для себя важное и, признаем, весьма необычное. Да, этот фанфик религиозный и, да, он христианский. Нет, Рэдволл не будет, вопреки воле автора, переделан в религиозное заведение. Одним из центров распространения христианства будет окраина мира – Рифтгард. А как оно там оказалось, надеюсь, будет постепенно раскрыто. Поскольку тема специфическая, стоит сразу проговорить некоторые моменты для лучшего понимания. «Как христианство очутилось в мире Рэдволла? Это что-то альтернативное?» Нет, тут не будет символов и переделок в стиле «Хроник Нарнии» (чего-то вроде того, что все верят в Великую Небесную Мышь или подобного). Будет христианство как есть, хотя, вероятно, с местными особенностями (недогматического характера). Как оно сюда добралось? Ну, в нашем мире до разных далёких стран добиралось ведь. Нет, приключений попаданцев тут не будет. Предполагается, что однажды произошло некое чудесное откровение, которое и положило начало местной церкви. Нет, костров инквизиции и крестовых походов не планируется. «Как это твои персонажи молятся и ходят в церковь, они же животные?» Но они же у нас разумные, так? Одно из главных определений человеческой природы, согласно христианству – именно разумность, внешность тут, как я это понял, роль не играет. Если что, вот мнение блаженного Августина: «но какой бы и где бы ни родился человек, т. е. животное разумное и смертное, то, какой бы ни имел он непривычный для наших чувств телесный вид, цвет, движение, голос, или как бы ни отличался силой, или какой-либо частью тела, или каким бы то ни было свойством природы, никто из верующих не усомнится, что он ведет начало свое от того одного первосозданного человека». Тот, кто разумен и смертен, является человеком, соответственно – несёт в себе образ Бога и может быть христианином (тут ещё, правда, накладывается вопрос о происхождении всей совокупности человечества от Адама и Евы как единого корня, но если Августин не видел ничего невозможного в происхождении от них псоглавцев, то разумные звери рэдволльского мира…) Ладно, я увлёкся. Предварительные замечания сделаны. Поехали. Если что, можете спрашивать.

И ВСЁ-ТАКИ Я ДОБИЛ ЭТО

ЭПИЛОГ. ОТРЫВОК ИЗ ЗАПИСОК БЕЛКИ КРАКЛИН, ЛЕТОПИСИЦЫ РЭДВОЛЛА. Наступает зима. Вчера выпал первый снег и волшебным белым пледом покрыл наше аббатство. Диббуны веселятся, бегают по заметённому саду и уже пытаются лепить снежных зверей. Пижма, наша новая аббатиса, не торопится объявлять праздник Наименования. Да, это будет первый раз, когда она даст название сезону и, конечно, она сильно волнуется. Во всяком случае, для традиционного пира всё готово. Нынешние лето и осень были наполнены множеством волнительных событий, заставивших переживать всех обитателей Рэдволла. Поиски жемчужин, спрятанных Фермальдой, приход пиратов, похищение аббата Дьюррала и Фиалки, наконец, экспедиция Мартина на остров Сампетра… Всё это мы, конечно, запомним надолго. Но мне кажется важным не то, что это были очень волнительные и опасные приключения. Дело в том, что Мартин, Дьюррал и Фиалка вернулись с Сампетры другими. Я хочу подчеркнуть это слово. Нет, внешне они не изменились и остались нашими добрыми друзьями, но им словно открылось что-то новое и загадочное. Это трудно выразить. Может быть, такое впечатление родил рассказ про Ромску, хорьчиху-пиратку, которая спасла Дьюррала с Фиалкой и стала императрицей Сампетры после гибели Ублаза? Почти никто в аббатстве не поверил, что хищник оказался способен на некое благородство. Многие возмутились тем, что Мартин оставил меч в залог корабля, а идея Дьюррала собрать припасы для жителей Сампетры встретила очень сильное сопротивление. Пижма своим авторитетом помогла отстоять его точку зрения, но споров было очень много. Мартин вновь отправился к Сампетре на том же пиратском корабле, на котором вернулся к нам. Я сама видела, как в трюм загружали мешки, а на палубу поднимались лесные жители, готовые, как говорилось, поселиться на далёком острове и охранять там порядок. Мартин приплыл назад осенью, когда навигация почти закончилась, на причудливой лодке, которую построили выдры с Кольца. Он привёз с собой меч и рассказал, что Сампетра и Выдриное Кольцо превратились в нечто вроде единой системы, внутри которой звери торгуют и обмениваются ресурсами. Да, конечно, гибель Пинким потрясла всех нас. Я и сейчас вижу перед собой похороны мышки, дым над лесом от горящей церкви, слышу слова прощальной песни… Пижма хотела выкинуть в море жемчужины, из-за которых случилось столько трагедий, но Мартин запретил ей это. Он сказал, что обещал отвести их на Сампетру, и ничто на свете не помешает воину Рэдволла сдержать слово. На корабль погрузили также и гроб с костями несчастного Седоглупа, когда-то ставшего другом Фермальды. А недавно, осенью, произошло ещё одно загадочное и мрачное событие. Я видела, как Фиалка вышла из сторожки со старой книгой в лапах и решительно зашагала к главному зданию. Ролло брёл за ней, что-то жалобно бормоча. Придя в главный зал, я с ужасом увидела, как Фиалка рвёт книгу и бросает её листы в камин! Никогда ещё у нас в аббатстве не жгли записи. Она наотрез отказалась сказать, что это была за книга, и даже Ролло отмахнулся от меня. Он лишь промолвил, что это была какая-то лживая история. Но я видела слёзы на его старых глазах, а разве из-за лжи будут плакать? Фиалка стала очень грустной и молчаливой. Я пыталась выведать у неё подробности путешествия, в частности, что-нибудь о том зайце Звездохвате, но она вдруг разозлилась и употребила в его отношении некоторые слова, которые я не нахожу возможным вставить в летопись. А как-то раз мы пили чай в укромном уголке сада, и Фиалка сказала, что они с Мартином теперь больше, чем просто друзья… Я не поняла этой фразы, и она объяснила, что через пару-тройку сезонов они сыграют свадьбу. Конечно, это очень радостно и волнительно, но даже предчувствие скорого большого праздника не избавило меня от грусти и смятения, оставшихся с того странного лета. Часто по ночам я лежу без сна, слушаю вой ветра в тёмном дворе и думаю о том, каким большим и сложным оказался наш мир. А ведь ещё недавно всё было таким простым и понятным. Есть наш Рэдволл, обитель мира и добра, а есть злые хищники, с которыми надо бороться. А теперь всё перемешалось: друзья и враги, свои и чужие, боль и радость. И сколько ещё стран, нам неведомых, лежит за морями, и какая там кипит жизнь – кто ответит? Почему Мартин явился Седоглупу и велел отнести жемчуг в аббатство? Этим он запустил цепочку событий, вследствие которых Ублаз был убит, но погибла Пинким. Она была необходимой жертвой во всей этой истории? Или просто ошибкой? Почему? Может, понять мир и себя в нём – вот главная загадка, которую оставила нам старая Фермальда? А жемчужины были только лишь приманкой? Надеюсь, когда-нибудь мы поймём это… Когда-нибудь…

– Отец… Почему ты ничего не рассказал мне? Валлиум Веслохвост в глубокой задумчивости сидел на каменном троне в глубине пещеры. Инбар стоял перед ним, держа Грат за лапу. Тихо журчал ручей, приглушённый свет, как и прежде, лился сквозь жерло внутрь Выдриного кольца. Все жившие в нём четыре семейства столпились, со страхом рассматривая прибывших из внешнего мира зверей. Огромный одноглазый крыс ходил среди них, откровенно красуясь, поглядывая туда-сюда, и камень в его глазнице тускло посверкивал. – Стало быть, Ублаз мёртв… Валлиум вздохнул. – Тайну отношений с ним хранили главы четырёх родов в строжайшей тайне. Я думал вскоре посвятить в неё и тебя, Инбар, как своего наследника. Но теперь всё изменилось. Только скажи-ка, сын, если бы прежде мы рассказали о договоре всему народу, то не решил бы какой-нибудь молодой, горячий выдра прекратить позор? И как бы отнёсся к этому Ублаз? Может, натравил бы на Кольцо пиратов? Или пришёл сюда сам со своими варанами? Инбар угрюмо глядел в каменный пол. Сколько раз за минувшие дни, плывя на континент, помогая аббату собирать груз для Сампетры и созывать боевой отряд, он мысленно винил отца с прочими вождями. Трусы, думал он, купили покой за жемчуг и молчали. Теперь же, слушая спокойную речь родителя, он не мог не признать, что на самом деле всё оказалось сложнее. – Я смотрю, Грат всё так же рядом с тобой. Старческие глаза Валлиума глядели на молодую выдру из-под косматых бровей. Он уже знал, что её семью убили пираты, но вот о той истории со Слезами Всех Океанов Инбар и Грат решили ничего не рассказывать. – А это значит, нас ждёт свадебный пир. Верно говорю, сын? – Отец… Инбар резко вскинул голову. – Я собираюсь плыть на Сампетру. Я считаю… Я уверен, нам надо прекратить таиться. Прошу тебя, дай мне воинов, и мы наведём порядок на том острове! – Давай, папаша! – Камнеглаз хохотнул. – У нас твой щенок станет настоящим зверем! Выдры возмущённо зашептались, но Валлиум поднял лапу, и вернулась тишина. – Мне нравится твоя решимость, Инбар. Но вот ведь что… Ты окажешься среди пиратов, будешь жить между ними, делить с ними кров и пищу. Они станут рассказывать про походы и грабежи, как лихо они творили свои дела… Валлиум хмуро взглянул на Камнеглаза, который уже с увлечением рассказывал что-то собравшейся кругом стайке выдрят. – И сохранишь ли ты наши принципы и устои? Ты, всю жизнь знавший лишь Кольцо, и оказавшийся среди зверей столь нам чужих и порочных? Не захочешь ли сам заняться их делами? А твоей молодой жене будет ли приятна такая компания? Инбар медленно поклонился, тщательно соблюдая ту почтительность, которой его учили с первых сезонов. – Отец, позволь объяснить. На Сампетре произошла война. Многие пираты погибли, другие бежали. Остались те, кого поработил и унизил Ублаз. Моё сердце горит желанием помочь этим зверям. К тому же, вождь того места, что зовётся аббатство Рэдволл, собрал много выдр и других зверей, и все они идут к Сампетре. – Позвольте и мне сказать… – тихо произнесла Грат. В новом светлом платье, подол которого почти скользил по камням, она уже совсем не напоминала ту кровавую мстительницу, какой была совсем недавно. – Вы знаете, что произошло с моей семьёй. Тогда мне казалось, что смысл моей жизни, того, что от неё осталось – месть. Но сейчас я поняла, что это тупик. Ты можешь мстить бесконечно и в конце концов захлебнёшься в крови. Нужно не только разрушать, но и созидать. Почтенный господин Веслохвост, если вы позволите вашему сыну отправиться на Сампетру, то я с радостью разделю его путь! Прищурившись, Валлиум смотрел то на Инбара, то на Грат, доверчиво и с покорностью глядевшую на него зелёными глазами. Старая лапа крутила круглые камушки. – Вы знаете, что если налить в бурдюк пресной воды наполовину, а потом долить солёной, то эта смесь окажется негодной. Но мы знаем и то, что на нашем Кольце всегда есть пресная, хорошая вода, хотя нас и окружает море. Почему так? Здесь бьёт источник, который заполняет озеро и не даёт ему слиться с морем. Так слушай, Инбар: стань для Сампетры таким источником, который победит ядовитую соль пиратства! Инбар замер, с надеждой глядя на отца. – И я рад, что у моего сына такая верная подруга. Ну что же… Готовьте свадебный пир! А потом ты, Инбар, сам отберёшь воинов, которые с тобой поплывут к Сампетре. – Йо-хо-хо-хо!!! Камнеглаз выхватил саблю и захохотал во всю глотку, так что эхо жутким гулом отразилось от стен Выдриного Кольца. Детёныши с визгом кинулись врассыпную, прячась за юбки матерей. – Ох… Извините, ребятки! Я просто хотел сказать – устроим славный пир в честь великого воина Инбара и его прекрасной невесты! Ура! Всё ещё не смея поверить во всё произошедшее, Инбар крепко сжал лапу Грат. Кровавое прошлое таяло, как ночной туман на рассвете, и впереди их ждало великое будущее. Оскал осторожно приоткрыл дверь покоев, прежде принадлежавших Ублазу, а ныне ставших квартирой императрицы Ромски. С тех пор, как она сюда вселилась, прежняя роскошь уступила место умеренности, куда как более привычной хорьчихе-пиратке. Дорогие безделушки и мебель отправились в портовый склад, чтобы в любой момент их можно было хоть за что-то продать на один из подходивших к Сампетре кораблей. – Какие новости принёс? Ромска стояла у выходившего на море окна, словно на мостике родного корабля, и глядела на несомые холодным осенним ветром облака. – Случилось столкновение с ящерами… Около северного источника. Двое наших погибло, мы одного завалили. Смущённо отвернувшись, Оскал глянул на портрет Ублаза над заправленной грубой тканью постелью. Дыра между чёрных глаз недавнего повелителя Сампетры делала его морду ещё более зловещей. – Я, кажется, приказала избегать драк с ними. В голосе Ромски мелькнули ледяные нотки. – Мы договорились брать воду по очереди… Они внезапно напали. – Понятно. Собирай отряд и снова иди к источнику. Если ничего, кроме силы, не понимают, будем так действовать. Ступая по ковру, Оскал подошёл к Ромске. – Всё ещё ждёшь? – А у тебя есть другие идеи? – В артелях недовольны. Говорят, надо хоть что-то из досок делать и валить отсюда. Зиму мало кто переживёт. Эх, Ромска, кинули нас с тобой, как щенков. Плевать им на тот меч… Очень медленно и едва прикасаясь, Оскал приобнял императрицу за плечо. – Лапу убрал! Голос ударил, словно палаш, заставив Оскала отскочить на шаг. Висевший на поясе Ромски меч Мартина оставался лучшим аргументом для недопущения панибратства. Смотря на покрытую старым камзолом спину Ромски, Оскал уныло думал о том, как изменилась жизнь Сампетры со смерти Ублаза. Когда-то он так же, как и прочие, мечтал о вольной пиратской республике, где грога, рыбы, дерева, денег – всего будет завались, сиди и наслаждайся. Теперь выжившие оказались в суровом военном лагере с трудовыми артелями, постоянными тренировками и столкновениями с засевшими на севере варанами, всякий раз уносившими кого-то к берегам Тёмного моря. Еда и пресная вода выдавались артелям строго по расписанию. – Ладно, ладно, подумаешь вот тоже… Вот стоишь ты тут целыми днями, глаза проглядываешь. Не приплывут они. Мышь тот себе на уме был. Может, меч этот и не реликвия никакая. Так, один из многих. Ромска не шевелилась. – У тебя всё? – Знаешь… Если наши перемрут или сбегут, предлагаю построить шлюпку и вдвоём к Рифтгарду драпать. Или как, хочешь тут и помереть? – Я спросила, у тебя всё? – Да всё, всё… Иду выполнять приказ, Ваше Величество! С мучительной горечью Оскал махнул лапой и поплёлся к выходу. Да, Ромска верила, что «Морской Змей» вернётся, а потом они начнут новую жизнь. Наверное, когда настанет зима, по небу понесутся рваные тучи, а море взревёт в жестоких штормах, она точно также будет стоять в холодной комнате и смотреть в это проклятое окно, ожидая то ли возвращения корабля, то ли собственной смерти… – Эй! Уже взявшийся за дверную ручку Оскал обернулся. Что-то новое, тёплое и светлое, прозвучало в голосе Ромски, а морда её сияла искренней радостью. – А ну иди сюда! Неужели… Или у неё начались глюки? Ну, тогда и у него тоже. Потому что Оскал видел, моргал и снова видел «Морского Змея», плывущего по морю в окружении длинных лодок, в которых сидели воины.

Мерный стук молотка оглашал порт Сампетры. Из обгоревших досок пират-столяр соорудил гроб, в который Мартин сам уложил тело погибшей землеройки. Опираясь на сделанный тем же мастером маленький костыль, подошла Фиалка и положила на грудь мертвеца несколько простых цветов. Постояла, держась за край гроба, молча отошла к ограде дощатой набережной и опёрлась на неё, смотря на спокойное море. «А ведь она могла сама оказаться в гробу», – подумал Мартин и повернулся к Ромске. – Я привезу жемчужины. Я обещал, а воин Рэдволла никогда не нарушает данного слова. – Ты дал слово Ублазу, а он на Тёмном море, – ответила Ромска, поглаживая торчащую из ножен рукоять. – Впрочем, я от этих шариков тоже не откажусь. Знаешь, что… Привези их вместе с костями моего бедного Седоглупа. Пускай лежат в земле Сампетры. – Хорошо. Мартин кивнул. – Ну, тогда по лапам? Секунда колебаний – и Мартин сжал лапу хорьчихи. Первой в истории хищницы, ставшей хранительницей Меча Рэдволла… Хотя бы на время. Вообще на эти дни пришлось слишком много событий, произошедших впервые. Сбоку раздались осторожные тихие шаги. Инбар и Грат медленно шли по растрескавшимся доскам. Выдра всё ещё опиралась на лапу своего спутника, но её нога, видимо, уже вполне зажила. – Я уничтожу всё, что найду, касающееся Выдриного кольца, – сказала Ромска, обернувшись к выдрам. – Ни один зверь больше не узнает о вашем убежище. Можешь мне поверить. Инбар взглянул на Мартина. Странная решимость мелькнула в его больших грустных глазах. – Нет! – почти крикнул Инбар, всегда тихо произносивший слова. – Хватит скрываться. Мы, выдры с Кольца, вот уже сколько сезонов таились от всего мира, покупали молчание Ублаза за жемчуг… Теперь пора открыться. Я попрошу отца дать мне отряд воинов, и вместе мы поможем Сампетре начать новую мирную жизнь. Я обещаю вернуться! Инбар, казалось, распрямился, сбросив с себя страшную тяжесть, стал вдруг выше и взрослее. Наивный дикарь, связанный необходимостью держать в глубокой тайне убежище своего народа, превратился в воина, готового встретить вызов внешнего мира. – Кстати, об обещаниях! Звездохват выскочил откуда-то из-за спины Мартина. – Сэр, имею честь доложить: вверенное моему присмотру судно пребывает в целости и сохранности, во-во! Мы с ребятами отлично провели время! Правда, кто-то додумался связать этих замечательных моряков, и мне пришлось их развязывать. Между прочим, это они прочитали те вспышки, которыми вы нам светили, во! Да, вот что я хотел… Заяц вытолкнул к Мартину растерянную Хельгу. – Уважаемый! Я обещал этой чудесной девушке, что вы извинитесь перед ней за своё поведение на кухне! Я имею ввиду наглое уничтожение созданного ею прекрасного пудинга! Он наклонился и взволнованно прошептал: – Послушай, скажи хоть что-то, прошу! Я поклялся честью горного зайца, что заставлю тебя извиниться, а это серьёзно! Мартин вздохнул. – Ну что же… Дорогая… – Хельга, – услужливо подсказал Звездохват. – Хельга… Примите мои искренние извинения по поводу того пудинга… Я не знал, что вы сготовили его специально для Ублаза и начинили самым лучшим ядом! Звездохват хохотал, согнувшись пополам. – Ну ты и шутник, старина! – выдохнул он, едва успокоившись. – Будет что на большой земле рассказать! Ну ладно… Мы, в общем, благодарим Сампетру за гостеприимство, во-во… Родные берега зовут, знаете ли… Все обещания даны, мы всё помним, а сейчас нам пора, во-во! Мартин прекрасно понимал торопливость Звездохвата, но перед тем, как повернуться и идти к стоявшему у пирса кораблю, он поймал взгляд прищуренных глаз Хельги, стоявшей, скрестив лапы на груди. От растерянности не осталось ни капли, и что-то сухое и обречённое читалось в её виде. – Вы… Хотели бы отправиться с нами? Хельга злобно усмехнулась. – Прими искренний совет, воин: не пытайся примазаться к тем, кому ты не нужен. Передай своему спутнику, что я желаю ему найти хорошую зайчиху… С крепкими кулаками! Взобравшись на капитанский мостик, Камнеглаз с довольным видом крутил головой и резким, скрипучим голосом отдавал команды. Собранные им пираты ловко управлялись с парусами, и «Морской змей» стремительно скользил прочь от Сампетры на восток, туда, где за горизонтом находился родной Рэдволл. Стоя на корме, Мартин смотрел на удаляющийся остров. Над цитаделью всё ещё вился дым ночного пожара, а на пристани виднелись стоявшие там звери. Ромска подняла лапу с мечом, и отблеск полуденного солнца словно чиркнул Мартина по самому сердцу. Воин, возвращающийся домой без меча… Но с аббатом и Фиалкой. Недурственная замена, как думаешь, Мартин? – И что ты там ещё ей обещал, позволь поинтересоваться? Фиалка и Звездохват стояли прямо на пути Мартина. Мышка смотрела на зайца снизу вверх с какой-то жёсткой, угрюмой решимостью. Две крысы – те самые, которых Мартин связал вчера – с интересом смотрели за схваткой. – Послушай, милочка… Она – ласка, я – заяц. Ну о чём здесь можно говорить? Звездохват пытался говорить голосом высокомерно-легкомысленным, как иногда разговаривают с проявляющими излишнюю прыть диббунами, но не смог скрыть дрожь. – Ах, так? А позволить себе дать женщине… Неважно, какого народа… надежду – это заяц вполне себе мог? Верно я всё поняла? Она с силой стукнула костылём о палубу. Мартин ускорил шаг и вскоре оказался между Фиалкой и Звездохватом. – Эй, воин! Что-то мне кажется, вы в своём Рэдволле маловато уделяете внимания воспитанию диббунов, во-во! А то лезут, видите ли, во взрослые дела… – С нашим Рэдволлом, позволь, мы сами разберёмся, – процедила Фиалка голосом таким желчным, какого Мартину никогда ещё не приходилось слышать. – А вот тебе, отнюдь неуважаемый мною заяц, позволь сказать, что ты – наглый и самовлюблённый мужлан! И я очень даже рада, что Хельга избавилась от твоего драгоценного общества! Злобно фыркнув, Фиалка с громким стуком засеменила к носу корабля. Крысы откровенно хихикали. – Да, не завидую я будущему мужу этой девчонки! – сквозь смех сказал один из них. – Подумаешь, какая принципиальная! Звездохват дёрнул плечами, посмотрел на Мартина, словно собираясь что-то сказать, но махнул лапой и вместе со своими новыми друзьями отправился к корме. Вскоре оттуда зазвучало нестройное пение в три глотки. Дьюррал одиноко стоял, опираясь на ограждение палубы. Мартин положил лапу на старые плечи. Аббат повернулся, и усталая улыбка тронула его морду. – Ты уверен в своём решении? Я про то, что мы пришлём им саженцы и прочее… – Ты имеешь что-то против, сынок? Хочешь оставить их запертыми на пустынном острове без всякой помощи? Мартин вздохнул. – Они пираты, отец. Ты веришь этой старой крысе? Быстрый взгляд назад. Камнеглаз распекал пару матросов у противоположного борта. Достаточно далеко, чтобы ничего не расслышать. – Помогать им – значит дать шанс снова грабить и убивать… – Погоди, сынок. Я сказал Ромске не всё, что собираюсь сделать. Дома мы соберём отряд из выдр, ежей, кротов – крепких, сильных зверей – и отправим на Сампетру. Если что, они помогут нашим друзьям идти верным курсом. – Отец… Да ты просто гений! Мартин не мог сдержать счастливой улыбки. Дьюррал задумчиво поскрёб парапет. – Приготовься к дурным новостям, сынок. Я чувствую, что-то тёмное ждёт нас дома. Он помолчал. – Кстати, вот здесь, прямо отсюда, мы с Ромской сбрасывали в море убитых пиратов и ящеров… – Ладно, ладно, отец, потом расскажешь… Лучше отдохни как следует. Мартин хотел поговорить с аббатом о том, что безжалостно рвало душу, но понял, что не стоило этого делать. Старик устал, очень устал. Неизвестно даже было, дотянет ли он до родного берега. Но с ними плыл ещё один зверь, которому воин готов был довериться. Фиалка была осколком прежнего мира, ясного и понятного, в котором на все вопросы имелись простые и чёткие ответы, да и вопросов-то особо никто не ставил. Да, путешественники вернуться в Страну Цветущих Мхов, но обретут ли они утраченный покой? – Извини, Мартин. Я понимаю, добропорядочная мышка не должна так себя вести. Фиалка осторожно взялась за лапу подошедшего Мартина, продолжая смотреть в ясный морской простор. – Звездохват чем-то рассердил тебя? – Рассказывал своим дружкам, как кружил голову той ласке. Она неприязненно дёрнулась. – Я понимаю… Вдвоём они стояли у борта, молча слушая плеск волн и пронзительные крики чаек, между которыми то и дело звучали отрывистые команды Камнеглаза и ругань матросов. Ветер дул противный, и «Морской Змей» шёл зигзагом, то и дело меняя курс, но всё же медленно двигался к востоку. – Фиалка… Ты знаешь… Только не удивляйся. Я разговаривал с Ублазом, и он сказал мне такую вещь… Что нет ни добра, ни зла… Сбиваясь, Мартин изложил Фиалке свою беседу с императором. Правда, об ожившем воспоминании о случае с Ролло в комнате Фермальды упомянуть так и не решился. – Так что же? Неужели он прав, и мы не добрые звери? И, как хищники, просто следуем своим интересам? Фиалка молчала. Нежные пальчики осторожно поглаживали лапу воина, всегда такую сильную и такую сейчас беспомощную. – Я давно думала об этом. Нет, Мартин. Добро и зло есть. Я уверена. Мартин вздохнул с искренним облегчением. – Но, видишь ли… Они устроены не так, как мы думаем. То есть, что есть хорошие звери, а есть плохие. Нет. Добро и зло перемешаны в нас самих, внутри каждого! – Вот как… Словно собственной шкурой Мартин ощутил, как мир поворачивался новой, неизведанной стороной. – Смотри. Ведь есть, допустим, звери больные. Одни сильнее, другие слабее. У кого-то насморк, а у кого-то опухоль. Кто-то уже не жилец. Так же и зло – кого-то оно поражает сильнее, кого-то слабее. Фиалка излагала свои мысли с горячим увлечением первооткрывательницы, которая напала на след неведомых сокровищ. Корабль опять повернул, и Мартин, держась за поручень, придержал мышку за спину. Прислонённый к парапету костыль с грохотом упал. – А ты никогда не обращал внимания… Мы ведь обычно говорим не так, что такой-то – убийца, вор, преступник. А так – он крыса, хорёк, лис. Тебе это не кажется странным, Мартин? Что некоторые звери… виды зверей… плохие с самого рождения? – Дорогая, мы слишком много зла видели от крыс, хорьков и лис, – ответил Мартин, слегка улыбнувшись. – Странно было бы, если бы мы считали их добрыми после всего… После Клуни, Слэгара… – Да? А припомни-ка, было такое, чтобы Рэдволл попытался научить хищников жить по-нашему? Принести им наши идеалы? – Если бы ещё кто-то из них этого хотел. Но, если ты о Седоглупе… Он всё-таки был сумасшедший. «И как наши разрешили Фермальде держать у себя этого горностая, – с глухой злобой подумал Мартин. – Что ему в голову больную могло прийти? Был бы я тогда в аббатстве, вышвырнул бы эту парочку за ворота». – Нет, не о нём. Мартин, тебе что-то говорит имя Покров? – Не помню никого, кто бы носил его, – Мартин недоуменно хмыкнул. – А ты? Фиалка опять замолчала, словно ей нужно было собраться с духом. – Ты знаешь, я люблю копаться в сторожке у Ролло. Читать старые летописи. И однажды я нашла там книгу с рассказом о том, что в старые времена… когда аббатисой была Мериам… у нас среди диббунов жил настоящий хорёк. Его-то и звали Покровом, и был он сыном самого Сварта Шестикогтя! – Что за ерунда… – прошептал Мартин. – Да, да! Так там и написано! А теперь слушай дальше. Воспитывать его велели Бриони… Той, что потом стала аббатисой… Но он вёл себя очень плохо, воровал и даже кого-то насмерть отравил… – Ха, ну кто бы сомневался. И чем же всё закончилось? – Его выгнали. Нет, ты ещё послушай! Понимаешь, эта Бриони… судя по рассказу… была, ну, просто ненормальной. Защищала Покрова, что бы он ни делал, наконец, кинулась за ним вдогонку вместе с каким-то кротом. А потом… потом… В конце там было написано самое гнусное, что я в жизни читала! Фиалка несколько раз тяжело вздохнула. – Бриони вышла прямо на Сварта, когда он сражался с Бликом. Ну, барсуком, сыном Беллы. Сварт метнул в Бриони дротик… Покров кинулся и закрыл её от удара… Принял его на себя и скончался… А она… Она потом уже, в Рэдволле, заявила, что Покров на самом деле был плохим! Что без него земля будет лучше! После того, как он её от смерти спас! Мартин испуганно смотрел, как мышиные коготки царапают парапет, оставляя глубокие борозды на старом дереве. – Грязная тварь, предательница! – выкрикнула Фиалка с какой-то безумной болью, и её голос слился с пронзительным воплем пролетавшей мимо чайки. – Не смей так говорить про аббатису! Мартин резко сжал детское плечо так, что Фиалка взвизгнула от боли. – По-моему, это просто какая-то чушь, – заговорил он, чуть успокоившись и поглаживая притихшую Фиалку. – Сначала отравил, потом спас… Да и если бы у нас жил сын Сварта, неужто я про это не услышал? Пожалуйста, забудь. Не было ничего. И если всё это тебе не приснилось… То ты просто наткнулась на глупую и злую сказку, которую сочинил какой-то бездарь, чтобы диббунов пугать. Покажешь мне ту книжку, и мы её в камине сожжём. – Её сочинили в поддержку гнилой идейки, что хищники плохие от рождения, – с мрачной уверенностью сказала Фиалка. – Чтобы мы их всех ненавидели… И убивали… И женщин их, и детей… Мартин! Почему мы, рэдволльцы, не можем передать добро другим зверям? Всем этим хорькам, крысам, лисам? Почему кругом столько зла? Почему? Почему? Почему?! – Если бы я знал, Фиалка. Если бы знал… Он наклонился, поднял костыль и подал мышке. «Рана от слов заживает хуже, чем от клинка, – думал Мартин, лаская Фиалку и смотря в безмятежный морской простор. – Слишком много всего мы узнали в этом странствии, и сможем ли теперь жить, как прежде? И эта дурацкая история… Как заставить Фиалку забыть её?» Вдруг Мартин вспомнил, что до сих пор так и не нашёл себе жену, хотя ему уже прилично сезонов. Да и не искал особо, хотя даже аббат порой намекал ему о чём-то таком со своей обычной скромной полуулыбкой. И вот совсем рядом с ним – Фиалка, с которой путешествие сблизило его ещё больше… Дождаться её совершеннолетия, которое совсем ведь уже скоро… Осторожно и нежно Мартин приобнял Фиалку, и сердце сладостно забилось. Что же, о таких вопросах думать было куда приятнее, чем об устройстве мира и о каких-то старых вздорных баснях.

Когда Мартин проснулся, солнце пробивалось через шторы. Приподнявшись, он сонно оглядел спящих зверей. Фиалка лежала на кровати, вытянув пострадавшую лапу, рядом посапывал аббат. Грат свернулась на кушетке, Инбар – рядом на полу. Ромски не было. Из выходившего во двор окна тянуло свежим воздухом. Но ведь вчера оно было закрыто… Подойдя ближе, Мартин заметил привязанную к железному крючку верёвку из простыней. Развернувшись, с отчаянно бьющимся сердцем кинулся к противоположному окну… «Морской Змей» стоял на месте. Мартин выдохнул, закрыл глаза, снова открыл. Ничего не изменилось. Можно было будить остальных. – Идёмте все вместе по лестнице, – сказал Мартин, собрав всех у двери. – Оставлять некого, поэтому подъёмник использовать нельзя. Я буду впереди, выдры за мной, аббат пойдёт между вами. Инбар, бери Фиалку. Держитесь настороже! Мартин осторожно открыл разломанную дверь, вышел в коридор. Никого. Проход на лестницу обнаружился недалеко за подъёмником. Звери осторожно ступали по идущим кругом ступеням. Вскоре впереди показалась широкая парадная лестница, за ней – просторный зал. Мартин, сжимая меч, разглядывал пятна запёкшейся крови и валяющиеся тут и там трупы. Свечи и факелы давно потухли, и лишь зыбкий утренний свет падал на место страшной бойни. Как же им повезло вчера найти подъёмник… – Эй, проснулись уже, сони? Самое интересное пропустили, ха! Большой горностай в обычных для пирата куртке и штанах вразвалочку вышел из-за колонны. На его морде красовалось несколько явно свежих шрамов, темневших на фоне светлой, но окровавленной шерсти. Мартин злобно ругнулся про себя: незаметно выскользнуть из цитадели не получится. – Пожалуйте сюда, вас ждут! – горностай указал на маленькую боковую дверь во двор. – А меня, кстати, Оскал зовут! – Мне плевать, – процедил Мартин. – Э, да не злись ты! Мы про тебя всё знаем уже. Идите, идите, тут только эта дверь и открыта! Во дворе нестерпимо воняло гарью, а над развалинами, на фоне светлеющего ясного неба, всё ещё вился дым, сносимый лёгким утренним ветерком. И здесь тоже полно было мёртвых тел пиратов и варанов, ещё больше, чем в замке. Скосив глаза, Мартин увидал огромные кривые когти убитого им вчера варана. Длинный тёмный язык вывалился из открытой клыкастой пасти. И ведь никогда, слушая рассказы о Клуни или про войну с Котиром, Мартин не думал, как на самом деле выглядит война. Толпа зверей, грязных, оборванных, стояла напротив двери. Они окружали что-то вроде длинных носилок, на которых покоились два тела. Ублаза Мартин узнал сразу, а рядом с ним лежал лис. Неужто это и был тот самый Расконса? – Эй, Ромска! – крикнул Оскал. – А я твоих друзей привёл! Все живы-здоровы! Ромска подошла спокойной, уверенной поступью. – Всё закончилось. Они погибли оба. И Ублаз, и Расконса. Она вновь, как и ночью в покоях наверху, осторожно взяла Фиалку за лапу. – Ты могла сорваться, – с укором произнесла мышка. – Опасно так лазить! – Ай, ладно, мы привычные… Мартин медленно поднял меч над головой. – Именем аббатства Рэдволл я дарую свободу народу Сампетры! Оскал прыснул, зажав пасть. Остальные недоумённо переглядывались. Да, пожалуй, его жест и вправду выглядел нелепо. Мартин ощутил себя обиженным диббуном, который лыбится, изо всех сил пытаясь не заплакать. Да, аббат и Фиалка остались живы, но на триумф воина-освободителя всё это совсем не походило. Самое главное произошло без участия Мартина, и судьба даже не позволила ему сойтись со злодеем в решающей схватке. И верно, он всё проспал, а теперь корчит из себя что-то… – Наш друг из Рэдволла… или как там его… В общем, он дарит нам свободу! – повторил Оскал с откровенной усмешкой. – А теперь меня послушайте… Он подбочинился, выхватил из-за пояса палаш и, взмахнув им, выкрикнул: – Да здравствует Ромска – императрица Сампетры! Мгновение все молчали, но вдруг из-за спин раздался пронзительный взвизг: – Да здравствует! Ура! Мартину показалось, что он слышит голос того самого хорька, которого они поймали в порту в первый день. Толпа кричала, визжала, ревела. «Им нужен вождь, вот они его и нашли, – уныло подумал Мартин. – Плевать им на свободу, Рэдволл, наши ценности… И что дальше? Опять станут пиратствовать? Как их тут оставить?» – Императрице положена корона, – неожиданно произнёс Дьюррал и, семеня, подошёл к носилкам. – Тем более, что, как мне кажется, нашему старому знакомому она больше не пригодится… Так, извини-ка, приятель… Аббат снял корону с Ублаза, и голова того, кто недавно величал себя императором Сампетры, с глухим стуком ударилась о дерево. Только сейчас Мартин с какой-то убийственной чёткостью осознал, что Ублаз мёртв, мёртв окончательно и бесповоротно. Но, странное дело, при этом он не ощутил ни малейшего удовлетворения или победной радости. Враг повержен, тот, кто копил сокровища, посылал своих корсаров на кровавые подвиги, устрашал моря и острова – лежит теперь без движения. Но ведь и он, Мартин, однажды так же сойдёт в могилу и уйдёт в Тёмный лес… «Интересно, а дед думал о чём-то подобном, когда увидел раздавленного колоколом Клуни?» – Она твоя, – сказал Дьюррал, протягивая корону Ромске. – Надеюсь, ты распорядишься ею лучше, чем предыдущий владелец. Она неуверенно взяла золотой венец и водрузила на голову. Пожалуй, он ей даже шёл. – В любом случае, нам пора отправляться домой, – бросил Мартин, смотря Ромске прямо в глаза. Да, сейчас он мог смотреть в глаза зверю в короне, не боясь, что он залезет в его память. – Эй, не так быстро, приятель. Оскал встал рядом с Ромской. Что же, он угадал момент, поставил на кого надо, и теперь мог претендовать на положение при новой правительнице. – Видишь ли, Мартин, крысы Ублаза бежали с Сампетры и сожгли корабли. Остался один лишь «Морской Змей». И ты хочешь, чтобы мы его просто так тебе отдали? Мартин угрюмо молчал. Толпа угрожающе обхватила команду со всех сторон. Пробиваться? А аббат, а Фиалка? – Ваше величество, позвольте… Дьюррал как-то незаметно оказался между Оскалом и Мартином и вскинул лапы. – Что вы скажете, если мы вернём вам корабль? И не просто вернём, а пришлём с ним зерно, саженцы, инструменты – всё для того, чтобы здесь можно было начать сельское хозяйство? – Звучит неплохо, – растерянно пробормотал Оскал. – Только с чего нам вам верить? – Я бы, может, тебе и поверила, – сказала Ромска. – Да, видишь ли, ребята не поймут. А обижать морскую братию не стоит, ой не стоит… Она выразительно дёрнула головой в сторону тел Ублаза и Расконсы. – Так что нам нужен заложник… – Я готова остаться! – крикнула Фиалка. – Ну уж нет! Есть вариант получше. И я говорю не о живых. Ромска подошла совсем близко к Мартину. – Твой меч. Оружие Мартина Воителя. Святыня аббатства. За ним-то ты точно вернёшься, правда? Мартин открыл рот. Многое он ожидал услышать, но не такое. Отдать меч, который всегда пребывал в Рэдволле, который для легендарного воина выковал Вепрь Боец из небесного камня, оружие, которым была поражена Цармина? Правда, Мартин помнил, что когда-то два дезертира из армии Фераго Убийцы выкрали его из аббатства, но, чтобы самому передать меч в лапы хищника… – Именем Мартина Воителя и аббатства Рэдволл, данной мне властью объявлю Ромску хранителем меча Мартина! – торжественно воскликнул Дьюррал. – До тех пор, пока мы не выполним своё обещание и не пришлём сюда корабль. Тогда хранителем снова станет Мартин. – Да ты спятил… – еле слышно выдохнул Мартин. – Просто решил помочь тебе принять верное решение. И мне кажется, спасение аббата мы можем считать здесь хорошим аргументом. Дай меч, сынок. Я сам вручу его новой хранительнице. Словно во сне, Мартин извлёк меч из ножен, постоял, сжимая рукоять – о, какой родной она ему показалась! – и отдал Дьюрралу. Ромска неторопливо взяла оружие, отвела клинок в сторону, держа на вытянутой лапе. – Отличная штуковина, Ромска! – хохотнул Оскал. – Особенно когда окажется в чьём-нибудь брюхе, – Ромска наставила остриё на горностая, и тот испуганно отступил. Конечно, он вовремя примазался к новой правительнице, но вот никаких особых привилегий это не сулило. – Главное – не меч, а тот, кто им владеет, – наставительным голосом произнёс аббат те же слова, что когда-то дед Мартина сказал его отцу. – Хорошо. Мы вернём вам корабль. И что? Снова приметесь за старое? Грабёж и убийства? – Взгляни на них. Следуя за жестом Ромски, Мартин повернулся к толпе зверей. Грязные, израненные, в разодранной одежде, они совсем не походили на безжалостных морских разбойников. Внезапно ему подумалось, что точно так же могли некогда выглядеть освобождённые рабы Маршанка сразу после гибели Бадранга. – На самом деле пиратов мало осталось. А здесь жители Сампетры, потомки тех, кого Ублаз поработил в своё время. Самые лихие корсары уже на Тёмном море. Одни потонули, других вараны убили… – А ну, братва, пропустите-ка старого Камнеглаза! Звери суетливо расступились, и к Мартину подошёл, ковыляя, огромный крыс. В его правой глазнице и вправду темнел камень. Проплешины в седой шерсти, сморщенная морда, вся сгорбленная и скрюченная фигура говорили о глубокой старости. И если бы кто-то заявил, что родился Камнеглаз аккурат в лето Поздней Розы, Мартин этому, пожалуй, поверил бы. – Вот что скажу я вам… Камнеглаз обвёл зверей единственным оком, и те явственно отступили. – Много мы тут видели. Кровь лили, что грог, других резали да сами к Тёмному морю уходили. Двое остров наш делили, делили, да всё и погубили. А чего добились? Ну, посмотрите – корабли сгорели, склад сгорел. Смерть и огонь, вот что нашли мы! Неужто ни одна башка не подумает, что это – итог всей жизни нашей, всех дел наших, а? Два сына было у меня. Один на дно ушёл, другого ящеры загрызли. И тут приходят эти… Единственный глаз уставился на Мартина из-под косматой брови. – Звери… Рэдволльские… И говорят… Мы вас не убивать будем, не выжигать, а новую жизнь принесём! Новую, понятно вам, сукины вы дети?! За всё то, что мы творили тут… Хотите – режьте меня, убивайте, а я сам экипаж соберу, чтобы на континент с этими плыть!

– Мартин, сынок, не так сильно… Кости болят! – Прости, отец… Мартин стоял, осторожно положив лапы аббату на плечи. Выглядел он вполне сносно, для, во всяком случае, старого зверя, пережившего путешествие на пиратском корабле и плен у хищников. – Ничего себе хоромы… – тихо сказал Инбар, поднявшись и встав рядом с Мартином. Покои императора и вправду могли поразить роскошью, особенно зверя, всю жизнь проведшего на Выдрином кольце. Правда, роскошь эта, на взгляд Мартина, явно отдавала какой-то варварской, бьющей в глаза безвкусицей. Высокие ширмы покрывали прихотливые узоры. Посреди комнаты высилась широкая кровать, на полу лежал толстый мягкий ковёр, в котором тонули лапы. У стен на столиках громоздились морские раковины и золотые украшения. «Рэдволл, конечно, проще и беднее, но как же он мне дорог! – подумал Мартин. – Нет ничего в мире, на что я хотел бы его променять!» – Проклятая мразь! – с шипением Грат сдёрнула с аккуратной стойки кинжал и метнула в расположенный над постелью огромный портрет Ублаза. Клинок вонзился точно между глаз нарисованного императора и, ударившись об стену, упал на подушку. – Между прочим, он вёл себя весьма вежливо, – робко произнёс Дьюррал. – Мы даже сумели поговорить… Он осторожно уложил Фиалку на кровать и ощупал её ногу. – Возможно, перелом… Мартин прошёлся вдоль окон. Они выходили на две стороны, к острову и морю, и заходящее солнце бросало в них красные отсветы. С высоты был виден охвативший постройки во дворе пожар, но ветер уносил дым прочь, так что на высоте ощущался лишь лёгкий запах гари. Воитель тревожно прищурился – вдалеке, за широкой равниной, горело что-то ещё. – Корабли… Корабли горят! – Что? Сынок, ты что-то видишь? – Дьюррал опёрся на подоконник. – Мне-то не разглядеть… – За островом, похоже, стояли пиратские корабли… И сейчас они полыхают! Дым, как из печки! Мартин вспомнил, как однажды летом видел со стены аббатства далёкий лесной пожар. – Ну что же, – Дьюррал вздохнул с какой-то философской отрешённостью. – Вероятно, кто-то напал на пиратов. Может, они нас освободят. А может, прикончат. Кто знает? Мартин стремительно шмыгнул к противоположному окну, из которого отлично виднелся «Морской Змей». На палубе блеснул огонёк. В том, что Звездохват, случись нужда, отстоит корабль, Мартин не сомневался. Но вот им вместе со стариком и раненой Фиалкой пробираться туда в быстро сгущавшихся сумерках было бы слишком опасно. Стоит напороться на какого-нибудь ящера… Нет, одного трупа для экспедиции достаточно. Придётся ждать утра. – Боишься, уплывут? Решат, что ты сгорел, и надо сваливать… Мартин покосился на Ромску. Только сейчас он заметил, что морда хорчихи была вымазана в крови. – Звездохват не такой, как вы! Друзей он не бросит! – Правда? Ты так уверен? А если речь пойдёт о его собственной шкуре? Ромска злобно захихикала. Добрая пиратка, только сейчас спасшая Фиалку, куда-то исчезла. Впрочем, её слова лишь усилили то, что Мартин и так ощущал где-то очень глубоко внутри себя. Он не слишком-то хорошо знал Звездохвата. Заяц не был рэдволльцем, он пришёл невесть откуда, так почему бы ему не уйти невесть куда? – И что ты предлагаешь? Идти туда в темноте? – Нет, почему. Я могу сообщить на корабль, что мы остаёмся здесь. А там положимся на их совесть. Если она у них, конечно, есть! Мартин нахмурился. Что она несёт? Сообщить на корабль? Как? Криком? Отсюда?! – Как известно, мы, корсары, грязные тупые варвары, ни на что не годные, кроме разбоя! Посмеиваясь, Ромска подошла к большому шкафу, раскрыла дверцы и вытащила из него огромный фонарь. – Но кое на что смекалки у нас хватает! Световая азбука, вещь в море незаменимая! Она несколько раз ударила огнивом и зажгла масляную лампу внутри фонаря. – Свои покои Ублаз использовал как маяк, – объяснила Ромска. – Ну, башня, которая светом указывает путь кораблям. В ненастные дни он ставил этот фонарь, чтобы можно было войти в гавань. Не из гуманности, конечно. Просто не хотел терять суда. Наклонившись и заглянув в фонарь, Мартин увидел, что изнутри в нём стояло несколько зеркал. Отражая свет лампы, они делали его куда ярче. – Итак… Я пошлю световое письмо зайцу, ну и кто там ещё… Крысы точно понять должны. Но не бесплатно, Мартин. Бесплатно мы не работаем. Ромска криво усмехнулась. – Взамен ты поможешь мне разделаться с Расконсой. Идёт? Мартин угрюмо молчал. Уже второй раз на Сампетре хищник желал воспользоваться его мечом, да что там – им самим, для собственных целей. И хотя Ромска оказалась всё же хоть немного ближе к привычному миру, к добрым зверям, чем Ублаз, но соглашаться воитель не торопился. Аббат вразвалку подошёл к фонарю и зажёг от него свечу. – Расконса не тот зверь, ради которого стоит ссориться, – еле слышно прошептал он. Дьюррал не спеша двигался вдоль стен, аккуратно зажигая свечи в канделябрах. Основательно погрузившаяся во тьму комната озарилась мягким уютным светом, став теперь похожей на пещерный зал в вечерние часы. Оказавшись у окна, Дьюррал запахнул толстые шторы: верно, нечего давать знать, что в покоях кто-то есть. К тому же теперь по стенам не плясали зловещие отблески пожара. – Хорошо, – глухо произнёс Мартин. – Но если ты нас обманешь – отправишься в тёмный лес вместе со своим Расконсой! – Ха, и буду тебя там дожидаться… С лёгким стуком Ромска открывала и закрывала дверцу фонаря, то держа её подольше, то захлопывая сразу. Вспышки света, которые должны были увидеть на «Морском Змее», и вправду чудесным образом напоминали какие-то загадочные буквы. Как и знаки, выведенные чернилами на бумаге, они заключали в себе слова и передавали их тому, кто владел этой странной грамотой. Мартин ощутил невольное уважение к неведомому зверю, который изобрёл такую вещь. Довольно долго они молча стояли у окна. Мартин хотел уже покончить с этой затеей, но тут на едва уже видневшемся во тьме корабле блеснула маленькая вспышка. – Да! – торжествующе воскликнула Ромска. – Они отвечают! Так… Понятно… Сообщают, что нас поняли и будут стоять до утра. Мартин замер. Только сейчас он подумал, что ему-то световая грамота была неизвестна, так что пиратка могла передать что угодно. Например, «уходите без оглядки». Лапа чуть ли не бессознательно легла на рукоять меча. «Если корабль двинется, прирежу её, – с ледяной решимостью подумал Мартин. – И пусть делают со мной, что хотят». Однако «Морской Змей» стоял на месте, темнея на фоне почти слившегося с небом моря. Ромска погасила фонарь и отошла к шкафу, в котором возлежала огромная розовая раковина. Мартин заметил вдруг, что хвост хорчихи возбуждённо дрожит. – Ну конечно, себе забрал… Так я и думала… – Забрал? Мартин оглянулся. Откинувшаяся на полушку Фиалка, сидевший рядом с ней аббат, устроившиеся на кушетке выдры напряжённо молчали. – Её мне подарил Седоглуп. Но его величество, конечно, решило, что она должна украшать его личную коллекцию. Ромска извлекла раковину из хранилища и осторожно держала в лапах, словно ребёнка. – Хотя кое-кто, наверное, думает, что пираткам надо дарить отрезанные головы. С усмешкой Ромска глянула на Мартина. – Это не тот ли Седоглуп, что окончил свои дни в нашем аббатстве? – тихо спросил Дьюррал. – Ага, тот самый. По крайней мере, он обрёл не худший конец. Для пирата уж точно. Недолго помолчав, она обратилась к Фиалке: – Помнишь, я говорила, у меня был сын? Так вот, его отцом был Седоглуп. А убийцей – Расконса. – Но… почему? – растерянно прошелестел Дьюррал. – Почему он убил его? – Потому что я убила его брата, вот почему. Лучше не задавай таких вопросов, отец. А то будем этот канат до начала времён раскручивать. Мартин не выдержал и злобно фыркнул. Одно то, что у пиратов могут быть семьи и дети, звучало для него странной, чуть ли не возмутительной новостью. Спроси его кто несколько дней назад, откуда вообще берутся хищники, он бы даже не понял вопроса. Для нормального рэдволльца они были чем-то навроде вредных насекомых, которых надо просто уничтожить. Чтобы у этих тварей была любовь, рождались дети, происходили какие-то драмы? Да никогда. «Может, и к старой Фермальде все относились, как к ненормальной, не из-за её причуд, а потому что в Седоглупе она увидела зверя, подобного нам? – подумал Мартин. – И всё-таки… Каким мраком, какой мерзостью пропитана их жизнь! Убить, отомстить… Хотя… Разве Грат сейчас не живёт бесконечной местью?» – Но ты могла пожаловаться вашему императору на это преступление… Голос Инбара звучал удивительно простодушно. – Пожаловаться? Ха! Плевать он хотел. Здесь тебе не это ваше Выдриное Кольцо, олух! – Что ты сказала?! Инбар, до этого момента такой спокойный, издал полный отчаяния вскрик. Его морда выражала предельный ужас существа, внезапно понявшего, что хранимая им тайна давно уже раскрыта, и все ухищрения оказались бесполезны. – Так ты не знаешь… – растерянно произнесла Ромска. – Да, приятель, не хочу тебя огорчать, но Ублаз давно уже знает про ваш остров. – Знает… От внезапного потрясения Инбар закрыл морду лапами, словно желая спрятаться, уйти от безжалостной реальности. – Но почему тогда… – едва пролепетал он. – Почему вас никто не трогал? Потому что о нём знал один только Ублаз. А я однажды подслушала, да по дури дала ему это понять. И он сказал, что если я кому про это разболтаю, то Седоглуп отправится к тёмному морю. А из наших к острову никто не подходил. Ублаз пустил слух, что там живут злые духи, ну и прочее. – Почему он не хотел, чтобы пираты узнали про кольцо? – с подозрением спросил Мартин. – А чтобы не прирезали чайку, что золотые яйца несла. Выдры платили за спокойствие жемчугом, который там у вас водится. Хороший, крупный жемчуг… – Жемчуг… – выдохнул Мартин. Пугающая догадка уже стремительно зрела в его мозгу. Слова стали семенами, из которых росло, раскидывая ветви по небу, дерево страшной правды. – Однажды выдры собрали шесть очень больших жемчужин удивительного розового цвета, – продолжала Ромска. – Их должны были передать Ублазу, но кто-то узнал про дело прежде, перехватил и утащил на континент. А потом была экспедиция Конвы, побег моего Седоглупа… Мартин повернулся к Грат. В широко раскрытых глазах выдры плясало безумие. Она быстро крутила головой, словно ища, на кого опереться, кто мог вытащить её из бездны. – Отец приносил в холт мешки… – глухо сказала Грат. – Мне никогда не говорили, откуда они взялись. Научил стрелять… Сказал, однажды пригодится… Только вот что… Она с трудом поднялась с кушетки и выпрямилась. Взгляды Грат и Ромски встретились, и Мартину показалось, что над кроватью, где лежала Фиалка и сидел Дьюррал, словно несётся рой невидимых стрел. – Кто бы они не были и чем бы не занимались, они – моя семья. И если бы ты прошлой ночью сказала, что… убивала их… Я бы тебя прикончила! – Взаимно, подруга, – хмыкнула Ромска. Они, две женщины с изломанной жизнью, стояли друг напротив друга ещё несколько бесконечных минут, но вдруг Грат закрыла морду лапами и опустилась на пол. Её тело вздрагивало от рыданий. – Почему… Почему вы такие… Убиваете всех… Сказали бы, что вам нужны… проклятые жемчужины… мы бы отдали… А теперь… Все в могиле… «Нет, не отдали бы, – с неожиданным хладнокровием подумал Мартин. Раньше я бы в это поверил… Но не теперь». – Когда с детства живёшь среди пиратов, очень трудно задать такой вопрос, – угрюмо сказала Ромска. – Мне очень жаль. И я понимаю твою боль. Хотя, естественно, мне всё равно не поверят… Инбар лёг рядом с Грат и обнял её. Вдвоём они вдруг напомнили Мартину скалы «Выдры муж-с-женой», что находились к северу от Рэдволла. Фиалка, кряхтя, повернулась к Ромске и протянула ей лапу. – Всё закончилось… – прошептала мышка. – После смерти нашего сына Седоглуп стал сходить с ума, – тихо говорила, осторожно поглаживая лапку Фиалки, Ромска. – Он и так-то был… со странностями… Может, поэтому я его и полюбила. Ну ладно… В общем, он вбил себе в голову, что надо отнести жемчуг в Рэдволл, мол, ему так велел призрак мыши. Мартин вздрогнул. – Он мне так сказал на корабле перед побегом. Я пыталась его отговорить, да куда там… Черноус бежал вместе с ним. Наверно, хотел жемчуг себе присвоить. Седоглуп его убил. А после Конва бросил в погоню меня с остальными. Он в курсе был наших отношений, думал, верно, что я смогу его уговорить. Я специально задерживала погоню… Надеялась, он выбросит жемчужины где-то по дороге. Куда там… Рыдания Грат стихли. Инбар нежно гладил её и что-то шептал на ухо. Дьюррал встал около кровати и оглядел всех. – Дорогие друзья! Мы очень разные звери, с разной судьбой, из разных народов. И у каждого – своя боль и своя рана. Я не знаю, почему небо… или кто… нас здесь собрал. Но ясно одно – если перессоримся, лучше не станет никому. Давайте представим, что сюда перенёсся сам Рэдволл. Пусть, пока мы здесь, между нами сохраняются те отношения мира, сочувствия и взаимной поддержки, которые являются традицией нашего аббатства. А сейчас давайте постараемся просто выспаться. Спокойной всем ночи. – Никто не выйдет из этой комнаты без моего разрешения, – твёрдо произнёс Мартин и прикрыл дверь. – Надеюсь, вы прислушаетесь к голосу нашего уважаемого аббата и не будете делать глупостей. Дьюррал вновь двинулся по кругу, теперь задувая свечи. Вскоре комната погрузилась во тьму, лишь с одной стороны ещё отсвечивали отблески пожара, а с другой протянулась полоса лунного света. Когда-то именно луна помогла деду Мартина отыскать в аббатстве легендарный меч. Но сейчас Мартин думал о том, что путешествие на Сампетру тоже стало словно лучом, разделившим его жизнь на то, что было до него, и то, что будет после. Мир оказался куда как более сложным, чем это представлялось из-за родных красных стен – вплоть до того, что ты мог поднять меч в защиту жертв тирана, а в результате угодить в грязь бандитских разборок. И кто знал, что ещё скрывает этот пиратский остров…

Только сейчас Мартин вполне оценил достоинства цитадели Ублаза. Её расположение, открывающийся из окон вид позволяли следить за всем, что творилось как в гавани, так и на равнине. Вместе с несколькими крысами Мартин дождался, когда шарившие по порту пираты убрались восвояси, и лишь затем двинулся к «Морскому Змею». Видимо, корабль застрял в песке неглубоко. Оказалось достаточным как следует потолкать его, подрыть со стороны моря – и вот он уже закачался на хорошей глубокой воде. Крысы скинули якорь, чтобы судно не унесло прочь от острова, и ринулись в каюты – для того, конечно, чтобы найти что-нибудь съестное. Мартин мешать им не стал. В конце концов, он сам больше суток провёл в осаждённой крепости, и голод явственно напоминал о себе. В одной из комнат располагался маленький очаг, а в котелке на нём оставалось немного настоя гиперикума. Он оказался совсем свежим, и Мартин с наслаждением выпил прохладную бодрящую жидкость. Её горьковатый вкус до боли напомнил родные красные стены, сад, где издавна разводили лекарственные растения. Странно было обнаружить столь мирный напиток, как гиперикум, здесь, на пиратском корабле, обитатели которого обычно хлестали грог. Его крысы, кстати, уже нашли и радостно распивали. Совсем скоро они устроились у стены и захрапели. Усмехнувшись, Мартин достал подготовленную верёвку и крепко связал лапы своим спутникам. Конечно, проберись Ублаз на корабль, такая помеха его не остановила бы. Требовалось сделать что-то посерьёзнее. Мартин прошёлся по палубе, с трепетом глянув на железное кольцо с цепью у основания мачты: наверняка эта штука побывала на лапе старого Дьюррала. Подойдя к штурвалу, Мартин осторожно раскачал его, и вдруг он с лёгким щелчком отошёл от стойки. Отлично! Злорадно хихикая, воин спрыгнул в воду, быстро подплыл к берегу и сунул штурвал в прибрежные кусты, хорошенько засыпав камнями и песком. Теперь, если Ублаз решит отправиться в путешествие, ему придётся немало побегать по пляжу. Солнце клонилось к западу. Порт и берег оставались всё такими же пустынными. Мартин огляделся и трусцой взбежал к цитадели по той самой тропке, которой его отряд поднимался вчера. Трупы убитых крыс лежали там же, где они приняли смерть. Мартин невольно дрогнул и отвернулся, ощутив шедший от них смрад. Распахнув маленькую дверь, Мартин вошёл в уже знакомую ему кухню. Лестница вела в обеденный зал, но туда соваться не стоило. Ещё одна дверь темнела в противоположной стене. Легко распахнув её, Мартин очутился во дворе цитадели. Вон и казарма, где должны быть друзья… Вдоль дальней стены громоздилась куча досок и какого-то мусора. Может, вот так император хотел помешать пиратам попасть внутрь? Те, похоже, уже начали штурм – несколько фигур появились на стене, к ним, пролезая между зубьев, добавлялись новые. Кто-то спрыгнул и успел запутаться в верёвках. Но самым странным казалось то, что никто не вступал в бой, словно армия Ублаза бросила крепость. Огонь появился сбоку, рядом с казармой. Смысл происходившего дошёл до Мартина только за миг до того, как пламя стремительно охватило груду досок. Раздался жуткий рёв и визг зверей, на свою беду поторопившихся и угодивших в западню, и тут же громыхнули взрывы. Как там с утра говорил Ублазу Звездохват – «твои снаряды полыхнут прямо здесь»? Стало быть, именно этого император и добивался. Вбежав в казарму, Мартин тут же увидел Инбара и Грат. Выдры сидели на тюфяке, держась за лапы. Внезапно подумалось, что Матиас и Василика некогда могли точно так же сидеть среди ужасов войны Поздней Розы… – Уходим, быстро! Они подхватили Грат с обоих сторон. Бегать она ещё не могла, но двигалась сносно. – Где Звездохват? – Не знаю! Он был с землеройками… Когда они выскочили во двор, пожар полыхал вдоль всей стены. Пираты перебегали с неё на крышу длинного сарая, падали, на них набрасывались откуда-то взявшиеся ящеры. Из ещё одного сарая появился Звездохват, рядом с ним прыгали Плогг и Велко. Мартин крикнул, но преградивший им путь огромный варан ударил хвостом, и один из землероек отлетел к стене… – Проклятье! Мартин ударил ящера мечом, клинок лишь скользнул по тёмной шкуре, но на врага уже набросились пираты. Заяц подхватил малыша, который отчаянно визжал; второй же валялся без движения. Фиалка! Надо найти Фиалку! – Бери выдр и бегите в цитадель! Ему не поможешь! Мартин развернулся и побежал к деревянной постройке, что прижалась к замковой стене. Ночью Фиалка направлялась именно туда. Хлипкая деревянная дверь распахнулась от удара. Мартин, словно влекомый каким-то таинственным чутьём, пронёсся по комнатам и, ворвавшись в очередную, тут же увидел Фиалку. Мышка спала, свернувшись под тонким грязным одеялом, из-под которого торчал её хвост и лапа. Мартин схватил её в охапку и побежал назад. Ни выдр, ни зайца во дворе уже не было. Оставалось надеяться, что они успели скрыться в цитадели. Пожар быстро разгорался, охватывая всё новые здания. Вид языков пламени, взметавшихся в кровавое закатное небо, мог бы, вероятно, показаться по-своему красивым, но времени на эстетику не оставалось. Мартин, тяжело дыша и прижимая к себе слабо шевелившуюся Фиалку, направился к двери, но тут появившийся откуда-то слева варан перегородил путь. похожий на огромное безобразное бревно хвост молниеносно рассёк воздух… Если бы не усталость и драгоценная ноша, Мартин наверняка бы увернулся от удара, но сейчас он лишь успел подставить защищённый кольчугой бок. Воина отшвырнуло прочь, но сразу же он вскочил, и, преодолевая боль, ринулся на ящера. Остриё меча легко вонзилось в светло-жёлтое брюхо. Раздался жуткий рёв, струя вонючей крови брызнула Мартину в морду; варан рухнул на спину и задёргался в агонии. Через мгновение Мартин развернулся и увидел тельце Фиалки, валявшееся у стены, словно сломанная кукла. Потом он осознал, что эти несколько секунд – минут, часов? – стали самыми страшными во всей его жизни. А ведь когда-то это уже было… Точно так же Роза, убитая Бадраногом, некогда лежала у камней вражеской крепости. И теперь он, Мартин Воитель, должен будет подобно своему легендарному тёзке пережить всю боль и ужас безвозвратной утраты. Дверь раскрылась. Чья-то фигура выскочила изнутри, подбежала к Фиалке и, подхватив её, скрылась обратно. – Она жива? Мартин хрипло выкрикнул эти слова, едва оказавшись внутри, даже не поняв ещё, кто держит Фиалку. – Да жива, жива! Вопреки твоим стараниям! Ромска стояла, опираясь на стол. Рядом с ней Мартин увидел Хвата и ту ласку, что вертелась рядом с ним прошлой ночью. Кто-то с грохотом захлопнул дверь и запер её на засов. – Не стоит оставлять вход для врагов, – произнёс Инбар. – Уж я-то это хорошо знаю. – Нога болит… – простонала Фиалка. Никогда ещё Мартин не испытывал такой радости от того, что просто услышал чей-то голос. – Надо пробираться в покои Ублаза. Аббат наверняка там! – Это через зал и на главную лестницу, – произнёс Хват. – Мы, горные зайцы, всегда… – Нет! –выкрикнула Ромска так резко, что заяц испуганно умолк. – Там… враги. Нужен другой путь. – Здесь есть подъёмник… Мартин повернулся на неуверенный голос и встретил взгляд влажно сверкавших глаз ласки. – Говори. Тебе нечего бояться! Конечно, сейчас ценной была любая информация, но Мартину вдруг захотелось утешить хоть кого-то среди творящегося ужаса. Воин Рэдволла должен нести спокойствие и уверенность, даже если сам в них смертельно нуждается. Снаружи в кухню просачивался отчётливый запах гари. Кто-то с силой ударил в запертую дверь, затем из-за неё донёсся злобный рёв. – Подъёмник, чтобы доставлять еду к покоям императора… Ласка резво подскочила к невзрачному шкафу и рывком распахнула дверцы. Внутри не оказалось ни полок, ни припасов, лишь маленький столик торчал посреди открывшейся пустой комнаты. – Вот здесь надо крутить, он и едет… Только всех не поднимет! Вы тяжёлые слишком… Мартин оглядел спутников. Кто-то должен будет двигать скрытую рядом со шкафом рукоять. И, получается, последние оставшиеся на кухне звери воспользоваться удивительным шкафом не смогут: их просто некому будет поднять. А что, если… – Делаем так. Первым иду я и… ты с Фиалкой. – Мартин глянул на Ромску. – Следом Инбар и Грат… Хват, а ты готов после этого отправиться к «Морскому Змею»? Он стоит там же, где мы его видели. Там две крысы… – Есть, командир! – Заяц комично приложил лапу к голове. – Готов отправиться к этому прекрасному судну и сторожить, сколько потребуется! Даже вместе с крысами! Только вот что, уважаемый… Разрешишь мне взять с собой нашего маленького друга? Сдаётся мне, он не в том состоянии, чтобы тебе помогать! Звездохват махнул лапой в сторону стены, и Мартин, присмотревшись, увидел там свернувшегося и тихо всхлипывающего землероя. Да, его брат погиб и, значит, ещё придётся сказать об этом их отцу, когда они вернутся с Сампетры… Если вернутся. Раздался скрип ворота, и шкаф медленно двинулся вверх. Мартин помнил, что в аббатстве иногда, если требовалось что-то подлатать или починить, подвешивали на канатах большую корзину, и она ездила вдоль стен. Сам он, правда, никогда в ней не бывал: не воителю ведь с ремонтом возиться! Сейчас же подумалось, что неплохо было бы им соорудить что-то подобное, например, в колокольне, дабы не приходилось бесконечно шлёпать по ступеням. Искоса Мартин взглянул на Ромску. Фиалка замерла у неё на лапах, обхватив за шею, и при виде маленьких пальчиков, вцепившихся в торчащую из-под ворота камзола грубую тёмную шерсть, воитель ощутил мучительный укол ревности. Это на него, защитника Рэдволла, хранителя легендарного меча, должны надеяться диббуны, у него искать защиты, а не у какой-то грязной морской разбойницы! Той разбойницы, которая только что у него на глазах вынесла Фиалку с превратившегося в поле битвы двора. Но тут же Мартин вспомнил, как её экипаж сбросил привязанного аббата с корабля, и он беспомощно болтался над волнами. Да и резня холта Лутры – правду ли она сказала, что не участвовала в том бандитском налёте? С лёгким стуком шкаф остановился. Мартин, держа меч наготове, открыл дверь, но увидел перед собой отнюдь не покои Ублаза, а пустой коридор. Напротив и чуть сбоку находилась тёмная дверь. – Туда нам и надо, – прохрипела Ромска. Она тяжело оползла вдоль стены, продолжая сжимать Фиалку. – Тебе трудно… Отпусти, – пролепетала мышка. – Плевать. И похуже бывало… Мартин подошёл к двери, толкнул. Конечно, она была заперта. Размахнувшись, с силой ударил кулаком по крепкому дереву, и звук отразился от стен. – Ваше величество, это вы? – раздался из-за двери слабый и до боли родной голос. – Отец! Это я! Мартин Воитель! – Мартин прильнул мордой к замочной скважине и кричал, что было сил. – Можешь открыть? – Нет, заперто! Мартин, сынок… Тут изнутри не открыть… Может ли какая-то старая деревяшка быть преградой для воина Рэдволла? Мартин рубанул мечом раз, другой. Полетели щепки, но пробить дверь насквозь не получалось. – Эй, не порти клинок! Дай-ка мне попробовать! Подоспевший Инбар уверенно оттеснил Мартина, разбежался и врезался в дверь. Тут же отскочил, опять взял разбег. Молодой и крепкий, он вкладывал в удары всю мощь мускулистого тела. Вскоре раздался хруст, с очередным ударом дверь распахнулась, и Инбар, не удержавшись, влетел внутрь. Мартин вбежал следом и через секунду уже сжимал Дьюррала в объятиях.

Есть статья, написанная в Малайзии (да-да) - "другая сторона Рэдволла: средневековое понятие о "чужих" и бинарные оппозиции в "Изгнаннике"". Я её начинал переводить, но там какой-то странный текст, тяжёлый для перевода, странно построенные предложения. Но, может быть, я её всё-таки добью и скину сюда.

Итак, я прочитал «Остров королевы» и готов поделиться впечатлениями. Сначала книга кажется явно вторичной, эдаким миксом из «Войны с Котиром» (враги-коты), «Похода Матиаса» (главгад с изуродованной мордой) и «Трисс» (добрые зверюшки отправляются освобождать остров от злых). Впрочем, ближе к концу это ощущение проходит, сюжет приобретает ряд свежих элементов. Что у нас тут есть? Ирландская тема! Название «Зелёный остров» – очень явный и наглый намёк на Ирландию. Тут Зелёный остров освобождают от котов, а если вспомнить, что символ английской монархии – лев… В общем, рождается недоумение, как британская цензура такую крамолу пропустила. Однако, местные особенности – круг камней (Стоунхендж), озеро с чудищем (Лох-Несс), клановая система – отсылают всё-таки к Шотландии. К тому же есть упоминание, что явившиеся на остров зайцы-спасители обряжены в красные мундиры, которые вообще-то являются символом английской армии… В общем, был ли у Джейкса хитрый план типа «расскажу английским детям за английские деньги про то, как храбрые партизаны ИРА крошат в капусту английских оккупантов» – вопрос открытый. Похоже, «Остров королевы» ставит рекорд по применению тропа «слабые злодеи против сильных героев». Молодая выдра и два диббуна (третий освобождал птицу) всухую уделывают компанию лютых отморозков! А из чего сделаны несчастные коты? Они стеклянные или картонные? Чуть ли не любой бросок камнем из выдриной пращи – смерть или тяжёлые повреждения. Видимо, защитного вооружения для своей армии Вриг Феликс не предусмотрел, хотя сам ходил в доспехах, как и Петру. Праща – оружие на самом деле не слабое и бьёт даже дальше луков, которыми вооружены коты, однако её точность оставляет желать лучшего: ты крутишь её над головой или сбоку без прицела. Правда, есть древние упоминания о пращниках-снайперах, но здесь необходима длительная, очень длительная тренировка. К тому же, праща исторически – оружие пастухов, которым сподручно отгонять хищников (настоящих, хех). В мире Рэдволла животноводства не наблюдается, тем более у выдр-рыболовов. Или вот эпизод с побегом Лидо Лагунного. Выдра, получивший топором по черепу до потери сознания, около полусуток сидит в клетке без еды и воды, будучи связан травмирующим образом. Далее: он разламывает клетку (ну, при помощи Пандиона, но всё же), запрыгивает в окно, одним ударом убивает кота, быстро сооружает баррикаду из тяжёлой мебели, выбрасывает труп кота из окна, убивая ещё одного. Epic. Конфигурация здесь у нас почти такая же, как в «Войне с Котиром»: есть крепость, где живёт главгад с семейством и армией, поселение рабов, тут ещё добавлено озеро. Кругом – дикие просторы, служащие чудесной базой для партизанской вольницы. По сути, Феликс контролирует только крепость с озером. Позиция явно проигрышная: мы видим, что на остров спокойно высаживается «экспедиционный корпус», с песнями и перерывами на еду марширует к крепости, не встречая никакого сопротивления, и оказывается полной неожиданностью для Феликса. Конечно, у Феликса есть сильный козырь – рабы, фактически заложники, которых он может начать публично убивать в случае волнений. Так что выдрам следовало бы сосредоточить силы для удара по селению рабов, а не переть в лоб, неся потери и уже у ворот узнавая, что «а ведь сейчас тиран будет мучить наших родичей». Странным является наличие на Зелёном острове такой локации, как «Летние лужайки» (holt summerdell). Коты о ней, как я понял, ничего не знали, а выдры считали «древней легендой» (хотя туда идти-то недолго). Сказитель Зилло знал, что она существует на самом деле, и созвал остальных туда идти где-то во второй части книги. В чём была проблема сразу всем туда эвакуироваться ещё при завоевании? Учитывая, что, как видно, выдры под властью Феликса пользовались некоторой свободой и могли ходить по острову, устраивая даже сборища в местном Стоунхендже. У Феликса есть жена! Оказывается, правящие хищники не почкованием размножаются! Леди Хладвига – персонаж интересный, порождающий хотя бы поначалу надежды на «неоднозначность», как и её сын Джифра. Впрочем, на второго Джиндживера Джейкс не расщедрился – Джифру убил его брат Петру, ну, чтобы читатель убедился, какой это гад. Имя «Хладвига», кстати – практически изобретение переводчиков, в оригинале её зовут Kaltag. А это, внезапно, город на Аляске и имя собаки из упряжки Стила в «Балто». Ценители мульта, думаю, поймут. Хладвига сходит с ума после смерти Джифры и сжигает крепость вместе с собой, избавляя книгу от возможной щекотливой ситуации типа «добрые зверюшки прикончили раздавленную горем мать». Так вот, введя Хладвигу с Джифрой, Джейкс послал весьма мощную торпеду в борт своей чёрно-белой морали. Мы узнаём, что у хищников бывает любовь, они способны заботиться о детях и скорбеть о них. Недаром Джейкс не сказал ничего о жёнах Вердоги или Саренго с Агарну, а Свартову Голубику сделал бледной тенью! Ситуация осложняется странным зеркальным эффектом. Мы видим Хладвигу, сошедшую с ума после смерти Джифры, и в этой же книге встречаем Катберта, зайца, ставшего безумцем после смерти убитой пиратами дочери. Оба в безумии кончают с собой – Хладвига себя сжигает, Катберт прыгает с котами в окаянный омут. Оба при этом пытаются прикончить своих врагов. И почему трагедия Хладвиги должна вызывать у читателя меньше сочувствия, чем трагедия Катберта? Что ты хотел сказать этим, Джейкс? Что-то в этой книге мощно вылезает наша любимая идеология расизма, переходящего в геноцид. «Такие не должны жить! Гадость! Мясоед!» – кричит мышонок Бринти, избивая крысу. «С нечистью бесполезно толковать» – внушает Тайре её папаша-командор. «Хищник сдохнет – не беда» – весело распевает Катберт. Но вот что выходит в дальнейшем – Бринти гибнет, Катберт гибнет, Командор, по сути, остаётся без дочери. Аббатиса Лукиана не велит бить крыс, лезущих по стене, (и раскидывает их чайником). Про кровожадные песенки Катберта лорд-барсук говорит, что «обычно такого не допускает», потому что «плохой пример для молодых зайцев». Правда, не ясно, что имеется ввиду – жестокость или просто бардак в столовой. Такое впечатление, будто Джейкс намекал, что война войной, но расизм это всё-таки не есть очень хорошо. Правда, сказать об этом прямо так и не решился. Недоумение вызывает ситуация с птицами. Читатели уже привыкли, что в рэдволльской серии большие хищные птицы – совы и ястреба – обычно являются помощниками героев, отнюдь не пытаясь ими пообедать. В первой книге, в случае с Капитаном Снегом, это было как-то обосновано, а дальше просто пошла традиция. Вот и тут у нас есть скопа Пандион, ставший одним из главных героев. Его чуть не убила (ненужная сюжету) банда крыс, как обычно, возникшая из воздуха рядом со стенами Рэдволла. Самое забавное, что главарь прямо говорит: «я знаю, что орлы ловят крыс», то есть они плотоядные. Но у нас есть ещё одна птица – занесённый бурей в башню баклан, и он вполне всерьёз пытался сожрать рэдволльцев! Добрые зверюшки выкидывают раненую птицу в окно… Нет, я понимаю, по-другому его извлечь и нельзя было, но они даже не пытались вступить с ним в контакт! Похоже, в этой вселенной птицы таки делятся на разумных и неразумных, и в Рэдволле знают эту тайну, умея отличать одних от других. А вот ещё одна зеркальная ситуация. Мышонок Бринти погибает от лап той самой крысы, которую избивал, скопа Пандион убит топором Врига Феликса, которому в начале книги он же изуродовал морду. Двоим отрицательным персонажам Джейкс «разрешил» отомстить персонажам положительным. Правда, они сами тут же были убиты, но всё же. Может, автор хотел показать, что причинённое кому-то зло и боль наказываются, даже если это сделали герои против злодеев? Добавлю, что если смерть Бринти можно объяснить нуждой в капельке драматизма (как Пинким в «Жемчуге Лутры»), то гибель Пандиона как-то очень нелепа. Герои уже почти победили. Кот мог не успеть метнуть топор, мог промахнуться, или только поранить птицу. Но нет, получаем ещё одного мёртвого героя. Как мы знаем из «Трисс», земли, куда Рэдволл и Саламандастрон дотянулись своими кровавыми экспедициями лучами добра, становятся утопией. Плохиши убиты, все пируют, пляшут и поют, далее вечный праздник жизни с бесконечными ресурсами. Но если взглянуть приземлённо? Тайра прибывает на чужой для неё, по сути, остров, не имея понятия о местных экономических и политических проблемах, системе взаимоотношений кланов. Вот с этой точки зрения приглашение правителя издалека может быть удачным ходом – он окажется над схваткой и сможет блюсти баланс интересов. Но у Тайры нет вообще никакого опыта в таких делах! Молодая выдра из Рэдволла, почти диббун, что она может уметь? Она – чисто символическая фигура, которая просто косплеит легендарную королеву. В этой ситуации Тайра неизбежно станет заложницей интересов одного из кланов, который будет использовать её как ценный ресурс в борьбе с остальными. Кланы, кстати, довольно интересная фишка Зелёного острова… Могли бы быть таковой, если бы оказывали хоть какое-то воздействие на сюжет. Уберите их – и ничего не изменится… Ну разве что тусовка в Стоунхендже будет выглядеть иначе. Впечатление, что кланы введены просто для местного шарма. Ну да, если их всерьёз прописывать, то в среде хороших персонажей появятся конфликты, такое допускать нельзя. (Так… Я хотел высказаться про традиционную рэдволльскую головоломку… КАКОГО НАДО БЫЛО СМИНАТЬ КОРОНУ И ПИХАТЬ ЕЁ В ДРЕВКО КОПЬЯ? КАКОГО?! ДЖЕЙКС, ТЕБЕ ВЛОМ БЫЛО СОЧИТИТЬ ЕЩЁ ПАРУ-ДРУГУЮ СТРОК, ЧТОБЫ ТВОИ ГЕРОИ ВМЕСТО БИТВЫ С БАКЛАНОМ НАШЛИ ЭТУ КОРОНУ ГДЕ-НИБУДЬ ЗА ШКАФОМ???) В общем, моё впечатление от «Острова королевы» такое: книга кажется вторичной, с привычными уже «багами» рэдволльской серии (непродуманность, отсутствие глубокого контекста событий), но в ней видятся интересные, неявно выраженные проблемы. Стоит заметить, что с выхода «Острова» и до следующей книги – «Непобедимая Моди» – прошло несколько больше времени, чем обычно. Может быть, Джейкс подвёл черту под неким этапом своего творчества, попытался выйти на новый уровень, потому что «Моди» (я её начинал читать) уже как-то отличается от предыдущих книг.

https://www.reddit.com/r/eulalia/ Довольно живой канал, постоянно публикуют всякую всячину по теме, набираются комментарии.