Меланхолический Кот

Впервые за всю жизнь я оказался внутри главного здания аббатства Рэдволл. Невероятно высокий потолок исчезал во мраке, свет падал через огромные окна из цветных стёклышек. Строители этого места создали настоящее чудо из камня и стекла. И теперь этим чудом владел Клуни. За расставленными по всему просторному залу длинными столами творилось нечто невообразимое. Крысы яростно пожирали горы пищи, при этом чавкая, сморкаясь и рыгая, не забывая также сопровождать происходящее грязными остротами. Посреди зала, прямо перед восседавшим в кресле Клуни, расстелили что-то вроде тряпичной картины с изображением мыши в доспехах. Словно соревнуясь в меткости, вся компания поминутно швыряла в неё объедки. И хотя я никогда не питал особой любви к всяким красивостям, такое поведение меня коробило. Нас – ласок, горностаев, хорьков – усадили за отдельный стол у стены. И то не всех: я видел, как мои сородичи бегали туда-сюда, таская пирующим крысам угощения и бочонки с выпивкой. Тут же мелькали мыши в балахонах. Да, я тоже был победителем, но Клуни сразу показал, кто тут главный. – Эй, ты! Хорьковая морда! Погружённый в свои думы, я не сразу понял, что Клуни обращался ко мне. Крыса схватила меня за шиворот и резко подняла. – Хозяин не любит, когда ему не отвечают! – Сегодня у Клуни праздник! Новоявленный король развалился в том самом кресле, что послужило последней опорой для повешенного аббата. Глаз Клуни уставился на меня так же, как недавно в церковном дворе. – И я не желаю, чтобы на моём празднике кто-то сидел с унылой постной рожей! А ну весели нас, ты! Дайте ему мышиный балахон! Меня выволокли на середину. В лапы сунули балахон, и я торопливо напялил одежду, труп хозяина которой, вполне вероятно, валялся где-то во дворе. – Пляши! Приказываю тебе плясать! Я неуклюже задрыгал дрожащими лапами. Хорьком простым был я, Да жил себе в лесу, А ныне в замке Клуни Пирую от души! Удачно здесь обрёл я Армию друзей, Много-много крысок И храброго вождя! Напевая, я упёрся взглядом в мышь-воина, и в его вышитых глазах почудился укор. Лапа угодила на объедок, я поскользнулся и вскрикнул, весьма болезненно приземлившись на подхвостье. Крысы дружно захохотали. – Ты мне нравишься! – рявкнул Клуни. – Налейте ему пойла мышиного… Как его… Эля ихнего! Об стол передо мной грохнулась здоровенная кружка. Я обхватил её двумя лапами и опрокинул в глотку сладко-жгучий напиток. Никогда ещё за всю жизнь не испытывал я столь сильного желания, чтобы всё оказалось дурным сном. Уже стемнело, когда дикое пиршество наконец закончилось. Крысы завалились спать прямо на полу, там же, где жрали, и в темноте раздавался громкий храп. Холодный лунный свет падал через окна на печальную картину разорения. Я сел у стены, уткнувшись мордой в колени. Совсем скоро крысы превратят это прекрасное место в выгребную яму, а править здесь будет злобный тиран, от которого неизвестно, чего ждать. Об этом ли я мечтал недавно, когда, став рекрутом Клуни Хлыста, сидел во дворе церкви? Даже став преданным служакой, что я получу? Объедки со стола повелителя? Да и надолго ли Клуни стал королём? Он сумел хитростью захватить аббатство, но смирятся ли с этим лесные звери? Если они устроят осаду да получат помощь от выживших защитников, то орда Клуни может и не выдержать. Особенно учитывая, в какое пьяное сборище она быстро превращалась. Ну а мне, как захватчику, светило оказаться в конце концов там же, где находился старый аббат. Ковыряя когтем старые камни, я пытался придумать хоть что-нибудь на будущее. Искупить вину, бросившись на Клуни с кинжалом? Нет, для такого у меня кишка тонка. Да и какой толк с того, что меня тут же прирежут? А если станут пытать? Издеваться? Медленно сдирать шкуру, отрезать лапы… Меня передёрнуло. Нет, нужно другое. Просто встать и вернуться домой? Для Клуни я стану дезертиром, а в глазах лесных жителей останусь врагом. Нет, прежнюю жизнь не вернуть. Пожалуй, всё, что мне оставалось – это исчезнуть. Уйти куда-нибудь, где никто меня не знает, и там тихо подохнуть. Молодец, Кроликобой. Вот и всё, что ты заслужил. Для этого тебя мамочка растила, верно? Что-то шевельнулось сбоку. Я резко обернулся и увидел аббата. Старик стоял в лунном свете, проходившем прямо сквозь него, а через его силуэт виднелся заваленный тарелками стол. Я замер. Мамаша пугала меня призраками, когда я маленький был, но до сих пор они мне не встречались. Сейчас, впрочем, слишком многое произошло впервые. – Конечно, ты поступил не очень хорошо, Кроликобой… Аббат не шевелил губами, но его слова чётко звучали у меня в голове. – Впрочем, больше вины на тех, кто попрал наши заповеди. – Ты помог нам тогда… Мне с матерью… Призрак молча смотрел на меня, словно ждал чего-то. Я приподнялся и плюхнулся на колени. – Прости меня! Я виноват… Это из-за меня…. Прости, прости, прости! Я всхлипывал и ощущал под лапами холодные плиты пола. А что, если – мелькнула мысль – он явился, чтобы задушить меня и утащить мою грешную душу в Тёмный лес? – Ну, туда-то ты всегда успеешь попасть, – тут же ответил аббат. – И хватит ныть! Сделанного не воротишь. Но есть одно дело, которое тебе по силам. У ворот есть домик, который мы называем сторожкой. Там заперт подарок для Клуни, но получить его он не должен. Иди туда, забирай его и возвращайся к себе! Я поднял голову и совсем близко увидел добрую мордочку аббата, словно сотканную из тонкого света. – Забрать подарок Клуни? Да он же с меня шкуру спустит! – Если сделаешь то, что я сказал – то не спустит. Возможно, я смогу помочь тебе, но сделать выбор и действовать ты должен сам. Благословляю тебя! Он поднял лапу над моей головой. – Эй… Подожди… А как же… Я хотел что-то сказать, но вдруг дёрнулся всем телом и очнулся. Аббата нигде не было, лишь струился свет луны, да храпели крысы. В прохладном воздухе висела вонь их немытых тел и запах еды. Просто сон… Но такой живой. Мне таких никогда ещё не снилось. Поднявшись, я побрёл к выходу. Привиделся мне этот мышь или взаправду его дух посетил меня, это дало хоть какую-то надежду.

Да, я с той же позиции говорю.

С другой стороны, когда было больше актива, тут бывало всякое... Не очень приятное. Сейчас как-то поуютнее, на мой взгляд.

Это же Симба и Нала из Короля льва)

А мне тридцать шесть, я забегаю ещё глубже

По-моему, очень неплохо

Белолисы Моккан и Лантур. Сразу после похорон мамаши Сильф.

На самом деле к рэдволльским книгам немало таких можно придумать)

Добро пожаловать)

Привет! Лис с зайцем интересные! Напомнили "Зверополис"

Это Урган Нагру и Сильваморта?

Попросил нейросеть сделать граффити на кирпичной стене

@Divebomber Очень круто! А где ты такую красоту делал?

Так, я эту книгу не читал, самое начало только. Но о сюжете представление имею. Сейчас глянул обсуждение, и внезапно подумалось... А никому вот не кажется, что Мартин реально мог бы принести рабам куда больше пользы, если бы принял предложение Бадранга стать офицером? То есть. Открываются возможности: Сдерживать произвол Хиска и прочих, под соусом "ты кнутом портишь собственность господина, как ты смеешь". Вообще приструнить эту всю братию. Потихоньку подкармливать рабов и менять условия жизни к лучшему. Подать под соусом "сытый раб лучше работает" и продемонстрировать повышение производительности труда на конкретном участке. Вообще потихоньку оттеснить от власти недалёкого Бадранга и развернуть всё дело от безжалостного рабства в сторону чего-то феодального. Тем более, что, как я понимаю, у Бадранга не могло в тех условиях быть бесконечного источника рабов, тут вам не Римская империя. И если раб - это ценный ресурс, его надо беречь. Но для таких штук нужен альтернативный Мартин. И альтернативный Джейкс, чего уж там.

Снег и кровь. Алые пятна на белом покрове. Тут и там валялись тела убитых. От остатков стоянки тянуло гарью. Чужие звери бродили сосем рядом, добивали раненых, а иных связывали, чтобы сделать рабами. Это слово Сильвия хорошо знала. Дрожа от холода и страха, маленькая ласка прижималась к телу отца, из которого торчали стрелы. Её заметили. Огромных размеров лис, подойдя, схватил Сильвию за платье. Клыки обнажились в ухмылке. «Святое Небо, спаси меня!» Мысль, подобно отчаянному крику, вырвалась из глубин сознания. Боги оставили их племя, боги предали их, но, быть может, там, наверху, есть ещё кто-то. Ведь не может его не быть? – Отпусти её! Молодой высокий соболь стоял, опираясь на копьё, и с вызовом смотрел на лиса. – Ей хорошая цена будет. А если нетронутой останется – ещё выше. У тебя и без того три самки есть! – Ты не указ мне, Реддик! – злобно крикнул лис. – Я её нашёл. Моя добыча! И нетронутой ей недолго оставаться… Соболь молниеносно выбросил лапу – и пробитый насквозь копьём лис повалился в снег рядом с Сильвией. Кровавая пена потекла из сведённой смертной судорогой пасти. – Так будет с каждым, кто вздумает спорить с Реддиком Камнешкуром! Верёвка впилась в лапы. Пока её связывали, Сильвия смотрела в белёсое зимнее небо, по которому плыли клубы дыма… Опять этот сон. Сильвия лежала на спине, сердце гулко билось, мех слипся от пота. Надо успокоиться, вспомнить, что сейчас она – любимая рабыня госпожи Ингрид и живёт в усадьбе Юскатага. Всё хорошо. А тот день, навсегда, словно краска в льняную ткань, въевшийся в память, остался в прошлом. В прошлом, которое продолжало жить в её душе. Подковыляв к окну, Сильвия едва слышно прошептала обращённую к небу молитву. Она сочинила её сама уже давно, и эти бесхитростные слова помогли ласке пережить плен и путешествие с работорговцами. А потом её купила Ингрид. Заря разгоралась, и Сильвия вышла из коморки навстречу полному забот дню. Помочь приготовить завтрак, подать завтрак, убрать после завтрака, подмести, что-то куда-то отнести, проверить, как поживают рыбы в прудике и съедобные жуки в сарае да накидать корма им всем – мало ли работ в большой усадьбе. Близилось время обеда, когда госпожа Ингрид позвала Сильвию в свои покои. Хорчиха полулежала на постели. Её лапы с удивительной сноровкой управлялись с вышиванием, выделывая причудливый узор на полотенце, покрывавшем округлый живот. Сильвия встала на почтительном расстоянии и замерла. – Тебе известно о том, что на днях случилось в усадьбе Ульфаса? – Да, госпожа. – Что звери говорят об этом? – Многие жалеют госпожу Ульрику и радуются её выздоровлению. Кое-кто говорит, что всему виной оскорбление богов. Другие считают, что это был просто счастливый случай. Сильвия отвечала без запинки, скрывая тревогу. Она не любила, когда речь заходила о богах. – Это всё? – Некоторые считают, что её исцелили христиане. Но об этом предпочитают не говорить. – Ты ведь ходила к христианам? Ингрид пристально смотрела рабыне прямо в глаза. – Да, госпожа. Вместе с рабами господина Ульфаса. Она давно научилась понимать, к чему госпожа клонит разговор. И теперь чувства не обманули её. – Сегодня пойдёшь в усадьбу Ульфаса. Не сейчас, а после обеда, когда Ульфас будет отдыхать. Передашь Ульрике поздравления с выздоровлением с подарок от меня. Ингрид протянула Сильвии вышитую красивым растительным узором накидку. – Попробуй разузнать у госпожи Брунхильды, что там произошло. И я хочу, чтобы ты привела ко мне Ульрику вместе с той мышью, которую обвиняли. Как её имя? – Береника, госпожа. – Постарайся не попасться на глаза Ульфасу! Сильвия быстро кивнула. Последнее указание, откровенно говоря, ей и не требовалось. Уже после обеда, выходя из усадьбы, Сильвия едва не столкнулась с Нимбало. Мышь быстро кивнул ей и двинулся к покоям госпожи, уверенно сжимая в лапах врачебную сумку. Странный этот врачеватель, как поговаривали, плевать хотел на всех богов и, тем не менее, именно ему Юскатаг доверил осматривать супругу. Безбожие Нимбало, впрочем, Сильвию смущало меньше всего. Ласка торопливо шла по уличному настилу, щурясь на солнце. После обеда звери отдыхали по домам. Те, кто всё же встречались ей на пути, скользили взглядом по блестевшему на груди Сильвии золотому ярлыку – знаку её принадлежности к дому Юскатага. Дверь усадьбы Ульфаса открыл Виспер, один из выдр, ходивших к монахам. При виде Сильвии его глаза вспыхнули от радости, но она быстро дала знак молчать. – Господин почивает после обеда, – прошептал Виспер. – Госпожа Ульрика у себя, я провожу! Когда Сильвия вошла в осторожно открытую Виспером дверь девичьей комнаты, Ульрика сидела на кровати и вышивала. Это получалось у неё совсем не так умело, как у Ингрид: лапки дрожали, а игла тыкалась не туда. Брунхильда, её мать, сидела рядом, неотрывно смотря на дочку. Когда она обернулась, Сильвия заметила, что глаза горностаихи покраснели. – Да, Ульрика сейчас здорова. Передай своей госпоже, что мы благодарим её. Ульрика взяла у Сильвии накидку, расстелила на коленях и улыбнулась, глядя на вышитые цветы. – Госпожа желает знать, насколько тяжёлой была болезнь госпожи Ульрики и что помогло ей выздороветь, – осторожно произнесла Сильвия. Брунхильда молча глядела в окно. Минуло время, Сильвия уже хотела заговорить вновь, но тут она тихо произнесла: – Нить, что прядёт лиса Урд, не оборвалась. Но то не в нашей воле. Сильвия знала сказание о богине судьбы Урд, старой одноглазой лисице, что сидела у корней великой сосны и пряла нить жизни каждого зверя. Вот только христиане, наверное, не верили в неё, как и в прочих богов. И похоже было, что Брунхильда не желала говорить о случившемся с её дочерью. – Госпожа Ингрид желает видеть госпожу Ульрику и рабыню Беренику, – чётко сказала Сильвия. Брунхильда рассеянно кивнула. Ульрика бросила на Сильвию подозрительный взгляд. – Хорошо. Ради просьбы госпожи Ингрид я отпускаю Ульрику… вместе с Береникой. Надеюсь, твои господа как следует проучат эту мышь. Она недобро усмехнулась. Вскоре Ульрика, Сильвия и Береника втроём шли по улице. При свете дня на морде старой мыши под мехом хорошо виднелись огромные синяки. – Скажи… Скажи, пожалуйста, твои господа тоже гневаются на меня? Сильвия, дорогая, мне так плохо! Я не выдержу… – Так, прекрати ныть! Всё хорошо. Госпожа Ингрид не хочет тебе ничего плохого. Ты ведь не…? Сильвия недоговорила, но мышь слишком хорошо понимала, о чём речь. – Нет! Нет, клянусь! Чтобы я причинила зло доброй госпоже… Я люблю её, правда! Клятвы рабыни-мыши не стоили ничего для Юска. Тем более, той рабыни, которая подавала еду с отравой. То, что Беренику не убили сразу, само по себе казалось чудом. – Я помогу тебе, – как можно увереннее сказала Сильвия. – Мы же почти единоверцы теперь всё-таки. Тем более, что это я вас во всё это втянула. Она попыталась ободряюще улыбнуться. «Великое святое Небо, не оставь нас! И христиан, если они пришли от тебя». Юскатаг восседал на троне в пустом зале. Сильвия с Береникой встали на почтительном расстоянии, а Ульрика, как свободнорожденная дочь дружинника, смело прошла к вождю. – Я рад видеть, что ты избежала объятий смерти. Ульрика учтиво поклонилась. – Благодарю, господин. – Ты привела рабыню, которая покушалась на твою жизнь? Береника вздрогнула всем телом и сжала лапы на груди. – Господин, я не обвиняю её… – Если она не виновна, пусть поклянётся великими богами и поклонится им! Юскатаг обвёл взором всех троих. Береника затравленно озиралась. Сильвия замерла. Хотя за сезоны службы Юскатагу она научилась угадывать намерения господина, но всё равно не могла до конца их понять. Особенно сейчас. – Господин… Умоляю вас, не просите меня об этом! Я не могу кланяться богам! – Отчего это? – Христианский Бог не хочет, чтобы мы это делали! – Ах, вот как? Стало быть, это Бог христиан научил тебя отказывать в почтении нашим богам? Юскатаг прищурился и погладил мех на груди. Что-то тёмное сгустилось у стен зала, и Сильвия ощутила на себе недобрый взгляд. – И чем же христианский Бог отличается от наших, что выдвигает такие требования? – Бог один… Он самый сильный… И самый добрый… – лепетала Береника. – Он сделал мир и всех нас, чтобы мы… были счастливы и жили вечно… – А понимаешь ли ты, рабыня Береника, что если звери перестанут приносить жертвы Йо-Карру и другим великим богам, то они покарают народ Юска? А если они соберутся вместе да прогонят христианского Бога, кто нас защитит от их гнева? Береника вдруг резко подняла голову. – Когда госпожа Ульрика упала, госпожа Брунхильда призывала богов, но они не помогли! Никто! А когда пришли христиане с крестом… Госпожа Ульрика ожила! Она замолчала. Казалось, силы вот-вот оставят несчастную мышь. Мучительно всхлипнув, она рухнула на колени и в полном отчаяния жесте воздела лапы к Юскатагу. – Господин! Умоляю вас! Я не творила зла своей госпоже! Клянусь… Клянусь христианским Богом! – Хорошо! Я верю тебе. Береника сидела на полу. По её мордочке катились слёзы. Сильвии нестерпимо захотелось поднять её, обнять, утешить, но она понимала, что этикет нахождения перед повелителем не допускает таких вещей. Заодно ласке стало ясно, почему Брунхильда не стала рассказывать о случившемся с её дочерью. – Нимбало! Отведи Ульрику и рабыню в покои моей супруги! – приказал Юскатаг. Пухлый врачеватель быстро подбежал откуда-то из тёмного угла. – Госпожа, прошу вас… С позволения господина, я узнаю ваше здоровье! Прошу, доверьтесь мне, как и госпожа Ингрид доверяет… Оставшись с Юскатагом наедине, Сильвия смело взглянула в глаза повелителю. – Господин, я пообещала этой рабыне, что в нашем доме ей не причинят зла. – Она храбрая рабыня, – задумчиво произнёс Юскатаг. – Интересно, это христианский Бог на неё повлиял? Думаю, мы скоро узнаем. Он поманил Сильвию. – Передай на кухню, чтобы подготовили хорошее угощение. Мы устроим состязание христиан с нашими жрецами, и пусть все боги явят свою силу! – Конечно, господин. Сильвия вспомнила вдруг, с каким ужасом тот енот отшатнулся от неё в бане. Он не знал, конечно, что то, что его испугало, было запрещено и ей самой. Она прислуживала в бане… И не более того, как бы иным зверям не хотелось общения другого рода. Так что то, что Освальд обозвал её «блудницей», Сильвия могла бы счесть оскорблением. Но он так решительно отказался от возможности приятного времяпрепровождения… Из-за, что его Бог запретил таковое? Интересно. Очень интересно. Под мехом пробежал озноб, как всегда, когда сталкиваешься с чем-то странным. И сейчас Сильвия неожиданно для самой себя ощутила острое желание, чтобы Бог христиан победил в предстоящей схватке.

И снова Меланхолический Кот дерзает оживлять тему спустя кучу лет сезонов. Из чего-то, что вызвало самое лютое непреодоление недоверия и вообще возмущение - путешествие к Терраморту в "Мэриел". Нескольких зверей. На сгоревшем корабле, который как-то прибило к берегу. Ну, ладно, очередной добрый отшельник, к таким героям мы привыкли. Ладно, застрявший в заводи компас, которыми тут вообще не пользуются. Но... На сгоревшем, Карл! Там выгорело всё. Паруса, такелаж, все дела. Как они им управляли? Там были, помню, Мэриел, Дандин, Дарри, Тарквин. Опыта морских путешествий ни у кого не было. Бултыхание мыши с доской не в счёт. Что-то как-то совсем. Почему бы Джейксу было просто не подогнать к ним корабль с Ронблейдом? Было бы несколько роялисто, но не так абсурдно всё-таки.

Предисловие Джейкса с его подписью в английском издании "Войны с Котиром" (Mossflower). А вот перевод: Много сезонов минуло с тех пор, как я написал свою первую книгу, «Воин Рэдволла», и вот издатели спрашивают: а не хотел бы я продолжать писать о мире, который создал? Ну, это всё равно что спрашивать диббунов, любят ли они сладкие каштаны! Я весьма обрадовался предложению, и тут же в моей голове возник вопрос: интересно, а как Страна Цветущих Мхов жила до постройки Рэдволла? Как выживали лесные жители без своего чудесного дома? Я представил себе эту картину… Холодная зима. Земля укутана снегом. Добрые звери прозябают в рабстве, голоде и всяческих невзгодах под жестокой тиранией Цармины, королевы диких котов. Котир, замок зла, наполнен хищниками, готовыми выполнить каждый её приказ. Кто же спасёт лесных жителей от этого ужасного режима? А следом в моё воображение пришёл образ юного мышонка, Мартина Воителя, облачённого в рваный плащ и несущего боевой меч своего отца, которому судьба определила стать легендой. Вот так, в железе и огне, родилась сага о Рэдволле. Теперь она будет длиться, пока у меня есть силы прижимать ручку к бумаге. Я пишу её для всех, кто дорожит честью и имеет доброе сердце. Она написана для тебя, мой друг – история о Стране Цветущих Мхов!

То есть... Ты пишешь, какой гениальный план придумал Клуни. Но как он его начал выполнять, ты писать не должен. Это должен описать тот, кто будет защищаться. Или - ты пишешь, как Клуни таки всё захватил. Но приходит защитник и предлагает альтернативную концовку, где ничего подобного. Вот этот момент стоит проработать. На какой точке тебе остановиться

В прошлый раз я анонимно размещал без всяких хостингов. А можно к рисунку развернутое текстовое сопровождение?

Вот интересно, что нечто подобное было показано в фильме "Звёздный десант", там жуткие гигантские насекомые с коллективным разумом, но можно поймать себе на мысли, что сочувствуешь им. Потому что это к ним прилетели люди, стали насаждать свои порядки, оккупировать их планету. Ну, насколько я помню, и даже не один я такой смысл вижу

Кот, ты крут. Но, в принципе, похожее тогда можно сказать много про какую литературу. Онегин не стрелял в меня на дуэли, Раскольников не заносил надо мной топор. Каренина мне не изменяла. Но, да, они люди, а не зверушки. Плюс это всё ситуации, близкие к нашей реальности, которые проще понять и прочувстовать... И поставить себя именно на место жертвы. А в прозе Джейкса... Всё-таки само добро явно виновато в том, что ему труднее сочувствовать. Оно слишком... утопично. Абстрактно. И высокомерно. И если так подумать, когда читаешь про то, как Клуни собирает себе армию, то не ловишь ли себя на мысли - "так и надо этим самодовольным мышам"? Они вообразили себе выше всех кругом, прогоняют от ворот хищников, так пусть падёт на них Бич Божий! Да, образ, связанный с Клуни - хлыст, бич - заставляет вспомнить именно это выражение, ставшее прозвищем Атиллы Гунна, который не хуже нашего крысака понаехал в Европу V века и понаделал там делов. Ну и ещё ремарка. Джейкс апеллировал к сказочному материалу, мол, "мои отрицательные герои взяты из европейского фольклора, все эти плохие ласки, хорьки, лисы". Прикол, однако, в том, что ныне у нас городское общество, и большая часть читателей Джейкса с необходимостью охраны курятника от куньих не сталкивалась. Для нас всякие эти твари - это что-то "миленькое". Потому что пушистые зверюшки. А вот орки и назгулы, это да, чистый демонизм. Тут работает лучше. Ну и даже в традиционном обществе, я предположу, куньи вовсе не однозначно дурные персонажи. Потому что... Истребляют мышей. А мыши, внезапно, не мудрые монахи-врачеватели, а жуткие вредители и разносчики всякой дряни. Куньих со времён античности с этой интересной целью разводили, вспомним Даму с Фераго горностаем

Перевалило за полдень, когда нас всех согнали перед огромным красным зданием. Трупы начали разлагаться, и жуткий запах висел в жарком летнем воздухе. Клуни уселся в большое кресло на высоком крыльце и, завернувшись в тёмный плащ, оглядел толпу, словно безжалостный властелин смерти. Шлем с высокими рогами блестел на его голове, а рядом высился штандарт. Немногочисленных оставшихся в живых мирных зверей сбили в кучку, окружённую воинами Клуни. Я тоже стоял, опёршись на пику. Захватчик. Враг. Уже не просто хищник из леса. – Рэдволльцы! Голос Клуни пронёсся над просторным двором аббатства. – Придя сюда, я предложил вам капитулировать сразу. Стоило вам принять это, и сейчас вы бы спокойно жили под моей властью… – Враньё! – закричали несколько мышей в балахонах, но тут же раздался пронзительный визг: крысы принялись тыкать их пиками. – Но вы решили сражаться. Сражаться с армией Клуни Хлыста! Хвост крыса щёлкнул о каменные плиты. – Как видите, война наша длилась недолго, а жертвы вашего безумного решения теперь весьма дурно пахнут! Клуни захохотал. Да, произвести впечатление он умел. – А теперь полюбуйтесь на своего предводителя! Двое дюжих крыс вывели из дверей высокую старую мышь. Присмотревшись, я вздрогнул. Я помнил этого старика в длинном одеянии и с маленькими очками на морде. Давней уже зимой, в тот день, когда барсучиха прогнала меня от ворот, я вернулся в нору, проклиная Рэдволл. Покормил занемогшую мамашу жидким супом да улёгся, придумывая казни для гнусной барсучихи. То, впрочем, что случилось с ней теперь, оказалось куда более страшным. Утром я проснулся от слабого стука. Готовясь прогнать незваного гостя, открыл дверь и увидел высокую фигуру в тёмно-зелёном балахоне. – Возьми. Надеюсь, это вам поможет. И, пожалуйста, не держи зла на Констанцию. Барсуки как вобьют себе в голову что-нибудь, так не вытравишь… Старый мышь поставил на снег два туеска. – В следующий раз попробуй договориться с кем-нибудь из белок, чтобы они за тебя попросили. Он кивнул, и маленькие очки сверкнули в слабом свете зимнего солнца. Я молчал, растерянно глядя на удаляющуюся обтянутую грубой тканью спину. Корешков, лечебных трав и сыра, что оказались в туесках, нам хватило почти до весны. Мамаша, правда, вскоре всё равно околела. И вот теперь тот, кто тогда принёс нам помощь, стоял перед завоевателем. – На колени! – взревел Клуни. – Поклонись мне, и я, быть может, дарую тебе пощаду! – Если бы я знал, что ты пощадишь кого-то другого, то поклонился бы тебе. Но вижу, что в твоём сердце нет ни жалости, ни милосердия. Я не встану на колени перед злом ради какой-то пощады! Мышь говорил тихо и спокойно, однако его голос удивительным образом слышался не хуже криков Клуни. И на миг на морде крыса мелькнуло что-то, похожее на уважение. – Ну что же, ты сделал свой выбор! Эй, Черноклык, спускай! Из маленького окошка над дверью высунулась тёмная лапа и сбросила верёвку с петлёй. – На кресло его! – Не трогайте меня! – властно произнёс старик, отмахнувшись от крыс. – Я сам всё сделаю. Он аккуратно снял сандалии, встал на кресло и просунул голову в петлю. В полной тишине рядом со мной послышались глухие рыдания. – Позволь сказать несколько последних слов, – произнёс мышь и, не дожидаясь ответа Клуни, продолжил: – Не скорбите о мне, братья и сёстры! Пусть каждый заглянет в собственное сердце. Там – источник того, что с нами случилось. Мы не дарили той любви, которую должны были, и постигла нас скорбь. Храните заповеди нашего братства, кто бы здесь не правил, творите добро каждому зверю – каждому, кто нуждается, и пусть не угаснет оно на земле! – Хватит болтовни! Размахнувшись задней лапой, Клуни изо всех сил пнул кресло, и оно с лёгким стуком запрыгало по ступеням. Петля обхватила худую шею, тело старца задёргалось в агонии. Верёвку потянули в окно. Вскоре замерший мышь висел у самой верхушки входной арки. Я замер, не в силах оторвать глаз от ужасного зрелища. Почему? Почему я должен был смотреть на казнь того, кто принёс нам с матерью еду и лекарства? Чем этот добрый старик заслужил такую участь? В тот момент я понял, что никогда не прощу себе помощи, которую оказал Клуни при захвате Рэдволла. Казалось, то глубокое и искреннее достоинство, с которым мышь принял смерть, задело Клуни. Он задумчиво стоял, вертя в лапах свалившиеся со старика очки, а затем вдруг злобно швырнул их с крыльца. – По своему милосердию я даровал вашему аббату лёгкую смерть! Но если кто-то из вас вздумает бунтовать, творить козни против меня и моей армии – он будет умолять о кончине… Но не получит её! Я покосился на рэдволльцев. Они стояли, сжав кулаки и опустив глаза. – Отныне это аббатство будет именоваться замком Клуни! Все строения, земли и имущество здесь принадлежат королю Клуни! Моя воля – закон! А сейчас все внутрь! Да начнётся пир в честь моего воцарения! Вот как. Он вовсе не был лихим налётчиком, которому надо пограбить да смыться. Клуни глядел выше. Король, подумать только! Стало быть, крыс собрался остаться здесь надолго. Видно, навсегда. Входя в арку, я умолял себя не смотреть вверх, и всё-таки посмотрел. Одеяние мёртвого аббата слегка колыхалось от ветерка. Казалось, он в последний раз приветствовал гостей своего аббатства…

Позволю себе оживить старую тему. Итак. Уникальность рэдволльского фэндома - в каком-то крайне высоком проценте сочувствующих тем персонажам, каковых автор честно пытался выписать отрицательными с объяснениями при том типа "мои маленькие читатели должны чётко различать добро и зло без всяких там сложностей и полутонов". И хотя размышления на сей счёт уже звучали, позволю себе снова набросать идеи по поводу. Вот вроде бы автор хотел показать нам чистое добро против чистого зла... А результат выходит странный. И на самом-то деле это вина автора в определённой степени. Сравним: Джейкс показывает нам линию хищников. Там происходят всякие интриги, борьба, столкновение характеров, суровые условия выживания. Персонажам грозит голод, холод, товарищи по банде/племени и самодурство вождя. Очень хорошо это видно в "Таггеранге", например. То есть такой нормальный приключенческий текст для среднего школьного возраста. А потом Джейкс переходит к линии положилов-мирнюков, и... Завтрак. Обед. Пир. Диббуны сплясали и спели песенку. Пир. Мышка и кротик пьют чай на стене и болтают о погоде. То есть уровень серьёзности и сложности текста резко падает до дошкольного уровня. И читатель такой: Эээ? А где действо, интриги там всякие, борьба? Ну ладно. Началось столкновение. У мирнюков проблемы. Кто-то на кого-то напал, кто-то погиб, кто-то куда-то зачем-то идёт. Вроде пошло преодоление. Но. На стороне мирнюков - масса роялей из кустов и "богов" из машин. Встретившиеся зайцы, подогнанные вовремя добрые совы, отшельники со свежей жрачкой. Меткость на уровне Робин Гуда против уровня "Имперский штурмовик" (смотревшие ЗВ поймут) у отрицалов. И ты понимаешь, что автор положилам откровенно подыгрывает, и это даже не скрывается. И чувство "они через пот, кровь и серьёзный риск преодолевают препятствия" исчезает. В отличие от, заметим, отрицалов. Далее. "Расизм", который в серии присутствует за кадром, хотя прямо постулируется он не часто. Но ты очень быстро понимаешь, какой народ плохой, а какой - хороший. И приходишь к мысли, что на самом-то деле хорька, лиса, ласку ненавидят не потому, что они бандиты и подонки. А потому, что они хорёк, лис и ласка. А перевод причины зла из категории воли в категорию природы неизбежно снимает ответственность. И, да, такие исключения, как Ромска, Джиндживер, Хвастопуз погоды не делают. Потому что остаются странными исключениями, не меняющими погоду в сеттинге. (А заодно можно задуматься, что, доберись Ромска до Сампетры, её бы в конце концов так же заперли там помирать, как и остальных...) Далее. Когда автор пытается показать своих положилов именно как "абсолютных" положилов, то каждый их, ну, сомнительный поступок больно по читателю бьёт. В отличие от ситуации "они тоже люди звери, со своими недостатками, но вот сейчас они защищают свой дом, а потому правы". И когда встречаешь в тексте, например, практику захвата и пыток заложников (вспоминаем Клюву и Куроеда, или Трисс таким баловалась). Когда добрый дедушко Мафусаил рассуждает про различие между цивилизованными мышами и дикарями-воробьями или советует доброму мышонку Матиасу "Если эта птица будет тебе мешать — столкни ее вниз, она полетит камнем, вернее, как этот камень, что привязан к ее ноге". Или когда добрая белка Джесс рассуждает, что "не стоит тратить лекарства на эту падаль", то задумываешься... Это, что, воплощения добра и света? Нет, я не хочу сказать, что Куроед хороший. Но это подано не в качестве "на войне как на войне" и "мирные звери тоже психануть могут", а именно как "добро против зла". Тут дело в том ещё, что зло откровенное (насилие, убийства, разбой) как-то меньше вызывает отвращения, чем прикрытое (гордыня и лицемерие). Ты быстро раскусываешь, что ворота Рэдволла, конечно, открыты для всех и аббатство это - одна семья, вот только на самом-то деле кое-кому места в этой семье нет и не будет. И нет, Тура с Битоглазом ситуацию не спасают. Потому что плохие. Вот как-то так.

Зачем Клаудандусу секта? Эээ... Для самоутверждения? Я книгу не читал и даже мульт не смотрел, просто предполагаю самое, по-моему, напрашивающееся объяснение

Это был странный бой. Мы набились в длинную канаву, что тянулась прямо против стены с воротами, и принялись эту стену обстреливать. А ещё Краснозуб велел как можно громче орать. Камни, стрелы, копья – всё летело вверх, где вскоре между зубцами заметались фигуры в балахонах. Им, впрочем, наши упражнения в меткости вреда не причиняли. А вот идти на штурм нам запретили. Да и никаких лестниц или верёвок, чтобы таковой устроить, у нас не было. Один сидевший вблизи от меня крыс попытался вылезти, но тут же рядом с ним о землю стукнулись камни, так что он с писком нырнул обратно. Но вот в свете луны на стене нарисовался огромный коренастый силуэт. С грозным рычанием зверь воздел лапы и с невероятной силой швырнул валун. Глыба влетела в канаву совсем рядом со мной. Раздался вскрик, и на меня брызнуло что-то липкое. Я узнал этого зверя. Здоровенная барсучиха, что жила в аббатстве и которую боялись все хищники в округе. Как-то зимой, когда мамаша занемогла, я отважился попросить помощи. «Убирайся вон, сопляк!» – проревела тогда полосатая тварь. Старая злоба заклокотала в сердце, я схватил камень и швырнул в жуткую тень. За стеной что-то происходило. Рэдволльцы пропали, куда-то сбежала и барсучиха. Изнутри донёсся пронзительный вопль ужаса. Прошло какое-то время, и ворота вдруг распахнулись.. – Вперёд! – заорал Краснозуб. И вместе со всеми я побежал к тёмной арке. В аббатстве творился сущий ад. Отовсюду слышался визг, вопли, звон мечей, звери метались в холодном лунном свете и катались по земле, вцепившись друг в друга. Я ударил кого-то копьём, а затем бросил его и самым позорным образом дал дёру. Лапы принесли меня в какой-то сарай, в него я и залез, укрывшись в сваленной в углу куче сена. Там я сидел до утра, прислушиваясь к звукам затихающей битвы. Неужто Клуни полагал, что я, выросший под мамашиным боком зверь, могу быть хоть сколько-нибудь полезен в бою? Уже рассвело, когда я отважился покинуть своё укрытие. Откуда-то ещё доносились слабые крики, кто-то с кем-то дрался, но в целом всё было кончено. Рэдволл пал. Как оказалось, для этого хватило одной ночи… И одного Клуни Хлыста с армией крыс. Я медленно брёл по двору. Всюду кругом, куда бы я ни взглянул, валялись трупы. Мыши в своих глупых зелёных балахонах, белки, выдры, кроты. У высокого крыльца огромного красного здания лежал, раскинув лапы, совсем юный мышонок в явно великоватом для него балахоне. Большие мёртвые глаза уставились в ясное небо, словно спрашивая: «за что?» Быстро отвернувшись, я увидел барсучиху. Верёвочная сеть опутала тело великанши, из которого торчал, наверно, десяток копий. Кривые клыки обнажились в вечном оскале. Крыс, впрочем, тоже полегло немало. Орде Клуни пришлось хорошо заплатить за победу. Захватчики без всякого стыда обыскивали убитых, рылись в аббатских постройках, делили барахло. На меня никто не обращал внимания. Запах крови щекотал ноздри, но он вовсе не возбуждал аппетита, как бывало со мной при охоте на кроликов или голубей. Сейчас он нёс с собой лишь ледяной ужас смерти. Неужели к этому я стремился? Ради того, чтобы вот в этом поучаствовать, вступил в армию Клуни? В лесу звери нередко устраивали драки – то из-за добычи, то просто так, со скуки. Я-то думал, и тут выйдет что-то подобное. Ну, ворвутся крысы в Рэдволл, разграбят да и уйдут восвояси. Но устроить такую бойню… И как же Клуни удалось проникнуть внутрь? Идя вдоль стены, я наткнулся на маленькую открытую дверь и всё понял. Тот балаган, что мы устроили в канаве, нужен был для того только, чтобы отвлечь защитников. А Клуни тем временем зашёл сзади с отборными войсками! Меня мутило, и я сел, опёршись на сложенную из глыб песчаника стену. Никакой радости от мести за унижения я не чувствовал. Только лишь растерянность, страх и нараставший жгучий стыд от осознания того, чему же я собственными лапами помог осуществиться. Говорила ведь мне мамаша – думай, прежде чем делать, думай! И больше всего я боялся, что один из окровавленных трупов принадлежит зверю, который когда-то нам с мамашей всё-таки хоть как-то помог…