Меланхолический Кот

Так... Ну что... Честно говоря, видео мне интересны больше, чем рецепты сами по себе. Подача, музыка, всё такое. Проголосовал за птицу с каштанами, октябрьский эль, каштаны от Отто, каштановый пирог. Ребят, всё очень креативно и с огоньком, вы молодцы. Я каштаны в жизни не ел. Как оно?

Я всё-таки отвечу на прозвучавшую критику, тем более что кое-что было обмозговано заранее. Что касается проблемы другого мира. Собственно, немало людей принимали христианство, не имея возможности проверить реальное наличие стартовых локаций. Разные кельты, скандинавы, в перспективе негры, чукчи, индейцы или японцы. Да и если могли... то что? Да, есть Иерусалим, он сам по себе не доказывает истинность учения и событий, с ним связанных. И вообще, почему пафосным кельтам, викингам, славянам, германцам вдруг приспичивало бросать родных и понятных богов-громовержцев и массово начинать поклоняться распятому еврею? Да, в историографии есть всякие объяснения, типа "христианство выражало более прогрессивные общественные отношения", "помогало управлять массами", но по-моему, они не могут решить вопроса до конца. Без иррационального момента. Да. Чудеса. Древние тексты ими изобилуют. Я не пытаюсь доказать, что они были. Но предполагалось, что вера распространялась благодаря им (в том числе). Здесь тоже они предполагаются (часть я как раз описал). Звери видели, что появившиеся среди них христиане именем Божьим творят чудеса. Реакция была двоякой: или "мы наконец нашли истинного Бога", или "ой, у них очень сильное колдунство, надо бояться". Во всяком случае, это позволяло истории из другого мира воспринимать всерьёз. Готовы ли звери были воспринять идею "другого мира"? Сеттинг весьма разнообразен, в нём много и видов, и локаций. Виды сильнее различаются, чем реальные народы. На этом фоне принять, что где-то там есть "другие необычные звери", ну, не слишком непреодолимая проблема. И вообще, в средневековье (условном в том числе) уровень доверия к устному слову был выше нынешнего, так что у нас и в собакоголовых людей верили, "потому что путешественники видели". Из разнообразия видов и их антагонизма также следует... Нет. Если идея Боговоплощения, или хотя бы единого для всех Божества связывается с конкретным видом, то все остальные: "эй, а чё не выдра/белка/ёж/хорёк/лисица?" и в результате всё рассыпается на кучу сект. Плюс накладывается извечная борьба хищников с травожорами. Как раз то, Бог и догматика как бы стоят над всеми, позволяет распространять соответствующие универсальные ценности, где во Христе нет ни хищника, ни травоядного. В Рифтгарде всё связано с местной хэдканонной гражданской войной, которая случилась после революции Трисс и неудачной попытки построить коммуну всеобщего счастья. В бедственных событиях христиане проявили себя с лучшей стороны, поэтому на гос-венном уровне к ним отношение колеблется от терпимого к уважительному. И Рифтгард не является тут родиной христианства, оно появляется в западных землях, откуда пришли еноты. Да, и после гражданской войны многие рифтгардцы пришли таки к мысли, что если хотим выжить - надо этим заниматься всем вместе. Время уже нести на помойку все эти парадигмы "плохие паразиты, хорошие травожоры и наоборот". Что готовило почву для внимания к универсальным ценностям. Ну, у меня вроде такого ощущения не было. Но накал градуса произойдёт. Вероятно. Она, кстати, голой не была. Но для монаха всё равно быть в бане с женщиной недопустимо, ну, если только он не настоящий святой юродивый. Но это уже исключение.

@Greedy@Greedy в любом случае спасибо за отзыв. Чуть погодя отвечу на претензии, хотя бы на часть. Да, я понимаю, что поднимаю лапу на сложный и проблемный материал, но намерен довести до конца.

Я понимаю, что тематика необычная и "неканоничная", но всё-таки надеюсь на фидбэк...

Монголы, кстати, весьма недурно (хотя и жестоко, да) организовывали управление на покорённых территориях. От Джахангира всё-таки очень мощно веет чем-то индийским, у меня такая ассоциация сразу возникла. А погуглив, можно выяснить, что его имя взято у одного из представителей индийской династии Великих моголов! Интересно, что в каноне к идее создания флота Гора только-только подходит где-то в последней книге. Исключение представляет, например, безумный заяц из "Острова королевы", рассекавший на отбитом у пиратов корабле. При том что всю дорогу Гора позиционировала себя как цитадель борьбы с пиратством. Бороться с морским пиратством без флота, это как-то прям да... Круто! Персонаж и вправду колоритный, и из него, мне кажется, можно было бы выдавить больше чего-то философского и психологического. Хотя бы на тему "а бывают ли хорошие хищники". Да, и его рассказ о злоключениях как-то несколько не воспринимается, как речь персонажа. Выглядит, как повествование автора. Ну, то есть автор несколько увлёкся) Понятно. Всё-таки мирная жизнь в каноне прописана весьма слабо. Подозреваю, Джейкс боялся впускать внутрь красных стен что-то острое и конфликтное. Вот хотя бы из ситуации с пребыванием в Рэдволле волка можно выжать кучу интриг и коллизий. Кто-то ему доверяет, кто-то - нет, его могут подозревать в шпионаже, попытаться "вывести на чистую воду", в чём-то обвинить, оклеветать даже. Устроить спор на тему "что круче - наш меч Мартина или твой, как его там, пафосный Вольфклинг". Такие вещи придают сложность прямому сюжету... Но Рэдволл перестаёт быть идеальным. Котик благодарит и вдыхает аромат.

Привет. Я прочитал первый твой фанф про белого волка и частично - второй. Хотел бы тут сделать отзыв на два сразу. Может быть, странным может показаться комментировать спустя годы после написания, но почему бы не поддержать местный фидбек личным участием? Тем более, ты вполне активничаешь, так что... В общем, меня зацепило. Однако не сочинениями самими по себе, а тем, как в них отражаются характерные проблемы и тропы Рэдволльского сериала. Писать буду по памяти. Да, извини, но объём твоего творчества не сильно способствует точному цитированию. Итак, у тебя типичная для Рэдволла экспозиция: есть плохие парни, которые причиняют зло, есть хорошие парни, которые, соответственно, причиняют добро. Вот, например, Джахангир. Типичный Злой Злодей. Который куда-то идёт, кого-то истребляет и что-то разрушает. Без постановки вопроса, а зачем ему это, собственно, надо. Деструктивная личность, способная только к разрушению. Между тем, золотые доспехи указывают на весьма развитый на его родине уровень цивилизации, чего достичь с психологией "всех убьём, обратим в рабство и разрушим" затруднительно. Но... Золото - металл мягкий. Боевые доспехи из него не сделаешь. Только парадные, для понтов. Напрашивается вывод, что Джахангир - это некий местный отщепенец, который спёр папины или чьи ещё парадные доспехи, не понимая, для чего они нужны. И отправился куда-то в поисках приключений. В результате напоролся на волков. Нибелунг. Героический Герой. Он крут. Он красив. Ты им любуешься (наверное, поэтому были вставки от третьего лица, чтобы показать волча). Белый волк с синими глазами - это красиво, да. Но он слишком идеален. Как античная статуя. У него нет несовершенств, внутренних конфликтов, борьбы, всего такого. И, вероятно, почувствовав это, ты ввёл драму с Хельгой. Драма действительно сильная, меня тронуло, я героям сочувствовал. (Правда, приходится признать, что сам Нибелунг позволил любимой нестись на тигра, зная, что эта киса может метнуть какую-нибудь дрянь. А потом ещё он стоял на стене с развевающимся плащом, очень пафосный, но это же идеальная мишень...) Но всё-таки порождённый драмой внутренний конфликт героя (я виновен в её смерти) не слишком его, хм, приземляет. Ну, в моём восприятии. Символика противостояния тигра с волком очень выдержана. Золото против серебра, юг против севера, жар против холода, огонь против льда. Прямо просится всё это на какой-то эпичный арт. Правда, почему-то добрая сторона строго связана исключительно со всем холодным, ночным и ледяным. Где я могу недоуменно дёрнуть бровью? Штурм Рэдволла. Снова, как и в каноне, мы видим толпы всяческой "нечисти" - всех этих несчастных ласок, хорьков, лисов и прочих. Которых новый Великий Завоеватель щедрой лапой швыряет в самоубийственные атаки на красные стены. Возникает вопрос... А им-то зачем оно надо? Умирать за какого-то явившегося невесть откуда тигра? Вроде бы ответ прост - разграбить Рэдволл, где, как считается, спрятаны Великие Сокровища. Проблема в том, что рэдволльский сеттинг хронически игнорирует проблемы экономики, и что делать с сокровищами, не очень понятно. Да и проще у тигрули тихо стянуть его золотые побрякушки, чем по его милости создавать горы собственных трупов. Экономический вопрос всплывает и во второй части, где Нибелунг героически строит флот. Всё круто, но хочется спросить: э, а за чей счёт этот праздник ударного труда? Тут предполагается куча всего: добыча материалов, транспорт, организация труда, постройка верфей, расчёты, кормить рабочих. Ну не вытянешь всё это на голом энтузиазме. Если у пиратов всё понятно, кровавое рабовладение создаст горы прибавочного продукта, тот какие меры экономического/внеэкономического принуждения практикуют зайцы с барсуками, остаётся не очень ясным. Да, относительно рабства. Поставки живой силы рано или поздно создали бы на твоём Терраморте ситуацию, когда рабов становилось тупо больше, чем господ, что ставило бы под вопрос их организацию, управление и эксплуатацию. Да и так ли легко добывать рабов? По идее, население должно как-то реагировать, уходить в глубь континента, создавать отряды самообороны, то есть снижать рентабельность добычи ресурса. В конце концов, безобразия пиратов можно было пресечь, просто перегородив реку! Лог-а-лог у нас на что? В отличие от канона ты ввёл "серых" персонажей - Керуниста с его семьёй. Которые вроде как тоже господа (то ли рабовладельцы, то ли феодалы), но хорошие. Ну, относительно. То, что Керунист рассказывал о жизни своей и родичей, надо было бы ещё через детектор лжи и здравый скепсис пропустить. Ну, допустим. В целом - для меня всё-таки слишком уж эпично, мифологично и пафосно. По сути, через весь текст идёт линия борьбы чистого добра с чистым злом, без особых психологических и философских углублений. Да, это Рэдволл, как он есть. Но ловишь себя на мысли... А что рэдволльскому добру делать без зла? Пировать, отдыхать, обмениваться шутейками, снова пировать. Жить и наслаждаться жизнью. В том-то и проблема, что добро в сеттинге, оно какое-то, ну... Бесцветное. Без борьбы со злом всё становится пресным и непонятно, что вообще делать. Вот и приходится сохранять популяцию "нечисти", чтобы было, с кем биться. Надеюсь, не обидел автора этими (несколько) ироничными заметками.

Вообще да, интересно, что на литературных конкурсах голосующие обращают внимание на качество текста, а вот в художественных - на оригинальность идеи, остроумие, подачу. Ты можешь вложиться в качество рисунка, но если он будет "просто", то соберёт немного голосов.

Однако... Ничего себе... У меня Золотая кисть... При том, что на рисунок с Фортунатой я затратил больше времени и стараний, чем на Капитана. Его я набросал за два, как помню, дня буквально ради пришедшей в голову ситуации с медалью. Но именно он и зашёл. Да, верно Шеф каждый раз напоминает про оригинальность...

Мне кажется, изменение параметров одного персонажа реально может запустить "эффект домино" и спровоцировать весьма далекие и неожиданные последствия. И на самом деле трудно, если вообще возможно, "объективно" решить, а было ли изменение единственным, сопутствовали ли ему другие изменения или же они явились строго его частными следствиями. Душа другого зверя - потемки, что делать.

– Ушастые к берегу идут! Возбуждённый шёпот Ульфаса почти слился со звуками летнего леса. Дагер Таг быстро кивнул. – Ждём. Никому не высовываться! Он явно чувствовал напряжение, охватившее залёгшую среди деревьев дружину. С утра они ждали момента, и вот зайцы с землеройками со своих плотов заметили, что река перекрыта. Высадка началась в точности там, где им приготовили встречу. – Думают, мы на юге торчим! – Локки злобно усмехнулся. – Тупицы разодетые… Лапа легла на рукоять меча. «Если победа будет за нами, нареку тебя Зайцебоем» – подумал Дагер Таг. Этим мечом он как-то надвое разрубил предводителя жаб. Но что такое эти жабы в сравнении с Дозорным отрядом? Один за другим заячьи отряды сходили на берег. Мундиры офицеров, совершенно, с точки зрения Юска, нелепые, сияли на ярком солнце. Отсюда видно было, как некоторые принялись торопливо развязывать мешки. Щиты с силуэтами Горы и барсучьими мордами валялись на траве. Неужто вправду зайцы не ожидали засады? – Роза! Дагер Таг повернулся к замершей почти под его лапой белочке. Та кивнула и стремительно взлетела по сосне. Вскоре сверху раздалось глухое совиное уханье. Дагер улыбнулся: защищать и привлекать к себе талантливых рабов оказалось весьма полезным делом. Зайцы насторожились, крутя ушастыми головами. Кое-кто подобрал щит. Заподозрили что-то? Ничего, главное, чтобы поняли те, кому сигнал предназначался. Офицер подозвал двоих рядовых, указал на лес. Вот они, пригнувшись, двинулись по склону прямо на Юска… – Приготовиться! Зайцы подошли совсем близко. С одним из них Дагер Таг встретился взглядом. Глаза ушастого вдруг расширились – а через мгновение между ними вонзилась стрела. Дальше ждать было нельзя. – Юскатааааг!!! С рёвом Дагер распрямился и бросился вперёд, ломая подлесок и на ходу обнажая меч. Десятки глоток подхватили его крик. Зайцы кинулись к оружию, засвистели стрелы; где-то рядом раздался мучительный хрип. Трава стремительно неслась под лапами, и вот Юска яростным ураганом налетели на первых зайцев, отчаянно пытавшихся встать в оборону. Зазвенели клинки, зазвучали первые вопли, брызнула кровь. Копьё беспомощно скользнуло по щиту, Дагер выбросил меч колющим ударом, и он тут же вонзился в чьё-то тело. Рубящий удар вбок – и ещё один ушастый с визгом покатился к воде. С флангов ласки закидывали врага камнями и стрелами. – Эулалиаааа!!! Те зайцы, которым посчастливилось быть ближе к реке, выстроились в прикрытую щитами шеренгу и, выставив копья, двинулись на Юска. Совсем рядом с Дагером упал пронзённый крыс, сам он едва успел отбить удар. Строй ушастых катился с жуткой беспощадностью, словно гигантский разгневанный ёж; хищники дрогнули… И тут с востока ударила дружина Хорзы. Заячья линия сломалась, пытаясь прикрыть беззащитный фланг, но в разрывы тут же хлынули Юска. Зажатые между рекой и двумя хищными дружинами, зайцы бешено дрались, но ни строевой порядок, ни знаменитые луки использовать уже не могли. Сражение рассыпалось на отдельные схватки. Вцепившись друг в друга, противники падали в реку, и вода бурлила, как жуткий кровавый суп. Землеройки лихорадочно отталкивали плоты, пытаясь уйти на глубину, вслед им неслись стрелы. Дагер Таг сразил двоих почти одновременно, когда увидел несущегося прямо на него разъярённого зайца. Копьё пробило щит, почти достав до груди. Дагер упал, но через мгновение в зайца вонзился трезубец Ульфаса, когда-то принадлежавший жабам. Сбоку выскочил Хорза, взмахнул мечом – и слетела с плеч заячья голова. Тяжело дыша, Дагер стоял среди побоища. Трупы покрывали землю, трава стала красной от крови. Её тяжёлый запах висел в воздухе, отравляя речную прохладу. Всюду раздавались мучительные стоны раненых. Течение быстро сносило огромное тёмное пятно с плававшими в нём мертвецами. Кто-то с кем-то ещё рубился, но всё было кончено. Немало хищников валялось без движения, но убитых зайцев было куда больше. Рослый заяц стоял на коленях со связанными сзади лапами. Кровь из перечеркнувшей морду раны текла на его разорванный мундир. Локки подошёл к нему, вальяжно поигрывая саблей. – Что я вижу! Никак на смотр собрался? Какой красавчик! Он размахнулся и что было сил ударил зайца кулаком в голову. Тот упал навзничь. Глухой стон вырвался через сжатые челюсти. – Ну как, приятно, когда тебя считают нечистью?! Лис Борнальф стоял рядом, прихлёбывая из фляжки. – А винцо-то у них недурное! Эй, знаешь, что я придумал? Давай отрезать ему лапы одну за другой и посмотрим, на которой он подохнет! Оба хищника довольно захохотали. – Молчать!!! Дагер Таг Юскатаг быстро подошёл к ним сзади. Борнальф юркнул в сторону, а Локки развернулся и с вызовом взглянул на отца. – А что такого? Ты против, чтобы воины немного повеселились? – Воины? Избивать связанного – позор! Глаза Локки злобно прищурились. – Чудесно… Мой отец, вождь Юска, защищает ушастую нечисть! Может, ещё и благодарности от них ждёшь? – Я вижу, кто-то забываться начал! – прорычал Дарел Таг и ненамного вытащил зайцебой из ножен. – Или решил, что тебе всё позволено? Ты дружинник лишь до тех пор, пока на то есть моя воля! И не важно, кто твой отец… «И кто твоя мать» – едва не добавил Юскатаг, но сдержался. Локки плюнул в зайца и отошёл, бормоча ругательства. Юскатаг остро ощущал идущую от него волну гордой злобы. Плохо. Воин не должен быть таким. А выгонишь его – чем это ещё обернётся? – Пленных построить! – рявкнул Дагер Таг. – Раненых перевязать! Мы возвращаемся с победой! – Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! Восторженный рёв и грохот мечей о щиты неслись над полем боя. Всего за, быть может, час легендарный Дозорный отряд перестал быть непобедимым. Связанные зайцы сбились в кучу, потрясённо и, казалось, с глубоко затаённым почтением смотря на хищную нечисть, которая вдруг оказалась сильнее них. Дагер не удержался от ухмылки: выжившие всё-таки попадут в Юскабург, куда так стремились. Правда, не в том качестве, какого они ожидали. Оставив за спинами побоище, к которому уже начали со зловещими криками слетаться вороны, дружины с пленными двинулись вдоль реки. Ульфас довольно вышагивал рядом с Юскатагом. – Это великая победа, вождь! Пусть Тагеранг славно отблагодарит богов! Прямо вижу, как на небе Йо-Карр барсуков распинал, как щенков полосатых! – Помнится, его самого не раз пинали, – угрюмо ответил Дагер Таг. – «Чего стоит тот бог, которого можно пнуть?» – про себя добавил он. Странный тёмно-красный туман поднимался с реки, словно пролитая кровь обратилась в гневных духов. Он быстро растекался, покрывая и победителей, и побеждённых. Юскатаг растерянно огляделся и увидел, что впереди поднимается чудовищная чёрная туча. Вспыхнули красные глаза, и вот исполинский барсук, сжимавший в лапах двойной топор, закрыл собой полнеба, словно желая совершить мщение за погибших воинов… – Господин! Срочное дело… Дагер Таг Юскатаг вынырнул из сна. Он лежал, разметавшись, на широком ложе в своих покоях. Сталь висевшего в изголовье Зайцебоя мутно блестела в свете ночной лампы. – Господин, простите, что решились побеспокоить вас! Два стражника-ласки стояли в раскрытых дверях, и в полумраке виднелись их растерянные морды. – Чего там у вас? – Господин… Сюда ломится один из этих… енотов. Мы велели ему убираться, он не отстаёт, говорит, срочное дело какое-то… – Ах, енот? Ну хорошо. Пусть заходит. Стражники исчезли. Юскатаг снял меч, положил рядом с собой, поправил фитиль так, чтобы клинок был хорошо виден. – Господин… Ласка впихнул в комнату монаха, держа его за странное одеяние. Да, один из тех двоих, молодой. – Можете идти. Дверь закрылась. Юскатаг приподнялся, словно невзначай погладив Зайцебой. Енот стоял, крутя в лапах что-то вроде нанизанных на верёвку шариков. Амулет? – Каково твоё имя? – Освальд, господин… – Знаешь ли ты, енот Освальд, что беспокоить меня ночью запрещено? Он прорычал эти слова, и енот чуть сжался. – Я понимаю, господин… – И что же? Может, это твой Бог велел тебе явиться сюда? – Нет… Я знаю, что одному зверю грозит наказание, и прошу вашей милости! – Вот как? Бровь Юскатага невольно дёрнулась. Кого он там вздумал защищать? Перспектива того, что монахи полезут во внутренние дела Юска, ему совсем не нравилась. – Сегодня я был в бане… – смущённо переминаясь, произнёс Освальд. – Там была… молодая ласка… Я её выгнал. Прошу вас, не наказывайте её! – А почему выгнал? Тебе что-то в ней не понравилось? Юскатаг усмехнулся. Сильвию он получил в приданое, и с тех пор знал ласку как хорошую рабыню, покладистую и добрую. Топить баню она умела лучше всех. – Я не могу находится в бане с… женщиной! Я монах! – Как интересно… А что, всем христианам запрещено касаться самок? То, что жрецы, прорицатели и в особенности тагеранги накладывали на себя всяческие ограничения ради волхвования и общения с духами, было хорошо известно. Может, и к христианам это так же относится? Недаром рифтгардцы говорили, что нет колдунов сильнее них! – Нет… То есть, можно взять одну жену… Только одну, да… За высоким вышитым занавесом раздался шорох. Освальд вздрогнул и повернул голову. – Продолжай, – повелительным голосом произнёс Юскатаг. – Так что ты там за монах такой? Он уже слышал, что среди христиан есть те, кто называет себя монахами. Но пусть-ка ночной гость сам объяснит, кто это такие. – Мы посвящаем себя Богу, ради этого отказываемся от мирской жизни, семьи, имущества, занимаемся молитвой и трудом, – ответил Освальд наконец-то уверенным голосом, без всех этих затягиваний. – Зачем? – Чтобы обрести царство Бога, – уже совсем твёрдо сказал Освальд. – Царство? Ты… или вы хотите что-то захватить? Нотка тревоги на миг мелькнула в словах Юскатага. – Нет-нет, ни в коем случае! Бог творит Своё царство в наших сердцах! Где-то далеко прокричала ночная птица. Шарики в лапах Освальда тихо постукивали друг о друга. Юскатаг с невольным уважением смотрел во влажно поблёскивающие во мраке глаза странного зверя. То, что он говорил, было непонятным, пугающим, даже безумным; и, однако, в его словах чувствовалась сила, которая, казалось, не могла принадлежать напуганному еноту. Впрочем, и о енотах Юскатаг до сих пор лишь слышал. Кто знает, может, все они такие… – Ну вот что, приятель. Всё это интересно, но давай-ка поговорим в другой раз. Ласке твоей ничего не будет, можешь продолжить с ней знакомство… Хотя, если то Царство тебе дороже… Юскатаг медленно поднял Зайцебой и навёл острие на Освальда. – Если я прикажу страже убить тебя, они это сделают. Советую помнить об этом, если захочешь вновь меня побеспокоить. Понятно? Освальд быстро кивнул. – Всё, иди. Стражам передай, чтобы проводили. А то заблудишься тут ещё… Едва захлопнулась дверь, Юскатаг откинулся на подушки и рассмеялся. – Эй, Ингрид, вылезай уже! И учти, ты хорошая жена, но разведчица паршивая! Тяжёлая занавесь отдёрнулась. Высокая крепкая хорчиха в ночной сорочке села на постели, поглаживая округлившийся живот. – Сдаётся мне, у моего муженька появилась причина не принимать веру наших новых друзей? Или ты готов оставить себе лишь одну самку? Как и многие северянки, Ингрид была весьма прямолинейной. Иногда слишком. – Между прочим, у них есть что-то, ради чего они готовы вовсе от вас отказаться! Ингрид злобно фыркнула. – А было бы неплохим решением для того, кто не может утихомирить собственного бастарда! Ха, как представлю тебя в этом балахоне, да с колдовскими шариками… – А ты ведь рискуешь… – Просто я слишком хорошо тебя знаю. Спи давай уже. Занавесь резко закрылась. Юскатаг вытянулся на ложе. Всё, что он услышал от христиан, словно исходило из другого мира. Если они пользуются покровительством вечного и всемогущего Бога, то что с этого имеют? Богатство, славу, удачу в битвах? Но спас ли Он их от ужасов рифтгардской войны, о которых рассказывали купцы и путешественники? Или награда, которую они находят, также выше всего, как и их Бог? В тиши Юскатагу показалось, что сама вечность смотрит на него из-под ночного звёздного полога.

– Эй, Освальд! Вставай уже! Монахом быть собрался, а дрыхнешь, как хомяк! Продравшись сквозь сон, Освальд нехотя открыл глаза и во мраке комнаты приютского корпуса увидел ухмыляющуюся беличью мордашку. – Адам… Надеюсь, ты разбудил меня не просто так? – Хочешь увидеть чудо? Освальд встряхнул головой, отгоняя сон. Узреть нечто подобное тому, что совершали святые, было бы весьма любопытно. Правда, он помнил и рассказ о том, как перед гражданской войной каменный крест во дворе аббатства по ночам истекал кровью. Встретиться с таким чудом уже не очень хотелось. Бельчонок Адам отпрыгнул к окну и приоткрыл ставни. Тут же зеленоватые всполохи ворвались в комнату сквозь маленькое окно, растеклись, играя переливами, по полу. – А… Небесный огонь… Подумав, Освальд всё же вылез из постели и подошёл к окну, от которого ощутимо тянуло холодом. Хотя небесный огонь и был природным, а не чудесным явлением, но относился он к величайшим творениям Бога. Здесь, в аббатстве на Великом озере, его видели не часто, особенно такой яркий, как сейчас полыхал в ночном небе. – Пошли во двор? – прошептал Адам. – У задней двери замок слабый! – Нельзя без старших… – так же тихо ответил Освальд. – Ну… Ты же взрослее меня? Вот и будешь старшим! Идём, там видно лучше! Освальд фыркнул, но не стал сопротивляться, когда Адам торопливо потянул его к выходу. У дверей они бесшумно накинули тёплые куртки и выскользнули в коридор, оставив позади спальню с похрапывающими воспитанниками приюта. У главной двери должен был сидеть сторож и, хотя он наверняка прикорнул, Освальд с Адамом предпочли двинуться к служебному входу. Несколько умелых движений беличьих лап – и старый замок поддался, открыв путь в холодный тёмный двор. Снег недавно убрали, но землю снова припорошило, и сияние небесного огня отражалось на тонком белом покрывале. Здания аббатства замерли во мраке. Освальд торопливо перекрестился и запрокинул голову к небу… Небесный огонь пылал, закрывая звёзды, его длинные всполохи причудливо извивались, как таинственные реки света. Оттенки зелёного переливались, напоминая то весеннюю траву, то драгоценные камни. Никогда ещё Освальд не испытывал настолько сильного чувства прикосновения к великому, как сейчас, и ни разу не ощущал с такой ясностью правоту слов, что «небеса проповедуют славу Бога». – Мне прабабка говорила, это Бог открывает райские окна, и святые оттуда смотрят на нас, – сказал Адам. – А её сам блаженный Кевин крестил! Освальд молча кивнул. Ощущение близости чуда захватило его, но тут же в душе родился страх – что, если вот сейчас он увидит самого Кевина, глядящего на него из беспредельной вышины? Сможет ли он выдержать взгляд святого, такого же енота, как и он сам, но наполненного Божественной силой и познавшего тайну загробного мира? Освальд испуганно опустил глаза и вдруг услышал совсем другой голос Адама, смущённый и робкий: – Только, знаешь… Мне один крыс говорил, когда я ещё в посёлке жил… Что там, на небе, есть другие миры, города, в которых тоже живут звери… – То есть… Святые звери? – Нет! В том-то и дело… Он говорил, что нет ни небесного леса, ни адских врат, а только бесконечное множество миров… Освальд ошеломлённо уставился на Адама. То, что сейчас бельчонок произнёс, явно воняло какой-то ересью. Сам он глядел на Освальда с какой-то безмолвной жалобной мольбой, прося, казалось, опровергнуть эту ложь и спасти детскую веру в чудо. – Кажется, кто-то забыл о запрете выходить во двор после заката? Освальд резко повернулся. Брат Джон, старый енот, начальник приюта, высился над ними мрачной горой. – Я… Мы… Ну, мы просто… Оправдания типа «ну я же старший» были сейчас совершенно бессмысленны – это Освальд понимал вполне. – Особенно ты! – Джон указал на Адама. – У тебя, как помню, слабая грудь и много желчи. Ставя под угрозу здоровье, ты тяжко согрешаешь! Короче… Через мгновение Освальд почувствовал, как большая лапа бесцеремонно схватила его за шиворот и куда-то поволокла. С Адамом, судя по писклявым звукам, происходило то же самое. Джон, однако, притащил их не в общую спальню, а в собственную комнату. Только тут, у горевшего камина, Освальд ощутил, что успел замёрзнуть, даже несмотря на отросший зимний мех. Хозяин достал откуда-то две кружки, торопливо налил в них разбавленное горячей водой вино и сунул в лапы внезапным гостям. Освальд отпил, и тут же блаженное тепло растеклось по телу. Они вдвоём сидели на бедной постели, прижавшись друг ко другу. Джон выставил стул на середину комнаты и устроился на нём, уперев лапы в колени. – Ну, что же… Ваш проступок, конечно, весьма серьёзен, однако примем во внимание, что за вами он замечен впервые. Так что на этот раз, пожалуй, не будем тревожить уши отца аббата данным происшествием. Освальд и Адам одновременно вздохнули с облегчением. – К тому же, вы пытались вести некую, скажем так, теологическую беседу… И высказали два мнения относительно явления, известного как Небесный огонь. Оба эти мнения ложны и весьма опасны. Глупо думать, будто Бог – это какой-то огромный зверь, который сидит за твёрдым небом и открывает окошки. Бог вездесущий! А ну, вспомните: «взойду ли на небо – Ты там, сойду ли в преисподнюю – и там Ты…» Откуда это? Отвечай! Освальд встрепенулся от дремоты, когда в него ткнулся палец Джона. – Это… Это… Ну… Из святых книг? – Сто тридцать восьмой псалом. Плохо! Особенно для того, кто болтал, что желает принести обеты! Монах должен знать святые псалмы! Так вот, о чём я… Вторая теория кажется более учёной, но так же нелепа. Если даже и есть другие миры и там живут звери, то они, как и мы, помирают и отправляются либо в адские врата, либо в небесный лес! Ясно? Адам быстро кивнул. Его уши опустились, прижавшись к пушистым щекам. И Джон, казалось, оценил раскаяние маленьких грешников. – Другие миры противоречат Божьему суду не более, чем разные острова в море. Надеюсь, вы не станете больше слушать всяких умников. А то, помню, во времена чистых хорьков… Джон осёкся. Даже сейчас, спустя сезоны после гибели рифтгардской династии, после гражданской войны, имена тиранов вызывали трепет у иных зверей. – В общем, при старом режиме один шибко умный крыс соорудил трубу, напихал в неё стёкол и похвалялся, что, дескать, новые звёзды через них увидел, а Бога не увидел! Какой вздор! Бога видят не глаза со стёклами, а чистое сердце! Поняли? Теперь идёмте в спальню, и коли ещё раз поймаю – будете каяться перед отцом аббатом! Неизвестно, была ли тому виной ночная прогулка, но вскоре Адам занемог. С жестоким кашлем его отправили в лечебницу. Только раз Освальду позволили навестить Адама, и то заставили обвязать морду плотным шарфом, да выпить профилактический настой. Бельчонок лежал в постели, из его впалой груди доносились жуткие хрипы. Огромные тёмные глаза казались ещё больше на заострившейся скуластой мордочке. Казалось, в их глубине мелькают отблески другого мира. – Освальд… Пожалуйста… Когда станешь монахом… Молись за меня, слышишь? Он зашёлся в приступе кашля. – Знаешь… Я был… Там… – Где? – В адских вратах… Там, куда приводит грех… Избегай греха, Освальд, прошу тебя… Ты не знаешь, как это страшно! Освальд хотел что-то ещё спросить, но тут раздался холодный голос Дамиана, брата-врачевателя: – Тебя я попрошу выйти. Больной будет исповедоваться. Обернувшись от двери, Освальд увидел Патрика, стоявшего у постели и читавшего молитвенник. Адам слабо приподнял лапу, прощаясь… Через неделю Освальд стоял на заупокойной службе, затем смотрел, как монахи выносили из церкви маленький гроб. Уже шёл длинный пост перед Воскресением, ещё стояла зима, но тихое дыхание весны чувствовалось в прозрачном воздухе. Как раз наступила оттепель. Рваные тучи неслись по ясному небу, голубизна которого отражалась в лужах на ведущей к кладбищу дороге. Освальд топал прямо по ним, не обращая внимания на грязные брызги. – Мы – земля, и в землю уходим, – произнёс Патрик, стоя у края могилы. – Ты был таким же, как мы. Мы станем такими же, как ты. Мёрзлые комья глухо ударились об крышку гроба. Где-то совсем рядом раздался пронзительный крик сойки и, повернувшись, Освальд увидел на пригорке первые подснежники. Вдруг словно лопнул назревший где-то под горлом мучительный жгучий комок. Всхлипывая, Освальд неуклюже размазывал слёзы по морде и всё ещё пытался повторять заупокойные молитвы. «Верующий в Меня, не умрёт…» Мысль вспыхнула с такой ясностью, что Освальд даже огляделся, не шепнул ли её кто. Но лишь ветер слабо шевелил голые ветви. Погребение завершилось, и монахи молча, ровным строем двинулись обратно. Освальд ещё раз глянул на холмик с крестом, под которым телу Адама предстояло лежать до дня Последнего суда, и пошёл следом за остальными. – Знаешь, отец… – робко произнёс он, подойдя к Патрику уже во дворе аббатства. – Подумал тут… Давай я стану священником и буду каждый день служить литургию за упокой его души? Патрик поморщился. Это его выражение Освальд успел узнать. Появлялось оно в те моменты, когда кто-то при священнике произносил нечто неуместное. – Освальд, ты слишком порывист… Такие вопросы быстро не решаются. И, между прочим – голос Патрика внезапно стал резким – ты мог бы припомнить, что литургия служится не во все дни года… И не всегда усопших на ней поминают! – Ну, ладно, ладно, отец… А вот монахом обязательно стану! Теперь уж точно! И, пожалуйста, не отговаривай меня! Вздохнув, Патрик взглянул в сторону часовни над могилой блаженного Кевина, словно прося у святого совета. – Не торопись с решением. Каждый день молись, чтобы Бог открыл Свою волю об этом, понял? А потом мы поговорим с аббатом. «Не торопись…» Легко сказать. Глаза Адама, наполненные ужасом перед близкой смертью, вновь появились перед мысленным взором Освальда. Ведь именно ему он доверился не так давно, сказав о желании принести обеты, и теперь не станет сворачивать назад. Освальд представил, как сменит приютские штаны и куртку на настоящую рясу. Ему дадут чётки, и он до конца дней своих будет молиться за душу несчастного Адама. И, раз уж жизнь настолько хрупка и коротка, то не стоит ли посвятить её чему-то действительно достойному? Быть может, там, где жизнь встречается со смертью, и высекается та таинственная искра, которая рождает пламень истинной веры? Вынырнув изо сна, Освальд ощутил, что мех под глазами увлажнился. Так часто бывало, когда во сне он вновь переживал те холодные весенние дни. Повернувшись, он увидел огонёк лампады на алтаре, слабо высветивший крест блаженного Кевина и мерцавший в отлитых из меди иконах. Освальду вспомнился вдруг тот раб-белка, безжалостно избываемый хорьком. Может, Юска и относятся к рабам получше, чем Чистые хорьки, но… А что, если из-за него самого могут жестоко наказать несчастное существо, с юности живущее во грехе, не знавшее, быть может, ничего другого? Служанка, рассердившая гостя, чем она по местному закону может расплатиться? Освальду явственно вспомнился ужас в глазах той ласки из бани. И вряд ли среди Юска кто-то станет задаваться вопросом, а так ли он безгрешен, чтобы швырнуть первый камень… Повинуясь порыву, Освальд вскочил с постели и накинул рясу. Патрик тихо похрапывал в темноте. Разбудить бы, благословения попросить… Или будет уже поздно? – Блаженный Кевин, помоги мне! – шептал Освальд, торопливо шагая по едва освещённому факелами двору в сторону усадьбы.

Вдвоём Хендрик с Освальдом быстро прошли по той улице, что вела к воротам Юскабурга. Те оказались открыты. Стражники, завидя Хендрика, приподняли копья в приветственном жесте. – А вот этот старик, который с тобой живёт… Он твой отец, что ли? – спросил Хендрик, выйдя из-под тени ворот. – Духовный, – ответил Освальд. – Наставник, понимаешь? У всех молодых монахов такие есть. Чтобы помогать в духовном росте. А так я сирота вообще-то… – Наставник? О, ты собираешься жрецом стать? Или прорицателем? А может… – Нет! Ну, это непросто объяснить… Монах должен находиться в послушании у наставника, чтобы он руководил на пути… ну… Но как прикажешь объяснить такие вещи язычнику? Дорога шла вдоль поросшего ивами речного берега, а по правую лапу простиралась подёрнутая свежей травой низина. Недалеко виднелся сосновый лес. Солнце, перевалившее через зенит, щедро светило, лишь иногда прикрываясь лёгким облачком. – Вон, гляди, – Хендрик указал на большой камень с выбитым на нём узором. – В память о битве поставили. Восемь сезонов прошло, как мы, Юска, здесь нечисть ушастую порубили! Ульфаса видал? Они с отцом моим так и спорят, кто зайца того завалил! Ульфас ему брюхо проткнул, а отец башку снёс… Зайцу, в смысле. А он важный был, заяц-то, полковник какой-то там или кто… Освальд знал о таинственной горе Саламандастрон, которая оказала помощь белке Трисс в её борьбе с Чистыми хорьками. Он попытался представить, что могло творится не так давно здесь, в этих местах, таких тихих и мирных сейчас. Как и некогда в Рифтгарде, звери яростно рубили друг друга, звенело оружие, раздавались отчаянные вопли и души отделались от тел. Сколько крови приняли вода и земля в тот день? – Так им и надо, нечисти ушастой! – залихватски выкрикнул Хендрик. – Думают, что весь мир для них! Пускай теперь с Вулпазом, отцом своим, сидят! – Всех зверей создал Бог, – буркнул Освальд. – Ты думаешь? У нас говорят, зайцы родились от Вулпаза и дочери Малькарисса, которая подземным царством правит. Она его соблазнила… Ладно-ладно, не буду тебе рассказывать! Видно, Освальд слишком громко негодующе фыркнул. Да разве это дело для монаха, языческие басни слушать? Грызущее чувство смутной тревоги он старался перебить, читая молитвы и перебирая сделанные из сушёных ягод чётки. Памятник остался позади. Дорога чуть свернула, и Освальд увидел высокий холм между лесом и рекой. – Пришли, – произнёс Хендрик странно глухим голосом. – Тут тропинка наверх идёт. За мной осторожно ступай… Кусты ежевики, которыми порос холм, цеплялись то за рясу, то за хвост. То и дело Освальд с сердитым рычанием отдирал колючки. Только ведь баню сподобился принять, а тут на тебе, тащат в какую-то глушь! Хендрик же взбирался умело и быстро, иногда даже теряясь из виду. Он явно не первый раз был в этом месте. Ещё несколько шагов – и кусты резко расступились. Вершина холма оказалась увенчана маленькой лужайкой среди деревьев. В самой её середине лежал плоский камень, треснувший напополам. И он сам, и трава кругом обгорели, словно тут жгли костёр. Языческий жертвенник? Надо быть готовым к тому, что Хендрик предложит кинуть туда какую-нибудь ягоду. То, что обычно и естественно для многобожника, будет страшнейшим грехом для христианина. Впрочем, хорёк сам держался вдалеке от камня. От Освальда не укрылся испуг в мимолётном взгляде, который он на него бросил. Освальд подошёл к краю поляны, выглянул, осторожно опершись на старое дерево, и невольно ахнул. Далеко внизу блестела река, за ней простиралась широкая равнина с островками леса. Ещё дальше синели подёрнутые дымкой горы, и можно было даже разглядеть их сверкающие снежные шапки. Лёгкие облака бежали по небесному своду. Да, ради такой картины стоило сюда карабкаться! – Видимое являет славу невидимого, – прошептал Освальд и перекрестился. Хендрик уселся на бревно и похлопал по нему рядом с собой. – Присядь. Какое-то время они молчали. Освальд, повторяя молитвы, вслушивался в тишину, которую нарушали лишь весёлые птичьи трели. Казалось, что-то таинственное разлилось в свежем воздухе поздней весны. – Я нашёл это место прошлым летом, когда мы ставили тот памятник… – заговорил Хендрик. – Тут так… Спокойно, величественно… И я решил в этом месте обращаться к Богу. – К какому? – настороженно спросил Освальд. – К одному из… ваших? – Нет! – Хендрик махнул лапой. – Ещё чего! Их я вообще бы трогать не хотел. Я говорю о вечном Боге. О Том, Который стоит за всем. Ну… Вообще за всем. Который превыше всех богов и всех зверей. Понимаешь? Освальд кивнул. Ему вспомнилось, что некогда в западных землях святой Патрик тоже ведь молился в одиночестве на холме перед тем, как ему было дано Великое откровение. Что, если он сейчас сидит рядом с будущим святым? – А потом я узнал, что вы, христиане, почитаете именно такого Бога. И тогда мне пришло в голову совершить здесь жертвоприношение по вашему обряду… Освальд, глядя на Хендрика, раскрыл рот. – Ну да. А что? Я вполне взрослый зверь уже. У меня свой меч есть! Кто может поднять меч, тот и жертву может принести! Вот на этот камень я поставил хлеб и чашу с вином… – Что… – Да, я не знаю точно, как у вас это делается. Но я подумал, что вечный Бог поправит меня, если я что-то сделаю не так. Вот Он… и поправил… Голос Хендрика дрогнул. Лапы судорожно сжали ткань кафтана. – Я стал воспевать гимн, который сочинил для этого случая, и тут ударила молния! С ясного неба! Просто небесный огонь! Я упал… А когда очнулся, то вот… Всё сгорело! Он показал на расколотый камень. – И тогда я убежал отсюда. И до сегодняшнего дня тут не появлялся! Ты понимаешь, что это значит? Хендрик, сын Хорзы, бежал прочь, как перепуганный щенок! – Зачем ты это сделал… – Освальд потрясённо качал головой. – Это происходит на литургии! Это великое таинство! Только священники могут совершать его! – Я прогневал твоего Бога? Освальд смотрел хорьку прямо в глаза. Сейчас его собеседник как будто перестал быть сыном Хорзы, юным воином племени Юска. Всё это куда-то пропало, оставив лишь маленького напуганного язычника, трепещущего перед великой силой. Освальд читал, что святые удостаивались видения вечного Божественного света, но здесь Всевышний явил Свой гнев. Что, если запугать Хендрика посильнее, сказать, чтобы принимал крещение? Но ведь его понятия ещё слишком языческие… Бог для Хендрика оставался пока только одним из богов, хотя и самым сильным. Нет уж, надо будет хорошенько вытряхнуть из него всю эту скверну! – Бог знает всё-таки, – заговорил Освальд, – что ты делал это… ну, по неведению. Давай будем молиться, чтобы Он наставил тебя, а ты приходи к нам слушать катехизацию! Он улыбнулся, желая ободрить Хендрика, но тот лишь поёжился. – А где мне молиться? Сюда ходить? – Нет, зачем… Везде молиться можно… Освальд осёкся, подумав, что Хендрик может вздумать отправиться с этой целью в идольское капище. – Ну, дома можешь… Как тот Корнилий… А, я про него не рассказывал ещё… «Так, надеюсь, ты ещё не вообразил себя апостолом Петром?» – сам себя мысленно спросил Освальд. Вдвоём они молча сидели на бревне. Хендрик задумчиво водил лапой по траве, а Освальд глядел на расколотый камень. Он всё ещё вызывал в нём трепет, но уже не такой, как недавно, когда он показался еноту языческим жертвенником. Конечно, попытка совершить литургию лапами некрещёного была явным кощунством, но Хендрик ведь не желал согрешать. Он в простоте пытался сделать то, что услышал от какого-то явно недалёкого миссионера. Интересно, кто же это тут наворотил дел? Но что, если всё это – некое пророчество о том, что некогда здесь построят храм и будут служить настоящие литургии? Тени деревьев удлинились. Хендрик вздохнул и поднялся. – Идём. Надо вернуться засветло. Спуск показался Освальду куда более лёгким и быстрым, чем подъём. У самого подножия холма он споткнулся о корень, но Хендрик ловко ухватил его за рукав рясы. – А хороший у тебя балахон всё-таки, ха! Через ворота они прошли, когда солнце уже клонилось к закату. У дверей усадьбы Хендрик повернулся к Освальду. – А теперь послушай и запомни хорошенько, да этому… учителю своему скажи. Никому здесь не говорите, что место, откуда вы пришли, называется аббатством! Забудьте это слово, понял? Если хотите тут проповедовать… да живыми остаться! И, прежде чем Освальд успел что-то сказать, Хендрик юркнул во двор, захлопнув калитку. Подходя к дому, Освальд подумал, что он только лишь сегодня познакомился с Хендриком, но, странное дело, думает о нём, как о старом друге. Вот здорово было бы, если бы он уверовал и крестился! Тогда они стали бы братьями во Христе. Уже засыпая после долгих вечерних молитв, он вспомнил давние дни, когда, казалось, светлый луч дружбы блеснул в его жизни…

Вскоре Патрик и Освальд вполне обустроились в гостевых покоях. У восточной стены Патрик устроил временный алтарь: он имел священный сан, так что без литургии им остаться не придётся. Следом за тем Патрик принёс несколько охапок ивовых прутьев, и теперь они вдвоём между молитвословиями плели корзинки для раздачи жителям за пожертвования. В общем, теперь они походили на древних пустынников, чему Освальд был весьма доволен. Прошло несколько дней, и Освальд упросил Патрика разрешить ему сходить в баню, которая располагалась тут же рядом с усадьбой. Вообще-то устав неодобрительно относился к бане, хотя и не запрещал ею пользоваться. Во всяком случае, телесные удовольствия считались не лучшим занятием для монаха, и уж тем более не рекомендовалось при ком-то снимать с себя одежду. Так что Патрик, поворчав, благословение дал с условием, что Освальд будет там один. Правда, дело оказалось довольно хлопотным. Для начала пришлось разыскать управляющего усадьбой, старого хорька, и выпросить у него ключ, затем – подождать, чтобы баню подготовили. Наконец Освальд, предвкушая позволенную усладу, зашёл в жаркую избу. В темноте ярко светились раскалённые угли, на которых грелись небольшие круглые камни, рядом стояли вёдра с водой. – Устраивайтесь, сейчас я всё сделаю! – раздался за спиной тонкий голосок. Освальд резко обернулся и увидел молодую ласку с льняном платье. – Вы же собирались принять баню? Я всё подготовила! Он замер. В светло-голубых глазах девушки мелькнула озабоченность. – Господин, что-то не так? Мне… помочь вам раздеться? – Пошла вон отсюда!!! – изо всех сил заорал Освальд. – Убирайся прочь! Грязная блудница! Едва перепуганная ласка выскочила из бани, как Освальд захлопнул дверь и закрыл её на щеколду. Сердце бешено колотилось. Только что он находился в бане наедине с женщиной, и если наставник решит, что по его воле опаснейшая ситуация затянулась дольше возможного… Впрочем, мытьё успокоило его и прогнало страх. Он действовал быстро, соблазна удалось избежать. Ну и нравы всё-таки у этих Юска… Всего несколько дней он провёл среди них, и уже дважды столкнулся с искушениями! Хотя, сильно ли отличались они от того, что можно было встретить в тавернах и дешёвых гостиницах Рифтгарда? Недаром монахам и священникам особое правило запрещало ночевать в подобных местах! Освальд взглянул на мерцавшие в пару угли и невольно вздрогнул, вспомнив, как один святой спасся от соблазна, сунув лапу в огонь. Тщательно вытершись, Освальд надел рясу и затянул ремень, который как раз должен был символизировать готовность к борьбе со страстями. Чистый вымытый мех давал чувство приятной свежести. Освальд вышел во двор и огляделся. Ласки нигде видно не было, однако возле бани на скамье сидел молодой хорёк в узорчатом кафтанчике. На широком поясе висел короткий меч в тёмных ножнах. – Эй, ты что там сотворил с Сильвией? Она из бани бежала, как трусливый заяц! – с усмешкой произнёс хорёк. – Она хотела ввести меня в грех, – буркнул Освальд. Судя по выражению морды, ответ хорьку был не очень понятен. – Я Хендрик, сын Хорзы. Говорят, вы рассказываете что-то про Бога? Я послушать хочу! Сын Хорзы? Да, так звали ведь того хорька, что задавал толковые вопросы на беседе... – Твой отец – дружинник Юскатага? – осторожно спросил Освальд. Глаза хорька словно вспыхнули. – О, да! Он великий воин! Хендрику явно нравилось, что кто-то знает его отца. Ну а Освальд про себя отметил, что христианством начали интересоваться самые близкие к вождю звери. Определённо, это было хорошим знаком для миссии. Уже вместе они вернулись в гостевой дом. Патрик сидел на постели и плёл корзину, его губы чуть заметно шевелились от чтения псалмов. – Отец, тут вот этот хорёк… Хендрик, сын Хорзы, храброго и знаменитого воина… Он хочет слушать учение! Патрик поднял голову. – Значит, садись и рассказывай. Хендрик, настороженно поглядывая на алтарь, сел. Освальд схватил свиток со стола и устроился рядом. Ему уже доводилось заниматься катехизацией в монастыре, но успехи на этом поприще оставались переменными. Одни звери старательно посещали занятия и готовились ко крещению, другие в какой-то момент исчезали. Например, узнав, что христианство запрещает кровную месть и велит иметь только одну жену. Оставалось надеяться, что Хендрик изберёт путь первых, а не вторых. – Ну, смотри. В начале Бог сотворил небо и землю… Хендрик слушал молча, лишь иногда кивая. Наконец, он спросил: – А эти народы, про которых ты говоришь… Иудеи, римляне и прочие… Они были хищные или травоядные? Освальд улыбнулся. Подобные вопросы задавались слишком часто, чтобы на них не был готов ответ. – Ни те, ни другие! Понимаешь… Это всё происходило в несколько ином мире, чем наш. Там звери не делятся на хищников и травоядных… – Мы их называем «не-звери», – вдруг произнёс Патрик. – Но и мы, и они – разумные животные, несущие в себе образ Бога и происходящие от единого корня. – Да, именно! – воскликнул Освальд. То, что наставник, несмотря на занятие, следил за беседой, воодушевило его. – Дело в том, что Бог даёт благодать… Спасение… В общем, благословляет все народы без различия! Вот, гляди, как написано: «во всяком народе боящийся Бога и поступающий по правде приятен Ему». И ещё: «прибегнут к Господу многие народы в тот день и будут Моим народом». Ещё вот: «поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему». И не важно, какой у тебя мех, морда, хвост и так далее. Понимаешь? Хендрик прищурился. Конечно, Освальд осознавал, что собеседнику всё это было в новинку. Сам-то он жил в обители с первых сезонов, а хорёк вырос здесь, среди Юска и уже, видно, впитал языческие понятия. Если бы только блеснул в его душе Божественный свет и прогнал древнюю тьму… – Я слышал об этом. А также о том, что среди вас есть белки. Верно? – спросил Хендрик. – Да, конечно… Вот святая Бригитта хотя бы, которая основала первую в Рифтгарде женскую обитель. Она как раз была белкой! Освальд вспомнил икону, что висела в храме аббатства на Великом озере. Она изображала зверей из всех народов, преклонившихся перед Христом. Её считали списком с древнего образа, который написал ещё святой Патрик после того, как получил великое откровение. Но почему Хендрика интересовали белки, а не хорьки? – Хорошо… – задумчиво отозвался Хендрик. – И, как я знаю, христиане не должны участвовать ни в каких языческих обрядах? – Разумеется! Хендрик немного помолчал, словно обдумывая что-то, а затем внезапно выпалил: – Знаешь что? Давай я тебе свой дом покажу! Тут рядом наша усадьба! Эти слова прозвучали так просто, как будто Хендрик был не сыном дружинника, а каким-то деревенским щенком, который решил позвать в гости такого же приятеля. – Для этого я должен взять благословение, – смущённо ответил Освальд. Лапы Патрика, искусно сплетавшие прутья, не остановились и тогда, когда Освальд встал перед ним на колени. – Отец… Он приглашает меня пойти с ним. Ты дашь благословение на это? Вообще-то Освальд был уверен, что наставник не благословит его, и можно будет с чистым сердцем отделаться от внезапного предложения. Ну куда это годится – идти куда-то с язычником, которого едва узнал, в этом городе, где столько соблазнов… Однако Патрик, оторвавшись от лаподелия, поднял голову, внимательно посмотрел Освальду в глаза и произнёс: – Благословляю. Ты можешь идти. Вернёшься до захода солнца, понятно? Он встал, приложил лапу сперва к своей груди, а затем к груди Освальда. Тот знал этот древний жест из Западных земель, означавший благословение и обещание молитвы. – Бог да сохранит тебя. Но я надеюсь, ты сам будешь достаточно благоразумен, чтобы избегать соблазнов. И вот что, – Патрик понизил голос до шёпота. – Не забудь сказать нашему слушателю, что лесть не входит в число добродетелей. – Да, конечно, отец… Освальд поднялся, ощущая, как кровь прилила к щекам. Когда Освальд с Хендриком вместе вышли из домика, на залитом солнцем дворе никого не было. Видно, обитатели усадьбы предавались полуденном отдыху. Тени от облаков иногда пробегали по земле и зданиям. Мрачно покосившись на языческий храм и перекрестившись, Освальд следом за хорьком завернул за угол главного здания и тут услышал какие-то крики. Злобная ругань перекрывала слабые мольбы. – Совсем глаз нету, да? Подлый раб, грязный метлохвост, тебя глядеть, куда прёшь, не научили? – Господин, простите меня… Простите… Здоровенный хорёк жестоко избивал старого белку, который лежал на земле, неуклюже прикрывая голову. – Эй… Ты как смеешь бить моего раба?! Хендрик подлетел к хорьку и толкнул его так, что тот отлетел к стене, но через мгновение злобно зашипел: – Мог бы поучить эту тварь манерам! Или тебя самого папаша не воспитывал, а? – У меня законный отец, в отличие… Он осёкся, но было, видно, поздно. С яростным воплем хорёк выхватил меч из ножен. Хендрик был едва по грудь своему противнику, так что поединок ничего хорошего ему не сулил. Освальд в ужасе смотрел на готовых броситься друг на друга хищников, понимая, что ничем не может сейчас помочь Хендрику. – Господи, помилуй… – Эй, Локки, виру за раба опять Юскатагу платить, да? – раздался откуда-то сверху насмешливый голос. – А за сына дружинника так просто уж не отделаешься… Освальд задрал голову и увидел двоих воинов-ласок, что стояли на крыльце, опираясь на парапет. – Не ваше дело! – рявкнул Локки, но всё же убрал меч. Спустя мгновение его взгляд упёрся в Освальда. – Что я вижу! Хендрик, сын Хорзы, сдружился с полосатым безбожником! Посмотрим, как понравится это тагерангу! Он развернулся и побрёл прочь, бормоча то ли ругательства, то ли проклятия. – Фриддо! Что ты тут натворил? Белка, кряхтя, поднимался с земли. Его перехваченная верёвкой туника, и без того грубая и грязная, покрылась пылью. Освальд выставил лапу, чтобы старик мог опереться, но тот лишь скользнул по нему недоуменным взглядом. – Простите меня, господин… Ваш отец послал меня вас отыскать. Видно, слишком быстро я бежал, а тут этот господин спускался с крыльца, я ему под лапы и попал… – Я сколько раз говорил, не носись, как заяц полоумный! Стоявшие наверху ласки хохотали. – Эй, знать, силён сын Хорзы, что даже его раб Юскатагова отпрыска с лап сбивает! – Заткнитесь! – рыкнул Хендрик. Он быстро ощупал Фриддо, желая, видно, убедиться, что тот не пострадал. – Идёмте. Хотя ты и виноват, этот… Он не имел права тебя бить! Ты мой раб, а не его! Я даже наказывать тебя не буду. И отцу не скажу ничего. Сам пусть глаза разевает, бастард тупой… Сейчас Хендрик напоминал обиженного детёныша, у которого хотели отнять любимую игрушку. Освальд положил лапу белки себе на плечи, и вдвоём они плелись за Хендриком. В Рифтгарде рабство отменили и запретили сразу после свержения Чистых хорьков, а родившаяся после гражданской войны ограниченная монархия утвердила запрет. Правда, бродячие банды хищников всё ещё продолжали захватывать рабов. Рассказывали, что святые выкупали их, а некоторые ради этого даже продавали в рабство самих себя. Однако всё это оставалось где-то далеко. Впервые Освальд задумался, чем же его собственное положение отличалось от рабства. Как и другие монахи, он должен был повиноваться наставнику и аббату, выполнять возложенные на него послушания, а при случае его могли и наказать. Но, тем не менее, все они были братьями. Каждый из них на своём месте служил Богу, дополняя таинственное общее единство. – Мы пришли, – бросил Хендрик. Они стояли рядом с усадьбой, явно уступающей жилищу Юскатага, но всё равно весьма крупной. Ворота со скрипом распахнулись, но Хендрик пошёл не к главной двери, а куда-то вбок. Освальд, продолжая тащить на себе Фриддо, последовал за ним и вскоре очутился в небольшой, но аккуратной комнате. Фриддо плюхнулся на матрас и облегчённо вздохнул. – Сейчас пожрать принесу! Хендрик стремительно выбежал во двор. Освальд с любопытством озирался. Очевидно, в этом жилище и держали Фриддо, но здесь не виднелось ничего, что могло бы ассоциироваться с беспощадным рабством времён Чистых хорьков – никаких колодок, цепей, плетей и подобного. Помещение это, конечно, не было ровней гостевому домику, но тут имелись стол, стулья, умывальник, набитый соломой тюфяк со стёганым одеялом. Рядом на стене висела полка, а на ней стояли искусно вырезанные деревянные фигурки. Идолы? Освальд недовольно фыркнул и отвернулся. – Во, что на кухне дали! Давай, Освальд, угощайся! Хендрик водрузил на стол большой поднос с пудингом, хлебом, растительным сыром и несколькими яйцами. От последних, правда, Освальду пришлось вежливо отказаться – день был постным. – Мне Фриддо отец подарил! – сказал Хендрик, роняя крошки изо рта. – Он способный! Смотри, как умеет! Сняв с полки одну из фигурок, он протянул её Освальду. – Это… какое-то божество? – А? Не, просто белка! Здорово, да? Освальд рассматривал статуэтку, очень точно изображавшую белку с посохом и в плаще. Кого-то она ему очень напоминала. – Да это же святой Форлайт! Король поэтов! Блаженный Кевин исцелил его от немоты, и он сложил про него поэму! Освальд прикрыл глаза. Слова великого произведения легко всплыли в памяти. Бог, Бог, к Нему я взываю, Перед Ним я предстану, Пред Тем, Кто хранил меня в мире страданий, На скорбном пути, Среди одиночества. Бог, Бог мой защитник Посередине огня, От горьких слёз, От хвоста до макушки. Он услышал меня с неба высот Вот, стоны мои не без ответа… – Это что? Заклинание? – настороженно спросил Хендрик. – Нет! Это поэма о блаженном Кевине! Ну, основателе нашего аббатства… Хендрик замер. Лапа с куском сыра опустилась на стол. Пушистые уши Фриддо дёрнулись, а на морде мелькнул странный интерес. – Что ты сказал? Вы ведь из Рифтгарда! – Ну, да, из Рифтгарда… Там на Великом озере стоит аббатство блаженного Кевина, отца нашего. И другие есть! Глаза Хендрика стали вдруг колючими и злыми. Наклонившись, он прошептал что-то на ухо Фриддо. Тот быстро кивнул. – Скажи… А это ваше… аббатство – оно из камней какого цвета выстроено? – Цвета? Серых, конечно! У нас много камня, из него и строим… Освальд испуганно смотрел то на хорька, то на белку. Разговор, до сих пор такой мирный, изменился в одно мгновение без всяких причин. – И вот что… – вновь заговорил Хендрик. – Тебе известен мышь по имени Мартин? Само имя показалось Освальду знакомым. Вроде бы так звали одного святого из Западных земель, но никакую мышь он вспомнить не мог. Освальд молча покачал головой и, как ни странно, Хендрик улыбнулся вполне по-доброму. – Ладно. Итак, вы крестите белок… Отлично! Я хочу, чтобы ты покрестил Фриддо! Прямо здесь, немедленно! – Что? Нет, это невозможно! Во-первых, я не священник… – Освальд торопливо заговорил, встретившись со снова нехорошо прищурившимися глазами Хендрика. – Во-вторых, крещению предшествует катехизация. Ну, наставление в вере. Прежде чем креститься, ты должен понимать, что это значит и зачем нужно! – Серьёзно у вас всё, – буркнул Хендрик, откинувшись на спинку стула. – Конечно! Всё, что связано с религией, не может не быть серьёзным! – уверенно ответил Освальд. Хендрик помолчал, что-то обдумывая, и решительно встал. – Идём! Я должен показать тебе кое-что. Фриддо, отправляйся к Фрейе, пусть обработает твои синяки. Я вернусь к вечеру!

Ну... Скажу так, это было мимолётное впечатление. Раз оно неверно, настаивать не буду. Извини, если оно тебя задело.

Рокот буранов на север проносится, Иней и снег украшают леса. Фьорды темнеют, ввысь сосны возносятся Твёрдым тут будь, хоть ты мышь, хоть лиса! Гранитом усеяны пропасти горные А скальные пики сияют во льдах. Речки журчат. Плоды зреют добрые Древность мерцает нам в звёздных огнях!

Итак, я прочитал «Мэриел»! Сразу скажу, что, несмотря на все хмыканья и скептические замечания, которые сейчас изложу, читать было интересно. Появилась мысль: а может, талант Джейкса был как раз про то, чтобы при всех шаблонах и картоне показать читателю, что за ними что-то ещё есть? И под другим пером они остались бы просто шаблоном и картоном? Но, конечно, писать приквелы в ситуации, когда твоя вселенная претерпевает радикальные изменения, это такое себе. В «Воине Рэдволла» нашествие Клуни показано как уникальное событие после многих сезонов мира со времён самого Мартина. Теперь выясняется, что уже был приход Кривоглаза, о чём ни Мортимер, ни Мафусаил понятия не имеют (а потом выяснится, что ещё и Сварт Шестикогть где-то рядом бегал). Вовсю имеются отношения с Саламандастроном, которого в «Воине» нет по факту. Не нужен квест с поиском меча – дух Мартина его тебе даст прямо в лапу (правда, тут есть обоснуй – Матиас должен был пройти все испытания ради возрастания). Да и вообще, откровенно говоря, сама первая книга была уникальной. Вместо того, чтобы уходить в типа эпичное фэнтези, Джейксу стоило написать сказочную трилогию: «Воин», «Поход» и приквел – историю Мартина в соответствии с версией Мортимера. Правда, тогда вряд ли существовали фан-сайты и куча фанфиков… Кривоглаз со своими пиратами – бледная тень Клуни. Да и не тень даже. Вся эта беготня от аббатства к кораблю и обратно, «белки туннель прорыли»… Однако, эти ребята знали метод поджигать здания и корабли противника снарядами с керосином… Эээ? Я залез в оригинал, там стоит lamp oil, что совсем не керосин. В общем, Клуни до такого как-то не дошёл. Рэдволл ещё несёт в себе первоначальный орденский дух. Молодёжь заставляют учить устав и историю, а если они отлынивают, то их наказывают прутом. Как-то в большей степени видно, что жизнь проходит в трудах, и пир – это не обычное занятие, а плод упорной работы. В общем, это вам не та «база отдыха» с развлечениями, которую можно видеть в поздних книгах! Мартин Воитель тут гораздо больше похож на традиционного святого: помогает в тяжёлых ситуациях, подсказывает. О Симеоне говорится, что он постоянно находится с ним в некоем «молитвенном контакте». Это впоследствии всё сведётся к загадкам и мутным видениям. Желания молиться такому духу рэдволльцы проявлять уже не будут. Самая сильная сцена в повести – когда трое зайцев атакуют лагерь крыс, сознательно идя на смерть. Зная Джейкса (скажем так, позднего Джейкса), я ожидал, что сейчас зайцы-робокопы в сухую разнесут пиратов, не забывая при этом перекидываться остротами. Однако, нет. Два заячьих трупа. Хон Рози спасла любовь Тарквуда в качестве сюжетной брони, но и ей досталось. Да, это действительно сильный эпизод, и даже странно, что его встречаешь в связи с блеклым Кривоглазом, а не Клуни. Хм… «Специально для путников подали салат из белых грибов. Совы к нему не притронулись. Дандин решил, что осведомиться, чем же питаются хозяева, будет не особенно вежливо. Впрочем, маски из коры, валявшиеся вокруг совиного жилища, не оставляли на этот счет сомнений». Никто не заметил? Кажется, эти Макгарни – единственные за всю серию персонажи, о которых говорится, что они поедают разумных существ и это подано как нечто, в целом, естественное. Совы вполне могли бы перенести компанию путешественников не просто через болота, а к самому морю. Им было просто лень. Между тем, топанье через болота сюжету не даёт вообще ничего. Кроме одного факта помощи Мартина-воителя. Откуда у жаб-дикарей вещи, свидетельствующие о высоком технологическом уровне – трезубцы и хрустальный фонарик? На Реддит только что предположили, что жаба с фонариком была из секты «огней», описанной в Doomwyte. В этом мире существует компас? Почему тогда мы не видели, чтобы кто-то использовал такое навигационное преимущество? Кто и зачем бросил компас в омут с омаром? Откуда сочинивший стих путешественник знал, что вот эта поблескивающая на дне фитюлька – компас? К берегу прибивает сгоревший корабль? Отлично, сейчас герои, не имеющие морского опыта, на него залезут и поплывут к Терраморту. Паруса, такелаж? Эй, не задавайте дурацких вопросов, а то дальше рассказывать не буду! Этот момент, по-моему – самый звонкий фейспалм за всю рэдволльскую историю. Издевательства над рабами на галерах, конечно, придают рассказу пафоса типа «посмотрите, ну какие же они ТВАРИ». Между тем, рабы – не только бесправные существа, но и жизненно важный ресурс. Ребят, фактически, они – ваш двигатель. Если рабы передохнут или лишатся всяких сил, сами-то за вёсла сядете? Истреблять рабов здорово, когда их приток бесконечен. А тут надо ещё добраться до континента, да наловить свежих (а население, видя такое дело, будет уходить в глубь, а зайцы тоже не дремлют…) Матёрый крыс-пират кидает копьё – аккуратно попадает зайке в лапку. Сакстус, который оружия никогда не держал, кидает сук – валит пирата насмерть. Троп «положительный персонаж впервые убивает отрицательного, устраивает истерику, ему объясняют, что так и надо, всё норм». Сопливые диббуны кухонными ножиками в два счёта перерезали толстенные верёвки, которые выдерживали несколько крыс. На Терраморте есть сеть туннелей, которые охватывают чуть ли не весь остров, о чём Габул с пиратами ничего не знают. Валун лежит очень удобно – именно так, чтобы его столкнуть и разрушить стену. Где-то рядом валялось очень удобное бревно для тарана. Вообще, конечно, Габул как отрицал впечатления не производит. Едва мы его встречаем, как он сносит голову одному из своих. Прямо на пиру. Сразу становится ясен троп «безумный главгад восстанавливает против себя всех своих сторонников». Ублаз, явно списанный позднее с Габула, строил интриганство как-то серьёзнее. Лайф-хак по борьбе с пиратством: Делаем сотню колоколов с тайными барсучьими надписями Пускаем на кораблях по морю Пираты их радостно захватывают Колокола зловеще гремят, пираты сходят с ума и режут друг друга PROFIT Видим концепцию «выжженной земли»: «Если завтра победа будет за нами, сядем на корабли и оставим этот проклятый остров. Пусть он превратится в пустыню, и никогда больше живое существо не вступит в это обиталище зла и смерти». При этом ловишь себя на жуткой мысли, что кто-то из рабов мог выжить в руинах и в результате остаться в одиночестве на мёртвом острове среди гор трупов. А вот вам хэдканон. На самом деле Мэриел с отцом так и не встретилась. Тот, кого она за него приняла, был, конечно, не Джозеф. А вы думали, что престарелый измученный инженер в тайном убежище быстро превратился в супермышь-ниндзя-зорро, да ещё и стал одним из командиров секретной организации? В действительности Джозефа и вправду выловил отряд «Смерть Габулу». Вот только он скончался через несколько дней, успев лишь поведать свою историю. Кого-то из отряда она так впечатлила, что он взял себе его имя. А когда выяснилось, что бедовая девчонка жива, то это было решено использовать для установления контакта. Сам отряд был, видимо, тайной сектой, созданной коренным населением острова, которое пираты Габула вытеснили в подземелья. Поэтому они так хорошо и знали эти туннели. Там члены отряда занимались какими-то секретными делами и хранили тайные знания. Как раз для того, чтобы замести следы этой деятельности, псевдо-Джозеф настаивал на опустынивании Терраморта. В результате тайные знания в головах этих товарищей отправились на континент…

@Мона Рэд у меня тут есть тема, где я выкладываю кое-какие переводы англоязычных текстов, касающихся "Рэдволла". В том числе я нашёл диссертацию и статью. Я, конечно, не профессиональный переводчик, но ссылки на оригинал там тоже есть. Может, тебе будет интересно?

Пройдусь кратенько по участникам. 1 - круто, хорошо сделано, но белку жалко. 2 - атмосферно. Валькирия! Но, по правде говоря, если бы не тематика конкурса, сложно было бы догадаться, что это именно летучая мышь. 3 - амазонка с крутым луком, очень крутым. Но - спортивным? 4 - стены аббатства внезапно перестали быть проблемой. Впечатляет и то, что это традишка. 5 - изгиб крыльев несколько иной на самом деле, но ладно. Можно замутить сражение летучей Цармины с летучим Мартином. Ой, у неё же лук... Извините. 6 - плоская лиса. Очень плоская. Что она там делает такими крошечными лапками? Как летает на таких крылышках? 7 - на грани НСФВ. Наблюдать перед собой попу в половину своего роста - это кринж. 8 - забавная идея. Да, отсылка на Бэтмена. Но сделано неряшливо. 9 - Мартин крут! Меня впечатлило, что он симметричен. Этого добиться непросто. Автор постарался.

Съешь-ка лекарство, крысенок мой миленький, Если болеешь - то я помогу! Лечить буду ласково, напиток дам крепенький, А коли скучаешь - то вальс покажу!

Попытался собрать вместе всё, что в книгах имеется относительно религиозных и мифологических моментов

Три работы в первый день конкурса, когда такое было?

Великий и страшный, суровый воитель, Если прогневать - пощады не жди Рек, гор и лесов, всех мхов он властитель Дорогу ему ты не смей перейти! Очи кота - два великих смарагда, Грозные когти... А шерсть - что волна!

Две последние работы не отражаются...

Интересно, конечно, что Рифтгард - ещё одно (после Саламандастрона) государство, неразрывно связанное с морем и при этом категорически не озабоченное созданием собственного флота. Как-то сварганили один кораблик (да, куда делся тот, на котором плавал Саренго? Почему Агарну вернулся на какой-то шлюпке?), его угоняют - и всё. Приходится запрашивать помощь пиратов, у которых собственные планы. Между тем, в тексте упоминаются "бочки селёдки", а чтобы их добыть, хоть что-то рыболовное иметься должно. С берега не наловишь. А, допустим, те же пираты доставляли. Стало быть, Рифтгард был у них на крючке в прямо смысле задолго до всей истории с Трисс, и желание Плагга заполучить трон не вдруг возникло. UPD. А ведь орда Саренго как-то откуда-то добралась до Рифтгарда по морям, и было их довольно много, чтобы завоевать остров. То есть корабли у них всяко были.

@Greedyа как тебе финальный акт драмы, когда высадившиеся звери разнесли армию Рифтгарда? С одной стороны, то, что маленький десант с одного корабля выносит всю армию, как-то бредово. С другой, на их стороне был эффект внезапности, крутой барсук и вспыхнувшее восстание рабов. Что хоть как-то ситуацию вытягивает.