Поиск по сайту

Название:: Сандалии отважного землероя Автор:: Фенвик Переводчик:: Корректировка:: Статус:: закончен Предупреждение:: Рейтинг:: G (можно читать всем) Жанр:: зарисовка Пересечения с другими фанфиками:: Аннотация:: Сказка-шутка по мотивам Ава Экспо. Посвящение и благодарности:: Посвящается изобретательности нашего Лог-а-Лога Жил да был один землерой. Жил он один-одинешенек под старой лодкой у быстрой речушки. Каждую зиму лодка замерзала под сугробом, и землерою приходилось впадать в спячку до весны. Жил он так без малого двадцать сезонов, а потом стало его что-то тревожить. Мысли стали всякие появляться. Иной раз посмотрит, как птицы в небе летят - и вздыхает. Заслышит, как шумит где-то вдалеке на дороге повозка - задумается. Проплывет по реке кораблик, выдрятами пущенный - и до обеда покоя лишится. А как-то раз не один - целых два кораблика мимо проплывали. Запутались в корнях, он их и выловил. Сделаны они были на скорую лапу: паруса - листья лопуха, мачты - прутики, а сами - из бересты. И словно подтолкнуло что-то землероя - решил он и сам в путь отправиться, мир повидать. Сделал себе из лопуха шляпу, из прутика - посох, а из корабликов берестяных, да веревок соорудил сандалии - загляденье. Взял коржиков мешок и отправился в путь. На первый же день прутик сломался, на второй - лопух завял, а вот сандалии ни на третий, ни на четвертый не износились. Прямо удивительно! На пятый день, вывела его тропинка на поляну в лесу. Славная полянка: цветы глаз радуют, кузнечики стрекочут, бабочки порхают. Только думал землерой привал устроить, как вдруг выходят из-за деревьев двое хорьков. В лапах у них дубинки, на поясах - кинжалы, на мордах - выражение гнусное. Стали они с него требовать самоцветов, да золота, а откуда у бедного путника им взяться? Обозлились хорьки, начали на землероя наступать и дубинками размахивать. Тот пятился-пятился, да и поскользнулся. Упал, а правая сандалия у него с лапы слетела, да так, что прямиком в голову первому хорьку попала. Тот от неожиданности дубинкой взмахнул, и своему товарищу прямехонько по уху заехал. Второй в долгу не остался - и давай его своей дубинкой охаживать! Ну, а пока они дрались, землерой благополучно улизнул. И сандалию свою прихватить не забыл - раз уж от нее ему такая удача! Пошел землерой дальше: идет, песенки насвистывает, по сторонам не смотрит. А зря не смотрел! Попал он в лес, где сальнорылы полоумные жили. У них в головах тараканы да мухи, и прочий мусор в подобном духе. В носу плесень, в ушах короста, гремучая смесь заместо мозга. Поймали его сальнорылы и дали приказ - срубить старой селедкой все деревья в лесу. Землерой от такой глупости безумной даже речи лишился. А вожак сальнорылов, как увидел, что наш герой ему не подчиняется, сразу приказал его в яму бросить. Бросили землероя в яму, а там еще зверей полдюжины - все глупостью сальнорыльей морально контужены. Тут птичка-невеличка к ним в яму слетела. чирикает чего-то. Старый еж один из всех птичий язык знал, стал переводить, что птица малая болтала: "Я вам помочь хочу, но вас мне отсюда не поднять. Зато видела я, как неподалеку отсюда зайцы из Дозорного Отряда шли. Если бы вы им весточку послали, я бы мигом ее доставила, и было бы вам спасение". Стали звери думать, как им послание написать. У белки в кармане уголек отыскался, а вот писать им не на чем. От одежды бы лоскут оторвать, да ведь она и так от грязи черная, что уголь - пиши, не пиши - все едино. Тогда землерой про свои сандалии вспомнил и левую на это дело отрядил. На бересте светлой написали они весточку отважным зайцам, да за веревочку к птичьей лапке привязали. Тяжело было ей с таким грузом взлететь, но она никаких сил не пожалела и в кратчайший срок до зайцев бравых добралась. Те медлить не стали - примчались в лес к сальнорылам, пленников выпустили, и над хозяевами леса суд учинили. А землерой наш, сразу, как спасителей своих поблагодарил, сандалию свою забрал, и вычистил хорошенько. Шагает дальше, на обувь свою любуется. Второй раз они ему жизнь спасли! На ночь землерой устроился спать под разлапистой елью. Только успел задремать, как видит - мелькает между деревьев какой-то свет. И будто голос слабый его зовет. Подумал он, что негоже зверя в беде оставлять. Побежал навстречу этому свету, а тот, как назло, все дальше и дальше в лес уходит. Темнота становилась все гуще, бежать было все страшней, но землерой упрямо следовал за маленьким огоньком. Казалось, что вот-вот он нагонит его, как вдруг огонек исчез. Остановился землерой, затем сделал неуверенный шаг вперед... а под лапой что-то хлюпнуло! Тут он вспомнил, как белка из ямы рассказывала ему про блуждающие огоньки, которые заманивают неосторожных зверей в болото. Землерой тогда не очень-то поверил этому рассказу, а теперь вот сам стал жертвой таинственного создания. Пропавший было огонек появился снова, и теперь он был не один. Не менее десятка его собратьев мелькали среди деревьев предрекая нашему герою скорую гибель. Нужно было выбираться, но как сделать это, не провалившись в трясину? Землерой сделал еще один шаг... Земля под его лапами чавкнула, прогнулась, готовясь проглотить несчастного, но... выдержала. Это широкие подошвы его сандалий не давали ему провалиться в гиблое болото! Огоньки забеспокоились, заметались, почуяв, что не все идет как надо. Но в этот миг из-за туч выглянула луна, и напуганные ее светом злодеи спрятались в густых кронах деревьев. Тогда землерой, осторожно ступая, и проверяя путь подобранной палкой, выбрался из этого проклятого места. Так берестяные сандалии в третий раз выручили его из беды. А наш герой продолжил свой путь и пришагал в маленькую деревню. Там было всего несколько домов, старых, но уютных. Жители встретили его дружелюбно, дали поесть, и лежанку для сна выделили. А наутро ему рассказали, что дальше их деревушки прохода нет. Там, на мосту стоит Воин в треугольном шлеме и требует за проход какое-то чудо несусветное, если же нет его у тебя, то вызывает на поединок. Все, кто соглашались, проиграли бой, и только по милости Воина не были убиты. Жители деревни уже не помнили, когда последний раз бывали на той стороне реки. А ведь там у многих жили родные и друзья! Тогда и землерой решил попытать удачу. Уж очень хотелось ему помочь селянам. Вышел он к реке, и видит - стоит на мосту зверь непонятного роду-племени, в лапах меч огромный, а на голове шлем треугольный, все, как звери из деревни рассказывали. Едва ступил наш герой на мост, как обратился к нему Воин и молвил: "Никому не дозволено переходить реку, пока я стерегу этот мост. А уйду я только если принесешь мне то, что по воде плавало, по воздуху летало, землю топтало, что весть несло и жизнь спасло. Коли нет при тебе его - выходи на честный бой, но знай, что никому меня доселе победить не удавалось, не удастся и впредь!" Землерой, не будь дурак, быстро смекнул в чем тут дело. Снял свои сандалии и говорит, "Вот погляди сюда: берестяными корабликами они ко мне приплыли, на лапах моих землю топтали, когда в беду я попал птица малая их с весточкой по воздуху несла, а уж жизнь мне они не раз спасти успели. Прими в дар и не чини больше честным зверям препятствий!" Увидел Воин, что землерой правду говорит и надел сандалии. И хотя был он много больше отважного землероя, сандалии пришлись ему как раз впору. Поблагодарил Воин нашего героя, поправил шлем и отправился восвояси - подвиги совершать. Землерой же решил продолжить свои странствия. Ну, а что с ним случилось потом - совсем другая история!

Название:: Я ненавижу тебя, папочка! Автор:: Трисс Боевая Белка(то есть я) Переводчик:: Корректировка:: Статус:: закончен Предупреждение:: Рейтинг:: G (можно читать всем) Жанр:: зарисовка Пересечения с книгами:: Война с Котиром Пересечения с другими фанфиками:: Аннотация:: Это один из тех дней, когда в маленьком котенке стал пробуждаться тиран Посвящение и благодарности:: Благодарю Frei за рисунок маленькой Цармины, вдохновивший меня написать сию зарисовочку Последний кубик лег на вершину башенки игрушечного замка. Радости маленькой Цармины не было предела. Этот замок для своих маленьких деревянных солдатиков она строила целую неделю. Собирала по кубику, по палочке. Несколько раз одна деталька падала, увлекая за собой всю остальную конструкцию, и приходилось, скрипя зубами, начинать все сначала. Она построила его в одном из многочисленных крупных залов Котира. Он был просторным и долгое время пустовал. - Цармина, убери этот хлам, сейчас местные дураки принесут мне дань! Я буду принимать их в этом зале. Что обо мне подумают, если увидят здесь этот мусор?! – раздался голос Вердоги Зеленоглазого. - Но папа! Я его так долго строила! – всплеснула лапками кошечка. - Сама виновата, выбрала бы другое место для своих пустых забав. Убирай! - Я потратила на него так много трудов!.. - Убирай, кому сказал! – раздраженным голосом проскрипел Вердога. - Нет, не буду! – Цармина смотрела на отца взглядом полным гнева. - Убирай! - Не буду! - УБИРАЙ! – Повелитель Тысячи Глаз перешёл на крик. - НЕ БУДУ! – дочь от него не отставала. - Ах так! – Вердога, скаля зубы, подошел и пнул самое ближайшее к его лапе строение. Башенка рухнула, за ней упала целая стена. - А! – бессвязно вырвалось у Цармины, из глаз брызнули слезы. - На! Ха! Так тебе! – Вердога вошел во вкус и распинал многодневный труд своей дочери в один миг. Закончив свое дело, он, не взирая на плачь котенка, грубо сказал: - У тебя есть пять минут, чтобы убрать этот бардак. Глава Котира скрылся в темном проходе по направлению столовой, оставив заплаканную Цармину убирать кубики, разбросанные по всему залу. Она сгребла их в кучу и стала укладывать в мешок, шепча при этом: «Я ненавижу тебя, папочка!»

-…И ты говоришь, что от туда лапы растут! Мало того, что нож затупил – нет! – надо было весь узор загубить! -Да ладно Вам, мистер С… -Я уже молчу, что ножик кухонный! Так как же это понимать, Каттлфиш? Мастерская и кухня уже не разделяются, да? Кухонный нож для плоско-рельефной резьбы, струг – для хлеба… -Я не хотел! Честно. Я думал… -О флоте Его Высокоблагородия Смертельного Копья? Оставь эти пустые надежды, малец! Ему не нужен подмастерье, тем более такой никудышный. -Но мой отец… -…От галерного раба прошел путь до капитана, знаю. Но он плохо кончил. Я не хочу, чтобы ты повторил его ошибку. Когда придет моя пора отправляться в Темный Лес, я хочу, чтобы мы встретились, как старые друзья. Я несу за тебя ответственность, Каттлфиш, и мне не хотелось бы, чтобы Капилл думал иначе. *** Вот такой разговор состоялся у нас с Каттлфишем вечером, в моей мастерской в порту Рифтгарда. Вы, конечно, немало смутитесь: в самом деле, чего это старый Фабер несет какую-то галиматью? Но, друзья мои, я не писатель, а плотник, стамеска мне ближе пера. Просто в этот раз я – не то из-за накопившихся опилок в голове, не то по свойственной моему уже преклонному возрасту сентиментальности – решил написать рассказ. Да-да, рассказ, ибо история, которую я вам поведаю, вне всяких сомнений, будет интересна. Это история, как вы, верно, уже догадались, про моего приемыша, Каттлфиша и про плотника, то бишь меня. *** Я – Фабер Соллерс, плотник, резчик по дереву. Умному зверю не трудно догадаться, что я потомок Нагорской Выдры-Драконоборца, Клода Соллерса, но сам я в это верю с трудом. Да мех у меня близок к рыжему, но благородным и бесстрашным я себя не ощущаю, по крайней мере, последние двадцать сезонов точно. До того, как взять в лапы ручник, я довольно долго был пиратом. У нас в Нагорье это называется «капер», но мне пришлось осознать (увы, слишком поздно), что разница тут не большая: я, мой брат и еще десятка три хищников ходили в море, топили пиратские суда, забирали добычу. Везли все это ценное барахло Его Высочеству, воплощению добродетели, того же трижды клятого благородства и справедливости, будь они неладны, – Смертельному Копью. Сколько невинных зверей мы погубили помимо морских бродяг – уж и не припомню. Старый Кошак (когда король мертв, а власть сосредоточена в иных лапах, я могу, наконец, горностай его дери, называть мерзкого тирана как подобает!) именовал пиратами и тех, кто не платил налоги или – упаси Сезоны! – бежал за море. А с пиратами – настоящими, или нет – разговаривать было не принято… Порой встречались и настоящие бандиты: Капиллатус Каттлфиш – тому яркий пример. Косматый, угрюмый, вечно навеселе, он наведывался в порт, где успевал и нажраться, и подраться и обчистить всех (или почти всех – как ему настроение подскажет) торговцев. Нередко доходило дело и до поножовщины, но, оглядываясь на прожитые сезоны, могу с уверенностью сказать, что Каппил был лишь мелким хулиганом в сравнении с каперами Его Величества (тьфу!). По правде сказать, мне даже жаль его: он воплощал свою мечту, он, в буквальном смысле, из галерных рабов выбился в капитаны – на Севере такое едва возможно! Кроме того, это был мой враг: именно мы, я и он, выдра и горностай, не раз скрещивали клинки, штурмовали корабли (он – моего «Странника», я – его «Черного Омара»), отправляли друг друга на корм чайкам, акулам и прочей морской живности. Эх, славное было время! Но, в конце концов, моя взяла: я сжег «Омара», пока Капилл веселился в трактире. А потом и команду его перерезал, разумеется. Когда подошла его очередь… Я не струсил, нет, просто после стольких лет закадычной вражды мне казалось невыносимым прикончить такого отчаянного парня, как Капиллатус Каттлфиш. Теперь мне кажется, что смерть была бы лучшим исходом для разбойника: он уходил зачем-то до самых Льдов и возвращался в Рифтгард, никому не нужный, неизвестный; гвардейцы и каперы его не трогали, да и зачем? Без денег, без оружия, без команды он уже не был капитаном Каттлфишем! Некогда тучный горностай в цветастых шелках, теперь был тощ и оборван, больше походил на привидение, нежели на настоящего зверя. К тому времени я уже оставил службу, открыл мастерскую, ведь мой дядя неплохо выучил меня когда-то плотницкому делу; Капилл наведывался и ко мне: сидел часами за станком, смотрел… Я делал вид, что мне все равно, продолжал свое дело, вслух наставляя самого себя («Так-с, поперечный, или торцовый – поперек волокон… Лучше, все-таки, вдоль, меньше усохнет… Так-так…»), не знаю, зачем. Может, чтобы заглушить упреки совести?.. А он все смотрел… Потом, медленно так, сиплым голосом говорил «Ну, какого барсука ты это сделал? Зачем?», а потом, как бы извиняясь, спрашивал, есть ли у меня грог. Если был, то я давал. Если нет – давал денег, золотом (после того, как я отошел от дел, у меня, как у заслуженного капера, водилось немало золотишка). Он глядел на деньги со странным отвращением (теперь глаза его уж не загорались), но не отказывался, бормотал какие-то слова благодарности и уходил прочь, в ближайший трактир, чтобы все там и спустить. Это уже не была жизнь, нет. Для Капилла наступило мучительное, долгое, бесполезное существование, отяготившее и его, и окружающих. Хотя… Нет, не совсем так: продлилось оно не очень долго: спустя несколько сезонов Капилла-таки убили. Стояла ранняя весна. Вечером я, как обычно, работал в мастерской. Капилл зашел поздно (он недавно ходил во Льды), лицо его было как-то странно озабочено. В лапах он держал небольшой сверток. Я начал свое: -Грубое дерево попалось. Нужен двуручный струг… -Фаб, - он посмотрел мне прямо в глаза, - ты же мне друг, да? Его вопрос застал меня врасплох. Я не знал, издевается ли он, или затеял какую-то игру. Я изобразил улыбку, но слова не шли: -Н-ну… -Поможешь? Хвала Сезонам! Давно я ждал этих слов. Не зная, как облегчить страдания бедолаги, я готов был принять его на ночь, дать ему еды, грога денег – чего угодно. Это хоть как-то могло помочь залечить его рану, может даже, (теперь мне это кажется такой глупостью!..) положить начало крепкой дружбы. «Конечно, Капилл, что захочешь!» Любой пустяк… Но на сей раз просьба его оказалась много серьезней, чем я ожидал. Он вручил мне сверток, к немалому моему удивлению, оказавшийся живым существом: коричневым со светлой грудкой щенком горностая… Я понял раньше, чем Капилл мне объяснил… -… Ну… И это, значится, сын мой. Присмотри за ним, хорошо?.. Я кивнул. Капиллатус Каттлфиш пожал мне свободную лапу (второй я прижимал к груди сверток), вышел во двор и направился в трактир. Когда луна на мгновение показалась из-за осенних туч, я увидел его лицо: на губах легкая улыбка, глаза блестят. В его походке чувствовалась былая бодрость, во всех движениях сквозила уверенность, что все теперь будет хорошо: у него сын, он, Капилл, начнет жизнь заново, и не надо бояться: пока он вершит великие дела, чадо находится в надежных лапах друга. Эта уверенность невольно сообщилась и мне, я был горд и за себя, и за него. А утром я узнал, что Капилла больше нет. Напившись на радостях, он повздорил с парочкой хорьков, вовлек в спор еще дюжину зверей, потом затеял драку и был убит через несколько минут: его череп проломили табуреткой, и он умер, продолжая улыбаться во весь рот… *** Прошло еще сезонов пятнадцать. Моя жизнь не сильно изменилась со смертью Капилла, разве что я теперь уже готовил себе преемника. Жены и детей у меня не было, может, потому я, не имея опыта обращения с младенцами, вырастил такое вот недоразумение. Старая миссис Виксен помогала мне по мере сил и возможности; лисица после того, как отнянчила своих многочисленных детей и внуков, разбредшихся по всему свету, могла найти время для моего приемыша. Но она, как мне кажется, только изнежила парня: напичканный ее историями о героях и злодеях, о драконах и драконоборцах, он не очень-то думал о дальнейшей своей жизни. А жизнь его определилась довольно ясно – он должен сталь плотником, резчиком по дереву, тут тоже, знаете ли, фантазия нужна и сноровка. Однако, как вы уже поняли из начала моего рассказа, фантазия Каттлфиша-младшего пошла не в том направлении: даже я не додумался бы до кухонного ножа в мастерской, тьфу, мышь меня защекочи! Он мечтал о дальних странствиях, сражениях и прочих авантюрах, какие только могут выпасть на долю молодого, полного сил зверя. А работа… Он уважал меня, как друга своего отца (я не говорил ему, какую скверную роль я сыграл в жизни Каттлфиша-старшего), во всем пытался мне подражать, как-никак, а он мне многим был обязан. Но работа ему просто не была интересна, как он не пытался мне обратное доказать. Мы оба чувствовали это, и от того нам обоим было неловко. *** На первый взгляд Рифтгард представляет собой беспорядочное скопление трактиров, пабов, корабельных и плотницких мастерских (вроде моей), рыночных площадей и неуклюжих домишек, до трех этажей высотой. Населяет его довольно пестрая публика: морские крысы, куницы, серебристые лисы, белки, портовые крысы, выдры, горностаи, лемминги, несколько росомах, амбарные крысы, ласки, барсуки, некоторые родственники Старого Кошака, хорьки и еще черт знает, какие крысы. И все они чувствуют город-порт нутром, способны в нем жить (или выживать?), питать его уродливую тушу живительными соками, заставляя работать по его собственному невообразимому механизму. Те же, кто приезжает в Рифтгард из других городов (особенно южных), как правило, надолго не задерживаются. Они не могут вынести его дух. Белла Броктри не была исключением. Но ее визит изменил многое.

Название:: Легенда о "Кровавом Гневе" Автор:: Квентин Переводчик:: Корректировка:: LRose Статус:: закончен Предупреждение:: Рассказ напитан мрачными красками и тяжёлой атмосферой, а также полон крови и смертей! Так что подумайте прежде чем читать его на ночь перед сном! Рейтинг:: R (не рекомендован лицам до 16 лет) Жанр:: дарк Пересечения с другими фанфиками:: Аннотация:: Когда небезызвестный горностай Алекс проживал в Саламандастроне, он слышал множество легенд связанных с древней крепостью. Эта одна из них! Посвящение и благодарности:: Автор, то бишь я, проносит огромную благодарность LRose - за проверку текста на наличие ошибок и опечаток, Ромуальду – за вдохновляющую беседу и frei – рассказ которого «Меч и кровь» подал идею фанфика! Знаете ли вы что такое Кровавый Гнев? Это особое состояние воина, когда его охватывает настоящее исступление битвы, когда душа словно пылает жарким пламенем гнева, ярость переполняет разум, а взор застилает багровая пелена. Страшен тот боец, которого охватил Кровавый Гнев. В сражении он не ведает пощады, не замечает ран, без всякого страха бросается прямо на клинки врагов, на верную смерть, но и сам при этом несёт смерть! Ярость придаёт бойцу невиданную силу и мощь: его удары становятся сокрушительны и неотразимы, глаза наливаются кровью, а яростный рёв воина разносится над полем битвы, вселяя ужас во врагов. Кровавый Гнев может охватить любого зверя, но особенно прославились вхождением в Кровавый Гнев барсуки, в том числе и правители нашего славного Саламандастрона. Не удивительно почему! Столь большой и могучий зверь, окованный в неприступную броню и вооружённый мечом, секирой, палицей или каким-либо другим оружием уже сам по себе стоит половины боевого отряда, а уж когда его глаза застилает Кровавый Гнев – и того больше! А необузданный и резкий нрав барсуков только лишь способствуют вхождению в это состояние исступления битвы. Да, много можно перечислить славных подвигов, совершёнными правителями Саламандастрона во время битв, и Кровавый Гнев не раз играл в этом важнейшую роль, порой буквально переламывая ход сражения и принося почти утерянную уже победу. Однако… Ярость Кровавого Гнева может сотворить не только благие поступки, но и что-то невероятно ужасное! И та история, которую я собираюсь поведать как раз и расскажем о том, чем может обернуться слепая и безудержная ярость. Эти события произошли множество веков назад ещё задолго до правления Лорда Каменная Лапа. В летописях говорится, что тогдашним правителем горы был барсук Бёртон по прозвищу Сокрушитель. Это был громадный могучий зверь, обладающий невиданной силой. Его оружием была огромная секира и в боях, в которых участвовал повелитель Саламандастрона, он буквально крушил ею противников. Легенда утверждала, что одним ударом своего могучего оружия Лорд Бёртон мог раздробить большую каменную глыбу. Никто на всём побережье не мог сравниться с этим великим воином, принёсшим покой и мир на побережье. У Лорда Бёртона не было семьи, но был приёмный сын Элерик по прозвищу Кузнец, впоследствии также известный в летописях крепости ещё и как Элерик Седой. Он был достойным сыном своего приёмного отца и старался во всём следовать ему. Но, к несчастью, ни размером, ни силой, ни воинской сноровкой юный наследник Саламандастрона похвастаться не мог: он даже по меркам барсуков был низкоросл и худ, что же было говорить тогда о сравнении с его отцом, возвышавшимся настоящим исполином. Но, хоть молодой Элерик не мог похвалиться боевыми качествами, присущими могучему воину, в историю горы он вошёл как величайший кузнец Саламандастрона. Считается, что именно он начал новую эпоху в кузнечном деле горы, и именно благодаря его знаниям и открытиям оружие и другие изделия выходящие из кузниц горы прославились как лучшие на всём побережье вплоть до сегодняшних дней. Так вот, к моменту, когда началась эта история, Лорд Бёртон был уже весьма стар и давно не участвовал в битвах. Кроме того, в описываемую пору он продолжительно болел и силы покинули его. В легенде упоминалось, что в тот сезон выпало множество бурь: шторма то и дело обрушивались на побережье, море не унималось и нескончаемой чередой больших седых бурунов обрушивалось на берег, дождь непрестанно поливал побережье, а в небе то и дело полыхали молнии и доносились громовые раскаты. Как-то ещё в самом начале весны молодой Элерик заметил, что странное беспокойство охватило его отца: он на протяжении недель он был необычайно молчалив и хмур, потребовал от зайцев постоянно пребывать в боевой готовности, несмотря на непогоду, чаще устраивать дозоры и бдительно следить за побережьем. Также, Бёртон строго-настрого запретил Элерику бывать в Зале Судьбы, вызвав немалые подозрения сына, а сам он часто пребывал на верхушке горы, в кузнице, и угрюмо наблюдал за беспокойным серым морем, как будто ждал чего-то. Молодой барсук не раз пытался расспросить отца о причине его тревоги, но повелитель горы наотрез отказывался что бы то ни было объяснять. Окончательно же Элерик понял, что Саламандастрон ждёт беда, когда однажды ранним утром выглянул в окно: весь берег и море близ него были тёмно красными, как если бы были залиты кровью! Ночью буря вымыла с берега красный песок. Это была дурная примета, знак скорой кровопролитной битвы. В тот же день сын обратился к отцу с намереньем непременно узнать, что же так беспокоило его и какое несчастье должно вскоре произойти. В ответ Лорд Бёртон произнёс, что на всё побережье надвигается беда. Ранней весной в Зале Судьбы ему было видение, что к ним прибудет небывало сильный и жестокий противник, что берега утонут в крови невинных, и тень ужаса и скорби падёт на всё побережье. Слова отца, произнесённые с небывалой горечью и безнадёжностью, буквально поразили молодого Элерика, поселив с того дня в его сердце тревогу и беспокойство. И беда не заставила себя ждать! Где-то в середине весны на побережье вдруг прибыли три больших корабля с дальних северных краёв. Лишь только корабли достигли берега, как из них буквально хлынула настоящая армия разбойников. Это были огромные свирепые воины: крысы с угольно чёрным цветом шерсти, вооружённые широкими палашами и щитами. Они словно стремительный чёрный поток ринулись по побережью, разоряя деревни и поселения, убивая, грабя и беря пленников. Казалось, тень действительно упала на побережья - тень ужаса, разорения и смерти! Куда бы ни следовали чёрные воины, они буквально уничтожали всё, что попадалось у них на пути, сжигая и опустошая, сметали любое сопротивление, жестоко убивая любого кто пытался драться. Весть о прибытии захватчиков вскоре облетело всё побережье. Когда же она дошла до Саламандастрона, владыка Бёртон тот же час приказал собрать отряды и отправиться на подмогу. Сам же барсук, надев латы и взяв в лапы верную секиру, лично возглавил поход. Когда же через два дня отряд зайцев Саламандастрона достиг лагеря неприятеля, то их взорам предстало ужасное зрелище – сожжённые до тла деревни, мёртвые тела страшно изувеченных зверей, встречавшиеся на дороге на каждом шагу, пропитанная кровью земля, даже в самом воздухе, казалось, витал дух скорби и погибели, а на берегу, у самого моря, перед огромными чёрными кораблями захватчиков солдаты крепости увидели толпы измученных закованных в кандалы жителей побережья. Армия из нескольких сотен крыс также предстала перед глазами бойцов Саламандастрона, а во главе войска стоял огромный, величиной больше самого Элерика Кузнеца, крыс. Он ждал их. «Рад что ты всё-таки пришёл сюда, Бёртон Сокрушитель, легенда побережья и властитель Саламандастрона!» - Поприветствовал командир разбойников лорда барсука. «Я - непобедимый воин севера по прозвищу Корен Бесстрашный! Когда я убью тебя, побережье потеряет защитника и надежду, и всё оно, включая и великий Саламандастрон, станут моими!» «Этому никогда не бывать!» - Прорычал в ответ Лорд Бёртон. «Ну, тогда, может, сразимся один на один? И если я проиграю, то всё моё войско тотчас же отпустит всех пленников и уплывёт прочь!» - С самодовольной улыбкой предложил крыс. Он был уверен в своём превосходстве и своей победе. Не колеблясь и мгновения, повелитель Саламандастрона согласился принять вызов. Приёмный сын и солдаты крепости попытались отговорить Бёртона сражаться, так как он был уже в возрасте, но главное долгая болезнь истощила силы неукротимого в былом воина. Но Лорд барсук не пожелал никого слушать. В его глазах читалось отчаянная решимость, во что бы то ни стало сокрушить врага. И вот уже два воина стояли друг напротив друга готовые биться насмерть. Повелитель Саламандастрона больше чем на голову превосходил своего противника и был гораздо крупнее. И, тем не менее, было видно, что Корнер Бесстрашный ничуть не испугался размеров барсука, тем самым полностью оправдывая своё прозвище. По его спокойному взгляду, уверенным движениям и твёрдому голосу можно было судить, что он, как и Лорд Бёртон, тоже был великим воином, прошедшим множество боёв и одолевшим множество противников. Оружием властителя Саламандастрона была его внушительная, не раз испытанная в бою секира, крыс же неторопливым движением извлёк из ножен огромный меч с необычайно широким лезвием, ранее никогда не виданный на побережье. Лишь только лорд Бёртон разглядел удивительный клинок врага, как внезапно издал грозный боевой клич, от звука которого содрогнулись все присутствующие на побережье, и неудержимо бросился в атаку. Такого поединка ранее не случалось в приморских землях! Воины сражались отчаянно, когда их оружие соприкасалось, то высекались искры, а поле брани при этом оглашал пронзительный металлический звон. Великий и легендарный боец Бёртон Сокрушитель с самого начала принялся неистово атаковать и теснить противника. Барсук старался буквально смести крыса мощью своего оружия и тела как часто в прошлом одолевал своих врагов. Но на этот раз его противник был на редкость проворен и умён, подтверждая титул непобедимого бойца севера. Выдержав первый убийственный шквал ударов оставивший раны на плечах и даже на лбу, Корен Бесстрашный стал держаться на значительной дистанции от барсука стараясь уходить от всех атак и буквально вынуждая того преследовать его по всему полю боя. А вскоре началось то, чего так боялись солдаты Саламандастрона – их повелитель стал уставать. Долгая болезнь дала о себе знать, силы Бёртона Сокрушителя начали быстро таять, его удары потеряли мощь и резкость, движения замедлились, было видно, как он тяжело дышит и с явным трудом передвигает лапами. Предводитель крыс заметил это и не преминул воспользоваться, начав изматывать барсука постоянными атаками. Ход битвы стремительно поменялся, и, если в начале поединка Корен лишь защищался, то теперь наоборот стремительно нападал. Легко орудуя своим огромным мечом, крыс не давал барсуку ни мгновения, чтобы отдышаться и восстановить силы. Поняв, что чаша весов победы начала склоняться в их сторону, армия крыс восторженно взревела, приветствуя своего командира. В подбадривающих же криках отрядов Саламандастрона всё больше и больше слышались ноты тревоги и обречённости. Зайцы видели, что их владыка проигрывает, и отчаянно хотели пойти ему на выручку, но, согласно священному закону, вмешиваться в смертельный поединок недозволенно было никому! Под конец боя Корен начал бить в полную мощь, сокрушая уже только лишь обороняющегося барсука, пробивая мечом его броню и нанося увечья. После же очередного самого сильного удара, крыс изловчился и ловким движением переломить секиру повелителя Саламандастрона пополам. Но, Бёртон Сокрушитель только этого и ждал! Воспользовавшись кратким мигом замешательства противника, барсук, собрав всю волю в кулак, с яростным рёвом бросился прямо на него, стремясь, во что бы то ни стало достигнуть врага, смять и растерзать его голыми лапами, пусть даже и ценой собственной жизни. Корен явно не ожидал подобного нападения и не успел отпрянуть прочь… Но ослабевшие лапы подвели лорда Бёртона и, оступившись на камне полу врытом в песок, он упал на колени прямо перед своим врагом, а спустя ещё мгновение, крыс по самую рукоять вонзил меч прямо в грудь владыки Саламандастрона, так что лезвие клинка вышло со спины барсука. Несдерживаемый стон отчаянья разнёсся над отрядами бойцов Саламандастрона, когда они увидели гибель своего верного командира, а сердце юного Элерика сжала небывалая горечь и жгучие слёзы выступили у него на глазах. Рывком высвободив свой клинок из тела поверженного врага, Корен опрокинул барсука в песок небрежным толчком задней лапы, а после высоко поднял свой огромный обагрённый свежей кровью меч и издал дикий воинственный крик, подхваченные остальными крысами и разнёсшийся по всему берегу. В ту же минуту всё вражеское войско ринулось вперёд на зайцев Саламандастрона. Крысы набросились неистовым сокрушающим порывом бури, сметая шеренги солдат, дико визжа, размахивая палашами, налетая прямо на копья, но ни на мгновения не ослабляя напора. Хорошо обученные и подготовленные отряды Саламандастрона вздрогнули, впервые столкнувшись с таким яростным противником, да и потеря лидера сильно подорвала боевой дух зайцев. Внезапно в бой вступили кнуты! Сотни бичей с острыми стальными когтями на концах обрушились на головы солдат крепости, приведя их в ещё большее смятение. Никогда прежде зайцы Саламандастрона ещё не подвергались такой неожиданной атаке и оказались абсолютно беззащитны перед ней. В довершении сражения отряды воинов горы начали окружать, норовя взять в кольцо. Хоть битва и была ожесточённая, но зайцев явно одолевали в ней. Поняв, что бой проигран, командующий отрядов Саламандастрона дал приказ отступать. Нескольким солдатам пришлось буквально силой оттаскивать юного Элерика из битвы: он, во что бы то ни стало, хотел забрать тело отца, но на это не было ни времени, ни возможности. Половина уцелевшего войска зайцев отступила, а отряд самых отчаянных бойцов, включая командира, остался сражаться, прикрывая отступление товарищей. Никто из них после так и не вернулся в Саламандастрон. Элерик Кузнец шёл последним из отступающих. Его сердце переполняла скорбь от случившегося, а на плечи словно упала неподъёмная ноша. Последний же раз оглянувшись назад, Элерик увидел такое зрелище, от которого его лапы подогнулись и он упал на колени, а из его глаз хлынул поток горьких слёз. На фоне ярко алого, как кровь, заката был виден силуэт командира армии крыс. Он держал в лапах длинное копьё, на вершине которого покоилась отрубленная голова Лорда Бёртона!

У брата Мафусаила сильно болела голова: да, не надо было пить вчера столько Октябрьского Эля вместе с братом Амброзием. Летописцу не давал покоя разговор с Матиасом, где почтенный старец наговорил такую откровенную чушь, что ему потом приснилась собака, которая верхом на диком коте врывается в аббатство. «Нет, нужно рассказать Матиасу правду», - подумал Мафусаил: дело в том, что Василика, эта юная мышка, с которой любил проводить время Матиас, была его родной сестрой. Хотя, аббат Мортимер запретил летописцу рассказывать об этом: что ж, брат Мафусаил не может больше молчать. Вздохнув, он вышел из сторожки. Звонарь, чей желудок начал напоминать о предстоящей еде, уже было приготовился дёрнуть за верёвку, как произошло нечто из ряда вон выходящее: колокольня задрожала, а потом начала уменьшаться. У звонаря возникла мысль, что он спит: увы, это был не сон. Колокольня- то уменьшалась, то увеличивалась: несчастного звонаря при этом так сильно качало, что его вырвало. - Святой Мартин, - прошептал Мафусаил, когда увидел самую удивительную сцену в своей жизни: колокольня вдруг ожила, начав меняться в размерах. - Мафусаил, что это? – услышал летописец голос юного мышонка: судя по его удивлённому виду, да и по возгласам остальных, Мафусаил точно был трезвым. - Честно, Матиас, я не могу тебе объяснить, - замялся брат Мафусаил. – Зато я могу объяснить тебе что-то другое: помнишь наш вчерашний разговор? Матиас кивнул головой: - Конечно же, помню, - и прошептал на ухо летописца. – Если честно, от вас сильно пахло Октябрьским Элем. Мафусаил хотел было рассказать мышонку горькую правду, как тот вдруг воскликнул: - Мафусаил, берегись! – и отскочил в сторону. - Эх, молодёжь, - начал старый мышь, когда увидел вдруг, что колокольня едет на них: летописец поспешно отошёл в сторону. - Чтоб я…, - начал звонарь, которому снова стало плохо. – Остался звонарём? Да никогда в жизни, - и добавил. – Если уцелею, естественно. Аббат Мортимер не мог поверить своим глазам: впрочем, они тоже не могли поверить ему. - Брат Мафусаил, вы видите то же, что и я? – осторожно поинтересовался миролюбивый настоятель у своего советника. - К сожалению, да, - ответил тот, мысленно негодуя, что Матиас ушёл, так и не дослушав его. - Кстати, там звонарь. Отец настоятель покачал головой: да, не повезло звонарю. - Что ж, Мафусаил, будем ждать, когда колокольня остановится. К счастью, через несколько минут колокольня остановилась, причём в том же месте, где и была. Полуживого звонаря тут же отправили в лазарет, где он принял решение стать садовником: всё-таки деревья не мотаются туда-сюда. - Надеюсь, вы не будете записывать то, что было сегодня, брат Мафусаил? – взглянул аббат на летописца. Мафусаил покачал головой: - Чтобы забыть это, нужно выпить не одну кружку эля, - а потом, вспомнив что-то важное, помчался куда-то, сломя голову. Аббат снисходительно усмехнулся, а затем отправился в свой кабинет… - Мафусаил, - взглянул с подозрением Матиас на летописца. - Ты точно уверен, что Василика моя сестра? - Да, Матиас, она твоя сестра: и мне очень жаль, что ты так поздно об этом узнал. - с этими словами Мафусаил ушёл. - Весьма поздно, - пробормотал про себя Матиас, а потом направился искать Василику. Конец.

Название:: Суд Автор:: Мордукан( идея, сюжет) Переводчик:: Нет Корректировка:: Покрыс Статус:: закончен Предупреждение:: Нет Рейтинг:: G (можно читать всем) Жанр:: пародия Пересечения с книгами:: Война с Котиром Пересечения с другими фанфиками:: Нет Аннотация:: Попытка описать спор Кота и Покрыса Посвящение и благодарности:: Спасибо Коту и Покрысу! Покрысу за то, что отредактировал. Коту за то, что наставил на путь истинный. Предложил добавить ещё что-то. И спасибо маме, которая прочитала этот фанфик и оценила его. Это был большой зал с высокими стенами, на которых висело множество картин, изображающих разные сцены - звери пьют, веселятся, сражаются.... На стуле, стоящем в центре зала, сидел Мартин Воитель в боевом облачении - железные доспехи и красный плащ. Звери - зайцы, выдры, землеройки белки, сидевшие на расставленных рядами скамьях молча смотрели на большое кресло, в котором сидела некая сущность. Судья. Бесстрастный и непредвзятый, он равнодушно ждал, когда начнется суд. Вот, двери открылись, и в зал вошла серая крыса, в бордовом камзоле без рукавов, на голове красовалась красная бандана, в левом ухе сверкала золотая серьга. Крыса уверенной походкой шла между скамьями, стремительно приближаясь к круглому столу, находившемуся слева от кресла судьи. Пройдя мимо Мартина Воителя, крыса взглянула ему в глаза и хитро улыбнулась, а затем, заняв своё место, поздоровалась с судьей: - Ваша честь! Моего подзащитного обвиняют в страшном преступлений! Я попытаюсь решить это дело. Мартин напрягся. Какое преступление? Что он совершил? Над залом пронесся невыразительный холодный голос Судьи: - Хорошо, Покрыс. Но подождём сначала Кота. Мартин удивился. Кто такой Кот? Что, вообще, здесь происходит? Кто все эти звери, что собрались здесь? Покрыс кивнул. Спустя некоторое время двери снова открылись. По залу величественной походкой прошествовал Кот, в светло-зеленом кафтане и коричневом жилете, сделанным из кожи. Кот нес какие-то бумаги, которые он, заняв свое место, разложил на столе. - Итак. Обвинитель Кот пришёл. Покрыс начинайте! Покрыс приветственно кивнул обвинителю, а затем начал свою речь: - Мой подзащитный обвиняется в том, что дал две, противоречавшие друг другу клятвы. Берусь это противоречие разрулить! Берем вторую клятву и начинаем разбор смысла (с конца): "никому из твоих зверей мы не нанесем никакого вреда" - Цармину это не касается, это относится исключительно к ее армии. Так, здесь противоречия нет. "Тебе будет дозволено уйти" - заметьте, он не сказал: "живой и невредимой". Он не сказал, насколько далеко ей будет дозволено уйти/скорее всего, он имел в виду, что ей позволят покинуть крепость, а там дальше "честный бой и все такое"/. Он не сказал: "мы выпустим тебя и не тронем". Он говорил ей: "иди, куда хочешь!", но про себя, несомненно, добавлял :"я все равно найду тебя и убью". При этом он не клялся, что не тронет ее! Противоречия снова нет. Жду контрагрументов. Цармина! Выходит, что его судят за клятвы, которые он уже успел забыть. Как же давно это было...Тогда ему казалось,что он все делает правильно. Как же так получилось, что теперь его судят за это? Кот внимательно выслушал защитника, улыбнулся, а затем, взяв в лапы исписанный листок, начал свою речь. Она была долгой: - Таким образом, или нельзя сказать что кошке действительно даётся уйти или получается, что она может воспользоваться второй клятвой для блокировки первой. А ещё можно посмотреть с точки зрения трактовки как "уйти от": Я от белочки ушла, я от зайчика ушла и от Мартина Воителя я тоже ушла - он сам мне "дозволил", - пела весёлая Цармина, возвращаясь в Нагорное Королевство со своей армией... Ну и экзотический вариант трактовки... Мартин предлагал Цармине "уйти мирно" - спокойно... счастливо... без боли. Это особо укуренная версия, про редкостного приколиста-негодяя Мартина, которому ещё и лень биться в честном поединке, но хочется исполнить клятву. Кто-то из зверей засмеялся, но его стукнули, и он замолк. Мартин сильно возмутился, но не смог вымолвить не слова. Покрыс стучал по столу, наигрывая какую-то мелодию. Когда Кот закончил, Покрыс начал свою речь: - А кто тут что говорил про честность? Мы говорим про нарушение конкретных клятв. Когда? Там же четко было сказано: "Не возвращайся в СЦМ". Следовательно, по логике вещей, ей разрешалось уйти за пределы СЦМ. И с тех пор, как она перешагнула бы эту незримую границу, считалось бы, что она "ушла". Так что здесь все конкретно и отмазы вроде "я еще не ушла, куда хотела" не прокатят, потому что роль играет только то, откуда она ушла. Поэтому, кстати, и не возможен вариант "уйти от". Ах, да! "я не ушла, куда хотела" не прокатит еще и потому, что куда-то приходят, а уходят откуда-то. О как! Спор продолжался долго. Обвинитель и защитник по очереди выкладывали свои аргументы, который становились все более изощренными и трудно повторимыми. Многие звери уже откровенно спали, устав вникать в детали спора. Один Мартин внимательно вслушивался в звучащие слова, пытаясь понять, кто более прав - его защитник или его обвинитель. После речи Кота он уже не был столь уверен в своей непогрешимости и теперь пытался вспомнить, как все происходило тогда на самом деле... Вдруг, двери зала распахнулись. Удивление Мартина на миг вырвало его из воспоминаний: он думал, что больше никто не придет. Выдра в синей рубашке спокойной походкой приблизилась к своему месту, рядом с крысой, и что-то произнесла. Покрыс обрадованно повернулся к выдре. Мартин немного воспрянул духом - уже целых два зверя защищают его. Кот спокойно ответил выдре. Спор разгорелся с новой силой. Казалось, что он будет продожаться вечность, как вдруг, Покрыс заявил, что снимает с себя обязанности защитника и прекращает спор, так как добиться истины очень трудно. - Хорошо, Покрыс. Я предлагаю всем покинуть этот зал. Вы все свободны! - голос Судьи звучал все так же холодно и равнодушно. - О времени следуеющего суда вас известят позже. Задремавшие звери мигом проснулись - многие из них уже совсем позабыли про Судью и некоторое время недоуменно озирались, пытаясь понять, что произошло. Покрыс, кивнув Судье, вышел. Вслед за ним ушла и выдра. Кот, собрав все свои бумаги, тоже покинул этот зал. Медленно стали расходится звери. Мартин остался один в пустом зале. У него осталось много вопросов, на которые не было ответов.

Название:: Вечный страж Автор:: Салфин Переводчик:: - Корректировка:: - Статус:: закончен Предупреждение:: G Рейтинг:: G (можно читать всем) Жанр:: зарисовка Пересечения с книгами:: Поход Матиаса Пересечения с другими фанфиками:: - Аннотация:: - Посвящение и благодарности:: Благодарю Покрыса за то, что он вдохновил меня своим фанфиком "Они смотрят на нас". Маттиас проснулся. Похоже, было еще довольно рано, так что Василика и Маттимео спали. Желания ждать, пока остальные проснуться не было, так что он оделся, умылся и вышел из сторожки. Солнце уже начинало подниматься над стенами аббатства, его золотистые лучи проходили сквозь розовые облака, словно струны. Маттиас вслушался в шелест листвы, обдуваемой прохладным ветерком. Нахваливая в мыслях всю эту красоту, он, сам того не заметив, дошел до Большого Зала. Осматриваясь, Маттиас заметил на лавке за длинным столом мыша. Он не двигался и лишь смотрел на гобелен. Маттиас внимательней посмотрел на мыша - он никак не мог припомнить, кто это. Вдруг незнакомец повернулся, перекинул ногу и сел вдоль скамьи, опираясь локтем о стол, и улыбнулся, - -Привет, Маттиас. Голос был как будто знакомый. -Э... привет! А ты кто? Прости, просто, то ли я еще не проснулся толком, то ли ты к нам в аббатство недавно пришел, а я и... собственно, не заметил, или... Мышь внимательно выслушал Маттиаса, когда же убедился, что за последней паузой собеседника ничего не последует, он ответил, - -Я там и сам. Маттиас чуть не потерял дар речи. -Чего? -Я - Мартин-Воитель. Маттиас сел на лавку, спиной к столу, внимательно осматривая Мартина. -Ну, я понял, что ты имел в виду. Но как? Что это за шутки? -А после того, что я сделал для Рэдволла и для тебя, Маттиас, ты все еще можешь удивляться? -Увидеть Мартина-Воителя, вживую? Мне? Нет, нет! Этого просто быть не может, это сон! -Ну, во-первых, во сне невозможно догадаться, что это сон. А во-вторых, если это и сон, то что с того? Для тебя так важно, есть ли тело у собеседника? По мне так главное - дух. И вообще, я тебе когда-то уже доказал, что я есть! Или ты забыл? Вспомни мое первое обращение к тебе. Этого мало? А когда ты со мной разговаривал у гобелена? Или ты с гобеленом говорил? А? Мартин рассмеялся и похлопал Маттиаса по плечу. Тот вздрогнул и отпрянул. -Хорошо. Хорошо, просто это так... неожиданно. -В жизни много неожиданностей. -Да. А как ты вообще сюда попал? -Честно говоря, сам не знаю. Понимаешь, для тебя, Василики, Маттимео, для всего аббатства и, вообще, Леса Цветущих Мхов время идет своим чередом. Для меня же оно так идет лишь, когда я нужен Рэдволлу. Как, например, во времена Войны Поздней Розы. -Подожди-ка! Ты хочешь сказать, раз ты здесь, нас ждет еще одна война!? Маттиас, весь в тревоге, встал, ожидая от Мартина худших новостей. -Не знаю. -Как? Ты же Мартин-Воитель! -Вот-вот! Вот именно, я - воин, а не ясновидец. И вообще, не перебивай! Так вот, на чем мы там... Ах, да! Когда же я Рэдволлу не нужен, я нахожусь в таком состоянии... я, конечно, все понимаю , но время проходит очень быстро, как во сне. Я обгоняю вас во времени. И лишь, когда я снова нужен Рэдволлу, лишь тогда все снова становится ясным. Непростое чувство, так быстро не опишешь. -То есть, ты видел моих внуков? -И не только. Но лучше давай поговорим о прошлом. -А может, о будущем? -Нет. -Почему? -Так нельзя. По-моему, это неправильно. Тем более, когда-нибудь и так все узнаешь. А теперь спроси меня о чем-нибудь, что было раньше. -Хорошо. Маттиас на некоторое время задумался, вспоминая то, о чем стоило бы спросить Мартина. -Ну что? -Сейчас. А почему именно я? Почему тогда, перед Войной Поздней Розы ты заговорил именно о мной? Ты мой родственник? -О, нет. По крови мы с тобой друг другу никем не приходимся. Зато по духу! У тебя дух воина, это сразу видно. Ты выделялся на фоне остальных, если кому стоило дать возможность стать воителем, так это тебе. Да, если б ты рос на Севере, ты бы и без моей помощи стал воином, это уж точно! -Понятно. Маттиас начал обдумывать следующий вопрос. -Присядь. Что ты так напрягся? А, хорошо, просто я увлекся. Маттиас сел и вопросительно посмотрел на Мартина. -Давай! -Ты был в Темном Лесу? -Как сказать, и да, и нет. -То есть? -Я был у Врат Темного Леса, но дальше я не заходил. -Но почему? -На самом деле, при желании в Темный Лес можно и не идти. Просто, когда ты умер и стоишь у Врат, каждый шаг к Темному Лесу - очень сладкое чувство. И чем ты ближе к Вратам, тем слаще. Это все равно что тебя разбудили, а ты накрылся одеялом и продолжил дремать - такое же приятное чувство. И каждый следующий шаг - приятней предыдущего. Но только ты повернешь назад, тебе станет очень тяжело. В горле как будто ком застрял, на душе становится очень горько, а шаги даются тяжко, как будто ты идешь по дну смоляного озера. Я очень любил Рэдволл, в нем я был по-настоящему счастлив. Это было то редкое место, где мне не нужно было убивать и бояться быть убитым. Мне хотелось остаться в Рэдволле навсегда. Поэтому я не пошел в Темный Лес. Наверно, никто, кроме меня не пытался уйти от Врат, так как я не видел ни одной души, подобной мне. Все воспринимали это как что-то невозможное и отдавались Вратам. По правде говоря, уже потом я пытался найти Темный Лес, но все без толку. Наверно, душе, полностью свободной от тела, такой шанс дается лишь однажды. Маттиас, когда ты сам будешь стоять у Врат, у тебя будет выбор: ждать меня, и отдать мне возможность вечного покоя, уйти от врат в Рэдволл и защищать его вместе со мной, или же спокойно войти в Темный Лес, оставить все как есть. В принципе, я уже привык, потерплю. -Мартин, может, получится вместе войти в Темный Лес, а? Ведь возможно же такое? -Пойми, Маттиас, Рэдволл - то место, где живут добрые звери. Они способны на многое, но еще больше тех, кто хотел бы использовать Рэдволл как цитадель, служившую бы их интересам. От Рэдволла и кирпичика не останется, если он будет без хранителя, меня или тебя. Пока же дух Воителя в Рэдволле, он будет стоять вечно. Мартин встал и пошел к выходу из Большого Зала. Когда дверь за ним закрылась, Маттиас поднялся с лавки, шагнул, но лишь упал на пол. Маттиас проснулся. Он лежал на полу в сторожке. К нему со свечой в руках нагнулась Василика, - -Маттиас, с тобой все в порядке? Ты не ушибся? -Василика, теперь каждое утро, когда я сплю слаще всего, буди меня и заставляй вставать! -Э, хорошо. Но зачем? -Сделай это ради Рэдволла.

Название:: Они смотрят на нас Автор:: Покрыс Переводчик:: не нужен Корректировка:: не было Статус:: закончен Предупреждение:: всерьез не воспринимать! Это полет фантазии! Я просто выпустил рэдволльских тараканов из моей головы на клавиатуру! Первое произведение, которое я дописал до конца... Рейтинг:: G (можно читать всем) Жанр:: зарисовка Пересечения с книгами:: Воин Рэдволла,Война с Котиром,Поход Матиаса,Мэриел из Рэдволла,Мартин Воитель Пересечения с другими фанфиками:: "Я люблю тебя, Клуни…2" (автор крыска), "Белая тень" (автор Nibelung111), "Первая Сабля Саламандастрона" (автор Квентин) . Аннотация:: В Темном Лесу возможно многое. Очень многое. Посвящение и благодарности:: Матиас сидел на берегу реки и смотрел в небо. Небо было синее-синее с большими пушистыми облаками, медленно проплывавшими над лесом. Может, оно даже поглядывало на мышь, но этого никто не может сказать наверняка. Тепло и ярко светило солнце, а ветер тихонько играл листвой. В воздухе было разлито обрамленное тишиной спокойствие. Вдруг тишину нарушил звук бегущих лап. Матиас повернулся и увидел, что из леса к нему бежит лисенок. -Вот ты где! - не сбавляя хода крикнул он. - А я тут по всему лесу бегаю, тебя ищу! Пойдем скорее! Там такое!! На бегу лисенок стал меняться и к реке спустился уже взрослый лис. -Привет, Куроед, - Матиас встал и сделал несколько шагов навстречу лису. - Что случилось? Лис поморщился. -Матиас, сколько раз говорить? Куроедом меня можно называть только моей матери. Для всех остальных я - Слэгар. -Беспощадный! - улыбаясь, добавил мышь. - Трудно называть тебя Слэгаром, когда ты становишься лисенком. Ладно говори уже, что произошло? Почему ты носишься, как угорелый, и разыскиваешь меня? - Проще показать! Пошли! - Слэгар взял Матиаса за лапу и повел за собой. Но, видимо, событие, которое случилось в тот день, было настолько знаменательным, что лис просто не мог молчать. - Ты, верно, заметил, что барсуки в последнее время, как взбесились. Помнишь, они три дня назад собрались все в своей горе и всё это время работали в кузнице. И сегодня, чуть свет, они вышли! Быстрее! Одним из первых будешь, кто это увидит. Матиас прибавил шаг, чтобы не отставать от лиса. Издали уже было видно толпящихся зверей, но разобрать, что именно они разглядывают Матиас не смог. -Ну, я же говорил, надо быстрее, - Слэгар недовольно фыркнул, неразборчиво ругнулся, выпустил лапу Матиаса и стал пробираться вперед, ловко маневрируя между зверями. Лис, казалось, проходил сквозь них, так быстро и плавно двигался он в толпе, никого не задевая. Матиасу приходилось труднее, хотя он и был меньше. Мышь то и дело натыкался на кого-то и вполголоса бормотал извинения. Но никого это не заботило, все взгляды и мысли были устремлены к стоящим на лужайке барсукам. Вернее к тому, что эти барсуки придерживали. К стволу могучего ясеня, выступающего с краю лес, был прислонен огромный металлический овальный диск с узорчатой рамой по краям, который как зеркало, отражал всех присутсвующих. Пока Матиас пытался следовать за лисом они видел, как между силуэтами зверей мелькали отражения, в одном из которых он заметил Василику, стоящую в первых рядах И вот, немного выправив направление своего движения, Матиас уже стоит рядом с ней и держит ее за лапу. -Привет, - прошептала ему Василика. - Ты успел как раз вовремя. Лорды скоро начнут. -Начнут что? - тоже шепотом спросил Матиас. Мышка лишь загадочно улыбнулась в ответ. Матиас вздохнул и приобнял ее. Секреты, секреты...Орландо не сказал, что он и остальные барсуки будут делать в своей горе, когда Матиас спросил его. И Констанция, слышавшая разговор тоже молчала. Ну, что же, мышь и не настаивал. Слэгар пристроился где-то слева и теперь сидел на земле, вновь став лисенком. Села, его мать, сидела рядом и поправляла свою цветастую шаль. Между двумя лисами и Матиасом шумно стояли несколько землероек во главе с Лог-а-Логом. Увидев, как его друг одергивает особо активных товарищей, Матиас улыбнулся. Да...когда-то очень давно он оплакал его кончину, а теперь они оба здесь, живы, если можно так сказать, и смеются шуткам друг друга, изредка вспоминая, как тяжело было их расставание там... Справа стояли Кроликобой, Доходяга и Сырокрад и очевидно поджидали Клуни. Конечно, куда же без него! Сам он, разумеется, придет чуть позже...А, вот! Сквозь увеличивающуюся толпу, подобно кораблю, прошел высокий крыс в фиолетовой тунике в сопровождении своего верного заместителя Краснозуба. Остальные его солдаты уже затерялись среди прочих зверей. - Ваша честь, мы Вам место заняли! - радостно сообщил Кроликобой, когда Клуни приблизился. - В самом центре, хозяин! Все будет отлично видно, - присоединился к нему Доходяга. - Все вместе выбирали специально для тебя, хозяин! - закончил Сырокрад. Клуни щелкнул хвостом, едва не задев стоящую рядом зайчиху, которая, впрочем, была слишком поглощена поглощением лепешки, чтобы обратить на это внимание, и все трое умолкли. Немного посверлив подчиненных тяжелым взгядом единственного глаза, крыс вдруг улыбнулся: - Хорошо! Матиас пытался понять по поведению своего старого врага, знает ли тот о том, что скоро должно произойти. Скорее всего, ему обо всем уже доложили. Его Призрак, наверняка, залез к барсукам и все разнюхал. Или нет? Клуни стоял неподвижно, сохраняя бесстрастное выражение на лице, и только нервно подергивающийся кончик необычайно длинного хвоста выдавал его волнение. Его взгляд на мгновение встретился со взглядом Матиаса. Крыс кивнул мышу, тот кивнул в ответ. Вот и поздоровались... Беззил, старый вояка, стоял среди зайцев из Дозорного Отряда, коих собралось превеликое множество. Все отряды, когда либо служившие лордам барсукам стояли вытянувшись по струнке, дисциплинированно ожидая начала загадочного действа. С тех пор, как Беззил попал сюда, он все больше времени проводил среди своих сослуживцев, стремясь как можно быстрее наверстать упущенное там время, сказать то, что не успел сказать, выслушать то, что когда-то прервалось стрелой, ударившей в грудь...Как будто бы здесь кто-то мог отнять у него эту возможность. Воробьи заняли места на деревьях, окружающих поляну. В отличие от шумных землероек, они вели себя гораздо тише. Хотя, быть может, тому причиной были Болдред и капитан Снег, примостившиеся по тех же деревьях. Дикие коты, два брата, вечно молодые Унгат Транн и Вердога Зеленоглаз сидели в некотором отдалении от остальных. Матиас никогда не видел, чтобы хотя бы один из них становился младше или старше. Они всегда сохраняли один и тот же возраст, одинаковый у них двоих. Здесь можно было и так. Цармина же, в отличие от отца, часто становилась котенком и ловила больших бабочек, которые, умерев в ее когтях, оживали через пару мгновений и снова продолжали свое беспечное порхание. Джиндживер стоял тут же, вместе со своей подругой Сандингом, в окружении многочисленных потомков. Все знали, что Вердога гордится своим сыном, продолжившим род Зеленоглазов, хотя никогда и не признается в этом. А когда к воротам Темного Леса пришел сэр Джулиан, Вердога первым встретил последнего из своего рода. Воспоминания...лица...звери...Только одного зверя не встретил Матиас. Того, кого больше всего хотел увидеть. Мартина не было среди умерших. Он долго искал его, и не только он один. Многие, пришедшие до него, тоже пытались найти Воителя, но никому это не удавалось. Как там долгое время никто не мог найти могилу Мартина, так и здесь никто не мог найти его самого. Но это, должно быть, потому, что Мартин остался в аббатстве навсегда и не переступает порог Темного леса. Почти все так думали. Только мышь Роза часто подходит к вратам и подолгу стоит у них, устремив взгляд своих печальных карих глаз куда-то вдаль. Два горностая, один толстый и пьяный, другой стройный и трезвый, продрались через толпу и пристроились в первых рядах, недалеко от выдр. Этих двоих частенько можно было видеть вместе, они постоянно то братались, до дрались насмерть...Наверное, сами уже забыли, были ли они друзьями или врагами, когда попали сюда. Но вот, кротиха Полликин подошла к большому зеркалу. И Лорд Броктри поднял лапы, призывая всех к молчанию. - Вы все знаете, что в последнее время мы, барсуки, ведем себя странно. Какая-то крыса позади Матиаса прошептала приятелю: "Да, почему же в последнее? Всегда барсуки ведут себя странно. Один такой всю нашу команду на "Стальном Клинке" выкосил." В ответ послышалось сдержанное хихиканье, но Клуни вновь щелкнул хвостом, и все разговоры крыс стихли. Да, безусловно, среди крыс Клуни пользовался наибольшим авторитетом, хотя Габул и Рвиклык периодически порывались оспорить этот факт. Барсук, между тем, продолжал: - И теперь, мы знаем, почему. С недавних пор каждую ночь всем барсукам стало являться во снах это зеркало. Мы долго думали, почему это происходит, но ничего действительно стоящего... Кто-то из зайцев "втихоря" хихикнул. Каждый зверь, находившийся на поляне, явственно мог услышать, что заяц отчаянно сдерживается, чтобы не расхохотаться во всех голос. Даже свирепые взгляды командиров отрядов не сразу урезонили весельчака. Лорд Броктри сделал небольшую паузу, а потом заговорил вновь -...не придумали. Три дня назад эта добрая кротиха пришла к нам и рассказала, что это за зеркало и почему оно должно быть сделано. Барсук жестом предложил Полликин повторить свои слова. Кротиха смущенно улыбнулась. - О нас, дорогие мои, там, среди, живых, это самое... много кто думает. И вспоминают нас, это... часто. К этому мы, значится, привыкли, вот и не замечаем...А вот, стало быть, недавно, появились те, которые, это самое...нас не совсем вспоминают...Они, значится, живыми для нас никогда не были, а мы, стало быть, для них. Они о нас узнают, о нас думают, вот, барсуки, это самое...и почувствовали новое. А зеркало это, милые мои, для того, значится...чтобы мы их увидеть-то смогли. Своих живых и мысли мы и так, это... видим, а у этих только с зеркалом можем. Полликин все слушали очень внимательно - кротиха была необыкновенной и любой зверь всегда прислушивался к ее словам. - И вот, сейчас, мы увидим тех, кто начал нас вспоминать, несмотря на то, что мы для них никогда не жили. Два огромных барсука встали по обе стороны от зеркала. Полликин подошла к нему и копательными когтями дотронулась до двух выступов на раме. Поверхность зеркала пошла рябью, вызвав у всех присутствующих вздох изумления, потом снова стала гладкой и в нем звери увидели... ...Небольшая комнатка с низким потолком. Большое прямоугольное окно со странной рамой. Стол, на котором вертикально стоит что-то плоское, прямоугольное и светящееся. От этого предмета куда-то под стол уходили черные блестящие веревочки. За столом, уткнувшись в светящйся предмет, сидело странное существо. Почти все оно было лишено шерсти, если не считать, небольшого количества меха на голове, лицо было неприятно плоским, с едва торчащим носом. Когтей на пальцах, ритмично ударявших по небольшой табличке с торчащими прямоугольничками, не было видно вообще... Некоторое время звери сидели молча. -Да этому зверю кто-то как следует вмазал камнем по физиономии! - раздался вдруг чей-то голос. Похоже на Крысобока, хотя кто его знает...Кто-то засмеялся. - Его побрили, а он, как свое отражение увидал, так сразу и хлобысь со всей дури об стену! И все остальное в том же духе. Разумеется, начал кто-то из пиратов. Зато посмеивались уже все. Не то, чтобы Матиас одобрял такое поведение, но в целом, ощущения были схожие. Мышь заметил, что у этого существа даже не было хвоста. Вот, оказывается, какой диковенный зверь думает о них. - Простите, - подал голос крыса Вегг. - А можно узнать, о чем он думает? Вот этот голос узнали все. Вегг, вообще, задавал больше всех вопросов, и не то, чтобы успел всем надоесть, просто... очень уж много он спрашивал. Нет, все вопросы по делу, именно такие, которые крутятся у многих в голове. Вегг просто успевает задать вопрос раньше остальных. И сейчас все было так же. О всех живущих мертвые могли узнать все, если бы только захотели, а этот зверь был для них чем-то странным и новым. - Конечно. Полликин коснулась других узоров и зеркало снова зарябило. Разгладившись, оно явило собравшимся... ...Лагерь Клуни. Его солдаты, ухмыляясь, докладывают о чем-то. Смеются. Клуни идет к сараю, дверь в который трещит от страшных ударов изнутри, заходит, приказывает что-то находящейся внутри крыске, садится в кресло. Крыска очевидно пребывает в восторге и после каких-то слов, сказанных крысиным вождем, бросается ему на колени. Обниматься.... Все затаили дыхание. Клуни своим единственным глазом следил за самим собой и за необычной крыской. В тишине видения в зеркале продолжали сменять друг друга. Целая история развернулась сейчас перед обитателями Темного Леса. Иногда звери осторожно хихикали, на губах Клуни тоже порой мелькала улыбка. - Маленькая чертовка, - еле слышно пробормотал Клуни в унисон со своим зеркальным двойником, когда история закочилась. - Но ведь...это же не было, - как то жалобно раздался голос Сырокрада. Клуни не ответил. - А что-нибудь еще можно показать? - кто-то из мышат опередил Вегга, который, несомненно, собирался задать тот же вопрос. -Да, смотрите... ... Снова странное существо, немного отличающееся от предыдущего, другая комната, но в целом, все так же. И...Рэдволл. Белый волк идет по снегу рядом с мышонком... И началась новая история. ...Развалины какой-то крепости. Белый волк сражается со рыжим зверем, похожим на дикого кота. - Гляди-ка, Бэдранг! Не твой ли это Маршанк там? - вдруг спросил толстый горностай с шерстью, заплетенной косичками по всему телу. - Да, точно, - с подчеркнутым равнодушием отозвался его сосед. ...Новая история. Новый диковинный зверь. Саламандастрон. И горностай, стучащий в ворота крепости. Воспоминания. Уроки фехтования. Охрана праздничного торта. Горностай спасает молодого зайца. Путь обратно. День сабельных состязаний... Возмущенный ропот барсуков и зайцев из Дозорного Отряда постепенно затих, а под конец, один заяц даже воскликнул: - А что дальше-то?! - А дальше, это самое... еще ничего не было...Он еще, значится, не придумал... ...Вот, белка, выдра и барсук в плену у разбойников на лесной поляне. Вот, пьяная землеройка устраивает погром в трактире. Вот, лис и крыса жуют что-то на кухне аббатства... Целый день звери смотрели разные истории. И часто слышались выкрики: "О, да это же ты, приятель!", "Посмотрите! Там я есть!", "ууу, а ведь так хорошо было бы!", "Смотри, хозяин, снова твоя крыска!", и под общий смех: "А я, оказывается, сын КЛУНИ ХЛЫСТА!!!" ...Они бы смотрели их и еще дольше, но барсуки за три предыдущих дня сильно устали, да и Полликин тоже намаялась, давая пояснения и сменяя изображения. Расходились все по домам переполненные ощущениями... Скоро диковенные звери перестали восприниматься, как что-то странное, у некоторых даже появились "любимчики". Как "маленькая чертовка" у Клуни. Обитатели Темного Леса от всей души веселились, когда смотрели, как диковинные звери устраивают что-то вроде театра, изображая из себя их. Дни проходили незаметно и легко. Устраивались горячие споры о том, что за предметы видны в зеркале и как их использовать, а после того, как спорщики уставали спорить, Полликин раскрывала правильное предположение. Была заброшена даже подготовка к ежегодной войне, проводимой между хищниками и мирными зверями, чтобы развеять осеннюю тоску. Пока умершие осваивали новое развлечение, за Воротами Темного леса печально стоял Мартин-Воитель. В любой момент он мог войти, ничто не держало его по эту сторону. Но слишком многим он не смог бы взглянуть в глаза. Да, они могли простить его, но как можно простить самого себя? К тому же, единожды попав в Темный лес, назад не вернешься. А столько еще предстоит сделать там! Как только он наберет достаточно силы с помощью своего меча, он сможет разрушить эти Врата, забрать с собой Розу и уйти вместе в один из тех миров, отражения которых видели звери в огромном металлическом зеркале барсуков. И там они вдвоем обретут, наконец, свое счастье.

Глава 1. Вечер в лесу. В предвесеннем, бело-буром лесу дул промозглый ветер, качая мокрые ветви уставших мёрзнуть деревьев. Мокрый снег просевшими сугробами холмился между стволов, словно ноздреватая вата, в синевато-серых сумерках пасмурного вечера. Откуда-то очень издалека, словно из минувших сезонов, доносился стук дятла, не нарушавший, а словно бы оттенявший царившую в Лесу Цветущих Мхов тишину. По еле заметной в снегах тропинке беззвучно пробирался одинокий путник. Сторожкий шаг, чутко подрагивающие уши, удобная и функциональная одежда без излишеств и торчащая из-под маскировочного «зимнего» плаща рукоять меча выдавали в идущем воина. Вот путник оглянулся, прислушиваясь к чему-то в глубине чащи, и стало видно, что это – белый как снег волк с глазами голубыми, как северное небо. Белая с разводами одежда сливалась с его густым мехом, а сам он почти не выделялся среди светотеневой мозаики леса. Внезапно какой-то звук прервал симфонию тишины. Стало видно, как волк мгновенно напрягся и метнулся под сень огромного бука… …Прижавшись к мокрому морщинистому стволу могучего лесного великана, я принялся усиленно вслушиваться в лесные звуки. Дробь дятла… треск какой-то хворостины… вот, опять..! Как будто кто-то кричит! И правда, откуда-то спереди и сбоку из густеющих сумерек донёсся тихий жалобный крик. Что же там происходит? Поправив за плечами меч и положив лапу на рукоять кинжала, я двинулся в ту сторону. Тихо прошелестели кусты, хрупнул под лапами снег, вокруг сомкнулись деревья. Спустя несколько десятков осторожных шагов мои уши уловили какой-то шум, возню, ругань… и снова чей-то вскрик! Словно бы кого-то слабого ударили… Ещё минута, и я, закутавшись в маскировочный плащ, лежал за кустом на краю небольшой полянки, на которой вокруг затоптанного кострища толклись несколько премерзкого вида существ. Ободранные, плешивые крысы, злобный хорёк с ржавой рапирой, закутанная в какие-то лохмотья от хвоста до носа невероятно тощая ласка…итого, где-то восемь зверей. Но кто же кричал..? Вдруг дюжая крыса в помятом шлеме и с иззубренной саблей на поясе отступила в сторону, и я увидел привязанного к пню мышонка нескольких сезонов отроду в рваной одежде. Малыш вырывался, пытался освободиться от веревок, но пинок крысы заставил его вновь вскрикнуть и завалиться на бок в мокрый талый снег. Я заметил, что лапа у крысы была замотана грязным платком, на котором проступила кровь. Поправив повязку на лапе, крыса с руганью и криком: «Вот тебе, кусачее отродье!» вновь пнула мышонка. Однако, тут весело. Банда каких-то отморозков схватила малыша и теперь издевается над ним. И куда они его тащат? Ну, куда бы не тащили, а дальше с ними он не пойдёт. Кинжал удобно лёг в лапу… Между тем, часть крыс отправилась собирать раскиданные в беспорядке вещи на другом краю поляны, хорёк с лаской принялись остервенело делить остатки какой-то отвратительной жидкости в замурзанной бутыли, а жирный крыс, баюкая свою укушенную лапу (молодец кроха!), подошёл почти вплотную к моему укрытию. Его мутные глаза на миг расширились, когда вздыбившийся у его лап снег превратился в огромного белого зверя, и уставились в вечность. В следующий миг окровавленный кинжал льдисто-огненной искрой пронёсся через поляну и вонзился прямо в пасть ласке, навек заглушив в ней ругательства. Древний Вольфклинг покинул ножны. Серебряная дуга перечеркнула хорька и, прежде чем его тело коснулось грязного снега, я был уже рядом с мышонком. Рассеченные верёвки спали с малыша, и он тут же отскочил подальше, но не убежал, а схватил воткнутый кем-то из бандитов в ствол нож и выставил его перед собой. Коротко звякнул благородный металл, мой меч с хрустом переломил ржавый тесак и сразил крысу, вторую… Взмах метрового клинка отшвырнул дротик, но второй оцарапал бедро и воткнулся в пень аккурат там, где за мгновение до того сидел маленький пленник. Вовремя я, однако… Одним броском я преодолел расстояние до врага, холодной молнией сверкнул в сумерках меч, двое противников лишились своих голов. Последняя крыса, вереща от ужаса, бросилась в лес, но я догнал её одним прыжком. Разлетелось выставленное крысой копьё, чистая сталь нашла чёрное сердце. На краю залитой кровью и усеянной телами врагов поляны стоял огромный волк. В сгущавшейся темноте белел его мех, слабый ветерок колыхал плащ, похожий на облако тумана, поблёскивал окровавленный меч. Словно призрак из снежных дебрей Севера явился покарать злодеев… Холодным огнём горели синие, как сапфир в эфесе родового меча, глаза. …Ну, вот и всё. Они заслужили свою участь… День прожит не зря. На бесконечном пути моей судьбы появилась маленькая спасённая жизнь. Кстати, где он? Обернувшись, я увидел, что мышонок испуганно бежит ко мне, сжимая в тоненькой лапке ножик. А из-за деревьев вываливаются на злосчастную поляну новые бандиты…десятки врагов! Так это была лишь малая часть здоровенной банды! Меч, как живое существо, снова напрягся в моей лапе, словно бы самостоятельно принимая боевую стойку. Глаза уже наметили цели. Глухое рычание вырвалось из широкой груди. Они пожалеют, что посмели прийти сюда, тупые, никчёмные, трусливые твари… Но их слишком много для одного, даже для такого опытного воина, как я. И к тому же со мной ребёнок… Нет, они не получат его снова. Вступать в схватку со всеми равносильно смерти, а погибнуть я не имею права, я должен спасти малыша. Значит, придётся пробиваться и отступать. Говорят, где-то в этих лесах, в той стороне, куда я шёл, есть какая-то крепость... Во что бы то ни стало я должен доставить его туда. И я это сделаю. …Многоголосый хор отвратительных голосов заставил вздрогнуть древний лес. Безобразная оборванная орда мерзких разбойников грязной волной растекалась по поляне, окружая застывшую, словно вылепленную из снега, фигуру огромного белого волка с длинным мечом в лапах, заслонившего собой сжавшуюся крошечную фигурку мышонка с ножичком… ….Они заходят с флангов и тыла, желая окружить нас. Ничего, меч быстро прорубит дорогу… Только бы они не начали метать дротики и стрелять, иначе – всё. Случайно перехватив плотоядный жестокий взгляд одной ласки, устремлённый на скорчившегося позади мышонка, я почувствовал, как в душе начинает подниматься ледяная ярость, основанная на презрении и ненависти к противнику, не лишающая разума, но лишь предающая сил и стойкости в бою. Испуганно пискнул за спиной малыш… В этот миг я почувствовал себя настоящим волком-воином, потомком Вечного Севера, лордом Нордвальда. В моих жилах кипела кровь воителей Севера, моих предков, Повелителей Северных Земель. И кровь моего брата, Ховарда… Словно почуяв что-то, враги немного замешкались, замедлив наступление. Они всё-таки окружили нас, я слышал их за нашими спинами… Это нас и спасло. Боясь попасть в своих, они не стали метать копья. Подождав, когда зашедшие в тыл враги подойдут достаточно близко, я неожиданно рванулся к ним. Мой меч засверкал, разя и повергая на землю крыс, злобное ворчание врагов сменилось криком страха, когда пятый из них рухнул в сугроб. Враги кинулись скопом, со всех сторон, но узкий проход в их рядах был ещё свободен, и я толкнул туда мышонка: «БЕГИ!!!». И закрутилась стальная карусель… Привыкшие лишь грабить и убивать беззащитных крестьян, разбойники не могли справиться со мной, один за другим кулями валясь под лапы своим подельникам, но и я был не из железа. Всё новые и новые раны огнём вспыхивали на моём теле, белый плащ превратился в красную королевскую мантию от моей и вражьей крови, голова гудела от пропущенного удара дубиной, а кольцо врагов смыкалось всё плотнее… Неужели я так и не отомщу за тебя, Ховард… Надеюсь, мышонок уже далеко… …Эхо лязга стали, воя, рычанья и криков разносилось по всему лесу, мутным водоворотом вращалось кольцо хищников, перемещаясь по поляне, а в центре кружился и рубил длинным мечом красный от крови волк. В глазах его плескалась синева ночи… …Неимоверным усилием мне удалось прорвать сомкнувшийся вокруг меня круг смертельной стали. Я успел выдернуть из пасти ласки свой кинжал и теперь отступал, отражая удары им и мечом. Я устал, врагов было ещё полно, но и у них поубавилось прыти. Не меньше полутора десятков трупов бандитов валялось вокруг, и раз за разом мой меч находил брешь в стальной паутине их защиты, заставляя упасть в грязь нового врага. И без того слабый боевой дух разбойников, не привыкших к настоящему бою, упал ниже корней замерших в безмолвном ужасе деревьев. Мне удалось разорвать расстояние между нами. Один горностай и пара крыс было бросились за мной, но удар моего меча отсёк горностаю лапу с коротким палашом, а кинжал пронзил горло. Враг упал, а крысы бросились наутёк к своим. Врагов оставалось ещё около полутора дюжин, но снова вступать в бой они не спешили, и я этим воспользовался… …Израненный волк, оставляя на снегу кровь, бежал по тонкому следу мышиных лапок. След то петлял между деревьев, то шёл ровно, то нырял в кусты, то проваливался глубоко в снег… …Силы были на исходе. Глубокий после недавних снегопадов снег отнимал последние их запасы. Наконец между деревьев мелькнула знакомая одежонка. - Эй! Стой, это я! Стой, тебе говорю! Охх, да тут под снегом болото..! Наконец-то мышонок замедлил свой бег и остановился. Я увидел, что он тоже выбился из сил. Задыхаясь и отдуваясь, я подошёл к нему. Тот смотрел на меня внимательными и испуганными глазищами. - Ты откуда взялся? Кто ты? - Я Колин, я хочу домой! Отведи меня в Рэдволл! Я хочу есть! А ты точно не опасный? Малыш засыпал меня вопросами. Однако, на подавленного случившемся он не похож. И надо бы почиститься, а то сам похож на какого-то злодея. - Я не опасен для тебя. Вот, поешь. Ты из Рэдволла? А что это такое? Уписывая хлеб с сыром за обе щеки, мышонок изумлённо вытаращился на меня. - Как, ты не знаешь, что такое Рэдволл? Это же наше аббатство! Оно огромное!!! Я там живу, там все добрые, вот только слишком строгие и скучные. И тебя там обязательно заставят вымыться! - И далеко твоё аббатство? - Да! Нет!! Очень! Не знаю. Малыш грустно повесил мордочку. - Но ты же отведёшь меня туда? Два карих озерка уставились, казалось, в самую душу. Ну что мне с ним делать? Придётся тащиться в этот его Рэдволл, хотя не собирался заходить в него. А пока надо отдышаться и почиститься. Я принялся оттирать мех снегом, который тут же стал розовым. … Волк и мышонок устало брели через лес, увязая в сугробах. Вот они вышли на какую-то тропинку и пошли дальше, в ту сторону, где возвышалось краснокаменное аббатство. Внезапно волк насторожился и выхватил меч… …Неужели погоня? Уже очухались! Только этого нам ещё не хватало!!! Не уверен, что выдержу ещё один бой… К тому же, теперь они просто побьют нас стрелами и дротиками издалека. Надо ускорить шаг! Но малыш и так еле ковыляет… …Убрав меч в ножны, волк подхватил на лапы детёныша и тяжело побежал. Из закровоточившей раны закапала яркая кровь… …Вот уже где-то второй час я бегу вперёд. Мышонок еле трусит рядом. Один бы я ушёл, но оторваться от погони с ребёнком нереально. И сил всё меньше… Да где же это аббатство? Но вроде бы враги начинают отставать. Может быть, Рэдволл уже близко? Ещё чуть-чуть, и я не смогу ни бежать, ни драться. И мышонок уже валится с лап… Но погони вроде бы не слышно, последние её звуки затихли несколько сотен шагов назад. Великие сезоны, неужто оторвались? Но что это? Вроде бы там кто-то шевельнулся! Они не могли так близко и незаметно подойти! Или могли?! …- Стой! Не двигайся! – Заснеженные фигуры вынырнули, казалось, из самой ночной тьмы. Едва заслышав голос и уловив движение в зарослях, волк, мгновенно зашвырнув мышонка за спину и загородив его, выхватил из ножен тускло взблеснувший меч и попятился. В тот же миг в воздухе послышался тихий шорох, и арбалетный болт, пробив белое плечо, развернул волка на месте. Меч, выпав из повисшей лапы, исчез в сугробе по самую рукоять. Пропятившись по инерции несколько шагов и оставляя на снегу дорожку красных пятен, волк упал на землю… …Внезапный сильный удар в правое плечо развернул меня вбок. Коротко сверкнув, верный клинок отлетел в сторону, а лапа бессильно повисла, как плеть. Отброшенный ударом назад, я попятился, не успев понять, в чём же дело… И тут пришла боль. Плечо словно взорвалось изнутри огнём, разрывая страданием плоть и гася разум. Лапы подкосились, и я провалился в сгущавшуюся тьму, ударившись раненым плечом о землю. Тьма неистово вспыхнула обжигающим пламенем и погасла. В последний миг мой слух уловил испуганно-протестующий крик Колина… …На снегу застыл могучий силуэт распростёртого зверя. На его морде застыл оскал непримиримости и страдания, из залитого кровью плеча торчало оперение стрелы. Над его головой склонилась маленькая фигурка плачущего мышонка. Вокруг них стояли несколько взрослых зверей: белки, выдры, ежи, мыши. Одна из мышей утешала мышонка, а двое белок сооружали из ветвей и плаща носилки. Вот наконец носилки были закончены, и пара здоровых выдр погрузили на них тело, а большой ёж взял на лапы всхлипывающего мышонка, и тот прильнул к его груди. Построившись, процессия пошла в ночь, растворяясь в темноте. Лишь казавшиеся чёрными капли замёрзшей крови темнели на белом снегу… Глава 2. Новый дом. …В душной тьме мелькали смутные образы… Видения проплывали перед внутренним взором и рассеивались, уступая дорогу новым. В затуманенном сознании вставали воспоминания о прошлой жизни, словно бы она уже оборвалась. Вот я – снова пушистый белый волчонок, выделяющийся среди своих более тёмных собратьев. Уже тогда я был как бы отдельно от всех, особняком, сам по себе. Меня не тянуло к другим, а их не тянуло ко мне. Я любил одиночество… Любил уйти на заснеженный утёс, что навис над рекою, подобно огромной башне, несокрушимым бастионом природы Севера, и сидеть в белой метельной безграничности, словно в слепящей невесомости, сливаясь душой, телом и голосом с завивающимся вокруг на ветру снегом… Любил бродить по лесам, когда другие играли друг с другом… Даже имя у меня было особенное. Нибелунг, что означает «Дитя Тумана». Так нарёк меня мой отец, Эринг Ульвар, Яростный Воин-Волк, Великий Лорд Нордвальда, Повелитель Северных Лесов, когда увидел белизну моего меха. Два других его сына, мои родные братья, серые, как и все, стали Ховардом и Харальдом. Самым старшим был Ховард, а младшим – Харальд. Они были очень общительными, их все любили. А я всегда был отдельно от всех. Меня часто видели в ночном лесу, бесшумно скользящего между стволов, в чаще родных Лесов. И летом, когда зелёный океан кипел под прохладным ветром, и осенью, когда живое золото сияло и слепило вокруг, и зимой, в ледяном безмолвии, среди пушистых снегов, и весной, среди нежности воздушной зелени, я предпочитал проводить время в лесу, в одиночестве. Тогда у меня появилось прозвище Тень. Лучше всех понимал меня Ховард, он всегда всех понимал… Великий Лорд Эринг, мой отец, умер, когда я был ещё совсем юн. Он был стар, невозможно стар, и так же велик. В последний час он завещал мне наш родовой меч, передававшийся из поколения в поколение, от одного Великого Лорда к другому, могучий и прекрасный древний Вольфклинг, который должен был достаться, по закону, старшему сыну. Но Эринг словно бы смотрел в неизвестную глубь… Он вообще относился ко мне как-то по-особенному, словно ждал от меня чего-то необычного… Его дыхание отлетело на заре холодного сентябрьского утра, когда зелени и золота в природе было ещё поровну. Горестный вой сотен волков заставил задрожать миры, оповещая о кончине Отца Племени и предупреждая стражей Врат Тёмного Леса, чтобы они распахнули Врата перед душой Волка-Воителя. Отец был похоронен, как и все Лорды, в Священной Роще, на том самом утёсе над Хрустальной рекою… В тот же год на наши земли пришла война. Из Южноземья пришли орды всякой швали – крыс, хорьков, ласок, горностаев. Мелкие хищники, трусливые поодиночке, но сплотившиеся в единую громадную голодную стаю, пожирающую всё и всех на своём пути, вторглась в наши Леса. Их вёл огромный тигр в золочёных доспехах, правитель раскалённых песков и душных зарослей Юга, Джахангир Беспощадный. Видимо, они пожрали всё, что можно, в своих землях, и холодные, но богатые всем северные леса казались им заманчивой целью. Промозглым осенним днём, когда дождь со снегом покрывали скользкой глазурью серый мир, тумены Джахангира кишащей волною вторглись в Нордвальд. Плохо вооружённые, но многочисленные, как болотный гнус, они захлестнули Северный Лес. Над нашей Родиной, над самим нашим Свободным Народом нависла угроза уничтожения. Если бы был жив Эринг Ульвар, величайший воин Севера, они никогда бы не посмели напасть. Но отец давно уже правил в Тёмных Лесах своим Вечным Племенем, и Главой Волков стал мой старший брат Ховард. Видел ли отец со своих смертных высот, как пылал и осквернялся его Лес?! Весь Народ, сплочённый страшной опасностью, встал единой силой, чтобы любой ценой отстоять Отечество, отразить отвратительный натиск грязной орды. А та всё вливалась и текла грязевыми потоками по нашим заповедным землям… Ховард спешно собрал и повёл навстречу врагу первый легион. Я в это время собирал второй, а повзрослевший до поры с приходом беды Харальд помогал собирать войско. Уходя, Ховард подарил мне свой любимый кинжал с украшенным родовым вензелем изумрудом в навершии рукояти. Изумруд был его камнем, и глаза его были такими же, чистыми и горяще-зелёными. Этот кинжал не раз спасал мне жизнь, словно бы любящий дух старшего брата через него оберегал меня. Его было удобно метать, и в любом бою он был очень удобен. Словно серебряный клык, всегда готовый впиться во врага. Первый легион Ховарда стоял насмерть, не отступая ни на шаг. Я же тем временем собрал всех, кто мог держать меч, и спешил на выручку. В домах остались лишь дряхлые старики да совсем уж несмышлёные волчата, под охраной Харальда с малым отрядом боеспособных стариков и не вошедших в войско юнцов. Легион Ховарда уже почти истаял, словно сугроб под весенним солнцем, но не сдвинулся под натиском смерти ни на пядь, когда огромное волчье воинство, предводительствуемое мною, обрушилось на врага. Нас всё равно было меньше, в десятки раз меньше, но мы были сильнее, крупнее, яростнее и лучше вооружены. Мы сражались за свою землю, за будущее наших волчат, и мы умели воевать. Рассвирепевшие волки в отличных доспехах, с прекрасным оружием и железной дисциплиной непрерывно перемалывали плюгавых хищников с неуклонностью механической мясорубки. Воины падали под гроздьями повисших на них врагов, но на их место тут же вставали новые, и стальная стена вновь восстанавливала нерушимость. Нас становилось всё меньше, Ховард был весь в крови, и я уже еле держался на лапах от ран, груды мёртвых врагов превращались в горы, но их всё ещё было слишком много, и они могли бы нас вконец уничтожить, но они не были воинами. Они привыкли грабить, насиловать, убивать и устрашать беззащитных зверей либо нападать целой армией на маленькие отряды, они были бандитами против воинов. Установленная среди них тигром при помощи крови и страха дисциплина, ещё сохранявшаяся к началу схватки, лопнула, как гнилой пузырь, и орда вновь стала ордой. И эта дикая орда дрогнула, столкнувшись с нашей непоколебимостью, напоролась на наше единство. Внезапно не прекращавшаяся многие сутки атака превратилась в безумное и хаотическое бегство, и мы преследовали их, пока не перебили почти всех, выйдя далеко за пределы нашей Родины в пустые земли, но Джахангиру с жалкими остатками своего сброда удалось уйти. Лишь тогда мы остановились. Дело шло к вечеру. Остановившись на бивак, мы разожгли костры и стали готовиться к ночи. Ховард предложил прогуляться, чтобы обсудить со мной важные вопросы. Мы шли вдвоём в синеве позднего вечера и разговаривали, далеко сбоку пылали жаркими сполохами огни лагеря, после великой победы ничто не предвещало беды, как вдруг темнеющий воздух расчертил со свистом отточенный металл, и брат, сдавленно вскрикнув, упал на землю. Из его спины торчал тяжёлый метательный нож. Выхватив отцовский меч, я повернулся в ту сторону, откуда он прилетел, и увидел, как в неровном свете наших костров в жидких зарослях вспыхнули золочёные доспехи и огненные глаза Джахангира. Вражеский предводитель вернулся во тьме, чтобы ударом в спину отомстить тому, кто встал на его бесчестном пути, и кого не удалось одолеть в открытом бою. С воплем горя и ненависти я бросился за врагом, но в редком осиннике было уже пусто… К нам бежали солдаты, по рощице ударил залп лучников, но ничего этого я не замечал. Я держал на лапах голову умирающего брата, сердце разбивалось при каждом ударе, и уши слышали лишь его последний шёпот, последнюю волю Великого Лорда: «Брат… хххххр... храни Нордвальд… добей врага… пока ещё не поздно…защищай наш Народ…кххххкххххрррр…прощай, братишка… Недаром отец оставил тебе Вольфклинг…кхххх…» Изумительные изумрудно-зелёные, всегда горевшие ярким огнём глаза Ховарда, широко распахнутые, с плескавшейся в них болью и горечью, но без тени страха, стали медленно гаснуть. Зелёный, как майский Лес, огонь погас навсегда, и не знавшее страха и подлости сердце отважного воина последним стуком распахнуло Врата Вечности. Мой брат больше не дышал. Незримые нити между льдисто-синими и изумрудными глазами беззвучно распались. Навсегда… Но с того чёрного мига я непрерывно ощущал близость своего брата, его любовь и поддержку, с ним я шёл в бой и отдыхал… И тогда, воя от пронзительной боли, я поклялся с лапой на умолкшем навеки сердце брата, что найду и уничтожу Джахангира, проклятого тигра из бесплодных песков. Чернее тучи, возвратились мы с победой домой. Несмотря на полный разгром врага и освобождение родного Северного Леса, на наших улицах не было слышно смеха. Слишком многие погибли, и погиб Великий Лорд. Наш Народ после битвы сократился втрое, и многие из вернувшихся остались калеками на всю жизнь. Но у нас остались наши детёныши, и на них была вся наша надежда. Ховард был похоронен с огромными почестями на Утёсе Вечности, рядом со своим отцом, Эрингом Ульваром. За свои доблесть и бесстрашие, за освобождение нашей Родины он получил прозвище Великий. Все воины, погибшие в Великой Битве, были похоронены на древнем воинском кладбище Даммерунг и заслужили вечную славу и память потомков. Каждое имя было выбито на скале над Хрустальной рекою. А легион Ховарда получил почётное навечное название Серебряного. Ведь серебро у нас – высший драгоценный металл, увенчивающий лишь Великих Лордов, и древний Вольфклинг, меч наших правителей, весь покрыт серебром, и из серебра отлита его гарда. Он был выкован при полной луне на Утёсе Вечности в Священной роще, и духи древних королей-волков дали ему свою силу. Серебро клинка вобрало в себя серебро лунных лучей и холодных северных звёзд, искристое серебро снегов Севера и спокойную силу священной ночи, слившей свою безмерную глубину с синью великолепного сапфира, украшавшего некогда серебряный венец Первого Лорда. И вновь над нашими лесами разнёсся и долетел до Тёмного Леса последний вой… Едва излечившись от ран, я стал готовиться к походу, чтобы уничтожить ненавистного врага. И вот, на исходе зимы, оставив править Народом своего младшего брата Харальда, облачившись в посеребренную кольчугу и белые маскировочные одежды, с отцовским мечом и кинжалом брата, взяв с собой лишь самое необходимое, я пустился в погоню. И в конце этой погони была лишь смерть… Моя или Джахангира..? Я шел на юг. Продираясь через буреломы, увязая в сугробах, днём и ночью, я не знал покоя, почти не спал и всё шёл и шёл в своём стремлении догнать и уничтожить убийцу брата и сородичей, и спутниками мне были лишь Вольфклинг и кинжал с изумрудом. Пока я не услыхал крик в лесу… Крик… Слова… Кто-то говорит… Рядом… «Тише, не так быстро! Тяни! Эх, глубоко засела…» Кто это? И о чём он говорит? …Над лежащим на большом столе белым, с залитым кровью мехом волком склонились несколько мышей и огромная барсучиха. Одна из мышей, в забрызганном красным белом халате, выпрямилась и показала всем присутствующим чёрный от крови арбалетный болт, выбросила его в железный судок и тут же принялась накладывать повязку на плечо. Две молодых мыши помогали доктору, причём один из них, совсем ещё юный мыш, больше мешал, нежели помогал, но был при этом исполнен трудового энтузиазма. …Тихий звук потревожил тьму в моей голове. Вот, опять слышу… Слышу? Я жив?! Медленно приоткрываю один глаз. Свет кажется слишком ярким, и некоторое время я привыкаю к нему. Возвращаются воспоминания о прошедшем бое, о грозном окрике и боли в плече. А может, я в плену?!! Слегка приоткрыв глаза, я, не поворачивая головы, осматриваюсь. Насколько я понял, я нахожусь (а точнее, лежу) в просторном светлом помещении с большими стрельчатыми окнами в занавесках, со шкафами вдоль стен. Рядом с моим ложем стоит то ли столик, то ли тумбочка с графином. Влево тянется ряд застеленных чистыми одеялами кроватей, а справа… справа у двери сидит и похрапывает здоровенный бельчак в балахоне, под которым что-то подозрительно топорщится. Уж не топор ли? И теперь понятно, что за звук привёл меня в сознание. Плечо моё забинтовано и почти не болит, если не шевелиться. Покрыты бинтами и остальные раны, а на голове настоящий шлем из марли. И нет ни малейшего желания, да и сил, шевелиться. Однако, положеньице. Но, с другой стороны, хорошо уже то, что очнулся не в подземелье на цепи, раны перебинтованы, а сам я лежу на чистой постели и в тепле. И тут же скрипнул зубами от нахлынувшего раздражения на самого себя: докатился, свободный волк, гордый хищник, воин и Лорд, радуюсь, что очухался не в яме, а лежу, не в силах шевельнуть и когтем, замотанный от носа до кончика хвоста в бинты, без оружия, на больничной койке чёрт знает где под охраной белки с топором! Что бы сказал Ховард?! Воспоминание о брате вновь полоснуло по сердцу, как ледяной кинжал. Лапы непроизвольно сжались в когтистые кулаки. Я найду тебя, Джахангир-тигр! Найду и убью!!! Глухое рычание непроизвольно вырвалось из моей глотки. Внезапно белка-охранник перестал храпеть и открыл глаза. Наши взгляды встретились, и я увидел, как вздрогнул зверь. Его лапа слабо дёрнулась к поле балахона. Интересно, что он там прячет? И где Вольфклинг? Где наш священный родовой Меч? И кинжал Ховарда? Я верну их любой ценой..! Я сейчас безоружен, но не беззащитен. Мои могучие когти и страшные клыки всегда при мне. И я воин! Хотя в таком состоянии я вряд ли даже смогу просто сесть на постели… Мои размышления прервали действия охранника. Увидев, что я пришёл в сознание, он тут же приоткрыл дверь и кого-то позвал. Через минуту в помещение вошёл старик-мышь в тёмном балахоне, подпоясанном белым поясом, и в сопровождении хвостатого здоровяка двинулся в мою сторону. Вид у него был самый мирный и, я бы сказал, доброжелательный, но я был готов ко всему. Не давая им приблизиться вплотную, я хотел спросить, кто они, и тут только понял, как пересохла моя глотка. Вместо речи из неё вырвался короткий хриплый рык, и два зверя испуганно застыли на полдороге. Белка опять схватился лапой за балахон, но вид у него был такой, что он явно предпочёл бы ближе не подходить. А вот старик явно понял, что я хочу что-то сказать. - Вы что-то хотели сказать? -Пить! – удалось прохрипеть мне. Старая мышь тут же налил чего-то из стоявшего на тумбочке кувшина в большую кружку и поднёс её к моему носу. Схватив её здоровой рукой, я жадно вылакал всё её содержимое. - Спасибо. Стало намного лучше, но что же последует дальше? Где я? Я помню бой, бегство от погони, воинственный окрик из темноты и последовавшее за ним ранение. Уж не они ли меня подстрелили? И теперь я в плену? Но слова старика развеяли мои домыслы. - Как вы себя чувствуете, друг мой? Вы пришли в себя, и это уже хорошо! Ни о чём не беспокойтесь, вы среди друзей. - Где я? – наконец-то я задал самый главный вопрос. - Вы в аббатстве Рэдволл, в нашем лазарете. -Как я здесь оказался? И кто вы? - Я -аббат Доминик, настоятель нашего аббатства. Я хочу от лица всех рэдволльцев от всей души поблагодарить вас за то, что вы вернули нам Колина. Он потерялся в лесу и каким-то образом ушёл достаточно далеко в неверном направлении, а начавшаяся вьюга замела его следы. Судя по его рассказу, он попал в плен к каким-то головорезам, от которых вы его так мужественно спасли. Вас увидел и окликнул наш поисковый отряд, отправленный за Колином. Извините, они напугали вас. Вы выхватили меч и попятились, наступив на шнур расставленной, очевидно, теми же бандитами, ловушки-самострела, и вылетевшая из него стрела пробила ваше плечо. Они и принесли вас сюда. Позвольте вас ещё раз поблагодарить… Вот, значит, как. Самострел на тропе. Оригинально. С таким я ещё не сталкивался. Впредь надо быть осторожнее… Тысяча вопросов вертелась в голове, но, внезапно для себя, я задал всего один: «А как Колин?» -О, с этим непоседой всё в порядке. Уже успел опрокинуть на кухне кадушку с огурцами. Да уж, с ним-то всё хорошо, а вот со мной… Если б не он, я был бы сейчас здоров и гнался бы за своим врагом. Чуть не окочурился из-за него! Глухое раздражение шевельнулось во мне. Не успел аббат закончить фразу, как дверь в лазарет вдруг с треском распахнулась и к моей кровати пулей метнулся какой-то пищащий клубок, оказавшийся ни кем иным, как Колином. Не успел я и глазом моргнуть, как пострелёнок вскарабкался на постель и принялся с весёлым смехом елозить по мне, хватая меня своими тоненькими лапками за морду: «Дядя волк!! Ты проснулся! Хи-хи! Твоя голова похожа на тюрбан! Хи-хи-хи-хи! Ты уже ел пироги с морошкой? Хватит валяться, ты выздоровел! Пошли скорей во двор! Там сосульки тают! Хи-хи-хи!» Когда он стал ерошить мои усы, я чихнул. От раздавшегося резкого рычания аббат и белка подскочили, но Колин лишь сильней развеселился и с утроенной силой принялся мучить мою забинтованную голову. -Колин, слезь сейчас же! Оставь его в покое! Старик-аббат и белка наперебой увещевали развеселившегося мышонка, но тот не обращал на их слова ровно никакого внимания. А я, неожиданно для самого себя, не торопился прогнать мелкого надоеду, принёсшего мне столько неприятностей, прочь. Двое здоровых взрослых зверей с оружием со страхом следили за мной, а крошечный пушистый малыш с сияющими лучистой радостью огромными карими глазами, продолжал без малейшей опаски невозбранно щекотаться и прыгать на груди у громадного опасного хищника, пытаясь потрогать пальчиками смертоносные двухдюймовые клыки. … Шло время. Молодость, сильное тело и крепкий дух брали своё, и я потихоньку выздоравливал. Оружие мне вернули, так же, как и кольчугу. Окрепнув, я каждый день часами тренировался с мечом, метал кинжал, разрабатывал зажившую лапу и залежавшиеся мышцы. О продолжении пути пока не могло быть и речи. Целая толпа малышни собиралась каждый раз в ближайших кустах и с восторгом наблюдала сияющими глазёнками за моими упражнениями. Постепенно я познакомился со всеми рэдволльцами и привязался к ним, а они перестали меня бояться. Хотя я нет-нет да и ловил на себе опасливые взгляды. Как-никак, а волк среди нехищнического населения – это редкость. Но как добычу я их не воспринимал, хотя овощная диета с редкими рыбными блюдами давалась нелегко. Так хотелось свежего мясца… Но я привык питаться всем, что пригодно в пищу. Полезный навык для воина-странника. Я подружился с отцом-настоятелем Домиником, старой, но невероятно сильной барсучихой Клотильдой, Командором и его выдрами, белками и их командиршей-лучницей Дианой, Кротоночальником и его весёлой работящей командой… И с Колином. Спасённый мною мышонок оказался сиротой из маленькой деревушки, потерявшим родителей во время набега лесных разбойников на их поселение. Малышу удалось спрятаться, и он выжил, а потом его нашёл и отвёл в Рэдволл возвращавшийся из путешествия ёж Барт, нынешний Хранитель погреба. Обычная для нашего сурового времени история загубленного детства. Сколько ещё таких колинов… Вот только далеко не всем повезло обрести вторую жизнь за надёжными стенами среди друзей. Маленький шалун неожиданно сильно привязался ко мне и всюду бегал за мной следом. А я привязался к нему. Во мне проснулись отеческие чувства к этому звонкому непоседливому крохе, всюду снующему и мешающемуся под ногами, и я уже не мог без него. Для жилья мне выделили маленькую комнатушку с единственным окошком, а кроты сложили в углу маленькую печурку из камня. Помимо неё, в комнате была сколоченная из крепких тёмных дубовых досок кровать, маленький столик у стены и стул. Мне, отвыкшему в пути от крыши над головой, этого вполне хватало. Зачем воину больше? Несмотря на аскетичность обстановки, комнатка получилась очень уютная, и я с радостью перебрался в неё из лазарета. На крючках на стене повисла моя одежда, вытащенная из походной сумки, в том числе и взятый с собою любимый «парадный» синий бархатный плащ, подаренный мне когда-то отцом. Перевязь с мечом и кинжалом я повесил на гвоздик над кроватью. Кольчугу я почти не снимал, заново привыкая к тяжести брони на плечах. Кровать я покрыл тёплым лоскутным одеялом, и комната приобрела совсем обжитой вид. А вечерами, когда в печке потрескивал угольками огонь, а по углам колыхались таинственные тени, в ней становилось совсем уютно. Я стал относиться к своей каморке как к дому. Даже жалко, что придётся уйти отсюда, ведь плечо почти зажило. Колину моё жилище тоже понравилось, и он частенько забегал туда. А пока я помогал своим новым друзьям по хозяйству и тренировался, тренировался, тренировался… Плечо почти совсем прошло, и меч вновь стал словно продолжением лапы, удары и выпады – резкими и хлёсткими, а брошенный кинжал вновь пронзал висящее на качающейся под ветром ветке яблоко. Между тем снег сошёл, и солнечная весна, получившая в аббатских летописях название Весны Сочной Травы, вступила в свои права. Праздник Названия прошёл великолепно, чудный крепкий октябрьский эль из погребов Барта и всевозможные наливки, шипучки и настойки лились рекой, а от яств ломились столы. Первый раз за всё время, прошедшее с роковой осени, тугая пружина напряжения и горя в моей груди дрогнула и немного ослабла. Лес Цветущих Мхов полностью оправдывал своё цветущее название. Солнышко с каждым днём припекало всё сильнее, пушистая нежная зелень радовала глаз, а густая молодая трава поднималась всё выше. Зацветали деревья, кустарники, травы, в воздухе, напоённом медовыми ароматами, не смолкало гудение трудолюбивых насекомых. Я понял, что пора уходить. Мои силы полностью восстановились, меч и кинжал были остро наточены, кольчуга починена. Также к моему снаряжению прибавилась верёвка с тройным крюком на конце. С её помощью я смогу залезть куда угодно. Я стал готовиться к продолжению погони, но судьба распорядилась иначе… Глава 3. Опять война. … Ещё до рассвета, когда синие сумерки окутывали спящую природу, нас разбудил тревожный набат. Громко и часто бил колокол на башне. Взбежав на стены, мы увидели, как из леса на аббатство прёт грязной волной целое полчище хищников. Шерсть встала дыбом у меня на загривке, когда я увидал их мерзкие рожи. Точно такие же твари поганили Нордвальд… Из-за них я потерял Ховарда… Грозный рык заклокотал у меня в горле. Лапы стиснули рукояти клинков. А между тем поток врагов не прекращался… … Из глубин лесных сумерек выходили неровными рядами всё новые и новые хищники. Земля дрожала от топота сотен лап крыс, хорьков, ласок, горностаев… Бряцало и громыхало разномастное нечищеное вооружение, командиры в ярких лохмотьях руганью и тумаками подгоняли своих солдат, смыкая тёмное кольцо вокруг красных стен… Солнце уже показалось над чистым горизонтом, а новые волны разбойников продолжали выходить из чащи. Первые лучи солнца заблестели на копьях, саблях, тесаках… И красное золото утреннего луча вдруг вспыхнуло огнём на золоте доспехов… …Да сколько же их?! В разгорающемся свете утра стало видно, насколько их много. Рэдволл был со всех сторон окружён плотным и широким кольцом врагов. На фоне алого рассветного горизонта их сброд смотрелся особенно жутко. И вдруг среди этой живой грязи драгоценно вспыхнул золотом первый луч… Среди порядков вражеских войск стоял огромный тигр, и солнце горело на его золочёных доспехах. ДЖАХХХХАНГИРРРРРРРР!!! Громовое рычание вырвалось из моей глотки, а меч сам оказался в лапе. УБИЙЦА!!! Ты снова пришёл?! На этот раз тебе не уйти! Я сдеру с тебя шкуру!!! А всю твою шваль изрублю в лапшу!!! Ховард, ты будешь страшно отомщён! УУУУОООАРРРРГГГГГГХХХХХРРР!!! …Жуткий полувой-полурык разнёсся над просыпающимся лесным краем. На кроваво-красной в свете восхода стене среди мышей, белок и выдр стоял огромный белый волк, и багровое солнце рубиновым огнём полыхало на его кольчуге и стекало жидким пламенем по обнажённому длинному клинку. Густо-синие потемневшие от ненависти глаза неотрывно сверлили золочёный силуэт тигра. А огненно-янтарные глаза с вертикальным зрачком вдруг расширились при виде того, кто стоял на стене в кровавом ореоле зари. …Между тем враг явно собирался идти на штурм. Целый отряд крыс волок к воротам огромное бревно-таран, разгоняя его перед ударом. И со всех сторон к стенам тащили штурмовые лестницы… Если хищники ворвутся в мирную обитель, здесь будет кровавая баня. Я сам хищник, воевавший с такими же отродьями, и хорошо представляю, на что способна толпа мелких, злобных, жестоких и кровожадных хищников под предводительством коварного убийцы, ворвавшись в мирное и богатое поселение. Перед глазами встал образ перепуганного Колина. Неужели он снова попадёт к ним в лапы?! Ну уж нет!!! Лапа крепче стиснула рукоять Вольфклинга. Над стенами раздался зычный крик барсучихи: «Всех диббунов отвести в Пещерный зал! Все, кто способен сражаться, - на стены!! Кипятите воду, тащите камни, Кротоначальник, собирай своих кротов и укрепляйте ворота! БЫСТРО!!!» Между тем на стенах выстроились все, кто мог держать в лапах оружие. Восточную стену заняли выдры Командора, а сам Командор, вооружённый тяжёлой секирой, уже нацеливался её на головы лезущих на стены врагов. Его бойцы принялись методично обстреливать противника из пращей. Диана со своими белками метко обстреливала хищников, и те падали целыми рядами, скошенные смертоносным дождём. Кроты засыпали песком, заваливали камнями и подпирали балками изнутри ворота. Целые вереницы мышей тащили на все стены котлы с кипятком и камни с брёвнами, чтобы швырнуть их на головы осаждающих. Женщины увели малышей в пещерный зал, некоторые остались с детьми, но большинство вернулось помогать защитникам аббатства. Во дворе спешно раздавали оружие. Все, от мала до велика, поднимались на стены. И вот петля затянулась… Между зубцами стены прямо передо мной появилась верхушка длинной лестницы, и одновременно на ворота обрушился тяжёлый удар. Вокруг защитники стен оружием, шестами и просто лапами отпихивали от стен лестницы с ползущими по ним гроздьями врагов, и те падали, давя своих товарищей. Над тихим некогда местом стоял жуткий гвалт и грохот, таран бил в ворота, крики торжества, страха, боли, отчаяния неслись со всех сторон. Хорошо укреплённые изнутри ворота держались, на головы снующим под стенами и во рву врагам лилась кипящая вода, метко брошенные камни и чурбаки сбивали лезущих захватчиков и пробивали им головы. Но всё же их было слишком много, и натиск не ослабевал. Всё новые и новые лестницы взмывали к зубчатым краям стен, всё больше трещали ворота, и то тут, то там врагу удавалось добраться до верха, но пока их всё же сбивали вниз. Я с трудом отпихнул лапой уже вторую лестницу, как вдруг в воздухе раздался, даже заглушая шум сражения, какой-то свист, и на Рэдволл обрушился шквальный дождь вражеских стрел. Раздались стоны раненых, все, кто мог, попрятались за зубцами. Я не был исключением. Обстрел продолжался с минуту, а потом резко стих. Потому что воспользовавшийся минутным отсутствием активной обороны враг поднялся-таки на стены. Прямо рядом со мной на стену с лестницы вскарабкался здоровенный горностай с ржавым большим топором и тут же бросился на меня. Не теряя времени, я заколол его. Вылетевший из безжизненной лапы топор упал со стены во двор. Лучники больше не стреляли, опасаясь задеть своих, но нам и без них приходилось жарко. То тут, то там врагам удавалось удержаться на стене, и за их спинами появлялись всё новые и новые и начинали теснить рэдволльцев. Оборона слабела и становилась всё более прерывистой. Я снёс ещё одну плешивую башку, появившуюся над краем стены и с огромным усилием опрокинул лестницу. На моём участке стены пока было спокойно, и я устремился к ближайшему скоплению врага. Четыре крысы наседали на двух мышей и белку. Два удара меча – и двух врагов как не бывало. Третий крыс упал, зарубленный саблей мыши в лёгкой кольчуге и шлеме. Четвёртая тварь отступила в просвет между зубцами, прямо к лестнице, и я, парировав её тесак, мощным пинком отправил её обратно из аббатства. По пути падающая крыса смела с лестницы всех лезущих по ней врагов, а опустевшую лестницу мы отпихнули. Надеюсь, она кого-нибудь там, внизу, придавила. Очистив этот пятачок стены, я бросился к следующим противникам. Там злобного вида хорь как раз разбивал в дребезги щит оборонявшегося полёвки. Ещё пара ударов – и бедняга простится с жизнью. Если успеет… Я не сделал и пары шагов, как над ухом что-то вжикнуло, и хорёк рухнул ничком со стрелой в затылке. Белочка била без промаха. Ещё пара выпущенных стрелы – и две крысы скорчились на камнях. А мой меч не останавливался ни на секунду. Ломались и разлетались вражеские клинки, разрубались копья и топорища, серебро давно окрасилось багрянцем, а я продолжал разить без передышки. Вот здоровенный облезлый лис с косым глазом и зазубренным в рубке палашом в лапе бросился на меня. Взмах меча прорезал пустоту – коварный и опытный лис ушёл в сторону. Следующий мой выпад наткнулся на сталь его палаша и был отбит вбок. Нас разделяло меньше половины шага, и я наотмашь ударил его по морде лапой. Когти длиной в несколько дюймов, как кинжалы, располосовали его башку, и мой противник, захлебнувшись вскриком, упал со стены во двор. Взмахнув мечом, я подскочил к ещё трём врагам. Удар меча прикончил на месте ласку, шлем второй тоже не стал преградой для ярда отточенной стали. Оставшаяся одна крыса резко развернулась ко мне и тут же свалилась, получив дубиной по голове от рослого ежа. В этом месте к стене было приставлено целых две лестницы. Тут раздался крик: «Дорогу!!!», и двое коренастых кротов притащили полный котёл кипящей воды и выплеснули их на лестницы. Шпарящим водопадом вопящих врагов смыло вниз, и одна лестница завалилась в ров. Вторую оттолкнули мы с ежом. Так продолжалось довольно долго. Я метался по стенам, рубя постоянно появлявшихся врагов, отталкивал лестницы, помогал держать оборону. Из нестройных групп мышей мне удалось выстроить довольно неплохой отряд, который удерживал свой участок Северной стены и отпихивал лестницы. По сенам ходили группки наименее боеспособных обитателей аббатства и, прячась за спинами оборонявшихся, отталкивали длинными шестами лестницы штурмующих, помогали выносить из боя раненых. На западной стене, в которой были главные ворота и на которую был самый сильный натиск, удалось закрепиться целому отряду нападавших, который постоянно пополнялся залезающими на стену врагами и теснил защитников к ведущим вниз со стены ступеням. Ещё немного, и они прорвутся во двор. Но внезапно перед ними, растолкав отступавших бойцов, перед врагами появилась Клотильда с целым бревном в лапах. Огромная барсучиха буквально смела со стены половину вражеского отряда и продолжила размахивать страшным поленом. Хищники в ужасе бросились назад, а отступавшие защитники воспряли духом и тут же вернули свои утраченные было позиции. Вырвавшийся вперёд горностай налетел грудью на выставленный мною меч. Стряхнув вражеский труп с клинка, я стал рубить совершенно обезумевших от паники разбойников, а матушка барсучиха продолжала крушить их своим страшным оружием. Очевидно, вид рассвирепевшей огромной барсучихи с целым ясенем в лапах был настолько страшен, что последняя крыса с воплем спрыгнула со стены и разбилась во рву. Вслед ей полетело бревно, проделавшее целую просеку в толпе осаждающих, а Клотильда тем временем отправила вниз все лестницы на этой стене. Завидев её, крысы и ласки в ужасе бросались бежать и заканчивали свои никчёмные жизни на остриях оружия защитников. Между тем белки и пращники полностью истребили тащивший таран отряд и отстреливали всех, кто пытался его подхватить. Ворота выстояли, большинство штурмовых лестниц валялись на земле, оставшиеся на стенах группы врагов уничтожались перешедшими в наступление рэдволльцами, а подкрепление к ним уже не поступало. Вот последние несколько лестниц с вопящими на них врагами рухнули вниз, отброшенные от стен шестами и древками защитников, и стены оказались очищены от неприятеля. Глухо зарокотали вдали барабаны, и вражеские толпы поспешно отступили от щедро политых их кровью стен. Первый штурм аббатства был отражён. Наступила передышка… …Вражеские порядки отошли от стен на безопасное расстояние и стали вокруг Рэдволла лагерем. Было заметно, что врагов стало меньше, потому что многие из них так и остались под не покорившимися им стенами. На самих же стенах слышались радостные победные крики, но они не могли заглушить стона раненых. А их было не мало. Санитарные команды еле успевали стаскивать их со стен в лазарет. Штурм был отбит, но немало мирной крови пролилось ради этого. Раненые стонали и кричали от боли, доктора – мыши сестра Астра, брат Густав, его суетливый и испуганный помощник Эрни зажимали их раны бинтами, на ходу накладывали повязки, вынимали стрелы…А многие уже не кричали… Погибшие лежали тихо и покойно, не испытывая больше мук. Их боль закончилась навеки. Таких было около двух десятков. Женщины и старики помогали врачам, кроты укрепляли ворота, матушка Клотильда и выдры тащили на стены новые камни, брёвна, разводили на стенах постоянные костры под котлами с водой. А между зубцов, опираясь на обнажённый меч, стоял во весь рост белый волк в кольчуге, устремив потемневший взор в ту сторону, где мелькнул перед боем тигриный силуэт. Его лапа тихонько поглаживала изумруд на рукояти кинжала… …Джахангир, проклятый враг, убийца, ты там, я знаю. Я не вижу тебя, но чувствую твоё мерзкое присутствие. Я доберусь до тебя, слышишь?! ДОБЕРУСЬ!!! Я напою родовой Меч Волков твоей кровью! Ты ответишь за всё!!! Мои мысли прервал донёсшийся из двора чей-то полный боли крик. Это брат Густав вытащил у раненого мыша стрелу, до того торчавшую в боку. Да-а-а, первый штурм отбит, немало врагов было изгнано в Тёмный лес, но всё же их осталось слишком много. После первого же штурма мы потеряли едва ли не половину боеспособных зверей, а кто будет отражать последующие? Все храбро дрались и не жалели ни себя, ни врага, но всё же они не воины. Конечно, это хищное сборище не идёт ни в какое сравнение с теми бесчисленными ордами, что вторглись в наши Леса и были разбиты в них, но и рэдволльцы – не Серебряный легион, а аббатство – не Нордвальд. Наш народ победил, но это был народ Волков-Воителей, а кучка мышей, белок, выдр и ежей не справится в бою против тех, кто привык убивать с младых сезонов. Стены Рэдволла крепки и высоки, но и они сегодня едва не пали. И кроме меня здесь нет ни одного профессионального воина… Раньше, говорят, был у них могучий воин, который основал их аббатство, Мартин-Воитель, историю которого знают в Рэдволле все, но он умер очень давно. Прошло множество сезонов с тех пор, как его меч поднимался в последний раз. Меч и сейчас есть в аббатстве, висит на стене под гобеленом с Мартином, но нет того, кто вновь взял бы его ради победы. Разве что малыш Колин искренне мечтает стать Воителем и завладеть им, но врагу от этого не холодно, ни жарко. Да и осада радости не внушает. Сейчас весна, никакого урожая ещё нет, огород только засеян, а кладовые Рэдволла хоть и велики, но не бездонны. Особенно после долгой зимы и многочисленных праздников и пирушек, так любимых аббатскими. Ладно, надо спуститься вниз и помочь друзьям. Так прошло несколько дней. Я, как мог, тренировал рэдволльцев, учил обращению с оружием, стрельбе из лука, тактике боя и обороны. Некоторые неплохо усваивали новые знания, но многие продолжали держать меч, как скалку. Да и вообще, чтобы стать воином, нужно тренироваться изо дня в день много сезонов. Но хоть что-то По крайней мере, все уже знают, какой стороной накладывать стрелу на тетиву. Враг между тем с безопасного расстояния обстреливал стены аббатства, увеличив число раненых среди защитников ещё на два зверя, белки отвечали осаждающим тем же, причём им с высоких стен и башен стрелять было гораздо удобнее, чем хищникам с равнины. Осада продолжалась. Вокруг наших стен кольцом дымились многочисленные костры вражеского лагеря. А я тем временем метался по аббатству, не находя себе покоя от мысли о том, что мой смертельный враг где-то рядом, живой и безжалостный. А Ховард – в Тёмном лесу… Когда я думал об этом, то начинал скрипеть зубами так, что пугал окружающих. …Не успело солнце вознести свои лучи над горизонтом, как лес вокруг аббатства наполнился какой-то странной суетой. Видно было, как сновали между деревьев крысы, как метались, подгоняя их, командиры, тишину разорвал стук топоров и визг пил. С шумом валились в чаще деревья… Осадившие Рэдволл звери что-то задумали… …Непонятная возня и стук топоров в лесу изрядно озадачили и встревожили обитателей Рэдволла. Я и сам не мог понять, что задумал враг?! Но ясно, что что-то нехорошее. И со стен толком ничего не удалось рассмотреть. Вроде бы, валят деревья… Зачем? Вырубают лес? Запасают дрова? Или что-то строят? Оживление в их лагере просто необычайное. А точнее – лагерь наполовину пуст. Остальная половина врагов что-то делает в лесу. Но что? Чем это может грозить нам? Начинать второй штурм они не торопятся, видимо, слишком хорошо огребли в прошлый раз. Значит, они готовят какой-то козырь! То, что поможет им прорваться в аббатство с меньшими потерями. Но что это? Внезапная догадка шевельнулась в моей голове… … - Господин Аббат, я хочу сделать сегодня ночью вылазку. Необходимо разведать, что они затевают в лесу. Не исключено, что они строят какую-то осадную машину. Хоть они и сборище тупых дикарей, но руководит ими опаснейший, умный и коварный зверь. (Шерсть непроизвольно встала на моём загривке об одной только мысли о тигре). Ему это вполне под силу. Да и сидеть без сведений в осаде – значит обеспечить врагу половину успеха. Я уйду после полуночи. «Но как ты пройдёшь через кольцо вражеского лагеря?!» - старый отец Доминик смотрел на меня внимательными и серьёзными глазами. – «Тебя же заметят!». - Это уже мои проблемы. В любой обороне можно найти брешь. А эти раздолбаи запасают выпивку ещё с утра. Итак, я выхожу поле полуночи. До этого времени я собираюсь подготовиться к вылазке и немного поспать. До свидания, отец Доминик. Не успел я закрыть за собой дверь, как мне в живот тот час врезался на полном ходу Колин. Запыхавшийся от бега мышонок в коричневом кафтанчике и синих штанишках возбуждённо смотрел на меня круглыми глазами. Большие бархатные ушки стояли торчком на пушистой голове, а усики воинственно топорщились на мордашке. - Ты собираешься идти в разведку ночью? Ух ты! Возьми меня с собой! Только старой Клотильде не говори, иначе она опять уложит меня спать рано! Нет, ну что за ребёнок! И откуда он всё знает? Военная тайна, блин! Вот уж кого надо в разведку посылать, в самом деле! Всё узнает и всё рассмотрит, мелкий тонкохвостый диверсант! - Никуда я тебя не возьму, дружок. Отправляйся-ка ты лучше на кухню! Там, говорят, нужна помощь сестре Илоне. И откуда ты узнал только про вылазку?! - Хи-хи! Узнал вот! Всё равно вырасту, - стану воителем, как Мартин! А тебя ежи зовут, Арни с Якобом и Коди, срочно! А на кухню не пойду, опять заставит тарелки натирать, лучше спрячусь до обеда! Ха-ха-ха! Не найдёте! Иди скорей к ежам, пока они совсем колючими не стали! И-хи-хи-хи-хи-хи! И шалун умчался, громко шлёпая сандалиями, а я, недоумевая, побрёл в мастерскую к рэдволльским мастерам-ежам. Трое братьев занимали отдельное строение под северной стеной, вмещавшее в себя и кузницу с тиглем и горном, и много чего ещё. В дверях меня поприветствовал Коди и пригласил войти. Внутри у верстака стояли Арни и Якоб. Поздоровавшись, они спросили, когда я собираюсь сделать вылазку? О, и эти знают! Узнав, что уже этой ночью, все трое разом ухмыльнулись, и старший, Арни, протянул мне что-то: «Думаю, это тебе может пригодиться в лесу!». Я взял предмет в лапы. Это оказался маленький, лёгкий, и удобный арбалетик. Его длина была меньше локтя, но туго задрожавшая от прикосновения струна тетивы ясно говорила о его отнюдь не маленькой мощности. Он очень удобно лежал в лапе, и при этом его можно было легко спрятать под одеждой. Ещё раз улыбнувшись, Арни протянул мне туго набитый короткими болтами подсумок. Арбалет был так удобен и хорош, что я пришёл в восторг. - Вот спасибо, друзья! Чем мне вас отблагодарить?! Это же дорогое и редкое оружие! А такой – наверняка единственный в своём роде! - Хе-хе, лучше разузнай, что эти сволочи хотят сотворить с нашим аббатством! И, возможно, передай кому-нибудь из них привет из этого малыша. - Да уж постараюсь! С ним мне будет гораздо удобнее! …Следующие полчаса я испытывал подарок. Несмотря на маленький размер, арбалет бил метко и сильно. И, что самое главное, совершенно бесшумно. Миниатюрное, дальнобойное и бесшумное оружие было просто незаменимо в разведке, и вообще моя боеспособность неплохо повысилась. Лёгкий, удобный, он очень ухватисто лежал в лапах и раз за разом поражал служивший мне мишенью пенёк. Ну, Джахангир, я иду! Жди! Арбалетный болт воткнулся в сучок на плашке под стеной… …Я проснулся на закате. После дневного отдыха голова была свежа, а в теле не было ни грамма усталости. Размяв небольшой зарядкой мышцы, я занялся своим снаряжением. Одел плотно обтянувшую торс кольчугу, а на неё – тёмный пятнистый плащ с капюшоном, который неплохо сливается с лесными зарослями. Тем более – ночью. Не придётся отсвечивать сталью и белым мехом. Через плечо я повесил бухту верёвки с «кошкой» на конце. Если придётся куда-то лезть – влезу без проблем. Под плащ я спрятал новый арбалет, а на пояс повесил подсумок с болтами и кинжал Ховарда. Взгляд на секунду задержался на коротко блеснувшем изумрудике. Словно бы встретился взглядом с братом… Ты видишь меня, Ховард? Я отомщу за тебя! Я напою твой кинжал тигриной кровью! Стиснув на мгновение рукоять, я вложил короткий клинок в ножны. Ножны с мечом я повесил за спину. Перед тем, как спуститься вниз, я ещё раз проверил оружие. Арбалет удобно и надёжно закреплён под плащом, и его можно легко и быстро достать одним движением, так же, как и кинжал. Клинок меча голубовато отсвечивает свеженаточенной сталью. Рубин темнеет в эфесе, словно бы устремлённое в незримые простым смертным дали око. Удобная рукоять привычно ложится в лапу. Ничто не звенит и не громыхает. Так и надо, так и должно быть. А между тем солнце уже село… Глава 4. Разведка, или ночь, изменившая судьбу. …Когда я спустился вниз, ужин уже закончился. Я ужинать не стал, ведь голодный нюх улавливает больше запахов, но на выходящих из Большого зала сыто переговаривающихся рэдволльцев смотрел с некоторой завистью. Ладно, пойду во двор. Но тут за спиной застучали по каменному полу подошвы сандалий, и меня ухватил за лапу подбежавший Колин. На воротничке кафтанчика красовалось свежее пятно от земляничного варенья. - Ты уже уходишь? – Большие глаза смотрят серьёзно и сосредоточенно. - Нет, я ещё подожду немного, ещё рановато. А вот тебе уже пора спать, иначе завтра проспишь завтрак, и всё варенье съедят без тебя. – Я потрепал диббуна по макушке. - Задай им там жару, чтобы не лезли к нам! Прибей этих гадов! – В глазах замерцал воинственный огонёк, и ушки тут же встали торчком на головёнке. - Обязательно, а теперь иди спать. Завтра всё расскажу тебе первому. Спокойной ночи! - Удачи тебе! Возвращайся! – тоненькие пальчики вдруг стиснули мои когти. В глазах, видевших уже и смерть, и врага, метнулся испуг. За меня..? - Спасибо! Конечно, вернусь! – в горле вдруг стало как-то тесно. Я понял, что в этом мире появилось существо, которое действительно искренне будет ждать меня из рейда. И я должен во что бы то ни стало защитить это слабое, маленькое, но такое яркое и тёплое, как огонёк свечи, существо от той швали, что осаждает сейчас НАШИ стены. И я это сделаю. Проводив взглядом тоненькую стройную фигурку бегущего к лестнице мышонка, я вышел во двор. Было уже совсем темно, но ярко освещённые витражные окна аббатства расцвечивали ночной двор разноцветными бликами… …В тишине сонным гулом разнёсся удар колокола, возвестившего полночь. Лёгкие, но плотные облака закрывали тёмное небо, звёзды и тонкий серпик зарождающейся луны. Из незаметной в зарослях шиповника боковой калитки в северной стене бесшумно выскользнул тёмный силуэт и через мгновение растворился в тёплой тьме летней ночи. Лишь тускло светились костры в стане неприятеля, разливая вокруг дымное облако… …Ну что ж. Вот и вражеский лагерь. Дымятся костры, ветер разносит вонь сотен грязных зверей. Ну и мерзость! Хотя тот, кто ими командует, хуже в миллион раз. Ну да, думаю, недолго ему осталось командовать… А вот и так называемые дозорные. Не пьяны, но это не особенно меняет дело в их пользу. Полупрогоревший костёр выхватывает из темноты неверным светом их гнусные рожи. Морщатся от дыма, посмеиваются над какой-то похабной байкой, которой их кормит самый жирный из них, крыс с рваным ухом и топором за поясом. На его шутки они обращают внимания больше, чем на местность перед собой. Не ожидают от жителей аббатства ничего опасного. Ну да мне это только на лапу. Обогнуть их в темноте не составило труда. Я крался туда, откуда раздавались крики лихой пирушки, мордобоя и раскатистого храпа. А раздавались они в основном из здоровенного драного шатра, где гуляли, очевидно, командиры. Их подчинённые уже в основном храпели вокруг догорающих костров, видимо, после неожиданной спиртовой премии. Чем-то отличились, поганцы. Проскользнуть в стан врага оказалось несложно. Большинство вражеских солдат уже спали, а те, кто ещё не спал, были пьяны в стельку. Да и вокруг капитанского шатра образовался круг чистого места. Видать, нетрезвые командиры не слишком любили общество своих подчинённых. Неслышно лавируя в светотени, я прошёл через лагерь. Кто-то окликнул меня нетрезвым фальцетом, приняв за одного из своих, но я даже не обернулся, и общительный враг потерял ко мне всякий интерес. Так, прячась в тени и быстро и уверенно преодолевая освещённые участки, я пересёк почти весь лагерь. Враг не проявлял никакой бдительности, интересуясь только жратвой, выпивкой и драками за неё. Вот в стороне лежит мертвецки пьяный хорь, и рядом стоит воняющая сивухой бутыль. По какому-то наитию я взял её с собой. И через несколько шагов меня вновь кто-то окликнул. Это оказалась одетая в какие-то замаранные лохмотья ласка: «Эй, ты! Куда прёшься?!» - нетрезвым хриплым басом спросила она, приближаясь. Вот досада! Какой-то блохастой гадине спьяну захотелось поцапаться с кем-нибудь! Надо срочно заткнуть ей пасть! Между тем я перехватил её жадный взгляд, устремлённый на подобранную мной бутылку. Не говоря не слова, я сунул ей выпивку. Ласка моментально цепко сгребла горлышко ёмкости и, что-то проскрежетав, канула во тьму. А я, переведя дух, двинулся дальше. Ну, вот и окраина лагеря. Ещё несколько мгновений – и я неслышной и невидимой тенью скольжу под тень деревьев. Ну что ж, вот и лес. И где-то в нём в этой стороне враг стоит смерь для аббатства. Значит, он её не достроит. В безлунную, пасмурную ночь в лесу было совсем темно, но мои глаза зорко видели каждую мелочь, выхватывая взором то седы, то сломанные ветви и оборванные грубыми лапами листья… Ароматы летней ночи медвяной взвесью кружили мне голову, тихие, но такие яркие и объёмные звуки доносились из чащоб, тёмный лес привычно обступал со всех сторон,… я был в своей стихии. Стрекотали цикады, вечным и неумолкающим хором поющие колыбельную спящей природе, где-то с шумом пролетел филин, мои лапы бесшумно отсчитывали шаги по мягкой лесной подстилке, приближая меня к цели… Я изо всех сил вглядывался в окружающий мрак, но пока ничего важного не видел. И помимо воли глаза искали убежище тигра. Его не было в лагере осаждающих, Джахангир обосновался где-то в лесу. И я искал не столько вражескую стройку, сколько своего заклятого врага. Как я жаждал вырасти вдруг перед ним из темноты и зарубить убийцу брата и соплеменников! Но проклятый тигр надёжно спрятался…. … Тёмная фигура бесшумно скользила через ночные заросли, сливаясь с окружающей тьмой. Казалось, одна из ночных теней ожила и теперь невесомо мчится через лес. Всё ближе и ближе к своей цели… А с другой стороны ей навстречу так же беззвучно кралась другая тень, серебристо-белая, словно бы лунный призрак, оживший в ночи… …Стоп! Впереди что-то есть… А точнее, кто-то. Храп разносился в тёмном воздухе, ломая тишину. Неужели месть свершится?! Но нет, это, похоже, то, зачем я сюда шёл. И точно, моему взору открылась тёмная поляна, на краю которой кривоватым штабелем лежали брёвна, а в центре красовалось массивное основание чего-то большого, сколоченное из таких же брёвен. Всё-таки они что-то строят! Только что? По громоздкому основанию этого было пока не понять. В любом случае, достроить его они не должны. Но как им помешать? Вокруг сооружения спали вражеские солдаты, костров не было видно, но откуда-то тянуло дымком. Видимо, боясь поджечь стружку, разожгли где-то в сторонке. Я стал обходить поляну кругом, надеясь высмотреть ещё что-нибудь, и не ошибся. У самого штабеля, прикованные к бревну, обессилено лежали в кандалах трое пленников. Это были белка и две мыши. Очевидно, пойманные в лесу рабы. Никто их не специально не охранял, но это и не требовалось – казалось, пленники не смогли бы не только бежать, но даже и дышать, настолько измождёнными они выглядели. Под браслетами оков запеклась кровь, на спинах – полосы от хлыста. Бедные зверушки! Вот бы их освободить! Но тогда обязательно поднимется тревога… Бесшумно кандалы не откроешь и не разобьёшь, ключ – у одного из хищников, да и беглецы из них никакие. Между тем я отыскал ещё одну полянку, полную отдыхающих врагов, неподалёку от первой. Очевидно, дополнительная охрана. Значит, тигр придаёт большое значение тому, что здесь строят. Но где он сам? Где ты, Джахангир? Я чувствую, ты где-то рядом! Но где? Ладно, надо возвращаться на первую поляну и попытаться если не уничтожить странный объект, то хотя бы саботировать его постройку и освободить пленников. Легко сказать… На поляну я проник без проблем. Почти все враги спали, лишь двое в полудрёме таращились в противоположную от меня сторону в темноту, один регулярно прикладывался к фляге, и его голова всё ниже клонилась на грудь. Вот и странное сооружение. Сбитая из брёвен рама, поставленная на другие круглые брёвна. Что это будет? Баллиста? Катапульта? Осадная башня? Огромный таран? Иная стенобитная машина? И как прикажете её уничтожить? Поджечь её – моментально поднимется тревога, а то и лес загорится, да и чем подожжёшь такую махину, чтобы сразу вся запылала? Бочонка масла у меня нет, не тюкать же кремешком, в самом-то деле? Отдирать сложенные «в лапу» брёвна – не вариант тем более. Разбить раму мечом тоже нельзя, так как моментально проснутся враги. Я, конечно боец хоть куда, по сравнению с этим сбродом, но рубка с несколькими десятками врагов в мои планы не входила. Ладно, хоть узнал, что они что-то строят. Теперь бы ещё зверей освободить, чтоб не возвращаться из бесплодной разведки с пустыми лапами… Но как?! Закутавшись в плащ, я подкрался к пленникам. Их лапы были скованы кандалами, а через них была пропущена общая цепь, намотанная вокруг тяжеленного ствола. Да-а, бесшумно её не размотаешь, а по-иному отстегнуть от неё кандалы нельзя… Или можно?! Что, если разогнуть одно звено и разомкнуть связывающую их в одну гирлянду цепь? И разматывать ничего не придётся… Ну что же, попробуем. И будить пленников я пока не буду, пусть себе тихо спят и не шумят. Но тут, как назло, белка открыла глаза и уставилась в страхе на меня, Опасаясь, что она начнёт бузить при виде огромного волчары (хоть я и накинул на голову капюшон), я быстро прижал лапу к морде, призывая её к тишине, и безмолвно показал на цепь. Не говоря ни слова, белка принялась тихо тормошить остальных двух пленников. Тем временем, я выхватил из-под плаща кинжал, отразившийся мгновенным испугом в глазах белки, и, втиснув его в соединение колечка звена, осторожно нажал. Металл цепи оказался слабее стали боевого кинжала, и звено стало размыкаться. Спустя несколько секунд я вытащил из образовавшейся щели следующее звено, и разорванная напополам цепь перестала приковывать несчастных к бревнищу. Спрятав светлый клинок в рукав, я поманил испуганно жмущихся друг к другу пленников за собой, призывая ступать по моим следам. Спустя напряжённую минуту мы были уже за деревьями. Я оглядел освобождённых мною зверей. Белка, мышь и хомяк, все трое еле держатся на лапах. Хуже всех выглядел хомяк. Когда-то он был весьма упитанным и, видимо, совсем непривычным к тяжкому труду, поэтому ему пришлось хуже всех. И что мне с ними делать? Не тащить же их в Рэдволл через весь вражеский лагерь? Я, может, и пройду ещё раз (наверняка они там окончательно перепились), но еле стоящие бывшие рабы точно не пройдут незамеченными. Может, спросить у них самих? - Вы откуда? При звуках моего голоса испуганно смотревшие на меня звери (ведь я для них, мирных лесных жителей, - страшный хищник, даром что ростом намного выше их поработителей), разом вздрогнули, после чего наиболее прыткая из них белка тихо ответила: «Мы – мирные жители. Мы жили с семьями рядом с рекой Мшистой, но пришедшие хищники перебили многих из нас, а нас троих взяли в рабство. Там, на острове на нашей реке, их вожак устроил себе логово. Мы никогда не видели таких зверей. Он похож на дикого кота, только намного, намного больше, и красный с полосами. Он смотрел, как убивают моего брата, и ухмылялся! Чтоб ему утопнуть в своих золотых доспехах, и его тварям тоже!» Сдавленный рёв вырвался из моего горла, заставив бедняг отскочить за раскидистый вяз. Джахангиррр! Я знаю, где ты!!! Я иду, чтобы убить тебя! С трудом подавив вспыхнувшие во мне раскалённым фонтаном чувства, я сделал успокаивающий жест зверям. Положив белке на худое плечо свою когтистую лапу, я пообещал: «Утопнут. В собственной крови!» И, видно, что-то такое было в моём голосе, что все трое съёжились в темноте, а по плечу под моими когтями пробежала дрожь. Уже более спокойно я спросил: - Ну, и куда вы собираетесь теперь? - Мы хотели бы укрыться в Рэдволле, если это ещё возможно. - Увы, нет. Аббатство в кольце осаждающих, вам через него не пройти. Туда сейчас путь закрыт. Тут подал голос хомяк: «Дальше на восток в лесу живёт моя родня. Надеюсь, хищники туда не дошли. Мы пойдём туда, там и укроемся. В подземном доме нас никто не найдёт, а запасов там хватит хоть на сотню сезонов.» Ну, это надо думать. Хомяки по части запасов – просто параноики. - До рассвета, надеюсь, вас не хватятся, поэтому спешите! Через пару сотен шагов вы выйдете на тропу, по ней и идите до света, а там постарайтесь укрыться в лесу. И больше не попадайтесь! - Спасибо вам, господин! Мы этого не забудем! Если… - Некогда беседовать, марш отсюда, и поскорее! Прерванные на полуслове в своих благодарностях спасённые звери замолчали и через минуту скрылись в лесу. Шедшая позади всех мышь оглянулась и, ничего не сказав, тоже растворилась в темноте. Надеюсь, они спасутся. Побродив ещё с четверть часа вокруг и ничего нового не узнав, я рискнул вновь проникнуть на поляну. Дело в том, что под ковром прошлогодних листьев я нашёл ядовитые коренья. Убить они, может, и не убьют, но выведут из строя надолго точно. Особенно, если бросить их в бочку с водой. Таковая как раз стояла на поляне. Выжав в неё порезанные коренья и прополоскав в ней же их остатки, предварительно обернув лапы лопухом, я решил отправиться к Мшистой и попытаться уничтожить своего заклятого врага. Кровь вскипала в моих жилах от одной только мысли, что, возможно, я скоро отомщу убийце своего брата. Но судьба, очевидно, решила иначе. Со стороны второй занятой врагом поляны вдруг послышались крики и лязг оружия. Там кто-то с кем-то дрался. Однако! Уродцы повздорили между собой из-за бутылки или я не один такой коварный в лесу? Кто-то ещё пытался вредить крысам? Или даже напал на них? Мои рассуждения были прерваны руганью за спиной. И не только за спиной. Враги на поляне стали пробуждаться, и я оказался ровно посерёдке вражеского лагеря. Крысы, хорьки, ласки похватались за оружие, вглядываясь в ночной лес. Меня, съёжившегося за бочкой, пока никто не замечал. Всё внимание было устремлено в окружавшие поляну заросли. Внезапно шум боя приблизился, и вдруг на окраину поляны выскочил высокий стройный белый силуэт. И столкнулся с врагами. Засверкала и зазвенела сталь, один из противников упал, но остальные уже окружали светлую фигуру. Да и сзади приближались враги… Дольше сидеть за бочкой я не мог. Условия для незаметного отступления были идеальные, но я даже не подумал об этом. Звездой смерти блеснул в темноте кинжал, пригвоздивший к дубку тощего хорька. Выпущенная из нового арбалета короткая стрела отправила обратно в заросли выскочившего со стороны второй поляны одноухого лиса в ржавом колонтаре. Со злым коротким взвизгом Вольфклинг покинул ножны. Не ожидавшие нападения из центра собственного лагеря враги на мгновение впали в ступор, когда за их спинами неожиданно выросла огромная тёмная фигура со сверкающим мечом более ярда длиной. Одним широким ударом я сразил насмерть двух крыс, выпадом заколол ласку с шипастой дубиной, пинком мощной лапы отправил головой в штабель другую. Опешивший поначалу враг с воплем отскочил от нас, а я, наоборот, сделал шаг вперёд, отправив в тёмный лес ещё одну крысу. Без башки. Между тем к врагам приближалось подкрепление с другой поляны. Выпад, легко отбил вниз вражеский клинок, укол, тут же косой удар на возврате – ещё двое противников ткнулись в вытоптанную траву. Мой неведомый союзник заставил с захлёбывающимся воем рухнуть на землю подбиравшуюся к нам сбоку ласку с топором. Грозный воинственный рык вырвался из моей глотки, и блохастая мелюзга в страхе прыснула в сторону приближающихся своих. Те как раз выбегали из темноты на поляну, размахивая факелами. Схватив за лапу таинственного воина, я рванул с ним под деревья, не забыв вернуть себе кинжал Ховарда. И побежал в сторону, противоположную той, куда ушли бывшие рабы, прямо по направлению ко второй поляне, огибая её по темноте. Враги явно не думали, что мы побежим обратно к их логову, поэтому стали сторожко шариться по тёмному лесу, слепя себя факелами. Темп мы взяли хороший, таинственный незнакомец не хуже меня бежал по лесу, поэтому от дезориентированной погони мы сразу же оторвались. Обогнув вражеские лагеря по дуге, я вышел вновь к тому месту на опушке, откуда начал своё путешествие. «Тебе куда?» - спросил я шёпотом. Такой же шёпот раздался в ответ: «Не знаю». И тут же – тихий стон. На белеющем в темноте боку зверя расплывалось тёмное кровавое пятно. «Перед нами – окружённое вражеским лагерем аббатство Рэдволл. Можно пробраться через спящий лагерь, только тихо. В аббатстве тебя вылечат». В ответ раздался короткий выдох: «Я с тобой». Мой новый товарищ, судя по всему, не уступал мне в ловкости и умении тихо ходить. Что ж, можно попробовать. Правда, если попытка окажется неудачной, мы оба отправимся в Тёмный лес. И тогда я не отомщу за кровь брата… Но надо попытаться. Мы стояли напротив того же самого места с шатром, где я пробирался не так давно. Шум попойки к этому времени стих, большинство костров прогорели, и враги, похоже, все спали. Все, не все… «Давай за мной, только тихо!» Мгновенной тенью я выскользнул из кустарника и проник во вражеский лагерь. Предрассветная тьма окутывала землю, и меня почти не было видно. А вот моего нежданного напарника в белой одежде было видно великолепно. Если кто-то его заметит, то спьяну точно начнёт орать на весь лагерь о призраке. Но до капитанского шатра мы добрались без приключений. Прямо за ним с топором в лапе храпел крыс, закутавшись в плащ. Рядом с ним лежала на земле ещё какая-то тряпка, видимо, служившая подстилкой его куда-то ушедшему товарищу. Не раздумывая, я схватил тряпьё и накинул его на спутника. Тот «погас» и перестал отсвечивать на весь лагерь. Что ж, отлично, главное, не напороться на хозяина подстилки. Мы крались между сонных врагов, и видны уже были внешние посты караульных, как вдруг нам на встречу вышел долговязый крысёныш. Увидав две крадущихся в ночи высоких фигуры, он открыл было пасть, собираясь то ли что-то спросить, то ли поднять тревогу, но вошедший прямо между зубов болт не дал ему этого сделать. Сражённый бесшумной смертью, несостоявшийся противник опрокинулся наземь. Вот и пригодился подарок ежей-мастеровых, и уже второй раз за ночь, кстати. Давешние дозорные не подавали никаких иных признаков жизни, кроме храпа, оповещая им о своём присутствии всех вокруг. Правильно, начальство далеко, командиры перепились, можно и самим расслабиться. Благодарность вам за это от Рэдволла… …В предрассветном сумраке две тёмных тени скользили по направлению к северной стене аббатства. Достигнув её, они словно растворились в камне… …Ну, вот я и в аббатстве. Мой спутник обессилено прислонился к стене и согнулся, держась за бок. Э, смотри не загнись тут у меня! Пошли-ка в лазарет… Несмотря на поздний час, там дежурила сестра Астра. Когда мы вошли, она дремала в кресле под факелом. Раненые спали. Изредка кто-нибудь поворачивался с боку набок. Один раз кто-то застонал – видимо, задел во сне рану. Я сбросил на пороге со своего спутника грязную тряпку. При скудном свете факела я с интересом взглянул на него. В лесу, в бою и бегстве по ночным зарослям, я был полностью поглощён нашим спасением и не обращал внимания на его облик, пробираясь через вражеский лагерь – тем более, да и подобранная тряпка накрывала фигуру с головой, а сейчас… Я вздрогнул, словно от пропущенного удара. На меня смотрели два пронзительно-сиреневых глаза, словно первые фиалки в весенних горах. В узких зрачках плескалась боль. Моё сердце словно вдруг стиснула чья-то лапа. Передо мною стояла белая, как снег, волчица. Её стройную высокую фигуру облегала белая, залитая кровью туника, на боку висели ножны с узким прямым мечом. Никакой брони на ней не было, поэтому ничто не защитило её от раны. Видимо, я стоял, как громом поражённый, потому что она через силу улыбнулась мне. А я всё никак не мог оторвать взгляда от лучистой глубины её глаз. Восклицание сестры Астры прервало незримую связь наших глаз. «Нибелунг, ты цел? А вы кто? Вы ранены?!» - не прекращая расспросы, мышь-лекарка между тем сноровисто мотала бинты, щипала корпий, доставала мази и прочие целительные снадобья… …Волчица осталась на ночь в лазарете под опекой хлопочущей Астры, а я пошёл в свою комнату. Не буду будить настоятеля, доложу обо всём утром. Придя к себе, скинул кольчугу и снял оружие. Надо бы поспать хоть немного, но перед мысленным взором стояли необыкновенные сиреневые глаза прекрасной волчицы. Словно какая-то струна в моей душе натянулась до звона, задетая этим чарующим взглядом. Это казалось таким не реальным – встретить в захваченном врагом ночном лесу и привести в Рэдволл белую волчицу. Такую же, как я. Я почувствовал инстинктивно, что встретил равного мне зверя. Говорят, у белых зверей – особенная судьба, ибо их отметила сама Северная Вечность. Я унаследовал верховную власть в своём Народе, но иду тропою мести по следам убийцы своего брата, оставив родные снега, а теперь повстречал на своём тяжёлом пути такую же, как и я, белую волчицу-воительницу. Ну не удивительно ли? Я не верю в случайности… Что мне уготовила судьба? И душа словно бы дрожит в груди, когда я вспоминаю её тонкий стан, белый мех, окровавленную тунику… Как она? И что происходит со мной? Я словно бы раздвоился… В загрубевшей от боли и горя душе воина словно бы распустился нежный сиреневый цветок, словно бы родился кто-то юный и чистый, способный чувствовать и … и что? Неужели я… Заснуть я так и не смог. С рассветом я умылся и, накинув на простую одежду свой любимый плащ синего бархата, спустился вниз. Я хотел узнать, как чувствует себя необыкновенная волчица, но двери лазарета были заперты, и мне ничего не оставалось, как отправиться в Большой зал. Повара только-только растапливали печи, неспешно поднимался негромкий утренний шум, аббатство просыпалось. Вскоре туда же пришёл и аббат. - Доброе утро, отец Доминик. - Доброе утро, Нибелунг! Надеюсь, ты здоров? Удалось ли что-нибудь выяснить? - Спасибо, господин аббат, со мной всё в порядке. Неподалёку в лесу хищники начали возводить, видимо, какое-то осадное сооружение, но успели пока собрать лишь раму основания. Думаю, мне удалось вывести из строя какую-то часть противника отравленной водой, но не это главное. Вам наверняка известно о другом результате моей вылазки. - Да, мне уже сказали… Но хотелось бы выслушать именно твой рассказ, если ты не против. - Разумеется. Разведка прошла без проблем. Мне удалось беспрепятственно пройти через вражеский лагерь и найти поляну, где идёт строительство. Бывшие там враги спали, огня не разводили, поэтому я спокойно подобрался к конструкции, но как-либо навредить ей был не в силах. Не рубить же брёвна мечом! Я лишь смог отравить им воду ядовитыми кореньями. Сдохнуть они не сдохнут, но помаются основательно. Также мне удалось освободить троих пленников, мышь, хомяка и белку, бывших там рабами. Надеюсь, они уже далеко и в безопасности. От них я узнал, что ставка Джахангира (ххгрррр!) на острове посреди реки Мшистой. Рядом с этой поляной была вторая поляна, тоже занятая спящим противником, но строительства на ней нет. Когда я травил воду в бочке на стройке, со стороны той, второй, поляны послышались звуки боя, которые очень быстро приблизились. На поляну, посреди которой за бочкой укрылся я, выскочила волчица и вступила в бой с сонной охраной. Меня враги не заметили, не ожидая нападения из центра собственного лагеря, поэтому мне удалось нанести неожиданный удар. Вместе с волчицей нам удалось перебить большую часть врагов на этой поляне, но подкрепление со второй уже подходило, поэтому мы были вынуждены ретироваться, тем более, что она была ранена в бок.. Ходить и бегать по лесу она умеет так же хорошо, как и я, поэтому от погони мы сразу же оторвались. Сделав крюк, мы вышли из леса в том же месте, в котором я пересёк вражеский лагерь, и тем же путём я провёл нас в Рэдволл. Кстати, спасибо нашим колючим мастерам: если бы не их арбалет, мы могли бы погибнуть. А теперь позвольте узнать у вас, что с нашей гостьей? … Не успели последние произнесённые волком слова стихнуть под высокими сводами залитого розовым мёдом рассветного солнца зала, как в него осторожной лёгкой поступью вошла белая волчица. Оба собеседника разом прекратили разговор и уставились на неё. Спустя некоторое время все трое сидели за накрытым столом и слушали её рассказ… …Её жизнь началась в горах на Севере. Её племя, некогда могущественное, но утерявшее свою былую силу, жило средь увенчанных снегом вершин, на покрытых тайгой склонах. Её родители, вожди племени, нарекли её Хельгой, в память о её далёкой предшественнице, привёдшей их племя в горы после неведомой катастрофы, изгнавшей их из более плодородных и спокойных земель. Её мех был таким же белым, как вечный снег Великой вершины, как и у её матери. Она была единственным ребёнком в семье. Пока семья была жива… Её родители ушли в Тёмный Лес, когда она была ещё пушистым волчонком… Её одинокое детство прошло среди обрывистых круч и мрачной тайги. Как и я, она не слишком любило чьё-то общество и всегда стремилась к уединению. Лунными морозными ночами она уходила высоко в горы и там смотрела на луну, чей свет бриллиантово искрился в ледяной короне Великой вершины, и вспоминала родителей… Жизнь её племени, единственной наследницей правителей которого она осталась, не была лёгкой, а уж её, сироты, и подавно. Тяжёлые погодные условия, недостаток пищи, частые болезни, сокращавшие и без того немногочисленное племя… Её народ таял на глазах. Старейшины, правившие со дня смерти её родителей, потому что она была ещё слишком юна и неопытна, пытались сдержать натиск злого рока, но безуспешно… Настал тот пасмурный и холодный день, когда остатки некогда могучего Племени разбрелись кто куда… Последние волки уходили из породивших их гор в поисках лучшей доли, и скалистые склоны пустели… Однажды ушла и она… Взяв старинный отцовский меч и ожерелье матери, она спустилась в долину. Начался долгий и тяжёлый путь. Хоть она и была по натуре одиночкой, но она страшно тосковала по своему племени, служение которому было заложено в её крови Вождей… Но всё же время лечит, и путь впереди стал казаться словно бы светлее. На равнине и в лесах климат был помягче, добывать еду было легче, тем более что она привыкла есть любую пищу. Куда только не забрасывали её тропы судьбы..! Во многих землях побывала она, не раз ей приходилось бороться за свою жизнь… А этой зимой она проходила через заметённый сугробами Северный лес, где живёт мой народ! От встреченных волков она узнала про прошедшую по этим благодатным чащам войну, про постигшие Народ несчастья… Но потихоньку Народ Волков начинал оправляться от принесённых войной бед. Правитель Нордвальда, Харальд (мой младший брат! Как я соскучился по нему!), оказался очень хорошим вождём и вёл свой Народ к благополучию. Благодаря проявленной им мудрости дела в Нордвальде шли в гору! Но в богатом и крепком Северном лесу она не осталась. Путь стал её жизнью, её судьбой… И она покинула Народ Волков ради одиночества… А недавно она пришла в Лес Цветущих Мхов и узнала о постигшей его обитателей беде. Смекнув, что это те же самые хищники, что не так давно атаковали Нордвальд, она решила разузнать о них побольше. И вчера, одновременно со мной, прокралась к вражескому лагерю…. Ко второй поляне. Попасться она не боялась, ведь трудно было найти во всей Стране Цветущих Мхов зверя более ловкого и привыкшего ходить по лесу, да и не знала она страха. Переживший гибель своего народа не боится за свою жизнь… Но Великие Сезоны рассудили по-своему… На неё случайно наткнулся хорёк, тайком от своих дрыхнущих товарищей улизнувший с поляны в лес, чтобы перепрятать украденную у одного из своих безделуху. Случилось так, что они неожиданно столкнулись нос к носу… Меч Хельги, казалось, было не остановить, но чёртов хорёк оказался на редкость проворным. Он успел подставить под летящий клинок кинжал, отпарировав удар. Последовала короткая схватка. Негодяй был повержен, но тревога уже поднялась. Разбуженные лязгом стали враги ломились на звук боя… Нанизав на лезвие меча самого расторопного, волчица кинулась в противоположную сторону, стремясь запутать врага, прущего в лес, но…выскочила на другую поляну, где за бочкой прятался я, прямо на клинки и копья проснувшейся охраны. Тут уж вмешался я. Нападения из собственного лагеря они явно не ожидали, поэтому были ошеломлены. В последовавшем за этим бою многие солдаты противника были убиты, а Хельга – ранена. Пришлось отступить, после чего я провёл её через вражеский лагерь в Рэдволл… …Моё сердце защемило, когда я услышал её полную горя, лишений и одиночества историю. Потерять сначала родителей, а потом – и весь свой народ… Жить впроголодь в тяжелейших условиях, а потом одной идти через целый мир, рискуя жизнью… Несмотря на стезю одиночки, она, будучи сама лишена родительской любви, очень любила своих собратьев, и теперь безмерно тоскует по ним… безмерно одинока… как и я. Словно бы на непостижимых перекрёстках троп судьбы встретились два одиночества… Два равных белых зверя с необычными судьбами. И снова меня словно бы обжёг льдом и пламенем её невозможный сиреневый взгляд, брошенный на меня… И показалось ли мне, что в этих прекрасных глазах появилась какая-то мягкость, словно бы сиреневый хрусталь вдруг на мгновение стал лепестками фиалок? Как же много горя видели эти очи… И как я её понимаю… - И что же вы, дорогая Хельга, планируете предпринять дальше? Голос аббата вернул меня к реальности. - Сперва хочу поблагодарить вас всех за помощь (отдельный кивок и взгляд в мою сторону), но дальше я хотела бы остаться в аббатстве и участвовать в борьбе с неприятелем. Я – дочь воина и не стану убегать от этих гнусных тварей! Приятный, мягкий и какой-то бархатный в начале фразы голос белой волчицы вдруг зазвенел калёной сталью, словно клинок меча, выхваченный из ножен. Однако! У этой красотки неплохой характер! Как говорят у нас, под мехом скрывается стальная шкура. А драться она умеет… - Тогда позвольте предложить вам всё наше гостеприимство, дорогая Хельга! Надеюсь, пребывание в нашем аббатстве принесёт вам радость, несмотря на войну. Спасибо вам за желание помочь в борьбе против неприятеля! Мягкий голос аббата шелестел над ухом, а глаза всё ловили взгляд сиреневых очей… … Настал полдень. Яркое летнее солнце горячим блином пекло с лазурного неба зелень. Покончив кое с какими делами, я взял флягу с сидром и пару завёрнутых в чистую тряпицу пирогов с вареньем и направлялся в сад, чтобы не спеша пополдничать в теньке под деревьями. А может быть, и вздремнуть. Ведь ночь выдалась на редкость неспокойной… А сад в Рэдволле – лучшее место для этого. Но не успел я устроиться в тени раскидистой старой яблони, как сбоку раздалось знакомое шлёпанье сандалий по дорожке, и рядом со мной плюхнулся в траву Колин. На этот раз на нём было зелёное диббунское одеяние, делавшее его незаметным на фоне листвы. Глазёнки малыша сияли радостью, а в шелковистом чубе запуталась травинка. - Ты вернулся! Как прошла разведка? Скольких хищников ты порубил? Ты сломал то, что они там делают? Они скоро уберутся от нас? Ты не ранен? А кто эта белая волчица?! Она такая же, как ты! Голос мышонка звенел, как латунный колокольчик, а пальчики ухватили мою лапу. Сунув ребёнку пирожок, я принялся отвечать на его бесчисленные вопросы. А в душе словно бы запутались слова Колина: «Она такая же, как ты!». Между тем Колин, измазав усики малиновым повидлом, прикончил пирожок. Я дал ему фляжку, и он сделал из неё несколько глотков. Жара, еда и слабоалкогольный сидр сделали своё дело, и малыш стал задрёмывать, да и я начал клевать носом. В теньке под яблоней было так прохладно, а ночь была такой тяжёлой… Наконец Колин привалился ко мне и уснул, а через несколько минут, так и не дожевав свой пирог, к нему присоединился и я. … Посреди залитого летним полуденным солнцем изумрудного сада в тени под раскидистой яблоней спали, привалившись друг к другу, огромный белый волк и крошечный по сравнению с ним мышонок. Волчья лапа со страшными когтями, способными порвать кольчугу, осторожно обнимала за плечи задремавшего ушастого малыша…. …Я проснулся от возни Колина под боком. Мышонок проснулся и теперь увлечённо доедал мой пирог. Я встал, потянулся и, лязгнув зубами смачно зевнул. Однако, неплохо выспался! Солнце уже висит над самой западной стеной. И не мешало бы перекусить, желательно, чем-нибудь поосновательнее плюшек. Например, упитанным мышонком. Хе-хе. Схожу-ка я на кухню, там у сестры Агаты наверняка можно будет разжиться съестным до ужина. Но сначала поднимусь на стены, посмотрю, что там делают наши враги… Да, и где, интересно, сейчас Хельга..? При воспоминании о белоснежной воительнице сердце вновь наполнилось чем-то сладким и горячим. Я встретил её только этой ночью, но с каждой секундой она становится мне всё дороже. Моя душа словно бы потянулась за ней. Как же так? Так странно… …Со стен я увидел, что во вражеском лагере с той стороны, куда я ходил в ночной рейд, царит оживление. Ага, наконец почуяли неладное, тупицы. Труп в лагере нашли, да и лесные строители небось сообщили о ночном происшествии… Интересно, а хозяин уже знает? Чтоб ты собственным хвостом подавился, Джахангир! Я найду и убью тебя! Убью! Подавив в себе обжигающую разум волну гнева и ненависти к убийце брата и сородичей, я спустился по ступеням во двор и направился на кухню. На кухне полным ходом шли приготовления к ужину. Поварята сновали туда-сюда, упитанная полёвочка Агата помешивала здоровенной поварёшкой в огромном котле рачкового супа. До ужина ещё оставалось с полчаса, поэтому я, вдохнув аппетитные запахи готовящейся снеди, вышел из кухни и задумчиво побрёл по направлению к Большому залу. Это величественное светлое помещение со словно парящими выси сводами понравилось мне сразу, как только я впервые появился в нём. И этот роскошный гобелен… Ну и размеры! Скорее, это уже настоящая летопись аббатства, вышитая искусными мастерами так ясно, ярко и живо, что изображения на гобелене казались совсем свежими, словно бы и не прошло множество сезонов с момента их появления, и какими-то одушевлёнными, неплоскими, как будто вышитая картина впитала в себя любовь, мастерство и трудолюбие своих творцов. В самом центре гобелена во весь рост стояло изображение могучей мыши в отличных боевых доспехах без шлема, спокойно, но твёрдо опиравшейся на огромный меч с красным камнем в навершии рукояти. Мартин-Воитель, основатель и первый защитник Рэдволла, так почитаемый всеми обитателями аббатства, чей настоящий меч, столь кропотливо изображённый вышивальщиками, висит сейчас на той же стене прямо под гобеленом, сверкая в закатном луче огромным рубином, словно капелькой свежей крови. Именно благодаря ему красные стены вознеслись среди освобождённого от власти дикой кошки Леса. Во все стороны от Мартина к границам гобелена разбегались всевозможные враги-хищники. В вышитых фигурках можно было узнать крыс, хорьков, лисиц… Лицо рэдволльского героя было спокойно, сурово, но приветливо, а глаза, казалось, смотрели с вышивки с затаённой грустью, словно бы успев повидать немало горя в жизни. Да, собственно, наверняка, так оно и было… За время своего выздоровления я успел ознакомиться с аббатскими летописями, и среди пожелтевших пергаментов, исписанных множеством почерков ушедших в Тёмный Лес летописцев, мне попался один потемневший от времени, перевязанный золотистой ленточкой, явно очень ценный пергамент, оказавшийся биографией Мартина-Воителя и одновременно описанием строительства и существования аббатства при жизни Мартина. Ровные, чёткие, несмотря на минувшее время буквы, выведенные твёрдой рукой, сливались в описание жизни и приключений героя-воина. Тяжёлое детство, омрачённое гибелью матери, отплытие в погоню за её убийцей отца, пиратский плен, гибель последнего родного ему существа – бабушки, потеря отцовского меча, рабство и непосильный труд в строящемся на западном берегу Маршанке, кнут надсмотрщика и бессилие что-либо изменить… Борьба, едва не окончившаяся его гибелью, чудесное спасение из рабской ямы и знакомство со своей любимой, новые друзья … Свобода, недолгое счастье с прекрасной мышкой, поход на её родину, в сказочную Полуденную Долину, горячая взаимная любовь, появление собственного войска… Возвращение под ненавистные стены, гибель друзей, новая ожесточённая борьба с ненавистным поработителем-горностаем… Длившийся день и ночь бой, сражённые враги, павшие вражеские стены, уничтожение убийцы-Бадранга – и гибель возлюбленной… Роза – кажется, так звали мышку, отдавшую жизнь в великой борьбе против зла? Говорят, отчаянью Воителя не было конца… Ведь это так больно и страшно – потерять того, кого любишь всем сердцем! Навек померкший свет и рвущая пустота в душе, прощание с боевыми товарищами, одинокий поход в Страну Цветущих Мхов – и новая беспощадная война со свирепой кошкой Царминой, залившей кровью пол-леса. Путешествие в Саламандастрон, знакомство с Владыкой Горы Вепрем, обретение нового могущественного клинка из звёздной стали, ставшего символом и оружием Рэдволла, возвращение в СЦМ… Встреча с другом детства, осада и затопление Котира и последняя смертельная схватка с дикой кошкой… Тяжелейшие раны, почти смерть, медленное выздоровление… И начало строительства Рэдволла. Не один и не десять сезонов прошли, пока красные стены аббатства вознеслись над деревьями Леса Цветущих Мхов. Жизнь в мире, в строящейся обители, скорая смерть друга Воителя – Тимбаллисты… Поход на Северный Берег, на свою родину… Ведь он, как и я, родился там, где снега больше, чем зелени. Вот только жить на ледяном берегу, продуваемом всеми ветрами, со скудной природой было не в пример тяжелее, чем в богатейшем бескрайнем Нордвальде. Да-а-а, много же горя, крови и боли пришлось повидать рэдволльскому основателю. Но, по преданию, утратив счастье с гибелью юной Розы, он обрёл покой и утешение здесь, за стенами из красного песчаника. Он словно бы начал другую, новую жизнь, уйдя от мира в тишину и неизменность монашества. Рэдволл стал смыслом его жизни. Вся его любовь, неизрасходованная в семейном счастье, перенеслась на основанную им и мышами из разрушенной Глинобитной Обители лесную цитадель. Говорят, он умер спокойным и удовлетворённым, без страха уходя из этого мира в мир иной, не ведающий боли, тревог и смерти, навстречу своей возлюбленной, оставив своей обители могучий меч, иссечённые в битвах доспехи и вечную славу восторжествовавшей справедливости. Основанный им орден окреп, превратив мирное аббатство в неприступный бастион добра, о чьи стены разбились множество армий нечисти. Разобьётся и эта… …В гулкой пустоте величественного зала одиноко стоял волк, глядя на огромный прекрасный гобелен. Его могучая фигура казалась крошечной под вознёсшимися под самые небеса сводами. Косые закатные лучи эфемерным янтарём заливали полотно, и в их тёплом и тихом свете казалось, что искусно вышитый Мартин-Воитель словно жив и сейчас шагнёт со стены в главный зал своего любимого дома. Как настоящий, золотился прекрасно изображённый коричневый мех, и добрые глаза дружелюбно, торжественно и ободряюще глядели на застывший внизу силуэт хищника, нашедшего приют в обители мирных зверей и поднявшего свой меч на защиту Рэдволла. В полной тишине невесомые пылинки танцевали свой золотой вальс в густых лучах вечернего солнца… …Как всегда, за ужином было шумно и весело. Уставшие от дневных трудов и удовлетворённые результатами звери мирно и радостно обсуждали события уходящего дня, не забывая о множестве вкуснейших яств, непрерывным потоком доставляемых с кухни на столы. Чего тут только не было..! Кротовьи запеканки, салаты, острый креветочный суп, бульоны, пироги с овощными, ягодными и фруктовыми начинками, расстегаи, даже обжаренные в кипящем масле со специями креветки, большущий штрудель и ещё множество других вкусностей. Компоты, морсы, шипучки, наливки, настойки и эль плескались в чашках, стаканах, кружках и кубках, и всего этого было так много, что хватило бы на то, чтобы накормить всю Страну Цветущих Мхов, а супом можно было бы наполнить рэдволльский пруд. Вот только хариусам это вряд ли бы понравилось… Во главе стола в большом резном кресле сидел аббат Доминик, справа от него восседала матушка-барсучиха Клотильда, держа на коленях и кормя с ложечки ягодным пюре маленького кротёнка. Я уселся на скамью между молоденькой белочкой и толстым мышом. Проголодавшись, я накинулся на еду. Плюхнув себе на тарелку очередной кусок картофельно-свекольной запеканки с репой, я потянулся за расстегаем с земляникой, и тут увидел её. Хельга в тонком кремово-жёлтом платье сидела в углу и осторожно откусывала кусочки от пирога с луком и рисом, с любопытством глядя на пирующих и гомонящих рэдволльцев. Как она хороша..! И огромные фиалковые глаза, словно драгоценные камни, поблёскивают и вспыхивают в свете факелов и канделябров. Я встретил её только лишь минувшей ночью, но она уже успела стать мне очень дорога…. …Прошло несколько дней. Лето всё жарче разгоралось пожаром неуёмной зелени под выцветающим в полдень зенитом. Ничего особенного не происходило. Стук топоров в лесу продолжился, но никакой другой активности враг пока не проявлял. Я проводил время в тренировках и обучении защитников Рэдволла, за которыми с восторгом наблюдали вездесущие диббуны. Глядя на нас, юный Колин и другие сорванцы вооружились палками и устраивали шумные побоища в кустах, пока не потоптали малинник и их не разогнала Клотильда, пришедшая в ужас от вида поломанных кустов. Каждую свободную минуту я старался проводить рядом с Хельгой, которая окончательно поселилась в моём сердце. Несмотря на свою привычку к одиночеству, я с наслаждением отдался общению с ней. Рядом с ней было так легко и приятно, а говорить с Хельгой получалось так непринуждённо, и она тоже не избегала моего общества. К концу третьего дня её пребывания в аббатстве я окончательно понял, что люблю белую волчицу всей душой. Все те силы, те эмоции, что были направлены на скорбь, месть и ненависть к Джахангиру, теперь обжигающим потоком вылились в густую, всепоглощающую страсть. И эта страсть была взаимной. Хельга отдалась новому чувству со всей полнотой молодой, чуткой, оледеневшей от одиночества и испытаний души, отогретой пламенем любви. Словно две одинокие, настрадавшиеся души наконец встретились и воссоединились. Вместе мы окунулись с головой в нашу любовь. Каждое наше мгновение стало сладким, как дикий мёд, и быстрым, как солнечный блик, и в то же время тянулось, как душистая смола северных кедров. Минуты слагались в часы, часы в дни, и трудно было отличить день от ночи. Я был на седьмом небе от переполнявшего меня счастья. Нет, я не перестал быть одиночкой, просто Хельга стала частью меня, два одиночества слились в одно, и больше никто в целом мире не был нам нужен. Никто и ничто не могло нарушить нашего счастья. Мы так думали…

Солнце только-только начало подниматься над лесом, когда Феллдо в одиночестве выходит из спящего лагеря. Никто не должен видеть, куда он идёт. За спиной у белки висит копьеметалка, в лапах Феллдо несёт две связки дротиков. Всего лишь длинные заострённые палки, но их достаточно, чтобы убить хищника. Этот день решит многое. Словно не чувствуя тяжёлой ноши, Феллдо выходит на берег моря. Над ровной кромкой берега мрачной громадой возвышается Маршанк. Феллдо мог бы ненавидеть эту крепость, ставшую обителью страданий для него и десятков таких, как он, несчастных зверей, попавших в рабство к хищникам. Но он смотрит спокойно на стены, сложенные из камней, в том числе, и его руками. Бесполезно ненавидеть строение. Ненавидеть стоит тех, приказал воздвигнуть его ради власти над чужими жизнями. Долго и пристально смотрит Феллдо на тирана Маршанка. Вот он, проклятый горностай, Властитель Бадранг, стоит на стене, ухмыляясь при виде одинокого зверя, подходящего к крепости. Сегодня Феллдо пришёл сюда убить его. Без Властителя банда хищников распадётся в одночасье, и мирным жителем больше никто не будет угрожать. …Всего две недели назад Феллдо бежал из этой крепости вместе со своим другом Мартином. Они поклялись возвратить вместе с большим войском, чтобы сплясать на могиле Бадранга. Но Мартина нет. Он исчез в бушующем море. Помощи ждать неоткуда. Феллдо уже освободил из крепости всех рабов. Они могли бы уйти в далёкие южные земли, где Бадранг их не достанет. Но Феллдо не может уйти. Если он это сделает, горностай продолжит совершать набеги на мирные селения, и многие и многие попадут к нему в рабство, и десятки таких же Феллдо будет расти в заточении, не зная ни мира, ни свободы. Феллдо не уйдёт, пока Бадранг жив. Целя в голову тирана, Феллдо метает дротик. Тот, со свистом рассекая воздух, пролетает мимо увернувшегося горностая. - И это всё, что ты можешь? – кричит Бадранг со стены. На его голос летит второй дротик. - Спускайся, и сразимся один на один! Феллдо сам удивляется, когда разозлённый тиран соглашается… Ворота распахиваются, и Бадранг, сжимая в руках меч Люка Воителя, выходит из крепости один. На что надеется Феллдо, выходя против вооружённого мечом горностая с одними лишь заострёнными палками? Вероятно, на то, что в честной схватке всегда побеждает тот, кто прав. Если сегодня он убьёт Бадранга, побережье будет свободно. Если же нет… Одни назовут его героем, другие – безумцем. Но стоит ли жить в мире, где даже в честном бою везёт тирану? Прочь предательские мысли. Феллдо пришёл убить Бадранга, и он сделает это. Он победит. Через несколько минут сверкающий меч будет выбит из руки Бадранга. Тиран Маршанка будет повержен на землю. Ослеплённый яростью Феллдо совершит фатальную ошибку. Вместо того, чтобы поднять меч и зарезать ненавистного горностая, он примется сечь его палкой так, как тот когда-то сёк своих рабов. Бадранг закричит… Его крики будут сигналом для притаившихся в засаде солдат. «Рабовладельцы никогда не дерутся честно, - подумает Феллдо, глядя на окружающих его врагов. – Мне следовало понять это раньше». Образ Феллдо, с хохотом продолжающего убивать наседающих хищников, будет преследовать Бадранга до самой смерти. Пусть Феллдо погибнет, но он одержит победу. Тиран уже никогда не будет уверен в себе. В Тёмном лесу Феллдо долго будет искать Мартина Воителя. Он обегает все чащи, осмотрит все деревья, и поймёт – Мартин ещё не умирал. Полный надежды, Феллдо вернётся к воротам, в которые вошли уже миллионы зверей, и из которых не дано выйти никому. - Мартин, я сделал всё, что мог, чтобы победить Бадранга. Не подведи теперь ты.

Название:: Снег Автор:: Тирия aka Strippaw Переводчик:: Корректировка:: Статус:: закончен Предупреждение:: Описание кровавых сцен, смерть главного персонажа. Также стиль автора может понравиться не всем. Рейтинг:: PG (можно читать с 9 лет) Жанр:: зарисовка Пересечения с другими фанфиками:: Аннотация:: В общем, маленький фанф, описывающий смерть моего рэдволльского ОС Хурры. Безумно маленький. Как ни странно, вдохновлено битвой на Хоте ("Звездные Войны", эпизод 5). Посвящение и благодарности:: Каждая снежинка - как письмо с небес. (с)Малин Кивеля. Снег. Повсюду снег. Снег забился волчице в рот, ноздри и уши, застлал глаза. От этого она с трудом приподняла отяжелевшую голову и чихнула. Звук отразился от скал и эхом улетел вдаль. Прочистив глаза, волчица попыталась встать, но почувствовала резкую боль. Она чертыхнулась и, оглянувшись, заметила огромную рваную рану на правой ноге, из которой все еще текла кровь. Адская боль словно сковала конечность, но волчица сказала, нет, даже крикнула про себя, обращаясь к себе же: - "Не смей сдаваться! Ты кто - Хурра Легколапа или шавка из подворотни? Не смей сдаваться, поняла?!" Такое самоубеждение все же помогло. Волчица, которую как вы уже догадались, звали Хуррой, пересилила боль и кое-как села прямо на снег, уткнув подбородок в колени. Неприветливый ледяной шар северного Солнца показался из-за гор и холодным лучом осветил поле боя: бездыханные трупы волков - своих и врагов, их основной транспорт - горных коз, дымящиеся остатки гигантских катапульт... Все, что осталось от двух великих северных империй. Хурра смотрела на все это, и по ее запачканной грязью и кровью щеке покатилась слеза. Все, что она знала, разрушено и сожжено, все, кого она любила, мертвы. Как ей теперь выжить в этой ледяной пустыне - она не знала. До ближайшего поселения идти десять километров, а она не сможет столько пройти за раз. Ей оставалось только ждать - чего? Наверное, смерти. Как же горько умирать, достигнув всего тридцати лет! Но разве есть выбор? Нету. Волчица уткнулась носом в колени - единственное, что она могла сделать - и, чтобы хоть чуть-чуть приободрится, шепотом начала напевать колыбельную, которую ей пела когда-то в далеком детстве мать. Она не хотела сдаваться, хотела жить. Но выбора не было. А снег медленно заметал маленькое, сжавшееся в комочек тельце, пытающееся согреться. Снег.

Было чудесное весенне утро. Я спустилась в столовую залу, где меня ожидало все наше семейство: папенька, дядюшка и А. А., ставший для нас родным. Вскоре к нам присоединились граф Уваров и Бенкендорф. - Утро доброе, Ваше Величество! - учтиво поклонился Бенкендорф. - Наброски у меня уже готовы. - Отлично! - улыбнулась я. - Надо созвать комиссию по этому поводу. Давно пора положить конец кабале, тормозящей великую державу. Надеюсь, аристократия против не будет. - Конечно, нет, мой ангел. - сказал дядя. - Вы все делаете правильно, голубушка. Мы приступили к завтраку. Настроение у всех было приподнятое, в отличии от моего. Что-то меня тревожило... Вдруг вбежал князь Кочубей: - Ваше Величество! Там.. там!.. Он не договорил. Выпучив глаза, он упал замертво. В дверях показался лис в польской одежде. Он крикнул: - Панове! Тут они все! А дальше все, как во сне. Появились вооруженные гвардейцы и какие-то звери, кажется, каторжники. Они все стали кричать. А лис-поляк подошел к дяде и сказал: - Что изволите приказати, пан государь? - Государь?! - вскричал мой отец. - Николай! Что это такое! Не ты ли присягал на верность Елизавете?! Позором ты себя покрыл и всю нашу семью, затеял мятеж! Как.. - Да полно-те, Александр! Не царь ты более! Стране нужен сильный и жесткий правитель! От твоей девки толку много не будет. Оставим. Теперь с вами, государыня-матушка. Согласны ли вы добровольно отказаться от власти? Народ поддержал меня, обойдемся без кровопролития! Обещаю, вас с батюшкой я не трону. Пойдете на все четыре стороны. Я жду ответа, Лизонька! - Ах, ты мерзавец! Кукиш тебе, а не царство! - не сдержался мой А. А. - Помолчи, старый дурак. Ты не канцлер больше! Тут отец встал и сказал: - Ты слишком далеко зашел на сей раз! В Петропавловске будешь нынче ночевать! Арестовать этого предателя! Гвардейцы колебались. Дядя, потеряв самообладание, схватил меня за лапу и гаркнул: - Отказывайтесь, живо! - Не тронь мою дочь! - отец встал со своего места. И лис-поляк выстрелил в него из револьвера. Папа был сражен в самое сердце, не проронив ни слова, он упал на пол. Кровь... кровь... Я замерла на месте. Вокруг были крики, ругательства. Аракчеев дернул меня за локоть: - Ваше Величество! Вам надо бежать! Я ничего не понимала, я склонилась над телом папы, он был мертв. Я подняла голову, передо мной стоял горностай в мундире и дядя. Последний сказал, криво улыбнувшись: - И её тоже! Горностай размахнулся штыком и ткнул меня. Потом темнота, провал в памяти. Очнулась я в какой-то каморке. Старая выдра сказала, что она кухарка и меня сюда принес Аракчеев. Самого его убили. У меня страшно болел правый бок. Ранение. От выдры я узнала, что дядя объявил себя императором, сказав что меня и папу убили поляки. Дядя считает меня мертвой... Но и папа... Я разрыдалась. Я так любила его, мне казалось, что я умру сама от горя. Выдра уговорила меня бежать из Империи. Так было решено идти в Рэдволл. Всего за 15 минут я лишилась всего... Теперь я в аббатстве.

Это был торжественный момент. Весь Рэдволл собрался, чтобы проводить отважную путешественницу. Кроты на стенах аббатства кидали вниз лепестки знаменитых рэдволльских роз. Играли ежеструны и харолины. В честь этого события прибыли и Лог-а-Лог, и Командор Выдр, и лесные жители, и даже гости из Саламандастрона. Виновница торжества стояла перед ними, с узелком в лапах. Аббат откашлялся: - Сегодня мы провожаем в дальний путь отважную мышку Cornflower. Она пришла в наше аббатство четыре сезона назад. Уже с первых дней, она показала нам редкое упорство и твердость своего характера. Она поведала нам, что ею взята на себя непростая миссия – восстановить утраченное нами единство и пропавшую активность. В те смутные дни, это казалось невозможным, но Cornflower не знала такого слова. Ее труд был непростым, многие не понимали ее благих намерений, но она не сдавалась. И вот – взгляните на результат ее труда! Благодаря ее мудрому влиянию, мы сумели вывести коров из коровьей петрушки. Уже два раза на нашу колокольню наступала лошадь, и я определенно слышал собачий лай. Мы больше не едим сыр, мы пустили гобелен на кухонные полотенца. Ее стихи наполнили наши сердца пламенем, на котором мы до сих пор жарим блины. Благодаря ей, мы провели реформу нашего Устава. Она внесла неоценимый вклад в борьбу с фальсификацией летописей. Она в одиночку выпила все запасы Октябрьского Эля, раз и навсегда решив проблему алкоголизма. Наши верные стражи несколько раз ложились в Лазарет с острой мигренью. Но главное – мы как никогда едины и дружны! Наша активность зашкаливает, и все это стало возможным, благодаря ее невиданному энтузиазму! Но мы не эгоисты, мы должны думать и о других. Там-не-знаю-где живет бедный, несчастный народ. Они погрязли в тоске и апатии. Уже много лет ими правит Сват Наум. Этот жестокий правитель дает им все чего они пожелают. Они тонут в роскоши. Они живут разрозненно и скучно. Эти страдальцы вынуждены заниматься философией, и их диспуты всегда проходят учтиво, и каждый из них счастлив согласиться с другим. Думать об этом невыносимо, но, к счастью, мы можем им помочь! Добросердечная Cornflower решила отправиться туда, как миссионер. Она научит их тому, чему научила нас, и свергнет жестокую тиранию Наума. Да, нам непросто будет проститься с ней, после всего, что мы пережили вместе. Я знаю, многие сейчас роняют горькие слезы расставания, а кто-то вот-вот пустится от горя вприсядку. Но мы должны быть сильными! Поэтому я не говорю «До свидания». Я говорю – «В добрый путь и скатертью дорога!». Ура отважной путешественнице! Ура Cornflower! И вот, под всеобщее ликование, мышка покинула стены аббатства и тяжелые ворота захлопнулись за ней. Жители Рэдволла высыпали на стены, долго провожали ее радостными криками и взмахами лап. Так начинался ее великий поход, конца которому не было видно…

Когда-то, давным-давно… На самом деле, это немного грустно – начинать свой рассказ с этих слов. Кажется, что все самое интересное уже произошло, а нам остается только вспоминать легенды прошлого. Но это отнюдь не означает, что сейчас не происходит ничего волшебного, удивительного и захватывающего. Просто легенды и сказки про это еще не сложены. Как знать – может прямо сейчас ты, сам того не подозревая, являешься персонажем сказки? И через много лет, сидя у камина, звери будут слушать истории о тебе. Истории, которые будут начинаться со слов «Когда-то, давным-давно…» Когда-то давным-давно Буран заблудился. Что в этом удивительного спросите вы? И правда, наверное каждый из вас, хотя бы раз в жизни попадал в подобное положение. Но все не так просто! Ведь Буран был ветром – и не обычным ветром, а ветром Северным, вестником Зимы. Посмотрите на него! Вот он мечется между елей то туда, то сюда, и сам же себя сбивает с толку! Если бы он удосужился остановиться хоть на миг, вы бы увидели, что это лис. Его шкура бела как снег, а хвост – настоящая метель. Глаза у него небесно-голубые, озорные, в них – жажда гонки: «Эх, закручу!». Но сейчас в его глазах плещется паника. Важное поручение было у Бурана – первый раз он должен был возвестить начало Зимы, принести с собой тучи, которые рассыпали бы снежное покрывало над Страной Цветущих Мхов. Но так весело было ему снова подняться в небо, после трех сезонов бездействия и скуки, что заигрался он, резвясь в бесконечном небе. А тучи, которые он нес с собой, выплыли из-под его плаща, да и улетели в разные стороны. Бросился Буран собирать их – и заблудился. Не знает ветер, куда ему лететь. Да и тучу догнал всего одну, самую маленькую. Не хватит ее, чтобы началась в Лесу зима, ох не хватит! И придется ему с повинной возвращаться пред строгие очи Белой Кошки. А та взглянет на него своим пронзительным взглядом, колючим, как морозный воздух, да и посадит под замок до следующей зимы. И тогда целый год не видать Бурану вольного неба! А тучам тоже несладко. Они совсем потерялись посреди бескрайних небесных просторов. Разлетелись во все стороны – поди, сыщи их. Наконец успокоился Буран. Пока он бесчинствовал – весь снег из оставшейся тучки высыпался в небольшую рощицу. Спустился туда лис, уселся в сугроб и задумался. Как бы ему вернуть все тучи назад и поручение свое выполнить? Но ничего не приходит в голову Бурану. Сидит ветер, горюет. Но вдруг слышит – зазвучали голоса на опушке. Стало Бурану интересно, кто это может быть. Подкрался он неслышно, как только ветра умеют, и стал между ветвей подглядывать. А на опушку вышли диббуны. Они давно ждали наступления зимы. Ведь поздняя осень сера и скучна, а зимой столько всего интересного придумать можно! И нипочем им, что снега всего только на одну рощицу и хватило. Смеются диббуны, играют диббуны, кидают друг в друга снежками. Буран хоть и старше их в сто раз, но характером мальчишка – не выдержал, закрутил хвостом снег, и ну запустит! А у ветра силища немалая! Намело сугроб огромный, всех малышей и накрыло разом. Спохватился лис, взмахнул хвостом еще раз – весь снег прочь унесло, диббуны вскочили, оглядываются недоуменно. Они даже испугаться не успели. Буран расстроился, сел на опушке грустный. Тут зверята его заметили, подбежали, давай тормошить: мол, кто он такой, да что это такое только что было. Буран им всю правду выложил, как есть: и про то кто он, и про задание его, и про то, как не уберег он тучи снежные. А диббуны ему поверили сразу, Бурану даже удивительно от этого стало. В знак дружбы, прокатил он их на своих плечах, над лесом. Зверята от восторга так кричали, что чуть голоса не сорвали. И очень им его жалко стало, что если не сможет он вернуть тучи, то посадит его Белая Кошка в сундук на целый год. А еще жальче им себя, ведь если тучи снег не рассыплют, то никакой зимы не будет – а значит и никакого веселья! Стали они думать, да гадать – как Бурану помочь. Тут кротенок, у которого с собой был маленький фонарь со свечкой, предложил: из того снега что есть, маяк построить. А на верхушку – поставить его фонарик: тучи его увидят и хурр, это самое, сразу же прилетят. Диббунам эта идея очень понравилась! Стали они немедленно лепить маяк. Без устали носили зверята снег, а Буран им помогал. Построили они маяк – загляденье! И фонарик сверху горит – не гаснет. Только вот высотой он Бурана не выше. И огонек в нем маленький. Не видать его тучам из дальних краев, не приметить, куда лететь надо. Диббуны опечалились, но Буран решил не сдаваться. Прикрыл малышей плащом, сам же как дунет! Взметнулся снег ввысь со всей рощи, поднялся к небу столпом, выше деревьев. Да, такой маяк – всем маякам маяк! Да вот только фонарик наверху по-прежнему крохотный. Того и гляди – потухнет. Снова печален Буран – видать, не избежать ему сундука пыльного. Тут видят зверята, что пока они с маяком возились, уже и ночь наступила. Небо все черное, а на небе – звезды. И вдруг одна звезда начала падать. И каждый диббун тотчас желание загадал. Только Буран не мог – не положено ему, он ведь и сам немножко волшебник. А загадали малыши, чтобы огонь на маяке разгорелся поярче. И только успели они об этом подумать, как звезда вдруг изменила направление, и полетела прямо к маяку. Коснулась она его вершины и запылала, как огненный шар! Луч света прорезал ночное небо и во все стороны полетел сигнал. И увидели потерянные тучи этот свет, и устремились ему навстречу. Но снег от огня тает, это всем известно. И маяк начал таять. Все меньше и меньше становился он, пока не стал таким, каким был в самом начале. А на верхушке у него, нетронутый, стоял фонарик. Только свечка у него прогорела до конца. Огляделись диббуны - а рядом-то и нет никого, только ветер колышет деревья. Стали они спорить - почудилось им это, или нет? А если нет, то получилось ли у Бурана вернуть тучи? Уж очень хотелось им верить в чудо. Поспорили они, и пошли домой – спать. А на следующее утро наступила зима. Повсюду, на земле и на деревьях лежал снег, реки сковало льдом, воздух был морозным и свежим. «Получилось!» - радостно крикнули проснувшиеся диббуны и побежали играть в снежки. Тем временем, Буран вернулся во дворец Белой Кошки. Та похвалила его за работу, и он порадовался, что под белым мехом не видно, как он краснеет. А когда лис вышел, кошка улыбнулась, и что-то подбросила в воздух. На небе снова загорелась Полярная звезда. А диббуны скучали. Скучали по своему новому другу. И все тот же кротенок предложил: давайте снова зажжем маяк! Вдруг он увидит его свет и прилетит? Взяли они новую свечку, поставили фонарик на верхушку маяка и зажгли. И только запылал маленький огонек, как взметнулись тучи снега, и рядом с малышами, сияя улыбкой, появился Буран! С тех пор прошло много сезонов, сменилось много ветров. Но до сих пор строят зимой зверята снежные маяки и ставят сверху маленький фонарик. Взрослым кажется, что это игра и баловство. Но, в далеком краю, Северный ветер видит снежный столб, поднявшийся выше леса, и огонь, горящий ярче солнца. И летит навстречу.

Пролог Буря свирепствовала над лесом. Тревожное завывание вьюги, зловещий скрежет и треск деревьев наполняли мрачный лес. Ураганные порывы стихии гнули и ломали ветки, взметали в воздух тучи снега, делая невидимым всё, что находилось далее двух десятков шагов. И в этом лесу, едва пробираясь сквозь пургу, отчаянно сопротивляясь стуже и яростному ветру, утопая при каждом шаге по колено в снегу, брёл путник. Было видно, что он уже очень устал от долгого сражения с внезапно налетевшей бурей. В какой-то момент резкий порыв ветра сдёрнул с головы странника капюшон, открывая пронзающему холоду и снегу измождённую мордочку молодого хорька, ещё даже не достигшего пятнадцати сезонов. Зверь отчаянно всплеснул лапами, закрывая незащищённую мордочку, стараясь уберечь её от свирепого ветра и мороза. Повернувшись спиной к метели, он с трудом, одеревеневшими от холода пальцами, накинул капюшон обратно на голову, а затем, повернувшись, вновь упрямо двинулся в путь. Пройдя ещё немного, хорёк, сам того не ведая вышел на край большой поляны, противоположная сторона которой попросту тонула в непроницаемой стене снежной бури, и казалась, уходила за пределы этого мира. Неожиданно, даже сквозь вой метели, уши молодого зверя уловили в стороне от себя необычный треск, пробивающийся сквозь вьюгу. Удивлённо подняв взгляд, хорёк какое-то время всматривался в сплошную пелену снега, пока та в какой-то момент не дрогнула, и сквозь неё внезапно проступили очертания огромной сухой ели, стоящей на самом краю широкой поляны: её ветки трещали и ломались под напором стихии, порождая режущий ухо громкий скрежет. В следующее мгновение заплутавшего путника настиг столь мощный и резкий порыв бури, что его опрокинуло на спину в глубокий сугроб. Ель вторила удару стихии громким «стоном». Полу ошеломлённый, хорёк поднялся не сразу: вначале он встал на четвереньки, потом в полный рост. Зверь уже собирался было развернуться, чтобы уйти назад в чащу, где деревья хоть как-то ослабляли собой натиск метели… как вдруг, над поляной раздалось такое жуткое и ни с чем несравнимое завывание ветра, что кровь заледенела у хорька в жилах, и он упал на колени, зажав уши лапами! Это было ужасающее сочетание громового рыка и воя, и издавало его вроде бы и живое существо и ветер одновременно! Хорёк невольно посмотрел вперёд, на поляну, едва проглядываемую сквозь буран и… замер в оцепенении, не в силах оторвать взгляд! Спустя несколько мгновений, он в страхе бросился в сторону, под защиту большого дерева, и затаился в снегу на какое-то время. А потом, уже не обращая никакого внимания на лютый холод и непогоду, царящую вокруг, зверь как можно незаметнее и проворнее отполз от поляны прочь и, встав, что есть силы, рванулся в лес, то и дело, в испуге оглядываясь назад.

Путешествие первое. Много неясного в этой стране, Где все слова начинаются с «Не». В детстве, у меня был приятель – Джованино Теряй-Время. Нас познакомил писатель Джанни Родари. Как-то раз, Джованино рассказал мне про удивительную страну – страну, где все слова начинаются с «Не». «Неужели рядом с Рэдволлом нет такой страны?» - подумал я. Взял пакет засахаренных каштанов и верную сову и отправился на поиски. И, представьте себе – нашел! В этой стране, например, живут немыши. Это, как вы догадались, сокращение от «немирные мыши». Они очень любят поспорить и подраться. Но, так как это, на самом деле, нессора и недрака, то все делается понарошку. Дерутся они мешочками, набитыми песком, а обзываются так потешно, что сами потом и смеются. Есть там и неземлеройки, но те как раз души друг в дружке не чают и всегда поддерживают друг друга… Поэтому говорят хором. Ну и шум, скажу я вам! Там есть некроты. Они живут не в норах, а на деревьях и очень любят угощать путников морсом и лепешками. Там живут незайцы – они очень мало едят и уши у них короткие. Зато поют они так прекрасно, что все жители страны каждый день собираются послушать их пение. (Но все никак не соберутся) В стране живут небарсуки. Но они такие маленькие, что их никто никогда не видел. Еще там есть неежи. У них очень мягкие иголки – как у лиственницы, поэтому они спокойно могут обнимать других зверей, не боясь их уколоть. Есть даже нехищники, или по-другому – «чисть». Они очень чистоплотные и умываются по нескольку раз в день. Особенно некрысы. А нелисы очень наивные и доверчивые – их легко обмануть. Но заниматься таким станут разве что несони – у них бессонница и они хулиганят от нечего делать. Есть там и Нерэдволл, куда же без него? А в нем висит Неколокол. Стоит ему ударить, как тут же воцаряется полная тишина. Поэтому в стране никогда не бывает настоящих ссор. Стоит только кому-нибудь поссориться, как звери бьют в неколокол, и ссора прекращается. Еще в Нерэдволле висит Негобелен. Говорят, что каждый вечер он показывает что-то новое – дальние страны, невиданных зверей, а то и целые представления, на радость малышам. Есть и Немеч. Но он не рубит, а соединяет. Если Неколокол не помог, и дружба порвалась, Невоитель берет Немеч, взмахивает и р-раз – дружба восстановлена! А на ночь, в детскую приходит Немартин. Он рассказывает диббунам сказки, и они спят, видя разноцветные сны. И обязательно с хорошим концом! Вы спросите, разве там нет каких-нибудь недиббунов, отличающихся примерным поведением? Увы и ах – дети во все времена и в любых странах остаются детьми. И это здорово! В общем - хорошее место, страна, где все слова начинаются с «Не». Обязательно побывайте там, если будете проезжать мимо!

Последняя ночь зимы Мартин Воитель стоял на северной стене аббатства Рэдволл, вглядываясь в окутанное призрачной дымкой зимнее утро. Еще два дня, и в Страну Цветущих Мхов придет весна, но снег не желал таять, и зима как будто продолжалась. Солнечные блики играли на сугробах, окрашивая их бока в голубые, оранжевые, розовые тона. Эти пестрые пятна искрились и переливались серебряными кристалликами. Мартин любил зиму. Ему нравилось подолгу сидеть у окна, сквозь полупрозрачные узоры глядя на бущующую снаружи вьюгу. Лето – жаркая, бурлящая жизнью пора, а с годами одиночество и тишина становились ему все ближе и ближе. Весною он непременно отправлялся к дикому коту Джиндживеру и его жене Сандингомм, и они вместе глядели на только что вылупившихся ласточек, вовсю трещавших под крышей сарая. Осень приносила ему грусть и безмолвие – он непременно вспоминал тех, с кем он навсегда расстался – Бром, Кейла, Грумм, Паллум, Полликин и многие другие. Он помнил и ушедших в тихие леса героев – Феллдо, Кустогора, Можжевельника. Но больше всего Мартин берег в своем сердце воспоминания о Розе. Туманной осенью он снова и снова видел, как горностай Бадранг хватает ее за воротник, приподнимает над землей и отшвыривает прочь от себя… как Роза с глухим стуком ударяется о стену, по ее лбу и щеке стекает ручеек крови… Нет, он не мог забыть ее! .. Никогда… Кто знает, как сложилась бы его судьба, останься Роза в живых? Наврядли он поселился бы в Полуденной долине. Сердце и душа воина не дали бы ему повесить раньше срока меч на гвоздь, о нет. Наверняка его снова захватил бы ветер странствий, повлек его – а вместе с ним и Розу – далеко-далеко, за горизонт, туда, где он еще не был… Но тогда Розу могли бы убить и солдаты Котира, и голод, и все те опастности, которые проливным дождем обрушились на него. Единственной памятью о Розе и своих ушедших друзьях был… обломок отцовского меча. Да, он сохранил его. Никто не знал о его кусочке памяти, о гладкой поверхности клинка, на которой он часто видел образы своих друзей. Мартин все чаще и чаще вспоминал о них. Он знал, что не вечен, и рано или поздно присоединится к ним. Это немного утешало его. Немного, потому что пришлось бы покинуть своих новых друзей – Гонфа, Динни, многих других. А недавно в аббатстве поселились спутники его отца Льюка – Вург, Бью, Денно, Дьюлам. В воспоминания Мартина вернулась утерянная частичка прошлого. Он вспомнил свою мать Сайну, с которой пробыл так недолго, бабушку Уиндред, погибшую под ударами кнута надсмотрщиков Бадранга. Не забывал он и Тимбаллисту - он попал в плен к пиратам и оказался на корабле, который во время боя захватили Мартин с друзьями. Но Мартин недолго пробыл с другом детства – тот умер вскоре после основания Рэдволла. Внешне Мартин почти не изменился; лишь его шерсть тронула седина и глаза глядели чуть более устало. Но возраст все же сказывался на нем: зрение его угасало, слышал он уже совсем не так, как раньше, но понять, насколько он стар, можно было лишь заглянув в глубину его глаз, темных и печальных. Но в последнее время Мартину казалось, что он как будто стал лучше видеть, лучше запоминать все происходившее в Рэдволле, значительное и незначительное; он словно впитывал в себя звуки и запахи дорогого для него Леса Цветущих Мхов. Мартин догадывался, что это значит, и время от времени на его лице появлялась грустная улыбка. Мартина не заметил, как за размышлениями простоял на стене до полудня. После ужина к нему подошел Гонф и спросил его: - Что это ты такой хмурый и кислых ходишь, товарищ? Неужели малютка Гонфлет отобрал-таки твой берестяной кораблик и съел его? Мартин негромко рассмеялся. - Нет, Гонф, но я не удивлюсь, если он им перекусит. Меня печалит лишь то, что я отнюдь не вечен и однажды расстанусь с вами. - Что это ты такое говоришь? – вскричал Гонф. – Прекрати сейчас же! И что это за «печалит»?! Что за «отнюдь не вечен»?! Ты так никогда не говорил! Вернись, Мартин, вернись, наш прежний милый Мартин! - Я… я невольно это делаю, Гонф, - пробормотал Мартин, чувствуя себя виноватым перед другом. – Я постараюсь больше не… Он не договорил, отвернулся и пошел в свою сторожку. На следующее утро он встал ни свет ни заря. Было еще темно. Стоя на пороге сторожки, Мартин смотрел куда-то вдаль, его взгляд блуждал по неровным очертаниям деревьев. Наступил последний день зимы. Тишина. Весь этот день он почти ничего не делал, только повозился немного с малышами, помогая вылепить им снежного барсука. В остальное время он бродил по аббатству, разок даже прошелся по зимнему лесу. Гонф настороженно наблюдал за ним, ему казалось, что его друг ведет себя как-то странно. Но к вечеру Мартин как будто стал самим собой, и его беспокойство рассеялось. Спустилась ночь, укрывая землю темным плащом с серебряной брошью луны. На небе тускло мерцали холодные далекие звезды. Деревья больше не выделялись на фоне друг друга, они слились в одну величественную гряду. Воздух был морозным и прозрачным. Мартин лежал в постели и никак не мог заснуть. Его затуманенное печалью лицо освещала бледная луна. Он немного поворочался, но безуспешно. Тогда Мартин встал, зажег свечу и вытащил кусок пергамента и уголек. Написав несколько строчек, он завернул в пергамент клинок бывшего меча. Мартин вышел на улицу. Морозно. Холодно. Тихо. Звезды тускло мерцают на небе, призрачно светит луна. Ветра почти не было. Мартин обвел взглядом двор: стены, пруд, ворота, фасад аббатства. В его голове зазвучали знакомые голоса; среди них и голос Льюка, Сайны, Феллдо… Он понял, что время его истекло; закрыв глаза, Мартин в последний раз вздохнул полной грудью морозный воздух и растворился в бесконечной зимней ночи… … Жители аббатства, все как один, проснулись от ярчайшей вспышки, озарившей двор. Все – от самого юного диббуна до самого седого старца – с тревогой смотрели в окна комнат и коридора. Звезды вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли… … Гонф очнулся от странной полудремы, сковавшей его. Он с криком влетел в сторожку. На столе по-прежнему горела свеча. Но Гонф больше не чувствовал себя здесь как дома, ибо Мартин умер. - Нет, нет, - заплакал Гонф, падая на колени. По сторожке пронесся сквозняк. Гонф утер слезы и обратил внимание на завернутый в кусок пергамента обломок клинка. Он развернул его и прочитал: «Мои добрые друзья! Я так не хочу покидать вас… Но я не могу выбирать. Гонф, прости меня, если сможешь… Простите меня, друзья мои… Гонфу, Динни, Белле, Вургу и всем остальным». «Это часть его меча! Старого меча…» И Гонф снова безутешно заплакал. … И только Вург не глядел во двор; он с грустью смотрел, как маленький серебристый странник с мечом поднимается по лунному лучу к звездам.

Да уж, что-то я разошёлся, но стараюсь писать, пока пишется) Не судите строго, получилось на одном дыхании. ...Отряд белок шёл по Лесу Цветущих Мхов. Они шли не таясь, хотя война только–только закончилась, и недобитые шайки хищников бродили в округе. Но именно уничтожение подобнго сброда и являлось основной задачей патрулей. Белок было шестеро, все вооружённые, но лук полагался только одному — Орлиному глазу, лучшему стрелку всех патрулей в Стране Цветущих Мхов. У всех кроме командира были длинные кинжалы, а у него за поясом висел топорик. Шли белки цепочкой, первым командир, за ним стрелок, потом молоденькая белочка–санитарка, ещё двое бойцов и в конце сильный, мускулистый белка, равного которому тоже не было во всей Стране. Командир, рыжий Тим, был совсем молодым, но уже повоевавшим и опытным бойцом, поэтому ему и доверили командование патрулём. Красивая фигура, весёлый взгляд, лёгкая походка — всё дышало в нём юностью и свежестью. Орлиный глаз был чуть постарше него, но по характеру отличался разительно: всегда мрачный и замкнутый, слегка высокомерный, к тому же лишённый чувства юмора. Белочка Гвоздика была совсем юна, а война прошла мимо неё, но она попросилась санитаркой в отряд, и её направили в патруль к Тиму. Стройная и воздушная, с глазами, глубокими, как горные озёра, в которых тут же утонул наш рыжий командир. Четвёртым и пятым были братья Тоби и Робби, молодые и легкомысленные, полные шуток, вечно поддевающие Орлиного глаза, который молча терпел их проделки, но иногда смотрел на них таким взглядом, как будто хотел испепелить шутников на месте. Замыкающим был Рей, самый сильный белка в Стране Цветущих Мхов, добродушный и невозмутимый горец, старший в отряде. Уже вечерело, когда патруль вышел на поляну, в центре которой стоял старый могучий дуб. Хотя был лишь конец лета, и зелёная листва совсем не собиралась опадать или редеть, но в кроне ясно виднелась средних размеров хижина. По команде Тима Робби забрался на дерево, осмотрел хижину и крикнул:«Всё чисто!» Решено было заночевать тут же. Все забрались в хижину, а Орлиный глаз остался в дверном проёме наблюдать за обстановкой. Потом его должен был сменить Тоби, а под утро — Робби. Разбитый отряд хищников с трудом оторвался от преследования. Нортон Везел, высокий статный горностай, командир некогда мощной армии, с горечью осмотрел остатки войска. Двадцать клинков, всего двадцать рубак. Среди них десять лучников–крыс, остальные — ласки, хорьки и куницы, закалённые бойцы. Он знал, что их ищут, знал, что у врага преимущество, но он также знал, что даже двадцать клинков это тоже сила, а скоро подойдут и основные силы. Те части, которые потерпели поражение, это только разведка, а удар гвардии будет страшен! Хищники вышли к поляне одновременно с отрядом белок, но Нортон приказал своим залечь в кустах и выждать время. Как только белки заняли хижину, горностай уже знал, что никто из его врагов не уйдёт отсюда. Первыми сигнал получили лучники, рубаки же были в боевой готовности. Нортон махнул лапой... Орлиный глаз был идеально виден в лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь заднее оконце хижины. Неожиданно для всех он упал вниз, к корням дуба, не успев даже вскрикнуть. Удивлённый Тоби высунул голову в дверной проём, чтобы посмотреть, что случилось. Тим заорал:«Назад!», но было уже поздно, Тоби обмяк и остался лежать со стрелой во лбу. Командир всё понял и приказал:«У них есть лучники, держитесь подальше от двери» Потом он невесело усмехнулся и проговорил:«А вот у нас луков нет... Ладно, отсидимся как–нибудь.» В это же время, Нортон, окрылённый успехом, вывел свой отряд на поляну. Белок осталось четверо, ни одного стрелка, бояться нечего. К тому же, ему пришла в голову дьявольская мысль: выкурить белок из хижины. В прямом смысле. Скоро костерок уже весело пылал, лучники готовили снаряжение, а пехота готовила ужин. Десять горящих стрел вонзились в стену хижины. Тим и Рей поняли всё. Дело было совсем плохо, нельзя было терять ни минуты. «Так, Гвоздика, полезай в окно и беги со всех сил! Скажи нашим, что мы держимся у древнего дуба! Беги и не возражай, это приказ.» Рей с Робби подсадили её, и она юркнула в маленькое оконце. Вдруг Робби тихо охнул — из его плеча торчала стрела. Рей толкнул его в тень и перекатился сам. Они не видели, как Гвоздика приземлилась и побежала. «Молодцом, Хью, ещё одного срезал, — похвалил Нортон стрелка и вдруг воскликнул: Они пустили белку за подмогой, стреляйте, живо! Если она приведёт подмогу, нам всем конец. Да стреляйте же!» Крысы как будто не слышали приказ. Горностай рассвирепел, выхватил лук у одного из стрелков и быстро выстрелил в спину убегающей белочке. Та на мгновение упала, но тут же поднялась и побежала дальше. Ярость сменилась у Нортона апатией, и он махнул лапой:«Ладно, со стрелой в боку она далеко не убежит. Продолжайте обстрел» Белочка бежала, не чувствуя боли, только струящаяся кровь напоминала ей об этом. Она не разбирала дороги, мчалась напрямик, слабея с каждым шагом. Запнувшись за корень, она упала и не смогла подняться. Но всё равно продолжила свой путь, пускай и ползком. В вечернюю смену в патруль вышел отряд зайцев — сержант и пятнадцать бойцов. Сержант Гордон Дуглас был ещё довольно молод, но он прошёл через войну, о чём свидетельствовали шрам на левой щеке и лёгкая хромота. Состав отряда был смешанным — тут были и ветераны, и зелёные новобранцы. Шли они быстро и вскоре были далеко на востоке от аббатства. Сержант был мрачен и молчалив, остальные тоже не подавали голоса. Неожиданно, один из разведчиков, высланных вперёд, вскрикнул:«Сюда, все сюда!» Отряд быстро двинулся на звук, и вот какая картина предстала перед их глазами: разведчик склонился над умирающей белочкой. Обломок стрелы торчал из её бока, всё было залито кровью. Она умирала, в этом не было сомнений. Гордон опустился к ней, и Гвоздика прошептала:«Хищники... там... ребят ещё можно спасти...» Она стала дышать ещё тяжелее, а потом перестала совсем. Глаза её закрылись навсегда... Сержант Дуглас вздрогнул, но тут же взял себя в лапы и тихо скомандовал:«Монти, остаёшься с ней, остальные со мной. Быстро.» Дрожащий Монти кивнул, а отряд последовал за сержантом. Тим, Рей и раненый Робби сидели в задымлённой хижине. Огонь пока не пробивался внутрь, но уже припекало. «Что будем делать, если Гвоздика не дойдёт?» — спросил Робби. «Она дойдёт, я верю! — проговорил в ответ рыжий командир, — А мы должны продержаться, просто обязаны!» Тут Рей тихо выругался: на брёвнах показались язычки пламени. «Будем тушить», — скомандовал Тим. Зайцы бежали по лесу, и тут Гордон резко остановился: он почувствовал запах дыма и увидел поляну впереди. Тихо раздвинул заросли — на поляне хищники окружили и обстреливают хижину на дубе. Мгновенно оценил ситуацию:«Ударим с тылу. Их больше, но внезапность нам поможет. Вперёд!» В сумерках из кустов метнулись тени прямо к костру. Зайцы с боевым кличем ожесточённо набросились на врага и начали схватку. Дуглас мощным ударом снёс голову какой–то крысе, потом прорубил шлем одному хорьку, подставил щит под удар другого и ударил его под рёбра. У хищников началась паника, они подумали, что попались огромной армии и бросились в бегство. Зайцы безжалостно рубили их всех. Из хижины спрыгнули три белки и бросились в бой вместе со всеми. Уж они–то пощады не знали. Вдруг Робби заметил, что один горностай отделился от общего боя и бросился в бегство. Он рванул ему наперерез, схватил за плечо и попытался повалить, но Нортон резко развернулся и всадил кинжал белке в грудь по самую рукоятку. Теперь уже никто не мог его остановить. Рей увидел эту сцену и пробормотал:«Когда–нибудь мы встретимся, горностай» Потерь у зайцев не было, если не считать нескольких раненых. Тим сидел, привалившись к дубу и глядя на свои обожжённые лапы. Ему совсем не хотелось ничего делать, а отсутствие Гвоздики вызывало нехорошее предчувствие. К нему подошёл заяц со шрамом и остановился в молчании. Белка поднял глаза и обессиленно спросил:«Что с нашей Гвоздикой?» Сержант только опустил голову. Тим всё понял и закрыл морду ладонями. Его тело вздрагивало от рыданий. Подошедший Рей постоял рядом и тоже рухнул у дуба под догорающей хижиной. Он тоже почувствовал дикое опустошение. Когда патруль стал возвращаться, они нашли Монти и лежащую у него на коленях Гвоздику. Похоронили белочку тут же. Уже в аббатстве было решено, что Рей и Монти отправятся в горную долину, готовить местных белок к войне, а остальные с Тимом продолжат путь в Саламандастрон. ...Заяц со шрамом стоял на стене аббатства и смотрел на север... «Это была не война, а только начало, я точно знаю. Настоящая война будет решающей для всех нас», — прошептал он. Его слышал только ветер...

После долгого отсутствия вдохновения захотелось снова что-нибудь написать, и вот что из этого получилось. Ветер неистово завывал в горах, позёмка скрывала тропу, луна еле–еле пробивалась сквозь завесу снежной крупы, но небольшой отряд упорно продвигался вперёд. Ледяной воздух обжигал глотки, снег забивал глаза, ничего не было слышно, кроме беснующейся стихии, вот только ничто не могло остановить их перед поставленной целью — перевал был так близок... Заяц, белка и мышь — вот те трое смельчаков, осмелившихся бросить вызов горам в такое время. Заяц с мышью были ещё совсем молоды и неопытны, а вот в их спутнике, уже совсем не юном, но достаточно крепком, всё выдавало местного жителя, опытного проводника. Для перехода через горы все трое были хорошо снаряжены. Под толстыми дорожными плащами можно было спокойно укрыться с головой, а объёмные вещмешки, казалось, были способны вместить огромные запасы. Однако, несмотря на всё это, продолжать путешествие было небезопасно, да и нелегко, поскольку даже такой опытный проводник с трудом находил тропу. Именно поэтому было принято решение устроить привал до утра. Звери скинули мешки, достали припасённый хворост и разожгли небольшой костерок. Хотя ветер и пытался его задуть, но вскоре он вовсю пылал. Горячий ужин в таких условиях был совсем кстати, поэтому голодные путники смели его моментально, причём белка и мышь не отставали от зайца. Когда с едой было покончено, они остались сидеть у огня, ведь сон в горах зимой смертельно опасен. Делать до утра было нечего, и белка–проводник решил рассказать одну из многочисленных горских легенд. "...Было это давно, когда хищники в этих краях не враждовали с белками, а Мартин Воитель томился у Бадранга в Маршанке. Долина наша была мала и труднодоступна, поэтому никто нас не тревожил. Жил у нас в деревне один горностай, трудился как и все мы, собирал коренья, вот только водился за ним один грешок: уж очень он любил наведываться в чужие огороды и набивать свои закрома. Неизвестно, как это всплыло наружу, но настороженность соседей сменилась неприязнью к нему. Правда, никто его ни разу так и не поймал на месте преступления. Однако, его жадность пошла дальше: когда в один сезон белки страдали от неурожая и пришли к нему за помощью, он даже не пустил на порог и только закричал из–за двери:"Моё! Всё моё!" Терпению жителей пришёл конец, но открыто пойти против него никто не решился. В одну зиму горностай стал слишком часто уходить в горы, а в окрестностях стали пропадать путники, тела которых иногда находили с пустыми мешками. Конечно же подозрение пало на хищника, теперь нужны были железные доказательства. И они нашлись. Он возвращался рано утром, воровато оглядываясь, когда один из следящих заметил, что на длинном кинжале у его пояса плохо очищенные потёки крови... Больше его никто не был намерен терпеть, поэтому толпа сожгла его дом и преступник был изгнан в горы без припасов. Там он и сгинул... Вот только его неупокоенный дух бродит в этих горах и продолжает собирать жатву. Горе тому, кто осмелится в одиночку заночевать в горах, потому что тогда он попадёт в лапы к призраку... Теперь он собирает только души, а жертв находят с отрубленной головой... И ничто не может остановить его, Хозяина гор... Такова легенда, я слышал её от своего деда, а тот от своего и так далее. Первый же рассказчик был живым свидетелем этих событий", — так белка закончил свой мрачный рассказ и оглядел своих слушателей. Мышонок дрожал не то от холода, не то от страха. Заяц же не принял всё всерьёз:"Ну и что, это просто древняя страшилка, такие могут напугать зайчат, но не меня, солдата Дозорного отряда!" Белка неодобрительно взглянул на него, но сдержался. И тут в горах раздался дикий смех и вопль отчаяния. Все трое вскочили и обнажили длинные кинжалы, заняв круговую оборону у костра. Из белой мути показалась тень оказавшаяся песцом с окровавленным горлом. Ужас стоял в его глазах, устремлённых в одну точку. Похоже бедняга держался из последних сил. Он упал у ног белки и прохрипел:"Он тут, он пришёл за мной, вас тоже заберёт Хозяин гор!" С этими словами песец испустил дух. Даже храбрый горец почувствовал, как холод прошёл по жилам, а от хвастовства зайца не осталось и следа — он дрожал, как осиновый листок. Но несмотря на это все они двинулись во тьму к тому месту, откуда прибежал песец. К своему облегчению, заяц нашёл в снегу что–то острое, похожее на камень, со следами свежей крови. "Хех, я ж говорил, что нет никакого Хозяина гор, парень просто неосторожно упал на камень", — проговорил он. Мышонок тоже почувствовал облегчение и попытался изобразить хвастливое выражение на морде. Белка же наклонился к камню, осмотрел его и тихо пробормотал, надеясь, что его никто не слышит:"Да нет, это не камень... Сталь я всегда отличу. А упасть горлом точно на кинжал невозможно..." Постояв у «камня», звери развернулись и пошли на место своей стоянки, случайно не заблудившись в метели. Песца они похоронили в снегу, вырыв неглубокую ямку. Белка настоял на немедленном продолжении путешествия, и зайцу с мышью пришлось подчиниться. Вскоре они преодолели перевал и оказались в шаге от цели своего маршрута. А вслед им раздавался дикий хохот, несущий только смерть...

Маймо шагал по пыльной тропинке, вьющейся среди зеленых холмов, когда его слух уловил шум крыльев сокола. Вобщем-то шагал он уже давно и издалека, кажется, что долгие сезоны прошли с тех пор, как мышонок покинул стены из красного песчаника и отправился по дороге, ведущей на север. В пути было много трудностей и лишений, но удача была всегда на стороне Маймо. Сегодня же опасность могла стать смертельной. Мышонок обернулся к небу, и увидел пернатого хищника, падающего к нему с растопыренными когтями. Бросив в его сторону заплечный мешок с пожитками, Маймо со всех лап бросился от дороги к ближайшему холму, склон которого покрывали скалы, как грибы старый пень. Сокол с птичьим ругательством отшвырнул обрывки мешка и ринулся вослед. Мышонок мчался так, как никогда в жизни, сердце у него от страха выпрыгивало из груди. Вот уже вблизи скалы странной формы, Маймо ныряет в расщелину, слыша как за спиной сокол ударяется о камень, скребя когтями. Мышонок стоит прижавшись к бугрисой стене, острые углы упираются ему в худую спину через парусину рубахи. Сокол ходит перед расщелиной, ругаясь и проклиная Маймо: хищник обломал о скалу два когтя. Но пролезть в щель он не может. Поэтому Маймо, измотанный смертельной погоней, вначале садится, чтобы унять дрожь в коленях, а потом и засыпает. -Эй, вставай, Май! Бал через пять минут! -расталкивает кто-то мышонка и тот вскакивает, протирая глаза. * * * Маймо вскакивает, протирая глаза. Он лежит на скамейке в слабоосвещенном, прохладном и очень большом погребе. Сам мышонок оказывается одет в фартук и поварский колпак. А тот кто его будил- добродушно улыбающийся молодой горностай, тоже в поварском облачении. -Эк тебя разморило, ничего не узнаёшь! -улыбнулся он, видя как Маймо озирается по сторонам. -Я ж твой друг Дуф! -А, ммм, да... -промямлил Маймо. Что случилось, где он? Как сюда попал? Мышонок решил не подавать виду и ничему пока не удивляться. Все это время Дуф не стоял на месте, а то переминался то чуть не приплясывал, будто внутри него было все на пружинках. Видя, что друг наконец проснулся окончательно, горностай начал болтать не переставая. Прямо сечас должен был начаться бал, который ждал весь замок (замок Лорда Витиуса Горностая), туда было приглашено множество гостей из самых дальних уголков страны. Всем-всем дозволялось присутствовать, в том числе и поварятам, к которым относились Маймо с Дуфом. (Станем поварами- тогда и нам можно будет станцевать!) По словам горностая, это самое незабываемое зрелище, и если они опоздают, то многое потеряют. * * * Дуф бежал, таща за лапу вслед за собой мышонка. Выскочив из погреба в просторную кухню, полную сверкающих медных кастрюль, они, не останавливаясь, побежали дальше, по каменному коридору, освещенному светом, льющимся сквозь витражи стрельчатых окон. Они бежали сквозь анфилады и комнаты, мимо залов с колоннами, гобеленами и фресками, поднимались по величественным лестницам. В конце одной из полутемных лестниц, Дуф вдруг откинул портьеру, и друзья заскочили в помещение, полное света. * * * Друзья заскочили в помещение, полное света. Маймо огляделся, и у него перехватил дух. Они очутились на балконе, на высоте второго этажа, в огромном зале, потолок которого удерживали тонкие ажурные колонны. Одна из стен зала полностью состояла из огромных окон с витражами, изображающими историю рода Гопностаев. Свет, падающий сквозь стекла, окрашивал все в золотистые, красные, желтые, зеленые, синие цвета. По периметру трех стен располагались балконы и скамьи, а у центра витражной стены стоял трон, где восседал сам Лорд Горностай, одетый в великолепный лазоревый камзол и бархатную мантию. Повсюду, где только было можно, располагалось множество зверей, как хишников так и нет, жители замка и гости, пришедшие издалека. Лорд поднял лапу и все замолкли. -Начинаем Бал! -возгласил он. * * * Дальнейшее слилось для Маймо в один чудесный хоровод: веселый танец белок из какого-то дальнего леса, марш ежей, полька крыс и хорьков... Мышонку, не видевшему доселе ничего даже отдаленно похожего на танец, казалось это чудом. Группы зверей вставали со скамей и вступали в танец друг за другом, постоянно сменяясь. Мелькали лапы и хвосты, шляпы, плащи и подолы юбок. Музыка играла вовсю, музыканты извлекали из своих инструментов что-то невообразимое. Маймо сидел, открыв рот от удивления, а Дуф от волнения уронил свой поварский колпак с балкона. * * * Но то, что запечаталось у мышонка в памяти больше всего, был танец дворян-горностаев. Музыка сменила ритм с разудало-веселого на нажный, мелодичный и прихотливый Да, это было не непринужденное веселье простых жителей леса, а элегантное развлечение аристократии. Все в них, казалось, проникнуто холодной утонченностью. Движения кавалеров и дам элегантны и плавны, как полет снежных хлопьев в метель. Да, такие танцы у горностаев-аристократов..Взмахнув пушистым хвостом, кавалер вызывает даму на танец, он -в блестящем мундире, с эполетами и золотым шитьем; она — в платье с воланами и кринолином, с прической, украшенной перьями. Томно и элегантно приобняв друг друга, кавалер с дамой парой выходят в зал, пары движутся обгоняя друг друга, то семеня лапами, то делая элегантные па. Пары расходятся, прямо в танце меняются партнерами, сходятся вновь... Как снежная метель, как ожившие цветы, как полет бабочек- так это выглядит. * * * "Как ожившие цветы, как полет бабочек..." -думал Маймо, идя по коридорам замка рядом с беспрерывно болтающим Дуфом. Все вопросы казались неважными, он мог думать только о прошедшем бале. Под каменными сводами уже были зажжены факелы, освещающие путь. Но Маймо не обратил на это внимание. Он шел вперед и вперед, даже когда закончились факелы, он шел вперед, в темноту. Очнулся мышонок тогда, когда неожиданно споткнулся о какой-то камень. Он стоял в какой-то пещере или развалинах, в своей обычной одежде. За спиной был его заплечный мешок. В лучах утреннего солнца что-то сверкнуло под лапами. В пыли, в расселине между древней кладкой, лежал кусок цветного стекла. Маймо поднял его и посмотрел на солнце. На красном фоне виднелась голова горностая в короне, а на фрагменте ленты, изображенной выше, золотыми готическими буквами значилось: "ЧЕРЕЗ ГОД".

Полдень Сейчас полдень. Жаркий, знойный полдень. Солнце проливает свои горячие золотые лучи на потрескавшуюся землю, лишая ее последних капель влаги. И укрыться не где. Светило как раз в зените, и деревья почти не отбрасывают тени, которая только дожидается усталого путника. Листья все сухие и ломкие, стоит только неудачно сжать – и от них останется лишь прах. Трава выгорела и приобрела буроватый оттенок. Птицы не поют, потому что им жарко. Солнце не щадит никого. Жарко всем. Даже рыбам, которые скрываются в толще воды. Скоро и этих водоемов не будет. Скоро солнце не оставит на земле ничего. Растения умрут и сгниют, деревья иссохнут и превратятся в труху, звери и птицы погибнут от жажды и высокой температуры. А солнце все еще будет нестерпимо жарить, пока земля не сдастся и сама не станет превращаться в гниль. И жара спадет еще не скоро. Хотя наверняка никто не знает. А он всего лишь маленький мышонок, который бессилен перед засухой. И сейчас он сидит у окна в своей комнате и смотрит на погибающий сад аббатства. И думает о том, что даже такие умудренные опытом головы, как Мордальфус, Констанция, Джесс и Матиас не знают, что делать. И нынешний защитник Рэдволла, юный Маттимео, не знает. Не знает и его мать Василика, и жена Тэсс. Не знает и семейство Черчмаусов, не знают звонари Ролло и Синтия, не знает винодел Амброзий Пика, не знает барсук Орландо Секира. Не знает его дочь Аума, не знает белка Сэм, не знает юный ключник Юб, его семья и десять сестер. Не знает сестра Мей, не знает брат Дан и не знает брат Руфус. Не знает Бэзил Олень и его приемный сын Щекач. Не знают бывшие рабы Малькарисса, не знают повара, лекари и экономы. Не знает летописец Тим и его предшественник Джон. Никто не знает. Они все герои. Они принимали участие в сражениях, вели за собой войска, совершали подвиги и опасные задания. Они прошли через горы, овраги, негостеприимные южные земли и подземелья. Они бились со змеями, с крысами и другими хищниками. Они носили у пояса меч Мартина и возвращали его назад, к гобелену, где его место. Они приносили с битв шрамы и гордились ими, выставляя напоказ и рассказывая, где и когда получили их. Они чистили свои доспехи, проводя лапой по зарубкам и царапинам, полученным тоже в какой-то славной сече. Их прославляют на всю Страну Цветущих Мхов. Их чествуют, их уважают и считают примером подражания. Они с достоинством кивают, когда их провожают на бой. Ведь они – герои. Их знают все. А мышонка, который сидит на стуле у окна? Кто-нибудь разве знает о нем, кроме сердобольной сестры да друзей по комнате? Разве кто-нибудь из них – великих воинов, хоть раз подошел к нему, сказал хоть одно доброе слово? Нет. Им это не надо. У них есть более важные задачи, чем здороваться со всякой мелюзгой, которая так и норовит нашкодить. Им все равно, прав ты или виноват – если провинишься, то накажут обоих. И не так обходительно объяснят им, как детям летописца Джона или Матиаса Воина. С ними будут строже и неестественнее. Впрочем, хоть одно слово-то скажут. Но хотя бы однажды кто-нибудь спросил у него, или того тихого и задумчивого, как он сам, ежонка, или у кротика, который боится собственной тени, как он себя чувствует, что он любит, где его кроватка, кто его обижал и есть ли у него мама. Хоть раз!.. Но надо ли им это? Они – герои, и этим почти все сказано. Им не до каких-то малышей. Им нет дела до их страхов, до того, что они выглядят бездушными созданиями в глазах тех, кто когда-то пытался их о чем-то спросить и не получил ответа. А такое мышонок помнил. Отлично помнил. Это было несколько сезонов назад, но обида и разочарование не дают ему забыть. «Он подошел к Матиасу Воину. Тогда и этот поступок считался везением: воин все время занят, и отыскать его, не то что поговорить, было удачей. Робко потянув воителя за полу длинного одеяния, мышонок поднял глаза. Матиас обернулся. «Что случилось, малыш? Тебя кто-то обидел?» «Нет… А можно спросить…» «Конечно можно». «А вы не…» «Погоди, малыш. Вон идет Амброзий, нам нужно на пруд…» Мышонок попробовал что-то сказать, но Воин махнул лапой: «Подожди… Потом, потом…» Он удалился, оставив мышонка с невообразимым разочарованием на мордочке…» С тех пор он даже не пытался заговаривать с ним. Другие малыши тоже пробовали, просили дать им подержать меч, но всегда получали отказ или просто отговорку. Даже потрогать алебарду Орландо было запрещено. И мышонок перестал верить в благородство воинов. Вот все они, эти взрослые… Они пытаются решить проблему. Они не знают, что делать, а он знает. Ответ на этот вопрос самый простой, который только может быть. И, как будто снова вернувшись на несколько сезонов назад, он наивно побежал вниз, в Большой Зал. Там как раз собрались старейшины Рэдволла с аббатом, Матиасом, Маттимео, Джесс, Констанцией, Бэзилом и Орландо. Они обсуждали все способы того, где можно брать воду и как защитить растения от жестоких лучей солнца. Вбежав на всех парах в Зал, мышонок остановился. Он оказался прямо перед собравшимися. Джесс повернула к нему голову. - Ты потерялся? Тебя проводить, малыш? Пора. Пора сказать им. Пора показать, что он, хоть и второстепенный герой после них, фон, декорация, тоже что-то да значит. - Нет. Я знаю, что надо делать! Его голос такой тоненький, такой писклявый! Он так волнуется, так дрожит!.. - Что же? – поинтересовался один старый еж. Малыш не заметил улыбки, прячущейся в его усах. - Жить, - просто ответил мышонок. Бэзил взял его за шиворот и поставил на пол у входа. - Это не место для шуток и игр, малыш. Иди, веселись у себя. Мышонок не знал, что он чувствует. Это не гнев, не злость, не обида. Это все вместе да еще с разочарованием и пренебрежением. Это презрение. - Я все равно был прав! – закричал он, и слезы потекли по его щекам. Заяц нагнулся, чтобы погладить его, но мышонок оттолкнул его лапу и побежал к себе. *** Прошла неделя. Мышонок сидел у себя в комнате, глядя на капли дождя, струйками стекавшие по стеклу. Было свежо и прохладно. - Я все равно был прав, - прошептал мышонок тучам. За окном не прекращался дождь, который пришел сам и дал новую жизнь всем им.

Поздно конечно, но даже для того, чтобы записать уже придуманное, требуется вдохновение. Эта история звучала под треск камина и шелест свечи на Зимней Сказке. Пусть так и называется... Зимняя Сказка В маленьком домике уютно горел камин. Языки пламени разгоняли вечерний сумрак, и на стене плясали тени. Казалось, они играют какую-то им одним понятную пьесу. Было тихо, и только скрип пера нарушал эту тишину. Сидящий за столом зверь удовлетворенно вздохнул, и размашисто дописав последнюю цепочку формул, бросил перо на стол. С минуту он сидел неподвижно, и на морде его было то выражение, которое бывает только у тех, кто закончил долгую работу. Потянувшись, зверь повернулся к входной двери. - Приличные звери стучат, перед тем как зайти. Невежи входят без стука. Почему же ты уже четверть часа стоишь у меня под дверью? - Если бы я постучала четверть часа назад, что бы ты сделал? - Прогнал, сославшись на занятость! – не задумываясь, ответил старый лис и рассмеялся. - Входи. Дверь открылась, и Серая Кошка вошла, отряхиваясь от набившегося в шерсть снега: - Благодарю за приглашение. Признаюсь, ждать снаружи было прохладно. Лис посмотрел на снегопад за окном и снова повернулся к гостье: - Кстати, почему там снег? Мне не привыкать, конечно, но кажется странным… - Многим нравится, когда все остается как при жизни. Впрочем, я могу устроить лето прямо сейчас, если хочешь. - Нет уж, спасибо. Я пробовал работать летом – это совершенно невозможно. - И над чем же ты работаешь? Старый труд тебе продолжать нет смысла? - Да. Он сейчас в камине… Уже месяц, кстати. Упорно отказывается гореть – кажется, его мне удалось сделать бессмертным. - А новый? - Я хочу доказать, что добро больше зла по абсолютной величине. - Получается? - Пока нет. Очень сложно подобрать четкие формулы. Жизнь отвратительно неточная штука. - Послушай, ты не когда не хотел писать мемуары? Многим летописцам твои воспоминания показались бы интересными. - Мне казалось, что здешние летописцы предпочитаю лично общаться с участниками событий. - Все те, кого ты прогнал на прошлой неделе, и были летописцами. - А… Я все равно не буду заниматься такой ерундой! У каждого есть свое дело – если математик полезет в историю, получится сплошная чушь. - Но все же, одну историю, я попрошу тебя записать. - Меня? - Да. Я почему-то не могу оставлять записей. А твои, как видно не горят. Старый лис, вздохнув, поднял перо… Далеко-далеко, за Северными горами жила семья диких котов. Они не были великими вождями, или завоевателями. Глава семьи был умелым плотником, и продавал свои изделия в ближайшей деревушке. Его жена воспитывала двоих котят – брата и сестру. Все они были похожи – серый мех, серые глаза... Только у брата глаза были пронзительно голубые - словно зимнее небо. Семья жила дружно, и ничто не нарушало их покой. Беда случилась зимой, когда ветер с востока принес на своих крыльях страшную, и до того неведомую болезнь – болотную лихорадку. Детей болезнь не тронула, но и отец, и мать заболели в один день. Чего только не делали брат с сестрой, чтобы помочь родителям! Они отправились за помощью в деревню, но никто из ее жителей не смог найти лекарство. Лечебных трав зимой почти не было – только старые запасы, но и они не помогали. Тогда котята решили обратиться к старой лисе. Лиса жила отшельницей, в маленькой хижине на окраине леса. В деревне ее не любили, и считали ведьмой. Но на самом деле она была неплохим зверем. Когда котята прибежали к ней со своей бедой, она, захватив с собой сумку с целебными настоями и травами, заспешила к домику плотника. Старуха долго хлопотала вокруг больных котов, но вышла от них с мрачным выражением морды. Стоявшие под дверью котята поняли – чуда не случилось. - Да, дело их худо, - грустно сказала лиса. - Ведома мне эта хворь, и нет от нее спасения. Услышав это, брат с сестрой заплакали и начали выспрашивать у знахарки – неужели нет никакого средства? Лиса на мгновение замолчала, но все же ответила: - Слыхивала я, да то не быль, и не небыль – сказка, что в детстве мне мать шептала. Есть мол, средство от болезни лютой у царицы зимы – Белой Кошки. А живет она на самом Севере, за двумя лесами, на холме высоком, в замке ледяном. А коли зверь не приглашен туда, то ему этот замок вовек не сыскать. - Мы сыщем, - коротко сказала сестра, и брат кивнул, в подтверждение. Долго отговаривала их старая лисица, но поняла, что это бесполезно – так сильно хотели котята спасти своих родителей, что не страшны им были ни холод, ни путь долгий, ни сама Белая Кошка, если только есть такая на этом свете. Тогда сказала лиса, что останется в их домике, и все сделает, чтобы дождались коты помощи от детей своих. Сердечно поблагодарили котята старуху и отправились в путь. Долго шли они по заснеженному лесу. Непростым был тот путь: ветер то обжигал их морозом, то толкал в спину, то застилал глаза снегом, сбивая с дороги. Но брат и сестра, словно не чувствовали его. Сильнее всех козней ветра было их желание спасти отца и мать. И к утру следующего дня ветер отступил. Уставшие, но полные решимости продолжать свой путь, во что бы то ни стало, они вышли к берегу замерзшей реки. Вдруг они услышали какой то странный звук. Прячась за кустами, котята приблизились к его источнику. Им оказалась маленькая лисичка, с белоснежной, словно сугробы вокруг, шубкой. Она, нацепив на лапы коньки, самозабвенно скользила по замерзшей воде, так, будто танцевала какой-то особенный танец. В одном месте, в реке бил горячий ключ. На этом месте была полынья, и лисичка, сама того не замечая, оказывалась все ближе и ближе к ней. Одно неосторожное движение – и хрупкий лед подломился, увлекая ее в ледяную воду. Не сговариваясь, брат и сестра бросились ей на помощь. Осторожно, на животах они подползли к краю полыньи, и, проломав лед до берега, вытащили лисичку. Спасенная тепло поблагодарила котят, но на предложение взять один из их плащей, ответила отказом. Оказалось, что холод ей не страшен. Ведь ее имя – Поземка, и она состоит в свите Белой Кошки! В благодарность за спасение, Поземка пригласила наших героев во дворец своей хозяйки. Она взяла их за лапки, взметнулись юркие снежинки, а когда они улеглись, взору котят открылось зрелище поистине чудесное. На заснеженном холме, сверкая в лучах зимнего солнца, стоял ледяной дворец. Брат и сестра поднялись по длинной лестнице, и очутились в тронном зале. Стены, потолок, пол – все было украшено тончайшими ледяными кристаллами самых изящных форм. Они переливались и сверкали так, будто тысяча звезд в одно время спустилась с неба. На высоком троне, в самом конце зала сидела Белая Кошка. Мех ее был подобен горному снегу, на ее плечах была белая мантия, на голове сиял венец. Взгляд ее был ясным и пронзительным, как морозный воздух. - Кто вы, и зачем пришли сюда? – спросила она. Котята молчали, оробев перед строгим взглядом царицы Зимы. Их выручила Поземка – ничуть не боясь своей суровой повелительницы, она выскочила вперед, и рассказала о том, что произошло на реке. Белая Кошка слушала внимательно, но смотрела при этом не на лисичку, а на брата и сестру. Когда Поземка замолчала, брат, набравшись смелости, сказал: - Прости нас, что незваными мы пришли в твой дворец. Болезнь наших родителей привела нас к тебе. Сказала нам старая лиса, что есть у тебя средство, которое может победить болотную лихорадку. - В моем дворце не бывает незваных гостей. Если Поземка позвала вас, значит вы заслужили это. Что касается лекарства… Увы, но у меня больше нет его. Это средство – Ледяной Цветок. Он действительно был у меня, но много сезонов назад я подарила его Черному Коту, привратнику Темного Леса. А он не из тех, кто возвращает подарки. Брат опустил голову, но сестра смотрела прямо в глаза Белой Кошке, чувствуя недомолвку. Помедлив, хозяйка ледяного дворца продолжила: - Я рада была бы помочь вам, но в последнее время мы с Черным Котом не ладим. Однако, если у вас хватит смелости отправится к Вратам Темного Леса, чтобы самим поговорить с ним – я помогу вам сделать это. Врата Темного Леса! Истории, одна страшнее другой ходили об этом месте. Котята переглянулись. Затем они перевели взгляд на Белую Кошку. В этом взгляде был и ответ, и новый вопрос. - Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Один из моих ветров – лис Буран, готовится сейчас последовать в свой последний полет, чтобы его место занял новый, молодой ветер. Когда час Бурана пробьет, Черный Кот появится перед ним, чтобы проводить к Вратам. Лишь на мгновение! Вы должны успеть схватится за полу его плаща – тогда вы перенесетесь вместе с ним. Но помните – я ничем не смогу вам помочь там. Я даже не знаю, вернетесь ли вы, и можно ли вообще оттуда вернуться. Готовы ли вы рискнуть? Ответ прозвучал тихо, но метель подхватила слова, а ледяные своды прозвенели, - «Готовы!» Проводить наших героев вызвалась Поземка. Указав на нужную дверь, она встала перед котятами: - Боюсь я, как бы не приключилось с вами беды какой. Черный Кот зверь не злой, но и не добрый. Он всегда себе на уме. На прощание лисичка вложила в лапы котят по маленькой льдинке: - Не бойтесь, они не растают. А вот если растаяли – значит, тот, кто говорит с вами, скрывает что-то, или обманывает вас. Сказала так Поземка, пожелала удачи – и умчалась, точно ветер ее унес. Брат и сестра вошли в комнату Бурана. Старый лис недвижно лежал на ледяной постели, укрытый снежной периной. Только успели котята притаиться за спинкой кровати, как настала мертвенная тишина. Над умирающим ветром мелькнула тень, и появился Кот, такой черный, словно сама ночь запуталась у него в шерсти. Черный Кот взмахнул своим плащом над Бураном и повернулся, чтобы исчезнуть. В тот же миг брат и сестра отчаянно рванулись и уцепились за край его плаща. В их ушах засвистел ветер, перед глазами все замелькало, казалось, будто они бегут напролом по темному, ночному лесу. Котята в ужасе зажмурились, но только крепче вцепились в плащ. Внезапно ветер стих, и они робко открыли глаза. Перед ними раскинулся прекрасный сад. Повсюду, куда бы не бросили они свой взгляд были цветы: весенние и летние, осенние – все они цвели в одно время, словно сезонов не существовало для них. Влажный воздух был полон ароматов, которые причудливо переплетались и дурманили разум. Едва придя в себя, котята услышали голос: - Что вам нужно в моем саду? Черный Кот внимательно смотрел на незваных гостей. Его голос звучал не сердито – скорее устало. - Ледяной Цветок, - повторил Кот, выслушав рассказ брата и сестры, - Да, он растет в моем саду. Идемте. И он повел котят через бесконечные цветочные коридоры, к небольшой ледяной горке, которая почему-то не таяла, несмотря на царящее вокруг лето. На вершине горки рос невзрачный на первый взгляд цветок. Голубовато-серый, он был похож на потухшую звездочку. Но стоило Черному Коту сделать шаг в сторону и дать дорогу солнечным лучам, как все изменилось. Цветок засверкал, будто и, правда, был сделан изо льда. - Вот он. Можете сорвать его, если хотите, - Черный Кот выжидающе посмотрел на своих гостей. - Правда? – не веря своим ушам, спросила сестра. И не успел Привратник кивнуть в ответ, как она почувствовала, что льдинка, которую ей дала Поземка, растаяла. - Стой! – крикнула она брату, который уже протянул лапу к желанному лекарству. Кошечка внимательно посмотрела в глаза Черному Коту: - Вы ведь не рассказали нам что-то… Что будет, если мы сорвем цветок? - Хорошо, - ответил Привратник и тяжело вздохнул. - Я отвечу тебе. Тот, кто сорвет цветок в моем саду, чтобы забрать с собой, когда придет его час, не попадет в Темный Лес. Он должен будет занять мое место, и стать Привратником. А мне наконец-то будет дарован покой. - И вы хотели обмануть нас, чтобы… - сестра задохнулась от гнева. - Ни тебе, ни твоему брату не понять меня. Это вечная боль и вечная тоска. Это ненависть и проклятия. Это поклонение, которое еще хуже ненависти. Это обвинения, которые я не в силах опровергнуть, и вина, которую я не могу не чувствовать. Я устал… Впрочем, это уже неважно. Теперь, зная правду, рискнете ли вы сорвать его? Молчание. Ни один звук не потревожил мертвенную тишину сада. - А вы сами не можете сорвать его? – робко спросил брат. - Могу, но в этом не будет никакого смысла. Цветок поможет вашим родителям, только если сорван тем, кто действительно хочет спасти их. Вы проделали этот путь, вы добрались до Ворот Темного Леса. Решайте, кто из вас сорвет Цветок. Вы можете отказаться от него, и я верну вас домой. Но знайте – тогда я отправлюсь с вами. Котята вздрогнули. Они прекрасно поняли, что означают эти слова. - Я сделаю это! – хором сказали они. Да, расплата была страшной. Но мысль о том, что их путь был напрасен, была гораздо страшней. Оставалось решить, кто возьмет на себя проклятие… Брат и сестра спорили долго. Черный Кот, не вмешиваясь, стоял рядом, немигающим взглядом следя за их разговором. - Цветок должен сорвать я! – в очередной раз сказал брат и повернулся к Привратнику. – Вы сможете вернуть нас домой? Мы должны успеть спасти маму и папу… - Да, - ответил Черный Кот, и по меху котенка скатилась ледяная капля. Льдинка растаяла… Он повернулся к сестре, чтобы предупредить ее, но поздно – она стояла, бережно держа в лапе Ледяной Цветок. Не мешкая, Привратник взмахнул плащом, и свет померк. Засвистел ветер… Котята стояли на полянке, перед своим домом. - Зачем… зачем ты сделала это… - беспомощно спросил брат. - Я же старше, - улыбнулась сестра, чуть виновато. – И я за тебя отвечаю. - Но он снова обманул нас... – сказал котенок и крикнул. – Цветок! Ледяной Цветок, который его сестра продолжала держать в своих лапах, съежился и померк. Его лепестки больше не сверкали, он вновь стал серым и невзрачным, и теперь даже зимнее солнце не могло оживить его. - Да, я обманул вас, - раздался из пустоты голос Черного Кота, - ни один из моих цветов не может сохранить своей силы, за пределами сада. Если бы я сказал вам правду, вы бы никогда не согласились сорвать его. А я так устал… Этот грех я заберу с собой. Прощайте… И - до встречи. - Нет… нет… - кошечка бессильно опустилась на снег. Брат аккуратно взял цветок из ее лап, и прижал к груди. Из его глаз катились слезы. Он стоял, молча, наклонив голову, словно прощаясь с ушедшей надеждой. Слезы капали, скатываясь по увядшим лепесткам. Сестра не знала, что ей теперь делать. Все было напрасно: их путь, ее жертва… Она подняла глаза и изумленно вскрикнула: - Смотри! Цветок в лапах ее брата оживал. Серые лепестки его снова голубели, он стремительно распрямлялся, вновь становясь похожим на маленькую звездочку. Кошечка подбежала к брату, и обняла за плечи. Он, улыбаясь, поднял на сестру глаза. Серые, как и у нее. Ледяной Цветок, настоянный на талой воде... Старая лиса не ошиблась – и вскоре, родители котят пошли на поправку. Они счастливо прожили еще много сезонов, вместе со своими детьми. Котята выросли. Брат стал плотником, как и отец, и не было в тех краях мастера, столь же умелого и трудолюбивого. Сестра его, уже взрослая Серая Кошка, была целительницей. Она многому научилась у старой лисицы и спасла немало жизней. Один из побегов, оставшихся сухим, сохранил в себе семена, которые дали всходы. Теперь у подножия гор росли маленькие цветы, способные бороться со страшной болезнью. Говорят, что когда пришел Серой Кошке срок покинуть подлунный мир, и Черный Кот явился к ней, долгим был их разговор. Но Серая Кошка простила его, и ему первому отворила Врата Темного Леса, даровав долгожданный покой. В саду у Серой Кошки множество прекрасных цветов. Их аромат очаровывает, их красота пленяет. Попав в этот сад, хочется навсегда остаться там, и бродить, бродить по его дорожкам, наслаждаясь покоем. Увы, это невозможно – рано, или поздно всем, кто попадет туда, придется продолжить путь. Как знать – может впереди их ждет другой сад, еще прекраснее? Никто не задерживается надолго в этом саду. Лишь Серая Кошка вольна гулять по нему, страдая от одиночества. В саду у Серой Кошки множество прекрасных цветов… Лишь двух цветков вы не найдете там. Один из них – тот, что всегда расцветает последним, и всегда увядает до срока. Но речь сейчас не о нем. Есть цветок, невзрачный на вид, лишь горное солнце способно оживить его. Если увидеть его на рассвете, когда солнце освещает его бледно-голубые лепестки, можно поклясться, что он прекрасней неба. Ледяной Цветок, сокровище Северных Гор.

Алхимик нетерпеливо потирал лапы, в его слезящихся красноватых глазах бушевал огонь безумия. Скоро, совсем скоро труд всей его жизни будет окончен! В горне пылало странное синеватое пламя, позвякивали тонкие стеклянные трубочки, прихотливо извивавшиеся вдоль стен лаборатории, в колбах и ретортах булькала и пузырилась менявшая цвета и оттенки жидкость. Труд всей его жизни, великая тайна, над которой бьются все алхимики мира и которую сможет решить только он один! …Сложнее всего было достать ингредиенты. Но решимость первооткрывателя гнала алхимика вперёд, сквозь бессонные ночи и факелы погромщиков. Он собирал орехи в заповедных лесах Крашеных, спускался на самое дно разменявших тысячелетие винных погребов в поисках драгоценной синей плесени, нырял в овраги за колючим репейником и редкими травами. Порой приходилось разрывать могилы ради свежей головы мертвеца, или ползать по канавам у красилен, набирая в глиняный кувшин едкие разноцветные жидкости, или взбираться на крыши мануфактур, чтобы заполнить холщовый мешок зловонным зелёным дымом, валившим из труб. Его считали сумасшедшим, мальчишки швырялись камнями, матери прятали детей, когда он проходил мимо. Стражники дубасили его древками алебард, толпы рвались громить лабораторию, в трёх городах он был приговорён к пожизненному изгнанию за колдовство…Трудный путь. Алхимик подкинул в колбу пригоршню толчёной тли и продолжал вспоминать… Минералы, растения, мох – всё шло в ход! Некоторые вещества было относительно несложно достать, но некоторые, самые главные…О некоторые! Он беседовал с капитанами заморских кораблей на белых от соли причалах, сулил немыслимые деньги наёмным головорезам, обращался за помощью к Гильдии воров. Покупал, выменивал, крал…Три одуванчика и стручок сои, горный хрусталь и голова мертвеца, скорлупа кокосового ореха с далёкого Юга и ложка квашеной репы…Очень трудный путь! В дождливую погоду на бедре алхимика до сих пор ныли огромные шрамы, оставленные когтями почтенной матушки-барсучихи в тот момент, когда она, наконец, поняла, что именно хочет от неё этот странный зверь в прожжённом кислотой балахоне. Другие были сговорчивей… Последняя капля – птичье молоко с расплавленной медью – и дорога пройдена! Жидкости забурлили, пламя в горне взметнулось до потолка, помещение заволокло плотным серым дымом…Потирая лапы и вглядываясь в туманную пелену, алхимик улыбался. Великая тайна, над которой бились презренные глупцы и невежды, разгадана! В его тигле остывал готовый продукт, цель всех поколений алхимиков в мире. Наконец-то он сможет отомстить тем, кто когда-то изгнал его из родного дома! Наконец-то придёт час сладкой мести всему свету! Его творение станет причиной ссор, убийств, религиозных войн, революций, расколов на долгие века, на тысячелетия. Из-за этого жёлтого вещества даже лучшие друзья будут рвать друг другу глотки, брат пойдёт на брата, нежные любовники сцепятся в жестокой драке. Даже тысячу сезонов спустя, когда весёлый ветер уже развеет по свету последнюю частичку праха коварного чародея, то, что вышло из его лаборатории, заставит зверей сойтись в жарком поединке, которому не будет конца никогда-никогда…В тигле лежал сыр.

Это просто маленькая праздничная зарисовочка, она не претендует на звание фанфика или рассказа, это просто то, о чем захотелось написать. Вообще, наверняка, многие уже знают о снегоежиках, так пусть и остальные узнают. Итак, с Днем Середины Зимы! Повесь о Снежных Ежах «Более суровой зимы на своем веку я и не припомню. Жуткий холод пробирает до костей, а постоянные метели не дают выйти из надежного укрытия: дверь сторожки заносит каждый день. Конечно, не всякий зверь вообще захотел бы выбираться из теплого уютного домика с камином и чашкой ароматного чая, но мне все-таки не по себе находиться в сторожке одной. Иногда меня выручает моя работа, летопись аббатства, но больше всего я радуюсь усталым путникам, которые ищут защиты от холода и одиночества среди этой ужасной зимы в нашем аббатстве. Я с радостью принимаю их у себя, грею, откармливаю, усаживаю в кресло у очага, а сама усаживаюсь рядом, на табуретке, со свитком и пером в лапе и расспрашиваю о невероятных приключениях и дальних краях. Все записать не удается, но все же самое интересное мне удалось собрать и записать здесь, в Повести Зимних Вьюг.» ------------------------------------------------------ Молоденькая мышка Треффи захлопнула за собой дверь. Отдышавшись, она огляделась: в сторожке было темно, чувствовался сквозняк, и было очень тесно из-за обилия стеллажей, полок и шкафов, заваленных всевозможными свитками, книгами, картами и прочими бумагами. «Усами клянусь, в этой дыре сезонов двадцать не убирались!» - подумала она. Но делать было нечего, и ей пришлось браться за дело. Сперва она отодвинула ящики и коробки из дальних углов комнаты, а валявшиеся на полу свитки положила на стол. Взяв тряпку, она решительно смахнула пыль с подоконников, а потом принялась за помывку полов. Закончив с первыми этапами уборки, она огляделась. «Это ж надо было так захламить жилище, сестренка!» - вздохнула Треффи. Но она не привыкла унывать, тем более раз она делала это для своей сестры. Мышка уже порядком запыхалась, прежде чем принялась за шкафы со свитками. В каком порядке древние записи должны были лежать она понятия не имела, поэтому, стараясь не особо нарушать закономерность нынешнего положения бумаг, она просто раскладывала их более аккуратно. Все шло как по маслу, сторожка вновь принимала вид жилого помещения. Мышка пододвинула к шкафу табурет и, забравшись на него, принялась за верхние полки.Треффи, не переставая разбираться в бумагах, мысленно представила, как будет счастлива ее сестренка, увидев, какую работу она проделала для нее. Мышка улыбнулась. Да, она не будет ничего ей говорить до самого Дня Середины Зимы, а когда наступит время, она завяжет сестре глаза и осторожно отведет в сторожку. Там будет все чисто, убрано, Треффи обязательно зажжет камин и принесет мятного чая с лепешками. Все будет сделано в лучшем виде! И ее старшая сестра, Эмма, уж точно останется довольна. Треффи очень хотелось обрадовать сестру. Бедняжке Эмме столько всего пришлось пережить за эту зиму: ужасная болезнь подкосила трудолюбивую летописицу, и та провела практически месяц в лазарете строгой сестры Маргаритки. Треффи проводила все эти дни у кровати больной, читала ей летописи прошлых лет, старалась чем-то помочь лекарям, но этого было мало для нее. Мышке так хотелось обрадовать сестру. И вот она нашла выход. Превратить творческий беспорядок, который царил на рабочем месте у Эммы, в уютное тихое местечко предложил аббат, и Треффи тут же поддержала идею, отказавшись, правда от чьей-либо помощи. Она должна была сделать это сама, для сестры. Вдруг раздался тихий стук в окно. Треффи повернулась. Никого видно не было. Тогда мышь подошла к двери и, приоткрыв ее, позвала: - Эй, кто здесь? Ей ответил ветер новым холодным порывом и Треффи, пожав плечами, захлопнула дверь. Затем она вернулась к работе и к своим мыслям. Эмма всегда была опорой и поддержкой для Треффи. Когда хищники убили их родителей, Эмма, преодолев все препятствия, пришла в Рэдволл с маленькой сестренкой и обратилась к настоятелю за помощью. Наверно, тогда была такая же суровая зима, как и сейчас. Рэдволльцы с радостью приютили малышей, но Эмма по-прежнему чувствовала на своих плечах ответственность за младшую сестру. Она научила Треффи писать, читать, всегда защищала ее и поддерживала. Став летописицей аббатства, она погрузилась в работу, но не забыла о сестре. Времени на уборку сторожки у нее не было, потому что все ее время отнимали летопись и забота о Треффи. Внезапный стук в окно заставил Треффи вздрогнуть. Она тут же повернулась к окну, но перед ее взором предстала та же картина: на улице никого не было видно. - Эй вы, шалопаи, хватит мне мешать, я тут не чай пью, а делом занимаюсь! – крикнула мышка, уверенная, что это диббунам не сидится на месте. Бум! Резкий громкий звук на крыше застал Треффи врасплох и она, покачнувшись на двух ножках табуретки, потеряла равновесия. -Аааа! – мышка с грохотом упала на пол. Стараясь за что-то ухватиться в полете, она случайно смахнула свитки с полки, на которой разбиралась. – Да чтоб вам пусто было! – воскликнула мышка с обидой в голосе. Она так тщательно раскладывала эти свитки, а теперь неизвестно, в каком порядке они лежали. Она сгоряча сжала в кулак один из свитков и глубоко вздохнула, стараясь не расплакаться. Ее сестра всегда была сильной и самостоятельной, а Треффи сама даже подарок ей сделать как следует не может. Посидев несколько минут с поникшей головой среди разбросанных свитков, мышка решила вновь браться за дело. И тут взгляд ее упал на свиток, зажатый в кулаке. ------------------------------------------------------------- «Однажды ночью ко мне постучался странный гость. Это был еж средних сезонов, в легкой тунике и с худеньким шарфом. Он был весь покрыт инеем, но когда я, взмахнув лапами и воскликнув «Вы же, наверно, замерзли ужасно!», побежала разогревать воду, он улыбнулся и сказал: «Не стоит, мне всего-то и нужно, что прохладного чаю с печеньем да ночлег». Я спорить не стала и, накормив гостя, который, кстати, представился какКобб, по обычаю предложила ему сесть у камина и рассказать о себе. Но он и тут повел себя странно и сел у окна, на самом сквозняке. На мои опасения, что он может простудиться, он только головой покачал. Но вот от рассказа он не отказался и, выпив две чашки чая и поставив третью остужаться к окну, поведал одну странную историю. Здесь я ее записываю с несколькими изменениями, так как Кобб постоянно отвлекался на лирические отступления о красоте зимней природы и о том, что звери, заперевшись в своих теплых домиках и испугавшись холода, совершенно не замечают этого чуда. А еще гость часто проверял свой чай и постоянно жаловался, что он как следует не остыл. - Случилось как-то странная история на моем пути. Забрел я на побережье Западного Моря, как раз что у горы Саламандастрон. Зима тогда была, скажу я вам, гораздо холоднее этой, а у моря чувствовалось все ее величие. Огромные глыбы льда плавали в воде, разбиваясь с треском и звоном о прибрежные камни. То были тревожные колокола Зимы, как сказал бы поэт. А видели ли вы когда-нибудь снежные бури на море? Клянусь всеми снежинками, более странного явления в жизни не сыщешь! Брызги ледяной воды и мельчайшие крупинки льда сливаются в единое целое и, будто меч самой природы, обрушиваются на заблудшего странника. Да, и от этого-то меня и спасли славные зайцы Саламандастрона. Милейший капитан Остроух устроил меня в одной из комнат зайцев Дозорного Отряда и передал. Что владыка-барсук разрешает оставаться мне здесь хоть до конца зимы. Я воспользовался гостеприимством лорда, да как же не согласиться пожить среди такого веселого и дружелюбного народа, как зайцы? Особенно я сдружился с капитаном Остроухом, его женой, Ландышом и сынишкой их, Элбертом. Славный малый, скажу и вам, веселый, а что главное – любознательный. Хотя любознательность не всегда приводит в удачам, даа… - Тут мой гость на долго замолчал, прикрыв глаза. Сначала я подумала, что он пытается припомнить те далекие дни, а потом мне показалось, что он и вовсе заснул .Но он вдруг встрепенулся и принялся рассказывать дальше: - С миссис Ландыш мы часами просиживали на кухне у окна, выходящего на море. Эта добрейшей души зайчиха была ответственной за грядки и очень переживала из-за одного странного факта: той зимой совершенно не было снега. Как-то я забыл упомянуть об этом в самом начале, да. И без того не слишком плодородная саламандастронская земля промерзла насквозь и вряд ли бы смогла принести какой-нибудь годный урожай. Бедная Ландыш, она очень переживала из-за этого. А тут еще у зайцев стали происходить странные дела: то на стул младшего сержанта подложат желудь, то исчезнет кусок сыра из кладовой, то не пойми из чего у двери Горы появляется снеговик. Но вот однажды все эти шалости неизвестного разбойника перешли все границы. Как-то раз лорд-барсук, уже объявив о начале трапезы, вышел из кухне, чтобы проверить, заперты ли окна. Все зайцы были на кухне и дружно жевали вкусный обед жены Остроуха. И вот, вернувшись, владыка обнаружил у себя на тарелке лишь большой желудь, на котором углем была начерчена улыбающаяся рожица ежа. Зайцы в один голос заявили, что ничего не видели и удивление их было вполне искреннее. За меня же поручился Остроух, так как, хоть на желуде и был нарисован еж, я тут был не причем, потому что все это время мы с Остроухом и Элбертом обсуждали подарок для Ландыш на ее день Рождения. Итак, после этого случая владыка поручил зайцам глядеть в оба и искать нарушителя спокойствия, предположительно ежа. Я же старался не мешать им. – тут, как я вспомнила уже в последствие, мой друг Кобб улыбнулся. – Так прошла вся зима, тихо спокойно, лишь изредка жизнь зайцев тревожила новая шалость хитрого шалопая. Пару раз он повторялся, вновь подкладывал кому-то на стул желудь. И самое удивительное, что все попадались! Как-то он подбросил в обувь зайцам шишки и сухие веточки, а в другой раз подменил соль на сахар на кухни. Но в принципе его шалости оставались безобидными и никому жить не мешали, иногда даже забавляли. Но вот пришла весна, снег не стаял, так как его не было, но в воздухе стало заметно теплее, а по утрам, на рассвете пели первые птицы. Я почувствовал, что мне пора уходить. Зайцы очень привязались ко мне, да и я к ним, честно признаться тоже. Когда все приготовления для дороги были проведены, капитан Остроух сообщил мне, что Дозорный Отряд вызвался меня проводить до самых дюн. Я обрадовался, а потом обрадовался еще больше, узнав, что это будет первым заданием Элберта, которого только в прошлом году приняли в Отряд. Я с трудом попрощался с Ландыш и, чтобы не показать подступившись к горлу слез, предпочел поскорее отправиться в путь. Весело болтая с зайцами, мы тронулись в путь. Элберт шел впереди, гордо подняв голову и воображая, что защищает нас всех, невинных и беззащитных, от невидимых врагов. Но потихоньку природное любопытство возобладало над его напыщенной серьезностью, и он отстал, отвлекаясь то на букашку, то на причудливую тень куста. Я ушел вперед, слушая о секретных тропах Дозорного Отряда, и не заметил, как зайчонок отстал. Когда мы все спохватились, его уже не было видно. Мы повернули назад и спустя час поисков нашли его, мирно посапывающего на камне, пригретом весенними лучами. Мы не стали его будить, так как сами валились с лап от усталости, а вместо этого устроили привал и перекусили. Как только мы закончили, Элберт сам проснулся и рассказал, что ему приснился удивительный сон. Ему снилось, что он видел странного зверя. Это был еж, совсем еще диббун, но только необычный еж, а весь белый. Кажется, таких зверей еще альбиносами зовут. Так вот он показался из-за камня, а как увидел Элберта, рванул наутек. Хотя тут же остановился как вкопанный и прищурился. Зайчонок осторожно подошел к нему и, протянув лапу, спросил: -Я Элберт, а ты тот самый разбойник из нашей Горы? Еж усмехнулся. - Ха, так тебе все расскажи да покажи. – ежик повернулся спиной к Элберту, но тут же, видимо передумав, подошел к зайчонку и спросил: - А ты веришь в Снежных Ежей? Рассказывая об этом, Элберт постоянно кутался в свой походный плащ, хотя было довольно тепло для первых весенних дней. - Я мало о них знаю, но взрослые говорили, что это злые зимние духи, - повторил Элберт свои е слова из сна. – А когда я был совсем маленьким, нас пугали, что, мол, если долго сидеть на снегу, то тебя украдут Снегоежики к себе в холодную страну. А ты веришь? - Да ка-ак тебе сказать… - протянул еж.- Я не верю в то, что они духи. Знаешь, я ведь знаю нескольких Снегоежиков. И на самом деле им не весело живется-то. Все думают, что они лишь ведения посреди зимней ночи, и никому в голову не приходят, что они такие е звери, как и все. Наверно, для того, чтобы почувствовать себя ближе к остальным зверям, они и творят всякие шутки и, например, крадут у владык пирожки. – Тут странный зверь отряхнулся, и из его иголок посыпались снежинки. Хочу вам напомнить, что то была совершенно бесснежная зима. Элберт внимательно слушал, а меж тем проголодался и решил разделить с новым знакомым трапезу. На двоих они быстро разделили ежевичный пирог и яблоки. От горячего чая ежик отказался. - Ну, спасибо тебе за угощения, приятель. – Еж встал и потянулся. – Пора и мне в дорогу. Ждут меня друзья. - А кто твои друзья? – с любопытством спросил зайчонок? -Даа, соплеменники мои. Ладно, бывай! – с этими словами странный еж задорно улыбнулся, и вдруг чихнул. Элберт сказал, что помнит, как повсюду разлетелись снежинки, и все вокруг стало таким красивым и снежным, и воздух наполнился миллиардами переливающихся пылинок, а где-то далеко послышался сказочный перелив волынок. – И тут вы меня разбудили! – с негодованием воскликнул зайчонок. Вот какую историю рассказал нам Элберт, чтобы я вам ее рассказал, а вы в свою очередь еще кому-нибудь. И пусть все поверят в чудо. Ну после этого я распрощался с зайцами и направился вперед. Тем меня ждали друзья. Я записала все точно, ничего не исправляя, как и подобает летописцу. Мистер Кобб переночевал у нас и наутро отправился дальше, как я его ни упрашивала остаться на праздник. На прощание он сказал: -У вас здорово, но мне ора, меня ждут. Запомните, меня зовут Кобб Снежная Иголка, и прошу, не пугайте малышей Снежным Ежами. Они же вовсе не страшные. Да, будет что почитать в Пещерном Зале во время празднования Дня Середины Зимы. Ведь давно у нас уже сложилась традиция рассказывать друг другу сказочные истории в этот праздничный вечер. *клякса*, летописица аббатства Рэдволл, что в стране Цветущих Мхов» ----------------------------------------------------------- Треффи отложила свиток и закрыла глаза. Вдруг в дверь постучали. Мышка поднялась, подошла к двери и спросила: -Кто там? Опять пошутить решили? В ответ послышался тихий знакомый голосок: -Эй, сестренка, это ты? Открывай, а то я околею тут и снова заболею, да-да. Это была Эмма. Мышка тут же отворила дверь и впустила сестру. Та выглядела отлично и была совершенно здорова. Мыши обнялись а потом, смеясь, пустились танцевать по тесной сторожке, то и дело натыкаясь на свитки и столы. - Ах, Эмма, я так хотела к твоему приходу тут разобраться, но не успела. Просто меня. Но я так рада, что ты теперь в порядке! Слушай, я тут один интересный свиток нашла. Ты знала, что Снегоежики… - Подожди, Треффи. Давай ты лучше после праздника расскажешь. Мне кажется, столы уже накрыты , и нам пора в Пещерный Зал! Мышки, укутавшись в платки и шерстяные плащи, направились к Главному Зданию. По дороге Эмма сквозь завывание ветра рассказала Треффи, что собралось такое количество гостей, какого ни один праздник не видел. - А еще,- говорила она, - пришло племя ежей из Северных Земель, представляешь, они совсем белые! А еще говорят, они отлично поют. То был замечательный праздник. Столы ломились от явств, чего на столах только не было. И пироги, и всевозможные сыры, в особенности ореховый сельдереевый, и салаты из овощей и фруктов, и печеная рыба, и грибы под арахисовым соусом, и соленья. А напитки, какие там были напитки! Все были счастливы, и долго доносился смех из Пещерного Зала, где звери со всей Страны Цветущих Мхов праздновали День Середины Зимы и до самой ночи слушали Снежных Ежей их снежные истории.

сть те, кто верят в самые обычные чудеса – карточные фокусы, например. Самые необычные чудеса случаются в Новогоднюю ночь. Но есть и такие, которые считают это всё глупостью. Такие, как мышонок по имени Эрик. И вот сейчас, в Новогодний праздник в аббатстве Рэдволл, он, сидя в окружении малышей, слушал Новогодние истории, которые рассказывал старый еж-аббат Бэррил. Очередная история была про Ежа с Замерзшими Иголками, который в Новый Год приносил подарки и клал их под ёлку. Когда история подошла к концу, и малыши восхищенно зааплодировали. Лишь один Эрик, покачав головой, хмыкнул: -Глупости это всё. Подарки под елку кладут взрослые, чтобы не огорчать малышей… Возмущенный возглас, который издали маленькие обитатели Рэдволла, не дал ему договорить. Малыши кинулись на Эрика и стали его колотить своими лапками, крича: -Ты всё врешь! Еж существует! Еще немного, и они бы покалечили его, но тут раздался громкий голос аббата: -Тихо! Успокойтесь! Эрик, если ты сейчас не успокоишься, то пойдешь в постель! Эрик вскочил и смерил всех недовольным взглядом. -Ну и пойду! Я докажу, что этого дурацкого Ежа не существует! Аббат покачал головой, но не остановил мышонка. Когда тот скрылся из виду, он обратился к белке сестре Шанталь, летописцу. -Что нам с ним делать? Такими темпами он превратится в какого-нибудь разбойника, да и малыши тоже перестанут верить в чудо. -Нужно сделать так, чтобы он поверил, - ответила Шанталь, попивая земляничную шипучку. -Попробуем, - ответил аббат, подмигнув белке. *Я докажу! Обязательно докажу, что его нет!* - думал Эрик, лежа в своей кровати. Ему не спалось. Он думал о Еже, и что подарки под елку в Новогоднюю ночь кладут взрослые. *Тогда надо их поймать!* Мышонок вскочил, обув ноги в тапочки, и направился вниз, в Большой зал, где стояла шикарная Новогодняя елка. Внизу было пусто. Праздник закончился, и все ушли спать. Эрик решил спрятаться под стол, откуда хорошо была видна елка, и стал ждать. Около часа ничего не происходило, и мышонок уже решил уходить, как вдруг он увидел свет со стороны елки. Тихо, чтобы его не увидели, он выглянул из-под стола и расширил глаза от удивления. *Не может быть!* Возле елки, в красном плаще и с большим мешком в лапах, стоял Еж с Замерзшими Иголками. Да, имя оправдывало его. Действительно, иголки у него были покрыты инеем. Эрик уже собирался было с криком «Поймался!» выскочить из-под стола, но вдруг Еж исчез. Мышонок так и замер с открытым ртом. -Что ты тут делаешь? – раздался голос у него за спиной. -Сестра Шанталь, я видел! Я видел его! -Кого? – удивленно спросила белка, осматриваясь вокруг. Пусто. -Ежа с Замерзшими Иголками! Он стоял там, возле елки, у него с собой был большой красный мешок, откуда он вытаскивал подарки! – переполненный эмоциями, Эрик вскочил и ударился головой об стол. – Ой! -Осторожнее надо быть, - покачала головой сестра Шанталь, гладя мышонка по голове. -Иди спи. Утром разберемся. Впервые за всю свою жизнь Эрик послушался и ушел спать. Сестра осталась стоять в зале, глядя на портрет Мартина Воителя. -Неужели он поверил, Мартин? Внезапно она почувствовала чье-то присутствие рядом с собой, но вокруг было пусто. Встряхнув головой, она пошла в свою келью. Утром, когда радостные малыши разбирали подарки, Эрик рассказывал аббату Бэррилу, сестре Шанталь и другим о том, что видел ночью. Малыши восхищенно смотрели на мышонка. В этом время Шанталь тихо обратилась к аббату: -Это Вы переоделись в Ежа? – спросила она, глядя на Бэррила. -Нет, сестра, в эту ночь я крепко спал и забыл про то, что хотел сделать. -Значит он правда существует… - протянула белка, посмотрев на Эрика, который уже в третий раз повторял историю о своих ночных приключениях. -А вы сомневались?